Текст книги "Вокруг Пушкина"

Автор книги: Ирина Ободовская

Соавторы: Михаил Дементьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Приписка Н. Н. Пушкиной

Я забыла в своем письме напомнить тебе о шали; пожалуйста, не забудь, она мне очень нужна, не будешь ли ты так любезен прислать мне ее к 26-му.

ПИСЬМО 19-е

АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВНА ГОНЧАРОВА

14 августа 1835 г. Черная речка

Я в конце концов начинаю думать, дражайший и почтеннейший братец Димитриус, что ты хитришь с нами. Ты притворяешься глухим к нашей просьбе, чтобы не быть вынужденным  на нее отвечать. Но, видишь ли, я вспоминаю изречение из Евангелия, в котором говорится: «стучите и отверзится вам», и поэтому применяю это на практике. Вот в чем дело. Право, что за охота получать глупые письма, в которых только и говорится, что о деньгах. Я думаю, что, увидав на конверте адрес, написанный рукою одной из нас, ты дрожишь, распечатывая его; не лучше ли было бы говорить о более интересных предметах, столько можно было бы рассказать и, следственно, избежать этого бормотанья, которое имеет только одну цель, — деньги. Мы тебя просим дать распоряжение Носову, чтобы он нам выдавал деньги каждое первое число месяца; и все бы делалось тихо и по-хорошему, в письмах не было бы ни полслова об этом, и мы были бы покойнее, уплачивали бы понемногу долги и все шло б порядком, а теперь в то время как мы не получаем денег, долги накапливаются; деньги приходят и в тот же день ни грошу не остается. Может, ты это делаешь из особого интереса: чтобы почаще иметь от нас вести; оно все хорошо, но иначе бы лучше было. Впрочем, ты не должен опасаться, что мы тебя забываем, особенно я, ты знаешь, что я не ленива... Ты не можешь не пойти навстречу моей просьбе, особенно в этот момент, ты был бы просто чудовищем. Представь себе несчастье, которое только что со мной случилось. Я как раз писала тебе и вдруг... (извини за выражение) резь в животе. Я бегу, бросаю мою мантильку (иначе говоря кацавейку) на кресло. И что же я вижу вернувшись, о небо! Огромное чернильное пятно на красивейшей материи небесно-голубого цвета с серебристым оттенком, сшитой по последней моде, с бархатным воротником и рукавами в армянском вкусе. (Это подарок, который я получила, не подумай, что я способна на такие безумные траты). О небо, я умру от этого, особенно если ты мне тотчас же не обещаешь исполнить мою просьбу. Нет, серьезно, к первому числу этого месяца снабди нас письмом к Носову, любезный братец, которое заставит его платить нам регулярно. Ты не поверишь, как мы были бы тебе благодарны. Ей-Богу, как первое число приходит, так и теребят. С болью в сердце я вынуждена так настаивать, но так как я знаю, что обращаюсь к очень доброму брату, я набираюсь смелости. Облегчите нас, братец, мы вам свечку поставим, даже восковую. У нас сальные не в моде.

Ты у нас спрашиваешь счет деньгам, что мы получили и сколько получили; вот он:

Октября 4-го 1834 года – 3000 асс.

декабря 19-го – 1000

апреля 1-го 1835 года – 1000

апреля 5-го -500

апреля 26-го -750

июня 17-го -500

июля 23-го -900

августа 11-го -850

 Итого 8500

У нас был Сережа; он провел почти две недели с нами и уехал вчера. Он теперь вернется к вам; ты наверное знаешь, что он переводится в полк, стоящий в окрестностях Москвы, это, вероятно, для вас не новость. Я посылаю это письмо тебе в Ярополец, полагая, что ты там к 26-му, так как иначе оно тебя не застало бы: Носов уверяет, что ты ему пишешь, что собираешься в поездку.

Что мне вам рассказать; мы скоро переезжаем в город. Ездили мы несколько раз верхом. Между прочим, у нас была очень веселая верховая прогулка большой компанией. Мы были на Лахте, которая находится на берегу моря, в нескольких верстах отсюда. Дам нас было только трое и еще Соловая, урожденная Гагарина, одна из тех, кого ты обожаешь, мне кажется, и двенадцать кавалеров, большею частью кавалергарды. Там у нас был большой обед; были все музыканты полка, так что вечером танцевали, и было весьма весело.

Прощайте, любезный братец, пора и за дело сесть; урок учить на фортепианах. В субботу нам обещают еще один бал на водах; мы уже там были на трех очаровательных балах, и я думаю, это будет закрытие сезона, поскольку двор уже уехал; они (императорская фамилия) там были один раз и поэтому все туда ходили в надежде их увидеть. Итак, прощай, дорогой Дмитрий, ради Бога, прими во внимание нашу просьбу и действуй соответственно.

С твоим делом Лонгинова ничего нельзя поделать; Тетушка говорит, что несмотря на все старание она ничего не может сделать, и не только она, но и Плетнев и Соболевский также уверяют, что Лонгинов сам тут не имеет значения, что дела идут своим чередом и тут никто помочь не может. А тем более мы, бедные, рады бы уж верно постараться, но если нельзя, что ж делать.

ПИСЬМО 20-е

ЕКАТЕРИНА НИКОЛАЕВНА ГОНЧАРОВА

Август 1835 г. Черная речка

Пришли не задерживаясь, с первой же почтой, дорогой Дмитрий, небольшое резюме дела Усачева, указав там доводы и законы, которые доказывали бы, что наше дело правое,  потому что Пушкин передаст его Дашкову, который, если мы правы, непременно станет на нашу сторону. Тем временем Пушкин пойдет сегодня к Вигелю, чтобы предупредить его о приезде Губаренкова и заинтересовать его нашим делом; он пойдет также к знаменитому адвокату Лерху. Почему ты с ним не договорился? Тогда все было бы хорошо, а теперь, поскольку у тебя нет своего ходатая по делам, а Губаренков здесь, Тетушка и Пушкин оба говорят, что ты должен приехать сам. Пришли же свое резюме и, если можешь – приезжай, это будет лучше, но не медли. Прощай, я очень спешу.

ПИСЬМО 21-е

ЕКАТЕРИНА НИКОЛАЕВНА ГОНЧАРОВА

Санкт-Петербург. 4 октября 1835 г.

Уже очень давно, дорогой и любезный Дмитрий, мы не получали вестей от тебя, что с тобой, что ты поделываешь – я совершенно не знаю. Как идут твои дела, есть ли хоть какое-нибудь просветление? Мы были очень рады узнать, что дело Ртищева на этом закончилось; право, это человек, который никогда не внушал мне доверия, я очень сомневаюсь в его честности. Что за новая сделка, которую ты имеешь в виду и о которой недавно нам говорил? Хвала тебе, если тебе удастся уладить дела не будучи вынужденным что-либо продавать; будем надеяться на милость Божию и верить в более счастливое будущее и, главное, более спокойное.

Недавно нас посетил А. Муравьев, который поручил мне передать тебе, что по твоей просьбе он был у калужского архиепископа, чтобы переговорить в пользу нашего процесса со священниками, но что его преосвященство ответил ему письмом, из которого видно, что он не очень к тебе расположен и весьма удивлен, что у тебя хватило смелости подать жалобу на духовенство и так на него кляузничать; он говорит, что не только ты несправедливо владеешь их землями, но и еще что ты взял 1000 рублей из церковной кассы. Вот, мне кажется, все, что, сказал Муравьев по этому поводу; он тебе советует подумать, нет ли тут какого подвоха со стороны твоих священнослужителей. Вообще, Дмитрий, не можешь ли ты поладить с ними, не затевай с ними скверного процесса, даже сделай им в чем-нибудь уступку и оставь их в покое. Зачем наживать себе врагов, и потом, эта категория людей весьма опасна, когда их раздражают; к тому же они были такие смирные до этого. И кроме того дело в том, что это может представить тебя в ложном свете; потому что из письма архиепископа видно, что он относится к тебе очень враждебно. Если бы ты не был так вспыльчив, Муравьев переслал бы тебе письмо, но ты очень горячий человек, вот почему, сударь, вы не прочтете этого письма.

Андрей Муравьев в восторге от Вани, можно сказать в него влюблен; он говорит о нем с таким выражением лица и с таким невообразимым пылом, я в жизни не встречала мужчину, говорящего про другого мужчину с таким проявлением дружбы и интереса. Он меня умолял дать ему на некоторое время портрет брата, в чем я не могла ему отказать во внимание к его нежным чувствам к Ване.

Есть одна вещь, которую я должна тебе сказать и которая, вероятно, заставит зазвучать некоторые горестные струны в твоей душе. Увы! увы! Григорий Долгорукий выходит в отставку, как говорят родные, для того чтобы жениться на... на... Ты не один, дорогой Дмитрий? Немного одеколона, позволь я потру тебе виски. Боже, как ты бледен! Ах, ты приходишь в себя. Стало быть, я не назову тебе имя этой особы...

Я могу тебе сообщить еще об одной свадьбе, но на этот раз не принимая никаких мер предосторожности. Прекрасная Лиза (Нарышкина? – нрзб.) выходит замуж за некоего Бартоломей, генерала или полковника, но человека вполне порядочного, еще молодого, с хорошим состоянием, в общем – прекрасная партия. Госпожа Нехлюдова даже уехала в Москву, говорят, что на свадьбу; мы еще не видели Катрин(Долгорукову), а то бы я знала это наверное.

Мы получили позавчера письмо от бедняжки Нины, которая имела несчастье потерять госпожу Лопухину. Они уже вернулись в Киев, и так как покойная желала, чтобы ее дочь передали на руки ее сестре, наша бедная Нина, к которой последняя относится очень неблагожелательно, думает, что она потеряет это место. Здоровье бедной девушки от этого нового удара судьбы ухудшилось, недавно у нее был припадок эпилепсии, поэтому я очень за нее волнуюсь.

Вчера мы провели вечер у Вяземских, которые недавно вернулись из-за границы. Они там потеряли дочь, ради здоровья которой и предприняли это путешествие. Госпожа Сиркур и ее муж так же провели вечер у княгини; они уезжают во вторник.

Увеселения еще не начались, ждут двор, который возвращается на днях. Тетушка болеет уже три недели, мы у нее проводим все вечера.

Ради Бога, дорогой Дмитрий, пришли распоряжение Носову касательно денег за октябрь и ноябрь. Таша напоминает тебе о своей шали, она говорит, что ты очень плохой комиссионер. Я тебе ручаюсь, что она исполняет твои поручения гораздо быстрее, дело по процессу это доказывает; я тебе советую брать с нее пример.

ПИСЬМО 22-е

АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВНА ГОНЧАРОВА

Октябрь 1835 г. Петербург (Начала письма нет)

...Так грустно иногда приходится, что мочи нет; не знаю, куда бы бежала с горя. Только не на Завод. Кстати, что это у тебя за причуды, что ты хочешь нас туда вернуть? Не с ума ли сошел, любезный братец; надо будет справиться о твоем здоровье, потому что и о семье надо подумать: не просить ли опекуна? Напиши мне поскорее ответ, я хочу знать, в порядке ли твоя голова; то письмо довольно запутано, придется мне потребовать сведений от Вани. Жалко, а мальчик был не глуп, видный собою, статный. Ужасный век!

А знаешь ли, я не удивлюсь, если однажды потеряю рассудок. Ты себе не представляешь, как я переменилась, раздражительна, характер непереносимый, мне совестно окружающих людей. Бывают дни, когда я могу не произносить ни слова, и тогда я счастлива; надо, чтобы никто меня не трогал, не разговаривал со мною, не смотрел на меня, и я довольна. Полно говорить вздор!

Таша также просит тебе передать, что ты глуп; все вас здесь ругают, зачем было просить, чтобы дело судили в Москве (дело против Усачева), тогда как сейчас Бог знает как все будет. А теперь, чтобы позолотить пилюлю, она тебя целует и тысячу раз благодарит за шаль, она прелесть как хороша.

Что касается денег за бумагу, то Пушкин просит передать, что он их еще не получил и что даже когда они у него будут, он ничего не может тебе уплатить вперед в настоящее время.

Прощай, любезный братец, целую от души. Пожалуйста, письмо к Носову, и потом, заботься о своем здоровье, носи теплые сапоги и шинель на вате, потому что это похоже на начало белой горячки, так ты ужасно бредишь в том письме.

Ваню целую, пришлю ему на днях славный вальс Шопена.

ПИСЬМО 23-е

АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВНА ГОНЧАРОВА

Конец октября – начало ноября 1835 г.

Петербург

После того отчаянного письма, что я тебе написала два дня тому назад, дорогой Дмитрий, спешу тебе сообщить, что на следующий день мы получили деньги, что ты нам послал. Большое спасибо, мы теперь спокойны до первого декабря. Скажи-ка мне, что делает Сережа. Почему он ничего не отмечает мне насчет этого бешеного Семенова (видимо, кредитор С.Н.), который поминутно набрасывается на меня. Он снова приходил сегодня и требует от меня определенного ответа. Что я должна ему сказать? ради Бога поскорее напишите мне об этом.

Я не буду ничего говорить о процессе (судебный процесс с Усачевым), потому что сестры собираются тебе написать завтра, они бабы путные и, следственно, порядком все опишут.

Я только ограничусь тем, что напишу тебе немножко о себе, а это не должно быть тебе совсем безразлично. Впрочем, то, что я тебе расскажу, не очень интересно. Я расту и хорошею с каждым днем. Хочешь иметь мой портрет? Тогда пришли мне 200 рублей, и ты будешь иметь прекрасный образец как с точки зрения живописи, так и грации и красоты (это скромно, не правда ли?).

Мы очень приятно проводим время то у Карамзиных, то у Вяземских, дня не проходит, чтобы мы туда не ходили. И общество действительно очаровательное; одна беда: множество мужчин, но все юноши, нет подходящей партии, и выходит, что из пустого в порожнее переливаем, больше ничего. Нет ли у тебя намерения мимоходом нанести нам небольшой визит этой зимой, это было бы очень мило с твоей стороны. Что поделывает Ваня, собирается ли он скоро приехать? Где Сережа? Все молодцы нас забыли. Пришли же мне, я тебя умоляю, ответ насчет Семенова. Что делает Август, жив или нет?

Прощай, дорогой друг, нежно целую тебя, а также Ваню, если он у тебя. Жду от него письма. Скажите ему, что если он очень умен, то у меня есть для него славная штучка: новая опера «Норма» Беллини, хочет ли он, чтоб я ему прислала или сам он за ней приедет. Чудо как хороша.

ПИСЬМО 24-е

ЕКАТЕРИНА НИКОЛАЕВНА ГОНЧАРОВА

1 ноября 1835 г. (Петербург)

Вот, дорогой Дмитрий, бумага, которую мы несколько дней тому назад получили от Лонгинова. Как мог ты поступить так безрассудно и подать вторично на суд дело Усачева в Москве после неблагоприятного решения Сената. Нет никакого сомнения, что если бы ты передал дело сюда, у нас была бы здесь большая протекция и можно было бы не сомневаться в успехе, тогда как теперь Бог знает, что будет. А мы-то были уверены, что в прошении речь шла именно о том, чтобы дело слушалось в Петербурге и именно так мы говорили всем, кто нам советовал это сделать.

Тысячу благодарностей, дорогой Дмитрий, за деньги, они пришли очень кстати, так как мы были совсем без копейки; только ты забыл велеть нам уплатить 100 рублей, которые нам не доплатили при расчетах за три месяца в сентябре. Пожалуйста, дорогой друг, распорядись, чтобы нам выдали их вместе с деньгами за 1 декабря, потому что это по 50 рублей на каждую, то есть почти столько, сколько нам стоит стол в месяц, следственно, это не пустяки.

Таша обнимает тебя от всего сердца и бесконечно благодарит за деньги, которые пришли как нельзя более кстати, так как она имела в них очень большую нужду. Она очень сердита на мать, у которой она просила содержание 200 рублей в месяц, а мать ей отказала под предлогом плохого состояния ее финансов.

Пушкин две недели тому назад вернулся из своего псковского поместья, куда ездил работать и откуда приехал раньше, чем предполагал, потому что он рассчитывал пробыть там три месяца; это очень устроило бы их дела, тогда как теперь он ничего не сделал и эта зима будет для них нелегкой. Право, стыдно, что мать ничего не хочет для них сделать, это непростительная беззаботность, тем более, что Таша ей недавно об этом писала, а она ограничилась тем, что дала советы, которые ни гроша не стоят и не имеют никакого смысла.

У нас в Петербурге предстоит блистательная зима, больше балов, чем когда-либо, все дни недели уже распределены, танцуют каждый день. Что касается нас, то мы выезжаем еще очень мало, так как наша покровительница Таша находится в самом жалком состоянии и мы не знаем, как со всем этим быть, авось как -нибудь сладится. Двор вернулся вчера, и на днях нам обещают большое представление ко двору и блестящий бал, что меня ничуть не устраивает, особенно первое. Как бы себя не сглазить, но теперь, когда нас знают, нас приглашают танцевать; это ужасно, ни минуты отдыха, мы возвращаемся с бала в дырявых туфлях, чего в прошлом году совсем не бывало. Нет ничего ужаснее, чем первая зима в Петербурге, но вторая совсем другое дело. Теперь, когда мы уже заняли свое место, никто не осмеливается наступать нам на ноги, а самые гордые дамы, которые в прошлом году едва отвечали нам на поклон, теперь здороваются с нами первые, что также влияет на наших кавалеров. Лишь бы все шло как сейчас, и мы будем довольны, потому что годы испытания здесь длятся не одну зиму, а мы уже сейчас чувствуем себя совершенно свободно в самом начале второй зимы, слава Богу, и я тебе признаюсь, что если мне случается увидеть во сне, что я уезжаю из Петербурга, я просыпаюсь вся в слезах и чувствую себя такой счастливой, видя, что это только сон.

У меня к тебе очень большая просьба. Прежде всего должна тебе сказать, что я была серьезно больна и сейчас еще болею, но благодаря Спасскому мне, слава Богу, много лучше, он быстро вылечил меня, а болезнь могла перейти в хроническую. Мне хотелось бы поэтому, дорогой Дмитрий, отблагодарить его за лечение. Кроме того, он и Сашу несколько раз пользовал, а также наших людей бесплатно, так что ты понимаешь, что это очень большая любезность с его стороны. Недавно он меня просил выписать ему пару лошадей, чтоб ходили во всякую упряжь, не моложе 5 лет и не старее 7, и хочет за них дать 500 рублей, только чтоб они были весной. Не можешь ли ты купить таких лошадей в Яропольце, где они, кажется, гораздо дешевле и, говорят, славятся как хорошие. Право, ты нам доставил бы большое удовольствие, если бы мы могли ему их подарить от твоего имени за все его заботы в отношении нас. В самом деле я чувствую, что я ему очень обязана, и однако не знаю, как отблагодарить его за свое лечение.

Пришли нам, пожалуйста, запас варенья.

ПИСЬМО 25-е

АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВНА ГОНЧАРОВА

1 декабря 1835 г. Петербург

Я начну свое письмо, дражайший и почтенный братец Дмитрий, с того, что ты непроходимо глуп. Разве же я тебе не говорила, какова сумма долга этому сумасшедшему Семенову? Теперь я уже не помню, а так как я его больше не видела с тех пор, то и не могу его спросить. Потрудись посмотреть несколько предыдущих писем, ты там найдешь все что нужно. К тому же это было бы неплохо, письма очень поучительные и интересные, и это заставит тебя провести несколько очень приятных минут. Насколько я помню, там часто идет речь о некоем господине Носове, благовоспитанном молодом человеке редких достоинств, красивом и любезном, в общем о щеголе с Васильевского острова. Не знаю, знаешь ли ты его, но я тебе очень бы посоветовала, когда ты здесь будешь, посещать его как можно чаще. У меня даже была просьба к тебе в отношении этого интересного молодого человека. Я хотела тебя просить дать мне к нему рекомендательное письмо. Вот уже 1 декабря, и я была бы не против возобновить знакомство, потому что, по правде говоря, у нас с ним были некие интимные отношения, которые я не хотела бы порывать окончательно. Итак, ради Бога, дорогой братец, постарайся, так как иначе мы снова начнем жаловаться на нищету.

Что сказать тебе интересного? Жизнь наша идет своим чередом. Мы довольно часто танцуем, катаемся верхом у Бистрома каждую среду, а послезавтра у нас будет большая карусель [конные состязания]: молодые люди самые модные и молодые особы самые красивые и самые очаровательные. Хочешь знать кто это? Я тебе их назову. Начнем с дам, это вежливее. Прежде всего, твои две прекрасные сестрицы или две сестрицы-красавицы, потому что третья... кое-как ковыляет (Н.Н.Пушкина была беременна); затем Мари Вяземская и Софи Карамзина; кавалеры: Валуев — примерный молодой человек, Дантес – кавалергард, А. Голицын – артиллерист, А. Карамзин – артиллерист; это будет просто красота. Не подумай, что я из-за этого очень счастлива, я смеюсь сквозь слезы. Правда.

(Конца письма нет)

ПИСЬМО 26-е

АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВНА ГОНЧАРОВА

15 декабря 1835 г. Петербург

Я прошу у тебя одолжения, дорогой Дмитрий, умоляю тебя об этом на коленях. Ты знаешь, конечно, что я беру уроки фортепиано, не упрекай меня в этом, это единственная вещь, которая меня занимает и развлекает. Только готовя уроки, я забываю немного свои горести; это помогает мне рассеяться и отвлекает от моих черных мыслей. Вот почему я решила обратиться к тебе с просьбой, иначе я никогда бы не позволила себе этого. Часто даже я склоняюсь к тому, чтобы отказаться от уроков, но как только я об этом подумаю, мне делается просто страшно, потому что тогда у меня больше не будет возможности найти помощь в самой себе. Итак, не откажи мне в моей просьбе. Так как мое содержание не позволяет мне покрыть этот расход, я была вынуждена вчера прибегнуть к помощи Юрьева и заняла у него 300 рублей; я взяла эту сумму только на один месяц, в надежде, что ты приедешь в январе, как ты нам говорил. Если случайно ты задержишься из-за своих дел и не сможешь приехать к этому сроку, умоляю тебя, разреши мне взять эту сумму у Носова и пришли мне соответствующее письмо к нему. Заемное письмо Юрьева только до 16 числа, поэтому, если ты мне не откажешь в этой просьбе, поскорее вели мне выдать эти 300 рублей. Ради Бога, дорогой братец, я рассчитываю на твою дружбу. Если бы ты захотел завершить свое благодеяние, назначь мне 720 рублей в год на мои уроки музыки. Они не стоят дороже, и я была бы спокойна.

Я посылаю тебе это письмо в Москву и на всякий случай такое же на Завод, так как я не знаю, где ты находишься. Прощай, дорогой друг, я спешу послать письма, поэтому могу только успеть нежно поцеловать тебя и Ваню.

ПИСЬМО 27-е

ЕКАТЕРИНА НИКОЛАЕВНА ГОНЧАРОВА

27 марта 1836. (Петербург)

Поздравляю вас всех троих дорогих братьев с праздником Пасхи, всем троим говорю Христос воскресе и желаю счастья и благополучия. Что вы поделываете, мои красавцы мужчины? Вот уже сколько времени ни один из вас не подает признаков жизни. Приехал ли Ваня, жив и здоров и где он сейчас находится? Как дела с ремонтом (закупка новых лошадей для полка)?

После твоего отъезда, дорогой Ваничка, мы видели твоего бывшего друга Муравьева, который нам на тебя жаловался, особенно Саше; он ее отвел в сторону, чтобы посетовать на твое поведение, которое он находит недостойным. Он говорит даже, что ты его чрезвычайно скомпрометировал твоими театральными связями.

А ты, мой живой портрет (как ты себя называешь из чрезмерного себялюбия), что ты поделываешь? Как идут твои дела? Не приедешь ли ты нас повидать хотя бы летом, так как вот уже более года мы не любовались дорогими чертами твоего ангельского лица. Ты нас совершенно забываешь, дражайший друг. Уже за два месяца ты нам задолжал наше жалованье. Вот наступили праздники, а у нас ни гроша в кармане, нечем разговеться. Нева прошла 22 числа, так что теперь в минуту глубокого отчаяния, после визита какого-нибудь любезного кредитора, ничего не будет удивительного, если мы пойдем к реке топиться, и тогда прощайте, мои любимые, не станет двух прелестных созданий в вашей семье. Что тогда будет с тобой, мой дорогой Митуш, ты застрелишься, не правда ли? Браво! Так должен поступить хороший брат, прекрасная драма, достойная девятнадцатого века. Но шутки в сторону, однако, клянусь тебе, с твоей стороны было бы настоящим благодеянием, если бы ты заплатил до мая за те два месяца, что ты нам задолжал, мы в последней крайности, к Пасхе мы даже не смогли себе сделать самого дешевого простенького платья. Ради Бога, если можно, дай распоряжение Носову…

Прошу тебя, дорогой Дмитрий, пришли мне мою лошадь, потому что, когда я подсчитала, я увидела, что лучше мне иметь мою Любку, чем нанимать каждый раз лошадь, это будет стоить гораздо дороже. Что касается сестер, то они, кажется, хотят купить здесь, продаются очень дешево лошади, и кто-то уже обещал нам достать. Я послала бы Тропа, но это лишние расходы, и я думаю, будет лучше, если ты мне пришлешь лошадь с каким-нибудь верным человеком с Завода; пожалуйста, сделай так, чтобы он был здесь в начале мая. Спасский требует лошадей, которых ты был так добр обещать ему в уплату за наше лечение.

Любезный Серж, что ты поделываешь, ты по-прежнему так же красив? Говорят, что твой взгляд так обольстителен, что ни одна женщина не может его выдержать, и несчастная, на которой он останавливается, становится прекрасной от любви. Как твое здоровье? Пиши нам хоть иногда, сообщай о себе.

Свекровь Таши в агонии, вчера у нее были предсмертные хрипы, врачи говорят, что она не доживет до воскресенья.

Прощайте, мои дорогие друзья, целую вас всех троих миллион раз.

ПИСЬМО 28-е

АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВНА ГОНЧАРОВА

Апрель 1836 г. Петербург

Сколько дней прошло в намерении тебе написать, дорогой Дмитрий, и до сегодняшнего дня я не смогла этого сделать.

Ну вот, теперь я принимаюсь за письмо. Прежде всего хочу исполнить поручение Таши, которая просит передать, что она так давно тебе не писала, что у нее не хватает духу взяться за перо, так как у нее есть к тебе просьба, и она не хочет, чтобы ты подумал, что она пишет только из-за этого.

Поэтому она откладывает это удовольствие и поручила мне просить тебя прислать ей 200 рублей к 1 мая, так как день рождения ее мужа приближается и было бы деликатнее, если бы она сделала ему подарок на свои деньги. Не имея же никакой возможности достать их в другом месте, она обращается к тебе и умоляет не отказать ей. В обмен же вам пошлет Пушкина журнал, который вышел на днях.

Катя напоминает тебе о Любушке, которую она просит ей прислать, и наши седла, прошу тебя, не задержи нам их отправить с муштуками и проч. Не смотри, что они стары, мы все починим. Мы наняли дачу на Каменном Острове очень красивую и надеемся там делать много прогулок верхом, завижусь и я кой-какой лошадью; есть очень недорогие из забракованных полковых и довольно хорошие. Досадно мне, что Ласточка изменила, впрочем, грех, я думаю, несколько и на тебе лежит, после меня ей, верно, доставалось...

Что делает Сережа, где пребывает; надобно мне и до него добраться. Он уже надел фрак, следует ли он старинной калужской моде: коричневый фрак и золотые пуговицы? Где Ваня? Путешествует ли он? Все что я знаю, это что он очень ленив, с отъезда – ни слова. Я тебя еще не поздравляю с 1 мая(день рождения Д.Н.), так как я рассчитываю обязательно тебе написать.

У меня ничего нового и интересного, чтобы тебе сообщить, поэтому я заканчиваю; прощай, дорогой брат, не забудь о нас, Бога ради, к первому числу; это излишняя предосторожность с моей стороны напоминать об этом, я уверена, ты сам об этом подумаешь. Нам очень нужны деньги, так как о дне рождения Пушкина тоже надо хорошенько подумать. Прощай еще раз, дорогой Дмитрий, я нежно целую тебя, не забывай нас. Целую братьев и Августа, если хочет.

ПИСЬМО 29-е

АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВНА ГОНЧАРОВА

Апрель 1836 г. Петербург

Как выразить тебе, дорогой брат Дмитрий, мою признательность за ту поспешность, с которой ты прислал нам деньги. Мы получили сполна всю сумму, указанную тобою, а милый господин Носов был так любезен, что выдал нам ее без всяких затруднений.

Я должна была бы начать письмо с того, чтобы поздравить вас с праздником, но я забыла и спешу сделать это сейчас. Примите же все трое мои поздравления и поверьте искренности моих пожеланий вам полного благополучия. Что же сказать тебе особенно интересного? Ах, вот новость, которая должна тебя заинтересовать. Одна из твоих красавиц ускользает от тебя, одна из тех по крайней мере, на которую ты имел какие-то виды. Маленькая Голынская (родственница Гончаровых) выходит замуж за Икскюль. Не знаю, хорошую ли партию она делает, но все, что о нем говорят, не особенно благоприятно. И будет очень жаль, если она когда-нибудь раскается в этом, так как она кажется очень доброй и милой, хотя, однако, не так красива, как ее сестра. И потом еще новость в отношении ее сестры Ольги, которая, как говорят, выходит замуж за Бальзака(А.Н. ошибочно указала фамилию жениха). Как видишь, мы совсем олитературимся. Что ты поделываешь сейчас? Не предполагаешь ли совершить небольшое путешествие сюда, это было бы очень мило с твоей стороны. Раз уж я сообщаю тебе новости, вот еще одна, но в другом роде. Свекровь Таши умерла на Пасхе; давно уже она хворала, эта болезнь началась у нее много лет назад.

И вот сестра в трауре; но нас это не коснется, мы выезжаем с княгиней Вяземской и завтра едем на большой бал к Воронцовым.

Если ты случайно имеешь намерение послать Кате лошадь, как она тебя просила, не будешь ли ты так милостив заменить мне мою бедную Ласточку, которая, как говорят, совсем никуда не годится. Я могла бы купить себе лошадь здесь, есть по 150 и 200 рублей очень красивые, но всё деньги; даровая дешевле. Прощай, нежно целую тебя, а также моих ленивых братцев, которым я рассчитываю написать на днях.

Приписка на отдельном листочке

Пришли нам, дорогой Дмитрий, три дамских седла, уздечки и все, что нужно для трех лошадей. Мы их отдадим переделать заново, и так нам будет стоить дешевле, чем купить. Сделай это, пожалуйста, даже если ты не пришлешь нам лошадей. Но не задержи.

ПИСЬМО 30-е

ЕКАТЕРИНА НИКОЛАЕВНА ГОНЧАРОВА

25 июня 1836 г. (Каменный Острое)

Так как мне решительно нечего делать сегодня утром, дорогой Дмитрий, пожалуй, я поболтаю с моим шалопаем братцем, который все же мог бы за месяц, что он вдали от нас, подать признаки жизни, фи свинтус! фи неблагодарный, фи невоспитанный! После того доброго отношения, которое ему высказывали во время его пребывания в Петербурге – и не написать ни словечка; это самое меньшее, что ты должен был сделать, я полагаю, в отношении твоих сестер, которые были так великодушны, что забрали у тебя денег столько, сколько смогли. Я надеюсь, что твое путешествие было вполне благополучным. Рассчитываешь ли ты скоро вернуться в наши края? Приведет ли тебя к нам опять дело Усачева? Я видела на днях Жуковского, он мне сказал по поводу опеки, что Дашков ему обещал благополучный исход этого дела, хотя сказал, что это противозаконно. Я уплатила те два долга, что ты мне поручил заплатить, и получила от Петелина (по-видимому, один из заимодавцев Д.Н.) расписку, посылаю ее тебе. Вот, я думаю, и все твои поручения выполнены, хорошо ли я все сделала, мой повелитель, будь настолько благовоспитан и попробуй не ответить мне, толстяк.

Ну как, все ли ты нашел в порядке на Заводе, твои дела, бумага, контора и твои любовницы ?

Мы получили от Носова все деньги, что нам причитались, хотя он немного поломался, утверждая, что ты ему велел эти деньги отослать в деревню. Пришли нам, пожалуйста, дорогой Дмитрий, письмо для получения денег 1 августа; я тебя прошу об этом за месяц раньше, потому что ты всегда запаздываешь, наши лошади будут голодать, а это их не устраивает. Любка чудо как послушна, она ходит превосходно, все находят ее очаровательной. Я чрезвычайно довольна Тропом, он действительно превосходный берейтор, моя лошадь стала совершенно неузнаваемой. Ты помнишь, какой у нее был тяжелый ход раньше. Так вот, теперь я делаю с ней решительно все, что хочу, и моя рука, которая всегда опухала после верховых прогулок, теперь не чувствует ни малейшего утомления. Ласточка поправилась, и Саша уже несколько раз на ней ездила и ею, пожалуй, довольна.