Текст книги "Разыскивается миллионер без вредных привычек (СИ)"

Автор книги: Ирина Шайлина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Разыскивается миллионер без вредных привычек
Ирка Шайлина

Глава 1. Настя

Педали велосипеда крутились мерно, чуть поскрипывая на ходу. На велик я не садилась лет эдак… пятнадцать, наверное. Навыков не утратила, но в первые дни адски болели и спина, и ноги, и задница.

На улице царил май – самое лучшее время года. Май – это вообще лучшее, что может случиться. А если ты едешь на велосипеде по ухабистой проселочной дороге, поднимая за собой шлейф пыли, в лицо светит солнце и пахнет сиренью – лучше быть просто не может. Тем более задница к кочкам уже привыкла.

Деревни было две. Малая Покровка и большая Покровка. Хотя точнее было бы назвать Покровка нищая и Покровка миллионерская. Между ними три километра, церковь на пригорке и сотни… тысячи ступенек социальной лестницы. Я еду из малой в большую.

В нищей Покровке я обосновалась месяц назад. Домик принадлежал нашей семье тьму тьмущую лет, мама тут помидоры сажала, пока ей не надоело. Идти после развода мне было некуда – не к родителям же в двушку – поэтому я тут и обосновалась. Велосипед из гаража достала – он тут кучу лет стоял. Дядь Ваня – сосед – подкачал и подклеил шины. Красота!

Весна в этом году необычайно ранняя – все цветёт. Солнце палит, не щадя, я даже загорела уже, хотя Танька и вычитала в сети, что майский загар самый вредный. Ну и пусть.

Малая Покровка осталась позади, я со скрипом въехала на горку, вниз прокатилась уже с ветерком. А в первую неделю я вкатывала велик наверх пешком. Контраст между деревнями разительный. Здесь – особняки стройными рядами. Правда, сирень и здесь цветёт – красиво же. Но поспорить готова, сирень не пролетарская, а самая что ни на есть элитная. Дорога здесь гладкая, ни единой щербинки. Ехать по ней просто экстаз для измученной задницы.

Дом, в котором обитает Таня, тоже утопает в сирени. Он красивый, три этажа, словно с открытки сбежал. Я бы позавидовала подруге, но нечему – она работает здесь няней. Тотошке, которого она блюдёт, два года. Его родителей я ни разу не видела, но наверняка они есть – кто-то же Тане платит.

Я поставила велосипед у крыльца и вошла внутрь. Танька сидела в кухне с видом самым унылым. Тотошка оптимистично ковырялся в каше руками.

– Господи, седьмой час только! – простонала она. – Иногда мне хочется накормить этого ребёнка снотворным.

– И что тебя останавливает?

– Врождённый и, к сожалению, неизлечимый гуманизм.

Танька налила мне кофе. Я пила его, покачивала ногой и смотрела на Тотошку. Вот человек, который умеет радоваться жизни! Хлопнул ладонью по тарелке – каша в разные стороны. Тотошка визжит и смеётся, он счастлив. Я тоже так хочу.

– Горе ты моё, – обратилась к подопечному Таня. – Давай немного в ротик. Смотри жу-у-у-у – это летит самолётик, давай – ам!

Тотошка разом растерял весь свой оптимизм и разревелся. Я встала и пошла к окну. До начала моего рабочего времени ещё целых десять минут. Если постараться, я даже два кофе выпить успею, он тут отменный.

Напротив такой же идеальный дом. Правда, в два этажа, но такой расчудесный, что, пожалуй, лучше Танькиного. Строгий, сдержанный стиль, чётко выверенные линии, и вместе с тем – кажется уютным. Идеально выстриженная лужайка, вместо забора – кусты уже расцветающего шиповника. Наверняка в этом доме живут счастливые люди. И богатые, да.

– Ты уверена, что не сошла с ума? – участливо спросила Таня, когда я собралась уходить.

– А если и сошла? Надо же было когда-нибудь.

– Бедные твои родители.

Танька участливо покачала головой и вынула Тотошку из детского стульчика, унесла умывать – каши на ребёнка попало куда больше, чем в него. А я пошла работать.

Я забыла представиться – меня зовут Настя. Мне двадцать восемь лет. Этой весной я развелась с мужем. Об этом я стараюсь не вспоминать, но выходит не очень. И все они – и муж, и мои родители – уверены, что я не смогу жить самостоятельно. Что просто не способна на это. Сидят, ждут, когда я вернусь, и периодически выносят мне мозг.

Может, я и правда сошла с ума. В тот день я ушла, гордо хлопнув дверью и взяв минимум своих вещей. Стас потом привёз их к моим родителям, но я гордо их не забираю. Я уволилась с работы, точнее, просто перестала на неё ходить – Стас был моим непосредственным начальником. Мама сказала, что он отправил меня в отпуск и терпеливо ожидает, когда дурь из моих мозгов выветрится, и я вернусь.

Главное, что это он мне изменял, а дурь у меня! Вселенская несправедливость. И, наконец, я переехала в деревню, окончательно утвердив близких в мысле о моём сумасшествии. Но этого мне было мало, и я устроилась зооняней. Да-да. К счастью, в миллионерской Покровке много ленивых жоп. Поэтому я прихожу в шесть тридцать, собираю собачек и веду их гулять. Всего у меня семь питомцев. Ещё я навещаю два раза в день одноглазого кота Маркиза – его хозяйка в отъезде. Кормлю его, вычесываю и играю. Я ответственно отношусь к своим обязанностям.

Красивый соседский дом остался позади, я собрала всю свою свору и пошла к стадиону. Стадионом он назывался постольку-поскольку. Раньше, когда эта Покровка была обычной, и миллионеров здесь не было, тут и правда играли в футбол. А теперь здание Дома культуры почти развалилось, парк зарос, стадион тоже. Говорят, землю уже продали, и скоро здесь вырастет новый особняк. А пока тут гуляют мои собачки.

Такса Роджер все вынюхивает, вплоть до каждой задницы, до которой сумел дотянуться. Ему интересно только это. Крупные собаки бегают и играют друг с другом. Спаниэль Наполеон привязан к столбику футбольных ворот – этот паршивец убегает в лес, доверия ему нет. Чихуахуа Ириска трясётся возле моей ноги – эта сама никуда не уйдёт.

– Все покакали? – зычно крикнула я, утомившись сидеть на солнцепеке.

Собаки умные, понимают, куда и зачем их привели. Ну, кроме Наполеона. Но сдаваться просто так не хотят, поэтому я битых полчаса гоняюсь за ними по полю. Надеюсь, скоро вся обрасту мышцами. Тогда просто прибью Стаса, когда он пожалует в очередной раз.

Богатые хозяева уже съели свой полезный завтрак, побегали на тренажёрах и приняли душ. Я возвращаю им питомцев, а они едут зарабатывать очередной миллион. Теперь на очереди Маркиз. Его главное забава – прятаться и нападать внезапно.

– Маркиз! – зову я, входя в дом.

Сегодня он меня удивил – прятался на карнизе, откуда и спрыгнул на меня с утробным воем. Плюс несколько царапин и седых волос, зато можно сказать, уже поиграли. Так и живу. Уже месяц. И ничего, не умерла, что бы там заботливые родные не прогнозировали. Теперь снова к Таньке за велосипедом, и домой.

Танька уже ожила. Готовит очередную порцию полезной пищи для Тотошки. Тотошка трёт глаза. Мне нравится этот мальчик. Я бы тоже хотела такого сынишку. Подруга поймала мой жадный взгляд, я смутилась.

– Не хочешь поговорить?

– Нет.

– У врача была уже?

Была. Три дня назад. И вердикт не утешителен – у меня осталось всего несколько месяцев, чтобы забеременеть. Мои яичники устроили мне акцию протеста и отказываются работать в стандартном режиме. Учитывая, что ребенка я хочу, а ни мужа, ни любовника у меня не наблюдается, перспективы так себе.

– Тань, ничего не поменялось…

– Хочешь, я тебе Тотошку отдам? Ручаюсь – его родители даже не заметят.

У Таньки своеобразное чувство юмора.

– Ха-ха, – меланхолично отзываюсь я.

Таня откидывает на дуршлаг отварную брокколи, выкладывает в тарелку, поливает оливковым маслом, посыпает сыром. У меня урчит в желудке. Танька вздыхает и делает ещё одну порцию для меня.

– Насть… найти мужчину на ночь не проблема. В конце концов, есть банки донорской спермы…

– Веришь, нет, но мне хочется знать, от кого я ребёнка рожаю.

– Стас…

– Таня!

Мы снова замолчали. У потолка лениво жужжала муха. Ненавижу мух, истребляю их, но с этой сражаться не буду – она Танькина. Пусть сама мучается. Мы сосредоточенно ели, Тотошка увлечённо играл содержимым тарелки. Тане придётся снова уговаривать его поесть.

– Смотри, какая красивая брокколи, – включилась она. – Похожа на огромное дерево! А Тотошка великан! Мы же сможем съесть это дерево?

Тотошка закрыл рот и упрямо затряс головой. Не хотел он никаких деревьев. И разговаривать не хотел. Таня не волновалась – все же два года только. Ещё залопочет. А он… вдруг ткнул в Таньку пальцем и громко и отчётливо сказал:

– Мама!

Танька охнула. Да и я тоже.

– Не говори так, милый! Я чужая, чужая тётя!

– Мама! – Тотошка был очень упрям.

– Меня уволят, – простонала Танька.

Я погладила её по волосам. Может, не уволят. Может, не заметят даже. Не так уж они своим сыном и интересуются. И поневоле испытала острый приступ зависти, несмотря на то, что Тотошка подруге чужой.

Танька успокоилась. Ловко всунула в приоткрытый детский ротик кусочек зелёного овоща.

– Тогда перебери своих бывших. Проверенные уже мужики…. Попользуешься разок, может, не обидятся.

– А, – отмахнулась я. – Мужчина должен быть идеальным, а среди моих бывших такие не водится.

– Иди уже, – рассердилась Таня, – ты заражаешь Тотошку пессимизмом – смотри, какой печальный стал.

– Он просто жрать не хочет, – сказала я, но послушно ушла.

Выкатила свой велосипед. Сунула в уши наушники. Посмотрела на экран – восемь утра только, а столько переделала дел! Моя новая жизнь на меня отлично влияет. В наушниках популярная донельзя песня про незабудки. Незабудки мне никто не дарил, но подпеть – точнее, подвыть – я всегда готова. Быть дурочкой вообще здорово – столько всего прощают.

Велосипед, успевший отдохнуть, не хотел слушать хозяйской руки.

– Потерпи немножко, – попросила я, не расслышав за незабудками своего голоса. – Скоро выходной.

Все случилось донельзя внезапно. Я катила по Танькиной подъездной аллее, выкатилась на дорогу и хотела повернуть, но вдруг слетела цепь – не зря мой велик стонал и жаловался. Затормозить я не могла, все, что оставалось – визжать в предчувствии скорой кончины.

Падать я не люблю. Да и кто любит? И возможно, не упала бы, повизжала бы, да и остановилась как-нибудь. Но мужчина… он появился внезапно. Я только и успела увидеть светло-серую, почти белую футболку, русоволосую голову и – бах!

И как в съёмке замедленной. И мысль: главное – не сесть на раму. В двенадцать я села со всего маху. Незабываемо. Поэтому летела я и думала: «Только не на раму! Куда угодно, только не на раму!»

В кои-то веки Господь услышал мои молитвы: велосипед улетел в одну сторону, я в другую. В шиповник. И боюсь, вопли которые разнеслись по окрестностям, оставили незабудки без шансов. Падать в шиповник больно. Чертовски.

Я упала и провела мысленную инвентаризацию – руки на месте… Ноги тоже. Голова гудит, но наличествует. Царапины горят огнём. Рискнула открыть глаза. Господи! Падать в шиповник не только больно, но ещё и красиво! Зелёное кружево листьев над головой. В дырочках – небо. Голубое-голубое – глазам больно. И нежно розовые цветы, от аромата голова кругом. А вот не свалилась бы – ни за что не разглядела бы.

– Красиво! – сказала я.

Откуда-то со стороны раздался стон, и тут я вспомнила, что падала не одна.

– Вы живы?

Ответа нет. Может, я ему спину великом сломала? Это было бы совсем нехорошо. Я попыталась встать, но колючие ветки, которые до этого мирно висели надо мной, теперь не хотели выпускать, цепляясь за кожу десятками колючек. Успела разглядеть только белый кроссовок. Фирменный – видела такие весной в ТЦ: я на такие наберу, только если продам своих питомцев на чёрном рынке, и то не факт.

– Я вас спасу, – обещала я. – Вы только подождите, пока я выберусь.

В ответ – вполне различимый мат. Отлегло – живой, значит. Шорох, свет померк – сбитый мной господин встал и наверняка любовался на мои торчащие из-под куста ноги. Они у меня ничего, и шорты короткие, но мне… неуютно. Я заворочалась, пытаясь выбраться – снова колючки.

Меня крепко схватили за лодыжки – я пикнуть не успела. Хотя повод для возмущения был: ещё не знакомы, уже хватать. Но он просто вытянул меня за ноги на белый свет. Ноги спаситель выпустил, они с глухим стуком упали на асфальт. Я снова глаза открыла. Небо голубое, бесконечное. Ни одного облачка. Весна настала. Попа, которой волокли по асфальту, болела, но я, вдруг осознавшая, насколько мир прекрасен, улыбнулась.

– С вами все в порядке? – раздался голос сверху.

Я перевела взгляд и увидела ЕГО. Именно так – капсом. Он высокий, но не дылда. Лёгкая футболка очерчивает стройное, но очень даже сильное тело. Глаза карие, бархатные, и ресницы такие – любая девчонка бы за них убила. Я сразу же поняла, что хочу вот такого сына, с тёмными глазами и пушистыми ресницами – не меньше. От осознания того, что папа найден, словно камень с души. Я снова улыбнулась, как можно сексуальнее.

– Вам плохо? – участливо спросил спаситель.

– Мне очень хорошо, – честно ответила я.

Мне и правда хорошо было, подумаешь, синяки и царапины! Я увидела свет в окошке.

Я не подавала виду, насколько переживала. Ребёнка хотела всегда. Стас все просил отложить – молоды же. А перед самым разводом я попала в больницу с не серьёзными на первый взгляд проблемами по-женски. Там и выяснилось – если не рожу в ближайший год, то, наверное, не рожу вовсе.

Я выписалась на три дня раньше. В сумке пачка тестов, определяющих овуляцию. Собралась вопрос ребром ставить – ребёнок или развод! Конечно, сблефовала бы. Но оказалось – развод. Ибо если вот так резко падаешь, как снег на голову, то лучше предупреждать. Стас, который должен был быть на работе, развлекался дома с соседкой Светочкой. А я ей соль занимала! И сахар. И заварку. Света была на редкость забывчивой.

Было седьмое марта как раз. Замечательный подарок. Ни родные, ни сам Стас не верили, что я доведу развод до конца. Про моё скорое бесплодие я рассказала только Таньке – родители вынесли бы мне мозг. Они меня любили, пусть и несколько деспотично, и внуков хотели.

Я с трудом завязывала новые знакомства, поэтому мой взгляд обратился к бывшим, но: один растолстел, другой много пьёт – а я хочу здорового ребёнка, третий женат. Я хочу ребёнка, но не ценой измен. Чем сильнее отчаивалась, тем чаще думала о банке спермы, хотя сама идея вызывала во мне отторжение.

А теперь ОН! Идеальный!

– Вы женаты? – решилась поинтересоваться, памятуя о своих принципах.

Спаситель вздохнул. Наморщил идеальный лоб. И вдруг показал три пальца.

– Сколько видите?

– Три, – послушно ответила я.

– Я думаю, нужно вызвать скорую помощь.

– Зачем?

– Вы лежите на асфальте, улыбаетесь и явственно бредите.

Проклятье! И правда. В таком виде я его точно не соблазню. Сколько дней у меня до овуляции? Вдруг надо действовать очень решительно. Я, покряхтывая, поднялась, опираясь о идеальную руку, и занялась мысленными подсчётами. Выходило, что дней пять есть в запасе. Слава богу!

– Точно скорая не нужна?

– Точно… Если только перекись и зеленка.

Спаситель напряжённо думал. Я видела, что вести меня к себе он не хочет, но ему явно меня жаль. Я протяжно и горестно застонала. Мужчина решился спасать меня до конца. Ещё и добрый! Замечательно.

– Зеленка у меня есть, – сказал он и показал на дом напротив.

Тот самый! Господи, у него ещё и дом идеальный. Я скосила взгляд – на своей подъездной дорожке стоит Таня и смотрит на меня во все глаза. Видимо, увидела столкновение и выбежала помогать. Не нужно мне помогать! Я подмигнула, показывая, что все в порядке. Подмигивать я никогда не умела, спаситель, увидев моё перекошенное лицо снова испугался.

– Точно звоню в скорую.

– Нет-нет! Мне просто соринка в глаз попала.

Танька махнула рукой и ушла обратно в дом. Правильно, а то Тотошка без присмотра. А за мной присмотреть есть кому. Я вновь оперлась на его руку, и мы отправились в дом. Спаситель явно прихрамывал.

– О нет, – вздохнула я, – вы все же пострадали от моих рук. Ног…. Велосипеда.

– Всё в порядке, – сухо отозвался он. – С пробежками только повременить придётся.

И распахнул передо мной дверь в свой дом. До меня донёсся запах корицы и полировки для мебели. Я шагнула через порог, думая: «Господи, он ещё и бегает!»

Глава 2. Егор

Бывает, что не задался день. Мне казалось, что у меня не задался месяц. Нет, год даже. Если бы не Никита, можно было бы сказать, что не задалась жизнь, но совестно – многие не поймут. У меня замечательный здоровый сын, бизнес, недвижимость, красавица бэха – а я скучаю. Зажрался.

Все началось с того, что офис сгорел. Причём этот офис мы полгода вылизывали, чтобы лучше, чем у остальных. Господи, да я цвет стен выбирал и унитазы лично! А он взял и сгорел. Теперь часть сотрудников в отпусках, в чем я им завидую, часть работает из дома, и качеством труда я недоволен – ребята хорошие, но с моими пинками становились гораздо трудолюбивее.

От нас ушла нянька. У неё внучка родилась, и она посчитала, что та ей, конечно, важнее моего сына. Предупредила, как положено, за две недели и ушла. Никитка был страшно рад – считал, что слишком для няни взрослый. И сделать я ничего не мог – новые няни не приживались. Если быть точнее, то Никита их просто выживал.

Мне приходилось следить за ремонтом офиса, пинать расслабившихся сотрудников и мотаться туда-сюда, чтобы забрать из школы своего взрослого и самостоятельного второклассника. Поэтому я был жутко не в духе.

Забыл добавить – няня у нас ещё и готовила. Теперь готовить было некому, мы ели сосиски и пиццу.

Это утро не удалось особенно. Я пытался испечь оладьи из готовой смеси. Они упрямо прилипали к сковородке, хотя она была современнейшая, со всеми необходимыми покрытиями. Тогда я решил сварить кашу. Она пригорела.

– Ребёнок должен получать полноценный завтрак, – меланхолично заявил Никитка, ковыряясь в пахнущей дымом каше. – Мой мозг на таком питании полноценно функционировать не сможет.

Я сдержал порыв выругаться – в умных книжках говорилось, что я должен подавать пример сыну, и желательно положительный. Залез в до обидного пустой холодильник, выудил банан с потемневшей местами шкуркой.

– Ешь. В бананах калий. Жутко для мозгов полезный. Давай-давай, сейчас Валерка приедет и тебя заберёт.

Валерка – это водитель нашей фирмы. Своего я не имел, считая это барством, но, пользуясь положением, Валеру эксплуатировал. Особенно сейчас, когда катастрофически ничего не успевал.

Школа была совсем рядом, не школа даже, а элитная гимназия. Мы и дом выбрали из соображений близости к ней. По идее, ребёнок мог бы дойти и пешком, или доехать на автобусе, но я волновался. Вспомнил, как сам из школы пришёл, сам суп разогрел в огромной кастрюле, поел, потом послушно отправился на музыку… На музыку я ходил до пятого класса, потом взбунтовался, и родители перевели меня в секцию бокса. Так вот – все делал сам и считал это нормальным. А на Никиту это не примерялось. Все казалось, что его обидят. Или машина собьёт. Или заблудится… Это при том, что мой сын гораздо умнее меня в его годы.

Или просто кажется таким умным? С улицы просигналила машина, Никита вздохнул, закинул на плечо огромный рюкзак и пошёл на улицу.

– Мне точно не дожить до каникул, – вздохнул он. – Особенно на таком питании.

– Валя придёт и наготовит.

Валя – наша домработница. Приходит два раза в неделю. Готовит за надбавку к жалованию, не очень охотно, и, если быть честным, не очень вкусно. Никита снова вздохнул и ушёл.

Валеру я вызвал, потому что наутро у меня были огромные планы. Пробежка. Бегать – это одна из немногочисленных отдушин, благо бегать здесь одно удовольствие – вдоль березовой рощи до самой реки. На берегу меланхолично жевали траву козы, привязанные верёвкой к колышкам, встреченные жители малой Покровки провожали меня сочувственными взглядами. В их понимании взрослый здоровый мужик, тратящий время на беготню у речки, явно умственно неполноценный. Но я смирился. Бегать начинал уже в апреле, едва подсохнет грязь, и до самой осени. Со временем местные ко мне привыкли, даже здоровались, важно кивая. Я отвечал таким же кивком.

В последние недели мне бегать почти не удавалось, сейчас я об этой пробежке просто мечтал. Господи, мне даже снились козы, провожающие меня печальным взором. Поэтому я отправил сына в школу, переоделся и вышел на улицу. Раньше бы выйти, солнце уже светит в полную силу, но как уж получилось.

Я успел сделать несколько шагов. А потом случилось это. Сначала – незабудки. Кто-то исполнял песню столь пронзительно, что я даже остановился и головой завертел. Пела девушка. Она ехала на велосипеде, который явно был не младше меня, самозабвенно крутила поскрипывающие педали – я даже окинул ноги оценивающим взглядом, не удержавшись. Ноги были хороши. Незабудки – ужасны. Девушка как раз выводила самую высокую ноту, я поморщился и нацепил наушники. Моя музыка была не в пример приятнее – классический рок. Но насладиться ею мне не дали.

Внезапно девушка завизжала так громко, что я услышал её вопль и через свой рок. И допустил ошибку. Вынул наушник из уха, остановился, оборачиваясь – девушке с красивыми ножками нужна была помощь. А вот если бы я сделал ещё пару шагов, то, может, обошлось бы, и лавина меня не задела бы.

Резкий удар, я упал на асфальт. Девушке повезло больше, ну или меньше – смотря с какой стороны глядеть: она улетела в шиповник. Из-под куста торчали её ноги, в стороне валялся велосипед, его переднее колесо крутилось, как заведенное.

Ноги и правда были ничего. На одной царапина. К коленке прилип листок. Девушка порывалась спасать меня, но из куста самостоятельно выбраться не могла. Я прикинул – основная масса веток с колючками была наверху. И поэтому просто выдернул девицу за ноги.

Она лежала на асфальте, смотрела на меня круглыми голубыми глазами. И улыбалась. У неё явно болевой шок. Я мог бы отвезти её в больницу, но… я был зол. Она не только сегодняшнюю пробежку мне сорвала, но и множество последующих – ныло ушибленное колено. Но и бросить здесь я её не мог. Скорая помощь – отличный вариант. Но девушка так не считала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Мне очень хорошо, – заявила она и на ноги поднялась, за меня цепляясь.

Улыбнулась. Улыбка у неё была милой, открытой. Она вообще на ребёнка была похожа, казалась наивной и непосредственной. Но ноги у неё, конечно… не детские. Девушка наклонилась убрать листочек с колена, ворот футболки сполз вниз, показывая грудь. Я отвёл взгляд, но секунды хватило. Грудь у неё была небольшой, и девушка щеголяла без лифчика. Мне даже неловко стало, что я без зазрения совести на неё пялюсь, словно в жизни не видел женских ног или груди.

А потом… само как-то вышло, что я эту девушку повел к себе домой. Оба прихрамывали, наверное, то ещё зрелище. Я шел и думал – что творю? Дело даже не в том, что я не приводил женщин домой – для этого были гостиницы, городская квартира. Какими бы не были ноги незваной гостьи, я и не помышлял о том, что её можно в постель затащить – мне это не нужно, любовница у меня есть. И вроде безопасно все. Сядет, коленки свои зелёнкой намажет и уйдёт.

Но что-то во мне кричало – SOS! Девушка казалась слишком проблемной. Бедовой.

– У вас уютно, – сказала она, входя в дом.

В прихожей – да. Даже почти чисто – Валя приходила не так давно. А вот на кухне… Но девушка уверенно пошла прямо на запах горелой каши. Мне показалось, или она уже хромала гораздо меньше? Вошла, бровки вздернула. Ну да, бардак. И что теперь? Я даже разозлился. Подумаешь, у меня на кухне грязно. А она вообще случайных людей сбивает велосипедом.

– Аптечка, – сказал я и бахнул на обеденный стол коробку с лекарствами.

– Спасибо, – широко улыбнулась девушка.

Мне даже совестно стало – чего злюсь на неё просто так? Гостья тем временем убрала со стола тарелку с недоеденной горелой кашей, смела крошки с той части, что к ней ближе, и открыла аптечку. У меня телефон зазвонил – с работы. Говорить при девушке не хотелось, я вышел в прихожую.

– Егор Петрович, – почти шёпотом начала моя помощница Галя, – здрасьте.

Я снова подавил в себе приступ нецензурной лексики. По голосу уже мог определить, какого характера новости несёт мне Галя. Сейчас понимал – лебезит, значит, дело худо.

– Да?

– Седьмой склад… На который завезли новую оргтехнику немножко… протек.

– Немножко?!

– Всё затопило, – призналась Галя на грани слышимости и пискнула, наверное, со страху.

Телефонный звонок я от греха сбросил, так как первым прорывом было на Галю накричать. Но она же не сама новую технику топила, и так, вон, меня боится, а то и вовсе заикаться начнёт.

Я сжал в кулаке телефон так крепко, что не ручался за его целостность. Вдохнул. Выдохнул. Напомнил себе – страховка. Все застраховано. Просто лишняя волокита, снова время свое тратить… Блядь! Нужно злость свою куда-то выместить. Бежать, например, вперёд до тех пор, пока в лёгких не зарежет, и колени подгибаться не начнут.

Сделал шаг вперёд, и колено полоснуло болью. Проклятье! И о девушке в кухне своей вспомнил. Чужая. Лишившая меня пробежек. Сейчас ворвусь, за шкирку схвачу и выволоку её на улицу. И пусть заикается со страху – мне же не работать с ней.

Я открыл широкие двустворчатые двери, которые сам и закрыл, чтобы девушку от своего разговора отсечь, и решительным шагом, пусть и слегка прихрамывая, вошёл.

В окна лился свет. Волосы девушки в нем совсем золотистыми казались, словно она одуванчик майский. Блядь, на поэзию потянуло. Что там по списку? Правильно – за шкирку и на улицу.

Обошел стол. Девушка обрабатывала свои ранения так старательно, что даже кончик языка вытащила – Никитка так сочинения писал по русскому. А на коленке – нарисованный зелёнкой цветочек. Господи!

Она мои шаги услышала. Голову подняла, оторвавшись от малевания ещё одного цветочка – на второй коленке. Видимо, для симметрии.

– А меня Настя зовут, – сообщила она и улыбнулась.

Я даже моргнул. Остановился. Потом на коленки посмотрел, которые в зелёный цветочек. Снова на её лицо. Полное впечатление – человек счастлив. И цветочкам своим рад, и царапинам. У меня волна неприязни, я то отнюдь не счастлив.

– Вы закончили? Настя…

– Нет ещё.

И так оптимистично, словно ей за счастье сидеть на моей грязной кухне и обрабатывать свои царапины. Я скрипнул зубами – спокойнее, Егор, спокойнее. Ты прошёл испытание двумя классами школы сына. Учить ребёнка куда сложнее, чем самому. Но ты справился. Значит, ты сильный человек.

Я снова вздохнул.

– Я приду сейчас… надеюсь вы закончите к тому времени. И давайте, без пейзажей. Мне на работу ехать.

Из кухни ушёл, так как зелёные коленки – то ещё испытание. Слонялся по прихожей, смотрел на часы. Пора уже ехать на долбаный седьмой склад и волосы на себе рвать. Хотя на сотрудниках, конечное, приятнее. Я спустился в подвал. Здесь у меня мини спортзал, на беговую дорожку я зимой встаю. Сауна. Все покрылось пылью, давно я сюда не заглядывал. Теперь и на дорожке уже не побегать…

Прошло пятнадцать минут. Девушка наверняка закончила, даже если украшать цветами каждую царапину, времени должно хватить. Поднялся наверх. В прихожей прислушался. Мне показалось, или что-то грохочет? Так и есть.

– Вы что делаете? – возмутился я, входя на кухню.

Она мыла посуду. Самым натуральным образом.

– Посуду мою, – спокойно ответила она.

– Какого хрена?

Девушка окинула меня недоуменным взглядом. Как на слабоумного посмотрела. Может, она тоже из малой Покровки? Я бы не удивился.

– Посуда должна быть чистой, – назидательно сказала девушка. – У вас, наверное, жены нет, раз столько скопилось?



Спокойно сполоснула следующую тарелку, вытерла белоснежным – откуда взялось такое чудо? – полотенцем, и поставила в шкаф. И следующую тарелку взяла. В раковине их было предостаточно – гора.

– У меня есть посудомоечная машина!

– Так почему же вы ею не пользуетесь?

Я едва не зарычал! Отобрал у гостьи недомытую тарелку, поставил её обратно в раковину. Спокойно. Девушка – случайный эпизод в моей жизни. Я завтра о ней забуду. Если повезёт, то даже сегодня.

– Это противоречит моим принципам, – обтекаемо сказал я. Ну, не признаваться же в том, что я просто жду, когда придёт Валя и все сделает? – И вообще я имею право иметь грязные тарелки.

Настя, а она Настя, хотя мне не хочется произносить её имени даже мысленно вздохнула. Я испугался, что она меня по голове погладит, как маленького. Повесила полотенце на спинку стула. Оно немедленно сползло и на пол шлепнулось.

Гостья наклонилась за ним сама. Лучше бы полотенце на полу осталось валяться, честное слово. Потому как нагибалась она чересчур медленно, старательно оттопыривая попу. На попу я посмотрел – грех не посмотреть, когда её буквально демонстрируют. Попа была отличной – небольшой, упругой, кругленькой. Как полагается. Но вот Настя вела себя непонятно. Она что, в постель меня затащить пытается? Или просто не от мира сего?

Девушка меня пугала.

– Вы все? – спросил я у попы. – Может, вам помочь?

На бедре, сзади – не замазанная царапина. По сравнению со своими зелёными собратьями выглядит бледной молью. У меня даже руки зачесались от желания её зелёнкой замазать.

– Всё, – ответила почти невидимая мне с такого ракурса Настина голова. – Просто я… копчиком ушиблась и теперь разогнуться не могу.

Я не сдержался и снова выругался. Правильно, она не пытается меня соблазнить. Она просто чокнутая. Помог ей разогнуться. Девушка покраснела, то ли от смущения, то ли от того, что добрую минуту вниз головой стояла. Мне снова её жалко стало – да что ж делать то!

– Ну, я пойду, – сказала она наконец. – Спасибо… за зеленку.

– Ага, – согласился я.

И на выход указал, а то вдруг она забыла, в какую сторону идти. С такой – станется. Она похромала, снова будя во мне жалость.

– А ваша жена…

– Прощайте, – перебил я.

Жалость улетучилась мгновенно. Девушка кивнула понуро, сошла со ступеней крыльца. Подобрала свой велосипед, который так и валялся никому не нужный у кустов шиповника. Цепь слетела, и теперь велосипед на ходу не только поскрипывал, но и гремел. Я поморщился, она перехватила мой взгляд.

– Не переживайте, я недалеко живу.

Я вовсе не переживал. Настя же скатила велосипед с моей дорожки, пошла прочь, катя рядом велик. Руки – ноги в зелёных полосках и одна царапина, не замазанная, все так же притягивает взгляд.

– У вас одна царапина… сзади. Не обработана.

Девушка остановилась. Обернулась. И улыбнулась снова. Я вдруг испугался, что она сейчас вернётся дообрабатывать свои раны, будет снова зелёнкой рисовать, мыть тарелки и про жену спрашивать. Попятился.

– До встречи! – крикнула она.

Я влетел в дом и захлопнул дверь. Потом подумал и на задвижку её закрыл. Выглянул в окно – уходит. Слава богу. Блин, она же говорила, что рядом живёт! Надеюсь, падение её настолько дезориентировало, что дороги к моему дому она не найдёт. Иначе, беда – переезжать придётся. А я после прошлого переезда ещё не отошёл.