Текст книги "Шах помидорному королю"
Автор книги: Ирина Стрелкова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
V
Участковый Женя Журавлев прикинул в уме, что причал и скопище будок возле него отлично просматриваются с моста через Путю. Оттуда и начал. Ну, конечно, причал пуст, ни одной лодки. Ясное дело – суббота, все на рыбалке.
Без особых надежд Журавлев стал разглядывать, нет ли кого, колупающегося возле своей будки. Он понимал, что ни единой души там сейчас нет и быть не может. Иди и шарь сколько хочешь. Без риска, что привлечешь к себе внимание.
Но что толку? На будках не написаны фамилии владельцев. Попробуй определи, которая из них принадлежала ныне осужденному Сухареву.
«Всегда у нас так… – самокритично размышлял Журавлев. – То никому и дела нет до будок, то немедленно подавай сведения. А где я их возьму?! Вот если бы сейчас кто-то возился у себя в лодке… Тогда все просто: нагрянул участковый, объявил постройки на берегу незаконными, переписал фамилии владельцев… И никто бы не запаниковал. «Пиши, пиши! Мы тебя не боимся. Будки стояли и будут стоять. Надо же где-то хранить моторы и весла. А если горсовету не нравится наш самодельный причал, пускай оборудует общественный».
Журавлев благоразумно решил отложить осмотр причала и будок до вечера, когда народ потянется с рыбалки. И тут вдруг заметил двоих ребят. Чем они занимаются? Вроде бы жгут что-то… Ну паршивцы!..
С моста Журавлев видел только патлатые головы и сизый столбик дыма. Спустившись и подойдя ближе, участковый узнал обоих. Еще бы ему их не знать! Витю Жигалова и Ваську Петухова! Тихий, застенчивый Витя живет в Двудворицах, мастерит ребятам электрогитары. У Петухова раньше слава была – хуже некуда, но теперь его воспитанием занялся директор музея Киселев, и Петухова, говорят, не узнать. И еще говорят, будто Васька – правая рука частного детектива.
Ребята не слышали, как подошел участковый. А Журавлев остановился у них за спиной и прилип взглядом к самодельному газорезу, яростно извергающему синее пламя.
На своем участке Журавлев уже обошел всех, у кого есть домашние мастерские. Не темнил и не пытался поймать на крючок. Спрашивал напрямую: «Газорез имеется? Прошу предъявить».
Осмотр длился недолго, потому что и невооруженным глазом видно – работали газорезом недавно или нет. Да и по запаху. Журавлев, как и полагается штангисту, а тем более чемпиону города, не курил и потому обладал тончайшим обонянием.
По всей Фабричной улице и по всему Парижу никто не сделал участковому заявления о пропаже газореза. Выносили и показывали – кто с ворчанием, кто благодушно: «На, удостоверься». Всем была понятна цель осмотра.
И Журавлев удостоверялся. Оглядывал и обнюхивал. Никаких следов гари или недавней чистки, запахи самые застарелые – ржавчина и пыль. Только от одного газореза сильно несло каленым.
Газорез принадлежал слесарю с автобазы Репьеву, недавно купившему домишко в Париже. Раньше он со своей семьей жил в деревне, и в город Репьевы перебрались из-за дочки – такая маленькая, а болеет астмой, надо жить поближе к врачам. Рассказывая про болезнь дочки, Репьев упомянул свою недавнюю поездку с ней в Москву на консультацию к знаменитому профессору. Выходило, что в ночь ограбления универмага он был далеко от Путятина – чистое алиби. А газорез Репьев разжигал, когда чинил трехколесный велосипедик. Начал варить сам, потом передал резак сыну. Вот, поглядите, чистая работа, Ваня хоть сейчас может сдать на разряд…
С Ваней Репьевым участковому уже приходилось сталкиваться. Дело было так. В одном семействе, проживающем на Фабричной, мама обнаружила у сына в кармане фонарик, длинный и тонкий, как карандаш. «Где взял?» Сын уперся: «Не скажу». Мама побилась с ним, побилась и нажаловалась Журавлеву: «Примите меры!»
Журавлеву не раз случалось беседовать с родителями, не замечавшими появления в доме – неведомо каким путем! – более ценных вещей, чем какой-то импортный фонарик. Например, магнитофона, проигрывателя… Это у них называлось не укрывательством краденого, а уважением к личности подростка, к его самостоятельности. Однако большинство жителей Путятина по-прежнему придерживалось исконных правил, в которые входила профилактическая проверка всех карманов у подрастающего поколения, а также всех классических мест, куда можно что-то упрятать от родительского глаза.
Журавлеву удалось довольно легко установить связь между появлением у мальчишки фонарика и исчезновением из его коллекции нескольких марок, самых ценных. На том бы и кончить. Слава богу, не украл – выменял. Но маме втемяшилось в голову, что в воспитательных целях следует разменять обратно марки и фонарик.
«Нам чужого не надо!» – твердила она участковому.
Мальчишка сдался и сказал, у кого находятся марки. И сам сбегал за бывшим владельцем фонарика. Но тот принес не марки, а несколько номеров французского журнальчика «Пиф»: «Пожалуйста, можете взять обратно». Оказывается, марки уже уплыли дальше в обмен на «Пифа».
Журавлев объявил, что на этом его миссия заканчивается. Но мама не успокоилась и отправилась на розыски. Через несколько дней она явилась к Журавлеву с мини-автомобильчиком болотного цвета. Участковый с большим интересом выслушал ее рассказ о странствиях по следу исчезнувших марок. След петлял по всему городу, мена солдатиками, иностранными монетами, значками… Энергичная мама убедилась, что обратный размен невозможен по причине его многосложности. А мини-автомобильчик она принесла участковому как свой боевой трофей. На этой вещице цепь обменов оборвалась.
«Нашел в кювете на Фабричной», – упрямо твердил Ваня Репьев на все расспросы энергичной мамы.
Эти же слова он повторил Журавлеву.
Опрошенные участковым соседи Репьевых сообщили, что на Ваню у них жалоб нет, он мальчик тихий, трудолюбивый, со старшими уважительный. Однако его уже видели с Ханей, а это до добра не доведет.
Чутье подсказывало Журавлеву, что мини-автомобильчик попал к Ване Репьеву не совсем честным путем.
«А ты хозяина пробовал отыскать?» – спросил участковый тихого мальчика Ваню Репьева.
«Нет, – сказал Ваня. – Мы недавно сюда переехали, я еще никого не знаю…»
Журавлев не стал ловить мальчишку на вранье: мол, мне уже известно о твоем знакомстве с Ханей.
«Ладно, – сказал Журавлев, – тогда попробую поискать хозяина автомобильчика. Не возражаешь?»
Ваня не возражал. Только вздохнул грустно-грустно. И автомобильчик пока остался у Журавлева.
Окликнув ребят, Журавлев попросил выключить газорез, присел на корточки и потрогал оплавленный конец стальной полосы.
– Чистая работа! Но, между прочим, на производстве, чтобы управляться с такой штуковиной, сдают экзамен по технике безопасности. Ты, Жигалов, сам можешь без глаз остаться и Петухова покалечить.
Участковый взял в руки газорез и оглядел, обнюхал. Не новый, много раз был в употреблении. У Жигалова своего резака не было, и это значит…
«Это значит, что у меня в руках, быть может, тот самый газорез, которым вспороли сейф в универмаге. Грабителям ни к чему таскать его с собой после дела. Избавились, припрятали в укромном месте, а Жигалов случайно наткнулся. Что делает мальчишка, если ему попалась такая находка? Берет себе, не раздумывая…»
Журавлев не торопился с расспросами. Вроде бы он тут не по службе, а так, заглянул на дымок.
– С огнем, ребятки, шутить опасно.
Васька виновато шмыгнул носом.
– А мы, дядя Женя, осторожно.
Журавлев засмеялся:
– То-то я вижу, ты ведро с керосином поближе к огню придвинул.
Васька исподволь поглядывал, куда Журавлев положит газорез, когда надоест вертеть в руках. Возле себя? Или возле Вити?
«Ишь ты какой, – подумал Журавлев, перехватив хитрый Васькин взгляд. – Жигалов-то прост, а с Петуховым надо быть начеку. Кто его знает, чему он успел выучиться у своего Киселева!»
Газорез участковый положил точнехонько посередке между собой и Жигаловым. И продолжил беседу по противопожарной безопасности.
– Ты погляди, Жигалов, сколько вокруг тебя легковоспламеняющихся материалов. Доски, фанера, промасленные концы… Осторожный человек поставил бы рядом хоть пару ведер с водой. А ты позволяешь Петухову плескать возле огня керосином.
– Ну да… – пробурчал знаменитый мастер. – Ему не позволишь…
Участковый полюбопытствовал:
– Что строите?
– Снегоход! – похвастал Васька. – Зимой покатаемся!
– Сначала построй! – поддел Журавлев. – И научись водить!
Мини-автомобильчик был у него с собой в кармане. Журавлев вытащил и показал:
– Хороша игрушечка?
– Ух ты! – вырвалось у Вити. – Тоже собираете?
– Нашел. – По ответу участкового можно было понять: он не очень-то настаивает, чтобы ребята ему поверили. – Ну, как автомобильчик? Нравится?
– Английский военный вездеход, – уточнил Витя. – Называется «Болотная крыса».
Тут и Васька не промолчал:
– Экстра-класс! Такие на земле не валяются!
«Что правда, то правда, – подумал Журавлев. – Такие игрушки на земле не валяются – существенная промашка со стороны Вани Репьева».
– Дорогая игрушка, – согласился он. – А если, к примеру, сменять «Болотную крысу». Что за нее дадут?
Жигалов долго скреб макушку, пытаясь что-то припомнить, и спросил Петухова:
– Максик на что свою сменял?
Васька изобразил полное недоумение.
– Кому сменял?
– Ты что, не знаешь? – Витя вытаращился на Ваську: как это можно – не знать таких простых вещей! – Максику за «Болотную крысу» давали «Феррари» и в придачу «Татру» с «Волгой», – принялся объяснять Витя. – А Максик…
Но тут Васька резко перебил простодушного мастера:
– Первый раз слышу!
Витя так и застыл с раскрытым ртом.
Участковый понял, что чутье его не обмануло. С «Болотной крысой» что-то не в порядке. Но больше ничего у ребят не выведаешь. Ладно, и этого пока хватит. Значит, английский вездеход высоко ценится у тех, кто коллекционирует автомобильчики. И когда-то «Болотная крыса» принадлежала Максику Галкину. Есть над чем помозговать на досуге.
– Весело тут с вами, но мне пора… – Журавлев встал и потянулся. – А с огнем все-таки шутить опасно.
– Мы осторожно, – обещал Витя.
– «Осторожно»… – передразнил участковый и поставил ногу на газорез, отряхнул выпачканную в пыли брючину, потом другую ногу поставил, другую брючину выколотил. – Даже не знаю, как с вами быть… – На Петухова он не глядел, только на простодушного Жигалова. – Газорез не игрушка. Откуда он у тебя? Чей?
VI
На причал Витю Жигалова привел сосед, заядлый рыбак. Что-то разладилось в моторе старенькой «Казанки», никто не брался ремонтировать, Витя провозился два дня, и мотор заработал как часы. По этому случаю на причале собралось множество народа, и владелец «Казанки» произнес прочувствованную речь:
– Мужики! Вы этого мальца видели в деле – золотые руки! Если кому помощь понадобится, он не откажет. – При этих словах Витя согласно кивнул, и владелец «Казанки» продолжил свою речь: – Мужики! Из вас никто будку Сухарева занимать не станет. Пускай малец временно попользуется. Его из дома гонят, не дают заниматься техническим творчеством…
Витю из дома не гнали, но пилили ежедневно: «И так тесно, а тут ты со своими гитарами… То лаком воняет, то припоем…» Поэтому он поколебался немного и опять кивнул. У него уже глаза разгорелись на фанерную будку – можно поставить на крыше ветрячок силой в одну лампочку и работать по вечерам при собственном электрическом освещении.
– А чего, – сказали мужики, – будка бесхозная, можно отдать мальцу. Созовем общее собрание и решим.
Но на общем собрании, в котором участвовали все владельцы лодок, вдруг выяснилось, что на бесхозную будку имеется еще один претендент. Киномеханик из «Салюта» Гена Шашуров, оказывается, еще полгода назад приносил кому-то свое письменное заявление. За Гену горой стояли молодые владельцы лодок. Но Витин сосед сумел их подкузьмить:
– Знаем мы вас! Хлопочете, чтобы Шашуров вам билеты в кино доставал.
В результате старшее поколение проголосовало за Витю.
– Шашуров может и сам будку поставить. А сухаревскую надо отдать мальцу, мы его знаем. Только ты, друг, держи инструмент в сохранности.
Витя потом поглядел, за какой инструмент они беспокоились. Смех и слезы! Отвертки не каленые, напильники стертые, пассатижи скособоченные, газорез уродливый, глаза бы не глядели…
Если вещь сделана кое-как, топорно – она и в работе плоха. Хороший инструмент должен выглядеть красиво. И вообще любая вещь, если делал настоящий мастер, отличается красотой. Все равно какая. Электрогитара. Кастрюля. Газорез. Табурет…
Перебравшись в будку на причале, Витя первое время не принимал никаких заказов. Мастерил ветродвигатель. А потом заявил, что вообще больше не будет заниматься электрогитарами. Это для него пройденный этап. По городу пошли слухи, что Жигалов трудится над новым изобретением. А над каким – тайна! Мастер этих слухов не опровергал. Хотя в мыслях у него было совсем не изобретение. Витя ждал условленного сигнала от Джеки Клюева.
О великий Джека! Его предложение мгновенно покорило мастера Витю Жигалова.
– Пойдешь ко мне в ансамбль? – спросил Джека. – Я тебе предлагаю заведовать технической частью, всей аппаратурой. И у нас не будет никаких самоделок. Ничего отечественного – только импортное, изготовленное лучшими фирмами Италии, Японии, ФРГ…
Простодушный Витя не спросил, на какую валюту Джека купит заграничные инструменты и аппаратуру. Мастер верил, что Джека все может – стоит только захотеть.
– У тебя талант, – ласково говорил Джека мастеру. – А талант обязывает. Обидно будет, если наш Путятин не даст в твоем лице крупнейшего конструктора музыкальной техники, если вместо этого у нас появится еще один дядя Вася, сшибающий по мелочи в своем частном автосервисе.
Нет, повторить путь дяди Васи – ни за что! Дядя Вася много чего умеет, но кто в Путятине относится к нему с уважением? Считают халтурщиком. Заглох технический талант дяди Васи по его собственной вине.
– Я предлагаю тебе путь к славе! – говорил мастеру Джека. – У тебя будет своя лаборатория, свой институт. Здесь, в Путятине!
Вот это Вите понравилось – нет, не слава! Своя лаборатория! Свой институт, завод!..
Он видел в мечтах светлое здание, сплошь из стекла, и себя в белом комбинезоне. Все вокруг сверкает и переливается. Станки под управлением роботов, музыкальные инструменты его собственной конструкции. «Красота, – объясняет Витя своим сотрудникам в белых комбинезонах, – это и есть наивысшее техническое измерение…»
Но прежде чем приступить к самостоятельному конструированию совершеннейших синтезаторов и органол, придется, конечно, изучить, чего достигли лучшие зарубежные фирмы. Витя решил, что займется этим вплотную, как только в его ведение поступит все, что Джека купит для «Радуги».
В ожидании, когда Джека позовет его распечатывать фирменные картонные коробки, Витя мыкался и страдал от безделья.
Васька Петухов поглядывал на Витю вприщур, и в Васькиных хитрых глазах сверкали зеленые искры: это был как раз тот случай, который нельзя упустить.
Прошлой зимой Васька с завистью смотрел на самодельные снегоходы. Почему бы им с Витей не построить такую самоделку на двоих?
Просить и кланяться Васька не любил. Глупое дело – сразу попадаешь в зависимость. Есть другой путь – просьба преподносится как великодушное предложение помощи и поддержки.
Мастер страдает от безделья? Вот и прекрасно! Васька его спасет – предложит совместную работу. Техническая сторона дела возлагается на Витю Жигалова. Снабжение Васька берет на себя.
Для начала он спустился в монастырские подвалы и выволок оттуда скелет мопеда и новехонькие стальные полосы неизвестного происхождения. Уже есть для будущего снегохода рулевое управление и материал на сани.
Откуда возьмется все остальное, а главное – мотор, Васька представлял себе очень неопределенно. Ладно, откуда-нибудь возьмется. Лишь бы начать!
Васька рассуждал как истинный путятинец. А путятинец, возмечтав, к примеру, о строительстве дома, не откладывал дела на долгий срок, чтобы накопить достаточно денег. Путятинец брался за лопату и начинал рыть выемку под фундамент. Тем временем удавалось купить кирпич и цемент. Начинали расти стены, но с деньгами становилось все туже. Ничего – залезай в долги, учись быть плотником и каменщиком! Вот уже и стропила возведены – при всеобщем сочувствии и посильной помощи. Полезай наверх, делайся кровельщиком. А там, глядишь, можно звать на новоселье…
Витя тоже рассуждал как истинный путятинец. Снегоход – это можно. Он стряхнул с себя меланхолию – и за два дня сделал расчеты и чертежи. В общем, все получилось по Васькиному плану: ему осталось общее руководство, Вите – техническое исполнение. При таком раскладе кто начальник? Васька! Но он своим главенством не злоупотреблял. Когда Витя разжег газорез и начал кроить стальные полосы, Васька принялся за самую черную работу – развинтил останки мопеда и мыл ржавые части рулевого управления в керосине.
Вот тут-то и заявился Журавлев.
– Чей газорез?
– Бывшего хозяина будки.
Васька заметил, как напрягся участковый, когда Витя назвал фамилию прежнего хозяина будки. Посыпались вопросы. Где хранился газорез? Часто ли им Витя пользовался? Витя показал участковому, в каком углу будки лежал газорез, и дал честное слово, что раньше не пробовал резать металл, только сегодня первый раз. И очень хотел показать все другие сухаревские инструменты: глядите, полный порядок. Но участковый другими инструментами не интересовался, только газорезом. Почему такой грязный? Витя покраснел и сказал, что собирался сначала раскроить стальные полосы, а уж тогда почистить чужую вещь и положить на место. И больше не трогать.
Журавлев еще побеседовал про опасность игры с огнем и ушел, прихватив с собой газорез. На земле сиротливо валялись готовые полозья для саней, а стойки Витя вырезать не успел.
– Завтра доделаем! – бодро заявил Васька. – Завтра я достану другой газорез.
Витя задумчиво поскреб макушку.
– Чего-то я напутал. Не тот угол показал дяде Жене.
У Васьки загорелись глаза.
– Почему не тот?
– Газорез раньше в дальнем углу лежал, а потом его кто-то переложил в ближний, к двери.
– Ну и что? – сказал Васька. – Не все ли равно. Наплевать и забыть.
VII
Мудрец должен остерегаться самого себя, как остерегаются неприятеля или разведчика. Володю всегда восхищал этот афоризм римского философа Эпиктета. Увы… Все умные люди горазды давать советы другим. Сами они попадают в простейшие ловушки.
– Шантаж и вымогательство! В нашем тихом Путятине! – Игра воображения захватила Володю и понесла. – Ты правильно сделал, что обратился ко мне! – возбужденно говорил он Фомину. – Подметное письмо, полученное знахарем, – всего лишь верхушка айсберга! А что в глубине?
Фомин изображал внимательного слушателя и втайне торжествовал: «Валяй, валяй! Фантазируй! Развивай дедукцию, тренируй интуицию, ныряй под айсберг… А я тебе пока не скажу, что записка детская. С черепом и костями…»
– Знаешь, я бы все-таки начал с предположения самого рутинного, – продолжал Володя. – А что, если ремесло знахаря служит пенсионеру Смирнову всего лишь прикрытием, ширмой?… И кто-то проник в тайну знахаря… – Володя глубокомысленно примолк: Фоме трудно поспеть за таким стремительным полетом мысли. – Если существует тайна, шантажист не удовлетворится однажды полученной тысячей. Знахарь попадет на крючок, шантажист станет требовать все новой и новой дани. – Володя опять примолк, давая Фомину обдумать услышанное, и затем убежденно произнес: – Знахарь понял, что ему грозит. Потому он и обратился в милицию. Иначе какой смысл ему привлекать к себе внимание правоохранительных органов? – Володя вывел в воздухе огромный вопросительный знак.
Фомин затосковал: «Не надо было рассказывать Киселю про Смирнова. Письмо-то не шутка. Настоящий шантаж…»
Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы отбросить домыслы нахального детектива и вспомнить подлинные обстоятельства дела.
«Спокойно! – приказал себе Фомин. – Мало ли что он выдумает. Я своими глазами видел письмо. Детский почерк. Дурацкая шутка».
– И все-таки… – Володя принялся выводить пальцем еще один вопрос. – Почему Смирнов добивался встречи с тобой, а не с другим работником милиции?
«Ну и гусь! – возмутился Фомин. – Копает под меня. Мол, знахарь выбрал кого послабее».
Володя вывел крюк вопросительного знака, влепил точку и тонко улыбнулся:
– Не кажется ли тебе, Фома, что знахарь весьма рассчитывал на мое участие в поимке шантажиста?
– Кажется! – обрадованно вскричал Фомин.
Он чуть не выдал себя, но ослепленный самодовольством Кисель ничего не замечал.
– Вот и ладненько. – Фомин посуровел. – Значит, переходим от разговоров к делу. Засаду на Парковой возглавишь ты.
– Засаду?! – У Володи перехватило дыхание.
– В помощь возьмешь дружинников, – энергично продолжал Фомин, не давая Киселю опомниться. – Впрочем, лишний народ в засаде ни к чему. Я бы тебе посоветовал взять одного, понадежней. – Фомин уже прикинул, кого пристроить к Киселю. Веню Ророкина. Веня сумеет обдурить и не такого детектива. Так подстроит, будто все взаправду. – Значит, встречаемся вечером в штабе, – распорядился Фомин. – В девятнадцать ноль-ноль… – И возмечтал: «Пора бы появиться автобусу, не то придется вместе с Киселем сочинять план предстоящей операции. Во всех вариантах. Дурь всякую».
Везенье не покинуло Фомина. Только возмечтал – пожалуйста, катит автобус.
– Пламенный привет! – Знакомая ухватистая рука с черной каймой под ногтями подцепила одну за другой обе корзины Фомина, а затем и Володин пестерь. – Друзья встречаются вновь! – горланил дядя Вася, изображая самую тесную дружбу с родной милицией. – Специально занял для вас места!
Фомин много раз пытался пресечь восторги дяди Васи. Но безуспешно. Поэтому приходилось постоянно выслушивать от Налетова: «Дожили… У Фомина деятель частного автосервиса числится в активных помощниках милиции».
Фомин свирепо набычился и потащил Володю подальше от назойливого умельца. Под ноги подвернулся увесистый чемоданчик. Знакомая вещь. Дядя Вася ездил не по грибы. В чемоданчике у него весь набор инструментов. Автосервис на дому.
«Надо бы и у дяди Васи проверить газорез, – подумал Фомин. И тут же сам себе возразил: – Воры где угодно могли взять газорез, но только не у него. Надо быть полным идиотом, чтобы в рисковом деле связываться с дядей Васей…»
У Володи чемоданчик интереса не пробудил. Володя неприлично уставился на пассажира, сидящего рядом с дядей Васей. Было что-то знакомое в лоснящейся физиономии, помятой шляпчонке, галстуке с серебряными нитями. Где-то Володя его уже видел. Но где? Никак не припоминалось.
И вдруг… Володя чуть не расхохотался. Кино! Вот где он множество раз виделся с этой сомнительной личностью. Так выглядят мелкие хозяйственники, снабженцы и коменданты в фильмах, идущих – упаси бог! – не в Москве – только в провинции.
Очевидно, Володя сделал какое-то движение, превратно истолкованное дядей Васей. Шустрый умелец привскочил как на пружинах.
– Разрешите вам представить – мой друг Маркин, начальник крупнейшей стройки. Будущий комплекс в Нелюшке – его детище.
Володя покрепче обхватил пестерь, чтобы спастись от рукопожатия.
«Кого только не повстречаешь субботним днем в автобусе, курсирующем между Путятиным и сельской глубинкой, – философствовал Володя, пробираясь следом за Фоминым. – Тут и деревенские жители, и горожане, и разный пришлый люд…»
Утром, едучи этим же автобусом, Володя и не пытался приглядываться к пассажирам. Утром все досматривали свои сны. А сейчас – другая картина. В автобусе сплошной гомон. Про урожай, про семейные дела, про порядки в цехе… Наблюдательному человеку достаточно поездить изо дня в день путятинскими автобусами, послушать и позаписывать – вся местная жизнь как на ладони, все острейшие проблемы, все оттенки общественного мнения…
«А ведь это блестящая мысль!» – Володя ощутил легкое головокружение. Так рождаются крупные открытия. Где-то в подсознании. Он сейчас и не думал о социологии и вдруг открыл новый метод социологических исследований. Дешевый и общедоступный. Более точный, чем анкеты, заполняя которые люди не всегда искренни.
Но с кем поделиться своим важным открытием? Кто возьмется за внедрение в практику? «Что ж… – сказал себе Володя. – Придется взять проверку нового метода на себя. Детектив тоже отчасти социолог. Иной раз самая пустая болтовня может содержать крупицы ценнейшей информации».
И тут сквозь гомон прорезался голос, всегда восхищавший Володю. Такой четкости произношения нет больше ни у кого в Путятине – каждая буковка звучит.
– Киселев! Вене зиси!
По зову этого голоса Володя всегда сразу же исполнял указание и только потом позволял себе подумать, что от него нужно. «Вене зиси» означало по-французски «идите сюда». Софья Авдеевна считала, что ее ученики и после окончания школы обязаны при встречах с ней практиковаться в языке Мольера и Бальзака.
Володя в школьные годы не блистал на уроках Софьи Авдеевны. И уклонялся от пения французских народных песен за уборкой класса, ссылаясь на отсутствие голоса и слуха. Но, став директором музея, он проклял свое школьное недомыслие. Пришлось потратить время на уроки иностранных языков по телевидению. К счастью, соседи купили цветной «Рубин» и не знали, куда девать старый «Рекорд». Они взяли с Володи чисто символическую цену – десять рублей. И объяснили, что не менее тридцатки придется вложить в починку: экран двоит, в кадре гуляет серая метель. Но Володя не собирался смотреть балет или футбол. А учебной программе метель не помеха. С помощью полуслепого «Рекорда» он обнаружил у себя блестящие способности к языкам. И года не прошло, он уже свободно объяснялся по-французски, по-английски, по-немецки. И не какие-то там простые разговоры о погоде. Беседы об искусстве с тончайшими знатоками, посещавшими скромный путятинский музей.
Из-за спины учительницы Володе заулыбался Боря Шумилин, секретарь комсомольского комитета школы. Софья Авдеевна указала на свободное место рядом с собой.
– Мерси! – Володя поискал глазами: где Фома? Ну, конечно, уже устроился с комфортом на чужих мешках с картошкой. – Мерси! – повторил Володя, усаживаясь. – Комман са ва?
В ответ на участливое «Как поживаете?» Софья Авдеевна стукнула кулачком по портфелю, туго набитому бумагами.
– Са ира!
Припев старинной французской революционной песни. «Са ира» дословно значит «это пойдет», то есть «мы победим».
– Же ву фелисит! – вскричал Володя. Это означало: «Я вас поздравляю!»
Он понял, откуда возвращаются Софья Авдеевна и Боря. Да уж, окончательный расчет старшеклассников с колхозом бывает непрост. Такое по силам только Софье Авдеевне. У нее свой метод деловых переговоров. Лингвистический шок. В подмогу берется кто-нибудь из лучших учеников. Беседа с председателем колхоза ведется, конечно, на понятном ему русском языке. Но между собой школьные представители переговариваются по-французски. Председатель теряет уверенность – кто их знает, о чем они уславливаются. И в результате представители школы одерживают победу.
Володе пришлось выслушать подробнейший рассказ о нынешних переговорах. Разумеется, на французском. О, магия языка бессмертного Александра Дюма! Препирательства между Софьей Авдеевной и колхозным главбухом звучали, как словесный поединок где-то в Лувре между д'Артаньяном и кардиналом Мазарини.
А Боря Шумилин просто молодец – бойко стрекочет по-французски.
Ах, Боря, Боря! Когда-то Володя возлагал на него большие надежды. Боря занимался в изостудии Дома культуры и мог часами торчать в музее, в зале знаменитого земляка художника Пушкова. А что, если Путятин даст миру еще одного крупного художника?! Боря получил доступ в кладовые музея, к эскизам и рисункам Пушкова, к альбомам с узорами ситцев.
Володю привлекали в мальчишке не только способности. Детство Бори напоминало ему собственные лишения и надежды. Именно такие трудные житейские обстоятельства способствуют формированию истинного таланта! Но в позапрошлом году Боря перестал ходить в музей, оставил изостудию. Володе он сказал, смущенно краснея, что пробиться талантом в наше время – пустой номер, засядешь на всю жизнь в Путятине. Это был явный намек на Володину судьбу.
«Не хочу разбрасываться, – заявил Боря. – Мне надо заниматься. По-настоящему. Без школьной медали я еще обойдусь. Но вступительные в институт должен сдать на пятерки». Он не сообщил, в какой институт собирается поступить. Может, и сам пока не решил. Но, конечно, это будет не областной педагогический, а престижный институт, откуда есть пути «наверх».
Что мог сказать Володя в ответ на такие речи? Только пожелать удачи.
Софья Авдеевна и Боря принялись рассказывать, что решили купить ребята на заработанные в колхозе деньги.
За Володиной спиной трещали без умолку две старухи из Крутышки. Обе глуховаты, говорят громко – не хочешь, а подслушаешь. Может, про знахаря посплетничают?
Старушечьи секреты оказались полной ерундой. Какая-то их подружка встретила на кладбище черта. Самого натурального. С рогами и хвостом. Старухи беззубо хихикали: «Ох, и вруша! Да кто ей поверит…»
Володя понял, что существование чертей старухи допускали. Но подружка явно не заслуживала доверия. Осудив подружку, они перешли на другую тему: красивые памятники нынче стали устанавливать, денег у народа – куры не клюют.
…В придорожной деревеньке осталась махать вслед автобусу женщина в кургузом ватнике, делающем ее короче и толще. Девчонка лет пятнадцати распихала чужие корзины, уселась на чей-то бочонок и сказала неизвестно кому:
– Как же! Будет он меня слушать. Дожидайся… – Девчонку, кажется, очень разозлил разговор, происходивший на прощанье. Разговор с матерью – фамильное сходство не вызывало сомнений, тоже коротышка. И увы, тоже не удалась лицом.
Меж тем девчонка покрутила головой, заметила Софью Авдеевну с Борей и радостно выпалила:
– Здрасьте вам! Ой, извиняюсь! Бонжурчик!
– Бонжур, ма шер, – сдержанно ответила учительница.
Боря отвернулся к окну.
Девчонка забеспокоилась и вытащила круглое зеркальце. Взглянула на себя и вмиг приободрилась. Ну и ну!.. Своей внешностью она, оказывается, вполне довольна.
Интуиция подсказывала Володе, что перед ним характер весьма неординарный. Правда, не из добрых. Кремень! А женщину украшает слабость. Но человек она надежный. И есть в Путятине кто-то, за кем ей велено присматривать. Ничего… Она присмотрит!
Софья Авдеевна и Боря заговорили о неприятной истории, случившейся летом.
– Бет нуар! – произнесла Софья Авдеевна. Чисто французское словцо, непереводимая идиома. «Черный зверь». В том смысле, что личность крайне отвратительная.
Кто же это? Оказывается, тот самый Маркин. По аттестации дяди Васи – начальник крупнейшей стройки. А в действительности – бригадир шабашников.
Потом Володя услышал про какого-то Эдика, тоже весьма подозрительную личность. Эдик приходил по вечерам к старшеклассникам, живущим в сельской школе. Среди шабашников у него друзей нет – потому его и тянуло к ребятам. Эдик вообще случайно залетел в бригаду интеллигентов, решивших подработать в отпуск. По его собственным словам, он – тунеядец, бич, шаромыжник. В разных краях таким дают разные клички, но суть одна. Можно еще называть богодульником, бомжем, ханыгой.