Текст книги "КК. Книга 8 (СИ)"

Автор книги: Ирина Котова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

– Нет, – буркнул Тротт. Алина обиженно моргнула, но неожиданно не стала спорить – покладисто кивнула и пошла рядом, разворачивая уже свои крылья и пытаясь махнуть ими.

– Когда, интересно, у меня появятся перья? – крыло дернулось, мазнуло Макса по плечу. – Пух – это, конечно, забавно, но я похожа на длинношерстную эмиратскую овцу.

Он покосился на ее крылья, усмехнулся – длинный рыжевато-черный пух правда походил на тонкую шерсть южных овец.

– Через несколько месяцев, Богуславская. Потом сможете летать.

Принцесса все ещё неловко махала крыльями, потом успокоилась, сложила их за спиной.

– Я надеюсь, что мы выберемся раньше, лорд Тротт.

– Я тоже, Алина. Но это будет трудно.

Они шли дальше – мхи пружинили под ногами, пахло сырой землей и грибами, вовсю палило солнце, жужжали мелкие насекомые, сопела Богуславская – к середине дня, до первого привала, она начинала выбиваться из сил, но старательно ускоряла шаг, чтобы не отставать.

Упрямства ей, конечно, было не занимать, и она так иногда напоминала Тротту Михея, что у него комок в горле вставал. И он поражался, как не замечал этого раньше. Даже когда у нее была другая внешность – разве можно перепутать эту бульдожью настойчивость, манеру от обиды или злости глядеть исподлобья, чуть раскачиваясь, или прикусывать в моменты сосредоточенности нижнюю губу, или сопеть от раздумий или эмоций? А сейчас, став очень похожей на мать, принцесса иногда так поворачивалась или склоняла голову, что от игры теней выглядела почти копией друга. В чертах, мимике, даже в некоторой неуклюжести движений.

Как крутит узлы жизнь, как оглушающе логичны течения судьбы. Когда-то Михей стал причиной его, Макса, инициации. А сейчас, скорее всего, именно из-за Макса инициирована дочь друга, из-за его воздействия сорвалась и попала сюда. И не только из-за чувства вины он обязан вывести ее – но и потому, что за много лет впервые появилась возможность отдать долг Михею, которого он не смог спасти. Которого убил.

Выведет его дочь – может, груз на совести станет менее удушающим?

Вообще она хорошо приспосабливалась. Хныкала куда меньше, чем Макс мог предположить, почти не жаловалась, не лезла из любопытства в норы и не скрывалась из виду, вечерами помогала, чем могла: таскала ветки для костра, просила научить ее разжигать огонь, носила воду, следила, как он разделывает добычу. Глотала слезы, но старалась учиться защищаться, терпела боль, не срывалась в истерику. Еще бы двигалась быстрее, но он и так много требует.

А еще через полчаса он, сорвавшись, орал на нее, красную от страха и слез, ругая себя за то, что перехвалил, расслабился, перестал плотно контролировать ее.

– Я говорил вам не отходить от меня, Богуславская. Вы не на прогулке в парке вашего дворца!

– Простите, лорд Тротт, – жалко всхлипывала принцесса, размазывая слезы по лицу. Плечи ее тряслись.

– Ей-богу, мне хочется вас выпороть, – рявкнул он, отворачиваясь от греха подальше и ощущая, как колотится от адреналина сердце. Потому что действительно хотелось схватить ее и встряхнуть хорошенько.

– Это непедагогично, – грустно сказала подопечная ему в спину, и он в раздражении пнул мох и пошел вперед, кривясь от боли в раненном боку. В куртке зияла прореха, рану под крылом пекло. И нужно было бы остановиться и подлечить себя, но Макс сейчас был слишком раздражен. За спиной раздались тихие быстрые шаги – Богуславская пробежала мимо разделанного, все ещё подергивающего лапами гигантского паука и пошла следом. Душераздирающие всхлипывания в двух шагах позади слышались еще долго, но Тротт не реагировал и не оборачивался, чтобы не сказать ещё что-нибудь нелестное. Слишком он был зол – и на нее, и на себя в первую очередь. Но он и подумать не мог, что все, что вдалбливал эти восемь дней, будет пропущено мимо ушей.

Увы, потребности организма у путников никто не отменял. Принцесса иногда, страшно краснея, просилась в кустики, и он тщательно эти самые кусты проверял и не отходил далеко. И сам он периодически останавливался, уходил за папоротник – спутница тоже отходила на десяток шагов вперед и терпеливо ждала. Он так привык к тому, что система уже отработана, что когда сегодня, застегивая ремень, услышал тонкий придушенный визг и отчаянное «Лорд Тротт!», даже не отреагировал сразу.

А выскочив из-за дерева, увидел, как шагах в пятидесяти от него навстречу несется принцесса, а за ее спиной, метрах в двух, перебирая тонкими ногами и посвистывая – местный гигантский паук, лорх. Тротт рванул к ней, на ходу доставая клинки, успел вклиниться между арахноидом и Богуславской, толкнуть ее в сторону, спасая от удара огромных челюстей – и подставиться под них самому. Благо, реакция спасла. Но лорх его все равно задел, получил клинком в глаз, отскочил, сводя и разводя жуткие челюсти и тонко свистя от боли.

Вкус и запах крови заставили паука снова рискнуть – он присел и прыгнул вперед, чтобы раздавить жалящего противника массой и потом уже сожрать. Кричала Богуславская, а Макс, чувствуя, как режет в спине, перекатился вперед, за спину приземлившемуся пауку и развернулся, подрезая ему задние ноги. Паук закрутился на месте, зашипел, припадая на передние – и Тротт, выбив еще один глаз противнику, прыгнул завизжавшему арахноиду на гладкую спину и двумя ударами клинков отсек ему башку.

На привал Макс остановился, когда наткнулся на очередной ручей. Дурь и злость из головы уже выветрились, и адреналин перестал гнать вперед организм. Принцесса, молчаливая и виноватая, прятала красные глаза и вздыхала. Сбегала ему за водой, потопталась рядом – он, усевшись на ствол, снял куртку и пропитанную снизу кровью сорочку и пытался прощупать рану. Взял у спутницы флягу, налил на холстину, попытался промыть. Получалось с трудом.

– Можно я? – тоненько спросила Богуславская и шмыгнула носом. Тротт угрюмо протянул ей ткань и флягу, и принцесса зашла ему за спину, отвела крыло, полила рану водой, приложила ткань. Макс сжал зубы, выругался.

– Тут кожа порезана лохмотьями, – дрожащим голосом проговорила она, – крови немного, но содрано с две ладони. И опухло сильно. Очень больно, лорд Тротт?

– Промывайте, Богуславская, – буркнул он, снова сжимая зубы. – Чем чище сделаете, тем лучше я смогу заживить.

Она промывала, снова бегала к ручью, снова лила воду. Всхлипывала и всячески показывала свое раскаяние.

– Зачем вы вообще пошли вперед? – раздраженно спросил он через несколько минут.

– Птицу увидела и захотела для нас поймать к ужину, – виновато призналась принцесса из-за его спины. – Простите, пожалуйста. Я с вами не так боюсь и делаю глупости. Я больше ни на шаг от вас не отойду, правда. Я так испугалась!

Она снова всхлипнула и замолчала, упорно и тихо промокая кровь тканью – дыхание ее касалось его кожи, пока он сосредоточенно пытался зарастить рану. Алина вдруг погладила его по плечу, уткнулась в него мокрым лбом и пробормотала потерянно:

– Лучше бы вы меня правда выпороли, я бы не чувствовала себя такой дурой. Спасибо, что опять спасли меня, профессор.

– В следующий раз так и сделаю, – процедил он и встал. Боги с ней, с раной, зарастил сколько смог. – А сейчас, будьте добры, перестаньте плакать. Отдайте мне флягу и идите умойтесь. Дорогу никто не отменял. И не думайте, что это спасет вас от вечерних занятий.

Принцесса с недоверчивой радостью всмотрелась в него и улыбнулась сквозь слезы.

– Я и не думала, – заверила она горячо и почти вприпрыжку убежала к ручью.

Глава 17

9 февраля, четверг, Дармоншир, Люк

– Над фортами уже видели стрекоз, ваша светлость. Единичные особи со всадниками. Углубились за форты километра на три, в зону досягаемости оружия не спускались. Ученые уже, видно. Я, конечно, приказал припугнуть тварей из пулеметов и гранатометов, но чисто для острастки, светить все вооружение не хочется. Разведчики ведь.

Полковник Фрост, комендант первого из фортов, которые недавно посещал Люк, замолчал. К докладам приступили командиры других крепостей. Люк слушал их, делая пометки.

Всего двадцать фортов по границе Дармоншира и Инляндии, два последних заходят на границу с Рудлогом. Сторожевые башни, закрытые крепостными стенами, ощетинившимися в сторону Инляндии зубцами и каменными поворотами, за которыми легко могут спрятаться целые отряды, и соединенные между собой толстенной – в четыре-пять метров, и высокой – метров семь, – стеной. Рвы перед стенами, которые последние десятилетия служили средством трудового воспитания солдат от безделия, а ныне спешно углублялись изъятыми по всему герцогству экскаваторами. Лес за рвами, который сейчас превращали в засеки, рубя деревья и укладывая их друг на друга, крест-накрест в сторону врага. И минные растяжки дальше, чтобы замедлить прохождение инсектоидов.

Только как это поможет от стрекоз? И, самое главное, как четыре тысячи солдат – по двести на форт – смогут остановить те двадцать-двадцать пять тысяч нападающих, которые медленно, захватывая по пути графства и города, движутся сейчас в сторону Дармоншира? Ладно, людей – вооружены они топорами, арбалетами и мечами, хотя за прошедшие дни, по разведданным, уже имели место единичные случаи использования ими туринского оружия. Быстро учатся, сволочи. И командование у них, судя по всему, цепкое и своего не упускает.

Но главное оружие – несколько сотен направляющихся сюда бронированных тха-охонгов. Почти три тысячи мелких богомолов-охонгов, заменяющих врагам конницу. Только лошадь можно убить одним выстрелом, а инсектоиды пулю и не заметят. И стрекозы. И все они способны уничтожить имеющиеся у него, Люка, четыре тысячи солдат за несколько минут.

Лорд Лукас слушал ответственного за углубление рвов и в очередной раз пересчитывал имеющиеся ресурсы. Словно на него могло снизойти озарение – где взять хотя бы двести артиллерийских орудий, когда у него в наличии двадцать. Или сотню листолетов, когда у него три боевых. Или танковый батальон.

Танков у него не было вообще. Не нужны герцогству были танки.

Слава богам, старый герцог, Кристофер Дармоншир, раз за разом отказывал предлагающим устроить в фортах музеи, отели, открыть ресторанчики и базы отдыха. И пусть форты висели на бюджете герцогства тяжелым грузом – дед ими гордился и урезать финансирование не собирался. Спасибо тебе, дед. Хотя бы за иллюзию, что мы можем сопротивляться.

– Есть уточненные данные, когда нам ждать гостей? – поинтересовался Люк, когда докладчик закончил.

– При благоприятном раскладе – в начале-середине марта, ваша светлость, – мрачно сказал Жак Леймин. – У нас от месяца до полутора. Но это только благодаря тому, что они встречают сопротивление. Если же города будут сдаваться без борьбы, то у нас максимум две недели. И второй вариант вполне вероятен – армия, как вам известно, разбита, инляндские войска разобщены, вспыхивают отдельными очагами сопротивления.

Люк поморщился. Это ему было известно. И времени на подготовку в обоих случаях катастрофически мало.

Утром второго февраля, когда его разбудил звонок от Леймина, сообщившего о нападении на Лаунвайт, он сначала поверить не мог, что нечто подобное вообще может произойти, хотя безопасник утверждал, что информацию передали по всей Инляндии из министерства обороны. Затем Люк догадался включить телевизор.

Панические репортажи оставшихся на передовой журналистов, прервавшиеся около полудня – именно тогда была захвачена телебашня. Заснятые сияющие провалы в другой мир. Редкие картины коротких боев. Чудовищные виды сотен гигантских стрекоз и тха-охонгов – снимали их с крыш, издалека, и они казались небольшими, но Люк прекрасно помнил, как единственная такая тварь, размером с грузовик, разнесла бальный зал во дворце Рудлогов и чуть не разрезала его самого пополам.

Ему хватило нескольких минут, чтобы прийти в себя. И первым делом его светлость озаботился эвакуацией из столицы слуг, работающих в Дармоншир-холле и в доме матери. Вместе с семьями, конечно. Маг выбился из сил, телепорт периодически барахлил, но за три часа удалось перевести всех. Теперь этаж слуг был заполнен полностью, а замок Вейн пополнился почти двумя сотнями мужчин, женщин и детей. И всех их нужно было кормить, размещать и приспосабливать к делу.

Связь с военным штабом Глоринтийского дворца продолжалась до вечера второго февраля, пока не пришло сообщение, что правительство и министерство обороны эвакуируется на восток, к границе с Рудлогом, вместе с остатками армии, чтобы иметь возможность организовать сопротивление. Увы, они были разбиты, и с тех пор каждое герцогство и графство в Инляндии должно было рассчитывать только на себя.

Люк недолго колебался, прежде чем принять решение увидеть все самому. Он долетел до Лаунвайта на третий день и клубами ветра кружил над городом, подсчитывая силы противника, оценивая положение дел.

Столица была пропитана смрадом муравьиной кислоты, дыма и крови. Дармоншир-холл был захвачен, во дворе у гаража топтались охонги. Двери были взломаны. Захвачены были и другие аристократические дома.

По улицам то и дело проходили патрули из двух-трех всадников на мелких «богомолах», укутанные в какую-то дикую смесь туринской и явно иноземной одежды. Простых людей практически не наблюдалось – только иногда кто-то, опустив голову, быстро семенил по занесенному снежной грязью тротуару мимо стоящих машин, на некоторых из которых были следы, будто их грызли.

Дворец Инландеров сверкал белесым куполом, множество людей ютилось на территории монастырей и храмов Триединого – похоже, там они были защищены от захватчиков. Но не от голода и тесноты.

Видел он и колонны рыдающих женщин и детей, которых гнали к окраине, и замёрзшие тела на виселицах в разрушенных военных частях, и свое собственное опустевшее училище с трупами преподавателей и учеников.

Видел и рои «стрекоз», которые пролетали так близко, что он едва удерживался от искушения ударить по ним вихрем или грозой. Но это оказалась бы напрасная трата сил, а ему предстояло еще возвращаться в герцогство.

Лаунвайту уже было не помочь. Но оставалась надежда удержать Дармоншир.

– Полковник Фрост, что с мобилизацией? – поинтересовался Люк, когда стало понятно, что подготовка минных полей и засек идет в нужном темпе.

– Поднимаем людей, ваша светлость, – прогудел полковник. – Но много ли вытянем из двухсот тысяч населения? Через недельку у нас будет ещё тысяч десять необученных воробьев, через месяц – до тридцати. Да только что с ними делать, кроме как мясом в окопы класть? У нас нет такого количества оружия. И не успеем мы его произвести. Разве что гранаты давать в руки и на убой кидать.

Люк кивнул. Два оружейных заводика, находящихся на территории Дармоншира, один из которых и вовсе лет десять не работал, уже пыхтели в три смены, производя взрывчатку, гранаты, ручные гранатометы. Но для них нужны были ресурсы. Помимо этого, по герцогству, по прику Люка, собирали охотничьи ружья и припасы, конфисковались склады оружейных магазинов. Впрочем, владельцы, напуганные приближающейся войной, охотно отдавали нажитое. Фермеры кто сам, кто под давлением, отдавали остатки урожая, ибо призывников и армию надо было кормить. Продуктами делились крайне неохотно – до нового урожая еще полгода минимум, а кто знает, насколько затянется война? Но в то же время мобилизация затронула каждое поселение, и люди отдавали запасы не для какого-то призрачного солдата, а для Джонни или Уилла, что с детства на соседской улице росли.

– К нам начали просачиваться разбитые отряды, – продолжал Фрост, – по пять-десять человек. Даже боевые маги попадаются.

– Брать на довольствие, – приказал Люк, делая себе пометку.

– Так уже, ваша светлость, – сообщил полковник, – только это капля в море. Хотя со временем их больше будет, конечно. Оружия нам надо.

– Оружия, – проворчал Люк, раздражаясь и повышая голос, – где я возьму вам оружия? В Рудлоге? Я попытаюсь, но сами знаете, что сейчас в Мальве творится. И как бы нам к марту не пришлось на два фронта воевать. Или вы думаете, мы сможем отбить в инляндских городах пару захваченных складов? Нет сейчас у меня для вас оружия, полковник. Пока придется справляться тем, что есть, если не хотим, чтобы нас к дверям замка, как графа в Уолшире, прибили.

– Царица Иппоталия может помочь, – вполголоса предложил Леймин. – Стрелкового оружия у нее должно быть достаточно. И боеприпасами сможет снабжать. Поговорили бы вы с ней, ваша светлость.

– Сейчас каждый за себя, – мрачно произнес Люк. – Кто отдаст оружие, если неизвестно, не появится ли рядом еще портал? Но я поговорю с ней, сам об этом думал. До завтра, господа. Завтра в это же время жду вас.

Выходя из кабинета последним, он посмотрел на часы. Половина первого. Еще успеет на обед.

Семейные обеды сейчас проходили тяжело. Люка потряхивало от бессилия, от известий об очередном разрушенном городе, варварски уничтоженных военных и аристократах, о положении в захваченном Лаунвайте, грабежах, насилии и показательных расправах. Ему бы гораздо легче было, если бы можно было отправить семью в безопасное место и решать проблемы самому. Но пока что получалось, что Вейн – одно из самых безопасных мест.

Бернарда Люк держал при себе. С младшим братцем они впервые крупно поругались в день нападения на Лаунвайт. Берни рвался вернуться обратно, в свое училище, и Люк, отчаявшись донести, что нет уже ни училища, ни товарищей брата, и это не делает его трусом – а желание вернуться делает глупцом, категорически запретил правом старшего в доме Дармоншир уходить из Вейна. Получил от брата по морде, зашипел, введя Кембритча-младшего в ступор, и приказал Леймину запереть Бернарда в камере в подвале. Чтобы не смог сбежать, остыл и подумал.

Ругательства спускаемого по лестнице замка Вейн брата, скрученного четырьмя крепкими охранниками, были отчаянно-беспомощными. И Люк прекрасно его понимал. Будь ему двадцать три и если бы заперли его так – он бы возненавидел запирающего. Просто ему самому всегда удавалось вывернуться.

Берни игнорировал его три дня, пока Люк не пришел с фотографиями, сделанными людьми Леймина, с риском для жизни занимающимися в Лаунвайте разведкой, и не показал, что осталось от училища младшего брата.

– Я должен был быть там, – упрямо проговорил братец. – Ты сделал меня трусом, Люк.

– Я сделал тебя живым и полезным, идиот, – процедил Дармоншир, чувствуя себя дедом, думающим, как вдолбить в тупую голову старшего внука немного ума. – Понесся бы туда – и героически сложил бы голову, а ты нужен мне здесь. У меня всего четыре тысячи человек, Берни, и не хватает офицеров. Тебе осталось полгода до выпуска. Я отправлю тебя в любой из фортов, если пообещаешь не пытаться вернуться в Лаунвайт. Надеюсь, ума у тебя на это хватит. А геройствовать можешь и здесь.

Бернард уехал в форт почти сразу, и в замке с тех пор появлялся всего раз. Ничего, повзрослеет, поймет. Главное, что жив и что мать, обняв Люка на мгновение, прошептала «спасибо».

С женщинами было сложнее. Особенно с Мариной. Их противостояние за последние дни перешло в застывшую фазу – у него не осталось времени для завоевания расположения супруги, она же по-прежнему держала оборону. Без агрессивности, почти с равнодушием. Люк был измотан попытками выжать из своей маленькой армии тот максимум, который был возможен, постоянными разъездами по фортам и встречами с военными, мэрами городов, разведчиками, главами соседних регионов, запрашивающих о помощи – которую он не мог дать! – и собственной некомпетентностью, потому что все его военное образование закончилось почти двадцать лет назад. И ему, лишенному возможности напиться или перезагрузиться с помощью адреналинового пике, съедаемому бессонницей и нервным напряжением, все чаще приходилось ночами останавливать себя, чтобы не пойти к Марине и не попросить – или потребовать от нее того, что муж вправе требовать от жены. Летать он тоже старался как можно меньше именно по этой причине.

Иногда он, очнувшись от лихорадочной дремы, обнаруживал себя в сокровищнице, в темноте, бездумно пропускающим сквозь пальцы камни и украшения или на высочайшей из открытых башен замка Вейн – в одних пижамных штанах прижавшимся спиной к мерзлому камню башенного портика и опустившим ноги в пустоту. В руках тлела сигарета, шептал ветер, уговаривая соскользнуть вниз – а там, снизу, крошечными огоньками светили фонари, вырисовывая очертания тонкой дороги к замку. Далеко на горизонте разливалось сияние городов Маль-Серены, справа Инляндия погружалась в войну и мрак – а Дармоншир смотрел на это невидящим взглядом, не чувствуя ни холода, ни страха. Люк сходил с ума и прекрасно это осознавал. И поэтому хотя бы днем, когда он был властен над собой, приходилось брать себя под жесткий контроль.

Единственными передышками были редкие семейные обеды или ужины. Марина сидела напротив, в маленькой столовой, присутствовали тут и мать с Маргаретой. Леди Шарлотта изо всех сил старалась сделать такие обеды теплыми, и ей с ее удивительным чувством такта и юмора это удавалось. О войне, по негласному соглашению, за столом не говорили. Но Люк и так почти не принимал участие в беседе. Он наслаждался покоем.

Да, пусть Марина была обижена и замкнута, пусть редко поднимала на него глаза, но рядом с ней вдруг становилось легче дышать, словно с груди спадал тугой железный обруч, и голова светлела, и силы появлялись.

После того как стало известно, что ее сестра Василина чудом ухитрилась закрыть один из порталов и сейчас спит, Марина сама пришла с утра к нему в покои. Бледная, уставшая, похудевшая – одни огромные глаза и резкие черты лица.

– Я хочу навестить Василину, – проговорила она прямо, когда его светлость, допивающий кофе, спешно поднялся ей навстречу, поцеловал руку. – Но штатный маг сказал, что без твоего разрешения телепорт не откроет. Я хозяйка в этом доме, Люк, или твоя прислуга, что мне нужно спрашивать разрешения? Мне достаточно запрещали до этого, муж мой.

Последние слова она произнесла с присущей ей едкостью, выдернув руку – и в голосе звучал вызов, почти просьба запретить ей куда-либо ходить, чтобы можно было от души им обоим поскандалить. Ей тоже было не по себе.

И он многое мог бы сказать. Что телепорты барахлят, и ему страшно, что маг не удержит переход и Марину распылит. Или признаться, как не хочет ее никуда отпускать, потому что она может не вернуться. Но вместо этого его светлость набрал номер мага и коротко приказал ему:

– Госпожу герцогиню пропускать, куда она пожелает, Тиверс. Естественно, если вы уверены, что удержите проход.

Когда он отключил трубку, Марина растерянно отступила назад.

– Выпьешь со мной кофе? – предложил он хрипло.

Она покачала головой, отступая. Повернулась, нажала на дверную ручку.

– Вернись, – попросил он ей в спину. Марина не ответила – а Люк следующие два часа места себе не находил.

Но она вернулась. И телепортом пользовалась с тех пор какие-то разы.

Марина

Мы взяли обыкновение собираться с леди Лоттой и Ритой в чайной гостиной и обмениваться новостями. Всем, о чем шептались слуги, что слышали по телевизору или от родных-знакомых и что касалось войны. Маргарета все еще, очевидно, недолюбливала меня, но вместе было не так страшно.

Хотя, конечно, я была бы счастлива, если бы могла разделить свои страхи и эмоции с сестрами. Но Василину я видела всего дважды: один раз, когда навещала ее в лазарете, а она мирно спала на койке под присмотром виталистов, и второй, когда заглянула на пять минут после того, как она очнулась, чтобы обнять, поцеловать, смочить слезами ее воротник и сбежать обратно в Дармоншир. Как бы мне ни хотелось быть с ней и вернуться в Рудлог, я не имела права ее отвлекать. Но иногда мы созванивались – на минуту, на две, просто чтобы услышать голос друг друга и поддержать.

Зато удалось поболтать и увидеться с Полей. Я чуть в обморок не упала, когда услышала в трубке ее жизнерадостный голос, потому что одно дело знать и ощущать, что она вернулась, и другое – слышать. И совсем малозначительными показались и все увеличивающаяся утренняя боль от иголок, и мое нынешнее положение.

– Привет, – сказала она бодро, – если ты поспешишь, то еще успеешь застать меня без шкуры. Телепорт для тебя готов, я тебя буду ждать прямо там. Ани с Каролиной и отцом у меня уже были. Одна ты не добралась. И Алинка, – добавила она со вздохом.

Я добежала до нашей телепорт-арки за пару минут, успев приказать Ирвинсу срочно вызвать мага, и уже через пять минут обнималась с Полиной. Она почти не изменилась, только глаза стали строже и уголки губ чуть опустились вниз. Но, может, мне просто показалось.

Мы так торопились рассказать друг другу все, перескакивая с одних событий на другие, истерически смеясь над самыми простыми шутками – от облегчения, – что четверть часа пролетела, как несколько секунд, а мы так ничего и не успели обсудить. Пол зевнула, подняла на меня осоловевшие глаза, пробормотала «прости, Мари, но рррррр….» и медленно стекла на пол с хрустнувшего стула засыпающей медведицей.

Я смеялась сквозь слезы, глядя на нее, и никак не могла успокоиться и уйти, и пила кисленький брусничный морс, пока в гостиной покоев не появился Демьян Бермонт, не кивнул мне вежливо и не предложил носовой платок. Полину он, как мне показалось, не напрягаясь, поднял на руки – а она была очень, очень большой, – и понес в спальню. Я все ещё нервно посмеивалась, вспоминая ее болтающиеся лапы, пока король Бермонта невозмутимо провожал меня до телепорта.

Он был настоящей глыбой. И только на прощание сжал мне левую руку, скользнув над запястьем ладонью, и очень серьезно сказал:

– Спасибо.

– Это же Полина, – попыталась я объяснить, с трудом, потому что горло сжималось. Я хотела сказать, что я для нее готова не то что иголки раскаленные вкалывать – каждый день себе пальцы отпиливать, но не смогла, потому что к глазам опять подкатили слезы. Но Бермонт понял, кивнул.

– Я запомню это, Марина.

Я заглянула и к Ани с Каролиной. И там отдохнула душой: у Ангелины в Истаиле был настоящий курорт. Честно говоря, я побаивалась появляться к ней на глаза, потому что была уверена, что она расколет меня на рассказ про мою неудачную семейную жизнь за пару минут, выпотрошит до глубины души и вынесет приговор. Но то ли Ани была слишком занята – а она действительно провела со мной и Каришей мало времени и ушла, – то ли решила, что жена Кембритча – это теперь головная боль Кембритча, но ни словом, ни намеком не коснулась моего замужества. Только проговорила мне на ухо, обнимая:

– Я была бы спокойнее, если бы ты пожила здесь, Марина.

– Я пока в безопасности, – пробормотала я с неловкостью, потому что на самом деле она озвучила мои тайные мысли. Уйти в Рудлог или сюда, в Пески, потому что мне было страшно, очень тоскливо без родных. Не знаю, что заставляло меня оставаться в Вейне.

Здесь, в Песках, было мирно, и нега, казалось, текла над землей в потоках сладко пахнущего каким-то цветком ветра, шуршала листами бумаги на планшете Каролины, лилась размеренным голосом отца и знакомым говорком Валентины, нашей соседки, внезапно оказавшейся здесь же, смехом ее мальчишек и матери. Я плавала в теплом бассейне, я ела сладкие фрукты и пила ледяной щербет, грелась на солнце, пока не поняла, что испытываю дикое чувство вины перед оставленными в Вейне леди Лоттой, Маргаретой и даже Люком. И даже магом Тиверсом, которому каждое открытие телепорта давалось все труднее. И поэтому скомканно попрощалась с родными и ушла в дождливую, промозглую, охваченную войной Инляндию.

Война распростерла над континентом свои багряные дымные одежды, и пусть для нас в Вейне она была ещё чем-то отдаленным – то и дело мне на глаза попадались ее знаки. Колонны грузовиков с артиллерийскими орудиями, направляющиеся по шоссе к фортам – тогда я как раз выехала проветриться, не в состоянии больше находиться в мирной тишине замка. Несколько групп военных, оборванных и раненых, которых я видела в холле – они вырвались из разбитого графства Уолшир, как потом я узнала от осматривавших их врача и виталиста, – и пришли к Люку просить взять их на службу. Рев строительной техники как-то поутру – экскаваторы и землечерпательные машины разрушали прекрасный парк в километре от замка, возводя огромные земляные валы и копая рвы.

– Это чтобы я успел вывести вас, – коротко ответил Люк, когда леди Лотта за обедом задала мучающий нас всех вопрос.

На башни замка тоже поднимались орудия с длинными стволами и боеприпасы, пару раз во время наших женских чаепитий велась пристрелка – гулко ухало, замок содрогался, мы с непривычки испуганно разливали чай мимо чашек и потом смотрели в окно на далекий взрыв и серую полосу дыма.

Люк в замке почти не появлялся, и вопросы управления как-то незаметно легли на мои плечи. Я честно предлагала все хозяйские обязанности леди Шарлотте, на что она, невинно подняв черные брови и став очень в своей ироничной мимике похожей на Люка, ответила:

– И не стыдно тебе нагружать пожилую леди непосильной работой, дорогая невестка?

Я фыркнула и больше даже не думала в эту сторону. Тем более что ничего сложного пока не было – замок прекрасно функционировал бы под зорким приглядом Ирвинса и без хозяев. Собственно, как и было до того, пока Люк не перебрался сюда. Дворецкий иногда интересовался моим мнением по тому или иному поводу, экономка рвалась предоставить отчеты, пришлось пощупать пару оленьих окороков в погребах и проверить наполненность кладовых, но это меня больше отвлекало от тяжелых мыслей и скуки, чем раздражало.

Люк появился почти к ночи, опоздав к ужину. Я не видела его больше трех дней и ловила себя на том, что периодически поглядываю в окно, на закрытую пеленой вязкого дождя дорогу.

Я сидела на расстеленной кровати в пижаме и пила молоко, согретое мне Марией, – любовь к томатному соку прошла так же резко, как началась, и он теперь вызывал отвращение, – когда в гостиной раздались шаги, дверь в спальню открылась, и ко мне зашел Люк. В мокрой куртке, которую тут же снял, – видимо, успел промокнуть по пути от машины до крыльца, – с влажными волосами, впавшими глазами и обветренным, заросшим щетиной лицом. Упал в кресло и затих, глядя на меня и ничего не говоря.

– Будешь молока? – поинтересовалась я через пару минут, когда стало казаться, что он заснул.

Люк моргнул, мотнул головой, потер небритую щеку.

– С детства не люблю. Ирвинс несет мне ужин.

– Сюда? – голос мой стал резким.

– Нет, – сказал он устало и встал, – ко мне в покои.

Прошелся по спальне, остановился в двух шагах от меня. Пахло от него дождем и ветром, табаком и его приглушенной, почти выветрившейся туалетной водой. И самим Люком. Я аккуратно разжала кулаки, сложила руки на коленях, настороженно следя за ним.