Текст книги "Повесть о дружных"
Автор книги: Ирина Карнаухова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
И тут на помощь пришла Манька.
– Тихо! – крикнула она, покрывая разноголосый рев.– Сейчас представление показывать буду!
И показала!
Она скакала, прыгала, вертелась колесом. Она мяукала, кукарекала, прыгала, как лягушка, пела песни.
Таня смотрела на нее с невольным восхищением. Вот так Манька!
А ребята забыли о своих горестях и весело смеялись.
Вот и ночь пала на землю. За окном темно и сумрачно. Глухо гудят деревья; снова сеет мелкий серый дождь.
Ребята спят, почмокивая во сне. Нюра с круглой Тонькой ушли домой.
Тетя Дуня вернулась с поля, не раздеваясь, рухнула на лавку и заснула крепким сном. Манька устроилась на полу около ребят.
– Маня,– шепчет Таня,– ты не поспи еще немножечко, я пойду Лену проведаю.
– Иди,– говорит Манька и уже засыпает.
– Манька, ты не спи, надо, чтоб был дежурный,– тормошит ее Таня.
– Я не сплю,– и Манька громко всхрапывает.
Таня взглядывает на мирно спящих ребят, на тетю Дуню, машет рукой и бежит в правление колхоза. Там на полу, на лавках, на столах спят люди. Сторожиха на корточках раздувает круглую печурку. То и дело задремывает, вздрагивает, просыпается, снова дует, снова дремлет... Люди спят крепким сном. Тяжелый выдался сегодня денек!
При свете коптилки Лена и Иван Евдокимович, Марушка, инженер и Марья Дмитриевна щелкают на счетах, подсчитывая, что сделано за день, что надо сделать завтра.
Таня подходит к сестре, но Лена так занята и так устала, что не замечает Таню. Девочка тихонько целует сестру в щеку и идет на свой пост.
* * *
Прошло и воскресенье.
Половина картофельных полей была убрана.
Вечером уезжали городские. Уже зашумели машины, уже забросили в них мешки с картошкой – подарок колхоза, уже погрузили лопаты, а люди не хотели расставаться.
– Так вы, Георгий Георгиевич, летом к нам непременно приезжайте,говорит Власьевна.– У нас летом куда как хорошо!
– Обязательно, обязательно, Афанасия Власьевна. Если будет отпуск, приеду.
Иван Евдокимович благодарит уезжающих, жалеет, что мало побыли.
– Ну, конечно, сам понимаю, на заводе тоже дело ждать не может.
Девочки стоят на крыльце тети Дуниной избы, окруженные своими питомцами. И каждая мать, подходя за своим, говорит сердечно:
– Спасибо вам, девочки!
И вот уж затарахтели машины, зашуршали колеса, и скрылись вдали друзья из города.
В деревне вдруг стало тихо-тихо, женщины вздохнули неслышно и снова взялись за лопаты.
Долгожданные вести
Петр Тихонович настоящий волшебник! Вчера он сказал пригорюнившейся Леночке: "Не грустите, Лена Павловна, завтра обязательно письмо вам привезу". И вот оно лежит на столе, долгожданное, родное письмо от папы. Таня не хочет вскрывать его без Леночки – она должна сейчас прийти.
Таня вертит треугольничек в руках и жадно рассматривает его. Много дорог прошло письмецо, во многих побывало руках, вот и кончики погнулись, и пятнышки появились на белой бумаге. Может быть, военный почтальон пробирался с ним под пулями через луга и леса, полз по минным полям, переплывал бурные реки...
А папа писал его, верно, в танке – вон масляное пятнышко село на оборотную сторону... И думал о своих девочках...
Леночка, не раздеваясь, села на кровать и вскрыла письмо. Конечно, папа не мог писать, а теперь он будет писать чаще.
"...Но не бойтесь, если будет опять перерыв в письмах. Сейчас мы так стремительно идем вперед, что и почте порой трудно за нами угнаться. Мы идем с боями по чужой земле, освобождаем от фашистов города и села, и трудовой народ встречает нас, как родных, как защитников, как надежду.
Вчера враги, отступая, взорвали мост, и местные крестьяне сами вышли из ближайших сел и стали наводить переправу. Три часа работали они в ледяной воде и все сделали к приходу наших войск.
Девочки мои дорогие, вы должны гордиться, что наша армия, наш народ встал на защиту всех порабощенных, неся им счастье и свободу. Мне никогда не забыть, как засыпали наши танки цветами, как поднимали детей на руках. Расскажите об этом всем друзьям, дочурки, пусть все радуются и гордятся..."
Многое еще писал папа, и Лена вечером понесла его письмо в школу и в правление колхоза, и читала выдержки из него и Власьевне, и тете Дуне, и дяде Егору. Долго говорили о нем на деревне. И все как будто выросли на голову. А Таня поняла, что Советская Армия не только защищает свою Родину, но и весь мир.
На другой день пришло письмо и от Андрея.
Но тут вышла неприятность.
Таня так хотела обрадовать Лену, что помчалась с письмом в учительскую. Она даже не постучалась, с маху распахнула дверь и остановилась на пороге, потная и взъерошенная.
– Лена! – крикнула она.– Леночка!
А в учительской шло заседание.
Марья Дмитриевна, Лена, Галина Владимировна обернулись к ней.
– Богданова,– сказала Марья Дмитриевна строго,– что за крик? Почему ты врываешься в учительскую? Почему ты не постучала?
Таня сразу потухла.
– Вот... письмо...– пробормотала она, бросила письмо на стол и выскочила за дверь. Слезы текли у нее по щекам, и она машинально размазывала их рукой, на которой висела школьная сумка.
И, как всегда в тяжелую минуту, около нее очутилась Нюра. Откуда-то появилась и Манька.
Захлебываясь и запинаясь, Таня рассказала им, в чем дело.
– Оборвать цветы! – сказала Манька.
– Что?
– Оборву директорше все цветы! Залезу в комнату и оборву, раз она такая!
– Да брось ты, Манька, чепушить! – строго сказала Нюра.– Чижик сама виновата: ну кто так в учительскую врывается?! Ведь даже не постучала?
– Не постучала,– виновато всхлипнула Таня.
– Ну вот, видишь! Перестань плакать, Чижик, сейчас Лена Павловна выйдет... Занята, верно, очень.
– А я погляжу, что она там делает,– и Манька прильнула глазом к замочной скважине.
– Сидят,– сказала она громким шепотом,– заседают.
– А письмо?
– Письмо на столе лежит, нераспечатанное...
– Да-а,– протянула Нюра,– верно, Елена Павловне уйти никак...
Таня вытерла слезы.
– А всё-таки она меня не любит, а, Нюра?
– Чепуху ты говоришь, Чижик, она просто строгая и порядок любит.
– А почему она меня по имени никогда не зовет? Никогда "Таня" не скажет?
Нюра задумчиво кивает головой:
– Это, знаете, девочки, неспроста. Тут какая-нибудь тайна.
– Ну какая тут тайна! Тайны бывают только у красавиц! – говорит Манька, сомнительно покачивая головой.
В это время из учительской, наконец, вышла Лена.
– Чижик,– сказала она взволнованно,– идем к Власьевне.
У Власьевны тикают ходики, курица дремлет под печкой, герани цветут на окне.
А Леночка врывается к ней, как вихрь, и, потрясая письмом, кричит:
– Власьевна! Дорогая! Милая! Они там вместе, оба вместе!
Власьевна бледнеет, поднимается со стула и роняет вязанье.
– Кто?
– Андрей и ваш Митенька! Вот, вот, читайте!
"Как сходятся судьбы людей! Твое письмо принес мне старшина Лагутин, чудесный, между прочим, парень. Он посмотрел на обратный адрес и сказал: "А письмо-то вам из моей деревни". А потом и выяснилось, что он родной сын суровой твоей Власьевны..."
При слове "суровой" Таня испуганно косится на Власьевну,– обиделась? Но Власьевне не до того.
– Милая ты моя, красавица,– говорит она, обнимая Лену,– как хорошо! Хорошо-то как! Друг за другом они присмотрят, друг другу помогут,– глядишь, и вернутся живые, здоровые, нам на радость!
Крепко обнявшись, Власьевна и Леночка смотрят в окно, туда, на запад, где сын, и Андрей, и папа.
Миша появился
Когда Таня на другой день подошла к школе, она увидела, что младшие ребята толпились у крыльца. Ни один из них почему-то не поднимался по ступенькам. Они переминались с ноги на ногу, смотрели в сторону.
Учителей еще не было. На крыльце, небрежно прислонившись плечом к входной двери, стоял высокий, широкоплечий мальчик, широко расставив ноги в больших сапогах. Через плечо у него висела сумка от противогаза, набитая книгами. Руки засунуты в карманы, волосы, откинутые назад, открывали высокий чистый лоб. Лицо его не было ни угрюмо, ни сердито, наоборот, он смотрел в пространство с добродушно-презрительной улыбкой, как будто не замечая толпившихся ребят.
Но по тому, как плотно прижался он к двери, как широко расставил ноги, было видно, что он не собирается сдвинуться с места и пропустить кого-нибудь в школу.
– Кто это? – спросила Таня шепотом.
– Миша Теплых. В школу не пускает.
– Как это не пускает! – Таня сразу вскипела. Она взбежала по ступеням, подошла к Мише.– Ну-ка, пропусти!
Миша скользнул по ней небрежным взглядом и отвернулся.
– Пропусти, тебе говорят! – Таня двинулась на него, взъерошенная и злая. Миша отмахнулся рукой, как будто отгоняя назойливого комара, и плотнее прижался плечом к двери.
Тогда Таня, полная справедливого гнева, ухватила мальчика за пояс обеими руками. Миша удивленно поднял брови, лениво толкнул Таню. Он только слегка повел рукой, но Таня отлетела от мальчика и чуть не упала на землю. А Миша даже не повернулся.
Таня беспомощно оглянулась,– никого из звена дружных еще не было. Ну что ж, значит, придется одной принимать бой!
Но в это время показалась Лена. В одной руке она несла большой глобус, а в другой – высокую пачку ученических тетрадок, прижимая ее к груди и слегка придерживая подбородком. Таня видела, как Лена чуть задержала шаг, подходя к ребятам, и, видимо, сразу всё поняла.
"Что-то сейчас будет?" – подумала Таня со страхом.
Лена подошла к ребятам. Те расступились перед ней, с любопытством и интересом следя за ней глазами.
Лена быстро поднялась по ступенькам и спокойно, будто ничего не замечая, сказала:
– А-а, Миша! Ну-ка, открой мне двери!
На мгновение удивление мелькнуло в Мишиных глазах. Потом он отступил и распахнул дверь.
– Возьми-ка глобус,– сказала Лена,– мне тяжело.
Миша взял у нее глобус и вразвалку, не спеша, пошел в класс.
Лена повернула в учительскую, ребята хлынули в школу.
Когда Таня вошла в класс, Миша сидел за ее партой. Он сидел развалясь, разложив руки по спинке скамейки, колени его подпирали крышку парты. Для Тани он оставил совсем мало места. Таня кое-как протиснулась и сложила книги. В это время прозвенел звонок.
Писали грамматические упражнения, и, пока ребята дружно скрипели перьями, а Лена ходила между рядами, Миша медленно, но настойчиво оттеснял Таню к краю парты. Вот уже одна половинка тетради свесилась у Тани, вот уже левая нога ее в проходе.
Таня сначала пыталась сопротивляться, потом она с трудом сдерживала слезы, но молчала, не желая мешать Лене вести урок. Еще минута,– и она упадет. Но в это время Елена Павловна, проходя мимо Миши, заглянула к нему в тетрадку.
– Ты хорошо пишешь, Миша, только не делай такой нажим. Вот тут и тут,она показала пальцем,– у тебя получилось грязно. Да и подвинься, пожалуйста, немного. Если ты сядешь правильнее, у тебя почерк будет совсем красивый.– И твердым движением Елена Павловна подвинула Мишу на его место.
В перемену Нюра Валова подошла к Мише.
– Миша, ты опять начинаешь? Опять хочешь мешать всему классу? Нам интересно, и мы не дадим тебе мешать.
– А ну, отойди,– сказал Миша лениво, но глаза его сузились.
На арифметике попалась очень трудная задача. Ребята работали сосредоточенно: кто вздыхал, кто чесал за ухом, кто шепотом считал что-то. У Вали Веселовой на тетрадку капали слезы. А язык Тани так и двигался из одного уголка рта в другой.
Когда Таня оторвалась на минутку от тетрадки, она увидела, что Миша сидит, сложив руки. Закрытая тетрадка лежала перед ним, он лениво поглядывал по сторонам.
"Ну и ну",– подумала Таня и снова погрузилась в задачу. Елена Павловна поглядела на Мишу.
– Почему ты не работаешь, Теплых?
– Так,– буркнул Миша не вставая.
– Тебе что-нибудь непонятно?
– Нет,– небрежно бросил Миша; и нельзя было понять, что означает это "нет".
Елена Павловна подошла к нему.
– Ну, давай я тебе объясню.
– Не надо,– снисходительно сказал Миша.
Лена, чуть сдвинув брови, открыла его тетрадь.
– Да ты уже всё давно решил! И так чисто, аккуратно! Вот молодец! Что же ты сразу не сказал? Ты другой раз не стесняйся и не бойся, говори прямо.
Миша весь вдруг покраснел, как рак.
"Наверно, обиделся, что Лена сказала "не бойся",– подумала Таня,– ишь, даже сжал кулаки!"
Но Елена Павловна сказала весело и дружелюбно:
– Вот я тебе сейчас поставлю в журнал пятерку. Хорошее начало! Приятно ведь в первый же день заработать пятерку по арифметике.
Миша буркнул что-то вроде "всё равно", но гордая улыбка тронула его губы.
На большой переменке, когда ребята шумно обсуждали все события, Миша безучастно слонялся по школьному двору, потом подошел к малышам.
– Ну, горох, чего приуныли? Давайте в гуси-лебеди играть, вот я буду волк,– и он, рыча, двинулся на мелкоту. Ребята с веселым визгом бросились врассыпную, а Миша вдруг заметил, что Таня наблюдает за ним, и зашагал в класс.
Лена принесла в класс карту, повесила ее на доску и стала объяснять ребятам, как на карте обозначаются горы, реки, моря, долины. Ребята слушали с интересом, всматривались, вытягивали шеи, задние вставали на ноги.
Лена называла ребятам моря, омывающие нашу Родину. Миша, скрестив руки на груди, небрежно смотрел на ребят.
– Ты меня не слушаешь, Теплых! – строго заметила Лена.
– А я это всё знаю,– буркнул Миша.
– Знаешь? Откуда?
– Он знает! – крикнул Алеша.– Он моряком хочет быть!
– У него уже бескозырка есть!
– Он в морское училище пойдет!
– Ну, заболтали! – заворчал Миша.
– Тише, ребята! Вы мне всё расскажете после урока. А ты, Миша, тем более должен быть внимательным.
– А я и так знаю...
– Сейчас я вам расскажу о великих мореплавателях.
И Лена стала рассказывать о великих русских землепроходцах: о Дежневе, о Беринге, о Лаптеве и о трагической судьбе Седова.
Ребята слушали, не спуская глаз с указки, которая двигалась по морям-океанам.
Таня покосилась на Мишу.
Теперь и он вытянулся на парте, следил за Еленой Павловной, и глаза у него горели, и уши пылали.
"Хорошо рассказывает Лена,– подумала Таня,– вот молодец!"
После урока Миша подошел к Лене и спросил, глядя в сторону:
– Вам отнести глобус?
Корабль Магеллана
На другой день Тане сразу пришлось горько. Не успела она, по примеру других ребят, разложить на парте газету, как Миша взял газету и перетащил на свою сторону.
– Это ты что?
– А то,– Миша навалился на газету обоими локтями.
– Это моя газета, отдай сейчас же!
– Ну-ну,– тянул Миша лениво,– не подвертывайся,– могу нечаянно задеть.
Таня дернула газету в свою сторону. Миша нажал на нее плотнее, и клочки бумаги остались у Тани в руках.
В это время вошла Лена, начался урок.
Когда, после объяснения, Лена сказала: "Выньте тетради", Миша покосился на Таню и насмешливо улыбнулся.
Елена Павловна прошла по рядам.
– Таня, ты что, забыла сегодня газету? Я тебе дам другую, но постарайся не забывать. А у тебя, Миша, что это за рвань на парте? Надо быть аккуратнее. Таня, дай ему половину своей.
И Таня, негодующе глядя на Мишу, аккуратно оторвала половину газеты и отдала ее мальчику.
Но Миша не выглядел торжествующим.
На втором уроке, пока Елена Павловна объясняла грамматику и писала на доске примеры, Миша вытащил чурочку и острый ножичек и принялся что-то строгать. В тишине класса настойчиво раздавался скрип ножа.
– Перестань,– несколько раз сказала ему Таня. Но он только досадливо повел плечом и продолжал свое. Ребята стали оглядываться на него, но Лена строго постучала по столу карандашом, и все снова обернулись к доске. Визг ножа и шуршание стружки возобновились с новой силой.
– Теплых,– сказала Елена Павловна строго,– перестань шуметь и слушай урок.
Миша замер на минутку, а потом снова принялся за свое.
Учительница перестала объяснять.
– Выйди из класса, Миша Теплых, ты мешаешь всем ребятам.
Миша не шевельнулся.
Таня с ужасом смотрела на него.
"Что же это,– думала она с тоской,– что же это он делает? Бедная Леночка, ну как она с ним справится? Он такой большой и сильный, Леночка растеряется".
Но Елена Павловна подошла к Мише.
– Ты слышал, что я тебе сказала?
– Не пойду,– буркнул Миша сидя.
Таня быстро взглянула на сестру и испугалась: такой она никогда ее не видела. Леночка побледнела, но лицо у нее было спокойное, а глаза стальные и холодные. И она сказала негромким, но властным, "железным" голосом, как иногда говорил папа:
– Встань!
Миша взглянул на нее исподлобья и встал.
– Выйди из класса!
Миша мгновение поколебался.
В классе настойчиво зашептали:
– Выйди. Выходи! Выходи, тебе говорят!
– Мишка,– грозно окликнул Саша,– ты же пионер!..
Лена сказала спокойно и холодно:
– Я жду.
Миша опустил голову и вышел.
Вздох облегчения пронесся по классу.
– Продолжаем урок,– сказала Лена спокойно.
На перемене Саша подошел к Мише и сказал:
– Ну, Мишка, дерись не дерись, а я тебе скажу, что ты вредный! И мы Лену Павловну задирать не позволим!
Миша шагнул из-за парты.
– Это ты не позволишь?
– Да, и я! – крикнула Нюра.
– И я! И я!
Миша стоял, большой, на голову выше всех окружающих его ребят, и лицо его медленно краснело. Но ребята сгрудились вокруг него, плотно прижавшись плечом к плечу, и смотрели на него без боязни и с негодованием.
– Ах так! – Миша подался вперед.
Но тут крохотная Женя Веселова, хрупкая и худенькая, не достававшая Мише до плеча, сжав цыплячьи кулачки, шагнула к мальчику.
– И я не позволю! – крикнула она тоненьким голоском, прерывающимся от волнения. И это не было смешно: за девочкой твердой стеной стоял весь класс, пионеры-друзья, товарищи... И Миша вдруг обмяк, разжал кулаки и, бросив: "У ты, вещество!", сел за парту.
Ничего особенного будто не произошло, но ребята были радостно возбуждены.
На уроке географии Елена Павловна вызвала Мишу. Он покопался в парте и вышел, зажимая что-то в кулаке. Он взял указку, повернулся спиной к классу и что-то делал несколько мгновений. Потом он подошел к карте, рассказал сначала все, что надо, а потом перешел к путешествию Магеллана.
"В 1519 году Магеллан отправился в путь. Он вышел из гавани на рассвете..."
Миша поднял указку и прикоснулся ею к карте, и все увидели на конце указки прикрепленный крохотный кораблик. С мачтами, с парусами, с деревянной фигуркой на носу,– настоящий корабль Магеллана.
Уверенно заскользил кораблик по синим волнам, через проливы, моря и океаны, и ребятам казалось, что они видят, как настоящий корабль борется с бурей возле Огненной Земли.
– Молодец,– сказала Елена Павловна,– молодец, Миша! И с кораблем ты хорошо придумал: только делать это нужно дома, не мешать себе и другим в классе и не разводить в школе грязь. За ответ я ставлю тебе пятерку. Но в перемену убери сор и подмети класс.
В перемену Миша не вышел из класса. Ребята думали, что он будет убирать сор, но из-за закрытых дверей вдруг послышались шум, грохот, пыхтенье. А когда после звонка открылась дверь, ребята увидели в классе нечто невообразимое: парты перемешались, сдвинулись, сгрудились, словно овцы во время бури. Прохода между ними не было. Учительский стол лежал на подоконнике, вытянув тонкие ножки, будто прося пощады, а посреди всего этого хаоса стоял пыльный, взъерошенный, потный Миша и силился один втянуть первую парту на вторую. Он повернулся на шум, и в глазах у него мелькнуло растерянное выражение.
– Теплых,– сказала Лена строго.– Что это такое?
– Я не успел...– пробормотал Миша.
– Что не успел?
Но Миша уже замолчал, и от него нельзя было добиться ни слова. Урок был сорван. Пока ребята кое-как забирались на свои места, пока успокоились, до конца осталось только двадцать минут.
После уроков Елена Павловна приказала Мише не уходить из школы и осталась с ним в классе. О чем они говорили там, неизвестно, но Лена пришла домой веселая.
– Знаешь, Чижик, зачем он все это затеял? – сказала она, обнимая девочку.
– Зачем?
– Ему просто мала ваша парта, и он хотел поменять ее на самую заднюю, самую большую – и не успел. Не так-то просто в узком классе вытащить самую заднюю парту, вот и получилась каша. Он не плохой мальчик,– продолжала Лена задумчиво,– но как мне все-таки трудно...
Как Лене было трудно
А Лене, и правда, было очень трудно. Ей часто не хватало сил, не хватало опыта, знаний, времени. Она вздыхала, нервничала, говорила Тане:
– Мало я знаю, Чижик, мало у меня опыта, вот я и мучаюсь.
Леночка приходила из школы с грудой тетрадок, каждый день проверяла то русский, то арифметику. Таня всегда с интересом смотрела, как мелькает красный карандаш в руках у сестры. Где букву зачеркнет, где вставит или напишет на полях красиво: "Пиши лучше".
– Что ты, Чижик, на меня смотришь? Занимайся своим делом.
Но Таня восхищается:
– Как это ты все знаешь! Где "о", а где "а", и даже где запятая!
Леночка смеется.
– Ну еще бы я этого не знала! Тогда меня совсем преподавать не пустили бы. Учитель должен знать все.
– Все? – спрашивает Таня.
– Да, все.
– Все на свете?
Проверит Леночка тетрадки и начинает готовиться к завтрашнему уроку. План пишет, в книгах роется. Все задачи решит. А потом расскажет Тане про завтрашний урок и велит:
– Ну, задавай вопросы.
А Таня не знает, какие вопросы задавать. Думает-думает, иногда выдумает что-нибудь. Тогда Леночка сердится.
– Ну что ты, Чижик! Такого глупого вопроса никто в классе не задаст.
– А вдруг Манька задаст?
– Чепуха!
– Ну, Женя задаст,– упрямится Таня,– она любит всякое спрашивать. Раз я задала,– значит, и она может.
Но тут Тане делается Лену жалко, и она задает совсем простой вопрос, как будто она первоклассница. И Леночка начинает ей объяснять и объяснять, а потом вдруг вскакивает и говорит:
– Постой, постой, я, кажется, что-то интересное придумала! Побегу спрошу Марью Дмитриевну, можно ли так на уроке сделать.
А вчера Леночка сидела-сидела, думала о чем-то, а потом и сказала тихо:
– Ох, боюсь...
Таня перепуганно посмотрела на темное окно, взглянула на крюке ли дверь.
– Кого ты боишься, Леночка? – спросила она шепотом.
– Не "кого", а боюсь, что не справлюсь. Понимаешь, сестренка, ведь нашим ребятам все придется делать: и восстанавливать, и строить, и новую жизнь налаживать, а кто их должен к этому подготовить? Я. Понимаешь, Чижик, какая это ответственность?
– Понимаю,– говорит Таня и с уважением смотрит на Лену,– ох, понимаю!
* * *
Однажды Леночка объясняла приставки. То ли у Тани голова болела, то ли в окно слишком назойливо лезло осеннее солнышко, только Таня ничего не поняла.
Посмотрела на Мишу,– Миша чертиков рисует. Посмотрела на Нюру,– Нюра с учительницы глаз не спускает, лицо такое напряженное, видимо, силится понять, а не получается.
Тут вошла Марья Дмитриевна. Она села на заднюю парту и все время что-то записывала.
Таня урока не слушала: она следила за карандашом Марьи Дмитриевны, и ей все время казалось, что Лена говорит что-нибудь не так.
"У, какая! – думала она про директоршу,– опять что-то записала, а потом ругать Лену будет!"
А у Лены урок не ладился. Спросила новый материал Алешу,– Алеша что-то путал. Спросила Нюру,– Нюра мямлила. А Петька просто встал столбом и молчал на все вопросы.
"Ой, что будет! – с тоской думала Таня.– Никто ничего не понял. А тут, как назло, Марья Дмитриевна!"
После уроков Леночку позвали к директорше.
У Тани совсем упало сердце.
Она пришла домой, растопила печурку, согрела щи... Потом печурка потухла, щи остыли. Таня снова разожгла печурку, снова закипели щи... Только вечером вернулась из школы сестра.
– Леночка, милая, она тебя ругала, да? Я так и знала!
– Нет, Чижик,– улыбнулась Лена,– она меня совсем не ругала, только разобрала мой урок и показала, почему ребята меня не поняли. И она меня научила; вот увидишь, завтра будет интересно. Право, она мне очень помогла.
– Ну,– сказала весело Таня,– если так, я ее щи тоже поставлю греться!
На другой день первый урок была грамматика. Лена вошла в класс в сопровождении Саши. Странные вещи принесли они с собой! Графин с водой, стаканы, мисочки, тряпку, промокашку, воронку.
Ребята с любопытством привставали, вытягивали шеи. Интересно, зачем это все...
– Знаете, ребята, что у меня в графине? – спросила Лена.
– Вода! – закричали ребята.– Вода!
А Манька, как всегда, озорно крикнула:
– Квас!
– Конечно, вода,– сказала Лена,– а воду можно...
– Лить, лить!
Леночка написала на доске крупными буквами: "лить".
– А теперь посмотрим, что я еще могу делать с водой.
Леночка взяла графин и налила стакан до половины.
– Налить! – закричали ребята.
И пошло на учительском столе веселое волшебство. Мелькали ловкие руки Лены, булькала вода, звякало стекло. Ребята поняли, в чем дело, выкрикивали приставки, и, подчиняясь этим маленьким частичкам, Лена делала с водой разные вещи: она могла налить стакан, слить из двух стаканов в один, перелить в третий, вылить в мисочку, разлить по столу. Вот какие хитрые эти маленькие частицы, меняющие смысл слова! Вчера еще ребята ничего не понимали, а сегодня они не отрывали глаз от учительницы, и все стало ясно и понятно.
Саша с гордостью посмотрел на Таню:
– Вот какая Лена Павловна! Вот как интересно все придумала! И все понятно стало!
Таня скромно промолчала, но, придя домой, тщательно полила все цветы Марьи Дмитриевны.
Как Таня не попала на молотьбу
Во вторник Лена сказала ребятам:
– После уроков не расходитесь, пойдем помогать на колхозный ток. Хлеб подсох, завтра начнут молотить. Будем досрочно сдавать хлеб государству. Нам надо все подготовить. Днем работать не придется: учебу прерывать нельзя, а после уроков будем помогать.
После уроков весь класс гурьбой двинулся к колхозному току. Двери амбара были широко открыты, там уже орудовали дядя Егор и Паша Кашина. Под разлапистой сосной на бревнышках устроились пять старушек. В ожидании работы шептались о чем-то, сокрушенно покачивая головами.
– Подмога прикатила,– сказала Паша басом,– ну что ж, давайте!
Она быстро распределила работу.
Мальчики занялись вытряхиванием и выбиванием мешков для зерна, Саша работал по-стахановски: он брал в каждую руку по мешку и выколачивал сразу по два о ствол березки. Летели во все стороны пыль, прошлогодняя полова, застрявшие в швах зерна; и сытые куры лениво клевали добычу. С березки, медленно кружась, опадали желтые листочки.
Петька, Алеша и другие мальчишки не отставали от Саши. И такое хлопанье неслось по деревне, будто на току, как в старину, работали десятки цепов.
Девочки брали выбитые мешки и тщательно осматривали их. Не должно было быть ни одной дырочки, чтобы не просыпались драгоценные зерна.
Обнаружив дырку, девочки несли мешки к старушкам, а те кривыми иголками быстро штопали дырки.
После этого Нюра Валова еще раз придирчиво осматривала мешки и складывала их аккуратными стопками.
Работали ребята дружно и весело. Обсуждали школьные дела, подсмеивались друг над другом, запевали песни.
Только Миша Теплых, засунув руки в карманы, бродил по току. Подошел к девочкам, небрежно ткнул в груду мешков ногой.
– Стараетесь по своему делу?
– Стараемся,– сразу вспыхнула Таня,– а ты лодырничаешь!
– Ну, ты потише!
– Чего потише! Таня права. Шел бы ребятам помогать.
А Манька уже пританцовывает перед Мишей:
Все ребята на току
Работают умело,
Один Мишка взад-вперед
Шляется без дела!
У Миши уже глаза сузились и кулаки сжались, Дал бы он Маньке, да в это время дядя Егор с подручными девушками выкатили из сарая молотилку. Миша отмахнулся от Маньки и побежал туда.
Вскоре он суетился больше всех, покрикивал на девушек, бегал в амбар, насвистывал; он, видимо, делал дело. Что-то подмазывал, стучал молотком, бренчал инструментами, залезал руками в какие-то непонятные и страшные для Тани зубья, колеса, шестеренки. Дядя Егор то и дело подзывал его: "Мишка, сделай то, сделай это".
И Миша исполнял все быстро и охотно.
Таня задумчиво посматривала на него.
– Видишь, Нюра, он какой: с нами ничего делать не хочет, а там хорошо работает.
– Задается! – фыркнула Манька.
– Полный мужик! – уважительно сказала Нюра.
Из колхозной конюшни повели в кузню лошадей. Миша и тут оказался нужен. Он брал под уздцы сразу по две лошади, важно покрикивал на них и нарочно проводил их близко около девочек.
– Поберегись! – говорил он лениво,– затопчу!
Девушки в конюшне подкладывали в ясли свежего сена, подсыпали овса. Лошадям предстоял далекий путь: они повезут зерно на районный ссыпной пункт.
Дотемна гомонили ребята на току.
Утром в школе заниматься было трудновато. В открытые форточки врывались в класс звуки напряженной, горячей работы. Стучал трактор, приводящий в движение молотилку, что-то лязгало, скрипело, звенело. В прозрачном осеннем воздухе звонко раздавались голоса, девичьи песни, окрики возчиков, скрип телег.
Головы ребят то и дело поворачивались к окошку. И никогда Елене Павловне не приходилось делать так много замечаний, никогда не казались труднее задачи, скучнее грамматические правила.
У Тани в тетради появилась клякса. Нюра два раза переделывала упражнение. Алеша тихонько вздыхал, а Миша томился и так вертелся, что скамейка жалобно скрипела под ним.
Наконец раздался долгожданный звонок. Ребята повскакали с мест, торопливо засовали в сумки тетради и книжки и шумным потоком бросились к дверям. Но Тане пришлось остаться.
– Ты, кажется, забыла, что ты сегодня дежурная? – строго сказала Лена.
И Таня, глотая слезы, мыла доску, подметала пол, вытирала парты.
А потом Лена позвала ее домой обедать и готовить уроки. На другой день Таня после уроков помчалась домой, чтобы занести книжки. Не снимая пальтишка, стоя, она запихивала в рот холодную картошку, поглядывая в окошко,– не ушла ли уже поджидающая ее Нюра.
В это время вошла Власьевна.
– Чижик,– сказала она, на ходу завязывая платок,– что я тебя попрошу: посиди-ка ты сегодня за меня в школе, а я пойду помогу молотить. Что понадобится Марье Дмитриевне или кому там, ты сейчас за мной и сбегаешь.
И Власьевна повернулась к двери.
Слезы брызнули у Тани из глаз.
– Власьевна! – крикнула она.– Я тоже хочу на ток, там все ребята, все помогают, одна я...
Но Власьевна посмотрела на Таню сурово.
– А ты подумать можешь, кто там больше дела сделает – ты или я? У тебя о себе думка, у меня о деле!
Власьевна повернулась и хлопнула дверью.
Да, грустный вечер выпал на долю Тани! В окно школы она видела, как побежала вниз с горы Лена, на ходу подвязывая поверх пальто большой передник, как прошла, неся мешки, уборщица Наташа. А в школе было тихо, пусто, неуютно. Таня бродила по коридорам и тихонько всхлипывала.
Но на третий день она не стала дожидаться, чтобы кто-нибудь задержал ее. Она бросила книжки в парту, вихрем вылетела из класса и побежала вниз с горы.
Вот уже одинокая ель, вот дом Марьи Петровны, сельпо, все ближе и ближе ритмичный шум работы... Из окна правления выглянула Марушка.
– Чижик! – крикнула она.– Чижик, иди сюда скорей!
Марушке Таня не могла отказать ни в чем.
– Что такое, Марушка, говори скорее, некогда!
– Чижик,– говорила девушка, спешно засовывая в ящик стола какие-то бумаги,– посиди здесь немножечко, а я на молотьбу сбегаю.
