Текст книги "Разыскивается миллионер без вредных привычек (СИ)"
Автор книги: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Глава 18. Егор
Настя ушла, а я остался стоять с пакетом в руках. Заглянул в него – трусы мои, пропавшие, Никиткин костюм. Да хрен с ними, и того и другого дома навалом. А вот Настя куда убежала? Если честно, я быв уверен – вернётся. Никто в здравом уме от такого секса не отказывается, а я понимал, что Настьке вот это все нравится не меньше, чем мне. Я и сам бы пошёл, но гордость же. Гордость наше все! И дал ей два дня – вот если не явится, то сам пойду. И терпел, чтобы, значит, свою гордость не уязвлять. И напряжённо ждал – придёт, нет?
Пришла. Пакет сунула и ушла. Я подавил порыв мчаться за ней следом. Все же, не ребёнок она, чтобы уговаривать, за руки хватать. Взрослая девочка, сама знает, что ей нужно. На том и порешил. Никитки дома не было. Каникулы встали передо мной во всем своём беспощадном великолепии – куда девать ребёнка? В лагерь отправить жалко. У самого отпуск пока не планируется. С родителями на море пока отложилось…
Сегодня решилось просто – забрали друзья. Мне пришлось пообещать, что потом я заберу и своего ребёнка и их обоих детей тоже. Позволил себе строить планы… Вот явится Настя, а я весь такой холодный и неприступный…недолго, правда. А она ушла!
Я выглянул в окно – дождь накрапывает. Зло подумал – точно муж. Меня просто предпочли другому мужчине. Не зря же он там отирался… Мерил шагами комнаты немаленького дома и злился ещё больше. Чувствовал себя использованным – во как! Поматросили значит, и бросили. Я так, для перерыва в их супружеской идиллии.
– Брошенка, – сказал я сам себе и засмеялся.
Хотел было напиться, но передумал, вспомнив, какое следом адское похмелье. Да и хотелось мне совсем другого. Пойти, вытащить этого мужика из Настиной постели, и набить ему морду. Я был почти уверен, что он там, этот муж. Потому как, не затаскивать Настю в постель физически невозможно, я был уверен, что этого хотят все мужчины в мире, и это меня бесило тоже.
Я успел даже налить вискаря в стакан. Смотрел на него и так, и эдак. Понюхал. Пахло невкусно, хоть и стоило диких денег. Представил, как чужой мужик, пусть и муж, все равно чужой, своими лапищами Настю лапает. Она так же забавно сопит под ним? И затихает, когда кончить собирается? В общем накрутил я себя донельзя. И когда выходил из дома в капающую холодным дождём ночь, даже считал, что все делаю правильно. Мысль бежать сразу отмел – холодно. Запрыгнул в машину, полетел. Через пять минут уже подъезжал к нужному дому. Здесь привычно светятся окна, я с трудом подавил желание попытаться разглядеть, что там, за занавесками в цветочек происходит. Почти привычно уже отыскал калитку, вошёл во двор.
Не думал даже, что скажу. Если там мужик, то отметелю, и все равно прав я или нет. Если Настя одна то потребую объяснений. Сначала объяснений, потом секса. Да, так правильнее. Небо расчертила молния, затем трахнул гром. Да так раскатисто, что уши заложило. Следом все окна в деревне, Настино тоже, моргнули и погасли.
Подстанция местная была слабой, электричество пропадало часто. В нашем посёлке генераторы были у всех, но все равно решался вопрос о отдельной подстанции. Сейчас мне темнота даже на руку была. Может, Настя все же одна? Тогда я не буду жалким просителем секса. Буду героем. Все девчонки боятся темноты и мышей. Вот я её и спасу и от первого, и от второго.
Приободренный такими мыслями я шагнул на крыльцо. И чуть не сверзился, отшатнувшись назад – в дверях показалась Настя. Была она в классическом балахоне с надвинутым капюшоном, в руках свеча. Я едва не вскрикнул, но удержался. Вгляделся в Настю – белая, как снег, глаза огромные, испуганные. Точно, темноты испугалась, обрадовался я! Ну все Настя, щас я тебя спасу.
– Не бойся, – сказал я. Настя на меня глаза вскинула и всхлипнула. – Всё хорошо.
– Там… там… – голос её явственно дрожал.
– Что? Что-то случилось?
Темнота уже случилось, значит дальше следующий пункт – мыши. От мышей я точно спасу.
– Коза рожает.
– Какая? – растерялся я.
– Белая. Глафира.
И покачнулась, едва не упав на скользкой ступеньке. Почему у неё проблемы с равновесием, я понял, едва шагнув ближе – от Настьки пахло алкоголем. Причём не вином, а прям настоящим. От меня бы так же пахло, если бы я не пренебрёг виски.
– Да ты пьяна!
– Всё рожают, – доверительно шепнула она, о дав меня алкогольным парами. – Всё, даже козы. Вот я и напилась.
Высвободилась из моих рук – я джентльмен, я даму придержал, – и пошла прочь, вглубь мокрого сада. Огонёк свечи трепетал, дождевик, в который она была одета хрустел и шуршал на ходу.
– Ты куда?
– Роды принимать. Мне козу соседи доверили.
Я выматерился и пошёл следом. Нет, я не планировал принимать ничьи роды, мне просто не нравилось, что Настя ходит ночью явно не трезвая. Она же нашла дырку в заборе, перелезла на соседскую территорию, решительно направилась к темнеющему впереди строению. И я за ней. Вошли, Настя поставила свечку на полку.
Тусклый свет разогнал тени по углам. Я разглядел козу, виновницу Настиного опьянения. Выглядела она и правда неважно. Заблеяла протяжно нас увидев, словно и правда надеялась, глупая, что мы можем ей помочь. Я прищурился и увидел то, чего не следовало – у неё оттуда… откуда дети родятся, явственно что-то торчало.
– Блядь! – с чувством сказал я. – Настя, пошли отсюда немедленно.
– Не могу. Мой долг ей помочь.
– Поверь, она справится сама!
Настя была неумолима. Предлагала даже вызывать в скорую помощь для животных. Я был даже за – пусть врачи разбираются, а Настю домой, трезветь. Позвонил. Ближайшая круглосуточная ветеринарка находилась на окраине города, и ехать ночью, в дождь, на роды козы там отказались. Сволочи.
– Нужны простыни и кипяток, – продолжила Настя. – Я не знаю, зачем, но нужны. Кипяток. Пойду за кипятком.
– Козлят варить собралась?
Я отвёл её в сторону, чтобы не смотреть в самом деле на то, что происходит. Мы спорили шёпотом, коза орала – именно орала, а не блеяла, по крыше тарабанил дождь, порой грохотал гром. Я с тоской думал – и чего мне дома не сиделось? Но не уходил. Оставлять Настю тут одну не моглось и не хотелось.
– Идём домой, – я потащил Настю мимо загона с козой, и в этот момент она заверещала.
Точнее, они обе. И Настя, и Глафира. Я тоже, но тише, надеюсь, девушки мой крик заглушили. Ибо только что, на моих глазах, из козы выпал козленок. Я сначала решил, что он убился, но малыш зашевелился, мать подошла к нему и ткнулась в него носом.
– Ребёнок родился, – прошептала Настя. – Живой.
– Теперь пошли, – попросил я. – Пожалуйста.
Уйти мы не успели – из козы снова что-то полезло. Я зажмурился, снова спрятался в тот угол, из которого не видно. Настя, пьяная и поэтому безрассудно храбрая пошла посмотреть.
– Ещё один лезет, – проинфррмировала она меня, словно мне было интересно. – Близняшки у нас. Ты тут покарауль семейство, а я приду сейчас.
И ушла, оставив меня с рожающей козой один на один. Я даже взмолился, надеясь, что если просить у бога, как следует, то весь этот кошмар прекратится, я окажусь дома, на свой тихой светлой кухне. И в этот раз думать даже не стану – хлопну вискаря. Да. А потом спать лягу, и никаких Насть!
Коза снова закричала, дверь открылась, скрипнув, и впустив внутрь Настю. Она несла что-то громоздкое в руках. Дошла до моего угла – в стороне от загона с козой, в клетушке с горой свежего, недавно накошенного сена.
– Ещё не вылез, – сказала Настя. – Я кипяток выключила, похоже, Глафира и без него справляется.
– И без нас, – напомнил я.
Настя села на сено. Поставила на дощатый пол перед нами бутылку, кружку и трехлитровую банку.
– Тут самогонка, – начала перечислять она. – Тут томатный сок, мамин, домашний. Тут кружка, чтобы сок пить. Самогонку пьём из горла. Знаешь, я со страху протрезвела совсем. А быть трезвой мне вовсе не хочется. Не сегодня.
Я сел на сено рядышком. Не понимаю, что происходит и понимать даже не хочу. Настька же подняла бутылку, отпила маленький глоточек и вся сморищилась. Я подал ей чашку с соком, налитым из ополовиненой банки.
– Я не буду, – предупредил я.
Коза заорала, Настя сунула мне бутылку в руки. Я понюхал – отвратительно. И глоток сделал. Ещё через три глотка мне показалось, что самогонка пахнет ничего даже. Сок вообще выше всяких похвал. В сарае уютно. Мягко на сене, пахнет скошенной травой, тени от свечи по стенам пляшут. Коза, вот, рожает, но об этом же можно не думать. Зато Настя рядом – глаза в темноте блестят, волосы вымокшие под дождём ко лбу прилипли. Красивая она, Настя. Очень. Ещё через несколько глотков, я решил, что это нужно непременно ей сказать.
– Ты красивая, – и вправду сказал я.
– Спасибо, – важно кивнула она и сделала ещё глоток.
Настя делала крошечные глоточки, мои куда серьёзней. Я отобрал у неё бутылку и убрал в сторону. Самогонка, конечно, отличная штука, но я бы хотел стоять, как на ногах, так и в отдельно взятых частях организма.
Сено было колким и хрустким. Пахло душисто, чем то таким, давно знакомым, хотя казалось бы – откуда? Всю жизнь в городе, и сено с коровами видел если только по телевизору. И Настька пахла замечательно, а совсем недавно вроде самогоном благоухала. Однако принятая мной внутрь огненная жидкость все уравняла, и теперь да, замечательно.
– Там коза рожает, – сообщила Настя. – Вроде как неловко.
– Ну и что? – отозвался я, не давая Насте выбраться из охапки сена, в которую я её собой придавил. – Твоя коза уже явно знает, что к чему, ей вон двойню зарядили…
Дождевик ужасно шуршал, зато мешал сену колоться. Настька сдалась, заерзала, освобождаясь от джинс.
– Там что, ещё колготки снизу? – нетерпеливо удивился я.
– Джинсы, колготки, носки, майка, футболка, свитер, дождевик, – перечислила Настя. – И огромные трусы. Холодно же.
– Щас согрею, – пообещал я.
Трусы и правда были огромными. И да, холодно было. Недолго, правда. Давненько я не занимался сексом в свитере и в носках. Насте повезло меньше – её носки я стянул вместе с трусами и колготками сразу, чтобы время не терять. Теперь её леденючие пятки касались моей голой задницы. Я то и дело закидывал их на защищённую свитером спину, но они сползали обратно.
Через энное количество минут перестало колоться сено, кожа под свитером покрылась испариной. Настя засунула под него холодные ладошки, я охнул от неожиданности, но потом даже обрадовался – жарко же. Она зашевелилась, принимая меня в себя ещё глубже, максимально. Порой мне казалось, что я слишком велик, для такой маленькой Насти, но разве можно устоять, осторожнее быть, когда мысли из мозга выдувает?
– Презервативы, – вспомнил я.
– Не нужно, – жарким шёпотом сказала Настя в моё ухо. – Совсем не нужно.
Выяснять почему и отчего я не стал. Лизнул жилку, которая билась на Настиной шее, так замечательно близко, и целиком отдался тому, ради чего вообще пришёл и всегда приходил – марафону оргазмов. Настя сжалась вокруг моего члена так сильно, что практически причиняла мне боль. Но боль была сладкой, такой, от которой невозможно отказаться. Сегодня все было иначе. Алкоголь ли тому виной, экстрим в виде рожающей в соседнем загоне козы, моя ревность, которую я наконец признал, не знаю. Но оргазм был крышесносным. Я словно натянулся до предела и лопнул. Я закричал, хотя я никогда не кричал во время оргазмов, считая, что это прерогатива дешёвых порнофильмов. Закричала Настя, забилась в судороге в моих руках. Её оргазм делал мой ещё слаще, ещё острее. Вторя нам, орала в своём загоне Глафира.
– Пиздец, – озвучил я свое состояние, не в силах подобрать других, более приличных и подходящих для ситуации слов.
– И правда, согрелась, – приглушенно сказала откуда-то снизу придавленная мной Настя. – Можно, я вылезу? Надо козу посмотреть.
И это мужчины чёрствые, говорят они! Я послушно с Насти слез. Она принялась торопливо одеваться, снова послойно. Огромные трусы, следом колготки, маки футболки, штаны свитера. Я последовал её примеру, холодило разгоряченную кожу нехило.
– Пойдём посмотрим? – почему то шёпотом спросила Настя.
И шагнула вперёд, я следом за ней. И остолбенел. Я ожидал всякого… но не такого. Один козленок, белый, мокренький, но уже абсолютно чистый стоял на разъезжающихся ножках и тыкал мордочкой в мамино пузо, пытаясь отыскать вымя. Второй только пытался встать, вроде, успешно. Тем временем первый нашёл таки сисю и громко потешно зачмокал.
– Господи, – сказала Настя. – Это так… трогательно.
И разревелась. Нет, козлята были милыми, даже я это признавал, но вот так меня от них не плющило. Я растерялся. Что делать? Притянул её к себе, похлопал по спине ободряюще. Настя снова всхлипнула, куда-то в мой свитер. Да и ладно, пусть хоть высморкается, не жалко.
– Теперь пойдём. Мы сделали все, что смогли.
Я не покривил душой – я вложился полностью. Оргазменная эйфория отходила, и теперь я чувствовал, как щиплет колени, которыми я упирался в колючее сено. Я сделал все, что смог, и даже больше!
– А там что? – указала она пальцем.
Свеча на полке почти догорела, огонёк трепетал, свет давал неверный. Я прищурился – так и есть. В углу клетки лежит ещё что-то белое. Настя храбро открыла загончик и вошла внутрь.
– Эй! У козы рога и материнские инстинкты! – счёл нужным предупредить я.
Настя не послушала, я вошёл тоже, не оставлять же её с инстинктами и рогами один на один. Но Глафира на нас внимания не обратила, целиком была занята своими двойняшками. Мы дошли до нужного угла – там лежал ещё один козленок. Совсем малыш, по сравнению со своими братьями. Сначала я подумал, что мёртв, но он тоже заерзал, пытаясь встать, правда, безуспешно.
– Бедненький, – протянула Настя и погладила его по крошечной макушке. – Надо забрать его домой.
– У него мама есть.
– Мама не обращает на него внимания! И посмотри – у неё только две сиси! Да и встать он не может.
Настя снова всхлипнула, я попятился – против всхлипов у меня оружия не было. В итоге вскоре я нёс склизкого козленка на руках в дом и думал о том, что свитер придётся сжечь. Свечка у нас догорела, я чуть не убился, пытаясь с занятыми руками преодолеть дырку в заборе. Дома Настя разожгла новые свечи. Растерла козленка какой-то тканью, завернула в старую шаль. Козленок был совсем мелкий, вялый, даже мне его жалко стало, а я особой любви к козлам не испытывал.
– Ему нужна смесь и бутылочка, – решительно заявила Настя и посмотрела на меня.
– Нет. Даже не думай.
– Ну пожаааалуйста!
И смотрит на меня. В глазищах круглых все ещё алкоголь плещется. Я боюсь уступить и одновременно понимаю – уступлю. Осознание этого бесит, шепчет в голове – какие бутылочки? Это козёл!
– Я не трезв, – напомнил я. – За руль не сяду.
– Ты выпил всего ничего…. А до круглосуточной аптеки всего десять минут на машине. А я что хочешь сделаю. Ну прям вообще.
– Прям вообще?
Настя кивнула. Я пошёл в машину сам себя за это ненавидя. Дорога, к счастью, была совсем пустой, ни машин, ни гаишников. Сонная женщина за стойкой в аптеке даже проснулась, услышав мой вопрос – какую смесь лучше купить для козленка. Растерялась, но быстро взяла себя в руки. Разглядела под слоем грязи мой дорогой свитер и за дело взялась основательно. Бутылочек дала аж целых несколько – у каждой своя форма сосочки. Господи, да у моего сына их столько не было! Несколько банок со смесью, самой дорогой. А то вдруг, у ребёнка аллергия, или проблемы со стулом начнутся?
– Это козёл, – напомнил я.
– Мы в ответе за тех, кого приручили! – патетично вскрикнула женщина, и я предсказуемо все купил.
Ехал обратно, дождь снова пошёл, и думал – за те деньги, что я оставил в аптеке, точно можно было купить нового козла, а то и двух. Но что только не сделаешь, когда девушка, которую ты хочешь, обещает сделать прям вообще все, что захочу…. А хотел я много всего, как одно, неприличного.
– Спит, – шёпотом объявила Настя. – О, сколько ты всего принёс!
Настя переоделась, я ей завидовал, стараясь не вспоминать, что по моему свитеру размазана и кровь, и околоплодные козьи воды, возможно даже его пуповина козленка касалась. Сам детёныш, как обсох, стал выглядеть немножко симпатичнее.
Я устало опустился в кресло. Настя хлопотала, разводя сразу три вида смеси в трех бутылочках. Затем пристроилась прямо на полу, козленка, завернутого в шаль сграбастала в охапку, и принялась его кормить. Тот то ли сосать не умел, то ли был разборчив, пососать согласился только из третьей бутылочки. Горела свечка, монотонно тарабанил по крыше дождь, а я сидел и смотрел, как сумасшедшая девчонка кормит козленка дорогущей смесью, и по её лицу разливается умиление.
Глава 19 Настя
Козленок сосал мало и вяло. Я понадеялась, что столько ему хватит, все же, он крошечный младенчик. Мрачно подумала – хотела ребёнка, получай! Ребёнок уснул. Я подняла голову – Егор спит тоже, неудобно скрючившись в кресле.
– Эй, – позвала я. – У тебя завтра спина болеть будет.
– И правда, – согласился он.
Моргнув, зажёгся свет, загудел на кухне старый холодильник. Егор с брезгливостью и невыносимым страданием посмотрел на свои руки. Ушёл на кухню, долго мыл их средством для мытья посуды, не найдя мыла. Вернулся благоухая фери и химическим лимоном.
– Надо придумать ему имя.
– Надо вернуть его соседям, Настя. Не будь ребёнком.
Именно эту фразу мне говорили и мать, и отец, и Стасик. Что я ребёнок. Попытка жить самостоятельно к концу третьего десятка жизни – ребячество. Стало невыносимо горько. Плакать захотелось снова. Правда теперь я не могла свою эмоциональность списать на беременность. Ну вот, снова вспомнила – у меня никогда не будет детей.
– Натрахался? – как можно мягче спросила я. – Вот и иди.
– Вот и пойду.
Ушёл. Я хотела его догнать, а потом подумала, зачем? Заниматься сексом, который не даст мне ребёнка? И отношений не даст тоже, потому, что где Егор, а где я. Мы как две параллельные прямые, которые смогли пересечься только из-за моего неуемного желания иметь ребёнка. Ребёнка у меня нет. Зато есть козёл. Я передумала плакать и рассмеялась.
Козленок не мог ходить. Он пытался встать, но ноги разъезжались в стороны, словно он алкоголя перебрал. Я не знала, как часто нужно кормить козлят, поэтому пихала ему бутылочку всякий раз, когда мне казалось, что он голоден. Навестила Глафиру, отнесла ей тёплой водички. Её козлята чувствовали себя отлично, но к ним я особой привязанности не чувствовала. У меня свой козёл есть.
Искусственно поднимала себе настроение до самых собак. Потом оно сдулось. Даже собаки, к которым я благоволила, раздражали. Дом Егора я обошла, даже к Таньке заходить не стала. Если бы не алкоголь и не экстрим с родами, то у нас и секса то вчера бы не было. Решила ж рвать, буду рвать.
Вечером вернулись соседи. Показали фотографии на которых незнакомая мне девушка держала в руках кулёк в голубых лентах. Я умилилась. В ответ показала им козу с козлятами. А затем отвела к себе, демонстрировать своего детёныша.
– Не жилец, – огорченно цокнув сказал дядь Ваня. – слишком маленький. Братья его вон уже скакать пытаются, а у этого ноги в кучу. И слишком, слишком маленький. Если бы ты его не подобрала, не отогрела и не покормила, он к утру бы умер.
– И что теперь, если не жилец, – обиделась я. – Сидеть и ждать пока сдохнет? Бутылочки у меня есть, смесь тоже. Попробую выкормить.
Что за дискриминация девиц входящих в средний возраст и немощных козлят! Что нам, таким неформатным, лапки на груди сложить и помирать?
– Дело твоё, – пожал плечами сосед и подарил мне не жильца.
Клички у него не было – в моих мозгах была каша, выудить из них что-то стоящее не получалось. Подумаю об этом завтра, решила я. Завтра думать тоже не получилось. Удивительно, наверное смешно и грустно, но от пучины депрессии меня спасли именно животные. Единственное, чего мне хотелось – залезть под одеяло с головой, не шевелиться, ни о чем не думать. Тем более не думать о том, что я живу в старом домике, из которого осенью придётся съехать, потому, что я не дружу с печкой. Что мне двадцать восемь, у меня нет мужа, детей, работы. Детей, так вообще никогда не будет.
Я забывала есть. Ложилась под одеяло, как и мечталось, а потом звенел будильник – пора было идти к собакам. Подводить их хозяев мне было неловко, поэтому я вставала, чистила через силу зубы и отправлялась выгуливать подопечных. Вернусь, снова лягу, а тут козёл. Именно козёл, ни как иначе. Только соберёшься умирать, а он ворочается, блеет, требует, видите ли, жрать. Поневоле встанешь снова, разведёшь смесь, покормишь. А потом надо бутылочку помыть, поставить сушиться. Убрать, если напачкал. Животные буквально заставляли меня шевелиться.
В один прекрасный день я пришла на работу, а оказалось, что у меня выходной. Пришлось возвращаться обратно домой и обещать себе хотя бы иногда поглядывать в календарь. Только вернулась и спряталась под одеяло, как пришла Танька. Долго стучала в окно, отказывалась думать, что меня дома нет и уходить. Следовало признать, она упрямее Стасика.
– Я сейчас полицию вызову! – крикнула она в приоткрытую форточку, в которую нещадно сквозило, но встать и закрыть было лень. – Ещё скорую помощь! И пожарных!
Да, точно упрямее. Я подумала – что хуже, Танька или толпа полицейских, врачей и пожарных. Да это же просто целая куча членов и мошонок полных семенной жидкости! Абсолютно мне не нужной. Вздохнула. Встала. Отперла Таньке дверь.
– Да уж, сказал подруга входя. – Краше в гроб кладут. Ты когда голову последний раз мыла?
– Спасибо, – поблагодарила я. – Не помню.
Танька прошла на кухню. Цокнула языком осуждающе. Полезла в холодильник, загремела посудой, застучала ножом по разделочной доске. У меня даже голова разболелась. Заставила меня съесть порцию наскоро тушеных овощей с куриной грудкой. Я поневоле посочувствовала Тотошке – его она так насильно каждый день кормит. За едой последовала кружка горячего сладкого чая.
– Теперь рассказывай.
Я скуксилась – рассказывать не хотелось. У меня и мама ещё не знает, что без внуков осталась… почему я вообще должна рассказывать? Я не хочу. Хочу под одеялко и глазки закрыть.
– Да нечего, Тань…
– У врача была?
– Была. Все, процесс запущен. Поздно делать детей. Зато, как я поняла, у меня не будет месячных. Словно климакс настал до тридцати. Прощайте, тампоны! Во всем надо искать плюсы.
Танька вздохнула. Налила чаю и себе. Пила, смотрела куда-то в сторону, думала.
– Понятно. Только, позволь уточнить… как твоя детородная функция связана с чистотой головы?
– Напрямую, – мрачно отозвалась я.
Если Таня себе вбила что-то в голову, пиши пропало. Насильно покормила, сейчас насильно помоет. Она убежала из дома, стала что-то организовывать, по телефону даже звонила. А через полтора часа позвала меня на улицу.
– Куда?
– Я дядь Ваню попросила баню натопить.
Перед баней я не устояла. В ней было жарко натоплено, пахло березовыми вениками и дымом. Я залезла на лавку и позволила жару прогревать свое тело, чтобы полностью, до самых косточек. По спине, между лопатка и стекла, пощекотав кожу, капля пота.
– Ты в курсе, что лето настало?
– Не-а. Холодно же.
В голове закружилось, я сползла вниз и растянулась на лавке пластом. Танька зашумела пакетами – у неё и пиво с собой было, все предусмотрела.
– Сначала у тебя был скучный Стасик, – сказала она. – Потом овуляции. Я соскучилась по совместным пьянкам. Что у тебя с идеальным?
– Не хочу об этом говорить.
– Ну, хозяин барин.
Мы сидели и пили пиво. Лавка под попой горячая, воздух тоже, а пиво – холодное. Меня немного отпустило, не так чтобы, но дышать легче стало. Сначала мы молчали. Потом Танька вдруг сказала, что видела Лизку. Лизку мы терпеть не могли ещё со школы, её вообще все ненавидели. Кроме мальчиков. У Лизки грудь выросла раньше всех, ещё она была симпатичной… Что не мешало ей быть редкостный стервой. Она была милой, только если нужно что. А так жалила не жалеючи. Зато поступила в престижный вуз, отучилась на папины деньги. Удачно выскочила замуж. Родила ребёнка… В общем, ей я завидовала.
– И как она?
– Не поверишь! – заговорщически прошептала Танька. – Весит килограмм сто двадцать!
– Врешь!
– Зуб даю! На ней даже норковая жилетка не сходилась. Как представлю, сколько на такой размер ушло бедных зверушек…
Я представила толстую Лизку и настроение поднялось ещё на пару градусов. Мы вспомнили и обмыли косточки всем одноклассникам и прикончили по две бутылки пива. Затем с остервенением отходили друг друга вениками. Выходя из бани, я признала – страдать с чистой головой все же приятней.
– А это кто? – удивилась Танька, входя в комнату, раньше ей просто не до этого было.
Из угла на неё смотрел мой питомец вставать он ещё не мог, зато мог лежать на животе красиво поджав слабые ножки и вертеть головой в разные стороны.
– Это козёл. Просто очень маленький.
Танька повертела пальцем у виска. Потом немного посюсюкала с козликом, не удержавшись – все же, он был очень мил, как игрушка. Затем сказала мне, что я все ж, чокнутая. И ушла, чтобы не опоздать на последнюю маршрутку в город. Я вспомнила, что не спросила у неё, как дела с работой и Тотошкой и устыдилась – так погрузилась в свою депрессию, что и забыла, что другим людям тоже может быть плохо.
Ночью у меня поднялась температура. Может, не стоило так долго сидеть в жаркой бане? Я плыла, словно на волнах качалась. Наверное, температура была очень высокой, я это понимала, но перебороть слабость и дойти до аптечки никак не могла. Мерзла ужасно. Казалось, отбрось одеяло на минуту и тут же умру от адского холода. Свернулась калачиком и тряслась. Потом из холода бросало в жар, футболка липла к взмокшей спине. Наступило утро, легче мне не стало, на рассвете я уснула, когда проснулась никак не могла понять, который час. Утро все ещё, день, а может вечер настал? Слабость страшная, даже пальцем пошевелить и то великий труд.
– Вот и отлично, – шепнула я сама себе через пересохшее горло. – Значит буду лежать, пока кто-нибудь не вспомнит о том, что я существую, и не спасёт меня.
Снова уснула. Проснулась – легче не стало. Собственная слабость начала раздражать, но раздражение сил не прибавило. Послушалось шебуршение из угла. Повернула голову – позабытый мной козленок копошится, пытаясь встать на некрепкие ножки. Поймал мой взгляд, уставился в ответ своими круглыми, лиловыми глазами. Заблеял.
Ну вот. А про питомца то я забыла. Надо найти телефон. Позвонить. Хоть маме. Пусть сделают что нибудь… Да где же мой телефон? И злость одновременно – видимо, я и правда, ребёнок! Ничего сама не могу!
Детёныш снова закопошился. Нверное, совсем проголодался. Смог подняться на задние ножки. Попка и короткий хвостик наверх торчат, а передние согнуты в коленках и никак дальше. Я дыхание затаила. Козлик раскачивался, даже хвостик от напряжения подергивался. А потом… выпрямил одну переднюю ножку. Затем вторую. Стоит, в стороны покачивается. Шажок сделал. Такие шаги его братья делали уже полчаса, после родов, а мой… сколько дней прошло? Даже не знаю.
Потом ещё шажок. Добрел до дивана, до моего лица, и снова голос подал – Эй, чего лежишь? Я же голодный! Потянулся, прихватил ртом уголок моей подушки и принялся сосать. А я вдруг поняла, что плачу. Господи, он смог! А ещё у моего козла жажды жизни куда больше, чем во мне.
Отличная мотивация – достижения личного козла! Я приложила все силы и села на постели. Опустила ноги на холодный пол. Встала. Комната смазалась, поплыла перед глазами, но я заставила её стоять на месте буквально усилием воли. И, как козленок, шаг за шагом, на кухню. Достать бутылочку. Подогреть воду. Развести смесь. Сколько всего от меня требуется! Обернулась, а козленок рядом стоит, за мной пришёл.
Сегодня он пил молоко жадно, давясь и захлебываясь, буквально вибрируя всем телом от голода. Выпил всю бутылочку и по-моему был не против добавки.
– Подожди, – попросила я его. – Вот только оживу немножко.
Померила температуру – её нет. Слабость только. Ограничилась болеутоляющим, чтобы унять шум в голове, и горячим чаем. Покормила ещё раз козленка и снова легла спать. А вечером занялась сводом правил.
– Я знаю, каков характер у козлов, – втолковывала я мелкому. – Не сахар. Иначе вами бы не называли мужиков. Поэтому воспитывать тебя буду строго. Поел, а потом будь добр, какай на улице!
Козленок смотрел на меня внимательно. Проследил за моим взглядом, когда я указала на дверь. А так, как мы только закончили очередное кормление, то решила продемонстрировать наглядно. Подхватила на руки, и, пошатываясь от усталости вышла на улицу. Поставила на лужайку перед домом.
– Место, для какать, – объяснила я ему. – Я семерых собак заставляю какать по утрам, пять, а иногда и шесть дней в неделю! Уж с козлом как-нибудь справлюсь. Имей в виду, пока не закончишь, домой не пойдём.
Козленок стоял и растерянно смотрел на траву. Он на траву, я на него. Ходить тут он явно опасался, успел привыкнуть к гладкому полу. Я устала стоять и опустилась на ступеньку. Мой питомец явно не понимал, что от него требуется, а мне надоело убирать за ним какахи. Делать мне все равно было нечего и я решила ждать до победного.
Вечер был прохладным, даже обидно, учитывая такой жаркий май. Я с тоской думала о том, что завтра снова вставать очень рано и преодолевая слабость идти к семерым своим собакам. Не хочу. Но… надо. Я же не ребёнок, я должна отвечать за свои поступки и доводить начатые дела до конца. Козленок, наконец, покакал. Наверное, ничего он про улицу не понял, просто время подошло. Ничего, главное же, начать.
– Козёл! – позвала я. – Пойдём домой! Давай, топай, не хлопай ресницами. Я же знаю, что ты умеешь!
Козлик поднял голову, до этого траву созерцал и обиженно на меня посмотрел. Где-то в стороне хрустнула ветка, внимания я не обратила, это деревня, здесь вечно что-то хрустит.
– Ты была права, – раздался голос, я даже вздрогнула от неожиданности. Посмотрела, Егор стоит. Такой весь красивый… джемпер стильный, наверняка пахнет не менее стильной туалетной водой, ботинки уж точно чище, чем моя голова вчера была. Господи, слава богу меня Таня в баню вытащила! А Егор продолжил: – По-моему, быть козлом, по имени Козёл очень обидно.
Р. S для тех, кто не видел – в блоге можно предложить имя козленку. Самые интересные варианты я поставлю на голосование в мой группе ВК и в завтрашней проде у питомца появится имя)
