Текст книги "Шах помидорному королю"

Автор книги: Ирина Стрелкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Ну, а кто же разбил фонарь? – спросила Нина Васильевна. – Сашка или Лешка?

– Ни тот и ни другой.

…Володя понимал, что выхода нет. Сейчас он вывернет перед инспектором по делам несовершеннолетних сокровенные тайны одного неформального объединения подростков. Ничего не поделаешь – обязан. И прежде чем он расскажет Нине Васильевне о своем посещении заброшенного пакгауза, ему придется открыть ей и свою тайну – в каком виде предстал перед юными каратистками один всеми уважаемый в городе человек, директор музея!..

«Если бы я мог продолжить встречи с девочками из команды Веры Соловьевой… – с грустью подумал Володя. – Я бы провел с ними беседы о прекрасном. Объяснил бы, что подняться до высот культуры можно и живя в провинции. И девочки сами бы поняли, что устанавливать справедливость кулаками – варварство…»

Володе представились вечера в музее. Пригодятся и старые граммофонные пластинки. Шаляпин. Собинов. Панина и Вяльцева…

Увы, этому не бывать – Володя сам лишил себя возможности снова встретиться с командой из пакгауза. Заявился переодетым! Назвался журналисткой из областной газеты! Сплошной обман… Как после такого взглянуть в глаза Вере и ее подругам!.. У него осталась единственная возможность поговорить с командой из пакгауза – написать обещанную статью. Под псевдонимом «Ольга Кречетова». Звучит несколько претенциозно, однако не все ли равно. Кречетова так Кречетова. Не в подписи дело – в том, как будет написана статья.

«А я уж вложу в статью все силы!» – поклялся самому себе Володя.

Разумеется, он не собирался посвящать Нину Васильевну в свои литературные планы. Ей он рассказал только про беседу некой журналистки с неформальным объединением девочек-подростков.

– К моменту встречи с ними у меня уже сложилось представление, кем могла быть сочинена записка, подброшенная знахарю, – Володя говорил как бы размышляя вслух. – Мне виделись двое. Девочка с правильным школьным почерком, прилежная ученица, не сделавшая в записке ни единой ошибки. И кто-то другой – полная противоположность прилежной девочке, его рукой были нацарапаны на листке череп и кости. Мальчишка или подросток. Это он разбил фонарь на Парковой возле дома двадцать пять… Но там, в пакгаузе, вдруг все перевернулось и поменялось местами. Я понял, чья рука метко поразила камнем фонарь на высоком столбе и кто нарисовал на листке из тетради череп и кости… – Володя сделал долгую паузу и с трудом произнес: – Вера Соловьева… Нина Васильевна, ей надо помочь… И всей команде… Защитить от пересудов.

– Обещаю, – сказала Нина Васильевна.

Володя знал – ей можно верить.

– А теперь о том, кто написал записку. У Веры характер командирши. Она командует даже старшим братом. И другие девочки подчиняются ей беспрекословно. Но записку знахарю она заставила написать мальчика. Почему-то Вере нравится вить веревки из тихих и застенчивых ребят.

– Неужели Спицын? – вырвалось у Нины Васильевны.

– Я тоже сначала подумал на Спицына, – признался Володя. – Но у нас в Путятине недавно появился Ваня Репьев – он из одной деревни с Верой. Ваня понадежней Спицына. Даже участковому не признался, что «Болотную крысу» ему подарила Вера. Нашел – и все!

Нина Васильевна покраснела.

– И мне он сказал, что нашел. Я поверила.

– Есть еще рыцари в славном городе Путятине! – воскликнул Володя.

Осталось рассказать Нине Васильевне печальную историю коллекции мини-автомобильчиков, принадлежавшей Максику Галкину.

Не вся коллекция целиком перешла к Борису Шумилину, как считала Нина Васильевна. Запутавшийся в долгах Максик пожертвовал «Болотной крысой», чтобы отсрочить уплату. Об этом узнала Вера и навела справедливость по-своему. Однако «Болотная крыса» к Максику не вернулась. И тут какую-то роль могла сыграть Даша Галкина. Вернуть Максику мини-автомобильчик – значит выдать себя.

– Даша Галкина и Вера Соловьева учатся в одном классе, – вставила Нина Васильевна.

– Ну вот, все сходится, – продолжал Володя. – Галкин жаловался мне, что Даша где-то пропадает допоздна. И что она хлопотала за Сашку Голубцова, которому позарез надо продать или заложить «бабушкины драгоценности».

– Очень серьезная девочка, – заметила Нина Васильевна. – Учится на пятерки. Беленькая и глаза голубые.

Володе мигом вспомнилась юная каратистка в льняных кудряшках, будущая медалистка. Да, все сходится!

– Но куда же все-таки девалась коллекция Максика? – недоуменно спросила Нина Васильевна.

– Он продал ее и отдал деньги Клюеву.

– Продал?! – Нина Васильевна всплеснула руками. – Кому?

– Думаю, Клюев знает покупателя, но мне сообщить не захотел. Деньги он Максику вернет.

– А Максик сможет выкупить свою коллекцию?

– Вряд ли…

Интуиция подсказывала Володе, какой вопрос задаст напоследок Нина Васильевна. Что делать с Шумилиным? Трудный вопрос. Шумилин не имеет никакого отношения к письму в тайнике – так что зря Голубцовы приходили к нему сквитаться. И Шумилин не завладел всей коллекцией Максика, взял только «Болотную крысу», как некий процент с долга, но ведь и «Болотная крыса» не осталась у Шумилина, ее отобрали…

Нина Васильевна действительно спросила про Шумилина.

Володя с надеждой поглядел на принесенные Джекой георгины.

– Шумилину предстоит выслушать все, что о нем думают ребята. И произойдет это на первом же комсомольском собрании. Но я буду рад, если вдруг встанет Анюта Голубцова и заступится за «полковника Шумилина». Именно она! Если так не случится, можете назвать меня ослом.

– Вас? – Нина Васильевна прижала ладони к щекам в неописуемом изумлении. – Ни-ког-да!

XXV

За окном шел нудный осенний дождь.

Володя неторопливо отпер сейф, достал запечатанный конверт и протянул Фомину:

– Пожалуйста, прочти!

– Не можешь без фокусов, – проворчал Фомин.

С привычной аккуратностью он поддел ножичком клапан конверта, вытащил листок, повертел в руках, похмыкал и наконец прочел вслух:

– «Гриня опоздал. Ограбление совершено без его участия». – Фомин разочарованно глянул на Володю. – И это все?

– Все! – сухо парировал Володя. – Сегодня каждый путятинец знает, что золото унес не Гриня. Но в тот день, когда я сделал свою запись, об этом знал только один человек.

– Интуиция! – язвительно сообщил Фомин, обращаясь к гостям, собравшимся у Володи в директорском кабинете, к Валентине Петровне и Альбертовне с Даниловной.

Володя тонко улыбнулся.

– Моя интуиция меня не обманула, когда я обратил внимание на серый бугорок под одинокой сосной. Ты помнишь, Фома, я сразу тебе сказал, что тут дело нечисто. Но в моих догадках насчет Грини решающую роль сыграла не интуиция, а логика. Я задал себе вопрос: почему Гриня присоединился в поезде к пациентам знахаря? И нашел ответ: так и должен был поступить человек, едущий в незнакомый город. Услышал в поезде восторженные разговоры про чудодея, живущего в Путятине, и мигом сообразил, что ему повезло. Можно появиться в городе под видом пациента знаменитого Лукича, снять угол, пожить несколько дней, оглядеться… Это куда безопасней, чем сразу нагрянуть по адресу, полученному в колонии от Сухарева. Да и надежен ли адрес?…

Володя чувствовал, как внимательно слушают его Валентина Петровна и Альбертовна с Даниловной. Заинтересовались! Сгорают от любопытства! Что ж… Все идет правильно. Финальная глава детектива должна быть выстроена по всем законам жанра. Шерлок Холмс закурил трубку и начал свой рассказ…

– Итак, с помощью логики я установил, что Гриня прежде в Путятине не бывал. Это его первое появление. Он сидит на лавочке во дворе знахаря и вдруг слышит, как местные старухи начинают судачить на самую актуальную городскую тему – ограбление универмага. Гриня приходит в ярость. И тут он, конечно, допустил промах, спешно покинув подворье знахаря. Ему-то известно, как устрожается обстановка в городе, где только что совершено крупное и дерзкое преступление. Надо было действовать осмотрительно. А Гриня ошибается еще раз, когда обнаруживает за собой «хвост» и очень умело от него отрывается. Ему и в голову не пришло, что «хвост», то есть я, горел желанием помочь больному человеку. Все могло бы закончиться ничем, если бы не профессиональная ловкость, с которой Гриня ушел от преследования. Этим-то он себя и выдал! С той минуты я стал угадывать мысли Грини, и получилось так, словно мы с ним вступили в решающий поединок…

Фомин предупреждающе кашлянул.

– Коля, береги нервы, – мягко посоветовал Володя. – Все знают, что не мне был поручен розыск преступника. Однако… Один случай, другой, третий… У меня появилась возможность разработать теоретически и применить на практике оригинальный метод расследования, основанный на случайных соприкосновениях двух разных дел. И мой метод оказался плодотворным. В сочетании с накопленными годами знаниями родного Путятина. Я так и сказал удивленному моей удачей опытному следователю: «Я ищу не только улики и не только отпечатки пальцев – мне виден след, оставляемый преступником в тихой и прозрачной жизни Путятина».

– Замечательные слова! – Альбертовна и Даниловна захлопали в ладоши.

Фомин возмутился – ну, это уже нахальство! Наглое вранье!

– Когда ты говорил? Где? Кому?

Володя молча развел руками. О, великий русский жест! Всего лишь легкое движение рук в стороны – и фраза, придуманная «на лестнице», не вызывает сомнений, она входит в историю как подлинный факт, подтвержденный очевидцами.

– А теперь немного музыки.

Володя подошел к граммофону, покрутил для вида заводную ручку. Молодец Витя Жигалов! Оживил ретро-технику, внутри старинного ящика поставил новый механизм.

Из зеленой трубы послышалось шипение, и словно откуда-то издалека прилетел низкий женский голос:

Жалобно стонет ветер осенний…

Варя Панина! Старинный дом радостно вздрогнул, отозвался легким скрипом паркета, приглушенным звоном чугунных ступеней, забренчали хрустальные висюльки в люстрах, им ответило бемское стекло в высоких белых дверях…

Володе вспомнилась мечта великого Джеки: низкий женский голос и провинциальный звуковой фон. «Надеюсь, и они сейчас вспомнили об Анюте, – подумал Володя, глядя на своих гостей. – Я правильно сделал, что позвал их сюда, в музей, а не домой».

Неделю назад он принимал здесь, в музее, Рудика. Сначала они обошли все залы, довольно долго стояли перед картинами Пушкова, а потом поднялись в кабинет, и Володя устроил для гостя концерт-ретро.

Рудик был в том же пижонском наряде помидорного короля, только вместо всех массивных перстней – одно скромное кольцо, обручальное. Счастливый семьянин, отец двух сорванцов. Попивал заваренный Володей чай на семи травах и рассказывал в подробностях, как были взяты преступники.

– А ты оказался прав, – говорил Рудик. – Нечистая сила у вас в городе не зря активизировалась. И именно на кладбище…

Володя не удержался от ревнивого вопроса:

– Веню Ророкина в засаду взяли?

– Ну, Веню… – Рудик заулыбался. – Отличный парень! Такой план вычертил по памяти. Знает на кладбище все ходы и выходы.

«Еще бы ему не знать! Веня жил рядом с кладбищем, в детстве там все излазил…»

Володя понимал, что Рудик сейчас сказал не всю правду. Веня принял участие в захвате не только как знаток местности. Веня силен, отважен, ловок.

«А я? – спросил себя Володя. – Рудик в автобусе видел, какой я растяпа. Пялился на Гриню и не заметил настоящего преступника. Да и за Гриней не уследил…»

Рудик, как и положено профессионалу высокого класса, читал у Володи в мыслях.

– Кисель! Выше голову! Я тоже видел в кино смелых детективов, гоняющихся с револьвером за преступниками. В кино этим занимаются даже следователи прокуратуры, а не только наш брат оперативник. Но вообще-то в ведомствах, поставленных на страже закона, существует разделение труда… – Рудик дружески похлопал Володю по плечу. – Твое дело работать головой. Твой друг Фома говорит, что ты любишь рассказывать свои детективные истории. Обязательно подчеркни: девчонки ночью на площади проявили замечательную наблюдательность, да и твой доктор Ватсон усек очень важное в разговоре про газорез…

Рудик отхлебнул еще несколько глотков чая и продолжал:

– В детективе самое интересное – поиск, а не захват. И при захвате увлекательные подробности возникают главным образом из-за плохой подготовки. Правильно спланированный захват проходит по шаблону, а ты, как сказал мне твой друг Фомин, действуешь только оригинальными методами. Так что когда твой детектив подойдет к концу, ты обрисуй темную ночь, некую могилу и… поставь точку. Увидишь – получится очень эффектно. И зажигательно для воображения слушателей. Сами все додумают!..

Володя от души поблагодарил Рудика за прекрасный совет. Неожиданная точка всегда производит впечатление. А на кладбище действительно не произошло ничего особенного. Преступники оцепенели от внезапно вспыхнувшего яркого света и не оказали никакого сопротивления. Обошлось без выстрелов и без погони, хотя преступники не были уж совсем простаками – они поставили самосвал невдалеке, у пролома в заборе…

Пластинка кончилась, Володя перевернул ее на другую сторону и объявил:

– Старинный романс «Задремал тихий сад…».

– Послушаем, – томно промурлыкал Фомин.

Но три женских голоса дружно запротестовали. Концерт-ретро потом. Сначала детектив!

Володя мог торжествовать.

– Давайте снова вернемся к тому дню, когда я обратил внимание на серый бугорок под одинокой сосной. Помнится, мы с Фомой увлеченно беседовали о возможности человеческого ума пойти дальше научного этапа познания и достичь знания интуитивного…

«Стоп! – сказал себе Володя. – Здесь я должен пропустить, что мне вдруг померещился разговор в кустах. Если бы я тогда догадался обшарить кусты, Спицын и его приятель сели бы с нами в автобус и я бы сумел кое-что подметить, наблюдая встречу Веры Соловьевой с этим хитрецом. Но о Спицыне сейчас ни слова! Не обязательно, чтобы в школе знали лишнее о команде юных каратисток. Я правильно сделал, что не пошел на школьное комсомольское собрание, хотя меня приглашали. Я не такой уж любитель копаться в чужих делах, как думает Фома. Но если я могу кого-то защитить, я за это берусь, несмотря ни на что…»

Слушатели не заметили заминки в рассказе. Ведь мысли обладают фантастической быстротой. Володя продолжал как ни в чем не бывало:

– А затем мы с Фомой сели в автобус, в наш обыкновенный путятинский автобус. И тут я своими глазами увидел бригадира шабашников Маркина и услышал о некоем Эдике Вязникове. Ну и конечно, старухи из Крутышки! Пустейший, казалось бы, разговор. Но в нем таились две ниточки для расследования. Старухи бранили моду на дорогие надгробия – ниточка к бугорку под одинокой сосной и к некой частной фирме. Они говорили про чертей – прекрасно! Я вывел отсюда догадку, что по ночам кто-то рыскал среди могил… Кстати, – обратился Володя к Альбертовне и Даниловне, – ведь ваша квартирная хозяйка подрабатывает к пенсии изготовлением искусственных цветов.

– Да! – оживилась Альбертовна. – И к ней приходили из милиции.

– Двое, – добавила Даниловна. – Смуглый красавец и с ним верзила. Наша хозяйка повела их к своей подружке. Вернулась, и ни слова. Как в рот воды набрала.

– Молодец! – сказал Володя. – Сохранила тайну. Но теперь-то я могу вам открыть, чем интересовались двое из милиции, смуглый красавец Рудик Куртикян и верзила Веня Ророкин. Подружка вашей хозяйки довольно точно указала им, в какой части кладбища ей повстречались черти. После этого удалось установить, в каком надгробии спрятано золото.

– Страсти-мордасти! – Даниловна поежилась, будто впервые услышала про могилу, где были обнаружены замурованные в бетон драгоценности.

О бетонной плите уже неделю судачил весь Путятин. И весь Путятин перебывал на кладбище, желая видеть собственными глазами тайник, оборудованный преступниками.

– Володя, ты бы все-таки рассказывал по порядку! – попросила Валентина Петровна.

Он и сам чувствовал, что не получается складное повествование с лихо закрученным сюжетом. Золотому детективу все время чинит помехи простенькое дело со сбором средств для «Радуги». Вот и сейчас не к месту вспомнилась записка, подброшенная знахарю! В тексте, который сочинил и написал Спицын, а вовсе не Ваня Репьев, значилось сто рублей. Вера решила, что для знахаря это пустяк. Она была у него в доме и заплатила ему свои пять рублей за приворотное зелье из плакун-травы. Не постеснялся Лукич взять деньги с девчонки! Когда Вера рассказывала Нине Васильевне о своем визите к Лукичу, она, конечно, не призналась, какого лекарства просила, чтобы Джека наконец обратил на нее внимание. Вера сказала, что ходила к знахарю по маминой просьбе. Но Володе-то Лукич говорил про какую-то Веру. Ну и гусь! Третий ноль дописал он – это доказано экспертизой. Теперь у Лукича отпала охота жаловаться на шантаж, сам просит не придавать значения детскому озорству…

Усилием воли Володя отогнал мысли о другом деле и вернулся к золотому детективу.

– Хорошо, Валя. Буду по порядку. Значит, я установил чистое алиби для Грини. И как раз в это время мне случайно сделалось известным, что кто-то брал газорез из бывшей будки Сухарева и затем вернул, но положил в другое место. У меня мгновенно явилась догадка, что именно этот газорез был использован, чтобы вскрыть сейф в ювелирном отделе. Причал, где находится скопище будок, никем не охраняется, туда имеет возможность проникнуть любой. Мои поиски, кто брал газорез, грозили быть долгими, но один человек неожиданно выдал себя.

Здесь я должен сделать небольшое отступление, – предупредил Володя, – и рассказать кратенькую историю, как Витя Жигалов стал хозяином бывшей будки Сухарева. На будку претендовали двое. Победил Витя. И это было очень справедливое решение, принятое общим собранием владельцев моторных лодок. У Вити талант изобретателя, изумительная техническая интуиция… И вот однажды бывший Витин конкурент заглядывает на причал и видит, что Витя работает другим газорезом – не тем, что лежал в будке Сухарева. А где же сухаревский газорез? Витя побоялся сказать, что аппарат у него отобрал участковый Журавлев. Соврал, что газорез сломан, лежит дома. Ему на выручку пришел Васька. Бывший конкурент понял, что у ребят есть какие-то причины скрывать, куда подевался газорез. И очень расстроился – это, к счастью, не укрылось от наблюдательного Васьки.

Так я вышел на киномеханика Шашурина, – совсем просто произнес Володя и выразительно примолк.

– Потрясающе! – воскликнула Альбертовна. – Сколько всего надо знать, занимаясь расследованием.

Володя, конечно, воспользовался случаем и повторил свою историческую фразу, сказанную опытному следователю Егорову.

Фомин только крякнул.

– А ты помнишь, как интересовался неким Юрковым? – кротко спросил Володя. – Когда мы встретились в Нелюшке?

Ответа он не получил. Но какие-либо разъяснения Фомы и не были ему нужны.

– Так вот про Юркова… – Володя отвесил Фомину легкий поклон. – Я тебе очень благодарен за своевременную подсказку. Ты помнишь, я сразу сказал, что это фамилия владельца трактира «Эльдорадо». Однако Юркову принадлежал не только трактир, но и лавка в торговых рядах – та, где сейчас овощной магазин. А мы с тобой, Фома, встречались в детстве с представителем семейства Юрковых. Помнишь городского дурачка Кудыкина? Помнишь, какой он был несчастный, никому не нужный? А ведь в Путятине у него была родня…

– Ой, Володя! – взволнованно перебила Валентина Петровна. – Не говори! Я знала! Моя мама отдавала Кудыкину старые папины вещи и ужасно ругала Шашуриных – совесть потеряли…

Володя бросил иронический взгляд на Фомина: и это называется работник милиции! Упустить такой источник информации! У себя дома!..

– Правильно, Шашурины, – сказал он Валентине Петровне. – Они стыдились признавать Кудыкина своим родственником, но в дом иногда пускали. Впрочем, Гена Шашурин мог услышать рассказы про подземный ход и не от Кудыкина, а от своей бабушки, доводившейся несчастному старику двоюродной сестрой.

Володя перевел дух.

– Это все, что я пока знаю. Остальное – дело следователя. Он установит, делился ли Гена Шашурин фамильной тайной с Сухаревым или Сухарев сам что-то выведал у Юркова-Кудыкина.

Впереди у Володи лежала финишная прямая. Надо собрать все силы и эффектно рвануть ленточку. Конечно, имя сообщника Шашурина уже известно всему Путятину. Что ж… И при этих обстоятельствах можно держать слушателей в напряжении.

Володе вспомнился вечер в обществе изобретателя Чернова и многоухого робота по кличке «Фантомас» В комнате звучал то лягушиный концерт, то загадочный разговор на болоте: «Поезд уже ушел…» Голоса оказались Володе знакомыми – Вера Соловьева и Спицын, явно трусивший.

Затем «Фантомас» воспроизвел разговор девчонок о поездке с Эдиком в город, торг Маркина и Лукича относительно платы за бетонирование дорожек, романс «Утро туманное, утро седое…» в исполнении Анюты Голубцовой и под аккомпанемент легких ударов весел по воде, беседу двоих неизвестных о начальниках, ничего не смыслящих в технике…

Много интересного и полезного услышал Володя от многоухого «Фантомаса». И смог сопоставить некоторые новые факты со старыми.

Володя понимал, что участие «Фантомаса» придает детективу современный шик. Расследование на уровне мировых достижений техники. Путятин мог бы гордиться! Но… Рудик категорически потребовал – никому ни слова о «голосах жизни»: не стоит смущать такими вещами покой граждан. А с Валерия Рудик взял клятвенное обещание – больше никаких тайных записей, только в открытую и с согласия тех, кого записываешь.

Изъятие «Фантомаса» из детектива поставило Володю перед необходимостью приписать кому-то другому все, что сообщили «голоса жизни». В условиях Нелюшки этим другим мог быть только участковый Сироткин. Таким образом, из «Фантомаса» и Сироткина надо было сложить литературного героя, вобравшего в себя качества многоухого робота и реального участкового.

Свой творческий замысел Володя изложил Рудику, не очень-то надеясь на одобрение. Новое всегда с трудом пробивает себе дорогу. Однако Рудику понравилась идея вылепить из двух действующих лиц одно: «Чернов подрывал авторитет Сироткина? Подрывал. Неоднократно и систематически. Вот и пускай «Фантомас» поработает на авторитет участкового».

Зная честность Сироткина, Володя не стал приписывать ему напрямую все заслуги «Фантомаса». Пускай этим займутся увлеченные детективом слушатели. А Сироткин и в самом деле многое успел разузнать и уже выходил на след преступников, хотя и получил камнем по каске не за это.

Небольшой перерыв. Заварен чай, тот самый, которым восхищался Рудик, – на семи травах. Володя отставил в сторону свою чашку – пусть остынет – и приступил к кульминации детектива: Нелюшка, неожиданное нападение на участкового Сироткина.

– Я ломал себе голову – Маркин или Вязников? Казалось бы, факты говорили против Вязникова. Ведь в его отсутствие Сироткин опросил всех членов бригады, и после этого не было никаких попыток убрать участкового. Хотя Сироткин – я слышал от него самого – не скрывал своих подозрений, что следы ведут в бригаду шабашников. Как вы уже знаете, – продолжал Володя, выпив остывший чай, – в бригаде только двое были новичками. Маркин и Вязников. Остальные ездят этим составом на шабашки уже давно, придерживаясь правила, выбранного однажды и навсегда: наше дело вкалывать, а для махинаций мы нанимаем кого-то со стороны. Нынешним летом таким «человеком со стороны» оказался Маркин. Интеллигентов-шабашников совершенно не тревожило, что их бригадир оказался субъектом с весьма темной биографией. А Эдика им порекомендовал один прежний член бригады, обычно исполнявший обязанности шофера. На этот раз он поехать на шабашки не смог, и его заменил Эдик.

– Значит, Эдик никакой не научный сотрудник, – вставила Альбертовна.

– Не торопитесь с выводами, – сказал Володя. – Вязников действительно работает в солидном научно-исследовательском институте младшим научным сотрудником. В бригаде он оказался самым неимущим. Поэтому Эдик не только вкалывал на строительстве комплекса. Он хватался за любую возможность зашибить деньгу. Маркин берется строить в Нелюшке частный гараж – Эдик у него на подхвате. Маркин организует фирму по изготовлению надгробий – Эдик вкладывает в это дело свои художественные способности, фирма начинает делать фигурные плиты из бетона. Джеке нужно продать старинный шкаф – Эдик тут как тут, предлагает посредничество… И наконец, именно Эдик покупает по дешевке коллекцию мини-автомобильчиков у Максика Галкина – на этом тоже можно подзаработать.

От Володиного взгляда не укрылось, что Даниловне эти факты из жизни Эдика неприятны.

– Да, младший научный сотрудник Вязников не отличался щепетильностью, – подтвердил Володя, повернувшись к ней. – И ему ничего не стоило попросить кого-то из приятелей, чтобы тот отправил в Нелюшку телеграмму о болезни отца. Этот поступок не может быть оправдан даже опасениями Эдика, что на свадьбу сестры бригада не отпустит. Но скажу и несколько слов в его защиту… Эдик не только купил в подарок сестре на свадьбу золотое колечко и еще что-то. Семья у них небогатая, так что и застолье справлялось на заработанные Эдиком деньги. А достались они ему нелегко, и Эдик решил не оставлять дорогие закуски на ресторанном столе. Он запихнул икру и все прочее в сумку и привез в Нелюшку – я не сомневаюсь, что, выкладывая закуски на стол, он признался бригаде в истинной причине отлучки…

– Опять твоя интуиция, – скептически заметил Фомин.

– Она, – скромно подтвердил Володя.

– Ну, а кто же напал на участкового? – спросила Даниловна. – Маркин?

– Для опытного Маркина слишком примитивный поступок, – задумчиво произнес Володя. – Однако я и сам грешил таким подозрением. И опытные допускают промахи – взять того же Гриню… Всему виной моя невнимательность, – заговорил Володя после некоторой паузы. – В автобусе я совершенно упустил из вида одного пассажира. Знаете, существуют люди, которых, как говорится, в упор не видишь…

Володя чуть не брякнул, что таким незаметным умеет быть Спицын, подсунувший Анюте под гром дискотеки записочку насчет конверта в тайнике. Эту записочку, кстати, уже Ване Репьеву пришлось писать под диктовку Веры.

«Но о втором расследовании – ни слова!» – напомнил себе Володя и вернулся к золотому детективу.

– Я наблюдал в автобусе за Гриней, наблюдал за незнакомцем в кожаной куртке, оказавшимся впоследствии Эдиком Вязниковым, еще кое за кем… – Володя не стал вдаваться в подробности истории с шляпой. – Но сидевший не так уж далеко от меня киномеханик из «Салюта» не привлек моего внимания, оказался пустым местом, совершенно посторонний персонаж, не имеющий никакого отношения к моим тогдашним мыслям. И лишь когда Васька рассказал мне, как загрустил Гена Шашурин, услышав про сухаревский газорез, я вспомнил, что Шашурин тоже ехал тем рейсом в Нелюшку. И сразу все прояснилось до конца…

Володя красочно описал действия киномеханика, догадавшегося, что газорез конфискован милицией. Шашурин оставил за себя в «Салюте» помощника и поспешил в Нелюшку – предупредить Маркина об опасности, получить совет. Шашурин в панике. Поиски он, естественно, начал со стройки, но там уже никого не было. И вдруг послышался треск мотоцикла. Шашурин на всякий случай спрятался. Подъехал Сироткин, слез с мотоцикла и направился точнехонько туда, где укрылся Шашурин. Тот в страхе схватил обломок бетона. Ему ведь нечего ответить на самый простой вопрос участкового: «А ты что здесь делаешь?» Убивать Сироткина он, конечно, не хотел. Только оглушить и скрыться.

– Так случилось, что первым на месте происшествия оказался я, – продолжал Володя. – И первая моя мысль была, что Сироткин до чего-то докопался и его решили убрать. Но это шло бы вразрез с хитроумным планом преступников, а об их плане я начал строить предположения с того момента, как увидел серый бугорок под сосной. Драгоценности, похищенные в универмаге, они решили запрятать надолго. Существуют хорошо известные Маркину сроки розысков – пройдет время, и можно будет без риска воспользоваться награбленным. В качестве тайника преступники использовали бетонное надгробие – разумеется, без ведома заказчика. Однако после того, как Шашурин с перепугу оглушил Сироткина, расчет на долгие сроки лопнул. Шашурин решил бежать из Путятина – и не с пустыми руками. Он не давал покоя своему сообщнику и настаивал на дележе. Маркин тоже начал нервничать, опасался новых промахов Шашурина. Они оба и не подозревали, что милиция следит за каждым их шагом. Но вот настал день, вернее, ночь…

И тут Володя оборвал свой детектив – как и советовал ему Рудик.

Из трубы изумрудного цвета лился старомодно перевранный граммофоном могучий голос Шаляпина:

Я не сержусь…

Володя достал из книжного шкафа и раскрыл большую картонную папку, в каких художники носят свои рисунки. Пожелтелая бумага, вычурный шрифт.

В Народном доме г. Путятина

такого-то месяца и дня

имеет быть концерт

артиста императорских театров

Федора Ивановича Шаляпина

с участием хора рабочих фабрики Кубрина.

Наконец-то музей обрел документ, подтверждающий, что великий русский артист действительно пел однажды для рабочих города Путятина. Афишу принесли Володе братья Голубцовы, а им велела Анюта – так разъяснил Васька, всегда располагающий точной информацией. И еще Васька сообщил, что на школьном комсомольском собрании, когда все критиковали Шумилина, Анюта вдруг встала и заступилась: «Вы что, ребята? Нельзя же всем на одного!» Володя был рад, что не ошибся в ней. Анюта талантлива и потому добра. А у злых людей нет песен – это старая и мудрая истина…

Его размышления прервал голос Валентины Петровны:

– Володя! Ты что? Не слышишь? Я тебя третий раз спрашиваю, читал ли ты статью Ольги Кречетовой?

Он позорно растерялся.

– Какую статью?

– Да вот же у тебя на столе газета!

– Я до этого номера еще не добрался, – промямлил Володя. – А о чем статья?

– Обязательно прочти! – посоветовала Валентина Петровна. – Ты ведь тоже печатаешься в этой газете. Но твои статьи ужасно далеки от современных проблем. Обрати внимание, как остро ставит вопрос о неформальных объединениях Ольга Кречетова. Вот что значит настоящий журналистский талант. Ольга Кречетова никогда у нас не бывала, а читаешь – и словно написано про наш Путятин. Ты бы у нее поучился! Конечно, женщине легче завоевать доверие подростков. Есть особая женская чуткость и наблюдательность… – втолковывала Валентина Петровна. Володя помалкивал.

Альбертовне и Даниловне тоже очень понравилась статья Ольги Кречетовой. Какое прекрасное знание житья-бытья небольшого русского города с замечательным историческим прошлым!

«Ничего… – утешал себя Володя. – Это лишь первая статья! Ольга еще так развернется, вы будете только ахать!»