Текст книги "Люба, любовь и прочие неприятности (СИ)"
Автор книги: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Глава 25. Люба
– Ты ведёшь себя, как ребёнок, – мягко сказала я, с трудом заставив себя перестать смеяться.
– Твоя бабушка меня пугает, – покосился Хабаров на дом.
Бабушка с Маришкой ушли внутрь, мы сидим на крыльце. Хабаров мне фотографии из гроба показал, думаю, говорить ли ему, что он не первооткрыватель – бабушкин гроб манит многих. Завтра она будет браниться, выбивать из него пыль, может заставит меня постирать и выгладить подкладку. А то ж помереть в любой момент можно, а гроб запачкали.
– И вообще она в больнице лежала, – проворчал он.
– Её там разве удержишь… А ты не бойся, она после проявленного тобой героизма, она к тебе капельку подобрела.
Судя по всему в доброту бабушки Хабаров поверил не очень, но задумался.
– Если она такая добрая… может, отпустит ко мне с ночёвкой? Прямо до утра.
– Прямо до утра? – засмеялась я. – Пойду укол сделаю и спрошу.
Бабушка поворчала, но больше для вида. Вытянувшись в струнку, словно умирать приготовилась и вправду, смиренно приняла укол, ставить которые нужно было два раза в день. Обещала, что Зорьку сама доить не будет, позволит сделать это соседке, а потом отпустила меня восвояси, даже глядела казалось, лукаво.
Хабаров с воплем победителя перекинул меня через плечо и побежал к машине, которую предусмотрительно припрятал подальше от дома. Уже в машине озаботился, порядком меня растрогав:
– А если и правда козёл этот припрется?
– Не переживай, – успокоила я. – Моя бабушка не только тебя пугает.
Он кивнул и машина долетела до его дома на космической скорости. К слову, к старому дому, значит жены в нем больше нет, что не может не радовать. Но повсюду вижу следы её недавнего присутствия – салфетка, со следами губной помады небрежно брошенная на стол, молоко которое не из молока, Хабаров бы его явно пить не стал, в холодильнике стоит, и наконец кружевное белье в корзине для стирки. Фу. Бесит. Буквально закипаю и злюсь, даже не знала, что настолько ревнивая. Хабаров торопливо сдергивает белье со своей огромной кровати, которая занимает почти всю спальню, я смотрю и бешусь. Вдруг он с ней, с этой расчудесной принцессой, на этой самой постели… Хочу убивать.
– Блядь, – сказал Хабаров, который никак не мог запихнуть в наволочку подушку. – Блядь, как это люди делают? Да это ещё сложнее, чем доить корову!
– Это ты ещё пододеяльник вставить не пытался, – хмыкнула я. – Отдай.
Отобрала у него подушку. Смотрю на него – идеальная прическа обросла и торчит смешными вихрами. Так на своей подушке сосредоточился, лоб сморщил. Как будто… волнуется. Подумала вдруг – мы знакомы больше десятка лет. Когда то я говорила себе никогда. Но… сердце то обмирало. Эти гаденышем невозможно было не любоваться, его невозможно было хотеть. Сколько ночей в своей дурацкой общаге я мечтала о том, как ему уступлю, а потом своих же мыслей стыдилась? И сколько он преодолел, сколько упорства в нем, чтобы взять и приехать, Господи, да он целый колхоз купил. Он нас спас. А у нас только часы ворованные, машины, стога сена и надувные матрасы. Одна попытка переночевать вместе закончилась утренним вмешательство бабули. Ни одной целой ночи у нас не было. А теперь – будет.
– Да успеем ещё кровать заправить… Иди сюда.
Этой ночью я поняла, что хочу обладать им целиком и полностью. Заниматься сексом и не стыдиться этого. Обнимать крепко-крепко, целовать, кусать. Никуда не торопиться, хотя в первый раз можно, да, очень же хочется сейчас, немедленно, а потом точно удовольствие растянем…
– Женщина, ты выжала из меня все соки, – удовлетворенно выдал Хабаров через некоторое время. – Что скажешь?
– Жрать хочу, – отозвалась я, и пошла пить немолочное молоко и заедать его диетическими хлебцами.
Кровать мы все же застелили. Пахла она слава богу кондиционером для белья, а не духами его бывшей. Ночью он меня обнял и уснул, чувствую кожей его дыхание, и вроде мне спокойно и хорошо, но сна ни в одном глазу. Я отпустила ситуацию, и теперь она вырвалась из под контроля. Я уже на хрен ничего не контролирую, и похоже, с этим придётся смириться. Если я впустила в свою жизнь этого очаровательного самовлюбленного оболтуса, придётся учиться с этим жить. Потому что со страхом вдруг понимаю, что обратно не хочу и не буду. Не могу.
– Просыпайся, – тормошил меня утром Хабаров.
Значит, все же, уснула, хотя казалось, что ни за что не смогу. Тепло так, окно не зашторено, солнце льётся, подсвечивает закрытые веки ярко розовым.
– Не хочу..
– Сегодня разбор полётов по поджогу, поднимай жопу, поджигательница.
– А минут на пять оттянуть это мероприятие никак?
– Можно на пять… даже на семь, а если будешь очень плохо себя вести, то даже на целых полчаса.
И зашуршал одеялом. Сам холодный мокрый, видимо только из душа, ладонь, что легла на мою задницу так вовсе ледяная, я даже вздрогнула. Думаю – как низко пала… а сама устраиваюсь, чтобы удобнее его в себя принять… В общем неприятное мероприятие мы оттянули, как смогли.
А в родном сельсовете такие движения… Жорик сидит в углу хола под чахлым фикусом, вид имеет насупленный и такой же жалкий, как у фикуса. По коридорам толпами ходят незнакомые мужчины. Все красиво одеты, вкусно пахнут, по этой причине наши бабы тоже все благоухают и в выходных платьях. Цирк на выезде, право слово. В кабинете председателя огромная женщине жизнерадостно поглощает пирог ни на кого не обращая внимания.
– Это кто? – робко спросила я.
– Мой лучший юрист, – гордо ответил Хабаров.
– А остальные?
– Не обращай внимания, все мои.
Своих у него было много, а я в рубашке, которая не особо прячет засос на шее, а из под короткого рукава даже след укуса видно, Хабаров будил меня всеми доступными способами. От работы меня все равно отстранили, постараюсь хоть не отсвечивать, жаль только стульчик под фикусом занят. Не отсвечивать получилось недолго – через несколько минут родители, которые повезли бабушку в больницу, подкинули мне дочь. Маринка у меня молодец, но проблесками, то есть, далеко не всегда, а именно сегодня её тянуло прыгать по коридорам. Незнакомые люди её нисколько не смущали, она чувствовала себя, как дома.
– Люба, кино начинается! – позвал меня Хабаров.
Я нашла взглядом дочку, к слову использовала самый строгий взгляд. Здесь опера из района приехали, Жорик вон, куча людей, пусть ведёт себя хорошо, пока на маму будут улики искать.
– Я присмотрю, – пообещала секретарша председателя.
Смотрела она больше на пришлых мужиков, но выхода у меня не было. Пошла обратно в кабинет. Там кто-то уже покурил, окно открыто, но спасает мало, с улицы течёт жара, кабинет полон мужиков… в поле лучше.
– Вашу мадаму, – сказал щуплый парень с торчащим кадыком, – Мы нашли два раза. Причем одну из камер кто-то сознательно испортил, но мы картинку восстановили. Вот, любуйтесь.
Я наклонилась вперёд, все наклонились, видно плохо. Тёмная деревенская улица, вот Семеныч прошёл пошатываясь, его осветил единственный в этом месте фонарь. А потом… я пошла. Спиной, лица не видно, но… Рубашка моя, почти такая же, как на мне сейчас. Точно моя, последний раз я её видела сушащейся на верёвке у бабушки. Коса, кепка, кроссовки.
– Я же говорил, – обиженно подал голос Жорик. – А вы не верили.
Все повернулись и на меня посмотрели, я даже покраснела. По коридору прыг-скок, что же, хоть моей дочке весело. Тощий, похожий на Виталика парен, защёлкал мышью и на экран выплыла другая картинка. Темнота, кусты вдоль дороги, звука нет, но я буквально слышу, как трещат сверчки – настолько знакомо все. Из серой темноты идёт фигура. Правда, теперь уже канистра в руках, видимо, взяла где-то по дороге. Дурацкая кепка не даёт лица увидеть. Но, поравнявшись со столбом девушка подняла голову, посмотрела наверх, словно в саму камеру.
– Вот дура, – сказал Жорик. – Хотя я, конечно, раньше обо всем догадывался. Кстати, где она?
Все разом зашумели, загалдели… Я вроде как успокоилась, что в тюрьму меня точно не посадят, но все равно как-то грустно… Хабаров увлек меня в сторону, потом в коридор и в мой пустой маленький кабинетик. Обнял, я ему в грудь лицом уткнулась.
– Вот видишь, – протянул он и поцеловал меня в макушку. – А ты боялась.
– А если бы там была я?
– Тогда бы платить пришлось, – усмехнулся Хабаров. – А так сэкономили.
Я ущипнула его за бок – будет знать, как дразниться. Улыбнулась. В коридоре все бурлят, новая сплетня у них, и наконец не совсем про меня. Шаги, голоса, даже смех. Только не так что-то. Прислушалась и поняла – вымораживающего, раздражающего прыг скок по коридору больше не слышно. Наверное усадили где-нибудь чай пить, но все равно, волнительно сразу.
Сначала я не испугалась нисколько, скорее взволновалась. Ну, куда она без меня уйдёт? Она пусть и прыгает по коридорам, но все же самая замечательная в мире умница, если мама сказала подождать здесь, значит подождёт, хотя бы затем, чтобы я не волновалась. Поэтому из объятий Хабарова я высвободилась без паники, вышла в коридор. Прошлась из конца в конец, спустилась на первый этаж, заглянула в открытые кабинеты.
– Маринку не видела? – спросила у секретарши.
– Так она к тебе пошла… сказала, будет ждать возле двери.
Тут я уже испугалась. Снова побежала наверх, потом вниз, на улицу. Сердце в ушах колотится, ноги ватные, ладони вспотели. Успокаиваю себя – мы в деревне. Мало ли, может просто заскучала и домой пошла. Дорогу знает прекрасно, сейчас догоним.
– Хабаров, – нашла я Марка. – У меня дочки нигде нет, наверное, домой ушла.
Он молча подхватил ключи со стола и мы вышли из бурлящего людьми здания на солнцепек. Если бы ушла, мы бы нагнали её по дороге. Нет. У нас дома нет, у бабушки тоже, у подружек, даже у Хабарова.
– Увёз, – простонала я. – он все же её увёз! Господи, что делать?
– Не переживай, – рассудительно ответил Марк. – Он же её папа, значит ничего плохого ей не сделает.
Я даже зубами скрипнула, кулаки сжала так, что ногти впились в ладони, боль малость отрезвила, а взгляд у меня был такой, что Хабаров в сторону шарахнулся.
– Мне плевать, – процедила я. – Папа он ей или нет, мне насрать на все его права, я хочу свою дочку назад, немедленно, сейчас же!
– Понял, – кивнул Хабаров. – Сейчас я тебе валерьянки организую и все сделаю.
Валерьянки он организовал, только своеобразной – налил мне полный стакан тёплого мартини. Я подумала мгновение, а потом залпом выпила. Ну, что скажу, легче не стало, а желание убивать стало напротив выше. Маме звонить боюсь, бабушке тогда точно поплохеет, что делать не знаю, не к Жорику же бежать, толку от него, как от козла молоко!
– Люб, – попросил Хабаров. – Просто вот один раз возьми и доверься. Садись у меня дома и телефон на зарядку поставь. Я уже несколько звонков сделал, а это половина успеха.
Легко сказать, доверься! Я привыкла все на себе тащить. Ну, родители, бабушка… это совсем другое. Ответственность я сама несу, сама зарабатываю деньги, даже кредит за дом скрепя сердце, но выплатила. И Маринка только моя, ничья больше. Но Хабаров смотрит так серьёзно и я… кивнула. Уму не постижимо, мою дочку увезли, а я просто позволила все решать мужику. Правда от мартини отказалась, и все же решила побегать по деревне, вдруг какую подружку пропустили, сидит там моя Маринка, в куклы играет, а у меня наверное волосы седые появились… Хожу от дома к дому, и каждые пять минут на часы смотрю, а время так медленно идёт, куда скорее из меня силы вытекают.
Через час только ко мне подъехал знакомый уже понтовый Бентли. У меня чуть сердце не оборвалась, а за рулём не Марк, там, как говорила Маринка младший дядя миллионер. Правда на себя совсем не похожий, хоть я и видела его раньше только мельком. Брит налысо, кожа на обгоревшем носу шелушится, глаза только все такие же шальные, красивые. Как у Марка.
– Поехали, – кивнул он мне. – Марк звонил. Я правда ничего не понял, только куда везти.
В машину я просто влетела. Сижу, все кажется, что едем медленно, хотя сзади нас пыль столбом, а многомиллионная машина того и гляди, развалится на очередной кочке. На миллионере майка алкоголичка, обрезанные по колено джинсы и резиновые тапки, а у меня глаза бешеные да ещё и выпила. Наверное, отлично смотримся, органично.
– Может сигарету?
Я подумала – а почему бы и нет? Курить это же минимум пару минут, а минуты тянутся жесть как долго.
– Давай.
Курить я не люблю, но умею. Окно открыла, ветер сразу же ворвался внутрь, летний, раскаленный, а с ним вместе пыль. Глотаю дым, давлюсь им, и все смотрю на время. Хабарову звонить боюсь – а вдруг отвлеку? Нет уж, пусть не отвлекается, пусть снова меня спасает.
– Это я сюда Элинку дёрнул, – вдруг начал младший миллионер. – Сказал, что Марк жизнь переосмыслил. Что ценности у него другие теперь и все такое…
– Спасибо, – сухо отозвалась я. – Надеюсь мой муж не на вашей совести?
– Не, – заржал довольный собой парень. – Но не переживайте, меня покарали. Лишили всех денег, а я теперь умею доить корову и убирать навоз.
– Сочувствую.
– Зато столько отменного секса у меня давно не было, – мечтательно протянул он. – Не с коровами, конечно. Девок у вас тут… мечта просто. И всем хочется меня пощупать, прямо делегациями в коровник ходят. И все такие, знаешь, кровь с молоком! Ух!
Я устало закатила глаза. Он все трещал, и только улыбнувшись пару раз я поняла, что он делает – он меня отвлекает. И надо признать, почти успешно. Впереди торчали заводские трубы, а стало быть уже город совсем близко. Правда в него мы въезжать не стали, свернули по объездной дороге и поехали к ближайшему посту дпс. Там Лешкина машина припаркована, у меня снова коленки ватными стали, едва выбралась из машины. Иду, кругом люди, часть из них в форме, озираюсь, машина пустая. Младший миллионер взял меня за руку и к зданию поста. А там внутри Марк… у него на руках – Маринка. То, что я падаю, поняла только, когда меня за руки подхватили.
– Мамочка, вы чего, – испугался мужчина в форме, никогда не умела определять по погонам кто есть кто. – Вот же ваша дочка, все хорошо.
А Маринка ко мне руки тянет и ревет, она так редко плачет, а в последние дни уже несколько раз, и все из-за Лёши. Но желание убивать уже пропало, главное сокровище свое в руки захапать скорее, обнять крепко-крепко, так, чтобы косточки хрустнули, и нюхать, пусть звучит дико, но я хочу нюхать своего ребёнка!!!
– Ты зачем с папой поехала? – спросила я, целиком ощупав ребёнка и убедившись, что он цел.
– Я не хотела с ним ехать… тётя Анжела пришла, сказала, что ты разрешила мне с нею погулять. Мы на улицу вышли, а там папа. Вот и все. Но я пиналась, мама, частное слово, и ещё сказала, что дядя Марк его убьёт.
Я зарылась лицом в её волосы. Ну, вот что с ними делать? С Лешкой, которого так любила когда-то, что казалось – навсегда. С Анжелой, которая хотела сначала подставить меня из-за бабской зависти, а затем и вовсе границы перешла? Потому что пусть лучше поля жжет, а на ребёнка моего даже не смотрит…
– Поехали домой, – сказал Марк.
– А Лёшка? Его в тюрьму?
– Он её папа, Люб. Полицию привлекать бесполезно. Тут его задержали незаконно. Но не переживай, сейчас ребята подъедут его заберут, все решат.
– Вы же его не убьете? – испугалась я. – Не то, чтобы мне его жалко, но он же живой человек, хоть и козёл…
Марк устало головой покачал, и по заднице меня хлопнул, подгоняя к машине. Бессердечная Маринка захотела ехать в Бентли и без меня, я только надеялась на то, что младший миллионер не будет гнать так, как сюда летели. Едем с Хабаровым, он мне стаканчик кофе в руки сунул, где только нашёл его? А ещё сигарету. Семейство Хабаровых горит желанием меня испортить.
– Так перенервничал, – поделился Хабаров. – Просто ужас. Весь на взводе. Мне срочно необходима порция секса, хотя бы воооот такая маленькая.
И пальцы щепоткой сложил, показывая. Я вздохнула – не исправим. Хотя, если честно, уже не так и хочется его исправлять.
Глава 26. Марк
Я даже в морду ему не смог дать – малышка буквально за секунды на меня вскарабкалась, вцепилась руками и ногами и повисла, как обезьяна. А с висящим на себе ребёнком, драться вовсе не вариант. Нельзя было даже посмотреть на представление, совсем грусть печаль, ибо кулаки чесались.
– А мама когда? Мама где? – сразу спросила девочка.
– Мама едет, мама скоро, – отрапортовал я. – Хочешь я тебе пока мультики на телефоне включу?
Она не хотела мультики, ничего не хотела, только маму и на мне висеть. Так крепко сжала в пальцах ворот футболки, что кожа врезается в шею, больно, но терплю. Она ж мелкая, и страху натерпелась. Глава безопасности моего сиятельного отца кивнул, и я пошел в сторону, дальше будут разбираться без меня. За будкой гаишников большая парковка, сразу за нею торчит лес, вот тут и будем гулять туда сюда, и я, и обезьянка, что на мне висит.
– Испугалась?
– Я папу не испугалась, – сказала она. – Он глупый, но не злой. Я испугалась, что мне без мамы жить придётся, совсем-совсем всегда.
И глаза зажмурила, наверное представляя заново. А потом голову мне на грудь положила. Я растерялся. Я в принципе мог бы её не трогать вообще, она сама неплохо на мне держалась, а тут все же приобнял и по волосам погладил, они яблоками пахнут, а кончик косички чутка колется.
– Я буду вас защищать, – неловко пробормотал я.
– Правда? – она посмотрела мне в глаза, внимательно так. – Всегда?
– Похоже, так и получится…
Потому что я сделал один простой вывод – я не могу без Любы. Может и могу, мог же кучу лет, но вот совсем не хочется. А Люба не может без этой мелкой девчонки. Значит и мне без неё никак. Славно конечно, что она не пацан пятнадцати лет, и подружиться с ней достаточно просто.
– Я папе сказала, – довольно пробубнила она снова уткнувшись в мою футболку. – Что вы ему оторвете голову. Только сейчас я уже подобрела, и отрывать голову ему не нужно, хорошо?
Я кивнула. А я разглядел свой бентли, стремительно летящий к нам. Цвет дорогой машины даже не угадывался под слоем пыли, а ещё мне показалось, что она как-то странно поскрипывает на ходу, да и хрен с ней, главное отдать уже маме её ребёнка.
– Сегодня ни-ни, – сказала Любка в машине. – Я с малышкой буду, у неё стресс.
Нет, она конечно была напугана, но по-моему сейчас время проводила с удовольствием, в компании с моим младшим добивая то, что осталось от машины совсем недавно купленной по эксклюзивному заказу. Я снова чуть не обиделся, потом напомнил себе, что если я хочу себе эту женщину навсегда, значит придётся научиться делиться ею с ребёнком. Или с другими детьми, которых она родит. И со страхом покосился на её живот, словно он у меня на глазах раздуется, а потом Любка прям у меня в машине, на мои руки и произведёт младенца, только моего на этот раз. Испугался. Остановились на светофоре, а я взмолился мысленно – Господи, не нужно, вот хотя бы год без младенцев, дайте мне уже натрахаться вдоволь, я Любку больше десяти лет ждал!
– Ты чего? – с подозрением спросила Люба.
– Ничего, – с готовностью соврал я. – Мысли думаю. Разные.
Любку пришлось отвезти домой и там же оставить. Я поехал в сельсовет. Там уже попритихло все, части народа дали внеплановый выходной, чтобы не мешались под ногами. Один хрен эти из отдела кадров или бухгалтерии не так колхозу нужны, как доярки и трактористы. Нужно будет все же перерасчитать зарплаты, будет у меня справедливый колхоз, в единственном на всю на всю Россию экземпляре. В моем кабинете на стуле перед юристкой сидит и хлюпает носом Анжела.
– Ну и зачем ты это сделала? – спросил я.
Мне кофе принесли, а он ещё поганее, чем у гайцов. У королевны бухгалтерии подводка размазалась и глаза с носом опухли, сидит смотрит строго в пол перед собой.
– Потому что это нечестно… В ней же нет ничего особенного, в Любе, что вы нашли в ней? И ваша жена обещала мне, что если что…
– Нет у меня больше жены, – перебил я. – Пока.
Девушка побледнела и снова взглядом в пол.
– А ребёнка зачем увела?
– Лёшка сказал, что деньгами со мной поделится, которые вы ему заплатите, а я кредит на машину закрыть хотела…
Я вздохнул. Вроде как дура, сама виновата, с другой стороны жалко. Не настолько конечно жалко, чтобы полностью пощадить, тем более мне сказали, раз дело завели, и даже ущерб посчитали, то никто ради Анжелы его закрывать не будет. Правда девушка ещё не знает, что ей светит только условка, и переживает усиленно.
– Садись пиши обязательство, – сказал я. – Учитывай, что я сегодня добрый, поэтому цену за трактор накручивать не стану, страховка на нем была… давай на лет семь. Пиши, я такая-то, обязуюсь семь лет платить, точнее позволять организации вычитать из своей зарплаты шестьдесят пять процентов…
– Так много?
– Ну так трактор, баня там чья-то, моральный ущерб Любовь Яковлевне, да и зарплата у вас там чуть меньше будет…
– Где там?
– На ферме, – сказал я. – Дояркой. Я конечно планирую повышать, но все равно меньше будет, там же тебе воровать не дадут. И ещё Любовь Яковлевне на глаза не попадайся, она шибко сердита. А теперь иди к Жорику, милая, а то у него без тебя раскрываемость хромает.
– Но председатель…
– А я его уволил, – улыбнулся я.
Я пошёл домой, хотя хотелось к Любке. Славка уже перебрался в дом в деревне, мы там отделочникам мешали. Привёз с собой мою утку и запах навоза – после всего случившегося он ещё смену свою доработал. Я пришёл, он картошку жарит, и пахнет она надо сказать, неплохо.
– Прикинь в огороде росла, – обрадовал он меня. – Прямо на твоём. Я её выкопал и укропа ещё надергал. Прикинь, у тебя есть личный огород с картошкой. Круто, да?
– Круто, – отозвался я. – И даже вкусно, молодец, младший.
Картошка подгорела, но не катастрофически, главное было откидывать самые чёрные ломтики, впрочем их с удовольствием сжирал селезень.
– Ты ей ещё не сказал, да?
– Не сказал… у них там и так стресс, пусть успокаиваются, вечером скажу.
Уже вечерело, когда я, заставив Славку отмывать Бентли поехал к Любке. Бабушка может в городе, если вернулась, надо помнить – подобрела. Хотя чего хорошего можно ждать от человека, который хранит в гараже гроб? Машину храбро паркую у самого дома, выхожу, любуюсь, как подозрительно шевелятся кусты у забора. Что-то тут не чисто, мне уже кругом мерещатся всевозможные заговоры. Храбро шагаю вперёд, руку запускаю в куст и за ухо выуживаю парня. Тощий такой, рыжий, подозрительно знакомый.
– Ты кто? – подозрительно спросил я.
– Виталик…
Я вспомнил, и правда Виталик. Вспомнил, как он на Любку плотоядно смотрел. Подумал – не стукнуть ли? Вроде как и хочется, а с другой стороны такого ударь и костей потом не соберёт.
– Ты чего тут делаешь?
Я сурово брови сдвинул, даже кулаки сжал, чтобы и в самом деле думал – вот сейчас точно стукну. Парень сглотнул, кадык на тощей шее дёрнулся.
– Я просто решил, что если все так пошло… Любовь Яковлевна меня не замечает совсем, в упор не видит, а теперь она одна против всего мира… а я могу быть её алиби.
И снова сглотнул. Я глаза закатил. Даже жалко стало, думаю, может рассказать ему, что я сам за Любовь Яковлевной десять лет увивался? А с другой стороны, вдруг его это ободрит и через десять лет припрется, что я с ним делать буду?
– Теперь я её алиби, – как можно серьёзнее сказал я. – Пожизненное.
Паренёк кивнул, вытащил свое длинное нескладное тело из кустов полностью и пошёл прочь, идёт, а с него листья сыплются. Какая однако у нас Люба коварная, разбила сердце мальчику… Впрочем из головы я его сразу выкинул, меня дела важнее ждут. Чадо наше пропащее сидит на крылечке, запихивает непослушную пластмассовую куклу в комбинезон.
– А мама в бане, – сказала она, увидев меня.
– Я подожду, – смиренно отозвался я, хотя тот час же в баню к голой распаренной Любке захотелось.
Ничего, у меня там на участке баня будет просто красавица. Опять же – озеро с русалками под боком. Куплю туда на развод дорогой рыбы, будем рыбачить, красота. Камин будем жечь на новый год, и ёлку огромную наряжать. Господи, что-то я совсем расчувствовался.
– Дурацкая кукла, – выругался ребёнок.
– Дай сюда, – я отобрал куклу, и засунул несгибаемые ноги в комбинезон. – А как ты относишься к тому, что я вас отсюда увезу?
Она куклу свою забрала, к груди прижала, задумалась.
– Если к бабушкам приезжать будем, то хорошо, – наконец откликнулась она. – И мне очень удобно, я когда вырасту, замуж выйду за младшего миллионера, так что пусть лучше рядом будет.
Я подавился воздухом, покашлял, маленькая ладошка любезно постучала мне по спине.
– Он тебя лет на пятнадцать, а то и семнадцать старше, – осторожно заметил я. – Когда ты вырастешь он уже старый будет.
– Ну и ладно, – пожала плечами она. – Зато красивый.
– Только маме тогда не говори, – предупредил я.
Она кивнула и собрав ворох кукол утащила их в дом. А я навстречу Любке поднялся, как и думал, розовая, румяная, горячая… только руки распускать нельзя, хотя, если самую капельку… Только её к себе потянул за поясок от платья, как застучала по полу клюка, причём я отлично знаю, что бабушка без неё может бегать, это так, средство устрашения.
– Ужинать, – раздалось из дома.
– Сейчас, бабуль.
Я Любку в сторону потянул – погуляем. Звёзд, конечно, ещё не видно, но может ещё вылезут…
– Мы куда? – удивилась она.
– Подальше от дуэньи.
Однако моралистка Люба согласилась гулять только по задам, мотивируя тем, что она женатая женщина, точнее, я замужний мужик. Или наоборот.
– Я должен сказать тебе что-то важное, – торжественно начал я.
– Ты замуж меня зовёшь! – округлила глаза Любка.
Я вздохнул – перебила.
– Женщина, ты разведись сначала…
Любка ткнула меня локтем в бок, весьма чувствительно, и изобразила обиду. И дальше пошла, я за ней. Идём, красота, с одной стороны картофельные огороды, с другой летние коровники, там едва различимые в темноте коровы лениво гоняют хвостами мошкару. Романтика.
– До того, как ты меня перебила, я хотел сказать, что хочу с вами быть, с тобой и Маринкой.
– Ты запомнил её имя! – восхитилась Любка и даже руки к груди прижала.
– Вообще то я пытаюсь серьёзно! – обиделся я. – А ты не даёшь! Я хочу сказать, что больше никуда тебя не отпущу. А ещё… я с отцом говорил. И насчёт колхоза, и насчёт брата оболтуса. Я поступил неправильно, бросив отца практически без правой руки. Мы решили, что сначала я натаскаю младшего, уже начал… Это на несколько лет, Люб.
– А колхоз?
– Я уже нашёл толкового управляющего, можно сказать – украл. Он сможет приступить через месяц. Мы подберём отличную команду, бросать свое начинание не буду, но жить здесь не смогу, по крайней мере, не все время.
– А я?
– Господи, к этому я и веду. Я уеду, ты соберёшь вещи, хотя бросай все тут, ребёнка в охапку и со мной.
– Всё за меня решил, да?
Развернулась и обратно пошла, домой. Я чувствую – психану сейчас. И понимаю одновременно, что психовать никак нельзя. Надо мягче. Я уже пер напролом десять лет назад, и что из этого вышло? Пнул со злости какой-то камень, не рассчитал, ушиб мизинец на ноге, выматерился. Господи, да у неё дочка рассудительнее мамаши, уже мужа присмотрела! Хотя уж это наверное потому, что Славка от Марины в развитии не далеко ушёл, а уж после первого класса она его точно обгонит.
– И вообще тебя тут никто не любит! – крикнул я, баюкая раненый палец. – А я между прочим, люблю! И тогда любил, не вредничала бы, уже штук пять детей бы нашлепали. Остановись немедленно и меня слушай! Куда ты?
Она остановилась и медленно обернулась. Выражения лица не видно, темно, блядь.
– Виталик меня любит, – высказала она. – А ещё мама с бабушкой.
Я зааплодировал, потом понял, что перегибаю палку, и прихрамывая бросился её догонять.
– Я не хотел так сказать… Просто имей ввиду, если ты не согласишься, я тебя выкраду и затрахаю вусмерть. Залюблю, точнее.
– Ага.
И идёт себе, как ни в чем ни бывало, я рядышком хромаю, стараясь не отстать. Сейчас спрячется под охраной и каюк, мимо бабки не пройдёшь, если только опять службу безопасности папину напрягать, и то не факт, что пробьются.
– И что будем делать? – растерянно спросил я.
– Вещи собирать, – спокойно сказала она. – Только имей ввиду, пятерых рожать не буду, я тебе не инкубатор. Максимум двух, и то, тебе придётся очень хорошо себя вести.
И ушла. Я стою, темно, мошкаре надоели коровы, она вся перекинулась на меня, я отмахиваюсь и улыбаюсь глупо. А в голове ещё миллион доводов, что сказать упрямой, чтобы согласилась, и параллельно думаю, что я уже знаю, где окно бабушки, значит в этот раз нужно ломиться в другое. И тут до меня дошло – она согласилась! Она со мной поедет, будет спать рядом со мной в постели, может даже родит мне детей. Бинго! Но уж если я что и извлёк из жизни после пятнадцати лет варки в большом бизнесе, так это то, что никогда не нужно останавливаться на достигнутом. Уговорил Любку, пойду ещё её бабушку уговорю, чтобы отпустила на ночь пораспутничать. В конце концов, я же герой, а героев все любят.
Эпилог.
Сегодня у меня свидание. Я немного волнуюсь. Новые туфли натирают пальцы, но я скорее проковыляю в них десять километров, чем признаюсь. Потому, что красивые. И туфли красивые, и я красивая. Иду мимо витрин, и на свое отражение любуюсь – сама себе нравлюсь. И мужикам, кстати, тоже, по пути к ресторану пришлось отбить несколько попыток познакомиться. Перед рестораном остановилась. Все же… волнуюсь страшно. Вошла, услужливый метрдотель проводил меня к столику. К роскоши привыкнуть для меня очень сложно, я часто теряюсь, мне тяжело принимать чужую, хорошо оплаченную заботу. На стол легло меню в тяжёлом кожаном переплёте, но я не спешу его открывать. Я жду и предаюсь тому, что сегодня у меня получается лучше всего – нервничаю. А он опоздал, катастрофически просто – на восемь минут!
– Жуткие пробки, – сказал он и плюхнулся на сиденье, предварительно крепко чмокнув меня в губы. – Застрял. Как там обезьянка?
– Слава повёз её на какой-то концерт, надеюсь, детский.
Привязанность моего ребёнка к этому великовозрастному балбесу поражает. Причём относится она к нему покровительственно, терпеливо, словно к ребёнку. Хотя в чем-то она права – Марк пусть и засунул его в костюм и галстук, взрослее Славка не стал.
– Погода отличная, – пробормотал Хабаров отстегивая запонки. – Как думаешь, сколько наши кукурузы собрали? Надо позвонить, как раз сегодня должны были закончить…
У меня терпение лопнуло.
– Хабаров! – зазвенел мой голос, а в такт ему и дорогие хрустальные приборы на столе. – Хватит ломать комедию!
Я значит, как порядочная, развелась на сорок минут раньше него и сразу же, вот прям сразу позвонила, а он ломается, как девочка! Я начинаю звереть, вот сейчас, как трахну ему по голове этой блестящей штукой, назначения которой не знаю, посмотрим, понравится ли. А этот гад, совершенно собой довольный, швырнул на стол дорогущие запонки и с удовольствием рассмеялся.
