Текст книги "На земле и на небе"

Автор книги: Ирина Тарасова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 6

Дни скользили один за другим в своем ленивом однообразии. Утреннюю росу слизывал легкий, душный ветерок – предвестник жаркого полудня. День, прокаленный добела палящим солнцем, сменялся теплым вечером. Охваченная чисто физическим блаженством, Катерина не задумывалась о том, что будет завтра, позволяя себе полностью погрузиться в сладкую истому ничегонеделания. Книга, рукоделие, несложная домашняя работа, неутомительные прогулки по лугу, купание в речке – таковы теперь были ее повседневные занятия. Она не заметила, как пронеслись десять дней. Несколько раз проходили небольшие дождики, чуть освежавшие воздух, но по-прежнему стояла жара. Дмитрий больше не появлялся.

– В пятницу начнем косить, – как-то вечером предупредила хозяйка. – За тобой Слава приедет али как? – поинтересовалась она.

– Да нет, – ответила Катя, – сами на рейсовом автобусе доберемся. – Она задумалась. Честно говоря, в город возвращаться совсем не хотелось, но, видимо, хозяйка давала ей понять, что пора и честь знать.

Тетя Сара тем временем разлила чай по чашкам и продолжила:

– Завтра-послезавтра ребята должны приехать. Мой Славик телеграмму прислал – вырвется на два денька, Володька обещался быть, а может, и Сережку отпустят.

– Конечно, конечно, – закивала Катерина, – я понимаю, будет полон дом работников, вам не до нас.

– Ты не серчай, деваха, в любое время приезжай, а сейчас – сама понимаешь, домик у меня небольшой…

– Конечно, вы не волнуйтесь, нам давно пора домой собираться. Я по городской жизни соскучилась, – солгала Катя.

– Вот и славно, – с облегчением сказала хозяйка и стала шумно прихлебывать горячий, душистый чай.

– Нам, тетя Сара, надо еще с вами денежные дела обговорить, – начала неприятный для нее разговор Катя, – сколько мы вам задолжали?

Хозяйка поставила на стол свою чашку в белый горох и внимательно посмотрела в глаза Катерине. Та опустила взгляд. Несмотря на то что Катя не раз обговаривала денежные вопросы с заказчицами, она до сих пор чувствовала неловкость при расчетах. В первые же дни по приезде она пыталась договориться о цене за проживание, но хозяйка почему-то всегда только отмахивалась, откладывая этот разговор на потом.

– Пятьдесят за сутки не много будет? – спросила тетя Сара.

– Пятьдесят? – переспросила Катя недоуменно. – С человека?

– Конечно, с человека, собак же вы с собой не привезли, – пошутила хозяйка.

– Значит – сто в сутки? А за питание сколько?

– Я говорю – всего пятьдесят, откудова сто? И како тако питание?! Все свое с огороду, из-под коровки!

– Тетя Сара, – улыбнувшись, стала разъяснять Катя, дружелюбно глядя в ее чуть усталые глаза, – по пятьдесят за меня и за Ксюху плюс питание плюс…

Но хозяйка перебила ее:

– Был бы у тебя мужик, и брала бы за всех. А ты мне и по хозяйству помогала, и вон скатерку связала, спасибо на добром слове.

Она встала и сказала как отрезала:

– Пятьсот клади, больше все равно не возьму. Не хватало мне еще на детке наживаться!

Катя хотела напомнить, что они прожили больше двух недель, но хозяйка только отмахнулась:

– Сказала – пятьсот, значит – пятьсот! Нечего торговаться.

Катя невольно улыбнулась и вздохнула. Она была благодарна этой по-настоящему доброй, а при первой встрече показавшейся ей такой суровой женщине, не знающей настоящей цены своему тяжелому труду.

…Вечером она стала собираться, доставая из комода, накрытого связанной ею белой ажурной скатертью, свои вещи.

– Мам, – к ней тихо подошла дочка, – а мы что, домой поедем?

Катя кивнула. Девочка села на кровать и тяжело вздохнула:

– Жалко, правда, мам? Так тут душевно…

– Да, – согласилась она, – хорошо тут, душа отдыхает.

Катя оглянулась. Ксюша сидела сложив руки на коленках и наклонив голову набок. Так сидела хозяйка, когда сильно уставала. Быстро же дочка перенимает и слова, и жесты! – подумала она.

– Мам, а почему дядя Дима не приехал? – только начала дочка, как тут же вскочила и завизжала от радости так, что у Кати чуть не заложило уши. Девочка бросилась вон, и вскоре Катя услышала спокойный голос Дмитрия:

– Привет хозяйкам.

Мужская тяжелая фигура возникла на пороге.

– Дядя Дима, вы такой большой, что у нас в комнате, наверное, не поместитесь, – вынырнула откуда-то Ксюшка и остановилась перед ним. Впервые их комната показалась Кате настолько маленькой и тесной, что захотелось побыстрее выйти во двор.

– Вы что, собираетесь домой? – прозвучали в его голосе тревожные нотки. – Куда так рано – лето только началось?

– У тети Сары сыновья на покос приезжают, – важно явно подражая хозяйке, начала Ксюшка, – а домик у нее маленький. Они косить траву приедут, на целую зиму для Звездочки. Видели, какая она большая, потому что много кушает! Я наблюдала. Она целый день жует, когда пасется.

На секунду девочка замолчала, окинула взглядом Дмитрия. Потом деловым тоном добавила:

– И вы, наверное, тоже много кушаете, вон какой большой…

Дмитрий рассмеялся:

– Да, немало! Только я больше на мясо налегаю, а не на травку, как твоя буренка.

– А вы что-то задержались в городе, – вступила в разговор Катя.

– Да я и сам не думал, что так получится, – согласился он, – дел много навалилось, с трудом вырвался из этой карусели.

– Карусели? – удивилась Ксюша. – Вы катались на каруселях? Все это время? А на каких?

– Вот на таких! – Дмитрий со смехом подхватил ее, выбежал с ней во двор и закружил, Ксюшка визжала от удовольствия, и даже Булька вылезла из-под забора и, пораженная до глубины души невиданным зрелищем, лениво залаяла.

Когда Дмитрий опустил девочку на землю, она тут же похвалилась ему:

– Я тут Бульку тоже обучала, – и тут же дала команду: – Булька, голос!

Собака покосилась на девочку и засеменила к своему привычному месту. Ксюша, однако, опередила ее и, встав рядом с забором, вскинула руку и еще раз громко повторила:

– Голос, Булька! Голос!

Собака смерила ее презрительным взглядом и снисходительно тявкнула.

– Вот видите, видите, она научилась!

И Ксюша радостно захлопала в ладоши.

Катя вышла на крыльцо и тоже смотрела, как девочка демонстрирует свои успехи в дрессировке ленивой псины.

– Вот и славно! – услышала она за собой низкий голос хозяйки. – Наконец-то приехал. А то все глаза уж проглядели.

Дмитрий удивленно посмотрел на Катерину.

– Да нет, что вы… – неуверенно начала она.

– Правда-правда! – закричала девочка, повисая у него на шее. – Смотри, нет у меня больше глазок, все высмотрела. – И она сощурилась так, что вместо глаз образовались щелочки.

– Ксюша, – одернула ее мать, – не приставай к дяде Диме.

Но девочка как будто не слышала ее.

– А ты за нами приехал? На машине? А Рекс где? – сыпала она вопросами, невольно переходя на «ты».

– Ох, щебетуха! – Дмитрий с трудом уворачивался от ее нескончаемых поцелуев, но с его лица не сходила довольная улыбка.

– Ксения! – еще раз одернула ее Катя. – Иди сюда.

Дмитрий поставил девочку на землю и легонько подтолкнул в направлении матери:

– Иди, мама зовет.

– Дмитрий, как ты кстати, – сказала хозяйка и устало опустилась на скамейку, положив руки на колени, так что стали видны большие синие вены. – Мне как раз в доме надо прибрать к приезду сынов. Пусть у тебя мои постояльцы и поживут.

Катя только вздохнула: «Без меня меня женили!» Она давно поняла, что их хозяйка не оставила попыток свести их, не понимая, что ничего у них с Дмитрием не получится – слишком они разные, да и прежние раны у обоих еще не затянулись.

Зато Ксюшка обрадовалась услышанному несказанно. Она стремглав кинулась в дом и через секунду вернулась. В одной руке был ее детский рюкзак, а в другой болтался, глупо ухмыляясь, тряпичный клоун.

– Мам, давай скорее, мы тебя в машине будем ждать, – поторопила девочка мать. И, повернувшись к Дмитрию, с надеждой спросила: – Вы ведь на машине, дядя Дима?

Он кивнул в ответ.

– Ура! – И Ксюша вприпрыжку поскакала к воротам.

– Ксения, – окликнула ее Катя, – а с тетей Сарой кто будет прощаться?

Девочка оглянулась, посмотрела на спокойно стоящую рядом с мамой хозяйку, бросила на землю свои вещи и, подбежав, кинулась ей на шею.

– Тетя Сара, миленькая, – причитала она, целуя ее в обе щеки, – мы еще обязательно приедем! Мы так вас любим, и Звездочку любим, и Бульку!

У женщины от умиления даже слезы навернулись на глаза.

– Конечно, конечно, дочка! Приезжайте, всегда вам рада буду.

Еще раз обняв тетю Сару, девочка шмыгнула носом и, опять весело напевая, подхватила свои вещи и скрылась за воротами.

– Спасибо вам, тетя Сара, – произнесла Катерина.

Она хотела еще много чего сказать, но почему-то не смогла найти нужные слова. Она всегда чувствовала некоторую неловкость при прощании, слова казались ей какими-то пустыми и громоздкими. Катя быстро поцеловала хозяйку в сухую щеку, взяла сумку и поспешила к калитке. Дмитрий перехватил у нее объемную сумку, закрыл за ней калитку и пошел к машине, около которой, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стояла Ксюша.

– Ну что, в баньку пойдете? – спросил Дмитрий, когда гости вышли из машины.

– Ой нет! – Ксюша сморщила нос и усиленно замотала головой.

– Да она негорячая, я вчера ее топил.

– Вы давно здесь? – спросила Катя, не поднимая взгляда.

– Да нет. – И взглянув в казавшееся бесстрастным лицо, Дмитрий подошел к ней и взял за руку: – Не сердись, я хотел приехать пораньше, но не мог…

– А почему я должна сердиться? – спросила Катя, вскинув брови с деланным удивлением. – Вы свободный человек… И не беспокойтесь, завтра с утра мы уедем.

– Не надо, Катерина. – Мужчина отпустил ее руку и, глядя на нее чуть из подлобья, тихо добавил: – Я скучал, а ты?

Катя не ответила. Она старалась сохранять спокойствие, хотя сердце ее почему-то колотилось в груди, как от быстрого бега. И чтобы успокоиться, она поискала взглядом дочь. Конечно, та была рядом с Рексом и радостно обнимала пса за шею.

– Ксюша, – позвала она.

Девочка погладила пса и вприпрыжку бросилась на зов:

– Что, мамочка?

– Хватит обниматься-целоваться. Сейчас быстро идем в баню – и спать!

– Как – спать?! – возмутилась Ксюша.

– Нам завтра надо пораньше встать и на автобус успеть, мы поедем домой. – И, глядя на дочку, лицо которой уже не выражало восторга, остановила ее: – Только, пожалуйста, без рыданий!

Опустив голову, Ксюша покорно вздохнула и пошла следом за матерью по направлению к бане. Она понимала, что спорить сейчас бесполезно.

Дмитрий тихонько остановил ее и, чтобы мать не слышала, прошептал ей на ухо:

– Ничего-ничего, утро вечера мудренее.

– Как в сказке? – доверчиво воскликнула Ксюша.

– В какой еще сказке? – переспросила Катерина и строго посмотрела на Дмитрия.

Но он ничего не ответил, а только весело подмигнул и по-мальчишески улыбнулся.

Катя невольно улыбнулась в ответ.

Час спустя Ксюшка уже спала, тихо посапывая, на чистых простынях большой кровати. Катерина сидела рядом, задумчиво глядя на дочь. Сгустившиеся сумерки сделали очертания предметов неясными, цвета – тусклыми, как будто наступающая ночь завесила их комнату сумеречного цвета кисеей.

– Катя, – тихо позвал ее Дмитрий, – подойди, пожалуйста.

В большой комнате было уже совсем темно, и она не увидела, а скорее почувствовала присутствие мужчины. Катя невольно ощутила волнение и нервно прижала руки к груди. Дмитрий, приблизившись к ней, взял ее руки в свои, привлек ее к себе и обнял, не обращая внимания на ее слабое сопротивление. Она невольно замерла, подчинившись его силе, прислушиваясь к мерно стучавшему где-то рядом его сердцу и подняла голову, стараясь поймать его взгляд. Он взял ее лицо в ладони, медленно наклонился к ней и нежно, едва касаясь своими губами ее губ, поцеловал. Катя закрыла глаза, но ее губы не дрогнули, оставаясь холодными и безучастными. Дмитрий немного отстранился от нее, пытаясь прочитать ответ в ее глазах, но она, отведя взгляд, рывком высвободилась из его объятий:

– Пожалуйста, не надо!

– Но почему? – непонимающе спросил мужчина.

– Ни к чему все это, – устало сказала Катерина и опустилась на диван. Она придвинула к себе свечу и пошарила руками по столу в поисках спичек.

Дмитрий сел рядом, достал зажигалку, и колеблющееся пламя осветило его напряженное лицо. Он обнял сжавшуюся в комок Катю и прижался губами к ее виску, ощущая слабое биение ее пульса. Потом наклонился, коснулся губами мочки ее уха и вдруг почувствовал, что ее напряжение ослабло и она поддается его ласкам.

– Катюшка, ты же знаешь сама, жизнь так темна без этих кратких минут нежности. Ты женщина, я мужчина, и нет ничего сложнее и ничего проще этого.

Она не возразила ему, и это ободрило его. Он вновь нашел ее губы и прижался к ним. Ее глаза словно заволокло туманом и тяжелые веки смежились. На этот раз она ответила на его поцелуй. Он почувствовал, как дрогнули ее губы, как приоткрылся рот. Он целовал ее лицо, в то время как руки его расстегивали ее легкое платье. У нее вырвался стон, когда он коснулся губами ее соска.

– Не надо, – выдохнула она, – прошу тебя… Я не могу… – Слова выражали протест, а ее тело предательски реагировало на каждое его прикосновение, на каждый поцелуй. – Господи… – взмолилась она.

Она более не владела собой, лишь ощущала жар его дыхания, его губы, его горячие ладони. Он целовал ее долго и страстно, так что она уже не могла больше терпеть своей пустоты, и, когда он вошел в нее, из ее губ вырвался стон блаженства.

Ее разбудил звук отъезжающей машины. Катя открыла глаза. Рассвело, но было еще по-утреннему прохладно. Она подняла голову. Дочка по-прежнему спала, во сне сбросив одеяло и, пытаясь согреться, сжалась в комочек. Катерина встала, накрыла ее, натянув одеяло повыше, и легко поцеловала выгоревшие от солнца спутанные волосы. Потом она подошла к столу. На нем белела записка: «Должен уехать, постараюсь быть к вечеру. Дмитрий». Катя перевернула листок. Большими крупными буквами на обороте была сделана приписка: «Все было классно! Спасибо тебе».

Катя вздохнула. Воспоминания о вчерашних ощущениях вызвали дрожь во всем теле, но она, испытав истому разбуженных чувств, все же невольно укорила себя за слабость – нельзя идти на поводу у своих инстинктов. Натянув шорты и футболку, она выбежала на улицу. Ей хотелось движения. Она бежала быстро, толчки крови в висках заглушали тревогу и недовольство собой. Хотелось истерзать, утомить себя так, чтобы не осталось никаких мыслей, ничего, кроме усталости. Катя добежала до реки и, еле переводя дыхание, остановилась. Она стояла и смотрела на текущую воду, наблюдая за проплывающими по ней отражениями легких облаков, и горячие слезы потоком полились из глаз. Она присела на корточки и закрыла лицо руками. Глухие рыдания рвались из груди. Она поймала себя на странной мысли, что получает удовольствие от своего страдания. Что, собственно, произошло? Да ничего, ответила она сама себе на поставленный ею же вопрос. Она была вместе с мужчиной, а проснувшись, ощутила его отсутствие, и это было как обман. Но разве он что-то ей обещал?

Слезы успокоили ее. Она поднялась и медленно пошла обратно. Эта мука, только что пережитая ею, сделала ее решительной. Она поговорит с Дмитрием, убедит его (а в большей степени, конечно, себя), что нельзя играть с чувствами, нельзя поддаваться слабостям. А для слияния двух тел есть только одна причина, одно оправдание – это невозможность существовать друг без друга. И пока они это не прочувствуют, нельзя отдаваться на волю чувственных желаний, иначе она может задохнуться под их тяжестью. Это значит, что они должны расстаться. Раз и навсегда.

Эта решительность не покидала ее до конца дня, но Дмитрий так и не приехал. Не приехал он и на следующий день, Решительность сменилась отчаянием. Катя изнемогала от желания увидеть его, заглянуть в его глаза, услышать голос, опять почувствовать его тепло. Но его все не было. К концу третьего дня, когда отчаяние переросло в досаду, она около дома услышала шум мотора. Кровь бросилась ей в лицо.

– Дядя Дима приехал, дядя Дима! – Ксюшка выбежала навстречу.

Катя присела на стул не в силах выйти из дома.

– Ой-ой-ой! Санька, дурак, чего щекочешься! – услышала она.

Со смехом в комнату вкатился клубок детских тел и тут же распался на две фигурки: одну белоголовую, другую с черными короткими, стоящими дыбом волосами. Обе детские мордашки блаженно улыбались, а руки и ноги, казалось, ни секунды не оставались без движения.

– Здравствуйте, тетя Катя, – сказал Санька и тут же ущипнул стоящую рядом Ксюшку.

– Ай! – заверещала она. – Я же тебя не трогаю, и ты меня не трогай.

– Саня, прекрати! – услышала Катерина голос Вячеслава, и тут же его веснушчатое лицо возникло в проеме двери.

– Катюха, я за тобой. Нагостилась?

– Ой, Слава! – с облегчением воскликнула она, поднимаясь ему навстречу. – Как я рада! Ты какими судьбами?

– Говорю же, за тобой. А то у меня больше возможности не будет, – сказал он, удивленно озираясь вокруг, – а то, может, останешься? Здесь неплохо.

– Нет, мы поедем, – заторопилась Катя. Она испытывала несказанное облегчение от того, что больше нет необходимости ждать Дмитрия. Уехать домой – и забыть! – самое легкое решение.

– Есть хочешь? – спросила она Славика, присевшего на диван.

– Да ты что? Я еле жив сейчас от обжорства, ведь я сначала к тете Саре заехал. Она и подсказала, где тебя искать. Так что я немного передохну, а ты пока собирайся.

Катя сложила свои вещи в сумку, огляделась, как будто вспоминая, что она еще забыла. Потом написала записку Дмитрию: «Спасибо за гостеприимство, – и, перевернув листок, размашистым почерком добавила: – Было классно». Положив листок на стол, встала.

– Пошли, – позвала она Славу.

Тот тяжело встал и направился к выходу.

Катя закрыла двери на ключ.

– Придется к тете Саре заехать – ключ передать, – сказала она.

Славик кивнул в знак согласия. Дети уже сидели в машине на заднем сиденье, не переставая тузить друг друга.

– Ну-ка хватит! – садясь за руль, сказал Вячеслав и повернул ключ зажигания. Дети мигом присмирели.

Стало еще темнее от набежавшей тучи, и начался дождь. Теплый, стремительный ливень обрушился на обожженную солнцем землю. Он был коротким, как детские слезы. Катя опустила боковое стекло машины и подставила лицо ветру. Пахло мокрой землей и листвой. «И летней ночью», – подумала она, взглянув на небо. Небольшая туча, вероятно, ушла куда-то дальше, обнажив блеклое небо: июньская ночь приходит поздно. Они ехали в тишине. Был слышен только ровный шум мотора сильной машины. Меньше чем через час пути вдоль дороги замелькали рекламные щиты. Они въехали на улицы города, и отвыкшие глаза стали исподволь выхватывать из темноты неоновые огни магазинов, баров и кафе. Катя почувствовала себя здесь неуютно после спокойного деревенского отдыха. На дороге машин было мало, а когда они свернули на улицу, где в ряду себе подобных стоял их панельный, серый дом, стало совсем пустынно.

– Спасибо, – поблагодарила Славика Катя, вылезая из машины. Она открыла заднюю дверцу и попыталась разбудить дочку. Дети, уютно устроившись на мягком широком сиденье, спали. Слева виднелась белая головка Ксюшки, а справа – черная Саньки.

– Погоди, – остановил ее Славик. – Не буди, я ее донесу.

Он осторожно взял девочку на руки и понес. Катерина подхватила сумки и поспешила за ними. Она открыла дверь и прошла в комнату. Слава осторожно опустил спящую девочку на небольшую софу и, тихо попрощавшись, ушел. Катя закрыла за ним дверь и только тогда включила свет в прихожей.

Неяркая лампочка осветила небольшую прихожую. Катя вдруг заметила, что стены в квартире оклеены незнакомыми светлыми обоями. Она прошла на кухню – и там на стенах красовались новые обои с пошлым рисунком каких-то ярких, похожих на подсолнухи, цветов. Посреди кухонного стола в литровой банке красовались три белые розы. Катерина от неожиданности села на табурет.

– Ну, как отдохнули?

Она подняла глаза. Перед ней стоял Роман. Он радостно и чуть виновато улыбался. Скорее это был не оттенок вины, а остатки сна, подумалось ей.

– Я немного не дождался, заснул. – Он подошел к жене и обнял.

Катя невольно напряглась и, высвободившись из его объятий, встала. Как будто не замечая ее неприязни, Роман распахнул холодильник и достал торт в прозрачной пластиковой коробке.

– А я твой любимый торт купил, – стараясь казаться веселым, сказал он.

«Почему я не сменила замки?» – подумала она.

Роман вернулся домой спустя несколько часов после их отъезда. Ему нужны были кое-какие документы. Он был неприятно поражен, когда не застал Катю с дочерью дома. Узнав от соседки, что те уехали отдыхать в деревню, не мог сдержать гнев. Он схватил первое, что ему попалось под руку, – стоявшую на столе пустую вазу и швырнул ее об пол. Прозрачный конус с глухим стуком упал и покатился, ничуть не пострадав при падении. В бессильной ярости Роман стал топтать твердый, скользкий пластик – и не успокоился, пока ваза не превратилась в горстку осколков. И только тогда он успокоился, подошел к большому настенному зеркалу и взглянул на свое отражение: жесткая складка залегла на лбу, крылья носа раздулись от гнева, глаза смотрят злобно и холодно, а губы побелели так, что стали едва различимы на покрасневшем, с каплями пота лице. Он перевел дыхание, стараясь унять глухое раздражение, овладевшее им. Конечно, он втайне надеялся, что Катерина, увидев его, бросится ему на шею и начнет плакать, просить, умолять, чтобы он вернулся. А он молча снимет ее руки, возьмет то, что ему необходимо, и, ни слова не говоря, выйдет, плотно прикрыв за собой дверь, сквозь которую будут слышны ее горькие, безудержные рыдания. Он не знал, откуда пришла к нему эта жестокость, желание увидеть страдания женщины, которую совсем недавно, казалось, любил. Но, судя по всему, его жена и не собиралась страдать, наоборот, она наслаждается жизнью как может. Что ж, решил он, и он не дурак. Он молод и хорош собой, любая женщина с удовольствием разделит его общество.

В тот же вечер он познакомился в баре с яркой блондинкой с длинными, как у русалки, волосами. Но красотка оказалась и холодной, как русалка. Скинув с себя одежду, она распростерлась на широком супружеском ложе, не мигая уставившись в потолок. Тело ее оставалось безучастным к его ласкам. Он пытался разбудить в ней чувство, страстно целуя ее напомаженные губы и теребя соски. Но девица ни на мгновение не забылась. И даже когда он дотронулся языком до самого чувствительного и сокровенного, она только лишь слегка вздрогнула. Утром «русалка» ушла, бросив на прощание одно только слово: «слабак», которое запульсировало в его висках как приговор. В ту ночь он впервые потерпел фиаско.

Ему надо было срочно реабилитироваться. На этот раз ему нужны были гарантии. И вечером следующего дня он снял проститутку. Профессионалка хотя и была недорогой (только начинала свою карьеру на улице), но обладала всеми видимыми достоинствами: чувственным ртом, густыми вьющимися волосами и большой, упругой грудью. Особенно поразили ее крутые бедра, обтянутые черными кожаными шортами. Шорты были настолько коротки, что открывали половину ягодиц. Но дотронуться до себя она ему не позволила, отстранив даже руки.

– Я сама, – коротко бросила она писклявым голосом, который так не вязался с ее внешностью «секс-бомбы», а потому неприятно поразил его. Но глаза ее завораживали, а губы манили своей многообещающей влажностью. Он вдруг размяк, смутился и потерял всякую решительность. Она же делала все профессионально быстро и профессионально бесстрастно. Не успел он опомниться, как, промокнув губы салфеткой, она встала с колен и протянула руку – «гонорар».

Он суетливо застегнул брюки, достал две сложенные вдвое купюры и с большим облегчением закрыл за ней дверь. Удовольствие было сомнительным, да и денег было жалко.

Потом Роман вспомнил о своей недавней любовнице, фельдшерице, и невольно вздохнул. И этот эпизод его жизни оказался в прошлом.

– Все, это был последний раз, – как-то объявила она, лежа в смятой постели после их любовной битвы.

Роман привстал на локте и шутливо спросил:

– Это что, ультиматум или тайм-аут? – и потянулся к ее необъятной обнаженной груди.

Она молчаливо отстранила его руку:

– Хватит в игры играть, я замуж выхожу.

– Что?! – Он был неприятно удивлен. – Ты – замуж?

Женщина поднялась с кровати и накинула старый, потертый фланелевый халат.

Роман невольно поморщился: в таком же халате выходила к нему жена, когда лежала в роддоме. Он еще тогда подумал, что этот фасон, наверное, специально придумали, чтобы мужья не испытывали никакого влечения при виде своих жен.

Он еще раз переспросил, сам не веря в серьезность услышанного:

– И за кого ты собралась?

– Да тут один вдовец посватался…

Роману неинтересно было слушать описание ее будущего мужа, и он перебил ее:

– Но это же не помешает нам встречаться?

Женщина вновь опустилась на кровать рядом с ним и, перебирая его чуть влажные от недавних бурных любовных игр волосы, тихо сказала:

– Уезжаю я, Ромашка. – Она вздохнула, и тяжелая слеза скатилась по начинающей увядать щеке. – А тебе надо вернуться в семью. Не дело это – девчонку с малолеткой бросать. Постель постелью, а семья семьею.

После того разговора они больше не встречались, а неделю назад к ним в часть прислали нового фельдшера, молодого юнца-недоростка, у которого усы только пробивались легким пушком.

Холостая жизнь оказалась не столь романтичной и привлекательной, как это представлялось ему сначала. Роман был уязвлен и попытался еще раз сделать вылазку. В этот раз оказалось еще хуже: он так набрался, что, когда утром открыл глаза и заметил рядом с собой бритый затылок, его прошиб холодный пот. Он силился что-либо вспомнить, но виски разламывались от боли, а к горлу подкатила тошнота. Он выскочил в туалет. Выпростав мерзко пахнущее содержимое желудка, он прополоскал рот и подставил свое мучающееся похмельем тело под струю холодной воды. Стало немного легче, но воспоминания не возвращались. «Где я этого мальца подцепил? Неужели на пацанов меня потянуло?» Он силился найти ответы на свои вопросы, роясь в остатках памяти, но опять и опять натыкался на глухую стену забытья.

Вдруг без стука ворвалось бритоголовое существо, быстро спустило белые трусики, присело на сиденье унитаза, и тугая струйка с шумом застучала о стенки унитаза.

У Романа отлегло от сердца. Все же – девушка, значит, с ориентацией пока полный порядок. Но при взгляде на ее тонкую шею и бритый затылок его опять охватило волнение. Сколько этой малолетке? Уж не под статью ли он влетел?

– Ух ты! Думала, что описаюсь. – Хриплый голос вывел Романа из состояния ступора.

Он вышел из ванной, обернув вокруг бедер полотенце. Девушка вышла вслед за ним, подтягивая трусики и поеживаясь.

– Опохмелиться есть?

Он со страхом взглянул ей в лицо и с облегчением заметил небольшие гусиные лапки морщинок под глазами. Не прикрывая рта, она зевнула, выставив напоказ желтые зубы с темными проемами в глубине. Роман даже вздрогнул от омерзения, представив, что вчера, возможно, он целовал этот щербатый рот.

Женщина прошла на кухню, открыла холодильник и в раздражении захлопнула дверцу:

– Слышь, сбегай, как там тебя?

Она не знала его имени и, судя по всему, тоже мало что помнила из событий вчерашней ночи.

Роман опустился на кровать.

– Дорогуша, давай сваливай, – устало произнес он.

Смерив его презрительным взглядом, женщина выругалась, натянула на себя драные джинсы и вытянутый до колен свитер. Когда щелкнул замок, Роман с облегчением вздохнул.

Больше никаких попыток найти себе компаньонку для сексуальных развлечений он не предпринимал.

Как-то ночью он лежал один на их жестком супружеском ложе, и к нему пришли воспоминания первой недели знакомства с Катей. Он вспомнил, как его манил ее алый, пылающий рот, как остро реагировала она на малейшее прикосновение к ее нежной груди, как доверчиво и немного застенчиво она позволяла ему ласкать себя. И как впервые в порыве страсти она коснулась губами его горячей плоти. «Вернуть, вернуть, – часто застучало его сердце. – Еще все можно вернуть. Мы молоды и любим друг друга», – убеждал он сам себя.

На несколько дней он взял в свое распоряжение трех солдат, и вскоре их квартира сияла чистотой и пахла свежим клеем и краской. Он узнал от Шуры, что Слава привезет Катерину с дочкой в воскресенье, и, готовясь к встрече, купил три белые розы и торт.

– Я чайник поставил. Садись, будем есть торт, – пригласил Роман.

Катя внезапно почувствовала себя маленькой и очень одинокой. Пустота в душе и усталость в теле. Она опустилась на табурет. Она не знала, что сказать и как реагировать на внезапное появление Романа.

– Катюшка, хватит дуться. – Роман подошел к ней и ласково погладил ее по голове.

Она вновь сжалась, как будто напряжением мышц могла оградить себя от неприятных прикосновений.

Он сел напротив, взял ее маленькие руки в свои и прижался к ним губами, стараясь поймать ее взгляд. Их глаза встретились. В блестящих темным янтарем глазах мужа Катя прочла мольбу о пощаде. Роман своим мизинцем зацепил ее мизинец и, стараясь выглядеть веселым, произнес:

– Мирись, мирись, мирись и больше не дерись, а если будешь драться, я буду кусаться.

Так приговаривала Ксюшка, когда, набедокурив, старалась загладить свою вину.

Катя улыбнулась своим мыслям. Роман принял ее улыбку за согласие. Он резко встал, притянул ее к себе и жадным ртом приник к ее губам. Его дрожащие руки стали срывать с нее одежду, словно не замечая ее сопротивления. Он легко подхватил ее на руки и отнес на кровать. Катерина закрыла глаза и предоставила свое тело мужу. Она ничего не хотела, но ее тело думало иначе.

Роман, казалось, вновь открыл для себя радость супружества. Он не задерживался на работе, дарил жене подарки, подолгу гулял с дочкой, которая всегда встречала его с радостью. Ночью из заботливого отца и мужа превращался в страстного любовника. Но Катя, принимая его заботу и любовь, испытывала странное чувство: словно все это происходило не с ней, ощущала себя зрителем, сидящим в первом ряду партера. В театре расстояние всего в несколько метров разделяет два мира: иллюзорный и настоящий. Иллюзия красива, ярка, подчас изящна, игра непринужденна, и живой зал напряженно застывает в ожидании кульминации. Вот и она, казалось, застыла в ожидании, смутно понимая, что именно это ожидание и мешает ей наслаждаться сегодняшними радостями. Она знала, что их безмятежное нынче супружество зиждется на очень хрупком фундаменте, который уже дал трещину. И сколько бы они ни прилагали сил, их семья может в один миг разрушиться от малейшего толчка – слишком слабой и ненадежной была основа. И прежде всего она сама была повинна в этом. В ее сердце была лишь пустота, любовь ушла.