Текст книги "Повесть о дружных"
Автор книги: Ирина Карнаухова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
На фоне чистого-чистого неба избы казались сумрачными и темными, но весеннее солнце горело и перелива-: лось в протертых окнах.
Где-то звенел неугомонный ручеек, по дороге скакал, опьяненный солнцем, весной и воздухом, неуклюжий длинноногий теленок; расставив уши лопухами и нелепо задрав хвост с кисточкой на конце.
На школьном дворе было тихо: воскресенье. Но из деревни доносился неустанный шум работы, и среди него настойчиво раздавался какой-то новый, веселый звук: "стук-стук-стук" и "тук-тук-тук" – стучали десятки молотков.
– Что это такое, Власьевна? Что это стучит?
– А это ребята сегодня скворечни ладят. Постановили у каждого дома прибить – вот и стараются. Всё Лена Павловна удумала. Затейница!
– А скворцы уже прилетели?
– Сегодня или завтра прилетят. Вон уже разведчики шныряют. Гляди, гляди – высматривают, цел ли старый дом, да нет ли в нем кого чужого?
И правда, веселая черно-зеленая птичка закружила перед домом, села на крышу крылечка, заглянула в старую скворечню. К ней подлетела вторая и залились, защелкали, засвистели о чем-то своем, скворчином.
Власьевна ушла в дом прибираться, а Тане стало скучно.
"Что ж это никто не идет из ребят, а Леночка даже в воскресенье не может дома посидеть!"
И вдруг Таня увидела, что в деревне происходит что-то необычное. Вон две женщины побежали в правление. Быстро побежали, на ходу завязывая платки. Вон кузнец вышел из кузни. На свежем воздухе от его фартука, волос, могучих плеч поднялся легкий парок,– казалось, что человек дымится. Выскочила продавщица из сельпо и тоже заспешила в правление.
Девушка в красном платье, верно Марушка, стоит на крыльце правления и, приложив руки ко рту, кричит что-то, но до Тани доносится только "А-а-а!"
– Власьевна! – позвала Таня.– Иди сюда!
– Что такое?
Таня уже ничего не говорила, только показала вниз, на деревню.
Там уже из каждой избы бежали к правлению колхоза люди, останавливались, размахивали руками, собирались кучками.
– Таня, сиди тихонько! Я побегу узнаю. Неужели правда? Неужто уже?
Власьевна накинула ватник и побежала вниз. Вот она встретила кого-то, кажется, Марью Дмитриевну, о чем-то поговорила, и вдруг Таня увидела, что две взрослые женщины, словно маленькие, обнялись крепко-накрепко посреди белого дня на деревенской улице.
"Что же это такое? Что случилось?"
А тут вдруг весь воздух затрепетал, зашумел, засвистал, запел...
Сотни веселых птиц ринулись на деревню, на школьный двор, на опушку леса. Они дождем сыпались на деревья, на крыши, они щебетали, и пели, и купались в солнечных лучах. Скворцы прилетели – вестники победившей весны!
И голоса их сливались со звоном ручейка и шелестом берез, и казалось,сами солнечные лучи звенят, как туго натянутые струны.
И, покрывая шум и стрекотанье, задыхающаяся Власьевна взбежала на крыльцо и молодым, срывающимся голосом крикнула Тане:
– Наши вошли в Берлин! В Берлин, Чижик!
Платок упал с ее головы, и серебряные волосы распушились над высоким лбом; и Власьевна, плача и смеясь, повторила слова приказа: "...водрузив над Берлином знамя победы".
Слава нашему народу!
Настали какие-то странные, лихорадочные дни. Никто не мог работать. Леночка и Галина Владимировна то и дело убегали из дома. Непроверенные тетрадки часами лежали на столах. Власьевна всегда пропадала в деревне. Люди собирались кучками,– значит, говорили о Берлине. В кузне вдруг прекращался стук молота,– значит, там заговорили о Берлине. Марья Дмитриевна шла в деревню,– значит, хотела узнать новости.
Дружные дежурили у радио и все время прибегали к Тане с донесениями.
– Дерутся у каждого дома...
– Горит рейхстаг...
– Что такое рейхстаг?
– Ну, не знаю, какой-то их главный дом.
– Наши окружили центр Берлина...
Враг сопротивлялся отчаянно, дрался за каждый дом, но все равно, все равно это была победа!
Прошел день, и другой, и третий. Вот настала седьмая ночь. Люди старались быть вместе; ходили из дома в дом и толпились у правления.
Двери у Тани не закрывались. И ребята, и женщины наполняли Леночкину комнату и всматривались в карту, и в Берлин вкололи самый большой, самый красивый флажок.
Но фашисты еще не сдались.
И, ожидая этого, люди снова бежали слушать радио, и снова возвращались к карте.
Когда Таня, наконец, ложилась спать, деревня продолжала бурлить и волноваться.
Таня просыпалась и видела, что Лена, не раздеваясь, прикорнула на кровати, что Миша спит, сидя у стола в кухне, что в комнате Галины Владимировны горит свет.
А рано утром всех поднял на ноги зычный голос.
Петр Тихонович проскакал по деревне. Он стоял на двуколке во весь свой могучий рост и, запрокинув меднобородую голову, кричал во всю силу: "Победа! Победа! Победа!"
Так пролетел он по всем улицам Бекрят и повернул на дорогу к Холмам, словно сразу хотел сообщить всем деревням, всей стране, всему миру эту долгожданную весть!
Люди выскакивали из домов и смотрели ему вслед, обнимались и плакали, смеялись и снова обнимались, и снова плакали...
Леночка крепко обняла Таню.
– Чижик! Мир, мир! Война кончилась, и папа цел, и Андрюша приедет! Мир, Чижик, мир!
Галина Владимировна вбежала в комнату и подхватила Таню и заплясала с ней по комнате, наполняя высоким своим голосом весь маленький домик:
– Мир, мир, мир! Конец войне! Никто не будет больше умирать на фронте! Жизнь-то какая пойдет! Какая работа!
А потом сотни колхозников из Бекрят, из Запальты, из Холмов, из Осиновцев запрудили улицу перед правлением. Мише пришлось нарастить провод и вынести репродуктор на крыльцо. И люди замерли, не дыша, когда раздались слова, которых так ждали, которые так жаждали услышать все эти четыре трудных, бурных, героических года:
"Наступил великий день победы над Германией...
Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества,не прошли даром и увенчались полной победой над врагом...
С победой вас, мои дорогие соотечественники и соотечественницы!
Слава нашему великому народу, народу-победителю!"
ЭПИЛОГ
Часы на Кремлевской башне пробили двенадцать, и звон их раздался в Москве, в Ленинграде, в селах Украины, в лесах Белоруссии, в горах Дагестана, в кишлаках Туркмении, от Черного моря до Белого, от Карпат до Камчатки.
И по всей стране люди, подчиняясь веселому звону, поздравляли друг друга с Новым, 1949 годом!
И Таня протянула свою рюмочку с наливкой к папиному бокалу, к Андрею, к Леночке, к тете Кате...
Уже второй раз встречают они Новый год в своей прежней городской квартирке, и кот Марфут мурлычет под столом, и карточка мамочки улыбается со стены.
Папа немножко прихрамывает, у Андрея болит раненая рука, но самое важное, что все вместе!
Таня уже в восьмом классе, и, кроме папы, все перестали называть ее Чижиком.
Леночка учится в педагогическом институте; Андрей скоро будет инженером, а тетя Катя не бросает завод.
– Не хочу я, как сурок, сидеть в своей норе. Хочу работать на людях.
А кто же еще, шестой, сидит за столом? Полосатая тельняшка обтягивает грудь, коротко острижены русые волосы над высоким лбом, и ярко надраена бляха на поясе... Конечно, это Миша.
Он возвращается из отпуска в свое училище, и нет конца его рассказам о Бекрятах:
– Вам бы не узнать деревню! Вместо нашей школы построили семилетку, и Власьевна добилась своего – навела паркет. В избах горит электричество. Сын Ивана Евдокимыча, теперешний председатель колхоза, только и думает, что бы еще построить. Задумал вместо нашей читальни клуб открыть.
– Ну что ж,– говорит Андрей,– вот Леночка кончит институт, и поедем туда; я буду строить, а Лена – учить.
– А я? – Таня по привычке надувает губы.
– А ты кончишь ученье и тоже приедешь к нам. Я построю к этому времени чудесную больницу, и ты будешь в ней главным врачом.
– И у тебя всегда будет много... этого... как его зовут... сульфидина,– смеется Миша.
– Ну уж,– говорит Таня презрительно,– подумаешь, сульфидин! Я изобрету какое-нибудь лекарство, которое будет помогать от всех болезней.
И Таня расспрашивает и расспрашивает Мишу о старых друзьях.
– Саша так твердо и решил – быть писателем. Сейчас в район уехал, в десятилетку.
– А Нюра?
Миша оживляется:
– Да ты же знаешь, она тебе пишет.
– Пишет-то пишет, а интересно у тебя узнать.
– Нюра говорит: "Буду, как Лена Павловна, ребят учить". И сейчас вот все каникулы в детском саду возилась... Она и впрямь похожа на Лену Павловну...– И Миша тихо кончает: – Красивая стала.
– А Манька учится петь в музыкальной школе, мы от нее письма получаем.
– А Петя на тракториста кончает, в МТС, а Алеша уехал учиться в художественный техникум.
– А Паша? А Анка? А Зоя?
– Хорошие были ребята,– говорит Андрей,– дружные.
– Значит,– хорошие будут из них люди,– подтверждает тетя Катя.
А Леночка, подперев подбородок, запевает любимую песню:
Нас школьная семья навеки породнила,
Мы школьные друзья, и в этом наша сила...
Кто в дружбу верит горячо,
Кто рядом чувствует плечо,
Тот никогда не упадет,
В любой беде не пропадет...
подхватывают Миша и Таня.
А за окном шумит неугомонная, трудолюбивая, дружная страна!
1949
