Текст книги "Преступление"
Автор книги: Ирвин Уэлш
Жанр:
Контркультура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
Над Рэем пронесся еще один пылающий, пронзительно кричащий комок, пролетел над коньком крыши, обрушился на тротуар, покатится, подпрыгивая... Леннокс не оглядывался; он бежал прямо к автобусной остановке, к бело-бордовому даббл-деккеру. Лес Броуди дал исчерпывающий ответ на его вопрос.
20 Семинар по продажам
Леннокс сворачивает на междуштатное шоссе номер 75. Над мангровым болотом роится удушливый туман. Скорость почти сто миль в час, «фольксваген» угрожающе позвякивает. Леннокс торопится в отель в аэропорту Майами, на тренинг. К цели ведет Аллея Аллигаторов.
Он читал о мужчинах (главным образом полных придурках), которые посещают семинары, на тему «Как познакомиться с женщиной». Им в помощь разработан целый арсенал поведенческих и ситуационных подходов – операционный анализ, нейролингвистическое программирование, а также популярная и псевдопсихологии. Большинство участников подобных сборищ просто хотят увеличить удельный вес на рынке секса: законченные лузеры с идеей фикс, они пытаются обойти свою робость с женщинами, вызванную социальным статусом. Другие рассматривают женщин не как цель, а как средство; цель же – соревнование, бахвальство, не изжитая со времен средней школы привычка вести счет сексуальным достижениям – как действительным, так и воображаемым.
Для отдельных, наиболее склонных к крайностям представителей таких групп сам драйв, получаемый от интрижки, обмен приемами и перечисление побед очень скоро теряют актуальность. Психологические заморочки не для них, озлобленных жертв насилия, у которых душевная травма осложнена желанием отомстить, причем желание – с ложным вектором. Они – коршуны, держатся стаей, цель их существования – находить и клеить уязвимых матерей-одиночек с детьми препубертатного возраста.
Так называемый семинар – сборище педофилов, из которых как минимум один – полицейский. Леннокс стал полицейским, потому что ненавидел агрессию. Обнаружил, что полицейский институт, как и все остальные институты, агрессии не чужд. Юношеские иллюзии рассеялись. Во всем мире люди вроде Диринга норовят прикрыться значком блюстителя правопорядка, чтобы получить свою порцию власти. Леннокс не в Силах был их остановить, вот и стал циничным, и почти опустился до них.
Только праведный гнев, подвигший Леннокса начать крестный поход против извращенцев, не давал жестокости, неизбежной в отделе особо тяжких, раздавить его. Только алкоголь и кокаин помогали Ленноксу быть с волками по-волчьи, расшифровывать вой на должном эмоциональном уровне; они же, Обеспечивая понимание природы насилия, мешали Ленноксу Насилие практиковать. От физической подготовки, в Ленноксовом случае кикбоксинга, толк был лишь во времена, когда Леннокса хватало на три тренировки в неделю. А потом чужие кулаки в боксерских перчатках были отнесены к разряду раздражающих факторов, законсервированы, сведены к нулю, исключены из жизни, отражены, как удары.
Над головой вертолетные лопасти методично шинкуют воздух, Леннокса бросает в дрожь. Прожектор ощупывает шоссе, идет по следу. «Ну не мог же Диринг...» Нет, шум тает где-то над парком Эверглейдс, самой большой незаселенной и лишенной дорог территорией в Штатах. Конечно, у людей в вертолете другие задачи в этих буйных зарослях – фотографировать, искать наркодилеров, нелегалов, террористов или просто граждан неприемлемого поведения.
От намеченной на сегодня зоны поисков до города, не знающего компромиссов, расстояние не больше, чем способна покрыть пластмассовая тарелка-фрисби. Рэй Леннокс, перемещенный шотландский полицейский, знающий, что теперь придется менять работу, сворачивает на парковку отеля «Эмбасси». Семинар час как начался. По сравнению с мрачной функциональностью аэропорта Майами дворик отеля, декорированный розовым мрамором и золочеными листьями, фонтанами и колоннами, представляется Ленноксу этаким корпоративным раем. Растения столь разнообразны, посадки столь тщательно спланированы и содержатся в столь маниакальном порядке, что Ленноксовы напряженные глаза воспринимают садик как глянцевую картинку, обработанную в фотошопе. Леннокс смотрит на стенд, почти видит, как белые пластиковые буквы на черном бархате складываются в надпись «ПЕДОФИЛЬСКИЙ СЕМИНАР».
КОНФЕРЕНЦИИ В ОТЕЛЕ «ЭМБАССИ» АЭРОПОРТА МАЙАМИ:
Четверг, 12 января
ДЖОУНС БОАТЯРД ИНКОРПОРЕЙТЕД
Конференц-зал «Палм-Бич»
8.00 – 17.00
ЯРМАРКА ВАКАНСИЙ АЛЯ ВЫХОДЦЕВ ИЗ ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ-2005
Крыло «Ки-Ларго», залы 3 и 4 10.00 – 20.00
ТРЕНИНГ ДЛЯ ДИЛЕРОВ «СОНИ ЭЛЕКТРОНИКС»
Верхний Атриум
11.00—13.00
«САНДАНС МЕДИА»
Аудитория «Бинини» 15.30 – 21.30
«ФЬЮЭР НЁРСИНГ РЕВЮ»
Аудитория «Бискейн» 15.30—16.30
ПЕРЕЖИВШИЕ САМОУБИЙСТВО
Крыло «Ки-Ларго», зал 2 19.00 – 21.30
СЕМИНАР ПО ОПТИМИЗАЦИИ ПРОДАЖ
Крыло «Ки-Ларго», зал 1 20.00 – 23.30
Ки-Ларго. Леннокс вспоминает фильм, Хамфри Богарта и Лорэн Бэколл[22]22
Имеется в виду фильм 1948 года, в российском прокате – «Риф Ларго».
[Закрыть]. Просит девушку на ресепшене показать, где в «Ки-Ларго» находится зал 1. Повадками и осторожной, Несколько искусственной улыбкой девушка напоминает Труди до такой степени, что от ее жеста в сторону лестничного пролета Леннокс испытывает острое, не ей адресованное возбуждение. Спешит вверх по лестнице, попадает на промежуточный этаж, приоткрывает дверь с надписью «Ки-Ларго». На звук сторожко поворачиваются головы, Леннокс оглядывает зальчик. За СТОЛОМ пятеро. Диринг отсутствует; присутствующим, судя да загнанным взглядам, есть что скрывать. Леннокс входит, останавливается напротив стола.
– Я сюда попал?
Мужчина в очках, лет за тридцать, потный, несмотря на кондиционер, внимательно смотрит на Леннокса.
– Простите, мистер...
– Леннокс. А где наш друг Диринг?
Я – Майк Хаскинс, – представляется мужчина. – Никакого Диринга здесь нет. – Он сдвигает очки на лоб и смотрит в брошюру. – Боюсь, мистер Леннокс, ваше имя тоже не значится в списке.
– Конечно, не значится. Я только хотел, чтобы вы передали Дирингу...
Хаскинс водружает очки на нос и меряет Леннокса взглядом.
– Наверно, вы ошиблись дверью. Здесь проходит заседание переживших самоубийство.
– Ох... Разве это не первый зал «Ки-Ларго»? Мне нужен семинар по продажам... – запинается Леннокс.
– Это «Ки-Ларго», зал номер два, – терпеливо объясняет Хаскинс. – А первый зал – напротив.
– Простите... виноват. – Леннокс выскакивает в холл.
Хватает ртом воздух, берет себя в руки, решает не лезть напролом. Пусть открытие достанется полиции. Леннокс заглядывает в зал напротив. Тут куда просторнее. Выступающий возится со слайдами. Ленноксу видны восемь затылков, образующих полукруг. Поворачивается только один педофил, прищурившись, смотрит на Леннокса, переводит взгляд на выступающего. Леннокс прикрывает дверь. В коридоре прикидывает: да, этого он уже видел, в Саут-Бич, в баре «Два очка» и в клубе «Миопия». Рядом с типом из клуба другая знакомая фигура. Этот не обернулся, но сомнений быть не может: спина в джинсовой куртке принадлежит Лансу Дирингу.
Леннокс поспешно прячется за стульями. Отсюда все хорошо слышно.
– Итак, джентльмены, что я делаю, когда получаю наводку? Ничего. Сижу тихо и занимаюсь планированием. Выясняю о клиенте все, что только можно, и лишь потом предлагаю продукт. Первоначальный продукт не является воплощением ваших потребностей и ожиданий. Это ключевой момент: первоначальный продукт полностью подгоняется под потребности и ожидания клиента. Лишь когда клиент у вас на крючке, можно начать думать о модификации его поведения.
По нервам бьют знакомые интонации – Ланс Диринг подает голос с места:
– Старый пес знает: самые жирные, сочные блохи ловятся на мокрый язык, а не на острый зуб.
– Аминь, – подытоживают за столом.
Леннокс слышал достаточно, чтобы понять: открытое противостояние ни к чему не приведет; вдобавок никаких признаков полиции, значит, Чет вряд ли поднял тревогу. Однако у Леннокса есть вещественные доказательства, Чет и Джонни. Он решает ехать к Робин, пусть педофилы пока языками чешут.
Вдруг раздается звонок – сейчас будет перерыв на кофе. За звонком следуют скрежет отодвигаемых по вощеному полу стульев, кряхтение и довольные возгласы мужчин, подуставших усваивать полезную информацию. Леннокс, вместо того чтобы бежать к выходу, спешит в уборную, закрывается в кабинке, садится и ждет. Входят двое. Леннокс слышит, как струя мочи бьется о давно не чищеный керамический писсуар.
– Как дела, Тигр?
– Порядок.
Тигр. Леннокса бросает в пот, кровь пульсирует в голове, будто сердце расположено на месте мозга. Леннокс спускает воду, выходит из кабинки, становится к умывальнику. Рядом один из педофилов моет руки, второй все еще мочится. Леннокс бросает взгляд на бейджик, пришпиленный к отвороту пиджака: «К.Т. О’Хара». Мужчина крупный, щекастый, с добродушной улыбкой. На пальце обручальное кольцо. С виду типичный отец семейства. Часто в отлучках, пашет на ниве продаж, зарабатывает детишкам на колледж. Что за женщина вышла за это чудовище, что за женщина спит с ним в одной постели? Неужели ни о чем не догадывается? С чего бы ей догадываться?
Здоровяк сует руки под электросушилку, уже в дверях поддразнивает своего коллегу, который теперь пристроился к умывальнику рядом с Ленноксом.
– Смотри, Тигр, шоколадное печенье без тебя съедят.
– Кто бы сомневался. У наших аппетит на зависть, – ухмыляется Тигр, демонстрируя здоровяку, уже в спину, ряд зубных коронок.
Жирные черные волосы, узкий и длинный, как у ящерицы, рот, плоский нос, бейджик с подтверждением – «Дж. Д. Клемсон». Леннокс представляет Клемсона заказывающим коктейль для Робин. Видит его наедине с Тианной...
Леннокс закидывает руку за спину, вроде как почесать лопатку, делает шаг Клемсону. Подонок поднимает глаза, натягивает непонимающую улыбочку. Леннокс разворачивается и бьет локтем прямо в сальное рыло. Раздается смачный хруст, сопровождаемый воплем, на белый умывальник капает кровь. Леннокс оказывается позади Клемсона, хватает его за загривок, опускает на умывальник, бьет, еще и еще. Хрустят зубы и кости, Клемсон обмякает в Ленноксовых теперь не чувствующих боли руках, уже не кричит, а издает булькающие стоны.
– Запомни это мгновение, – произносит Леннокс. – Потому что дальше будет гораздо хуже. Прежняя твоя жизнь кончилась. Тебя Бог только для этого и сотворил.
Леннокс разжимает пальцы. Окровавленный Клемсон сползает на пол, словно пьяный, цепляется за умывальник.
Тщетно – Леннокс бьет его ногой в рыло, Клемсон распластан на мраморном полу. Ленноксу трудно прекратить экзекуцию, для него это акт почти сакральный, но все же он оставляет Клемсона в покое. Впрочем, не раньше, чем к нему, как вспышка, приходит осознание – то самое, которое посещает каждого убийцу за секунду до того, как он становится убийцей, – осознание, что достижение цели гарантированно спровоцирует непоправимый сдвиг в психике.
Леннокс открывает дверь, выглядывает в тесный холл. Бешенство сменилось апатией, ощущение теперь, будто он сам себя видит во сне, повествование перескакивает с первого лица на третье – именно на этом этапе кошмар становится невыносимым. Леннокс выходит в холл. Минует «Ки-Ларго-2». Дверь притворена. Крадется мимо полуоткрытой двери в «Ки-Ларго-1», смотрит в пол. В «Ки-Ларго-1» пьют кофе, гул мужских голосов при Ленноксовом приближении не меняет регистра. Леннокс вдруг вспоминает о полиции: вдруг она уже здесь, вдруг была здесь, пока он мочил Клемсона? Леннокса бросает в пот. Он почти скатывается по ступеням, проскакивает ресепшен, успевает отметить фон в виде заунывной композиции «Кей Си энд зе Саншайн Бэнд», «Не уходи», бежит к зеленому «фольксвагену».
Леннокс мчится прочь от аэропорта, в очередной раз думает о том, что пережил Лес, прикидывает, справился ли бы сам он с подобным потрясением. Он – полицейский из отдела особо тяжких, у него есть доступ к базе данных насильников. Сколько раз Леннокс всматривался в фотографии в надежде опознать троих подонков из туннеля. Разум шутил с ним шутки: временами Леннокс готов был биться об заклад, что узнал того или другого – чтобы позднее увериться: нет, не он. Впрочем, Леннокс ненавидел всех насильников без исключения, всех и каждого из этой презренной касты. В его представлении сажать их и было единственным оправданием существования полицейского института. Всю систему для того и придумали – мстить законченным мерзавцам. Всю королевскую рать задействовали, потому что Леннокс объявил войну педофилам. Нет, Рэй Леннокс не полицейский – он охотник, он охотится на грязных скотов, и теперь, когда след взят, его не остановишь.
21 Карты раскрыты
Леннокс вдруг понимает: из-за рискованного и поспешного бегства от Диринга он перестал ориентироваться в Майами. Оказывается, с Калле-Очо, юго-запада Маленькой Гаваны, он повернул на восток и едет мимо кубинских пекарен и мебельных магазинов, возле которых прохлаждаются, болтают и курят старики небоскребы же деловой части города тают вдали.
Оранжевый цвет и слово «оранжевый» пульсируют в его мозгу. Стадион «Орандж-боул», оранжевая штукатурка на доме Робин. Леннокс притормаживает возле Музея латиноамериканского искусства, ловит юную парочку, спрашивает дорогу. Ему объясняют: надо повернуть налево на Семнадцатой авеню, на ум навязчиво и смутно приходит огромное футбольное поле в колледже. Поиски дома Робин в клубке однотипных улиц напоминают Ленноксу о поисках Нотменовых контактных линз на футбольном поле в Эдинбурге. Леннокс без толку нарезает круги, злится до разлития желчи. «Черная кошка в темной комнате, блин». Отчаявшийся, он уже готов биться о сигнал на руле, как вдруг из ряда зданий словно выступает оранжевый дом.
– Слава богу, – благодарно выдыхает Леннокс, паркуется на противоположной стороне улицы.
Однако выходить из машины не торопится. Осматривает «окровавленные пальцы, пульсирующие болью – так обычно болят зубы. Пока он кружил по Маленькой Гаване, с тылу снова подобралось уныние, характерное для чужака. Здесь он не полицейский. К счастью, на улице тихо, никаких намеков на присутствие полиции. Впрочем, полиция скоро появится либо по Четовой наводке, либо по горячим следам избиения Клемсона.
Леннокс собирается с духом, выходит из машины, давит на кнопки домофона (но только не на кнопку с номером квартиры Робин), кричит:
– Откройте – санэпидстанция!
Раздается щелчок, Леннокс врывается в подъезд. Взлетает по лестнице и барабанит в дверь квартиры, где был всего двое суток назад. Открывает взволнованная Стэрри. При виде Леннокса глаза у нее едва не выскакивают.
– Какого черта ты тут де...
Закончить фразу Стэрри не дано – Леннокс бьет ее лбом в лицо. Тошнотворный хруст и красный фонтан говорят о том, что он сломал Стэрри переносицу. Стэрри кричит, сгибается пополам, пятится, матерится по-испански. Сквозь пальцы одна за другой падают увесистые капли густой крови. Левой рукой Леннокс хватает Стэрри за волосы, вваливается в квартиру, бьет Стэрри головой о дверной косяк. Стэрри сползает на пол, остается лежать и стонать. Леннокс закрывает за собой дверь.
Из гостиной, прихрамывая, выбегает Робин, глаза у нее мокрые, красные.
– Рэй! Где Тиа? Она в безопасности? – Взгляд Робин падает на Стэрри, слова замирают на языке. —Что ты сделал?
– То, что должна была сделать ты или какая другая сволочь, причем очень давно. Кто еще в квартире?
– Никого... Что случилось? Где Тианна?
До Леннокса вдруг доходит: раньше он никогда не бил женщин, если не считать толстухи, которую пришлось осадить; дело было на вокзале Саут-Сайд, девица, вероятно, будучи под кайфом, откусила кусок уха какого-то болвана из числа дежурных. Нет, Стэрри не женщина, она грязная тварь, как Диринг и иже с ним.
– В доме есть оружие?
– Нет... – Глаза у Робин – хоть сейчас на Хэллоуин. Будто она плакала, потом вздумала воспользоваться подводкой для
век, а что сначала надо умыться, ей в голову не пришло. Леннокса тошнит: он чуть не переспал с этой женщиной; тошнота
усиливается при мысли о ее дочери и о собственной невесте.
Робин прижимает к груди кулачки.
– Где Тианна?
– Тианна в полном порядке. С моими друзьями. Что с тобой сделали? Где тебя держали, черт возьми?
– Это все Ланс... Он сказал, мои проблемы с наркотиками требуют посторонней помощи... вмешательства, – заикается Робин, застывает с открытым ртом, осознав бредовость утверждения. – Они же мои друзья... они знали, что для меня лучше.
Я...
Робин умолкает – исчерпала все аргументы. Ленноксу она представляется этакой фабрикой слез, ею владеет нелепое убеждение: если плакать достаточно долго, можно в конце концов исторгнуть самую причину боли. В отличие от типично мексиканского лица Стэрри, скуластого, с пухлым сочным ртом, который еще соблазнительнее становится в гневе, тонкие англосоксонские черты Робин в аналогичной ситуации скукоживаются, мельчают; в данный момент в ней что-то от крыски. Для нас англосаксов, проявления гнева неприемлемы, они нас уродуют; невозмутимая ироничность – вот что мы должны практиковать, приходит к выводу Леннокс. Черты Стэрри, напротив, мельчают от страха. Леннокс поднимает ее с полу, тащит в гостиную, сгружает в кресло.
– Что ты с ней сделал? – снова спрашивает Робин.
– Сама знаешь, что я сделал и почему. – Леннокс тычет в Робин пальцем, поворачивается к источнику сведений, скрюченному в кресле. – Дернешься – голыми руками задушу. Понятно?
Стэрри не без труда кроит презрительную ухмылку, держится за сломанный нос.
Леннокс делает шаг к креслу, лицо его искажено. – ПОНЯТНО?
Вспоминает проваленный допрос. Но сейчас перед ним не Хорсбург, а всего-навсего жалкая оболочка Стэрри, вымучивающая кивок. Леннокс идет в туалет, хватает измаранное полотенце, прежде чем бросить его Стэрри, прикидывает, кто и что им вытирал. Вспоминает о наручниках Робин, устремляется в спальню, вытаскивает наручники из тумбочки. Робин без конца ноет, создает фон. Леннокс приковывает Стэрри к батарее.
– Блин, горячо! – взвизгивает Стэрри; впрочем, полотенце приглушает звук.
– Ничего, потерпишь, – говорит Леннокс, глядя на Робин.
– Рэй, что происходит? – Робин нервно обирает катышки с линялой зеленой водолазки. – Где моя девочка? Ты к Чету ее
отвез?
– Я уже говорил, Тианна в порядке. И нечего мне тут спектакли устраивать. Я, Робин, один твой спектакль уже видел. – Леннокс достает из кармана диск.
– Ты записи нашел... – Робин непроизвольно поправляет волосы, Леннокс еле сдерживается, чтобы не наорать на нее.
«Она думает, я ревную! Вот дура! Решила, я это на почве ревности!»
– Да, нашел.
– Меня с Джонни Стэрри познакомила. Ему нравилось записывать на видео, когда мы... ну, когда мы были вместе.
Леннокс кивает, думает о парнях, мечтавших о карьере порнозвезд, – мечты прекращались одновременно с осознанием, что перед камерой не встает. Через пару поколений, по-видимому, вставать не будет без камеры.
– А потом он и Ланса задействовал – скулит Робин.
– Сука! Ланс – мой парень! – доносится приглушенное полотенцем шипение Стэрри.
Робин не реагирует.
– ...С каждым разом они все агрессивнее становились, просто как помешанные. Потом я узнала, что были и другие женщины, и другие записи.
– О да, были и другие, – язвит Леннокс.
Робин смотрит на Стэрри, полотенцем прикрывшую сломанный нос, подвывающую от боли, переводит взгляд на Леннокса.
– Рэй, кто ты? Кто ты такой? – Придушенные рыдания Робин сопровождаются судорожными сглатываниями – густая слюна в избытке поступает в пищевод.
– Обо мне позже, – отмахивается Леннокс. Сможет ли он когда-нибудь ответить на этот вопрос, так чтобы ответ удовлетворил его самого? – Ты смотрела эти записи?
– Нет, откуда?
– Некоторые из них были сделаны на Четовой яхте.
– Нет, – выдыхает Робин. – Нет! Нет! Не верю... Чет не мог... Где Тианна?!
Леннокс вставляет диск в плеер.
– Вот эту запись ты точно не видела.
– Что? Ты собираешься порно смотреть? Прямо сейчас? С какого перепу...
– Нет, смотреть будешь ты. Тебе надо знать, чего на самом деле хотят твои так называемые друзья.
Леннокс не в силах снова увидеть Тианну – он следит за реакцией Робин. Мелькают первые кадры. Слышится голос накачанной снотворным Тианны.
– Меня тошнит... Я хочу домой...
Увещевания Диринга:
– Все хорошо, деточка, просто расслабься...
– НЕТ! Боже... Нет! – У Робин грудная клетка ходуном ходит. Ужас неподдельный; теперь Ленноксу понятно – все совершалось без ведома Робин.
– Прости. – Леннокс нажимает на пульте «стоп». – Мне надо было убедиться, что ты не замешана.
– Что? Что ты имеешь в виду? Кто? – У Робин округляются глаза, она ловит ртом воздух, как рыба.
Стыд давит Леннокса, он не выдерживает, смотрит в пол.
– Вероятно, они давали Тианне какое-то седативное средство. Не на яхте, нет – скорее всего, в машине, когда отсюда
ехали, на Аллее Аллигаторов. – Леннокс поднимает взгляд. – Пока ты была в реабилитационном центре.
– Но я ведь оставляла Тианну со Стэ... – Робин осекается на полуслове, смотрит на кресло, на фигуру под полотенцем. – Не может быть... НЕТ! ЧТО ТЫ ДЕЛАЛА С МОЕЙ ДЕВОЧКОЙ, ТЫ, ГРЯЗНАЯ ТВАРЬ, СУКА ПОДЗАБОРНАЯ?!
– Робин, – продолжает Леннокс, – ты помнишь Винса, ну, того, с которым ты водила знакомство в Алабаме?
– Да, – еле слышно выдыхает Робин, сверлит Стэрри полным ненависти взглядом. Стэрри прикрывается полотенцем, как маской.
Леннокс стискивает руку Робин, переключает ее внимание на себя.
– Ты уехала из Мобила, чтобы отделаться от Винса. Уехала вместе с Тианной, поскольку знала, что Вине за птица? Тианна тебе все рассказала и ты ей поверила, так?
– Я... да... Винс говорил, что любит меня!
– Винс входит в организованную группировку педофилов; Ланс и Джонни – тоже. И Джимми Клемсон из Джексонвилля.
– Нет... разве такое бывает? – кричит Робин. Впрочем, судя по глазам, она уже поняла: бывает.
– Все дело в том, что они выслеживают матерей-одиночек, таких, у кого нет ни денег, ни дома, ни родных, зато есть дочь лет десяти-двенадцати. Информацией обмениваются главным образом через интернет – у них свой вебсайт, – но также и на своих сборищах, так называемых семинарах по оптимизации продаж. У меня имеется список, в интернете нашел. Они разработали целую стратегию, как передавать информацию другим педофилам. Эти же, в свою очередь, выслеживают указанную женщину, пытаются склонить ее к сожительству. Когда цель достигнута, педофил переключается на девочку. Если у матери появляются подозрения насчет истинных намерений своего любовника, тот просто исчезает, а домашний адрес, адрес места работы и прочее передает дальше, так что вскорости у женщины появляется новый любовник-педофил.
– О боже... – стонет Робин. Она закрыла ладонями лицо. – Моя Тианна... что я натворила... что они сделали с моей девочкой?
Ком в Ленноксовом горле обжигает, но Леннокс делает над собой усилие.
– Закон у них один – не рисковать. Сначала добейся доверия матери, только потом заводи дружбу с дочерью, только потом проявляй к ней интерес. Педофил играет в папочку, который так нужен ребенку, постепенно добивается эмоциональной близости, а там и физического контакта. Возьми меня за руку. Обними меня. Потом чмок в щечку. Потом подонок признается в любви, только просит держать это в тайне. И постоянно хвалит девочку, всячески подчеркивает, что она такая одна-единственная, вот девочка и верит, что между ней и «папой» особенные отношения, и в то же время проникается необходимостью не афишировать их, вообще никому ничего не рассказывать. И вот к чему это приводит. – Леннокс кивает на экран.
Из груди Робин вырываются тихие, горестные, ритмичные, всхлипы, глаза она все еще закрывает ладонями. Кажется, у нее даже поры расширились – будто специально, чтобы впитать всю грязь обстоятельств места. Внезапно Робин смотрит на Стэрри, в ее глазах безумная ярость. Стэрри замерла в неестественной позе, притихла, полотенце все еще на голове.
– ВКЛЮЧИ ПРОСМОТР, Я ХОЧУ ЗНАТЬ, ЧТО ОНИ СДЕЛАЛИ!
– Нет, – отвечает Леннокс. – Если хочешь увидеть больше – пожалуйста, смотри, только без меня. – Стэрри напоминает ему ястреба, на которого надели клобучок, чтобы заглушить инстинкты. – Педофилы практикуют круговую поруку. Не успела ты развязаться с Винсом в Мобиле, как твои данные уже были переданы им Клемсону из Джексонвилля.
– Я же не знала... Откуда мне было знать?
– Неоткуда. Едва ты заподозрила Клемсона, он связался с Джонни и Лансом из Майами.
– Жирный боров, – шипит Робин. – На Винса я бы никогда не подумала, но Клемсон... гребаный вонючий боров!
– Боров и есть. Таким образом, по мере того как твои любовники проявляют в сексе все больше агрессии, ты все чаще
думаешь: «Наверно, мужчинам только это и надо, может, я просто немного старомодная». И вот ты совсем одна, подруги и родня далеко. Зато с тобой эта блядь. – Леннокс кивает на Стэрри. – Она на них работает, а тебе внушает, что жизнь удивительна и прекрасна. Не успеешь заподозрить – а они уже получили от тебя что хотели. – Еще один кивок, на диск.
– Они меня вокруг пальца обвели, купили просто. Снабжали халявой: снежком, амфетамином, травкой, седативными...
– В тот вечер Стэрри затащила тебя в бар не просто так – там поджидал очередной извращенец. Если бы все пошло по плану, он бы стал твоим новым. Помнишь типа, с которым я повздорил?
Следует вымученный кивок и душераздирающее «ЗАЧЕМ?» в адрес Стэрри.
– Просто ответь: тебе-то это зачем?
Стэрри, ото всего изолированная окровавленным полотенцем, что-то бормочет по-испански, не иначе молитву.
– Она меня за педофила приняла, – продолжает Леннокс. – А потом, когда до дела дошло, сообразила, что лоханулась. Помнишь, она ведь сначала нас сводила, а потом стала с тобой соперничать за мое внимание?
– Я не могу поверить. Оказывается, все они... и Винс, и Джимми, и Джонни, и Ланс... все замешаны... – От внезапной
догадки глаза у Робин чуть не выскакивают. – И Чет тоже? Тианна сейчас у него?
– Нет, Тианна в безопасности. А с Четом другая история.
Он не педофил. Он несчастный вдовец. Ублюдки завели с ним дружбу, чтобы на яхту доступ иметь. Использовали его, как тебя. Ту же тактику применяли. Сначала стали ему приятелями. Диринг – он ведь полицейский, а Чет, как и большинство людей, полицейским доверяет. – Робин жадно ловит каждое слово Леннокса, он чувствует себя птицей, выкармливающей ненасытного птенца. – Показали Чету пару-тройку пикантных фильмов – приятели так иногда поступают. – При мысли
«приятели иногда делают еще кое-что» Леннокс чувствует тошноту. – А потом последовала фраза: «Мы сами любим кино
снимать. Можно, у тебя на яхте займемся?»
Несколько минут Робин не может ни слова вымолвить. Наконец столбняк отпускает, но она бормочет лишь одно:
– Моя девочка, моя девочка, моя девочка...
– Она сейчас в безопасности. Она сильная, очень сильная, – чуть ли не с гордостью произносит Леннокс. – И ей нужно – нам нужно, чтобы и ты стала вести себя как ответственный, сильный человек. Скоро здесь будет полиция.
Робин согласно трясет головой, однако при последующих Ленноксовых словах решимость сползает с ее лица.
– Чету нравилось любительское порно. Увидев в фильме тебя, он завязал с этим делом, больше записей не смотрел. Однако Ланс и Джонни совсем потеряли страх. Задействовали все более молодых женщин. А то и несовершеннолетних девочек. Чет уже не знал, как избавиться от визитеров, но к тому времени отношения его с Лансом и Джонни свелись к чистой воды шантажу. Чет – достойный старик, без отклонений. Он не хотел, чтобы власти или соседи по «Мангровому пляжу», сплошь уважаемые люди, узнали, с кем он якшается. Но Ланс и Джонни решили, будто им все дозволено. Джонни так вообще перестал осторожничать. Короче, они держали записи прямо на яхте.
Стэрри колотит наручником о батарею.
Леннокс глубоко вздыхает. Сжимает кулак, сам себя раздробивший. Как раньше не получается. Больше никогда не получится. Обломки костей неестественно, неправильно распределяются среди хрящиков и сухожилий.
– Чет обнаружил их вебсайт. Сайт, конечно, на обвинение не тянет, но там оказался список членов группировки и расписание семинаров. Их всего восемь человек, считая с Дирингом, сейчас они заседают в отеле «Эмбасси» или, что вероятнее, уже разъехались из Майами-Дэйд. А тема сегодняшнего семинара – это ты, Робин, и, пожалуй, еще несколько матерей-одиночек из Южной Флориды.
Робин выдыхает, обхватывает себя за плечи, раскачивается туда-сюда.
– Но почему же Чет?..
– Он хотел заявить в полицию. Собирался с духом, – мягко произносит Леннокс в ответ на незаданный вопрос – А еще
он копил вещественные доказательства: Диринг-то у нас полицейский, нельзя об этом забывать.
– Значит, Чет – мой друг...
– В определенном смысле, – кивает Леннокс. Ему вспомнилась фраза, столь любимая отцом: «Коварный враг лучше глупого друга». В следующую секунду полицейский в нем берет верх. – Как бы то ни было, Чет, пусть и неумышленно, содействовал педофилам. Ему придется ответить по закону. Робин снова закрывает лицо руками. Из-под пальцев вырывается хрип:
– Рэй, что я такого сделала?
– Ты стала жертвой конкретной группы подонков, – произносит Леннокс. До него опять доносится приглушенная грязным полотенцем испанская молитва.
– Но почему... почему именно я?
– Потому что у тебя десятилетняя дочь. Потому что твой сталь жизни делает тебя уязвимой. Подвергает опасности твою девочку и тебя саму.
– Но я же не плохая, – сама себя убеждает Робин. – Я просто...
Леннокс жестом велит ей замолчать.
– Я не собираюсь учить тебя жить, потому что я и сам примерно так живу. Принципиальная разница в том, что я не завел детей. Соберись, Робин, пока тебе есть что терять.
– Ты... ты из ФБР?
– Нет. Я из Эдинбурга. У меня отпуск. Я планирую свадьбу. Ты же в курсе.
Робин блуждает расфокусированным взглядом по комнате, натыкается на Стэрри, которая теперь выглядывает из-под полотенца, как из-под чадры. Робин щурится.
– Это ты все подстроила! Ты! – Взгляд на Леннокса. – Она меня ненавидит! Ненавидит, потому что у меня есть Тианна!
– Моего сына застрелили! Ему было всего шестнадцать! – стонет Стэрри.
– Твой Анхель сам со шпаной связался! Поделом ему! Из него бы все равно толку не вышло! – вопит Робин, и вдруг устремляется к Стэрри, сжав кулачки. Лишь когда она хватает огромную стеклянную вазу тигровой расцветки, Леннокс прикидывает, что лучше все же ее остановить.
– ПУСТИ! ПУСТИ МЕНЯ! Я УБЬЮ ЭТУ ГРЯЗНУЮ СУКУ!
Не так-то просто удержать Робин: бешенство внушило ей сверхъестественную для столь хрупкой женщины мощь. В конце концов Робин сдается, обмякает в Ленноксовых руках, дает отвести себя подальше от батареи и усадить на диван.
– Не волнуйся, Стэрри свое получит. – Леннокс устраивается на полу, берет Робин за руку. Его переполняет чувство