Текст книги "Михаил Васильевич Нестеров"
Автор книги: Ирина Никонова
Жанр:
Культурология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Природа почти нейтральна, но в ней заключена внутренняя тишина, созвучность человеческому состоянию, созвучность миру дум человека, его мыслям.
Совершенно оправданным и органически найденным является построение портрета на легком, чуть изогнутом движении силуэта фигуры. Этот силуэт говорит об образе человека столько же, сколько лицо, полное того же тихого движения. Художник строит образ не на разнообразной обрисовке характера, как было, например, в портретах Репина или Крамского, а на эмоциональной выразительности целого, на выразительности пейзажа, раскрывающего и дополняющего душевное состояние человека. Здесь все компоненты портрета уже подчинены не столько раскрытию характера, сколько выражению настроения – основного для образа картины.
Портрет дочери выражал глубоко личные представления Нестерова о человеке. О. М. Шретер впоследствии писала С. Н. Дурылину: «Позднее некоторые из близких знакомых, больше знавшие меня в другие моменты, не находили сходства, спрашивая, почему я изображена такой, а не другой. Отец отвечал: „Я бы хотел, чтобы она была именно такой“»[120]120
Там же, стр. 50.
[Закрыть].
Мысль художника, которая прежде искала своего воплощения в отвлеченных образах, порой сюжетно мало связанных с конкретной действительностью, нашла здесь свое выражение в образе современного человека.
Этот портрет принадлежит к ряду интереснейших явлений искусства того времени. Внутренняя чистота, женственность и вместе с тем мягкое, одинокое раздумье, заключенное в образе, выражали не только представления художника и его идеалы, но и представления большого круга русской интеллигенции того времени. Недаром портрет О. М. Нестеровой был первым из портретов художника приобретен в общественное собрание. Нестеров, изобразив близкого человека, впервые в своем портретном искусстве поднялся до глубокого жизненного обобщения.
Эта картина, обладая своего рода концепционной широтой, во многом перерастала чисто портретную задачу. Художник всецело подчинил выражению своей идеи характер портретируемого.
Портрет дочери был закончен в июле 1906 года, а в августе того же года, живя на хуторе Княгинино, у Н. Г. Яшвиль, художник сделал еще два портрета – портрет Е. П. Нестеровой в синем китайском халате у пруда (Башкирский художественный музей, Уфа) и портрет художника Яна Станиславского (Национальный музей в Кракове). Портрет Е. П. Нестеровой обладает удивительной внутренней подвижностью. Художник пытается передать ускользающее движение, зыбкость воды, тонкость и нежность ветвей деревьев, отражающихся в воде, узорчатую подвижность яркого синего халата. Образ неглубок по своему характеру, но вместе с тем в портрете есть та эмоциональная подвижность, которая отличает лучшие работы Нестерова. Портрет Яна Станиславского весьма интересен с точки зрения дальнейшего развития творчества художника.
Портрет художника Яна Станиславского. 1906
Нестеров очень любил искусство Яна Станиславского, называл его «польским Левитаном», он и написал художника среди привычной ему природы, избрав излюбленный в его произведениях мотив. Как поза человека, так и пейзаж предельно конкретны, даже будничны. О конкретности пейзажа мы можем судить по этюду самого Станиславского, хранящемуся у Н. М. Нестеровой, где почти буквально изображен тот же мотив. В портрете дочери или в портрете Н. Г. Яшвиль, несмотря на всю реальность как изображаемых людей, так и природы, есть возвышенность, граничащая с отвлеченностью; здесь зритель не отдаленно любуется пейзажем, а как бы приближен к нему.
Гаснущее вечернее небо, поле, с поздними осенними цветами, редко мелькающими среди травы, скирды, белая украинская хата – таков фон портрета. На этом фоне, почти заслоняя его, прямо перед зрителем выступает тяжелая, очень объемная фигура человека, внешне спокойного, почти неподвижного, смотрящего прямо на зрителя, взглядом, полным глубокого усталого раздумья. В предыдущих портретах Нестеров изображал пейзаж с далекими горизонтами, подчеркивая его протяженность, бесконечность, величественность. Здесь задний план пейзажа очень приближен, он ограничен сравнительно близкими предметами – край белой хаты и скирды, – но не теряет при этом своей значительности. В портрете намечается путь к более конкретной, определенной характеристике, к раскрытию не только своей собственной программы видения мира и человека, но и к конкретному анализу характера.
Нестеров избирает позу, видимо, весьма характерную для портретируемого. Он с вниманием пишет лицо, усталые большие руки, одежду, тяжело спадающую с плеч. Контраст маленькой головы и огромной, грузной фигуры вносит в портрет еще большее напряжение, подчеркивает тяжелую усталость больного человека.
Но Нестеров раскрывает не только важные и характерные стороны самой модели, он и в трактовке пейзажа прибегает к мотиву, привычному для мира чувств, мира образов Яна Станиславского.
Безусловно, что портрет дочери 1906 года – произведение более совершенное и значительное по широте концепции, чем портрет Яна Станиславского, но в портрете Яна Станиславского появились новые черты творчества Нестерова, черты, очень важные для дальнейшего пути художника[121]121
В то же время Нестеровым был сделан небольшой погрудный портрет Т. Н. Яшвиль (Государственный музей русского искусства в Киеве).
[Закрыть].
Было бы неверным считать, что художник пришел к изображению человека во всей его конкретной жизненной выразительности лишь в 1906 году. Портретные работы Нестерова 80–90-х годов тоже были сделаны, исходя из желания запечатлеть облик близких ему людей. Конкретность образов вытекала из назначения этих портретов. Только она была в центре внимания художника, для которого это были своего рода зарисовки. В портрете Яна Станиславского конкретность является уже одним из важных компонентов образного решения, входящего в общую мировоззренческую концепцию художника.
Это обстоятельство позволяет нам анализировать путь Нестерова-портретиста начиная с 1905 года, то есть с того времени, когда портретные работы стали для него столь же программными и ответственными, как и сюжетные картины, стали для него полноценным выражением творческой концепции. Именно поэтому был столь знаменателен поворот Нестерова к конкретному непредвзятому взгляду на человека, его стремление раскрыть в образе модели не только свое мировоззрение, но и характер портретируемого, его душевный строй, его состояние и настроение, сохраняя при этом обобщенность и концепционность решения. В дальнейшем эти черты становятся качеством не только портретов Нестерова, но и его сюжетных картин.
В августе 1906 года Нестеров поехал в Ясную Поляну, чтобы написать с Л. Н. Толстого этюд для давно задуманной им картины «На Руси» («Душа народа»).
Встреча с великим писателем была значительным событием для Нестерова. Он писал впоследствии: «…в Толстом я нашел того нового, сильного духом человека, которого я инстинктивно ищу после каждой большой работы, усталый, истощенный душевно и физически»[122]122
М. В. Нестеров. Давние дни. М., «Искусство», 1959, стр. 277.
[Закрыть].
В 1906 году Нестеров сделал несколько карандашных рисунков с Толстого и эскизов[123]123
Рисунки находятся в Музее Л. Н. Толстого в Москве.
[Закрыть]. В 1907 году летом, по приглашению С. А. Толстой, Нестеров вновь приезжает в Ясную Поляну, чтобы написать портрет Льва Николаевича. Он по-прежнему хотел только сделать большой этюд маслом для своей будущей картины. Толстой, в то время видимо оценивший личность Нестерова, серьезность его исканий, о чем говорят письма и высказывания современников, был заинтересован этой работой и позировал художнику. Портрет (Музей Л. Н. Толстого в Москве) был написан в течение одной недели[124]124
Для портрета Л. Н. Толстого был сделан этюд с Д. П. Маковицкого (1907; Музей Л. Н. Толстого в Москве).
[Закрыть].
В этом портрете затихшая, точно успокоенная природа и погруженный в свои мысли человек близки по своему состоянию. Толстой изображен около пруда, в серебристо-зеленоватой глади которого отражается светлой полосой небо серого июньского дня. За прудом – дома, крытые соломой. Серовато-зеленые тона пейзажа слегка перебиваются желтеющей вдали полоской нивы. Пейзаж здесь еще более пространственно замкнут, чем в портрете Яна Станиславского. Это подчеркивает погруженность человека в свои мысли, его сосредоточенность, которая разлита и в природе, точно застывшей в своей неподвижности.
Пруд в Ясной поляне. 1907
Пейзаж в картине, как и сама фигура Л. Н. Толстого, крайне обычен – здесь нет той парадной приподнятости, и вместе с тем художник достигает значительности и красоты образа, во многом благодаря цвету, локальному и вместе с тем единому в своей серебристо-голубовато-зеленоватой гамме, благодаря строгой и уравновешенной композиции[125]125
В Музее Л. Н. Толстого хранится этюд, относящийся к 1907 году, изображающий пруд в Ясной Поляне. По своей манере, по удивительно конкретному объективному видению и изображению природы этюд этот очень близок к картине 1906 года «Осенний пейзаж» (Третьяковская галлерея).
[Закрыть].
Портрет Л. Н. Толстого. 1907
Несмотря на все достоинства портрета (он, на наш взгляд, принадлежит к одному из удачных изображений Л. Н. Толстого), нельзя не согласиться с мнением Нестерова, считавшего его этюдом. Это изображение одной из сторон личности Л. Н. Толстого, близкой художнику и необходимой для его частного замысла. Художник понимал это. «Портрет мой нравился, – писал он, – хотя Лев Николаевич и говорил, что он любит себя видеть более боевым. Для меня же, для моей картины, Толстой нужен был сосредоточенный, самоуглубленный»[126]126
Цит. по кн.: С. Н. Дурылин. Нестеров-портретист, М.—Л., «Искусство», 1949, стр. 74.
[Закрыть]. Именно эту сторону характера и изобразил в своем произведении Нестеров.
Период 1905–1906 годов – один из своеобразнейших в искусстве Нестерова. Все эти годы характеризуются не только бурным интересом к портрету. В 1906 году он делает гуашь «Призыв Минина» (собрание В. Г. Дуловой и А. И. Батурина, Москва), где обращается к созданию многофигурной народной сцены[127]127
Была на выставке произведений Нестерова 1907 года и на выставке 1947 года (посмертная, ЦДРИ).
[Закрыть]. В это же время у Нестерова появляется и чистый пейзаж (что необычно для него), причем это не этюд, а большая картина. Речь идет о работе 1906 года «Осенний пейзаж» (Третьяковская галлерея).
Осенний пейзаж. 1906
Композиция картины построена на ритмических поворотах вертикальных линий берегов реки и темной полосы леса, отражающейся в воде. На первый взгляд природа кажется застывшей в своем холодном спокойствии, ничем не нарушаемом, величественно прекрасном. Недвижны свинцовые воды реки, пустынны ее берега, не шелохнется отражение в воде. Но вместе с тем природа живет своей жизнью. Серое осеннее небо, нависшее над землей, светлеет у горизонта и кажется, что вот-вот выглянет слабый луч осеннего солнца. Все точно загорается на глазах, переливаясь драгоценными красками. Темный, почти черный лес на горизонте постепенно делается зеленым и наконец изумрудным, горит багряными, почти малиновыми переливами осени земля, становящаяся яркой от сочетания со свинцовым цветом реки и неба.
Пейзаж весь построен на динамике цвета, на его контрастных сочетаниях, придающих ему глубокую напряженность. И вместе с тем взгляд художника объективен, он почти холоден. Природа живет своей жизнью – напряженной, динамичной, значительной, но отдаленной от жизни человека, смотрящего на нее. Художник достигает в пейзаже большого обобщения, и это стремление к обобщению, но к обобщению глубоко конкретному, к видению целого, отличает эту картину от пейзажных фонов Нестерова 90-х годов. Там было пристальное внимание к каждому деревцу, к каждому проявлению природы, созвучному человеческой душе, и поэтически трепетное воспроизведение ее. В этом пейзаже все обобщено. Для художника нет частностей, есть только часть целого, или, вернее, само целое – здесь существует холодная конкретность видения, без малейшей идеализации природы[128]128
Очень близки по характеру к картине «Осенний пейзаж» пейзажи, созданные в это время и несколько позже: «На Урале», «Река Белая», «Осень» (1908), «Река Белая» (1909), хранящиеся в Башкирском художественном музее в Уфе.
[Закрыть].
Произведения, сделанные в период 1905–1906 годов, свидетельствовали о больших сдвигах, происшедших в творчестве художника. Они говорили о значительном отходе от старой концепции, о появлении объективного видения и конкретности в изображении человека и природы. Нестеров почти полностью отказывается от принципов стилизации и иконописности, характерных для 90-х годов, и переходит к крупнофигурным композициям, стремится к обобщенности и монументальности решения.
* * *
После 1907 года Нестеров снова обращается к своим старым мотивам, правда, в трактовке их он использует достижения предшествующего периода. Во многом этот возврат художника к прежней теме можно объяснить интересом интеллигенции к религиозным вопросам, возникшим в период реакции. После поражения революции 1905 года часть интеллигенции обращается к религии, ищет в ней разрешения наболевших проблем общественной жизни.
Это нашло выражение в многочисленных изданиях, появившихся в то время. Так, в 1907 году выходит книга реакционного мыслителя Н. А. Бердяева «Новое религиозное сознание и общественность», где автор выступает против атеизма и позитивизма, против социал-демократии, проповедует новую религию, которую он именует неохристианством. Д. С. Мережковский, творчество которого носило откровенно реакционный, религиозно-мистический характер, в своей книге «Не мир, но меч» (1908) рассматривает революцию с религиозной точки зрения. В 1908 году философ-мистик С. Н. Булгаков, в 90-х годах стоявший на позициях «легального марксизма», на собрании студентов и курсисток, устроенном Петербургским христианским студенческим кружком, выступает с речью «Интеллигенция и религия». «Теперь, – говорил Булгаков, – сумерки снова надвигаются над человечеством, уходящим в удушливое подземелье и изнемогающим там от ига жизни, но Вифлеемская звезда светит и теперь и льет кроткий луч свой, и с этим лучом каждому, раскрывающему сердце, приносит тихий зов: приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные и Я успокою вас»[129]129
Проф. С. И. Булгаков. Интеллигенция и религия. М., 1908, стр. 25.
[Закрыть].
В марте 1909 года, в самый разгар столыпинской реакции, появляется сборник «Вехи», названный В. И. Лениным «энциклопедией либерального ренегатства»[130]130
В. И. Ленин. Соч., т. 16, стр. 107.
[Закрыть] и представляющий, по его же словам, «настоящее знамение времени»[131]131
Там же, стр. 106.
[Закрыть]. Авторы этого сборника обрушивались на русскую демократическую мысль, отрекались от освободительного движения, стремились восстановить религиозное миросозерцание[132]132
С. Н. Булгаков в статье «Героизм и подвижничество», опубликованной в сборнике «Вехи» писал: «Религиозна природа русской интеллигенции. Достоевский в „Бесах“ сравнивал Россию и, прежде всего, ее интеллигенцию с евангельским бесноватым, который был исцелен только Христом и мог найти здоровье и восстановление сил лишь у ног Спасителя. Это сравнение остается в силе и теперь. Легион бесов вошел в гигантское тело России и сотрясает его в конвульсиях, мучит и калечит. Только религиозным подвигом, незримым, но великим, возможно излечить ее, освободить от этого легиона» (Сергей Булгаков. Героизм и подвижничество. – «Вехи». Сборник статей о русской интеллигенции, изд. 3, М., 1909, стр. 68).
[Закрыть].
Этот период отмечен необычайным увлечением интеллигенции взглядами Вл. Соловьева, Достоевского, Л. Толстого, широким распространением идеалистической философии. Безусловно, что это обращение к религии, ставшее для широкого круга интеллигенции просто следованием моде, а подчас исканием в ней выхода из духовного кризиса, не могло не укрепить Нестерова в старых его воззрениях, возвратить к мысли о правильности своего пути в искусстве.
В 1907 году в статье «Религиозные искания и народ» А. А. Блок писал: «Реакция, которую нам выпало на долю пережить, закрыла от нас лицо проснувшейся было жизни»[133]133
А. Блок. Соч. в двух томах, т. 2, М., 1955, стр. 56.
[Закрыть]. Прежняя концепция Нестерова как бы совпала с весьма распространенной позицией некоторых кругов интеллигенции. Это во многом определило тематику и круг образов его произведений 1908–1917 годов.
В 1907 году Нестеров соглашается на предложение великой княгини Елизаветы Федоровны расписать храм Покрова Богородицы при Марфо-Мариинской обители в Москве. Совместно с архитектором А. В. Щусевым художник четыре года работал над созданием храма (1908–1911). Кроме иконостаса предполагалось сделать пять больших стенных картин (две в алтаре, две в центральной части храма и одну в трапезной).
Роспись храма Марфо-Мариинской обители очень сильно отличается по своей направленности от религиозных образов художника предшествующих лет, в особенности от Владимирского собора. Для образов последнего прежде всего было характерно умиленное умиротворение, благостная грусть мистических настроений, мягкая покорность. В живописи храма Марфо-Мариинской обители, особенно это относится к образам иконостаса, поражает активное начало образов, с одной стороны, и вместе с тем жесткость, какая-то внутренняя неудовлетворенность и напряженность – с другой.
Весьма знаменательным является тот факт, что в своих религиозных росписях храма Марфо-Мариинской обители Нестеров использует многие достижения предшествующего периода, найденные им в пейзаже, портрете, сюжетной картине. В сцене, изображающей беседу Христа с Марией, интересно написан пейзаж. Обобщенность, продиктованная задачами монументального искусства, строится на цветовой выразительности очень ясных пластических объемов. И вместе с тем имеющая место условная декоративность цвета не противоречит конкретности мотива. Для фона этой сцены художнику, видимо, послужили этюды, сделанные на Капри в 1908 году (собрание Н. М. Нестеровой, Москва).
Капри. 1908
Капри. Море. 1908
Следует отметить, что в росписи этого храма художник стремится к яркости цвета. В отличие от бледных тонов росписей Владимирского собора основные сюжетные композиции храма Марфо-Мариинской обители активны и звучны по цвету. Исключение составляют орнаменты и роспись купола с изображением Христа-вседержителя, выдержанные в бледных голубоватых тонах.
В трапезной храма находится композиция «Путь к Христу», само название которой говорит о близости к «Святой Руси».
Об этом Нестеров писал еще в 1907 году: «Здесь я предложил написать нечто сродное „Святой Руси“: сестры общины Марии и Марфы (в их белых костюмах) ведут, указывают людям „Христа“, являющегося этим людям в их печалях и болезнях душевных и телесных, среди светлой, весенней природы. Люди эти не есть только „люди русские“ ни по образу, ни по костюмам… (такова идея общины – евангельская, общечеловеческая)»[134]134
Цит. по кн.: А. Михайлов. М. В. Нестеров. М., 1958, стр. 225.
[Закрыть]. Последняя мысль в картине осталась не воплощенной. Видимо, Нестеров в решении своего замысла предпочел отталкиваться от близких ему прообразов именно «русских людей».
Путь к Христу. Роспись храма Марфо-Мариинской обители. Фрагмент. 1911
Перед нами полуовальная композиция. Действие происходит на опушке весеннего березового леса (весьма стилизованного), вдали спокойные просторы, окрашенные красноватым цветом догорающего дня. Христос участливо склоняется к женщинам, бросившимся перед ним на колени. Нестеров делает его гораздо более близким людям, пришедшим к нему, чем в «Святой Руси», и вместе с тем более нереальным. Фигура Христа в белых одеждах кажется призрачной, невесомой. Эта нереальность Христа выступает со всей очевидностью при взгляде на другие фигуры, конкретные по своим характеристикам. В «Святой Руси» были вообще старики, вообще женщины, вообще дети, причем не всегда можно было определить их причастность к современности, они могли быть с таким же успехом образами прошлого. В композиции «Путь к Христу» изображены конкретные современные люди, данные каждый в своем характере, в своем отношении к происходящему. Здесь и раненый солдат, и мальчик в ученической форме, и женщины в городской одежде, и крестьяне, пришедшие издалека. В центре композиции изображена девочка в синем платье, с белым фартуком, по-детски внимательно смотрящая на явившегося Христа, к которому ее как бы подводит сестра общины. Этот мотив, точно подкрепляющий слова, написанные перед алтарем: «Будьте чисты сердцем», – найдет свое продолжение в картине «Душа народа» («На Руси»).
Композиция в целом лишена внутренней убедительности. Однако фигуры благодаря своей индивидуальной правде кажутся более выразительными, чем в «Святой Руси». Человек уже становится ценным своей индивидуальностью, а не только как выразитель определенной идеи. Люди по-прежнему служат ей, но значительность их имеет еще и другие стороны. Они изображены в одном своем проявлении, может быть, главном в их жизни, но художник признает ценность и другого, обычного существования. Очень любопытным в этой связи представляется произведение Нестерова «Христова невеста» (1913; Владивостокский государственный музей), где старый мотив получает совершенно иную трактовку. Это просто портрет девушки, полной обаяния, живой человеческой силы и красоты, и ее чуть потупленный взгляд кажется проявлением мимолетного душевного настроения.
Этот период в творческой деятельности Нестерова отмечен еще одной интересной стороной, весьма характерной для его умонастроений и поисков. В 1910-е годы параллельно с такими капитальными произведениями, как росписи в Марфо-Мариинской обители, как работа над картиной «Душа народа», Нестеров возвращается к своей прежней концепции, к своей старой теме, отбрасывая сомнения в ее истинности, – теме человека, посвятившего жизнь религии, нашедшего внутренний душевный покой вдали от мира. В ряде картин того времени, таких, как «Вечерний звон» (1909; Государственный художественный музей, Сумы), «Схимник» (1910; Кировский художественный музей), «Тихие воды» (1912), «Старец» («Раб божий Авраамий») (1914; Куйбышевский художественный музей), «Лисичка» (1914; Третьяковская галлерея), перед зрителем предстает поэтический мир тихой человеческой жизни, мир людей, уже обретших внутренний покой и чистую радость восприятия природы, мир созерцательный, далекий от больших страстей, волнений и тяжелых раздумий. Для Нестерова этот цикл картин не был определен решением новой проблематики, как было в других работах того времени. Художник, разрабатывая свою старую тему, точно пытался утвердить свои идеалы, не привнося своих раздумий и сомнений в их жизненной непогрешимости.
В 1912 году он писал А. А. Турыгину:
«Хочется куда-то уехать, уйти далеко, чтобы все забыть, забыть заказы, картины, „славу“ и всю эту суету сует. Хочется стать „безгрешным“ как Адам в первые дни творения, или как Турыгин в 54 года своей прекрасной жизни.
Да, за простое, естественное счастье и за чистую совесть дал бы я теперь „сто лет жизни и куль червонцев…“»[135]135
Там же, стр. 238.
[Закрыть].
Весь этот цикл картин был как бы выражением идиллических стремлений Нестерова к тихой, чистой в своих помыслах, ничем не замутненной радостности человеческого бытия, исполненной внутренней умиротворенности и спокойного ясного созерцания, где религиозная вера человека была верой в красоту мироздания.
В одном из своих писем А. А. Турыгину Нестеров, рассказывая о замысле картины «Лисичка», писал:
«Тема тоже старая и давно намеченная: – где-то на „Рапирной горе“, в „Анзерском скиту“ – на севере, у студеного моря – живут божьи люди старцы.
– Вот они сидят трое, ведут тихие речи – перед ними лес, а там за ним светлое озеро, – а дальше, – совсем далеко голубая мгла – то горы. Мирно, не спеша живут божьи старцы – кругом их в лесу поют птицы, прыгают лесные звери – вот совсем близко выбежала на них лиска – лиса значит. Не боится она старцев, и им она не помеха – смотрят на божию тварь – улыбаются. Таково прекрасно сотворен рай земной – во-истину „В человецех благоволение!“»…[136]136
Там же, стр. 240.
[Закрыть]
Лисичка. 1914
Этот рассказ Нестерова как нельзя более точно передает замыслы не только данной картины, но и целого ряда вышеупомянутых работ, аналогичных по идее.
Однако не эта тема была главной в творчестве Нестерова 1910-х годов. Глубокие противоречия жизни, тяжелые внутренние сомнения людей, вступивших на путь искания в религии утешения и разрешения всех противоречий жизни, определили главное направление деятельности художника.
В 1914 году была полностью завершена деятельность Нестерова в соборах. В 1912 году он принял последний заказ на образа для иконостаса собора, строящегося в Сумах, окончив его в 1914 году. В 1914 году, после смерти А. И. Куинджи, Нестеров был избран действительным членом Петербургской Академии художеств.
К 1915 году относится автопортрет (Русский музей), острая и конкретная характеристика которого весьма далека от поэтической концепции портретов предшествующих лет.
Автопортрет. 1915
Полуфигура человека, изображенного в пальто и шляпе, с очень неприятным, почти отталкивающим выражением холодных и умных глаз, господствует над окружающей природой. Человек стоит на высоком берегу, а внизу расстилается пейзаж, с резкой извилиной реки, с жестким и плоскостным членением пространства. В пейзаже художник достигает очень большой напряженности цвета, причем интенсивность цвета нарастает к заднему плану. Восприятие природы близко по своему характеру к картине 1906 года «Осенний пейзаж». Однако данные принципы в автопортрете 1915 года усугубляются. Нестеров, видимо, не очень любил этот портрет, он продал его в Астрахань, и только лишь в годы Великой Отечественной войны портрет попал в Русский музей.
В 1914 году Нестеров вплотную приступает к давно задуманной большой картине «Душа народа» («На Руси»). Работа над этюдами к этой картине, которую Нестеров первоначально назвал «Христиане», началась еще в 1907 году. Тема картины не была новой. Начатая в «Святой Руси», продолженная в росписи трапезной храма Марфо-Мариинской обители («Путь к Христу»), она, видимо, весьма занимала воображение художника.
Окончательному созданию картины «Душа народа» предшествовала огромная подготовительная работа. В собрании Н. М. Нестеровой, а также в других собраниях, хранится множество рисунков и живописных этюдов, за каждым из которых чувствуется серьезность исканий. Многие из них первоклассны по своему художественному качеству. Есть рисунки одежды, отдельных предметов, различных фигур, точные и академически строгие по манере. Есть живописные этюды, изображающие русских баб, мужиков, солдат, монахов, монахинь, детей. Объемные, конкретные, великолепно передающие натуру, они отличаются как жизненной верностью характеристик, так и живописной красотой. Никогда раньше художник не был столь трезв в изображении своих моделей, никогда не передавал столь полнокровно, с такой жизненной силой и убедительностью реальную живую натуру, не подчиняя ее своей идее, а давая во всей правде ее собственного бытия.
Этюд к картине «Душа народа» («На Руси»)
Картина была закончена в конце 1916 года. Основная ее идея, по словам самого Нестерова, следующая: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, яко ти насытятся»[137]137
См. А. Михайлов. М. В. Нестеров. М., 1958, стр. 254.
[Закрыть]. Эта тема – ведущая в картине. Изображен берег Волги у Царева кургана. К берегу реки медленно движется толпа людей; создается впечатление, что она остановилась. Люди различны, это русский народ вообще – народ всех сословий, всех классов, от царя и до слепого солдата, от Достоевского, Л. Толстого, Вл. Соловьева до хлыстов. Здесь мужчины, женщины всех эпох, возрастов, слоев, стяги воинства российского, хоругви, а впереди этой разнообразной толпы легко, едва касаясь земли, ступает мальчик в крестьянской одежде с котомкой за плечами, с туесом в руке. Он оторвался от толпы, точно намешанной из людей, обуреваемых различными помыслами и страстями, и идет легко, почти неслышно, приложив маленькую худую руку к груди, идет к расстилающейся перед ним спокойной глади реки.
Этюд к картине «Душа народа» («На Руси»). 1916
Н. Евреинов писал в своих воспоминаниях: «– Мальчик, разумеется, и придет первым в царствие небесное, – заметил мне М. В. Нестеров и тут же объяснил идею картины, сущность которой в том, что у каждого свои „пути“ к богу, свое понимание его, свой „подход“ к нему, но все идут к тому же самому, одни только спеша, другие мешкая, одни впереди, другие позади, одни радостно, не сомневаясь, другие серьезные, умствуя…»[138]138
Н. Н. Евреинов. Нестеров. Пг., изд. «Третья стража», 1922, стр. 58.
[Закрыть].
Душа народа (На Руси). 1916
Нестеров в этой картине как бы создает исторический групповой портрет людей, взыскующих правды, идущих к познанию истины разными путями.
В своей религиозной концепции, смысл которой состоял в стремлении сделать как бы срез русской истории, всех слоев общества и объединить их различные искания единством помыслов, Нестеров, видимо, опирался на взгляды, широко распространенные в то время в реакционных философских кругах. Так, например, Н. А. Бердяев призывал положить в основу общественного миросозерцания «идею личности и идею нации взамен идеи интеллигенции и классов»[139]139
Н. Бердяев. Духовный кризис интеллигенции. Спб., 1910, стр. 2.
[Закрыть], пытался опереться в своих рассуждениях и перенести их «в ширь национальной, всенародной жизни с ее историческими перспективами и связью этих перспектив с историческим прошлым[140]140
Там же, стр. 3.
[Закрыть]».
Противоречивые искания, сомнения, поиски духовной силы и опоры, которые занимали многих людей того времени, их идеологические умонастроения, их стремление к вере или отходу от нее Нестеров точно примиряет все и вся, ведя людей за мальчиком, очищенным от сомнений и колебаний.
Нестеров в этой в целом реакционной по своей сущности картине проповедует моральную чистоту и душевную ясность, видя в этом смысл жизни и примирение всех разнообразных религиозных исканий. Картина писалась в период первой мировой войны, в период обострения человеческих страданий, народного горя, в период назревания революции, идейного обострения социальной борьбы.
Летом 1915 года Нестеров писал А. А. Турыгину: «Да! „Подагра подагрой“, а „события“ больше чем подагра меня измочалили… Все, чем жил годами – „Христиане“, выставки и там и сям, все теперь ушло далеко, стало малоценно, куда-то „поплывем“ как в тумане. Война, Россия, „что будет?!“ – это и стало вопросом жизни»[141]141
Цит. по кн.: А. Михайлов. М. В. Нестеров. М., 1958, стр. 250.
[Закрыть].
Совершенно естественно, что художник, очень чутко и обостренно воспринимавшей события жизни, показывая духовные искания различных людей прошлого и настоящего, понимаемые им прежде всего как религиозные искания, пытается определить и утвердить свое понимание смысла духовной жизни русского человека, русского народа. Однако реакционная концепция Нестерова, заключавшаяся во всеобщем примирении во имя христианской идеи, была очень скоро опровергнута бурными событиями революции.
Картина вызвала споры в философских кругах Москвы, объединенных тогда в Психологическом обществе при университете и в Обществе памяти Вл. Соловьева.
Нестеров был знаком со многими представителями этих кругов и нередко сам посещал заседания Соловьевского общества. Вскоре после появления «Души народа» художник, во многом под впечатлением разговоров, вызванных его большой картиной, в очень короткий срок написал «Философов» (1917; собрание Н. М. Нестеровой).
Картина явилась своеобразным отражением того искательства истины, тех переживаний и душевных томлений, которые были свойственны русской интеллигенции и нашли свое отражение в произведениях Достоевского, Лескова, Чехова, Л. Толстого и многих других. Художник изобразил на этом портрете П. А. Флоренского и С. Н. Булгакова – крупных религиозных мыслителей того времени.
Философы. 1917
Композиция построена таким образом, что два человека, изображенные почти в рост около самого края картины, точно возвышаются над окружающим их лесистым пейзажем. Они изображены идущими среди тихого вечернего пейзажа, когда яркие краски дня уже потухли, и отблески света падают на лица, но нет спокойствия в них, разлитого в природе.
Если прежде в своих портретах Нестеров всегда изображал человека в единстве с природой, подчеркивал душевную слитность с нею, то здесь мы видим уже иное. Все внимание художника сосредоточено на раскрытии образов людей, данных предельно конкретно, остро. Нестеров, так же как и в портретах 1905–1906 годов, во многом строит образ на линейной выразительности силуэтов фигур.
Этот двойной портрет, с таким же успехом может быть назван и сюжетной картиной, что и сделал Нестеров, дав ему обобщенное название. Здесь замысел художника нашел реальное воплощение в образах людей, жизненный путь которых был наполнен исканиями, близкими многолетним исканиям самого художника.
