Текст книги "Супермен (сборник)"

Автор книги: Ирвин Шоу

Соавторы: Уильям Катберт Фолкнер,Синклер Льюис,Грант Моррисон,Эрскин Колдуэлл,Стэнли Элкин,Ринг Ларднер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Команды выстроились на сорокаярдовой линии йельцев, Спирс сразу же кинулся напролом и продвинул фронт атаки на шесть ярдов. Мяч снова достался ему – это был вспыльчивый южанин, не очень популярный, но иногда на него накатывало вдохновение, – он бросился в ту же брешь и был сбит, но на пять ярдов к лицевой линии все-таки приблизился. Еще два ярда, получив диагональный пас, выцарапал Долли, передал мяч Спирсу, но того снова заблокировали в центре. Это была третья остановка подряд, мы медленно, но верно подбирались к цели – мяч находился в двадцати семи ярдах от ворот йельцев.

За моей спиной вдруг началась какая-то возня, раздались голоса; то ли кого-то затошнило, то ли кто-то упал в обморок – я так этого и не выяснил. А когда снова повернулся к полю, увидел только шеренгу спин: зрители вскочили на ноги и на стадионе воцарилось чистейшее безумие. Наши запасные, отбросив одеяла, пустились в пляс и выбежали на поле, в воздух полетели шляпы, подушки, пиджаки, все потонуло в оглушительном шуме. Долли Харлан, который за всю свою карьеру в Принстоне совершал рывки с мячом не более десятка раз, получил длинный – верховой! – пас от Кимбела и, протащив на своих плечах защитника йельцев, приземлил мяч за лицевой линией противника.

VI

Вскоре игра закончилась. Был один неприятный момент, когда йельцы пошли в очередное наступление, но результата не добились, и гвардейцы Боба Тэтнела достойно завершили плохонький для себя сезон, сведя вничью матч с сильным противником. Для нас в этой ничьей был привкус победы, мы были взбудоражены и даже ликовали, лица же йельских болельщиков, покидавших Чашу были помечены мрачной печатью поражения. Так что в памяти об этом годе останется хорошее воспоминание – напоследок мы дали бой, хороший пример для команды будущего года. И когда ребята с нашего курса – патриоты своего колледжа – разъедутся из Принстона, у них не будет горького осадка от поражения. Символ устоял. Знамена продолжали гордо развеваться на ветру. Вы скажете, что все это – детство? Не согласен. Что в этом мире способно заменить упоительное ощущение победы?

Я ждал Долли у выхода из раздевалки, но вышли почти все, а он что-то мешкал. Тогда я заглянул внутрь. Кто-то налил ему бренди, а поскольку спиртным он никогда не злоупотреблял, выпитое слегка ударило ему в голову.

– Присаживайся, Джеф. – Он улыбнулся широкой и счастливой улыбкой. – Эй, массажист! Тони! Притащи нашему высокому гостю кресло. Он интеллектуал и пришел взять интервью у дубиноголового спортсмена, типичного представителя своего племени. Тони, это мистер Диринг. В этой потешной Чаше есть все, кроме кресел. А вообще я нежно ее люблю. Участок что надо – мне под усадьбу в самый раз.

Он умолк, погрузившись в радужные мысли. Он был доволен собой. Я уговорил его одеться – нас ведь ждут. Но он в свою очередь уговорил меня выйти на поле; на стадион уже опустилась тьма. Носком ботинка он постучал по подтоптанному, комковатому газону. Поднял кусок дерна, выпустил его из рук, засмеялся, минутку постоял в раздумье и пошел прочь.

Вместе с Тэдом Дейвисом, Дейзи Кэри и еще одной девушкой мы поехали в Нью-Йорк. Он сидел рядом с Дейзи и был простодушен, очарователен и мил. Впервые со дня нашего знакомства он говорил о футболе не рисуясь, даже с некоторой гордостью.

– Два сезона я играл вполне прилично, и в газетных отчетах о матчах меня упоминали всегда. В этом сезоне я вышел на поле только один раз и все портил: три раза выронил мяч, то и дело тормозил нашу атаку, и Боб Тэтнел даже заорал: «Они тебя когда-нибудь заменят или нет?» Но тут мне подфартило – попал в руки наобум брошенный мяч, и завтра моим именем опять будут пестреть все заголовки.

Он рассмеялся. Тут кто-то случайно коснулся его ноги, и он скривился и побелел.

– Что у тебя с ногой? – спросила Дейзи. – Ушиб во время игры?

– Прошлым летом, – коротко ответил он.

– Наверное, играть с травмой было жутко больно.

– Да уж было.

– Но не выйти на поле ты не мог.

– Не мог. Иногда так складывается.

Они поняли друг друга. Оба они были труженики – рабочие лошадки; Дейзи тоже приходилось вкалывать независимо от ее желания, состояния здоровья. Она рассказала ему, как прошлой зимой в Голливуде ей, зверски простуженной, пришлось падать в открытую, продуваемую всеми ветрами лагуну.

– Шесть раз – а меня всю трясет, температура сто два. Но каждый день съемок стоил десять тысяч долларов.

– Неужели нельзя было снять статистку?

– Ее и снимали, сколько могли, а когда шел крупный план, деваться было некуда.

Ей было восемнадцать лет, и я невольно сравнил ее с другими знакомыми девушками – отважная, независимая, уже многого добилась в жизни, работа с людьми научила ее обходительности. По всем показателям они и в подметки ей не годились, прямо девушка моей мечты… но сбыться моей мечте было не суждено – в глазах ее я видел интерес к бархатным, сияющим глазам Долли.

– Сходим куда-нибудь сегодня вечером? – спросила она его.

Увы, ответил он, вынужден отказаться. В Нью-Йорке была Виена, и они договорились о встрече. Что принесет эта встреча – примирение или окончательный разрыв – этого не знал ни я, ни Долли.

Когда Дейзи подвезла нас к «Ритцу» и мы вышли из машины, в их глазах я увидел истинное, хотя и скрываемое сожаление.

– Классная девушка, – сказал Долли. Я согласился. – Меня ждет Виена. Сними нам с тобой номер где-нибудь в Мэдисоне ладно?

Мы расстались. Что произошло между ним и Виеной, я не знаю. Он не рассказал мне об этом по сей день. Зато несколько удивленных и даже негодующих очевидцев доложили мне о том, что произошло чуть позже.

Примерно часов в десять вечера Долли вошел в гостиницу «Амбассадор», подошел к стойке спросить, в каком номере остановилась мисс Кэри. У стойки толпился народ, в том числе и старшекурсники из Йеля и Принстона, бывшие днем на игре. Они были слегка на взводе, и, видимо, кто-то из них знал Дейзи и безуспешно пытался поговорить с ней по телефону. Долли был погружен в свои мысли и, надо полагать, прошел сквозь толпу без особой деликатности. Подойдя к стойке, он попросил соединить его с мисс Кэри.

Один из молодых людей отступил в сторону, недовольно взглянул на него и спросил:

– По-моему, вы слишком торопитесь. Кто вы такой, интересно знать?

В вестибюле, как водится, повисла тишина, и все, кто стоял поблизости, обернулись. Долли словно очнулся; жизнь сама все так подстроила, чтобы ему задали именно этот вопрос, причем выбора у него нет – надо отвечать. Но он продолжал держать паузу. А маленькая толпа ждала.

– Вообще-то я Долли Харлан, – небрежно произнес он. – Что дальше?

Это было уже слишком. Снова наступила тишина, потом вдруг послышался легкий рокот, голоса:

– Долли Харлан? Что? Что он сказал?

Портье услышал его фамилию; назвал ее, когда в номере мисс Кэри сняли трубку.

– Мистера Харлана просят подняться.

Долли повернулся, оставаясь наедине со своим успехом, но вдыхая его полной грудью. Внезапно он понял, что долго держать свой успех взаперти не сможет; душа его пела, и это было прекрасно, но ощущение триумфа будет с ним еще дольше, и совсем надолго в его памяти поселится воспоминание об этом дне. Высокий, с гордо распрямленной спиной – победитель во всем своем великолепии – он пересек вестибюль, равно безразличный и к судьбе, что ждала его впереди, и к негромкому шепоту сзади.

Томас Л. Стикс
Так становятся спортсменами

В нашей семейной жизни гольф занимает очень важное место. Иначе говоря, эта древняя и благородная игра пользуется в нашей семье всем причитающимся ей уважением. Тут, наверное, надо кое-что объяснить. Сейчас мне сорок пять лет, а гольфом заниматься я начал в те годы, когда в сумку для клюшек клали кроме простой еще клюшку с латунью, лофтер и короткую. Те, кто с причудами, брали еще и ниблик. У меня тоже был ниблик.

Конечно, я никогда не поднимался до высот Бобби Джонса и Чика Эванса, но для непрофессионала играю совсем недурно. Я твердо решил: когда увижу, что не укладываюсь в восемьдесят пять ударов, – брошу играть. У нас в Суэллоу-Медоуз к гольфу относятся очень серьезно, а моя команда (нас в ней шестеро) за последние шесть лет четыре раза побеждала на ежегодных чемпионатах города. Нед Бэнкс, мой ровесник, – чемпион нашего клуба с незапамятных времен, так что главный судья соревнований уже считает своей служебной обязанностью раз в год приобретать новый кубок для Неда. Я в команде – шестой. Было одно лето, когда я сделался третьим. Тогда у меня отлично выходили некоторые удары. Уж не знаю, что во мне с тех пор изменилось, но… Одним словом, я – шестой.

Джулия – наш единственный ребенок. Ей восемнадцать лет. Гольф для нее очень много значит, и она надеется в один прекрасный день победить Гленну Коллетт. Я уверяю вас, это не пустые надежды. У Джулии великолепный удар, и если бы она энергичнее работала «железными», то стала бы настоящей звездой гольфа. Пока что она чемпион нашего клуба среди женщин. А кроме того, она хорошенькая. Если бы я заглядывался на такую же красивую девушку, которая не была бы моей дочерью, то жена страшно рассердилась бы. То, что я говорю насчет Джулии, – это не только мое мнение: машин перед нашим домом стоит обычно не меньше, чем на автомобильной стоянке. Так что на этот счет Джулия может не волноваться. Если спокойствие измеряется числом женихов, то Джулия должна быть самой спокойной девушкой в городе. Скажете, я хвастаюсь? Но уж очень я ее люблю. И играет она превосходно.

Как-то раз она собралась в Кипси посмотреть на состязания гребцов. Еще там намечались танцы и прочее веселье, и Джулия попросила меня купить ей кое-что из одежды. А я сказал ей, что буду покупать ей новое платье каждый раз, когда она будет укладываться в восемьдесят шесть ударов. И знаете, что она сделала? Отправилась к Алеку Каммингсу – это один из наших профессионалов, – и он два дня ее тренировал. А потом она выиграла у меня четыре платья подряд!

Накануне отъезда Джулия уложилась в семьдесят девять ударов, и в тот день мы с ней были самыми счастливыми людьми на свете. Ведь до тех пор ни одна девушка в Суэллоу-Медоуз не укладывалась даже в восемьдесят!

– Да ладно, пап, – сказала она мне, – не нужно ничего покупать.

– Глупости! – возмутился я. – За такую игру ты будешь иметь лучший спортивный костюм в городе. Немедленно едем в магазин!

Джулия, конечно, надо мною смеялась, и жена тоже. Но видели бы вы мою дочь (а она у меня блондинка) в новом свитере и коричневой спортивной юбке! Можете назвать меня тронутым, но гордился я ею ужасно. Все-таки она девочка каких поискать.

Мэри – я имею в виду миссис Крейн – тоже неплохо разбирается в гольфе, ведь ей приходится слушать за столом наши с Джулией беседы по всем тем дням, когда Джулия обедает дома. Впрочем, в последнее время это случается не так уж часто. Правда, Мэри жалуется, что нашу гостиную в раннем американском стиле сильно портят те два кубка и маленький мяч для гольфа (память о моем успехе в 1928-м), которые я никак не соглашаюсь убрать с камина. Но это ерунда. Пара кубков придется кстати в любом интерьере. Я бы, например, не возражал, если бы их было не два, а больше.

Гольф много значит и для нашей кухарки, потому что из-за него мы едим иногда раньше, а иногда позже положенного. Несколько кухарок от нас уволились, но теперешняя, похоже, со всем этим смирилась. Я давал ей читать журнал «Гольф в Америке» – может быть, это на нее и подействовало. Не знаю. Одним, словом, для всех нас гольф – дело очень важное. Я не преувеличиваю, это действительно так.

Тридцатого июня я, как и каждую субботу, играл в гольф пара на пару. Недалеко от меня, готовясь к первому удару, стояли мои соперники – Джим Карни со своим сыном. Парня этого я видел впервые, и он мне понравился. Джим только что представил его всем присутствующим. И вот Джим ударил по мячу. Молодой Карни тоже ударил – и удар у него получился великолепный, такой не часто увидишь.

– Ничего, а? – сказал я Неду.

– Еще бы! – согласился Нед. – Парень хоть куда. Он входил в корнеллскую команду. На межуниверситетских играх дошел до полуфинала. В нашей команде он был бы совсем не лишним.

– Вон оно что. – сказал я. – А мне в этом случае придется уйти?

Никто не сказал «нет». И мне все стало ясно. Ясно, как день. А когда мы были уже недалеко от шестой лунки, я увидел, как Карни-младший бьет вверх с песка, с низкого места. Удар был просто блестящий.

За обедом я рассказал Джулии об этих двух ударах.

– Боб Карни! – воскликнула она. – Да он же просто чудо! Он тебе понравился? Только что из колледжа, на прошлой неделе получил диплом. Мы встретились на танцах, и он обещал меня навестить.

Боб Карни и впрямь нас навестил, и мы неплохо провели вечер. Приехал он в тот час, когда мы все сидели на веранде. Ну что ж, перед нашим домом стало одной машиной больше. А сидение на веранде – занятие не менее древнее и, не побоюсь сказать, еще более популярное, чем гольф. Боб же, как оказалось, не только хорош собой, но и неглуп. Глупостей он не болтал, даром что из колледжа. На меня он произвел впечатление человека, который хочет поскорее заняться работой. Мы поговорили о том, о сем, а потом он, Джулия и еще четверо или пятеро пошли в кино. Да, подумал я, Боб с Джулией хорошо смотрятся вместе. Но когда я сказал это Мэри, она только хмыкнула. Она считает, что такого, кто был бы достоин Джулии, и на свете-то нет. И я подозреваю, что она права.

С тех пор мы стали часто видеть Карни-младшего. Не заехать к нам вечером сделалось для него такой же редкостью, как для меня – промахнуться по лунке. А по лунке я бью отлично, уж поверьте. И вскоре дела приняли такой оборот, что порою вместо обычного множества автомобилей перед нашим домом стояла только его машина.

Они с Джулией стали играть в паре, и он научил ее бить «железными». К тому времени как начался чемпионат нашего клуба, я уже души не чаял в Бобе Карни. Чемпионат этот был его первым серьезным соревнованием в Суэллоу-Медоуз.

В отборочной игре у меня вышло восемьдесят два, у Неда Бэнкса – семьдесят четыре, а победил Боб – у него было семьдесят три. Отборочную игру мы всегда устраиваем по субботам, а в воскресенье утром уже начинаем соревнования. После обеда к нам зашел Боб и сообщил, что список участников уже вывешен и в первой игре моим соперником будет он.

– Надеюсь, сэр, игра доставит нам удовольствие, – сказал мне этот воспитанный юноша. Потом он спросил: – Во сколько вам было бы удобно начать?

Мы договорились начать в десять утра, и он пообещал за мной заехать. Гей заявила, что хочет посмотреть, как мы будем играть. Вот и отлично, сказал я, будет кому за меня болеть. Она как-то странно на меня взглянула, но промолчала.

Мне было ясно, что Боба я не одолею, если только не случится чудо. Он, думаю, тоже это понимал. И у нас с ним, конечно, была не игра, а бег с препятствиями. Я так и не разыгрался, а Боб, напротив, с самого начала был в ударе. На второй лунке мы с ним сравнялись, а на пятой у него уже было преимущество в четыре очка. Я еще никогда не видел, чтобы он так играл – напряженно, собранно. Во время этой игры он очень походил на машину. Вел себя вежливо, но был предельно серьезен и не произносил лишнего слова. Видимо, соревнования были для Роберта Карни делом нешуточным. На девятой он опережал меня уже на шесть очков.

В общем Боб, мог уже не сомневаться в победе. Джулия шла за нами, но он на нее и не смотрел. Неподалеку от одиннадцатой лунки я попал на песчаное место. Мальчик, несший мои клюшки, был, видимо, не в восторге от такой игры. Он медленно побрел к мячу, волоча по песку ниблик. Боб взглянул на него и вдруг сказал:

– Мистер Крейн, ваш мальчик задел клюшкой песок. Извините, но у меня очко.

Я едва устоял на ногах. Набирать очки таким путем?! Нет, я отказался бы от такого очка, даже если бы мне посулили в придачу все титулы Бобби Джонса! А Карни-младший как ни в чем не бывало говорит «у меня очко» – и это при том, что победа ему обеспечена в любом случае… Я ему ничего не ответил. Джулия смотрела на него и кусала губы. Но она тоже промолчала.

Игра кончилась на двенадцатой лунке. Боб выиграл с преимуществом в семь очков. Я холодно поздравил его и пожал ему руку. Джулия стояла рядом. Боб очень вежливо спросил, не хочу ли я играть дальше, то есть дойти до последней лунки, и я сказал, что не хочу. Тогда он предложил то же самое Джулии. Она решительно отказалась.

Настроение у меня было паршивое – дальше некуда. Я глотал виски с содой и, не выбирая выражений, высказывал свое мнение о Бобе. Все, кто был в раздевалке, со мной согласились. Ясное дело, молодой Карни отлично играет в гольф, но он не спортсмен. С Джулией на эту тему я говорить не стал, и она тоже молчала. Но я точно знал, что ей эта история очень не понравилась. Она, слава Богу, прежде всего спортсменка, а уж потом поклонница гольфа. Такая она у меня девочка.

За ужином Мэри спросила у Джулии, не идет ли она сегодня куда-нибудь с Бобом. Нет, сказала Джулия, а потом встала и ушла к себе. На следующей неделе мистер Карни-младший ни разу у нас не появился.

Мы не сомневались, что играть в финале будут Нед Бэнкс и Боб Карни. Так и случилось. У нас в Суэллоу-Медоуз финальная игра бывает длинной – два раза по восемнадцать лунок. И никогда еще я не видел такой единодушной толпы болельщиков – так что теперь все болели за Неда.

Я не видел, как у них шло дело в первой половине дня, но эта игра закончилась вничью – семьдесят три у Неда и семьдесят три у Боба. Так что вечерняя игра обещала быть увлекательным зрелищем. В те минуты, когда все уже начиналось, я отыскал Джулию на лужайке перед клубом – она сидела и читала. Я спросил ее, не хочет ли она сходить посмотреть, но она сказала, что ей неинтересно.

И я пошел вместе со всеми смотреть, как играют Боб и Нед. К первой лунке они пришли с равными результатами. У второй Нед получил преимущество в одно очко, послав мяч в лунку по траве с немалого расстояния. По третьей лунке Нед тоже ударил великолепно, а Боб ударил левее, чем нужно, так что его мяч попал в небольшую рощицу. Боб бросился туда искать свой мяч. Нед и все прочие стояли неподалеку и смотрели. Боб лихорадочно искал, то и дело поглядывая на часы. Потом он выпрямился и обернулся к Неду:

– Мистер Бэнкс, мои пять минут истекли. Я теряю два удара. Сейчас я пойду назад и ударю снова.

– Ерунда, – сказал Нед. – Сейчас мы попробуем его найти. За счет этого я не стану набирать очки. Ну-ка, ну-ка… да вот же ваш мяч! Вам повезло, Карни. Уж отсюда вы не промахнетесь!

И тут случились две вещи. Во-первых, Боб Карни стал напряженно размышлять (это было заметно). Нед Бэнкс только что отказался от двух лишних очков, потому что не любил набирать очки таким путем. И теперь Боб осмысливал этот факт. А во-вторых, в моей голове тоже кое-что произошло. Я понял, что этот парень цепляется за правила даже тогда, когда они работают против него. И не исключено, что он настоящий спортсмен. Только чересчур въедливый.

Ну, что бы там ни происходило у Боба Карни в голове, играл он от этого не хуже. И когда они с Недом уже приблизились к последней лунке, счет был равным.

Кажется, я вам еще не рассказывал про нашу восемнадцатую лунку? Нет, не так уж она ужасна, но это и не лучшая в мире лунка. Впрочем, попасть в нее не так уж сложно. Вот только перед травой есть «ловушки», а за травой, ярдах в тридцати, – пруд. Еще когда выбирали места для лунок, я говорил, что это место – не самое замечательное, но меня не послушали. А теперь то и дело чей-то мяч оказывается в пруду.

Боб ударил отлично. Нед – тоже неплохо, но ему нужно было бить снова. Никогда еще я так не восхищался спокойствием Неда. На него глядел весь клуб. Он с минуту смотрел на мяч, а потом взял свою «железную» номер два, ударил и мяч, пролетев над «ловушкой», упал на траву футах в сорока от лунки. Четверка! Аплодисменты долго не смолкали; Боб ждал. Потом все стихло. Люди стояли теперь вдоль края травяного поля. Наконец Боб взял клюшку и изготовился к удару. И потом, вместо того чтобы просто ударить по мячу, он как-то странно подсек его. Я так и не понял, почему он так поступил. Мяч полетел почти по прямой, с немыслимой скоростью; полетел он над травой и вне всякого сомнения должен был угодить в пруд. Но случилось невероятное! Мяч ударился о сумку с клюшками, которую держал один из мальчиков, после чего резко изменил траекторию полета – и оказался на траве, в каком-нибудь футе от лунки! Это была тройка.

Так-то вот. Еще минуту назад никто не сомневался в победе Неда, а теперь для него все было потеряно. Все, конечно, стали вспоминать, какое тут правило. Но я-то хорошо знал, что по правилам этот удар Боба должен быть засчитан. Да, не повезло бедняге Неду.

В этот момент я взглянул на Боба. Видно было, что в нем происходит внутренняя борьба. Потом лицо его приобрело решительное выражение. Он вышел на траву, поднял свой мяч, потом мяч Неда. Затем он обернулся к Неду и сказал:

– Мистер Бэнкс, такой победы мне не нужно. Если бы мяч не ударился о сумку, у меня была бы пятерка, а то и больше. У вас тройка – значит, это ваше очко. Поздравляю, вы победили. Это была превосходная игра.

Возле нашей восемнадцатой лунки частенько бывает шумно, но таких радостных криков я там еще никогда не слышал. Все наперебой жали руки Неду и Бобу и поздравляли того и другого. Я изо всех сил хлопал Боба по спине и говорил:

– Да он отличный парень! Такой поступок стоит десяти кубков. Зайдешь к нам вечером. Боб?

Он улыбнулся в ответ.

Когда я вернулся домой, то застал Джулию на веранде. Лицо ее светилось спокойной радостью. Она уже надела свое лучшее платье – коричневое, которое я купил ей в тот день, когда она уложилась в семьдесят девять ударов.