Текст книги "На земле и на небе"

Автор книги: Ирина Тарасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 7

Весь остаток дня она провела в радостном возбуждении. Занималась привычными домашними делами, готовила ужин, купала детей, укладывала их спать. И постоянно улыбалась. Дети как будто уловили ее настроение и шалили в этот день не в меру. Но это ничуть ей не мешало. Она с удовольствием играла вместе с ними.

– Мам, у меня «березка» лучше получается, – запыхавшимся голосом сообщила ей Ксюша, которая лежала в этот момент на полу и старательно тянула вверх мысочки поднятых ножек.

– Нет, – возразил Санька, – у тебя попа выпячивается, и не береза получается, а баобаб!

Ксюша от возмущения тут же свалилась на бок, пребольно стукнувшись коленкой о кресло.

– Сам ты бабап! – обиделась на непонятное слово девочка, потирая ушибленную ножку. – Вот попробуй, я на тебя посмотрю, какая из тебя елка вырастет!

Санька не заставил себя упрашивать – тут же лег на спину и легко сделал «березку».

Но Ксюшка не могла примириться с явным поражением.

– Елка, елка, колкие иголки, – запрыгала она рядом и легко толкнула мальчика. Он согнул коленки и сделал кувырок.

– Ух ты! – восхитилась Катерина столь изящно выполненному гимнастическому упражнению. – Ну-ка, мальцы, геть в стороны! Смертельный трюк!

Она скинула фартук, заправила футболку в лосины, легла спиной на ковер и подняла кверху ноги, старательно выпрямляя их в воздухе.

– Бабап, бабап! – завопила дочка.

Катя, прилагая максимум усилий, выпрямляла спину, но ноги явно ее не слушались, коленки сгибались и клонились к голове. В конце концов она со смехом сдалась.

– Ксюха, ты победитель по баобабам, Санька – по березкам, а я по осинам в грозовую ночь. Так что лес у нас получился.

Поздним вечером Катя уложила детей спать в квартире у Шуры и вернулась к себе. Она открыла шкаф и стала перебирать одежду. Но думала она вовсе не о том, в чем завтра выйдет на улицу. Как раз это ее ничуть не волновало. Сейчас она прикидывала, в чем в следующий раз пойдет к Вячеславу в больницу. По-прежнему она отдавала предпочтение одежде пастельных тонов, но почему-то сейчас ей захотелось найти в своем гардеробе что-нибудь поярче. Она еще раз перебрала плечики: ветровка, куртка, летние платья, черный костюм с блестками, пошитый ею к новогодним праздникам… Интересно, как чувствовала себя Наташа Ростова, выбирая платье для своего первого бала? – пришел ей в голову несуразный вопрос, и она невольно прыснула. Хорош бал – с запеленутым Вячеславом в качестве кавалера! А она рядом с ним в элегантном платье с обнаженными плечами! Катерина посмотрела на себя со стороны. Женщина собирается в больницу к тяжелобольному, но… в душе у нее звучит радостная музыка. Как все же странен внутренний мир человека – комичное и трагичное в нем существуют рядом и составляют неразрывное единство под названием жизнь.

Она задержала взгляд на черном, в еле заметную полоску брючном костюме, сняла его с плечиков и критически оглядела. Строго и элегантно, а если под пиджак надеть вот эту бежевую блузку… Она накинула на себя блузку. Нет, все же ей хотелось чего-то теплого и яркого. Она пошарила рукой на верхней полке, где лежали те вещи, которые она не носила, но расстаться с ними ей было жаль. Что-то зашуршало под ее пальцами. Она достала целлофановый пакет с водолазкой, что подарила ей Шура ко дню рождения. Катя так ни разу ее и не надела: яркий коралловый цвет тогда показался ей слишком броским. Сейчас же она с легким трепетом удовольствия развернула пакет и натянула на себя водолазку, ощущая кожей мягкую плотность трикотажа. Катя оценивающе посмотрела на себя в зеркало. Водолазка действительно очень шла ей, к тому же она выгодно подчеркивала грудь, красивые плечи и руки, тонкую талию. Нет, грешно ей пока жаловаться на судьбу – тело у нее красивое.

Она надела брючный костюм и прошлась по комнате, стараясь оценить и свою походку. Занятия аэробикой не пропали даром – походка все еще была легкой. Катя повесила одежду в шкаф и с чувством глубокого удовлетворения вернулась в квартиру соседки. Неяркий свет торшера освещал тесное пространство комнаты. Дети мирно спали на большой кровати, повернувшись друг к другу спиной. Из-под одеяла виднелись только две головки: одна темноволосая с коротким ежиком, другая – с растрепанными длинными светлыми волосами. Катя наклонилась над дочкой, легко поцеловала ее в затылок и пошла в ванную комнату. Она зажгла свет, покрутила вентили с холодной и горячей водой, бросила в воду два ярких шарика и через несколько минут уже блаженно растянулась в ванне, наполненной пенной водой и благоухающей ароматом фиалок. Как все просто: мягкая пена, ласковая вода, дети, спящие рядом… Как мало ей нужно для счастья. И как много – покой и любовь.

Она и не заметила, как заснула и проснулась оттого, что замерзла. Направив на себя упругую струю горячей воды, Катя согрелась, вылезла из ванны, вытерлась большим махровым полотенцем, надела ночную сорочку и постелила постель на софе. Скользнула в прохладу простыней, сон снова вернулся к ней – легко и незаметно.

Назавтра она перезвонила Дмитрию, чтобы сказать, что встретит его в холле пятого этажа больницы. Катерина отпросилась с работы пораньше, чтобы побродить по улицам. Сегодня выпал белый, пушистый снег, который прикрыл грязь тротуаров. Поэтому и она шла легкой, танцующей походкой, радуясь сверкающей, праздничной чистоте улиц. Все у нее замечательно. Ксюша с Санькой с удовольствием ходят в детский сад, Славик выздоравливает, у нее самой прекрасное настроение, и она молода и хороша собой. Катерина широко улыбнулась прохожему который шел ей навстречу.

Вот и серое больничное здание. Но и оно сегодня не показалось ей таким мрачным и страшным, как в прошлый раз. Она взбежала по ступенькам ко входу, с усилием открыла тяжелую дверь с витой бронзовой ручкой и поспешила к лифту, куда медсестра уже вкатывала коляску. Катя перевела дыхание, нажала кнопку пятого этажа и остановила взгляд на молоденькой медсестре, которая, наклонившись, что-то щебетала на ухо мужчине, сидящему в инвалидном кресле. Когда девушка подняла свое улыбающееся веснушчатое лицо, Катерину буквально обжег взгляд синих глаз сидящего в кресле мужчины. Катя узнала своего недавнего знакомого. Он был по-прежнему красив. Легкий, золотистый загар придавал его лицу свежий, здоровый вид и бескровные губы казались ошибкой. Впалые щеки и легкий иней седых висков делали это лицо еще более привлекательным и манящим.

– Хо! Кого я вижу! – Стас подался вперед, и его холодная жилистая рука ухватила полу Катиного пиджака. Почти минуту она стояла и молча смотрела на него. Сложные чувства страха, брезгливости, жалости и удивления боролись в ней.

Двери лифта распахнулись. Сначала вышла Катерина, а затем выкатила коляску девушка, которая была скорее похожа на старшеклассницу, наряженную медсестрой для школьного спектакля. Катя пропустила вперед эту странную пару. Девушка остановила коляску в холле, напротив телевизора, рядом с диваном. Она опять наклонилась и что-то шепнула на ухо сидящему в кресле мужчине.

– Хорошо, дорогая. Жду.

Стас помахал девушке рукой и жестом пригласил Катерину сесть рядом с собой.

– Узнала? – Мужчина изучающе посмотрел на нее.

– Да, Стас, – холодно ответила Катя, – что с тобой произошло?

– Да вляпался я круто. Не к той подкатил. Думал, скучающая барышня богатенького муженька, а это ее папашка оказался. Отделали меня как цуцика ни за что ни про что! До меня, может, рота у нее побывала, а не повезло мне. Невезучий я.

Как только Стас заговорил, маска голливудского актера слетела с его лица, как будто кто-то стер с него грим, и он предстал перед ней таким, каким был на самом деле – глупой, бездарной дешевкой, способной играть разве что в самых дешевых сериалах.

Катя внимательно рассматривала его лицо. Яркая синева глаз благодаря тени от густых ресниц казалась благородной лишь на первый взгляд. Но если присмотреться, в этих глазах не было ничего, кроме душевной пустоты – сапфиры оказались простыми стекляшками.

– Привет, Джеймс Бонд!

Катя оглянулась. К ним направлялась улыбающаяся Шура с книгой под мышкой. Она присела рядом и положила книгу на колени. Катя скользнула взглядом по обложке. «Красивая и одинокая». Она усмехнулась. Прогресс в чтении налицо: Шура от детских перешла ко взрослым сказкам.

– А ты потрясно выглядишь, – Шура в удивлении даже чуть приоткрыла рот. – Наверное, мужики при виде тебя в штабеля складываются. Вон даже наш везунчик на тебя глаз положил.

– Да мы знакомы с… – Синие глаза Стаса смотрели на Катю, ища подсказки, – Слышь, забыл как тебя звать-величать, нимфа.

– Шура, пойдем, – сказала Катерина, вставая. И, обернувшись к Стасу, бросила: – Надеюсь, мы больше не встретимся.

– Но почему? – как ни в чем не бывало удивился покалеченный красавчик, и даже тень сожаления (Катя надеялась, что это ей все же показалось) скользнула по его холеному лицу.

Она на несколько секунд задержала взгляд на сидящем в инвалидном кресле фигуре и отошла. Легкий вздох вырвался из ее груди. Вздох сожаления о бездарно растрачиваемой красоте. Вздох облегчения, что ничего, кроме презрения, она к этому человеку не испытывает. Вздох скорби: ибо не надо быть Кассандрой, чтобы предсказать, что человек, который не делает выводов из предыдущих ошибок, обречен на гибель.

– Красавчик, правда?! – то ли спросила, то ли восхитилась Шура, когда они отошли к окну.

– Да, только глупый и самодовольный до тошноты, – ответила Катя.

– Это верно, – согласилась Шура. – Василек его буквально с того света вытащил, а с него как с гуся вода – никакой благодарности, одни претензии. Тут недавно истерику устроил: почему, мол, ему приходится так долго в коляске сидеть, когда он уже хочет бегать и прыгать. И, козел, не понимает, что какое там прыгать, пусть скажет Василь Васильичу спасибо, что от смерти неминучей спас.

– Сегодня-то спас, а завтра он опять куда-нибудь вляпается. – Катя невольно поджала губы. Ее взгляд стал холодным. – И будем надеяться, что за собой никого не потащит. Вот, я вижу, он тут молодую девчонку охмуряет.

– Ты это о Маришке, медсестре-практикантке? – спросила Шура, невольно косясь на сердитое лицо подруги.

– Я не знаю, как ее зовут, но девчушка совсем несмышленыш, а этот красавчик и кого поумнее может своей внешностью заворожить.

– Есть такое. Я тоже сначала как взгляну было на него, так сердце и заходится. А потом ничего, успокоилась. Ну один раз посмотришь на красивую картинку, ну другой, ну пятый. А потом надоедает, хочется-то ведь тепла, чтоб человек с душой был, а не с одной вывеской. Ему бы мальчиком по вызову работать, не знаю, правда, есть ли у него способности к этому… – Шура рассмеялась.

Катя не стала рассказывать подруге о своем неудачном мимолетном знакомстве, но подумала, что и на это Стас не годится – слишком самовлюблен, глуп и скор. Ей не хотелось продолжать этот разговор, и, увидев в другом конце коридора Дмитрия, она с радостью пошла ему навстречу.

Дмитрий остановился напротив нее, и Катино сердце опять предательски забилось. Он был одет в элегантный деловой костюм, кремовую рубашку с галстуком, коротко пострижен. От всей его фигуры веяло уверенностью и благополучием успешного человека, только напряженный взгляд выдавал волнение.

– Ну что, девушки-красавицы, представьте мне вашего Илью Муромца.

– Нет уж, нет, – замахала руками Шура, состроив смешную трагическую гримасу, – я не согласна, чтобы он лежал тридцать лет и три года, а как встал, так воевать ушел!

– Нет так нет, как скажешь, – с улыбкой согласился Дмитрий.

Все втроем они вошли в палату. Вячеслав говорил по сотовому телефону:

– Сегодня я подписал договор. Теперь нужно только четко работать, заложены штрафные по срокам. Я вам доверяю, но буду проверять. Пока.

Он отключил телефон, положил рядом с собой и повернулся к посетителям.

– Приветствую честную компанию, – обрадованно воскликнул он.

– Вячеслав, это Дмитрий, – представила Катерина.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Очень рад знакомству, – сказал Вячеслав, – хотелось бы, конечно, в других условиях. Где-нибудь под шашлычок и пивко на берегу речки.

– Будет и шашлычок, и речка, – подхватил Дмитрий, – какие наши годы!

Катерина села в кресло, ноги у нее почему-то предательски дрожали. Шура присела рядом на подлокотник, а Дмитрий отошел к окну, прислонился спиной к подоконнику.

– Шуренок, посмотри, что у нас есть отметить знакомство, – попросил Славик, – вчера ребята, кажется, коньячок приносили?

– Да нет, спасибо, – отказался Дмитрий, – я за рулем.

– Жаль, – Слава качнул головой, – а то повод у нас хороший.

– Что, выписывают уже? – удивилась Катя.

– Да нет, – ответил он, и загадочные нотки прозвучали в его голосе, – Шуренок, подойди сюда, пожалуйста.

Шура легко соскочила с подлокотника, одним прыжком преодолела расстояние между креслом и кроватью и, наклонившись, чмокнула лежащего мужчину в нос.

– Шурка, не дури, – остановил ее мужчина, но было видно, что он рад проявлению ласки. – У нас эпохальное событие, а ты вечно с поцелуйчиками.

Катя с удовольствием смотрела на счастливую пару, догадываясь, что сейчас будет сказано.

– Значит, так. – Вячеслав попытался сделать строгое лицо, но рассмеялся, глядя, как Шура корчила ему рожицу. – Шурка, отойди, ты мне торжественный момент мнешь.

Шура отошла и встала за креслом, крепко стиснув спинку руками.

– Катерина и Дмитрий, я рад вам сообщить… – начал торжественно Вячеслав, но остановился, замявшись. – Одним словом… я прошу стать свидетелями нашей с Шурой помолвки.

Шура неожиданно всхлипнула. Катя невольно перевела на нее взгляд. Подруга, закрыв лицо руками, то ли рыдала, то ли смеялась. Но когда она отняла ладони от лица, стало видно, что она и плакала и смеялась одновременно.

– Славик, это что, серьезно? – только и смогла произнести она.

– Серьезнее не бывает. Подойди-ка сюда.

Он достал откуда-то из-под подушки небольшую коробочку и открыл ее. Шура, ахнув, осторожно вынула из нее колечко и сразу же надела на палец. Солнечный луч, преломившись в гранях камня, засиял радугой, словно наполнил светом и теплом все пространство вокруг.

– Поздравляю. – Катерина радостно обняла подругу.

– Поздравляю. – Дмитрий еще раз пожал руку Вячеславу.

– А теперь, девчонки, идите-ка посекретничайте, нам с Дмитрием надо потолковать, – сказал игриво Славик, и глаза его еще секунду назад по-мальчишески озорные, уже стали серьезными.

Минут десять Катерина выслушивала восторги Шуры, которая то снимала, то опять надевала кольцо на палец, все еще не до конца поверив в реальность происходящего.

– С чего бы это вдруг? – не переставала удивляться она. – Столько лет… И вдруг…

Катя тоже не совсем понимала, что заставило Вячеслава принять это решение, и, глядя на сияющее от счастья лицо подруги, испытывала двойственные чувства – радости и тревоги. Потому, когда Дмитрий вышел, Катя вошла в палату и тщательно прикрыла за собой дверь. Она приблизилась к кровати. Лицо Славика было бледным, на лбу проступили бисеринки пота. Но Катя не могла откладывать этот разговор.

– Слава, я на минуту, – сказала она торопливо. – Ответь, пожалуйста, только на один вопрос. Это что? Жалость? Долг?

Славик, глядя ей в глаза, отрицательно покачал головой.

– Нет, Катюха. Только на жалости и долге семью не построишь, – сказал он еле слышно. – После того разговора, помнишь, я много думал. В общем, не знаю, как вдруг прозрел. Я так долго искал свой идеал, а он, оказывается, все эти годы был рядом, совсем близко…

Он закрыл глаза и несколько минут молчал. Катерина даже подумала, что он заснул. Но тут Славик вновь заговорил:

– А ты заметила, как Шурка похорошела? Ну прямо темноволосая Бритни Спирс, только лучше. Сексапил! Или в ней это и раньше было, а я не замечал?

В обращенном на Катерину взгляде читались удивление и восхищение.

Катя ласково усмехнулась:

– Да нет, Слава. Любая женщина расцветает от любви, И чем сильнее любовь, тем красивее она становится.

– Понятно. – Славик облегченно вздохнул. И тут же искорка лукавства блеснула в его глазах: – Вот все и стало на свои места, мудрая ты наша. И теперь мне понятно, почему ты нынче тоже выглядишь хоть на конкурс «Мисс Вселенная» посылай.

Катя смутилась:

– Да нет, Слава, ты ошибаешься… Я…

Но он только рассмеялся:

– Ладно, Катюха. Мужик у тебя хоть куда: деловой, молодой, богатый. Ты не раздумывай, хватай и беги.

И, увидев, как вспыхнуло ее лицо, опять рассмеялся:

– Да шучу я, Катюш. Просто, когда сам счастлив, хочется, чтобы и все вокруг были счастливы. Если сам любишь, всех готов переженить. Не обижайся, если я что не то ляпнул.

Катя ничего не ответила, а только улыбнулась, попрощалась и вышла из палаты.

Действительно, ее охватило какое-то странное чувство, словно в лицо подул вдруг ласковый весенний ветер, пахнущий молодой травой и прогретой, но еще влажной от недавнего снега землей. В коридоре Дмитрий взял ее за руку. Так поступают взрослые при виде растерянного ребенка.

– Может, заедем куда-нибудь поужинать? – предложил Дмитрий, когда они сели в машину.

– Я бы с удовольствием, только мне за детьми надо в детский сад.

Ей действительно было жаль отказываться, так хотелось продолжения праздника. И сегодняшний ноябрьский день был по-праздничному ярок, и мягкое сиденье машины, и тепло салона, и ласковый, приглашающий взгляд Дмитрия, сидящего рядом, – все поддерживало в ней хорошее настроение.

– Тогда вперед за Ксюшкой, – сказал Дмитрий и повернул ключ зажигания. Машина мягко заурчала и легко тронулась с места.

Девочка, как только увидела их, заверещала от восторга и бросилась Дмитрию на шею. Она целовала его глаза, лоб, нос, щеки и приговаривала:

– А я знала, что ты придешь, я знала…

Застигнутый врасплох столь бурным проявлением детской радости, он только улыбался, растерянный, но счастливый.

– Ксюшка, быстро одевайся, а я пока за Сашей схожу, – сказала Катерина.

– Иди-иди, мамочка, со мной дядя Дима останется, – махнула ей рукой дочка.

Катя только покачала головой, а сама подумала, чем же смог подкупить девочку этот молчаливый и всегда серьезный мужчина?

Дмитрий опустил Ксюшку на пол, и она тут же убежала в группу и вернулась, ведя за собой слегка упирающуюся девочку с голубым бантом в волосах.

– Вот! – показала она пальцем на Дмитрия и, повернувшись к девочке, добавила: – Видишь, а ты говорила, что я врушка. Вот мой дядя Дима.

Голубой бант от смущения чуть качнулся, но глаза девочки сощурились, и она спросила:

– А где же собака, которая танцевать умеет?

– На конкурсе танцоров, – невозмутимо ответил Дмитрий. И, обращаясь к Ксении, добавил: – Быстро собирайся, сейчас мама с Сашей придут.

Но Ксюша опять побежала в группу: ей хотелось всем показать своего гостя, о котором она столько рассказывала.

В прихожую, где тесной шеренгой стояли шкафчики с детской одеждой, вышла воспитательница с пачкой рисунков в руке. Она внимательно посмотрела на Дмитрия и спросила:

– Значит, это вы дядя Дима?

Дмитрия стало раздражать столь усиленное внимание, и он ответил несколько резче, чем хотел:

– А в чем проблема?

Женщина спокойно протянула ему верхний листок из пачки:

– Вот это рисунок Ксюши «Моя семья».

Поколебавшись долю секунды, Дмитрий взял листок.

На рисунке были изображены четыре фигуры. Женщина, мужчина, девочка и собака. И все они улыбались. Даже собака. Мужчина одной рукой держал за руку девочку, а в другой виднелся поводок собаки. Короткая стрижка, плотный торс, изображенный в виде прямоугольника, большие ноги, короткая стрижка. Дмитрий узнал себя.

– Я не знаю, как у вас складываются взаимоотношения с мамой Ксении, но девочка считает вас членом своей семьи. Она живой, общительный, талантливый и, как все талантливые дети, очень ранимый ребенок. Вероятно, для нее был большой трагедией разрыв с отцом. Поэтому… – Женщина запнулась, но тут же продолжила, глядя ему в глаза: – Будьте, пожалуйста, осторожны с девочкой. И даже если у вас не сложатся отношения с Катериной Александровной, пожалуйста, оставайтесь для Ксении другом хотя бы еще некоторое время. Ей это очень нужно.

Воспитательница ушла, а через секунду в раздевалку вбежала Ксюша. С разбегу она споткнулась на ровном месте, упала, тут же вскочила, привычным движением потерла коленку и села на банкетку рядом со своим шкафчиком, на котором было изображено ярко-зеленое яблоко. Она открыла дверцу, вытащила свои вещички и, вытянув оранжевые колготки, стала их медленно-медленно натягивать.

– Ксения, – поторопил ее Дмитрий, – даю тебе не больше пяти минут. Я жду в машине, если тебя через пять минут не будет – мы уезжаем. Дорогу домой ты знаешь.

Ксюша посмотрела на него с испугом. Дядя Дима явно не шутил.

– Я сейчас, сейчас, – заторопилась девочка, запрыгав на одной ножке, стараясь попасть ногой куда надо, – только подождите.

Дмитрий, чтобы скрыть улыбку, отвернулся и вышел. Навстречу ему шла Катерина и держала за руку мальчика.

– Здрасте! – обрадовался Санька.

– Привет, – поздоровался с ним Дмитрий, – пойдемте в машину, там Ксению подождем.

Катя удивилась, но возражать не стала. Она была уверена, что Дмитрий все рассчитал верно, а Ксюшке подчас так не хватало строгости.

Когда они уже подходили к выходу, их догнала Ксения. Катя невольно рассмеялась: болоньевые штанишки надеты были задом наперед так, что на животе образовался пузырь с карманом слева, куртка была нараспашку, а рукавички на резинке и шапочка с помпоном волочились по полу – девочка так боялась опоздать, что не стала их надевать.

– Чучело-мяучило на трубе сидело! – глядя на нее, стал дразнить ее Санька.

– Мычило-качучело песенку пропело! – не дала себя в обиду Ксюша.

– Ладно, – успокоил их Дмитрий, – мужчины – в машину, а дамы пусть приведут в порядок туалеты.

– Вот так, – не удержался опять мальчик, – мужчины – в машину, а дамы-мадамы – в туалет!

Взрослые рассмеялись.

Через несколько минут дружной компанией они выгрузились из машины рядом с кафе «Баскин Роббинс», Дети стремглав бросились к витрине, украшенной разноцветными кружками, похожими на праздничное конфетти.

– Мне зелененькое, красненькое и желтенькое, – заторопилась Ксения, старательно тыкая пальчиком в стекло витрины.

– А мне еще и синенькое, – подхватил мальчик.

– Пожалуйста, девочке – по одному небольшому шарику киви, малины и лимона, а мальчику вместо лимона – черничное, – заказал Дмитрий.

– А ты что будешь? – обращаясь к Катерине, спросил мужчина.

– А я бы просто сливочное… А ты?

– А я не люблю мороженое. Хотя… – он улыбнулся, глядя на счастливых детей, которые не отрываясь следили, как продавец в форменной одежде – совсем еще мальчик, вероятно подрабатывающий студент, накладывает в вазочки разноцветные шарики, – за компанию и мне, пожалуйста… беленькое.

Катя смотрела на детей, радостно чирикающих и уплетающих за обе щеки радужное мороженое, и ее душу переполняло счастье. Дмитрий дотронулся до ее руки, их взгляды встретились, и он увидел в ее глазах волнение, растроганность и благодарность.

– Катюшка, переезжай ко мне, – неожиданно предложил Дмитрий.

Улыбка моментально слетела с ее губ, а взгляд стал тревожным.

– Катенька, мне очень одиноко. Я скучаю без тебя, без Ксюхи.

Дмитрий внимательно смотрел в ее расширившиеся от удивления, растерянные глаза, стараясь не пропустить ни малейшего движения ее души.

– Я тебе ничего не хочу обещать, ничего пустого говорить. Только хочу, чтобы ты узнала меня получше. И если решишь, что тебе и дочурке со мной будет хорошо…

Он замолчал, пытаясь прочитать ответ в ее мечущемся взгляде.

– Это так неожиданно, – наконец проговорила она. – Я просто застигнута врасплох…

– Ладно! – Дмитрий хлопнул тяжелой ладонью по краю стола и решительно встал, обрывая разговор. – Ребятня, на выход!

Дети стремглав соскочили с высоких стульев и, накинув курточки, наперегонки ринулись к выходу Катя, чуть помедлив, встала и направилась вслед за ними. Дети опять устроились на заднем сиденье, а она – рядом с водителем. На улице уже давно стемнело, и яркие лучи фар прорезали темноту позднего ноябрьского вечера. Внезапно вспыхнули уличные фонари, и все вокруг заискрилось в нежном блеске только что выпавшего, свежего, еще не примятого городской толпой снега. Дети притихли, уставшие от впечатлений сегодняшнего дня.

Машина остановилась у подъезда. Ксюша и Санька, словно обретя второе дыхание, стремглав выскочили из машины, принялись играть с вновь выпавшим снегом, подбрасывая его пригоршнями вверх и восторженно провожая взглядом падающие снежинки, переливающиеся в полете теплым желтым светом фонаря. Было по-вечернему тихо, но город продолжал жить своей жизнью: иногда хлопали входные двери, раздавалось шуршание шин проезжающего автомобиля, слышался отдаленный смех. Дмитрий повернулся к Катерине, и в его глазах она прочитала желание, такое жгучее желание, что ошпаривает, словно горячий пар, и заставляет бешено клокотать пламя внизу живота, Он дотронулся до ее руки, и Катю словно ударило током. Она торопливо отдернула руку и судорожно прикусила губу. Коленки предательски дрожали, и она застыла в напряженном ожидании.

Дмитрий смотрел на нее, надеясь уловить хотя бы оттенок ответного чувства в ее глазах. Но она глядела прямо перед собой и ничего не видела. Страх сковал не только ее тело, но и мысли.

Дмитрий, наверное, почувствовал это и, чтобы успокоить ее, включил радио.

– Завтра ожидается температура минус пять – минус восемь, снег. Ветер умеренный, два-три метра в секунду, – бесстрастным голосом говорил диктор.

– Вот уже и зима… – прошептала Катерина, стараясь унять дрожание коленей.

– Холодно, – подтвердил Дмитрий.

– Да разве это холодно? Наоборот – свежо.

– Наверное…

Лицо Дмитрия пылало. Казалось, что он не слышит собственного голоса и сам не понимает, о чем говорит, как глухонемой, которого научили проговаривать несколько фраз. Он завороженно смотрел на нее, и для него в этот миг больше не существовало ничего, кроме этого прекрасного, побледневшего лица и прикушенных в волнении губ… Больше всего на свете ему хотелось коснуться своими губами этих губ, увидеть, как уходит ее напряжение, как разглаживаются тонкие морщинки вокруг глаз, как затуманивается взгляд и тяжесть ресниц становится невыносимой.

Он наклонился к ней, но страх, промелькнувший в ее расширившихся зрачках, остановил его. Он отвел взгляд и с тяжелым вздохом откинулся на спинку сиденья.

– Катюшка, я не буду тебя торопить, не хочу… – В нем клокотал пожар желания, она чувствовала это, но Катерина слышала только ровный и чуть отрывистый, глухой голос. – Я хочу, чтобы ты знала, что в любой момент я жду тебя.

Может быть, если бы он говорил о любви, о тех чувствах, которые переполняли его, она сама бросилась бы к нему в объятия, стремясь ощутить его тепло и наконец найти в этом тепле такой долгожданный покой.

– Я иду по лужам, мне никто не нужен! – девичий голосок в динамике настойчиво напоминал о своей независимости.

И Катя как будто очнулась. Ей тоже никто не нужен! Она мысленно стряхнула с себя мерзкую, липкую пелену страха. Она молода и независима. Действительно, не зависима ни от кого. Никто и никогда теперь не сможет заставить ее раскрыть свое сердце, никто не проникнет в ее душу и не наследит там. Отныне и навсегда она закрыта. Для всех.

Катя передернула плечами, скидывая остатки скованности. Взмах ресницами – и она спокойно взглянула Дмитрию в лицо. Он смотрел на нее так ласково, как смотрят только на тех, кого очень любят и… жалеют.

Она почувствовала, как предательски сжалось ее сердце, в то время как все ее существо просило, молило о нежности и ласке. И этот мужчина, она чувствовала это, мог поделиться с ней своим теплом и подарить ей радость наслаждения. Но ее разум был непреклонен, напоминая, что после праздника наступят будни и разочарование принесет боль, что радость будет мгновенной, а боль – долгой и сильной, что останется шрам, который будет кровоточить всю жизнь.

– Спасибо за дивный вечер, – стараясь казаться спокойной, сказала она и открыла дверцу машины.

Оказавшись на улице, она невольно поежилась от резкого, порывистого ветра. Ей было жаль расставаться с теплом и уютом машины, ей хотелось услышать слова, которые смогли бы переубедить ее. Ее решение не было окончательным. Ее сердце, душа, все ее существо рвалось к нему. Но страх все еще жил в ней, заставляя и делать, и говорить не то, что хотелось, а лишь то, что казалось необходимым. И сейчас ей нужно было время, чтобы разобраться в себе, в своих чувствах, понять себя. Она пошла к двери своего подъезда, но, не удержавшись, оглянулась и, несмотря на то что за темными стеклами машины никого не было видно, улыбнулась и помахала рукой, мысленно представляя себе, как наблюдает за ней Дмитрий, как сосредоточенное выражение его лица сменяется легкой улыбкой. Она открыла входную дверь и позвала детей. Машина, осветив двор лучами фар, развернулась, словно большое, неповоротливое животное, и скрылась за углом.

Ночью Катя никак не могла уснуть. Она лежала без сна, терзаемая яростным волнением своего вдруг проснувшегося желания. Видения из недавнего прошлого будоражили ее. Нагое загорелое тело с четким рельефом мышц – кровь прилила к щекам, томяще заныли губы. Остановившийся взгляд темных, почти черных глаз из-под густых бровей – в нем было что-то звериное, – ноющая тяжесть внизу живота заставила все ее тело застыть в напряжении. Катя рассердилась на саму себя и сдвинула ноги, но от этого ей не стало легче. Тогда она встала, прошла в ванную комнату и открыла кран. Мерный шум воды, стучащей по гладкой белой поверхности ванны, немного успокоил ее. Она погрузилась в воду. Ласковая, теплая вода сняла напряжение мышц. Катя лежала долго, пока не почувствовала, что вода стала слишком прохладной. Тело ее успокоилось, и навалилась усталость. Промокнув тело мягким махровым полотенцем, она юркнула под одеяло и мгновенно заснула.

В ту ночь она впервые увидела эротический сон. Когда-то в юности яркие ночные видения тоже приходили к ней, но наутро она не могла вспомнить ничего, что заставляло метаться ее во сне, вскрикивать и покрываться потом. На этот раз, когда проснулась, она помнила все подробности сна вплоть до самых мелких его деталей. Тяжесть и жар его тела, мускусный запах его напряженной плоти, яростные до боли ласки. И глубокие, горячечные толчки внутри нее. И ей было и стыдно, и радостно от того, что она смогла наконец освободить болезненную силу своего желания во сне. Она блаженно потянулась и скользящей походкой направилась на кухню.

Весь день приподнятое настроение не покидало ее, Шура сообщила, что Вячеславу стало лучше, и уже нет необходимости в каждодневном дежурстве, ему разрешили вставать, и сейчас он заново учится ходить, опираясь на костыли. На работе Кате предложили новый, выгодный заказ, а дочка порадовала, смастерив яркую аппликацию: оранжевое солнце разбросало лучи во все стороны и подмигивало разноцветной радуге.