Текст книги "Михаил Васильевич Нестеров"
Автор книги: Ирина Никонова
Жанр:
Культурология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
Портрету свойственна наряду с обобщенностью формы большая конкретность в трактовке людей. Нестеров не подчиняет образ человека своей идее – каждый из изображенных сам по себе, объективно является ее носителем. Характеры людей, казалось бы объединенных общими помыслами, весьма различны.
Внутренняя затаенность, сосредоточенность и вместе с тем мягкость Флоренского, тонкий абрис его фигуры в белом, утонченность рук, опущенный взгляд точно противопоставлены с трудом сдерживаемой активности Булгакова, его упорному взгляду, всклокоченным волосам над крутым лбом, всей тяжеловатой, несколько подавшейся вперед фигуре. В этом портрете счастливо сочетались острая объективность в изображении людей и вместе с тем объединенность их одной общей идеей, одной мыслью.
В «Философах» есть еще одна весьма любопытная черта. Взгляду художника присуща некоторая отстраненность от объекта изображения и, как это ни покажется странным, легкий, едва уловимый оттенок превосходства над моделями, какая-то почти незаметная скептическая нота в отношении к этим людям. Она сказывается в подчеркивании умиротворенной утонченности Флоренского, его какой-то тишайшей мягкости, и в острой передаче «взлохмаченной» напористости Булгакова.
Отдавая должное значительности исканий и серьезности помыслов своих моделей, близких художнику, Нестеров тем не менее далек не только от их идеализации, но и не может устоять перед остротой собственного взгляда, перед своим чуть скептическим отношением к ним. Нестеров считал «Философов» одной из своих лучших работ, видимо, внутренне она отвечала задачам, которые он перед собой ставил в этот период.
«Философы» во многом явились развитием принципов, намеченных в портретном искусстве Нестерова в период 1905–1906 годов. Тот путь к объективному раскрытию, который был заложен в портрете Яна Станиславского, здесь получил свое дальнейшее развитие, сочетавшись с общей идеей, отнюдь непредвзятой, а реально вытекающей из логики образа, конкретного жизненного пути человека. Эта конкретность, острота восприятия уже не одной какой-либо стороны и подчеркивание ее, как было прежде, а объективность в раскрытии характера, порой граничащая с холодной жесткостью, особенно проявилась в «Архиерее», написанном осенью 1917 года (Третьяковская галлерея), изображающем архиепископа Антония Волынского (Храповицкого).
Архиерей. 1917
Нестеров давно хотел написать этот портрет. Биография Антония Волынского не была заурядной. Он – потомок знаменитого статс-секретаря Екатерины II, автора известных записок. Будучи сотрудником журнала «Вопросы философии и психологии», он цитировал в своих статьях наряду со «святыми отцами церкви» высказывания Ф. М. Достоевского. Антоний Волынский был изгнан за вольнодумство из Московской духовной академии в Казань, а затем в Уфу. Здесь его впервые увидел Нестеров. Личность этого человека, мечтающего об отделении церкви от государства, о дальнейшем ее возвышении, занимала художника еще в начале 1900-х годов. Вскоре Антоний из опального архиерея превратился во влиятельнейшего члена святейшего синода, не уступающего по своей реакционной направленности Победоносцеву. Уже в 1909 году В. И. Ленин называл Антония Волынского «владыкой черносотенных изуверов»[142]142
В. И. Ленин. Соч., т. 15, стр. 428.
[Закрыть]. Перед самой революцией 1917 года Антоний Волынский упорно отстаивал необходимость патриаршества в России, устраивал необычайно пышные богослужения в московских церквях.
Нестеров писал Антония в церкви Петровского монастыря. Архиепископ изображен на амвоне, перед царскими вратами, говорящим проповедь. Это очень красивый по колориту портрет, в котором цвета церковного облачения, черного и лилового, перекликаются со сверкающим окладом иконостаса и царских врат, с тяжелым и массивным орнаментом. И среди всего этого пышного цветового богатства выступает властное и неприятное лицо человека, с головой, ушедшей в плечи, холодным и напряженным взглядом смотрящего вперед. Великолепным дополнением к этому преисполненному гордыни лицу человека, полного жажды власти и чувства собственного величия, являются руки. Холеные, породистые, почти сжатые в кулак и вместе с тем как бы покоющиеся на архиерейском жезле руки кажутся небольшими по сравнению с пышным облачением, но в них заключена такая же выразительность, как и в лице человека.
Предшествующим портретам Нестерова почти всегда была свойственна пространственная композиция. Здесь фон – царские врата – приближен к фигуре человека. Такие привычные для художника приемы, как силуэтность решения, ритмическое соединение фигуры и фона, также совершенно отсутствуют. В центре его внимания – лицо и руки портретируемого, на них прежде всего он строит выразительность образа.
Образ архиерея по отношению к предшествующим работам художника поражает резкостью характеристики, своей отчетливой объективностью. Этот портрет показывает, насколько большой путь был проделан художником – от поэтической идеализации, от создания порой субъективного образа до почти критического раскрытия всей внутренней сущности человека.
Творчество Нестерова вступало в новую фазу, очень постепенно, но вместе с тем глубоко и основательно подготовленную в предшествующий период.
Перелом произошел почти незаметно. Он был связан с событиями, происходящими в жизни страны, в жизни людей, и с осознанием Нестеровым этих событий; он был связан с внутренним ростом самого художника, с освобождением его от многих иллюзий.
Великая Октябрьская социалистическая революция явилась рубежом в творческой жизни Нестерова. Новая жизнь, новые люди, их деятельность определили искания художника в советский период. Однако перелом в его творчестве, во многом подготовленный предшествующим развитием, произошел далеко не сразу.
Гражданская война, бушевавшая в стране, надолго отрезала Нестерова от Москвы. Зиму 1917–1918 годов его семья проводила на Кавказе. В 1918 году художник приехал в Армавир. Здесь он перенес тяжелую болезнь, почти не работал. Наконец, в 1920 году Нестеров перебрался в Москву. Материальное положение было трудным. Художнику приходилось делать много повторений своих старых вещей, писать для заработка иконы[143]143
См. Н. Н. Евреинов. Нестеров. Пг., изд. «Третья стража», 1922.
[Закрыть].
В 1921 году он писал А. А. Турыгину:
«Так много произошло за это время неожиданного, так переменилась наша и моя, в частности, жизнь, что не знаешь, с чего и начать»[144]144
Цит. по кн.: А. Михайлов. М. В. Нестеров. М., 1958, стр. 286.
[Закрыть]. Но художник продолжал работать. Лето 1921 года Нестеров проводил у В. Н. Башкеева в деревне Дубки. Он делает в это время этюды к картине «Путник», задуманной на тему одноименного рассказа Л. Н. Толстого, начинает работать над картиной «Мыслитель», законченной в 1922 году.
Летом 1922 года, живя в тех же Дубках у Башкеева, Нестеров сообщал А. А. Турыгину:
«Пишу по 8–9 часов в день (утром в мастерской Бакшеева картины, вечером этюды с натуры). Пишу пока для души, написал своего „Пророка“, кончил „Мать Евпраксию“ („На Керженце“ тож), заканчиваю „Весна-красна“».
В это же лето было завершено одно из крупных произведений Нестерова – «Мыслитель» (1921–1922; собрание Н. М. Нестеровой, Москва)[145]145
В картине «Мыслитель» изображен профессор И. А. Ильин.
[Закрыть]. Эта картина явилась продолжением линии, намеченной в «Философах».
Мыслитель. 1921–1922
Фигура человека в черном высится на фоне серого, белесого неба с тревожно бегущими облаками. Близко поставленная к зрителю, она занимает почти всю картину, а пейзаж кажется далеким, ушедшим в глубину. Фигура не сливается с окружающей природой, а подавленно отстраняется от нее, придавая пейзажу ощущение холодноватой тревоги.
Композиция построена таким образом, что человеческая фигура оказывается сильно сдвинутой в левую сторону, еще шаг, и она упрется в край картины, и от этого создается впечатление безысходности, тяжелой подавленности. Все существо человека поглощено какой-то упорной мыслью, она всецело владеет им, не отступает, не дает отдыха, не позволяет оглянуться на луг, на реку, бледно-зеленый холмистый берег которой уже по-осеннему тих и нежен.
Фигура человека, данная очень резким силуэтом, господствует над пейзажем, делая его почти сюжетным фоном. В портретах Нестерова пейзаж всегда играл значительную роль в определении направленности образа человека, являлся аккомпанементом его чувствам; часто его эмоциональная содержательность была самодовлеющей и служила мерилом ценности личности, ценности человеческой жизни. Здесь значительность человека выступает уже в иных формах. Это значительность мысли человека, мысли ищущей, противоречивой, напряженной.
При решении своей задачи Нестеров не избежал, может быть, сознательной нарочитости. Художник доводит до преувеличения те черты в человеке, которые нужны ему для выражения своей идеи, сознательно заостряет их, опуская прочие. Мы уже отмечали прежде резкость и остроту силуэта фигуры. Столь же подчеркнуто изображено лицо человека: лоб, прорезанный крупными морщинами, торчащая рыжая борода. Есть известная нарочитость и в цветовом решении, построенном на бледно-серых и черных тонах, и в выборе разных точек зрения на фигуру и пейзаж, вносящем момент диссонирующего сопоставления.
«Мыслитель» одно из первых произведений советского периода, в котором нашли свое отражение проблемы, поставленные временем.
В период глубокой ломки, происходящей в стране в первые годы революции, значительная часть интеллигенции ставила перед собой вопрос об отношении к происходящим событиям. Не все видели перспективы будущего, не всем оказывался ясен смысл и значение социального переворота, раздумья были велики. В своем «Мыслителе» Нестеров, может быть сам того не желая, отразил именно эти стороны жизни. «Мыслитель» в настоящее время почти забыт, а между тем это одно из примечательных произведений первых лет революции.
В следующем, 1923 году Нестеров создает картину «Девушка у пруда» (собрание Н. М. Нестеровой, Москва), изображающую младшую дочь художника Наталью Михайловну[146]146
«Девушка у пруда» была впервые экспонирована на выставке произведений Нестерова в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в 1935 году. Эта работа не была первой, изображающей Н. М. Нестерову. К 1914 году относится портрет Н. М. Нестеровой (на садовой скамье), из собрания Киевского государственного музея русского искусства; в 1919 году было сделано два портретных этюда Н. М. Нестеровой (собрание Н. М. Нестеровой, Москва).
[Закрыть]. Это произведение во многом продолжило линию «Мыслителя». Портрет был написан летом 1923 года в Дубках у Бакшеева. «По случаю дождей, – писал Нестеров, – пришлось почти все лето проработать в мастерской (прекрасной, специально выстроенной). Написал 8 вещей, из них три новых картины – „Старец“, „Дозор“, „Молитва“… и „Портрет Натальи на воздухе“… Вышел, говорят, не хуже, чем в молодые годы, – свежо, нарядно. Она сидит у пруда в серый день в голубом платье типа „директория“, в белой косынке на плечах и белой шляпе соответственного фасона…»[147]147
Цит. по кн.: С. Н. Дурылин. Нестеров-портретист. М.—Л., «Искусство», 1949, стр. 89–90.
[Закрыть]. Взволнованный и напряженный эмоциональный строй картины был не совсем обычен для женских портретов Нестерова.
Девушка у пруда. 1923
Неспокойна поза девушки, ее взгляд, взгляд серьезного, очень чистого душой, но чем-то взволнованного человека, устремлен в сторону. Внутреннее неспокойствие, порывистость, пока выраженные художником чисто внешними приемами, подчеркнуты и в пейзаже. Густая зелень лета живет ярко и звучно в этот серый сумрачный день.
Здесь уже нет настроения мягкой грусти или скорбной думы, столь свойственных предшествующим портретным работам художника. Состояние человека нельзя определить как радостное приятие мира, но в портрете передано пытливое, настороженное желание проникнуть и познать этот мир. Эмоциональная активность образа – одно из основных качеств «Девушки у пруда».
С. Н. Дурылин в своей монографии о Нестерове вспоминает, что эта картина, впервые появившаяся на небольшой персональной выставке 1935 года, «возбудила острое внимание зрителей. Перед нею долго стоял А. М. Горький[148]148
В своих воспоминаниях об А. М. Горьком Нестеров писал: «Он внимательно осмотрел выставку, хотел приобрести одну из картин, как он сказал, „для Нижегородского музея“. Это был семейный портрет, и я уступить его не мог (речь идет о картине „Девушка у пруда“ – И. Н.).
Спустя некоторое время Алексей Максимович взял у меня другую вещь, также бывшую на выставке. – „Больную девушку“, и она посейчас висит в его кабинете в Горках» (М. В. Нестеров. Давние дни. М., «Искусство», 1959, стр. 292).
[Закрыть]. Как-то он выразился о „Девушке у пруда“: „О каждой нестеровской девушке думалось: она, в конце концов, уйдет в монастырь. А вот эта девушка – не уйдет. Ей дорога в жизнь, только в жизнь“»[149]149
Цит. по кн.: С. Н. Дурылин. Нестеров-портретист. М.—Л., «Искусство», 1949, стр. 92.
[Закрыть].
Появление подобного произведения тем более интересно, что в это время художник в своих непортретных работах целиком находился во власти старой тематики, старых образов: «Дозор», «Молитва», «Старец»[150]150
«Дозор» (1922; Музей истории и реконструкции Москвы) «Молитва. Села далекий звон» (1923; собрание С. Я. Маршака, Москва), «Старец» (1923; собрание В. М. Титовой, Москва).
[Закрыть], «Вечерний звон», «Тихие воды», «У Белого моря». По-прежнему в творчестве мастера мы находим картины, овеянные элегическим настроением, оторванные от событий реального мира.
«Девушка у пруда» открывает новую серию работ, продолженную в дальнейшем. Уже в 1924 году Нестеров задумал сделать портрет своей другой дочери – В. М. Нестеровой (Титовой). Он предполагал написать ее сидящей в белом платье на фоне распустившихся яблонь. Но замысел этот не осуществился; окончательный вариант портрета художник считал неудачным и поэтому обратился в 1928 году к другому решению образа В. М. Титовой[151]151
Портрет В. М. Нестеровой (Титовой) 1924 года (98,5×73,5) находится в собрании В. М. Титовой (Москва).
[Закрыть].
* * *
В период 20-х годов творчество Нестерова весьма разнообразно и интересно по своим исканиям. В этом художник был близок развитию всей советской живописи того времени. Нельзя не отметить знаменательность данного факта для творчества Нестерова, определившего свой путь в русском искусстве задолго до революции.
Именно в 20-е годы в его искусстве происходит формирование совершенно новых принципов, представляющих большой интерес для определения пути развития в советские годы. Работы этого времени во многом подготовили расцвет его портретной живописи в последующий период.
На первый взгляд кажется, что Нестеров мало затронут новыми исканиями. Его участие на многочисленных выставках того времени ограничивается только одним примером – в 1923 году на выставке картин Союза русских художников экспонировались две работы Нестерова – «Свирель» и «Тихие воды», по своему характеру близкие к дореволюционным полотнам художника[152]152
См. Каталог XVII выставки картин Союза русских художников, М., 1923.
[Закрыть]. Он продолжает свою прежнюю тему. Правда, изменения коснулись и ее. Это выразилось прежде всего в большей лиричности сюжетов и вместе с тем в скупости изобразительных средств. Лишь портретная живопись Нестерова 20-х годов отмечена серьезными принципиальными сдвигами, которые, однако, обнаружились не сразу. Именно поэтому мы считаем возможным сконцентрировать внимание прежде всего на портретах того времени.
Крайне пестрые, они не отличаются последовательной эволюцией. До 1928 года в них нет плавного перехода и нарастания определенных качеств. Нестеров часто повторяется в решениях, возвращается несколько раз к одной и той же модели. В портретах 20-х годов нет той строгой концепционности, которая отличала многие его произведения 1900-х годов или дальнейшие, относящиеся уже к первой половине 1930-х годов. Мы наблюдаем в них различные тенденции, которые впоследствии дадут свои результаты.
Одной из характерных тенденций того времени является обращение к так называемому «лирическому портрету» (это определение самого Нестерова, относящееся к портрету В. М. Титовой 1928 года).
К типу «лирического портрета» можно причислить написанный в 1925 году «Женский портрет» (портрет А. М. Щепкиной; Нижнетагильский музей изобразительных искусств). Отличительная его особенность – интерес художника не столько к воссозданию характерных, конкретных черт модели, сколько к передаче выражения лица. Смотря на этот портрет, видишь прежде всего глаза женщины, большие, излучающие свет, и улыбку. Женщина изображена в тот момент, когда она говорит с собеседником, но внезапно ей пришла в голову какая-то светлая, очень счастливая мысль, она отвлеклась от беседы и смотрит на зрителя, но глаза ее не видят его, а видят только свою светлую, радостную мысль, так мгновенно осветившую лицо женщины.
Женский портрет. 1925
Художника интересовала передача только этого душевного движения. Он говорил, по свидетельству Дурылина: «Я писал и думал: улыбнется – есть портрет, не улыбнется – нет портрета»[153]153
Цит. по кн.: С. Н. Дурылин. Нестеров-портретист. М.—Л., «Искусство», 1949, стр. 99.
[Закрыть].
Изображение душевных движений человека, сокровеннейших сторон его души всегда было отличительной особенностью искусства Нестерова, но никогда не выступало как выражение частного состояния человека, состояния, скоро преходящего, определенного одним моментом. Но в этой работе через изображение частного момента художник сумел раскрыть существенные стороны своей модели. Мы не можем судить по портрету о жизни человека и вместе с тем мы знаем многое, знаем, что изображенный человек способен на очень чистое и глубокое душевное движение. «Женский портрет» не принадлежит к лучшим творениям художника – это скорее частная психологическая зарисовка, но само непредвзятое отношение к образу очень интересно для развития творчества художника 20-х годов.
В том же году Нестеров пишет портрет П. Д. Корина, своего ученика и близкого друга (собрание П. Д. Корина, Москва). Интерьер намечен очень скупо. Только старая русская икона дает представление о художественных устремлениях портретируемого. Голова чуть срезана сверху, не видно рук. Подобная фрагментарность не была ранее присуща портретам Нестерова. Но здесь этот прием позволил сконцентрировать внимание на основном.
Портрет П. Д. Корина. 1925
Художника интересовало только лицо человека, выражение его задумчивых глаз – внимательных, озаренных мыслью.
Портрет П. Д. Корина был во многом близок к этюду (о чем свидетельствует и его небольшой размер). Но Нестеров относился к нему серьезно, считая даже, что возьмется за портрет В. М. Васнецова только в том случае, если портрет П. Д. Корина ему удастся.
К этой же группе работ примыкает второй портрет дочери – Веры Михайловны, написанный художником позднее, в 1928 году (собрание В. М. Титовой, Москва). В апреле 1928 года Нестеров писал Дурылину: «М. В. мечтает летом написать портрет с его Веры. „Лирический портрет“»[154]154
Там же, стр. 96.
[Закрыть]. Нестеров решил изобразить свою дочь в парадном бледно-розовом платье, в одной из гостиных старого дома Хомяковых, превращенного в те годы в «Музей 1840-х годов».
Портрет В. М. Титовой. 1928
Работа близка по мотиву к «Девушке у пруда», но отличается от нее как своим стремлением к парадности, так и большей эмоциональностью образа. Нестеров изображает свою модель в переходном состоянии. Руки, опущенные на разметавшееся платье, слишком напряжены и не могут быть долго в этом положении. Порывисто движение фигуры, но взгляд кажется погруженным в себя. Однако углубление в собственные мысли не длительно, оно мгновенно, как вздох, и скоро уступит место привычной оживленности. Фигура женщины помещена в самом центре картины, но голова ее изображена в профиль, и взгляд уходит за пределы полотна. Так же уходят за пределы картины, в сторону, противоположную движению, линии причудливого старинного дивана. Фрагментарность, разнообразное движение композиционных линий во многом определяют динамическую напряженность образа.
Опять, как и в двух предыдущих портретах, Нестерова интересует лишь мгновенное состояние человека, его временное душевное движение, но движение очень яркое и характерное для портретируемого. Казалось бы, эта работа по своему композиционному решению, если оставить в стороне момент собственно эстетический, мало отличается от женских парадных портретов Серова 900-х годов. Но Серов всегда стремился к всесторонней характеристике модели, к раскрытию многих ее качеств. Его взгляд на модель всегда был объективен и спокоен, его образы не заключали в себе такой эмоциональной активности. Глядя же на портрет В. М. Титовой, мы можем сказать лишь о данном, и единственном, душевном движении человека.
Все три рассмотренных нами портрета («Женский портрет», портреты П. Д. Корина, В. М. Титовой) изображают человека в интерьере. Значение его здесь сведено к чисто композиционному началу – интерьер не раскрывает образ модели, как, например, в портрете жены 1905 года. Однако это обращение Нестерова к интерьерному решению, то есть к изображению человека в замкнутом изолированном пространстве, говорит о стремлении художника сосредоточить все внимание только на изображаемом человеке, на раскрытии его внутреннего состояния, на раскрытии его характера.
Любопытно, что в других работах этого времени интерьер занимает уже более существенное место. Мы имеем в виду портреты А. Н. Северцова, С. И. Тютчевой и Н. И. Тютчева, сделанные в период 1925–1928 годов.
К образу А. Н. Северцова Нестеров обращался не в первый раз – к 1920 году относится рисунок, передающий пытливое, настороженное внимание энергичного человека. Весной 1925 года художник решил написать большой живописный портрет ученого (Академия наук СССР, Москва)[155]155
Портрет А. Н. Северцова был показан на выставке произведений Нестерова в 1947 году (ЦДРИ, Москва).
[Закрыть]. Нестеров писал А. Н. Северцова в привычной для портретируемого обстановке, в его кабинете, где бывал сам художник, где они нередко беседовали о многом, что интересовало и связывало их в течение долгих лет. Северцов изображен в момент беседы. Ученый сидит в большом тяжелом кресле прямо перед зрителем и смотрит вперед внимательным, пристальным, холодноватым взором.
Портрет А. Н. Северцова. 1925
Художник, изображая Северцова в позе усталого человека, лишает его образ спокойствия. Нет спокойствия в нервных руках, одна из которых почти прижата к подлокотнику кресла; напряженная мысль читается в лице, во взгляде чуть скошенных в сторону глаз.
Большое место, сравнительно с предыдущими портретами, занимает интерьер. Характеризуя обстановку рабочего кабинета, интерьер играет здесь не столько смысловую, сколько сюжетную роль. Впервые в творчестве Нестерова человек был изображен в деловой обстановке кабинета, во время беседы, в момент обращения не к собственным мыслям, а к другому, невидимому лицу. Портрет во многом сделан в традициях живописи конца XIX – начала XX века, в нем нет ничего принципиально нового. Но для творчества художника он представляет большой интерес. Заметим, кстати, что обращение к традиции русской портретной живописи 900-х годов в этот период весьма свойственно Нестерову.
К этой работе весьма близки еще два портрета, написанные в 1928 году, С. И. Тютчевой и Н. И. Тютчева – внуков поэта.
Первоначально Нестеров задумал двойной портрет. Это было в начале 1927 года. Летом он приступил к работе.
Замысел художника был во многом продиктован желанием передать мысли и чувства, волновавшие его при посещении старой усадьбы Мураново. Нестеров любил там бывать, писал неоднократно этюды парка, деревни, пруда (собрание К. В. Пигарева, Москва).
В 1927 году в книге записей музея он писал: «В Муранове я не первый раз. Оно поражает меня тем, что все в нем живет, все дышит подлинной жизнью. Люди, творившие здесь большое культурное дело: поэты, писатели, публицисты – Тютчев, Баратынский, Аксаков, – все они, так любившие свою родину, еще здесь, еще с нами. Как все это хорошо, как волнительно! Будем же признательны всем тем, кто так заботливо, умело охранял былое Мураново»[156]156
Цит. по кн.: С. Н. Дурылин. Нестеров-портретист. М.—Л., «Искусство», 1949, стр. 120.
[Закрыть].
Парный портрет внуков замечательного поэта Тютчева, видимо, должен был воплощать воспоминания о прошлом, которые рождались у человека, побывавшего в этих местах, глубоко связанных с духовной культурой русской нации.
Стремление Нестерова к двойному портрету С. И. и Н. И. Тютчевых продиктовано прежде всего желанием выразить видимые им духовные связи прошлого и настоящего в русской культуре, передать преемственность, увидеть в настоящем черты прошлого.
Двойной портрет Тютчевых по своему общему замыслу, видимо, в какой-то степени должен был стать исключением в ряде работ 20-х годов. Но он не получился, не получился прежде всего потому, что Нестеров не мог уже, как прежде, во имя вынашиваемой им идеи отойти от конкретной натуры, от индивидуальных характеров и духовной направленности людей, подчинив их своей концепции.
Очень характерным в этом отношении представляется высказывание Н. И. Тютчева: «Зная проницательность М. В. и его умение и стремление выявлять в портретах внутренний облик тех, кого он пишет, я был в некотором недоумении, отчего он выбрал для двойного портрета мою старшую сестру и меня. Дело в том, что мы с сестрой мало имеем общего и в характере, и во вкусах, и в интересах, и во взглядах на многое, – и мне казалось, что такой двойной портрет будет неестественен и не будет иметь внутренней связи… Портрет моей сестры сразу удался, и сам М. В. был им доволен: не так было со мной»[157]157
Там же, стр. 121–122.
[Закрыть].
Творческая неудача художника продиктовала не отказ от портрета вообще, а желание написать два разных.
Сначала, видимо для того чтобы все же воплотить свою первоначальную идею, Нестеров принялся за портрет С. И. Тютчевой (1927–1928; Горьковский художественный музей)[158]158
Портрет С. И. Тютчевой был показан на выставке произведений Нестерова в 1935 году (Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, Москва).
[Закрыть], образ которой, по мнению художника, наиболее соответствовал его первоначальному замыслу. Эта работа и по композиции и по своему замыслу близка, казалось бы, к дореволюционным портретам. Элегическая сосредоточенность, состояние углубленного покоя и одинокого раздумья – вот основной эмоциональный строй портрета. Его прекрасно определил сам Нестеров в письме к С. Н. Дурылину: «Софья Ивановна – теперь в одиночестве на фоне мурановской деревни.
Осень на душе старой дамы. Осень и в природе – осенний букет (астры, рябина) на столе…»[159]159
Цит. по кн.: С. Н. Дурылин. Нестеров-портретист. М.—Л., «Искусство», 1949, стр. 126.
[Закрыть].
Портрет С. И. Тютчевой. 1927–1928
Но вместе с тем художник в портрете С. И. Тютчевой далек от прежней приподнятой идеализации, от поэтической трактовки образа. Здесь со всей очевидностью выступают и черты характера человека, властного, умного, замкнутого.
Совершенно в ином эмоциональном ключе решен образ Н. И. Тютчева (1928; Дом-музей «Мураново»), во многом близкий портрету А. Н. Северцова 1925 года. Та же острота характеристики, то же изображение человека в момент беседы, почти те же принципы построения композиции. Здесь, как и в портрете Северцова, Нестеров показывает свою модель в живом обращении к зрителю – будь то настороженный, почти подозрительный взгляд Северцова или выжидательно-внимательная полуулыбка, застывшая на лице Тютчева.
Портрет Н. И. Тютчева. 1928
В портрете Н. И. Тютчева существует еще одна черта – подчеркивание одной детали, раскрывающей характер образа портретируемого. Здесь этой деталью является рука Тютчева, с непропорционально длинной кистью, с тонкими раздвинутыми пальцами, рука человека тонкого и умного, обладающего повышенной восприимчивостью. Но в этом портрете рука – лишь сознательно преувеличенная деталь образной характеристики, здесь нет еще внутреннего образного единства всего решения.
Нестеров не был доволен портретом Н. И. Тютчева. По словам С. Н. Дурылина, он «испытывал какую-то тоску по его живописной незавершенности. Ему казалось, что нужно еще больше изящества в абрисе фигуры, еще больше тонкости в чертах лица, – он укорял себя, что не высмотрел, не сумел передать тех или иных прелестных психологических деталей на лице Н. И. Тютчева.
Приговор портрету он вынес отрицательный и не позволял подвергать его никакому пересмотру»[160]160
Там же, стр. 125–126.
[Закрыть].
Портреты Н. Северцова, Н. И. Тютчева, В. М. Титовой не принадлежат к кругу лучших произведений Нестерова. Однако многие присущие им черты, получив развитие в дальнейшем, определили своеобразие Нестерова как советского портретиста. Они явились отражением поисков художника в 20-е годы.
Момент раздумья, момент длительного состояния, самосозерцания, преобладавший в дореволюционных портретах, теперь почти исчезает. Если прежде на первый план выступала проблема нравственной чистоты человека, то в 20-е годы в своих портретных образах Нестеров стремится к раскрытию интеллектуальной стороны модели, к подчеркиванию активной мысли человека, его активного состояния и настроения.
Для этих работ, впрочем, как и для большинства портретов Нестерова 20-х годов, характерно интерьерное решение. Оно связано с желанием изобразить модель в более замкнутом пространстве, позволяющем сконцентрировать внимание на ее характере. Отсюда пристальный интерес к этому характеру, объективность, конкретность, порой даже жесткость в решении образа. Изображение в интерьере имело еще и другое значение, прежде всего заключавшееся в стремлении увидеть человека в обычной обстановке, раскрыть повседневное его бытие. Это был полный отказ от старой концепции и явно наметившиеся поиски новой, пока не получившей своего законченного выражения. Новый идеал человека был еще не ясен художнику. Может, поэтому в портретах 20-х годов взгляд Нестерова на свою модель столь холоден, порой резок. Он, казалось бы, беспристрастно обнажает черты характера моделей. Будь то какое-то птичье выражение лица В. М. Титовой, подозрительно настороженный взгляд А. Н. Северцова или застывшая гримаса Н. И. Тютчева.
Очень интересно в этом отношении, что говорил сам Нестеров о своем видении модели. Начиная делать портрет А. Н. Северцова, он писал А. А. Турыгину: «Фигура живописная. Нечто костистое, неуклюжее, сходное со страшной гориллой, но умное, интересное»[161]161
Цит. по кн.: А. Михайлов. М. В. Нестеров. М., 1958, стр. 299.
[Закрыть].
Весьма характерной для этой группы портретов (исключение составляет портрет С. И. Тютчевой) является и решение композиции, построенное на развертывании фигуры на плоскости. Сильно вытянутый по горизонтали формат полотна, точка зрения сверху, обращение всей, как правило, сидящей фигуры к зрителю, ее распластанность еще более обнажают характерные черты человека. В большинстве портретов 20-х годов образы людей не вызывают симпатии, они, видимо, лишены и восхищенного отношения художника. Он скорее склонен подчеркивать что-то неприятное в человеке, чем видеть его красоту.
Большинство людей, изображенных Нестеровым в 20-е годы, смотрят с полотен строгим, пристальным взглядом, оценивающим события: в них есть суровая требовательность, порой лишенная открытой благожелательности. Точно сам художник строго и беспристрастно, так же беспристрастно, как в изображении своих моделей, пытается оценить все проходящее перед его взором.
Но это была лишь одна из сторон портретного творчества художника. Его образы Н. М. Нестеровой («Девушка у пруда»), художника П. Д. Корина проникнуты высокой чистотой помыслов, большим внутренним благородством, искренностью восприятия жизни. Чистоту духа человека, преодолевающего страдание, он пытался выразить в своей малоудачной картине, «Больная девушка» (1928; музей А. М. Горького в Москве).
В числе работ 20-х годов были и большие удачи, к ним прежде всего принадлежит портрет В. М. Васнецова, созданный в 1925 году (Третьяковская галлерея).
Портрет В. М. Васнецова. 1925
Портрет В. М. Васнецова был задуман Нестеровым очень давно. К этому его побуждали глубокие дружеские отношения, уважение и любовь к искусству художника. Он собирался написать В. М. Васнецова еще в 1908 году и только в 1925 году приступил к работе. Нестеров писал его в тот период, когда Васнецов был уже глубоким стариком, незадолго до смерти (Васнецов умер в 1926 г.)[162]162
Портрет В. М. Васнецова был показан на выставке произведений Нестерова в 1935 году (Москва), а также на выставке «Лучшие произведения советских художников» (Москва, 1941). В. М. Васнецов в 1926 году желал ответить портретом на портрет и незадолго до своей смерти написал портрет Нестерова (находится в музее В. М. Васнецова в Москве). Нестеров изображен сидящим на фоне полотна, на котором виден фрагмент композиции «Путь к Христу» из трапезной храма Марфо-Мариинской обители. В 1926 г. Нестеров писал С. Н. Дурылину по поводу этого портрета: «Сходство, кажется, большое, но то, что поставил себе художник (написать „автора Варфоломея“ и проч), – задача не из легких» (цит. по кн.: С. Н. Дурылин. Нестеров-портретист. М.—Л., «Искусство», 1949, стр. 116).
[Закрыть].
В 20-е годы Нестеров не ищет новых моделей[163]163
В 1925 году Нестеров делает акварель специально для книги Н. Н. Гусева «Молодой Толстой». Это страничная иллюстрация, изображающая Л. Н. Толстого и дядю Епишку на фоне пейзажа, помещена в главе «На Кавказе». Трактовка пейзажа близка по манере к работам художника 20-х годов («Лето», 1923) – См. Н. Н. Гусев. Жизнь Льва Николаевича Толстого. Молодой Толстой (1828–1862). Рисунки Э. О. Вигеля и М. В. Нестерова. М., 1927, стр. 167. Под иллюстрацией подпись: Толстой и дядя Епишка, рисунок М. В. Нестерова, специально для этой книги.
Несколькими годами раньше, в 1921 году, художник пишет портрет Л. Н. Толстого, изображая его в лесу. Портрет хранится в музее Л. Н. Толстого в Москве.
[Закрыть]. Круг его портретируемых узок – это портреты его дочерей, портреты П. Корина, В. Васнецова, автопортреты, портреты Тютчевых, тоже связанные скорее с воспоминаниями о прошлом, чем с поисками нового. Обращение к прошлому закономерно для творчества Нестерова этого периода, еще не совсем ясно определившего свой новый путь в искусстве.
