Текст книги "Лебедь(СИ"

Автор книги: Ирина Гордеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

–Батюшка, покрестите нас.

–Всех троих?

–Да.

–Давай-ка спросим у них, хотят ли они принимать Крещение.

Машка и Сережа согласились. Я вкратце рассказал отцу Николаю историю Сережи. Батюшка отдал распоряжение своему помощнику, и тот стал набирать воду в большой металлический бак с лесенкой. Вскоре вкусно запахло ладаном. Появились свечи, нам принесли крестики на ниточках и большое полотенце.

"Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа...". Крещение началось.

Из храма мы вышли счастливые с крестиками на шее и вербочками в руках. Отец Николай рассказал об обязанностях людей, принявших Святое Крещение и пригласил нас на следующей неделе на Литургию в Чистый Четверг с утра и на Праздничную Воскресную службу. Правда, начало – в одиннадцать вечера. Я сказал, что попробуем отпроситься у взрослых. Теперь мы – крещеные! "Все неприятности", – подумал я, – "позади".

Вечером я был у Риты. Я тщательно продумал, что мне одеть. Отец всегда мне говорил, что мужчина должен быть чисто одет, хорошо пострижен, в начищенной обуви и с улыбкой на лице. Выпросив у мамы из ее коллекции духов какую-то французскую коробочку и купив букетик подснежников, я пошел к Рите. С Лешкой мы договорились встретиться на остановке, рядом с ее домом.

Мы позвонили. Потом вручили свои подарки. Рита была прекрасна. Я в своей жизни не встречал более красивой девчонки! У них была старая огромная квартира. На дне рождения были, в основном, ее подруги и одноклассницы, поэтому я чувствовал себя не в своей тарелке. Не люблю, когда на тебя пялятся во все глаза и шушукаются за спиной. Но это же девчонки! Что с них взять?

Я вполголоса рассказал Лехе о крещении и о мужике, который сопровождал нас чуть ли не до самого храма.

–Не знаю, что ему надо. Противный такой. Может, это и есть Коршун?

–Да, темная лошадка. Но зато интересно, будет, что вспомнить на свалке, – улыбнулся Лешка.

Он, в отличие от меня, относился, скорее, к разряду авантюристов. Я же, наоборот, скорее был прагматиком. То есть человеком, все планирующим заранее, избегающим неожиданностей.

Мы еще посидели немного. От женского общества стало дурно. Поэтому мы извинились и ушли. К Лехе. И засели за компьютер. Я отзвонился маме, что нахожусь у Лешки. Мы с ним решили, что обязательно пойдем на Пасху в храм к отцу Николаю. Детей на ночь точно не отпустят с нами, а мы... Мы можем пойти к друг другу в гости, как уже неоднократно проделывали.

Начиналась Страстная Седмица.

Тараканы

Страстная Седмица, как объяснил отец Николай, это неделя перед Христовым Воскресением, неделя, когда Иисуса Христа предали и распяли. Каждый день особо почитается православными христианами. Я почему-то запомнил эти его слова и очень волновался. Проснулся я с ощущением ужасного жжения языка. К тошноте я давно привык, а это было что-то новое. Не надо было вчера салаты с майонезом есть. Бабушка говорит, что майонез – это бомба для желудка, особенно для больного. Она врач, ей виднее. Пожалуй, я должен с ней согласиться.

Когда мы завтракали на кухне, я услышал жуткий Машкин крик. Она находилась под столом, искала свои тапочки. Я подумал, что она ударилась обо что-то. Но это был таракан. Как у Чуковского: "Таракан, таракан, тараканище...", только не обычный таракан, а гигантский. Просто огромный. Он лежал под столом на спинке и шевелил лапками. Царапкина с испуганным видом обнюхала его и поморщилась. Дескать, я такое не ем. Потом попыталась потрогать его лапкой, но Маша завизжала, и Царапкина лапку отдернула. Бабушка, рассмотрев новое домашнее животное, сказала:

–Мадагаскарский. Иностранцы к нам завозят. Надо купить китайский карандаш. Он любых тараканов изведет.

Потом взяла тряпку и тряпкой схватила это чудовище и понесла в туалет. Через минуту она вернулась, что-то выискивая на полу.

–Обронила я его. Стала тряпку вытряхивать над унитазом, а его нет. Сбежал, паразит!

Я поехал отвозить Сережу с Машей в садик. После того как я сдал их в руки воспитательницы, на лестнице я увидел точно такого же красавца, мадагаскарского таракана. Он также лежал на спинке и беспомощно шевелил лапками. "Может, мы занесли их из садика?" – подумал я.

Дома меня ждало недописанное сочинение. До школы три часа. Этого вполне достаточно. Я сел за стол рядом с компьютером и принялся писать. Язык ужасно щипало. Когда я закончил свое творчество, посмотрел на часы. Полдень. Ручка покатилась по краю стола и упала. Я полез за ней. Ужас! Три огромных мадагаскарца лежали, задрав лапки. Царапкина, которую, кстати, никто не звал, уже примчалась и пыталась на них шипеть. "Странно, – подумал я, – просто наваждение какое-то... Эти твари преследуют меня всюду".

Я взял старое полотенце, собрал их и понес в унитаз. Но вытряхивать было нечего. Они будто испарились! Главное, не бояться. Я успокаивал себя, как только мог.

В школе после первого урока я с опаской заглянул под парту. Как же! Он был тут как тут. Огромный мадагаскарский таракан. "Они сыпятся с меня. Точно!" – подумал я, – "Только не паниковать! Может, никто и не заметит. Конечно, почему все должны подумать, что это мои тараканы?". Я немного успокоился.

На следующий день тараканов стало больше. Они появлялись только там, где я проходил или сидел. А я просто делал вид, что это не мои. Все закончилось тем, что бабушка измазала два китайских карандаша по всей квартире и поругалась директором магазина, который располагался на первом этаже нашего дома. В школе объявили, что в пятницу и субботу занятий не будет. Будут травить тараканов. Знали бы все, кому обязаны двумя выходными!

Мысль о том, что это порча, не покидала моей головы. Я уже хотел пойти к Дарье Ивановне, хотя после крещения я понимал, что теперь ходить к Олиной бабушке я не могу. Это грех. Вот только чувство какой-то неловкости в отношении и Оли, и ее бабушки осталось. Надо бы дать ей почитать то, что написал мне отец Николай. Она же старенькая, скоро умрет. А колдовство – грех страшный. Ей же надо в церковь, исповедоваться, а то ведь в ад попадет. Такие мысли блуждали во мне, пока их не прервала мама:

–Что за секреты у тебя с тетей Верой?

–С какой еще тетей Верой? – спросил я.

–Которая со мной работает.

–А-а. Да я тут просил ее кое-что узнать... Из родословной... Для школы.

–Понятно. Так, приходи, она тебя ждет.

На следующее утро я поспешил в библиотеку. Тетя Вера рассказала мне, что владения графа Владимира Коршунова занимали чуть ли не половину Михайловского района к западу от нашего города. Это ж всего час езды! Он всерьез увлекался историей и литературой, участвовал в раскопках где-то в Турции и Греции, издал несколько научных трудов. У него было два сына. Первый – был рожден в браке в 1903 году от Лидии Михайловны Лебедевой-Суховей, а второй – вне брака в 1908 году от какой-то полячки. Раньше рядом с имением графа было поселение поляков.

–Если тебя интересуют подробности, то приходи сам в Архив. Моя сестра тебе поможет, я договорюсь. Я сказал, что непременно приду.

Значит, у этого графа были наследники. Два сына. Сейчас им лет по сто. Лучше сказать, что столько не живут. Но ведь у них могли тоже быть дети... Вот тебе и Коршун.

Через пять дней в суде опять был назначен развод. Мама уже смирилась и хотела, чтобы все это побыстрее закончилось. Бабушкин друг дядя Паша досконально изучил все юридические тонкости и обо всем договорился с адвокатами отца. Как я понял, коттедж оставался нам.

Вечером приехал отец. Он был очень веселым и довольным. Будто светился весь и опять походил на себя самого прежнего. Он был настроен довольно миролюбиво. Сказал матери, что может переехать в коттедж хоть завтра. Посадил нас с Машкой на колени и обнял. А мне на ум пришли какие-то дурацкие мысли: "как будто прощается".

–Не забудь, в понедельник в два, – сказал он перед уходом матери.

–Да, я помню, – ответила мама. Голос ее был печальный, но спокойный. Молодец! Больше она у нас не плакала.

Пушкин

Тараканы не убывали, а прибывали. Везде, где я ходил, появлялись они, лежащие на спинке с шевелящимися лапками. Это был реальный фантастический фильм. Просто никто не снимал. А-у! Режиссеры! Приезжали бы к нам! Я пытался иронизировать над своей бедой и пошел к отцу Николаю.

Он выглядел очень уставшим и грустным. Выслушав меня, он сказал:

–Не бойся. Нужно помолиться, и это наваждение пройдет. Господь поможет. Ты только веруй. Ведь каждому дается по вере его. А к бабке не ходи. Ты же читал все, что я тебе написал. Считай, что это тебе испытание такое на верность. Мы же не знаем природу этого явления, только догадываемся... Но снимать порчи у бабок – это все равно, что не доверять Богу. Как будто не в Его силах исцелить тебя.

–Я верю, что все это пройдет с Божьей помощью.

–Вот и хорошо. Возьми вот эту книжечку. Тут написано, как правильно приготовиться к Исповеди и Причастию. Готовься. Причащаться надо обязательно. Кто избегает этого, тот не наследует Царствие Небесное. Пойдем на улицу, мне все равно нужно в сторону вокзала. Там и побеседуем.

Мы вышли на улицу. Запахло свежестью и какими-то весенними цветами.

–Батюшка, – спросил я, а вот Пушкин – он был верующим?

–Да, конечно, во всех его произведениях, и в сказках, и в стихах, и в прозе присутствует Бог, события происходят по Божьей воле. Вспомни "Капитанскую дочку" хотя бы. Молитва спасает Гринева дважды в наиболее опасные минуты его жизни. Я кое-что читал о жизни Александра Сергеевича. Хотя он и сочувствовал декабристам...

–Да, они же были против царя.

–Знаешь, никто не может прожить эту жизнь без греха. Все мы, бывает, заблуждаемся, ошибаемся, но, самое главное, что будет в итоге жизни. Иной человек в старости приходит к Богу, покается во всем и Господь его прощает. А иной начинает жизнь верующим, но становится безбожником. А вообще, что касается греха, старайся удержаться от грехов, особенно от тяжких. И если уж не можешь не согрешить, выбирай наименьший грех из возможных.

–А Пушкина Бог простил?

–По всей видимости, да. Господь послал ему удивительную кончину.

–Так его же француз Дантес застрелил.

–Да, он смертельно ранил его. Но не в голову, а в живот. Пушкин все последние три дня был в сознании. Как только его привезли домой, он попросил привести священника. Первого попавшегося. Кажется, это был батюшка из Конюшенной церкви. По свидетельству этого священника, он был поражен глубоким благоговением, с которым исповедовался Пушкин и приобщался Святых Таинств. Впоследствии он говорил, что сам себе желал бы такого конца, какой был послан поэту. Последним его желанием было желание умереть христианином. Поэтому Пушкин простил Дантеса и требовал, чтобы ему никто не мстил.

Мы шли в сторону вокзала, хотя мне нужно было совсем в другую, но прекращать столь интересную беседу мне не хотелось, и я готов был идти, куда угодно, лишь бы вместе с батюшкой.

–Ты же знаешь, что в то время в обществе уже витал дух Вольтера, свободомыслия и тому подобных вещей. Антирелигиозные настроения начали проникать в дворянство.

Был такой случай, когда в гостях у кого-то Пушкин беседовал с графом Ланским. И оба позволили себе высказывания антирелигиозного толка и даже насмешки. Тут к ним в комнату зашел молодой человек, которого Пушкин принял за знакомого Ланского, а Ланский – за друга Пушкина. Он вступил с ними в беседу и мгновенно обезоружил их своими доводами в пользу религии, что тем и сказать было нечего. И они, пристыженные, объявили гостю, что изменили свое мнение.

–И что?

–Этот молодой человек, получив такой ответ, простился и вышел. Когда же они пожелали узнать, кто это был, то, оказалось, что никто его не знает. Более того, многочисленная прислуга подтвердила, что в их комнату никто не входил и из нее никто не выходил. С тех пор Пушкин никогда не говорил плохо о религии.

И тут отец Николай стал читать стихи:

"Отец людей, Отец Небесный,

Да имя вечное Твое

Святится нашими устами,

Да придет Царствие Твое,

Твоя да будет воля с нами,

Как в небесах, так на земли.

Насущный хлеб нам ниспосли

Твоею щедрою рукою.

И как прощаем мы людей,

Так нас, ничтожных пред Тобою,

Прости, Отец, Твоих детей.

Не ввергни нас во искушенье,

И от лукавого прельщенья

Избави нас".

–Так это же молитва "Отче наш", только в стихах.

–Это стихи Пушкина, поэтическое переложение этой молитвы. Кстати, незадолго до смерти ему было видение – старец сказал ему о скорой смерти, а Александр Сергеевич написал стихи:

"Чудный сон мне Бог послал.

В ризе белой предо мной

Старец некий предстоял

С длинной белой бородой

И меня благословлял.

Он сказал мне : будь покоен,

Скоро, скоро удостоен

Будешь царствия небес.

Скоро странствию земному

Твоему придет конец..."

–У вас хорошая память, – сказал я, – и стихи чудесные. Вам бы литературу нам преподавать!

Батюшка засмеялся:

–Нет, я в этом не силен. Ну, вот и пришли. Мне вон в тот дом. Старушку проведать одну, мою прихожанку. Расхворалась она. Пойду.

На этом мы и простились. А мне захотелось почитать что-нибудь о жизни Пушкина.

Одноклассники

В четверг мы узнали, что Оля Шмакова сломала ногу. Упала на улице. Лежит дома в гипсе. Девчонки сразу засобирались к ней навестить и как-то странно посматривали на меня. И опять шушукались. Я сказал, что тоже пойду с ними. Скинулись на фрукты. Я решил передать через Олю ее бабушке те выписки из Священного Писания, которые мне написал батюшка. Все-таки нельзя ей не помочь. Она же умная и все поймет. От таких размышлений на душе у меня стало легче.

Мы шли все вместе и громко болтали, так, что случайные прохожие шарахались от нас.

Перед домом Оли в канаве валялась дохлая крыса. Я сразу вспомнил о той женщине с крысиной мордочкой, которая иногда провожала меня к Дарье Ивановне. Какое-то неприятное предчувствие возникло у меня, а когда дверь открыла незнакомая женщина с каменным лицом, это предчувствие усилилось. Где же женщина-крыса? Не она ли это валяется в той канаве пред домом? Скорее всего, это после Гарри Поттера у меня такие мысли. Хотя тут и без Гарри голова кругом идет.

Женщина с каменным лицом проводила нас на второй этаж в комнату Оли. Она лежала на кровати, нога была в гипсе. Рядом стоял букет голландских роз. Такие у нас не выращивают, длиннющие и очень дорогие, но без запаха. Оля попыталась встать, но все дружно принялись укладывать ее в кровать и причитать "как же ты так" да "надо быть осторожнее". Потом девчонки стали выкладывать фрукты, а я вдруг понял, что при них я не смогу ничего сказать Оле. Надо что-то придумать.

Ну, конечно... Старый трюк с забытой вещью. Я стал демонстративно вертеть в руках свой сотик, а когда уже все прощались, положил его на тумбочку, что позволило мне уже на выходе из дома возвратиться опять к Оле. "Забыл сотовый", – сказал я, – "я вас догоню".

Когда я повторно вошел к ней, Оля плакала.

–Ты что плачешь? – спросил я.

–Ничего.

–Что-то случилось?

–Да нет, все нормально.

–Ты не можешь передать это, – замялся я, вытаскивая свой листок с цитатами, – Дарье Ивановне?

–Не могу, – сказала Оля. А потом испуганно добавила:

–Бабушка сказала тебе больше к нам не приходить. Ты изменился, у нее из-за тебя неприятности. И чтобы я у тебя ничего не брала.

–Почему? Какие неприятности?

–Не знаю. Она так сказала. Уходи.

–Простите меня, – пробормотал я, – но я не понимаю, я ей зла не желаю, а наоборот...

–Уходи!

Я забрал сотик и попрощался. Вышел из дома с чувством побитой собаки. Девчонки опять шушукались. Я выпрямился, продемонстрировал им свой мобильник, и мы пошли по домам.

Дома бабушка предупредила меня, что после обеда Павлика и его отца выписывают. "Завтра будет пятница, – подумал я, – и мы не учимся. Будут травить тараканов. Надо бы прибрать у них дома". Я созвонился с Лехой, и мы обо всем договорились.

В девять часов утра следующего дня мы были у них в квартире. Ключи мне давно отдал Павлик, но ходить туда мне было не зачем. Одежду и обувь Павлику мы нашли. Так что, две недели там никого не было.

Лешка с порога заявил:

–Ну и вонь!

–Так мусор же никто две недели не выносил.

–Начнем с мусора. Слушай, а ты газеты читаешь, телек смотришь?

–Ну, иногда...

–У твоего отца имя Иван, а отчество Борисович?

–Да, а что?

–Да про него сегодня и в газетах, и в телеке. Вроде, он возглавил эту компанию, как ее там... Они ее из двух компаний сделали, вчера подписали какой-то документ. "Волгазнефть-Юг". Получилась самая крупная компания по нефти и газу тут. Он, что у тебя олигарх, что ли?

–Да вроде нет, так банк был, еще что-то. Может, это не он?

–Сдается мне, что он.

Я опять обнаружил таракана в углу коридора. Мадагаскарец лежал вверх лапками и отчаянно ими дрыгал. Моя бабушка нашла верный способ выкидывать их – она брала спицу от своего вязания и протыкала ею таракана насквозь. Потом смывала его в туалете. Я поискал что-нибудь острое. Нашел гнутую вилку в туалете. Проткнул таракана и утопил его в унитазе. Лешке рассказывать про тараканов не хотелось... Мало ли, как он отреагирует.

Мы работали до обеда, не покладая рук. Вымыли полы, вычистили туалет, убрали постели, вытерли везде пыль. Мусор выносили раза три. И еще два пакета бутылок. Долго думали, что с ними делать. Ведь их сдают за деньги, но Лешка сказал, что много на них не заработаешь. Вдруг к нам подошел худой мужичок и ласково спросил насчет бутылок. Мы с радостью отдали все бутылки в его дрожащие руки. Взамен он долго благодарил нас и желал здоровья.

Лешка сказал, что завтра мать Павлика тоже отпустят. Ее напугали, как могли. Но все это мало на них действует, то есть на тех, кто пьет, так что, скорее всего, все будет по-прежнему.

–Жаль, – сказал я, – особенно, Сереженьку.

Мне очень захотелось защитить его, оградить от всего этого кошмара, который может повториться в его жизни опять. Но как? Кто я ему? Да и сам я всего лишь тринадцатилетний мальчишка, то есть еще ребенок. Был бы я взрослым, я бы его усыновил.

–А что они есть будут, когда их из больницы привезут? – спросил Леха.

–Не знаю. Ты готовить умеешь?

–Ну, так... Суп могу сварить. Яичницу.

–Слушай, а в холодильнике у них шаром покати, – сказал я, закрывая старый покосившийся "Саратов".

–Давай, в магазин сходим. У тебя как с финансами?

Мы стали рыться по карманам, вытаскивая свои запасы. Набралось немного.

–Можно купить пачку пельменей, хлеб, молоко. Я видел у них манку на полочке. Может, манную кашу сварим для Сережи? – спросил я Лешку.

–Ну, пошли. Там посмотрим.

В магазине мы купили все, что планировали. Потом сварили пельмени и накрыли их крышкой.

–Ванька, ты кашу манную варил когда-нибудь?

–Нет. Но видел, как мама Машке варит. Ничего сложного.

–Ты уверен?

–Уверен, конечно. Ставь молоко. Как начнет закипать, надо всыпать манку и размешать.

Молоко у нас, конечно, чуть не убежало. Манки насыпали слишком много, и каша получилась густая. Оказалось, что у них нет сахара, и Лешка побежал в магазин снова.

Приехала скорая и привезла Павлика, его отца и мою бабушку в белом халате. Когда я видел бабушку в белом халате, то почему-то начинал ее немного бояться. Как бы подсознательно, еще с детства. Как будто это не моя бабушка, а доктор Айболит, только в юбке.

Серьезная бабушка сообщила, что Павлик полностью поправился, а вот отец его не совсем, но пневмонию они вылечили. Другая его болезнь оказалась неизлечимой.

Санитары занесли носилки и аккуратно переложили отца Павлика на кровать. Я ознакомил хозяев с меню. Вечером Павлику предстояло забрать Сережу из садика и накормить моей загустевшей манной кашей, к тому же несладкой.

–А вот и сахар прибыл, – объяснил я, когда в квартиру влетел Лешка с мешочком сахара.

Бабушка спросил, могут ли они с дедом иногда брать Сережу к нам в гости. Я был несказанно рад. Мы еще посидели немного и засобирались. Уходя, я чувствовал немой вопрос, витавший в воздухе: "А что с нашей мамой?". Но Лешка молчал. А мне не хотелось думать, что все опять превратится в тот же кошмар, который был здесь еще две недели назад.

Дед, который всегда был в курсе последних событий, подтвердил сообщение Лешки о том, что мой папа возглавил "Волгазнефть-Юг". Дед все уши прожужжал нам, что наш дядя Паша, а это официальный мамин адвокат и давнишний друг бабушки, – полный идиот. Он договорился, что при разводе нам отойдет коттедж и какие-то копейки, а нам могли бы светить миллионы. И все в таком духе. К концу вечера у бабушки был гипертонический криз. Мы с Машкой сидели в палаточном домике и читали "Федорино горе", а мама ушла к своей подружке.

Пасха

В субботу женское население квартиры пекло куличи и красило яйца. Машка была на седьмом небе от счастья. Она вообще любит возиться с тестом. И еще его есть. Хотя ей, конечно, никто не разрешает. Бабушка всегда рассказывает ей одну и ту же страшную историю про мальчика, который поел сырого теста и у него заболел живот. Случился заворот кишок, и он чуть не умер. А в больнице ему разрезали живот и потом делали много уколов. Машка делает вид, что верит, но все равно тесто ест.

Потом мама с бабушкой и Машей поехали в Казанский Собор святить яйца и куличи. Они всегда так делали. Раз в год. Я читал, что именно в этот день, в Великую Субботу, перед Христовым Воскресением в Иерусалиме в Храме Воскресения Господня в два часа дня по молитвам Патриарха Иерусалимской Православной Церкви зажигается благодатный огонь. На Гробе Господа будто из ничего сам по себе возникает... Это настоящее чудо. Этот огонь не жжет руки в первое время. От него все находящиеся в храме зажигают свечи. Когда я вырасту, я обязательно съезжу в этот храм на Пасху.

Вечером мы отпросились к Лешке поиграть в компьютер. А у Лешкиных родителей мы отпросились ко мне. На всю ночь. Но эту ночь мы планировали провести в церкви.

В церкви было многолюдно. Люди все были красиво одетые. Кругом горели свечи, и вкусно пахло. Мы тоже купили свечки и стали ждать начала Литургии.

Я осмотрелся. Бабушки в белых платочках заняли немногочисленные скамеечки. Впереди, ближе к алтарю стояли несколько мужчин и молодых женщин, тоже в светлых платках. Все остальное пространство занимали снующие туда-сюда тетеньки с корзинками, набитыми куличами и крашеными яйцами и молодежь, которая создавала основной шум.

Три старшеклассницы из нашей школы в модных джинсах громко спрашивали в церковной лавке, где можно взять платки. Лешка шепнул мне, что, оказывается, женщины и девушки должны быть в церкви с покрытой головой. Какая-то бабушка стала цыкать на них и выговаривать им за джинсы. Потом полупьяный парень пытался узнать, какому святому нужно молиться, чтобы не попасть в армию.

В этот момент пришел незнакомый священник, но не отец Николай. Он выглядел взволнованным и несколько раз то входил, то выходил из алтаря. Началась Литургия. Отца Николая так и не было, что меня несколько тревожило. Голоса в церковном хоре были очень нежными и хорошо подобранными. Они, словно сливались в какую-то небесную мелодию, непохожую на человеческий голос. Всю службу я молился Богу, чтобы отец вернулся к нам, и все стало как прежде.

В конце службы у меня заболели ноги. Не привыкли они стоять. Я смотрел на старушек, отстоявших всю службу. На их лицах не было видно усталости, они даже как-то помолодели и радовались этому Великому Празднику. "Христос воскресе!" – послышался громкий голос батюшки, а все и мы отвечали: "Воистину воскресе!". Лешка предложил:

–А теперь пойдем на Волгу встречать рассвет. Рассвет на Пасху не такой как всегда, он особенный.

–Почему? – спросили девочки.

–Как почему – не только люди, но и вся природа радуется такому празднику. Это же самый главный праздник для всего человечества и всего живого на земле. Увидишь, как солнышко играть будет. Как пасхальное яичко. Такое бывает только раз в год на Пасху.

–Так ведь туман, что мы увидим? – спросил я.

–Не бойся, тумана не будет.

Мы стали выходить, и вдруг какая-то женщина запричитала:

–Отец Николай! Его убили!

–Не убили, а ранили. Он в реанимации. Наркоман из третьего училища порезал.

Мы вышли и решили поехать сразу в реанимацию. Только в какую больницу – никто толком ничего не знал.

–Так вот почему его не было на службе, – сказал Лешка.

Мы, конечно, очень расстроились. Потом вернулись в храм и от всего сердца попросили у Бога здоровья отцу Николаю.

–Давай поедем к нему днем, как только узнаем, в какой он больнице, – предложил я.

Всю дорогу мы говорили о нем, какой он хороший, и как он нам нужен, как будто старались убедить друг друга, что не время ему умирать. Так и дошли до берега Волги.

Рассвет не заставил себя ждать. Солнышко красновато-оранжевого цвета парило над линией горизонта и было, действительно, похоже на пасхальное яйцо. Оно будто переворачивалось вокруг своей оси, играло и радовалось вместе с нами. Мы совершенно не замерзли, несмотря на то, что температура ночью заметно снизилась. Вскоре мы были дома. Я отведал немного кулича и одно самое красное яйцо, а потом пошел спать. Христос воскресе! Воистину воскресе!

Проснулся я от мелодии моего сотика, мне звонил Лешка. Мы договорились поехать к отцу Николаю в больницу. Лешка уже все выяснил. Отец Николай лежал в реанимации железнодорожной больницы.

Естественно, в реанимацию нас не пустили. Мы передали ему большую пасхальную открытку с поздравлениями, кулич и минеральную воду. Когда мы собрались уходить, пришла одна из его прихожанок и рассказала, что вечером в субботу, когда отец Николай шел в церковь, на него напал наркоман и ударил ножом в грудь. Прямо в сердце. У меня заныло сердце.

Вышел молодой врач, женщина кинулась к нему расспрашивать о здоровье отца Николая. Врач улыбнулся и сказал:

–Он в рубашке родился. Прямое проникающее ранение в сердце, но скользящее. Завтра мы его в обычное отделение переведем. Сможете навещать.

–Слава Богу! Христос воскресе! Вот вам куличи, яички крашеные, угощайтесь, – сказала женщина, протягивая ему пакет. Доктор взял и пошел обратно в свои белые палаты спасать чьи-то жизни. Мы облегченно вздохнули.

–Ну почему именно его? – спросил Лешка.

–Силы зла свирепствуют, – сказал я и почувствовал опять ужасный приступ тошноты. Язык защипало.

–Да, – нараспев заговорила женщина, -он у нас замечательный, наш батюшка. Просто замечательный.

Мы еще постояли немного, слушая словоохотливую женщину, потом попрощались и пошли. Настроение заметно улучшилось. Ничто не предвещало новых неприятностей.

Новые неприятности

Я уже немного привык к своим бедам, даже шутить начал, но иногда бывает такое, что шутить вовсе не хочется. В понедельник я проснулся рано. Мне опять приснился этот Коршун, который гнался за мной как самолет-истребитель и вот-вот должен был догнать меня. Просто какая-то компьютерная стрелялка. Я был весь в каком-то противном липком поту. Язык щипало. На улице шел дождь. Я посмотрел на потолок, потом на стену, возле которой стоял мой диван.

Вначале я ничего не понял. "Померещилось", – подумал я и закрыл глаза. Когда я снова открыл глаза, кошмар не прошел. Вся стена и часть потолка были покрыты сплошь огромными черными мухами. Они были будто в оцепенении и почти не летали, а только вяло ползали по стене и потолку. Мне хотелось заорать и убежать отсюда. Но рассудок не совсем покинул меня. Я прочитал "Отче наш" и молитву Пресвятой Богородице. Страх немного прошел. Я открыл окно и взял полотенце.

Полчаса я работал мельницей, выгоняя из своей комнаты этих полудохлых мух. "Скорее всего, – думал я, – мухи и тараканы – одного поля ягоды. Повезло же мне... Благодаря этой тете Альбине и ее подружке-колдунье. Теперь после Крещения эта мерзость с меня уходит. Побыстрее бы уходила".

Вскоре практически все мухи улетели на улицу, не выдержав моих телодвижений. На полу, как всегда, лежало два таракана. В комнату заглянула бабушка. Мои махи она приняла за зарядку:

–А-а, зарядку делаешь. Молодец! Смотри, чтобы сквозняком не протянуло.

–Доброе утро, бабушка! – сказал я, – Знаешь, твой китайский карандаш не действует. Эти мадагаскарцы не боятся китайцев. Смотри! – и я показал ей двух лежащих на спине тараканов.

–Ну, почему не действует. Видишь, они какие-то полудохлые, и лежат на спинках. Еле живые. Ладно, я еще что-нибудь куплю, посильнее.

Она принесла спицу и проткнула их. Потом, как победитель, торжественно понесла их в туалет.

–А где мама? – спросил я, не найдя ни мамы, ни Машки.

–Она сегодня поехала в парикмахерскую, стричься, и Машку взяла. Сегодня же развод.

Проснулся дед, и история опять повторилась. Он начал нападать на бабушкиного дядю Пашу, что тот не учел новой должности отца, что с него, то есть с отца, можно еще три шкуры содрать и далее в подобных выражениях. Но бабушка совсем его не слушала. Она оделась и ушла, хлопнув дверью. А я пошел делать уроки.

Уроков было мало. Я позвонил Лехе и рассказал ему про свои утренние приключения. Через двадцать минут он уже был у меня и стал методично изучать стену и потолок, подвергшиеся нашествию мух. Он с радостью сообщил мне, что нашел еще штук двадцать на полу. Кряхтя, мы отодвинули диван и обнаружили несколько особей и там. Мы стали собирать их на газету. Мухи совершенно не сопротивлялись.

–Пьяные что ли? – спросил Леха, – может, у вас внизу кто-то помер и сгнил? Вот в нашем доме на пятом этаже жил один мужичок, старенький такой, Плюшкин просто. Все, что находил на улице, тащил домой. Забил дом этим мусором так, что норки стал рыть. Естественно, все это гнило и плохо пахло. Расплодились мыши, тараканы и мухи...

–Бедные соседи!

–Да. И ничего не сделаешь. А когда он помер, никто и не догадался. Только недели через две нашли. Так потом целых пять грузовиков мусора вывезли из его квартиры.

–Нет, у нас вроде соседи хорошие. Это я подкачал.

–Это все твое чародейство выходит, – начал шутить Лешка, – снаружи ты– пай-мальчик, а внутри...

Мы рассмеялись, хотя мне было не до шуток... Лешка выпустил собранных мух на волю. Мы немного поиграли в компьютер. И пошли в школу.

На уроках мне было очень плохо. Ныло сердце, кружилась голова. В четыре мне на сотовый позвонила бабушка и сказала каким-то ледяным голосом, чтобы я срочно ехал домой, предварительно забрав Машку. "Что случилось?" – пытался я узнать, но ответом были лишь короткие гудки. "Будем отмечать развод? Но что за срочность?"

Я забрал Машку и в пять был уже дома. Дед ходил по дому взад-вперед. Бабушка с каменным лицом усадила нас на диван и дала по коробочке сока. Машке вручили апельсин и пару бананов, включили мультфильмы. Я вдруг понял по выражению их лиц, что что-то произошло.

–Пойдем на кухню, – сказала она мне.

С ее слов, я узнал, что мама в больнице. А папа... Папин джип сегодня пол-третьего врезался в цистерну с бензином. Словом, все, кто там был – погибли. И отец! Я почувствовал такую тяжесть в теле, словно это я погиб. И все твердил, бродя по комнате: Он жив, он жив! Наверное, это была реакция на стресс. Или это даже не стресс. Это горе. Я был готов отдать все, что угодно, лишь бы он был жив. Время остановилось. Хотелось биться головой об стенку. Я был готов все ему простить и даже терпеть всю жизнь, что он возит Вовку на машине, а не меня. Лишь бы он был жив! Бабуля накапала мне корвалола. Он пах аптекой и нафталином. Я решил ехать к маме.