Текст книги "Шах помидорному королю"

Автор книги: Ирина Стрелкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Вязников ухмыльнулся.

– Бывает и на старуху проруха. Маркин, когда узнает, будет визжать и плакать. Такая жратва! – Он покачал головой и поцокал языком. – Только не подумайте, что я так легкомысленно потратил свои деньги, заработанные тяжелым трудом… – Шабашники краткими репликами подтвердили, что Вязников и купеческий разгул – понятия несовместимые. – Все это… – Вязников картинно повел рукой над столом, – дар судьбы, отблеск чужого счастья…

Володя видел, что Рудика дразнят, выводят из терпения. Не выйдет! Рудик слушает всю эту болтовню как истинный кавказец, ценитель застольного красноречия.

– Так вот, – продолжал Вязников. – Даже на самой скромной свадьбе столы ломятся от угощений. Икорка, балычок, салат из крабов, заливное… Впрочем, что это я, как футбольный комментатор, описываю то, что вы видите собственными глазами…

Фома бы не выдержал и вспылил, но Рудик держался великолепно.

– Всегда бывает обидно оставлять в ресторане нетронутые блюда. – Вязников сник и поувял. – Я и прихватил. Разумеется, с разрешения молодых и их предков. Все даже рады были, – закончил он скороговоркой. – Самим-то уносить неловко.

– Да уж… – В голосе Рудика явно слышалось осуждение. – Уносить неловко. Но это ваше личное дело. Однако вы мне не ответили на вопрос. Я же не столом интересовался. Где ваш бригадир?

Он обращался к Вязникову, словно бы тот должен знать больше других.

– Понятия не имею, – заюлил Вязников. – Меня тут не было несколько дней. Откуда мне знать!

Володя отметил про себя, с каким изяществом Рудик поставил Вязникова на место и заставил чуть ли не оправдываться, причем использовал для этого самый простой вопрос: где Маркин? Кстати, интересно бы знать, рассказал ли Вязников шабашникам обо всем, чему невольно стал свидетелем в автобусе? Наверняка успел рассказать! Все-таки очень любопытный эпизод: внезапное бегство какого-то хмыря и погоня. А если Вязникову случалось видеть на рынке помидорного короля, значит, он понял, какой деятельностью был занят в Путятине смуглый красавец. Однако Вязников вряд ли обратил внимание на одно странное несоответствие. Оперативник, живущий под чужим именем, вдруг полностью раскрывает себя, приняв участие в погоне, а затем явившись сюда.

«Да, тут что-то не так, – отметил про себя Володя. – Даже я не сразу проанализировал существенное противоречие. Рудик сам бы не раскрылся. Его вынудила к этому излишняя горячность Вени Ророкина…»

Работа мысли происходила как бы сама по себе, не мешая Володе вести пристальное наблюдение за происходящим.

Шабашники отвечали на вопрос о Маркине равнодушно.

– Не знаю.

– Не видел со вчерашнего дня.

– Он нам не докладывается.

Самая длинная фраза прозвучала так:

– Иногда он раскатывает на самосвале, но сейчас что-то случилось с мотором.

Эта фраза встревожила Вязникова. Он спросил с раздражением, кто и когда угробил мотор. Оказалось, поломка произошла в пятницу, виноват Маркин.

Володя мог бы добавить к этой информации, что в субботу бригадир приглашал в Нелюшку путятинского частного мастера автосервиса, но всем известный дядя Вася с ремонтом, значит, не справился.

«Если Фома хоть что-то соображает, он тоже должен вспомнить сейчас нашу встречу с дядей Васей, – подумал Володя и мысленно воззвал к Фоме. – Ну, пораскинь мозгами! Ты же можешь вставить свой вопрос, а я нет!..»

Фома словно услышал его мольбу и задал нужный вопрос:

– Не говорил ли Маркин, что ему надо поехать за запчастями?

В ответ прозвучала все та же песня: не знаем, он нам не докладывается. Такое дружное отмежевание порядочных людей от весьма сомнительной личности выглядело – на Володин взгляд – довольно подозрительно. Рудику не мешало бы расспросить их об истории возникновения этой странной бригады шабашников, но, увы, ни одного вопроса, проясняющего щекотливую тему, Володя не услышал. Неужели Рудик уже имеет все необходимые сведения? Если это так, значит, он занимается Маркиным с момента своего появления в Путятине.

По делу о посягательстве на участкового Сироткина у шабашников имелось чистейшее коллективное алиби, они весь день провели вместе, утром работали, потом пошли в баню, где их видели местные жители. Только у Вязникова не было никакого алиби. Но Рудик его не спросил, кто может подтвердить, что Вязников, прибыв в Нелюшку на десять – пятнадцать минут раньше расписания, прямиком пошел домой и никуда из дома не отлучался до встречи с вернувшейся из бани бригадой.

Рудик почему-то дотошно выспрашивал, какие работы велись сегодня в первой половине дня на стройке комплекса и кто уходил последним. И зачем-то ему понадобилось зарисовать в блокноте бетонную коробку комплекса и пометить крестиками, где находился каждый и что конкретно делал.

У Володи теплилась надежда на эффектный финал беседы с шабашниками. «А вас прошу поехать с нами!» – говорит Рудик Вязникову.

Нет, Вязников остался пировать с приятелями и получил возможность организовать надежнейшее алиби.

На улице к Фомину подошел изобретатель Чернов с коробкой из-под болгарских консервов, перетянутой шпагатом.

– У Сироткина и врагов-то не было. Никаких, – печально сообщил изобретатель. – Кроме меня! Другой бы непременно крикнул: «Вертай, Сироткин! Там никого нет!» А я еще посмеялся – пускай чудак прокатится. Он один ехал на своем мотоцикле. А я на «Сироткине», то есть, извините, на мини-тракторе собственной конструкции. Сено вез – у меня покос в той стороне, за комплексом. Он меня издали увидел и проехал отворотясь. Больше я по дороге никого не встретил. Вот и все, что имею заявить милиции.

Коробка в руках Чернова, перевязанная шпагатом, означала, что изобретатель приготовился дать и еще какую-то полезную информацию. В коробке лежали «голоса жизни», записанные для далеких потомков. Володя заметил, что Фомин косится на этот кладезь с большой опаской. А Рудик и не догадывается, что перед ним – создатель всезнающего «Фантомаса».

Рудика интересовало только одно: время встречи Чернова и Сироткина на дороге, ведущей к комплексу. Изобретатель заявил, что у него не было причин засекать этот момент точно по часам, но вычислить он может. Помолчал, пошевелил губами и выложил свои расчеты.

Получилось, что Сироткин встретился с изобретателем уже после прибытия автобуса в Нелюшку. А из Путятина, как сообщил Рудику Фомин, Сироткин выехал раньше, чем автобус отправился с вокзальной площади. Значит, участковый по пути куда-то заезжал.

Чернова больше ни о чем не спрашивали, и Володя решился:

– Переночевать у тебя можно? Только мне в музей завтра к восьми.

Изобретатель замялся:

– Если Николай Павлович отпустит… – Чернов многозначительно помахал картонной коробкой.

– Спасибо, Валера, ты нам очень помог. – Ответ Фомина содержал очень ясное и четкое пожелание: уйди ты от греха подальше со своими «голосами жизни»…

– Вас понял, – флегматично произнес изобретатель. – Айдате, Владимир Александрович! Утром я вас сам отвезу. На своей амфибии!

– Минуточку! – окликнул Володю Фомин. – Тебе что-нибудь говорит фамилия Юрков?

– Представь себе, говорит! – Володя иронически улыбнулся. – Надо знать историю родного города, дорогой Фома. Юркову принадлежал печально известный трактир «Эльдорадо». А тебе он зачем понадобился?

– Да так… – уклончиво ответил Фомин. – Был небольшой спор…

Вышагивая рядом с изобретателем, Володя вдруг вспомнил про Дубровского. Без каких бы то ни было причин загадочное имя само вынырнуло из глубин подсознания.

«Дубровский» – кличка Веры Соловьевой. Как я сразу не расшифровал! Даже смешно. Ей бы больше подошел «Соловей-разбойник» или «Кудеяр-атаман», но, увы, в школе скверно преподают древнерусскую литературу, а «Дубровский» есть в программе».

Володины мысли вернулись к нападению на участкового Сироткина. «Факт колоссального значения! До сих пор преступники не давали о себе знать. Можно было подумать, что они давно исчезли из Путятина вместе с золотом. Но нет! Они здесь!.. Притаились и наблюдают за действиями милиции. Чем же им помешал Сироткин? Для ответа на этот вопрос надо знать, почему Сироткии решил навестить стройку. Например, он получил какие-то сведения, преступники забеспокоились и заманили участкового в безлюдное место. Но он мог заехать на стройку просто так и застать кого-то врасплох. Одно лишь ясно – для нападения на сотрудника милиции у преступников или преступника должна быть серьезная причина. Опытный Рудик сейчас тоже об этом думает. И есть еще один существенный вопрос: а что, если Гриня до чего-то докопался и именно поэтому поехал автобусом в Нелюшку?…»

Володя понимал, что после сегодняшних бурных событий может наступить затишье. Но это будет затишье на вулкане…

– Ну вот и пришли! – сказал изобретатель. – Я вам сейчас такую прокручу запись…

XXIV

Володя напряженно вглядывался в белую мглу. Ничего не видно. Только асфальт впереди метра на три. Но Валерий Чернов вел свою амфибию спокойно и уверенно.

– У меня из кабины обзор шире, чем из «Жигулей». Чистое удовольствие. Жаль, вы сейчас не можете прочувствовать.

«Без широты обзора я уж как-нибудь обойдусь, – думал Володя. – Не прозевать бы в тумане поляну с одинокой сосной».

Тревога оказалась напрасной. Валерий уверенно свернул с асфальта, амфибия сползла в кювет, выбралась наверх и запрыгала по кочкам.

– Приехали! – объявил Валерий.

Володя впервые видел вблизи одинокую сосну и загадочный серый бугорок, оказавшийся довольно корявым сгустком бетона.

«Я бы не удивился, – сказал он самому себе, – если бы мне удалось сейчас обнаружить, что кто-то пытался прорыться под серый бугорок».

Но трава вокруг стояла нетронутая – никаких следов подкопа.

«Впрочем, так и должно быть – здесь помысел, а золото схоронено в другом месте».

Валерий со злостью пнул бетон каблуком.

– Они у меня попляшут! Всей бригадой будут убирать!

Туман стал рассеиваться, и Путятин открылся во всем блеске – красные и зеленые крыши, осенний пламень садов, купола монастыря… У Володи замерло сердце.

– Давай остановимся на минутку.

Ровно через минуту Валерий повел амфибию дальше.

– Ну, что? Отличный обзор! Убедились?

– Лучше не бывает! – признал Володя.

Не доезжая до моста через Путю, амфибия свернула к белевшим сквозь сосны корпусам больницы. Главный врач Галина Ивановна завтракала у себя в кабинете – так бывало, когда она проводила всю ночь в больнице.

– Тебе-то какое дело до Сироткина?

Володя стойко выдержал ее проницательный взгляд.

– Вся Нелюшка о нем тревожится и шлет гостинцы. – Володя подвел Галину Ивановну к окну и указал на амфибию, стоящую у подъезда. Валерий с помощью санитарки извлекал из багажника банки и пакеты. – Для одного Сироткина многовато, – заметил Володя, – но как откажешь, если несут и несут от доброго сердца. Ничего… При скудности больничных средств любое даяние благо. Сироткин поделится.

– А кто тебя привез? – строго осведомилась Галина Ивановна, полностью игнорировав выпад против больничного питания.

– Замечательный человек, изобретатель-самоучка.

– Чернов? – В ее голосе Володя уловил какую-то особую интонацию.

– Он самый. – Володе удалось принять безмятежный вид. – А что? Сироткин про него спрашивал?

Галина Ивановна засмеялась. И смеялась довольно долго.

– Ох, Киселев, Киселев… Значит, ты опять в роли Шерлока Холмса? Я так и подумала, когда ты вошел.

Сведения о Сироткине оказались не очень утешительными. Он пришел в сознание, но не помнит обстоятельств, предшествовавших травме, не помнит, как ему нанесли удар. Типичная ретроградная амнезия. Однако полчаса назад больной вдруг спросил слабым голосом, жив ли Чернов. Разумеется, его успокоили: жив.

Всю эту информацию Володя слово в слово передал Валерию.

– Спросил про меня! Ну, Сироткин! – Валерий растрогался. – Я его главный враг, а он за меня беспокоится…

Из больницы амфибия взяла курс на музей. В этот ранний час тут обычно трудились уборщицы, но сегодня понедельник, музей закрыт. Володе пришлось повозиться, отпирая своим ключом парадную дверь. Затем он отомкнул дверь, ведущую во двор, и они поднялись по наружной лестнице в директорский кабинет. Валерий бережно нес картонную коробку с «голосами жизни».

– Куда поставить?

– В самое надежное место!

Перекладывая кассеты в старинный сейф, Володя искоса поглядывал на запечатанный конверт. Похвастаться перед Валерием своей блистательной догадкой насчет Грини? Нет, еще не время!

Володя хотел распрощаться с Валерием на Фабричной. К себе в Посад можно добраться пешком, а Валерию надо спешить в Нелюшку – народ ждет вестей о Сироткине.

Но изобретатель и слушать не стал – домчал до дома.

…Васька спал на диване одетый и даже подушку не достал из постельного ящика – приплюснулся щекой к валику. На столе белела раскрытая тетрадка. Володя наклонился и прочел: «Как я провел день».

С чего бы Васька взялся писать сочинение на вольную тему? Володя пробежал взглядом первые строчки: «Банка сибя акупила». Ну и грамотей! Надо с ним позаниматься всерьез. Но что это за банка и что значит «акупила»?

Володя стал читать дальше и увлекся. Ну и Васька! Ну и сочинитель! Конечно, за грамотность ему полагается двойка, но за содержание – пятерка с плюсом. Он сумел рассказать о своих похождениях живо и выразительно. Не зря Лев Толстой очень высоко ставил бесхитростные сочинения деревенских школьников. Васькин стиль тоже еще не испорчен штампами, характерными для школьных сочинений. А банка клубничного варенья действительно себя окупила. За чаем с вареньем братья Голубцовы рассказали, кто провожал Анюту вечером после дискотеки. Бокс! Борис Шумилин.

«Вот почему они ему накостыляли. Но Голубцовы ошибаются – к пакету с деньгами Бокс не имеет никакого отношения. Не он подкинул знахарю записку с черепом и костями. И не он подкинул записку Анюте. Это сделали другие. И они назначили знахарю субботу потому, что записку Анюте удобнее всего подсунуть в субботу в дискотеке…»

Володя с удовольствием вспомнил возникшее у него сразу предположение, что в выборе дня есть ключ к разгадке.

Но что привело Джеку в Париж, в покинутый хозяевами дом? Васька задал себе этот вопрос и не нашел ответа. Зато он так ярко нарисовал все, что там произошло!.. Значит, громадный тяжеленный шкаф отзывался на удары колокольным звоном. И задняя стенка шкафа – не из фанеры, как у нынешней мебели. Примечательная подробность! Выдержанное старое дерево – прекрасный материал для изготовления струнных инструментов. Скрипичные мастера охотятся за старыми досками… Почему бы не заняться этим и гитарным мастерам?…

«Что ж… С Джекой все ясно!» – сказал себе Володя, переворачивая последнюю страницу Васькиного сочинения.

И тут ему бросилось в глаза такое… Володя обомлел. Для непосвященного – всего лишь несколько слов из совершенно пустого разговора. Но для того, кому уже многое известно, драгоценнейшее звено, замкнувшее воедино долгую цепь фактов, догадок, предположений, логических выводов.

– Шах помидорному королю! – воскликнул Володя и услышал за спиной шорох.

Васька проснулся и поглядывал, очень довольный успехом своего сочинения.

Если человек заслуживает похвалы – ее следует воздавать немедленно, не откладывая на потом. И уж тем более нельзя откладывать, если речь идет о талантливом сочинителе. Литературным талантам похвала нужна как воздух. Впрочем, и всем другим тоже.

После завтрака Васька отправился к Вите Жигалову – предупредить, чтобы тот сегодня в музей не приходил, ремонт граммофона переносится на любой из ближайших дней, когда мастеру будет удобно.

Володя поехал автобусом «Вокзал – Посад» в сторону центра, сошел на предпоследней остановке, миновал рынок, где нынче шли нарасхват местные помидоры, и твердым шагом направился к двухэтажному зданию путятинского городского управления внутренних дел.

Что бы ему сейчас ни сказали, Васькина мечта все-таки осуществилась! Кража, крупнейшая за всю историю Путятина, расследована до победного конца не приезжими, глядящими на местных сыщиков свысока, – победную точку в этом деле ставит путятинская милиция в лице общественного помощника В. А. Киселева.

В управлении Володя беседовал сначала с Фоминым. Затем с Фоминым и Рудиком Куртикяном. Втроем они направились в кабинет Петра Петровича Налетова. Здесь Володя увидел молодого человека в спортивной куртке – это и был недруг Фомина, капитан милиции Егоров. Володя позволил себе чуточку усмехнуться.

Через два часа он вышел на крыльцо управления.

В жизни довольно часто случается, что человек в нужный момент не находит слов для блистательного ответа. Но стоит выйти за дверь – и вот он, блистательный ответ. Такое запоздалое остроумие называется «остроумием на лестнице».

Сколько раз приходилось Володе горевать, что удачный ответ пришел на ум слишком поздно. И мало-помалу он пришел к догадке, что в подобном положении нередко оказывались и те острословы, имена которых вошли в историю. Но не пропадать же эффектной фразе только потому, что она запоздала на минуту! Знаменитый острослов выходил на улицу и, смеясь, рассказывал первому встречному, как великолепно сразил противника. Встречный, разумеется, бежал пересказывать всем и каждому новую блистательную фразу, клятвенно уверяя, что сам присутствовал при ее произнесении. Меткое словцо с удивительной быстротой разлеталось по свету, и теперь уже никто не смог бы доказать, что оно придумано «на лестнице». Современники вписывали словцо в дневники и мемуары, оттуда оно переходило в труды историков, и даже самый скрупулезный исследователь не в силах определить, какие знаменитые слова были сказаны вовремя, а какие являются «остроумием на лестнице».

Спускаясь с крыльца управления, Володя мысленно завершал свой разговор с Егоровым.

«Я не считаю мой метод расследования универсальным, но для города типа нашего Путятина соприкосновение двух разных дел практически неизбежно. Я бы сказал, что это закономерность и с нею должен считаться каждый следователь. Мне, например, многое дала болтовня старух о чертях, якобы виденных на кладбище. И вообще мой успех объясняется знанием местных условий и обычаев, всей городской повседневности. Я ищу не только улики и не только отпечатки пальцев – мне виден след, оставляемый преступниками в тихой и прозрачной жизни Путятина».

Завершающая фраза показалась Володе удачной. Мысль оригинальная и фраза отточенная.

«Будем считать, что именно эти слова я и сказал Егорову на прощанье!»

Из музея Володя позвонил Джеке Клюеву. Предстоял серьезнейший разговор. «Я уверен, что вы отлично справитесь с этим поручением», – сказал Володе Петр Петрович Налетов.

– Зайти к вам? Сейчас? – Кумир не выразил никакого удивления. – Ладно, приду.

Джека явился с букетом георгинов.

– Отец вывел новый сорт и назвал «Анюта». Ну, как? Хороши?

«Демонстрирует свою неуязвимую самоуверенность», – подумал Володя. И вслух произнес уклончиво:

– Цветы всегда приносят радость.

Новый сорт, выведенный доктором Клюевым, показался Володе не очень удачным. Цветы мелковаты. Георгинам все-таки присуща несколько тяжеловесная пышность. Если воспользоваться ассоциациями из мира музыки, георгины – это опера, а не камерный концерт и не эстрада.

Букет сбил Володю с намеченного плана. Вместо того чтобы сразу взять быка за рога, Володе пришлось искать подходящую вазу. Затем он спустился вниз за водой комнатной температуры, припасаемой уборщицами для полива музейных цветов.

«Значит, доктор согласился назвать новый цветок «Анюта», – размышлял Володя по пути. – Джека рассчитывал, что я спрошу почему. Дудки, не дождется. Но какие юнцы, оказывается, вырастают нынче в провинции! Мальчики международного поведения…»

В каморке уборщиц нашелся и аспирин. Раскрошить полтаблетки и бросить в вазу с водой – жизнь срезанных георгинов будет продлена.

Володя хлопотал, как домашняя хозяйка. А Джека гостем расположился в старинном кожаном кресле. Наконец Володя водрузил вазу на круглую колонку в углу кабинета. И взял быка за рога!

– Вы догадывались, что деньги, с которыми была задержана Анюта Голубцова, предназначались не ей, а «Радуге», то есть вам?

Джека нервно облизнул губы:

– Догадывался.

– И догадывались, от кого деньги?

– Нет. – Джека наклонился и смахнул с джинсов невидимую соринку.

– Почему вы не рассказали обо всем честно позавчера?

– Потому что вы об этом не спрашивали. – Ответ вполне логичный.

– Ну, а если бы все прошло успешно? Если бы Анюту Голубцову не задержали с деньгами?… Предположим, она беспрепятственно взяла из тайника конверт, принесла домой, распечатала, увидела пачку денег… И что же потом? Как она поступила бы с этими деньгами? – Володя заметил, что Джека хочет возразить, и взмахом руки отсек ненужные слова. – Только не советуйте мне обратиться с этим вопросом к самой Анюте! Меня интересует ваше отношение к неожиданному подарку. Итак, Анюта рассказывает вам о деньгах в конверте… Вы бы посоветовали ей сдать их в милицию?

Джека криво улыбнулся.

– Не вижу смысла. Конверт не валялся на дороге. Если бы она эти деньги нашла, тогда другое дело. Но зачем сдавать в милицию подарок?

– Не многовато ли для подарка? – спросил Володя. – Все-таки тысяча рублей!

– Для нас с вами – большие деньги, – согласился Джека. – Но есть богатые люди. Для них тысяча – пустяк.

– Меценаты? – задумчиво произнес Володя. – Неужели они есть и у нас в Путятине?

– Давайте без ловушек! – огрызнулся Джека. – Это всего лишь мое предположение. Или, говоря по-вашему, версия. Я уже заявил официально, что не знаю, от кого этот подарок, Анюте даритель тоже неизвестен.

– Однако в прошлый раз здесь, в кабинете, мы с вами слишком много рассуждали о деньгах, – с нажимом напомнил Володя. – О том, что без денег современный начинающий музыкант не имеет шансов пробиться наверх… – Володя сделал паузу, и Джека весь напрягся. – Я уже тогда подумал, что вы не только кассетами готовы торговать по четвертаку за штуку. Вы на многое можете пойти ради денег. Взять хотя бы эту историю с золотом, – продолжал Володя с деланной небрежностью. – Я знаю, что Голубцову так и не удалось найти покупателя…

Джека вздрогнул.

– Это не мы!

– Что не вы? – язвительно спросил Володя. – Не вы ограбили универмаг? Кажется, вчера кто-то собирался сказать мне о своей непричастности. Так? – Джека молча кивнул. – Значит, вчера я мог услышать от вас сообщение, откуда у Голубцова «бабушкины драгоценности», разные там колечки и цепочки. И надеюсь, вы собирались рассказать мне о своей попытке сбыть «бабушкины драгоценности» зубному технику Галкину, а также о том, как после отказа вы попытались связаться через Ханю с неким Ариком, торговавшим на рынке помидорами…

Володя педантично выложил Джеке все, что знал о неудачных попытках сбыта золотых предметов, не имеющих никакой художественной ценности. И спросил в упор:

– Почему вы мне сразу все не рассказали?

– Я хотел, – пробормотал Джека, – но не решился.

– И напрасно! – Володя придал голосу строгость. – Ведь, согласитесь, делишки-то некрасивые. Прямо сказать – непорядочные… – Володя выдержал долгую паузу. – У вас хотя бы записано, у кого брали?

– Записано! Какая вещь, сколько стоит… Мы заработаем и со всеми рассчитаемся! – Джека оправился от растерянности, заговорил напористо: – Мы вернем свои долги с процентами. Отыщем всех, кто нам помогал. Куда бы они ни уехали…

«Зажигательная программа! – отметил про себя Володя. – И весьма деловая. Поклонники вкладывают свои капиталы в рок-группу Джеки Клюева и получают их обратно с процентами. Теперь понятно, почему Галкин сказал мне про ломбард. Для Джеки удобней не продавать принесенные девчонками золотые колечки и цепочки, а отдать в заклад – потом можно выкупить и вернуть. Придумано неглупо, но теперь придется этот план поломать…»

Володя так и сказал Джеке. И услышал в ответ:

– Нас не очень-то легко запугать!

Затем Джека произнес речь в свою защиту. Он заявил, что не видит ничего противозаконного в сборе средств для оснащения музыкальной группы. Никому не запрещено брать деньги взаймы у друзей и знакомых. Любой путятинец, дождавшись своей очереди на «Жигули», бегает с протянутой рукой по всему городу, а потом несколько лет расплачивается с долгами.

Джека заявил, что ему лично нечего бояться, если путятинская общественность узнает о добровольных пожертвованиях в виде золотых колечек и прочей муры. Но вот девчонок жаль. Ведь они приносили ценности, полученные в подарок от родителей. И потому их ждет крепкая домашняя выволочка, да и сплетни поползут…

«Что правда, то правда, – согласился Володя, но, конечно, не вслух, а про себя. – С Джеки как с гуся вода. Он даже говорил в прошлый раз, что скандалы необходимы для популярности. Зато уж девчонкам достанется. И дома, и от всех городских кумушек, и в школе тоже…»

Однако не пора ли прервать Джекину адвокатскую речь и задать еще один вопрос.

– А как насчет коллекции мини-автомобильчиков Максика Галкина? Ее ведь тоже придется вернуть!

Джека не спеша полез в карман, достал пачку «Мальборо», закурил.

– Каждый получит обратно то, что принес. Девчонки – свои бебихи. Максик – деньги.

– Значит, Максик Галкин сам продал коллекцию, чтобы ссудить вас деньгами. А покупатель кто?

– Спросите у Галкина! – отрезал Джека.

– Спрошу, – обещал Володя. – Ну, а что вы собираетесь делать со старым шкафом?

Вот тут Джека оторопел.

– С тем, который оставлен хозяевами в Париже, – уточнил Володя.

– Откуда вы узнали?

Володя, разумеется, не назвал свой источник информации. Туманно дал понять: милиции известно все.

– А что шкаф… – выдавил Джека с большой неохотой. – Хозяевам он ни к чему, в новой квартире не помещается. Другие бы взяли на дрова, а мы…

– Решили на нем заработать! – подсказал Володя. – Выгодно продать. Ну и как? Нашли покупателя?

– Эдик кого-то нашел.

– Эдик Вязников? – многозначительно переспросил Володя. – Из бригады, которая в Нелюшке?

Джека утвердительно кивнул.

– И какого же покупателя нашел Эдик? – продолжал допытываться Володя.

– Богатого, – сказал Джека. – Специалиста по антикварной мебели. Шкаф-то оказался красного дерева. Прошлый век, работа крепостных мастеров.

Не какие-то старые доски! Антиквариат! Это был жесточайший удар по Володиному самолюбию. Прозевать у себя под носом такую ценность!

«Но откуда в развалюхе мебель красного дерева?! – вскричал голос благоразумия. – Чушь! Вязников просто-напросто морочит Джеке голову».

«Нет! Не морочит! – отозвался другой голос, весьма ехидный. – После революции путятинский Совет распродал рабочим по дешевке имущество бывшего владельца фабрики. У Фоминых вон до сих пор стоит старинное кресло. В других домах можно увидеть и столики какие-нибудь с инкрустацией, и вазочки. А кому-то достался шкаф красного дерева…»

Володя с укором глянул на Джеку:

– Почему вы не предложили свою находку музею?

– Почему? – Джека криво улыбнулся. – Потому что ваш музей не может прилично заплатить за антиквариат. А для современного миллионера наша находка – прекрасное помещение нетрудовых доходов.

– Это вам Вязников так объяснил? – быстро спросил Володя. – Вы с ним близко знакомы?

Джека не замедлил с ответом:

– У нас только деловые отношения – не больше.

Володя располагал иными сведениями. Причем вполне достоверными – полученными от Васьки. Братья Голубцовы говорили, что Анюта ждала от какого-то знакомого письмо с нотами и текстами песен. Кто этот знакомый? Скорее всего, Эдик, непременный посетитель танцев в лагере старшеклассников. А кто тайный богач, способный швырнуть тысячу рублей на музыкальный прогресс в Путятине? Тоже Эдик?

«Как бы не так! – сказал себе Володя. – Джеке простительно думать, что даритель хотел отличиться перед Анютой. Но я-то знаю, кто писал записку знахарю и кто подрисовал на тетрадном листке череп и кости. Дорогой подарок назначался вовсе не Анюте, а ему, несравненному Джеке Клюеву…»

На прощанье Джека все-таки спросил:

– Хозяин денег нашелся?

Володя мог бы ответить классической фразой: «Здесь вопросы задаю я!», но предпочел уклончивую формулировку:

– Если даритель пожелал остаться неизвестным, значит, были на то свои причины…

Интересно, какой музыкальный привет отстукает Джека по чугунным ступенькам?

Никакого! Спустился бесшумно.

Володя остался один на один с георгинами по имени «Анюта». Может, надо было сегодня не отпускать Джеку после короткого разговора, а побеседовать с ним всерьез – о музыке и не только о ней? Нет, правильно сделал, что отпустил. Пускай сам над всем подумает.

На столе нежно зазвенел телефон, склеенный умелыми руками Вени Ророкина.

– Владимир Александрович! Это я, Вороханова. Можно к вам зайти?

– Да, конечно. Жду.

Наступил тяжелый для Володи момент. Он так хотел, чтобы история с «бабушкиными драгоценностями» никуда бы дальше не пошла. И чтобы никто и никогда не узнал, кому пришла в голову идея шантажировать знахаря, чтобы преподнести Джеке дорогой подарок…

Нина Васильевна вертела в руках злополучную записку и смеялась:

– Чепуха какая-то. Не пойму, чего Лукич испугался. Такую записку порвать да выбросить, а он в милицию обратился. И деньги в конверт сунул – не бумажки…

– Я тоже сначала не видел логики в поведении знахаря, – признался Володя. – Перебрал уйму версий! И до того докатился, что всерьез примерял к Лукичу заезженный сюжет из детективного кино – будто кто-то узнал о его темном прошлом… – Нина Васильевна слушала, стараясь не проронить ни слова. – Но все оказалось проще…

Володя стеснительно развел руками. Умный человек по такому жесту сразу догадывался, что все было далеко не просто, совсем наоборот – потребовало знаний и трудов.

– Да, гораздо проще, – повторил Володя, окончательно утверждая Нину Васильевну в догадке, что только опытный детектив В. А. Киселев мог в такой простоте разобраться. – Лукич не испугался, увидев записку! – задумчиво произнес Володя. – Лукич обрадовался! Почему? Да потому, что сразу заподозрил в глупом хулиганстве своих соседей, Сашку и Лешку Голубцовых. И решил воспользоваться случаем – с Голубцовыми у знахаря давняя вражда. Надо отдать Лукичу справедливость – свою интригу он разыграл великолепно: подкараулил Фомина, изобразил жуткий страх. И я не удивлюсь, если экспертиза подтвердит мое предположение, что третий нолик был дописан знахарем. Вначале цифра выглядела скромней – единица и два ноля, всего сто рублей… Однако вполне возможно, что третий ноль вывела та же рука, которая нарисовала череп и кости. Очень крепкая рука! – добавил Володя после паузы. – Это она так метко запустила камнем в фонарь на Парковой…

– Ужас! – прошептала Нина Васильевна.

– Но вернемся к знахарю, – продолжал Володя. – Он ничем не рисковал. Деньги никуда не денутся – милиция вернет. И Голубцовы сделаются сговорчивей, отдадут часть своего огорода знахарю для его грядок с лекарственными растениями…