Текст книги "КК. Книга 8 (СИ)"

Автор книги: Ирина Котова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

Как же я чертовски скучала.

– Сегодня закончился траур, – Люк смотрел на мою кровать, на зеркало, на пол, куда угодно – только не на меня. – Завтра придется объявить в местных газетах о том, что, несмотря на войну, воля покойного короля выполнена, и в узком кругу состоялась церемония нашего бракосочетания, Марина.

– Не вовремя, – нервно проговорила я.

– Да, – согласился он хрипло. – Но нужно. – Посмотрел на мой живот. – Как ты себя чувствуешь?

«Мне одиноко и очень страшно».

– Хорошо, Люк.

Кембритч снова отвел взгляд.

– Я думаю, что тебе лучше уехать в Пески, Марина. Там тебе будет безопаснее. Я попрошу Нории принять и мать с сестрой.

Я сделала глубокий вдох. Вышло со свистом – не думала, что могу так быстро разозлиться оттого, что меня поставили перед собственной слабостью, перед желанием спрятаться, сунуть голову в песок.

– Разумно, – надеюсь, тон мой был достаточно ровным, но Люк так изумленно взглянул на меня, будто я обязательно должна была начать спорить. И я его не разочаровала: – Но ты же понимаешь, что портал в любой момент может открыться и там? А у драконов нет и того оружия, что есть у тебя.

– Ты мне здесь мешаешь, Марина. Я не могу рационально действовать, понимая, что вы в опасности. У меня мозги плывут.

– Ты меня не удивил, – еще спокойнее сказала я. – Я всегда всем мешаю.

Люк раздраженно потер лоб, достал из кармана сигарету, пошел к окну и принялся крутить ее в пальцах. И я направилась к нему, стала напротив, заставив посмотреть на меня.

– Ты действительно хочешь, чтобы я уехала?

– Я могу просто приказать тебе, – резко проговорил он.

– Прикажи, – предложила я вкрадчиво, вдыхая сладкий запах табачной крошки. – И я сразу начну собирать вещи.

Я почти с нетерпением наблюдала, как каменеет его лицо, как в глазах появляется болезненный жадный блеск. Сердце мое бухало, как пристреливаемые орудия на башнях замка.

«Сорвет ведь его, Марина. Вот сейчас и сорвет».

– Детка, – сказал он с усилием, – тебе не идет быть стервой. Что ты хочешь? Чтобы я опять сказал, как ты нужна мне рядом?

Он шагнул вперед, склонился, чтобы поцеловать – и я отвернула голову. Как же хорошо.

– Не смей, Люк.

Он дернулся, выругался, схватил меня за плечо, второй рукой двинул в сторону окна – раздался звон, полетели стекла, полилась кровь после второго или третьего удара – а я стояла, смотрела в его искаженное лицо и с наслаждением вдыхала чистейшую безумную и беспомощную его злость.

– Ты уедешь, когда я скажу, – прошипел он чуть позже, перехватывая меня окровавленной дрожащей рукой за подбородок. Мне страшно захотелось облизать его пальцы. – Сссразу же. Безссс споров.

– Да, Люк, – покорно и тихо сказала я. Тело, получившее дозу адреналина, сладко ныло. И я видела, как тяжело раздуваются ноздри моего мужа. Его потряхивало.

– Опусссти глаза, Марина. Я сейчас двинуссссь, видят боги. Дай мне уйти.

– Да, Люк.

Теперь я прекрасно знаю границу, до которой тебя можно доводить. И знаю, насколько нужна тебе – пусть и не было у меня цели это проверять. Эта нужда больше, чем страх за меня. И ты лучше причинишь боль себе, чем принудишь меня – даже если я выворачиваю тебя наизнанку, чтобы ты сорвался.

Люк провел пальцем по моим губам, размазывая по ним кровь, – я не поднимала глаз, и слышала, как затруднено его дыхание, и видела, что по кисти его текут на брачный браслет и светло-голубой хлопок рубашки красные струйки, а на сгибе указательного пальца поблескивает впившийся в кожу осколок стекла. Склонился, – я замерла, – почти нежно коснулся моего лба губами и ушел, оставив мне свою куртку.

Я сняла испачканную кровью пижаму, умылась. Затем пришлось перетащить в гостиную на диван подушку и одеяло, и там я и заснула, слушая, как поет в разбитых стеклах спальни ледяной ветер. Куртка лежала рядом, и в минуты, когда мне хотелось встать, накинуть на голое тело простыню и уйти к Люку, я сжимала ее и вдыхала его запах. И оставалась лежать.

Нельзя. Во мне ещё было полно горечи и обиды, которые захлестывали меня каждый раз, когда он пытался сблизиться, и заставляли делать ему больно. Чтобы понял, каково было мне, чтобы навсегда запомнил, что для него есть только я. Но я не могла врать себе и прекрасно понимала, почему я возвращаюсь в Вейн. Как и то, почему Люк не может меня отпустить.

Доверие. Его не купить камнями, золотом и обещаниями, как и не подтвердить ими любовь. Но сегодня Кембритч определенно сделал для моего доверия больше, чем за все прошлые дни.

На следующий день в газетах той части Туры, что не была захвачена иномирянами, появились небольшие заметки с известием о нашем камерном бракосочетании с пояснением, что пышные празднества сейчас неуместны, но волю покойного Инландера нужно исполнять. Как и следовало полагать, на фоне сводок с фронтов новость прошла незамеченной. Ради фотографирования мне все-таки пришлось надеть красное платье невесты дома Рудлог еще раз – никаких четырехметровых шлейфов, скромный наряд с длинной широкой юбкой в пол, кружевная фата с рубиновым обручем и золотое кольцо, подаренные сестрами в день моей настоящей свадьбы. И брачный браслет, конечно.

Люк, сдержанный и элегантный, позировал рядом со мной. Мы не улыбались. Улыбки были бы неуместны.

Сразу после фотографирования он уехал к фортам. А я осталась хозяйкой в замке Вейн, и теперь признанной герцогиней Дармоншир и женой Люка в глазах не только богов, но и остального мира.

11 февраля, Маль-Серена, Люк

На зеленый берег, покрытый садами – в них располагался широкий белоснежный дворец царицы Иппоталии, приземлился огромный белый змей. Шкура его и перья в солнечном свете слегка отливали розовым. Он немного смущенно потоптался по песку, не решаясь двинуться ко дворцу, через яблоневые сады, втянул ноздрями воздух и зажмурился от удовольствия – грудь его заходила ходуном, издавая низкое, басовитое ворчание, когти на лапах поджались, и чешуйчатый гость, разинув зубастый клюв в зевке, с удовольствием потянулся, шкрябая лапами по берегу.

Островной запах, хоть и появились в нем горькие нотки, как и прежде кружил голову. И напоминал Люку о Марине, о неуступчивой и жестокой жене его, о вкусе ее губ и кожи. Змей несколько раз фыркнул, призывая себя к порядку, помотал головой. И, мирно свернувшись на берегу, принялся ждать, от скуки дергая перед мордой хвостом и пытаясь поймать его клювом.

Шаги он услышал издалека. Сначала появились охранники – грозные женщины в форме, с оружием. Они, поблескивая щитами, распределились вокруг незваного гостя. Боевые маги – Люк видел их радужные ауры, – двигали руками, кастуя что-то невидимое. А одна охранница, с серенитскими капитанскими знаками отличия, зычно крикнула:

– Кто бы ты ни был, если ты понимаешь меня, кивни!

Люк подумал и кивнул. Бока его покалывало – похоже, маги дистанционно его сканировали, и он мотнул головой, унимая зуд.

– Это он кивнул или так совпало? – тихо спросила капитан у ближайшей волшебницы. Та пожала плечами.

– Проверить надо.

– Кто это вообще может быть? – раздраженно проворчала капитан. – Он же легко может разрушить. Это вообще он или она?

– Это какой-то гигантский воздушный стихийный дух, – проговорила волшебница и добавила с сомнением: – Хотя стихийные духи бесполы, а этот точно самец.

Люк, обеспокоенный такой категоричностью, поспешно оглядел себя, но никаких вопиющих признаков мужского пола не заметил. То ли серенитка была экспертом по змеям, то ли обладала блестящей женской интуицией.

– Кивни еще раз, если понимаешь меня! – снова крикнула офицер. Люк ехидно фыркнул и снова кивнул. Капитан, видимо, оскорбленная иронией от мужчины, пусть и змея, бесстрашно встала прямо перед его мордой и сурово спросила:

– Если ты разумен, отвечай: кто ты и что тебе нужно?

Правильно было бы обернуться, но тогда его точно выпроводят, а то и посадят в местные казематы за неправомочное проникновение во владения монарха другого государства. Люк, понятия не имеющий, способен ли он говорить в этом облике, искренне попытался ответить, что крайне сожалеет о нарушении покоя уважаемых охранников и великой царицы, и просит возможности с ней пообщаться, но из открывшейся пасти сквозь острые зубы-иглы вырвался лишь клекот пополам с шипением. К чести офицера, она не упала в обморок, только немного побледнела и отступила назад. Люк, извиняясь, шаркнул лапой по песку и изогнул хвост почти к затылку.

– Нападать собирается? – громким шепотом поинтересовалась одна из волшебниц. Змей недоуменно зашипел – и солдаты защелкали затворами, в руках магов возникли свернутые в шары молнии. И кто знает, чем закончился бы этот межвидовой и межполовой контакт, не появись среди яблонь прекрасная и печальная царица Иппоталия.

– Моя госпожа! – тревожно вскрикнула офицер. – Не подходите, прошу. Мы не уверены, что он безопасен!

Царица укоризненно посмотрела на Люка, и тот пристыженно спрятал клюв под лапу.

– Это ко мне, капитан Алисьеос, – сказала царица мягко. – Уберите оружие. Он не опасен. Просто любит похулиганить.

Змей поднялся на своих кривых лапах, поклонился, ткнувшись носом в песок. Царица была бледна, осунулась, и короткие волосы только подчеркивали обострившиеся скулы, а фиолетовые одежды – тени под глазами. Однако разглядывала она его с легкой, чуть печальной улыбкой, и кивнула в ответ на приветствие.

– Снова здравствуй, малыш, – проговорила она своим бархатным голосом. – Кто бы ты ни был, я очень рада, что ты жив. Оборачивайся же, тебя никто не тронет.

И когда Люк вернулся в человеческий облик, охранницы одарили его таким набором разочарованных взглядов, что сразу стало понятно – змеем он им приглянулся больше. Слава богам, что хоть обернуться в одежде у него получилось, а то вышло бы совсем неловко. А Иппоталия смотрела молча, чуть удивленно и нахмурив лоб, будто вспоминая что-то.

Он тоже молчал, почтительно склонив голову.

– Герцог, – сказала она, наконец. – Значит, это вы. Сосед. Я вспомнила вас – вы на балу у королевы Рудлога пытались остановить тха-охонга?

– Я, моя госпожа, – Люк поклонился. – Простите меня за вторжение. Дело, к сожалению, срочное, и я понадеялся, что в этом облике вы скорее согласитесь поговорить со мной.

– Вы верно понадеялись, – улыбнулась царица. – Следуйте за мной.

Ветер, гуляющий меж яблонь, кружил голову, и Люк, направляющийся за царицей к дворцу, задерживал дыхание – боялся вдохнуть слишком глубоко и потерять сознание.

– Как вы остались живы? – поинтересовалась Иппоталия, поглядывая на нежданного гостя.

– Я в некотором роде был в ссылке, моя госпожа, – честно ответил герцог. – Его величество Луциус приказал оставаться в герцогстве, пока не сменит гнев на милость.

– Ох уж этот Луциус… – пробормотала морская царица. – Резок он был, резок.

– Он был хорошим правителем и умнейшим человеком, – искренне сказал Люк.

Она кивнула, приглашая его внутрь витой беседки, величественно села на скамью.

– Итак, герцог, что у вас за дело?

Он остался стоять. От попыток сдержать дыхание уже в глазах темнело.

– Да поставьте вы щит, в конце концов, – сварливо и чуть снисходительно сказала Иппоталия. – Иначе с непривычки в обморок упадете. Мужчины… все время нужно вам геройствовать.

– Простите, ваше величество, – смирно произнес Люк, накрывая себя куполом (к счастью, удалось не опозориться, и щит получился с первого раза). – Я не так давно научился ставить защиту и просто не подумал о ней.

Ему полегчало, и он вздохнул и продолжил:

– Я прилетел просить у вас оружия, моя госпожа. К Дармонширу вот-вот подойдут захватчики, а у нас не хватает даже простого, стрелкового, не говоря уже о гранатометах и артиллерии. Мы в таком положении, что я вынужден обращаться за помощью ко всем, к кому возможно. Естественно, за него я заплачу.

Иппоталия печально посмотрела на него, сорвала яблоневый цветок с ветви, проникшей в беседку, покрутила его в пальцах.

– Герцог, – сказала она тяжело. – Как бы я хотела помочь всем, кому это требуется. Но, помимо того что мне нельзя оставлять Маль-Серену без оружия и защиты, у меня лежит стопка аналогичных прошений от лордов Инляндии и Блакории. Всем нужна военная помощь, всем нужно оружие, а мы маленькая страна с маленькой армией и небольшим арсеналом. Я делаю, что могу, но, боюсь, моя помощь вам будет крайне скудной.

Люк выслушал отказ сдержанно, хотя в голове уже крутились мысли – куда лететь дальше, с кем разговаривать?

– Я понимаю, моя госпожа, – он склонил голову. – И, тем не менее, даже если это будет десять ружей или один гранатомет, я буду благодарен и за такую малость.

Она мягко и грустно улыбнулась.

– Я обещаю, что поговорю с министром обороны, лорд Дармоншир.

– Спасибо, – Люк тоскливо глянул на проглядывающее в окно беседки голубое небо, пошевелил пальцами, играя с ласковым ветерком, что, словно утешая, пробрался к нему под руку. – И опять прошу прощения, что побеспокоил вас. Позвольте мне удалиться, ваше величество?

Иппоталия смотрела на его руку, потом подняла глаза на него, сощурилась.

– У вас очень странная аура, герцог, – медленно проговорила она.

– Мне уже говорили, ваше величество, – вежливо откликнулся он.

– Очень странная, – она медленно, почти неверяще качнула головой и вдруг спросила: – А сколько вам лет?

– Вот-вот исполнится тридцать шесть, моя госпожа, – немного недоумевая, ответил Люк.

– Понятно… – пробормотала она. – Луциус, Луциус… И он лечил вас тогда… Неудивительно, что он вас отослал. У него всегда была сверхъестественная интуиция. Впрочем, что еще ожидать от сына Белого, как не интуиции и удачливости. Правда, – она помрачнела, – удача им с Гюнтером в последний раз отказала.

– Я вас не понимаю, ваше величество, – вкрадчиво, чувствуя вкус давно преследующей его тайны, проговорил Дармоншир.

Царица качала головой, глядя на него, и мягко, почти нежно, улыбалась.

– Я дам вам столько оружия, сколько смогу, лорд Дармоншир, – сказала она. – Но вы ведь сами оружие. Куда сильнее гранатомета. Используйте это.

– Я не очень-то много умею, – признался Люк с неохотой.

Иппоталия укоризненно подняла брови.

– У вас есть очень весомая мотивация научиться. Идите, герцог. Будет вам оружие. Надеюсь, это поможет вам выжить.

И хотя она уже дала понять, что встреча закончена, Люк не мог не спросить:

– Позвольте узнать, что заставило вас отнестись более благосклонно к моей просьбе, моя госпожа?

– Помимо того, что я сейчас разговариваю, по всей видимости, с будущим королем Инляндии, герцог? – уточнила она спокойно.

Люк покачал головой. Нельзя сказать, что он не думал об этом.

– Вы ошибаетесь, ваше величество. Я не рвусь к престолу, а если уж совсем честно, он мне категорически не подходит. И я ему.

– И вы ведь искренни, – удивленно сказала морская царица. – Но вряд ли в Инляндии сейчас есть второй инициированный змей воздуха, лорд Дармоншир, и, значит, вы первый претендент. И вы же понимаете, что Белый решит сам, хотите вы этого или нет?

– Сначала нужно выиграть войну, – напомнил Люк. – Потому что пока дела развиваются так, что, скорее всего, через пару месяцев Инляндии больше не будет. А если мы сможем остановить иномирян – я приму любого короля. Но Белому придется выбирать из кого-то другого – я просто не явлюсь на арену. Мне это не нужно, клянусь.

– Почему же? – с любопытством поинтересовалась Иппоталия.

– Корона – слишком тяжелое украшение, моя госпожа, – объяснил Люк прямо. – Спусти ее чуть ниже – и она становится очень похожа на ошейник.

Она улыбнулась и встала.

– Передавайте супруге мои наилучшие пожелания, герцог, – светским тоном проговорила царица. – Она мне симпатична, очень искренняя девочка. И поздравляю вас с удачным браком. Выиграете войну – приезжайте с соседским визитом. Буду рада вас обоих принять.

И она, величественно и чуть насмешливо кивнув, удалилась, оставив за собой ветер, полный запаха яблоневых цветов и горечи.

Глава 18

10 февраля по времени Туры, Нижний мир, Алина

После встречи с пауком профессор ускорился чуть ли не вдвое, и Алинке стало как-то не до разговоров. Не сбить бы дыхание, не отстать бы.

– За нами точно идут, – объяснил он вечером после происшествия, недовольно поджимая губы, – и если до этого они могли только предполагать, что мы направились в эту сторону, то убитый паук – это как маяк с надписью «мы здесь». Если даже его останки не заметят с воздуха, увидят те, кто идет по земле. Я не знаю, насколько мы оторвались, поэтому единственное, что можем сделать теперь – это увеличить темп. Меньше спать, больше идти, Богуславская.

Алина чувствовала себя такой виноватой – потому что рана, полученная днем, у него затягивалась медленно, и к вечеру глаза начали лихорадочно блестеть, а на висках выступил болезненный пот, – что кивнула и ни разу не пожаловалась. Даже когда Тротт, разведя костер и поставив запекаться местных крысозубов, окликнул ее, умывающуюся у ручья, и коротко напомнил:

– Заниматься.

Он снял сорочку, и крыло с той стороны, где была рана, периодически подергивалось, да и сам он кривился. Но опять лорд Макс швырял ее на землю, и заламывал, и резко отчитывал, если не била в полную силу – а принцесса молча моргала, восстанавливала сбившееся от боли дыхание и послушно повторяла то, что он требовал. Только ударить нормально так и не смогла, как и разозлиться, хотя профессор не жалел едких слов. Потому что чувствовала, какой горячей была его кожа и слышала, как прерывается дыхание, когда он двигался слишком резко.

– Вы сегодня на редкость рассеянны, Богуславская, – сухо проговорил инляндец, когда Алинка в очередной раз проехалась спиной по мху и замерла, раскинув крылья, тяжело вздыхая и глядя на ноздреватую луну. – Закончим. Идите умывайтесь, и есть.

Принцесса приподнялась на локтях, вдохнула полной грудью прелый лиственный запах, пытаясь не обращать внимания на ноющие мышцы и боль в боку, посмотрела в сторону костра. Страшненькие запеченные крысозубы – все, что удалось поймать, – казались сейчас лучшим лакомством на свете. Перевела взгляд на Тротта – тот обтирался сорочкой, морщась, крутил крылом, и принцесса тоже пошевелила крыльями, наблюдая за ним. Борода у него отросла ещё больше, и теперь он напоминал лесника или лесоруба, а не всегда безупречно одетого и чисто выбритого мага-природника. Хотя принцесса уже даже привыкла и к черным волосам, и к зеленым глазам. Но если честно, рыжим ей Тротт нравился больше.

«Не нравился, а был привычнее», – педантично поправила себя Алина, перенесшись мыслями в Университет и тут же заскучав и по родным, и по Матвею, и по каменам. А ещё ей очень хотелось увидеть себя. Очень трудно жить, не зная, как выглядишь, не понимая, как меняет лицо мимика.

Потрясла головой – зачем снова себя расстраивать, раз каждое утро они пытаются с Троттом вернуть ее половинку наверх и не получается, – попробовала подняться. Ушибленный бок прострелило, но Алина упрямо подтянула к себе ноги, перевернулась на четвереньки и встала. И поковыляла к воде. Тоска по родным никуда не пропала, и нужно было заглушить ее каким-нибудь занятием.

Они остановились у небольшого родника, который вымыл себе чуть дальше озерцо глубиной Алинке по грудь – и она, набрав с берега песка и глины, решила отмыться основательно. Было уже очень темно, и вода немного пугала, но грязь пугала больше.

– Богуславская, вы одеты? – раздался негромкий оклик инляндца, когда она уже постирала сорочку и старательно прополаскивала от глины волосы. – Мне понадобится ваша помощь. Промоете мне рану в воде.

– Сейчас, – Алина прямо в озерце всполошенно принялась натягивать на себя одежду, которая, конечно, никак не хотела надеваться, – две минуты, профессор!

Она кое-как пролезла в широкий слипшийся ворот, – сорочка колыхалась вокруг тела, – присела, окунаясь с головой, и еще раз с силой потерла волосы. Постаралась вытянуть крылья через прорезь в спине, и с одним даже получилось, а вот второе застряло в мокрой ткани и никак не хотело протискиваться.

– Я готова, – позвала принцесса, заведя руки за спину и дергая крыло. Оно встало как-то углом, натянув сорочку, и отказывалось высвобождаться. Свободное шлепало по воде, озерцо волновалось, летели брызги, по лицу текла вода.

– Вы что там, рыбу ловите? – ледяным тоном осведомился Тротт, появляясь из-за деревьев. – В любом случае постарайтесь делать это тихо, ночью звуки далеко разносятся.

Алина послушно кивнула и, как было сказано, молча (не считая громкого сопения) продолжала тянуть неуклюжую конечность наружу. Ей было смешно и неловко одновременно.

Профессор, зайдя в воду, присмотрелся, дернул ртом в короткой улыбке.

– Только не смейтесь, – попросила она, кусая губы, чтобы не захихикать. – Хотя о чем это я. Вы же не умеете.

– Не умею. И не думал, – заверил инляндец серьезно, и, подойдя ближе, высвободил ей крыло и завязал тесемки на шее.

Через пару минут Алина аккуратно продавливала края его раны мокрой холодной холстиной. Рана была очень горячей, выглядела немногим лучше, чем днем – чуть зарубцевалась, но рваные края были припухшими, синеватыми. Тротт то и дело недовольно командовал:

– Сильнее, Богуславская. Вам не жалеть меня нужно, а отек снять.

Она все равно старалась аккуратнее, потому что видела, как напрягаются от прикосновений мышцы на его спине и плечах и слышала, как задерживает он дыхание.

– Понимаю, почему вы никого не жалеете, – сказала она тихо, снова окуная тряпку в воду. – Вы и себя не жалеете в первую очередь.

Тротт покосился на нее через плечо, и Алинке почему-то стало очень неловко.

– Долго затягивается, – виновато проговорила она. – Раньше вы быстрее лечили и себя и меня.

– Это из-за яда, – буркнул инляндец. – Местные инсектоиды и арахноиды все ядовиты в той или иной степени. У пауков-лорхов на лапах и челюстях есть зазубрины, в них выходят протоки с ядом. Он слабый, но если не двигаться после ранения, можно заснуть – на это он и рассчитан. Засыпаешь, и тебя едят. Сильнее, Богуславская.

Алина вздохнула, подавляя зевок – спать она явно хотела больше, чем отравленный профессор, и с силой прижала тряпку к ране. Тротт дернул крылом и вполголоса выругался. И она решилась:

– Я же могу вам помочь, лорд Макс.

– Лорд Макс? – с непередаваемой едкой интонацией повторил инляндец. Алина покраснела, но не отступилась и затараторила быстрее:

– Лорд… профессор. Не перебивайте меня, пожалуйста. Я действительно могу помочь! Могу же и я быть в чем-то полезной? Моя кровь действует как универсальное противоядие. Вам нужно будет сделать всего несколько глотков.

Инляндец снова покосился через плечо, и взгляд его был серьезным и внимательным.

– Интересно. Это свойство красных?

– Только первой линии, профессор.

– И действует против всех ядов?

– Ага, – она выжидательно уставилась на него.

– Любопытно было бы изучить, – пробормотал он задумчиво, даже не почувствовав, похоже, очередного прикосновения тряпки.

– Так вы выпьете? – обрадовалась Алинка.

Тротт качнул головой.

– Ранение не такое серьезное, и я не умираю в судорогах. Завтра уже будет легче. Спасибо, Богуславская, но не стоит ранить и вас тоже, тем более что неизвестно, подействует ли ваша кровь здесь. Лучше я потрачу силы на то, чтобы залечить свою рану, а не вашу.

Алина не стала спорить, только вздохнула тяжело.

– А как на алкоголь действует? – спросил он через пару минут. – Воспринимает как яд? На табак? Наркотики?

Пятая Рудлог задумалась, выкрутила тряпку, потрогала рану – отек явно спал, но пошла сукровица, и она поспешно приложила ткань ещё раз.

– Моя сестра курит, зависимость есть, значит, табак не нейтрализует, – сосредоточенно начала перечислять она, – алкоголь действует, – тут она смутилась, – в малых количествах точно… хотя нет, мой дед Константин уходил в запои, значит, и в больших действует. Но, полагаю, отравиться им нам не грозит. А про наркотики я ничего не знаю, – сокрушенно закончила принцесса.

– Интересно, – повторил он снова и замолчал, задумавшись.

– Вы лучше полечите себя, – попросила Алинка. – Отек почти ушел, лорд Тротт. И…может, меня научите?

– Вряд ли получится, – отозвался он, поворачиваясь. Взял у нее из рук ткань. – Вы еще маленькая. А способность к лечению приходит со взрослением.

– Я не маленькая, профессор, – серьезно проговорила принцесса, упрямо и сердито склонив голову. – Мне скоро будет семнадцать!

Тротт некоторое время молча смотрел на нее фосфоресцирующими зелеными глазами, потом как-то невесело усмехнулся.

– Идите есть. И ложитесь. Мне тоже нужно ополоснуться. Завтра я подниму вас раньше.

Когда он вернулся, Алина догрызала крысозуба, разместившись поближе к скрытому костру, чтобы сорочка подсохла до сна, и лениво шевеля крыльями. Потянутый во время занятий бок побаливал, но не страшно, глаза уже слипались, и она то и дело зевала. Лорд Макс сел рядом, взял со мха готовую тушку, сухарь, начал есть.

Алина потерла глаза, проговорила заторможенно:

– И все же как мне научиться лечить, профессор?

– Угомонитесь, Богуславская, – сказал он с незлой насмешкой. – Вы спите уже с открытыми глазами.

– Не сплю, – возразила принцесса и тут же зевнула, прикрыв рот. – Вы все равно жуете. Расскажите.

Тротт вздохнул.

– Ваше воспитание оставляет желать лучшего, Алина. Ровно, как и ваша способность терпеливо ждать.

– Ругайтесь, ругайтесь, – пробормотала она укоризненно, старательно держа глаза раскрытыми, – сто раз бы уже объяснили.

– Закройте глаза.

– Зачем? – подозрительно осведомилась принцесса.

– Бить вас буду, – буркнул он. – За назойливость.

Алинка от тепла и сытости улыбалась уж совсем довольно.

– Положите руку мне на спину.

Принцесса вяло придвинулась на стволе почти вплотную, завела ладонь ему под крыло, накрыла подпухшую рану.

– Закройте глаза. Теперь послушайте себя. Поведите вверх-вниз над кожей. Вы должны почувствовать – над повреждением кончики пальцев заколет холодом, и вам нужно усилием сознания этим холодом и лечить.

– Ничего не чувствую, – пробормотала Алина, ощущая, как уплывает в сон.

– Неудивительно, – проворчал Тротт. – На себе – принцип такой же. Если есть возможность коснуться рукой, проще. Если нет – сосредотачиваетесь мысленно на ране и желаете ее вылечить. Поймете, что процесс начался, когда начнет покалывать холодом повреждение. А если оно серьезное, то будет очень больно, излечение пойдет через усиление симптомов… Богуславская, зачем вы меня гладите?

– Я вас лечу, – возмутилась она, соскальзывая куда-то вбок и вниз и натыкаясь щекой на что-то твердое, видимо, плечо.

Рядом раздался тяжелый вздох, и Алина во сне уже почувствовала, как ее со сдавленным ругательством поднимают на руки, несут куда-то и укладывают на мхи, укрывая курткой.

11 февраля по времени Туры

Гранитные проплешины в папоротниковом лесу начали попадаться уже на второй день после нападения паука. Местность пошла вверх, и Алинка теперь очень внимательно следила за тем, куда ступает. Мягкий влажный мох до этого уберегал ее от ран, но здесь выходы породы лишь местами были сглажены ветром и подернуты тонким слоем перегноя. Кое-где шершавые серые уступы, покрытые блеклыми лишайниками, расслаивались ступеньками или рассыпались щебнем, и уже несколько раз принцесса наступала на острый камешек, неведомо как закатившийся под ноги и скрытый мхами.

Тротт периодически смотрел на ее ноги и хмурился.

– Поднимемся повыше, сделаю вам обмотки, – сухо проговорил он, когда принцесса в очередной раз тихонько ойкнула.

– А раньше нельзя было? – Алинка зачем-то запрыгала на одной ноге, поднимая вторую и пытаясь разглядеть, не поранилась ли.

– Мох влажный, – объяснил Тротт терпеливо, щурясь в сторону моря – оно то и дело проглядывало сквозь деревья, и находились они уже высоко, так что до поверхности воды было уже метра три. – Мокрая ткань на кожу в жару – это опрелости, трещины и мозоли. Выше станет сухо, можно будет рискнуть. Чем быстрее дойдем, тем быстрее у вас будет обувь, Богуславская.

Алина понуро кивнула, потерла ступню, облизнула пересохшие губы – солнце жарило немилосердно, и не спасали ни тень от папоротников, ни ветерок с моря, – и аккуратно пошла дальше. У нее все ещё побаливал бок, да и спина ныла, и с трудом получалось сосредоточиться на боли. Несколько раз казалось, что удалось нащупать нужное состояние для лечения – почему-то покалывание холодком получалось, когда Алинка интуитивно начинала едва слышно вибрирующе мычать. Место ушиба будто входило в резонанс со звуком, и боль отступала. Правда, не проходила совсем.

Над ними уже дважды за утро пролетали гигантские стрекозы, и Тротт становился все мрачнее и собраннее.

– Как они вообще держатся в воздухе? – шепотом спросила Алина, провожая взглядом очередное чудовище. Они с Троттом прятались под папоротником. – Это же невозможно, профессор. Да и пауки, и эти тха-охонги – как они могут двигаться с такой массой? А чем питаются? Чтобы поддерживать жизнедеятельность, им же все время нужно жрать. Вообще не понимаю, как они могли эволюционировать до таких размеров.

– Они не родные этому миру, во всяком случае, местные легенды говорят так, – Тротт подождал, пока раньяр скроется за горизонтом, и снова пошел вдоль моря. – Они полумагические, созданы новыми богами и пришли сюда вместе с их армией, а потом уже расселились повсюду. Это точно касается лорхов, охонгов, тха-охонгов – я видел их изображения в старых храмах, да и жрецы подробно рассказывают об их создании.

– А раньяры? – поинтересовалась принцесса, немного отвлекшись и от жары, и от утомительного пути.

– Полагаю, боги изменили обыкновенных местных стрекоз. Строение раньяров очень похоже на них. Усилен хитин, челюсти, больше крылья, но все равно без встроенных магических механизмов они точно не смогли бы подняться в воздух. Думаю, это работает как левитационные амулеты в наших листолетах, только в случае с раньярами амулеты изначально встроены в их организм. И вы правы, при таком размере все инсектоиды должны были обрушить местную экосистему, а потом истребить друг друга, ибо они каннибалы, однако они могут долго существовать без пищи.

– То есть у них есть какой-то еще источник энергии? – догадалась Алина. – Как у туринских стихийных духов, да?

– Или несколько, – кивнул инляндец. – Божественные эманации, тепло, солнце – что угодно. Скорее, первое. Местные боги-захватчики используют в качестве источника силы кровавые жертвы, страх и страдания, и в жертвах у них недостатка нет, так что могут поддерживать жизнеспособность своей армии. Но инсектоиды все равно опасны. Их, конечно, сделали управляемыми, и они обладают зачатками разума, чтобы признавать хозяев и выполнять команды, но вы сами видели – стоит остаться без всадника, и если рядом пролита кровь, они дуреют.