Текст книги "Возвращение блудной мумии"

Автор книги: Ирина Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Дом Ника, в нижней части которого располагалось детективное агентство, был двухэтажным. Верхний этаж опоясывала по периметру широкая терраса с увенчанными капителями белыми колоннами.

– Шикарный дом, – восхитилась я. – Ты неплохо устроился. Наверное, приятно и жить и работать в одном месте.

– Нельзя сказать, чтобы я чересчур убивал себя работой, – усмехнулся Миллендорф. – К счастью, мой дорогой дед обеспечил меня приличным наследством, так что детективное агентство для меня скорее развлечение, чем источник доходов. Иногда таких историй от клиентов наслушаешься – в кино ходить не надо.

По широкой деревянной лестнице мы поднялись наверх, и Ник проводил меня в комнату для гостей, значительную часть которой занимала также доставшаяся ему от деда огромная старинная кровать под балдахином.

– Я хотела поговорить с тобой об убийствах, – напомнила я.

– Прямо сейчас? – удивился Ник. – Даже не распаковав чемоданы?

– Мне нужен адрес одной женщины, живущей в Кейптауне. Я знаю только номер ее телефона.

– Может, обсудим дела за ужином? Ты имеешь представление о южноафриканской кухне?

– Чисто теоретическое. Я слышала, что это некая причудливая смесь индонезийской, малайской, французской, немецкой, голландской и датской кухонь.

– Нечто вроде этого, – кивнул Миллендорф. – Зимой в Кейптауне особенно популярно барбекю из дичи. Как ты относишься к запеченной на гриле вырезке шпрингбока – антилопы-прыгуна? Кстати, на африкаанс барбекю называется “брааис”.

– С восторженным энтузиазмом, – сообщила я. – Честно говоря, я здорово проголодалась.

– Вот и отлично. Если хочешь, можешь принять душ и переодеться. Я буду ждать тебя внизу, в агентстве. Дай мне телефонный номер. Пока ты будешь собираться, я постараюсь узнать адрес.

– Здорово! Вот это оперативность! – восхитилась я. – Это тебе не испанское “таёапа mismo”.

– Знакомое выражение, – ухмыльнулся Миллендорф. – В Иностранном легионе мы частенько его употребляли. Завтра, которое почти никогда не наступает.

– Надеюсь, что в Южной Африке все будет по-другому, – вздохнула я.

* * *

Окно ресторана “Золотые копи”, у которого располагался наш столик, выходило на густую сочную зелень парка Де Вааль. Толстые негритянки в тюрбанах и ярких цветастых юбках, разложив у чугунной ограды парка свои товары, лениво зазывали покупателей. Желающих приобрести африканские сувениры не находилось, и сидящие на асфальте женщины, чтобы не тратить время впустую, нанизывали на нитки бусины и бисер, что-то плели, готовя новые поделки на продажу.

Запеченная вырезка антилопы-прыгуна, приправленная соусом “боерворс”, оказалась просто великолепной. Запивая ее знаменитым красным вином “Бишопкорт” из виноградников Яна ван Рибеека, я излагала расисту Миллендорфу сложную и запутанную историю двух убийств, ограбления старика в Вальпинеде и давно исчезнувшей ман-далы Бесконечного Света, непонятно каким образом оказавшейся в руках у Джейн Уирри.

Устойчивостью к алкогольным напиткам я не обладала, так что пары бокалов “Бишопкорта” мне оказалось вполне достаточно, чтобы захмелеть. По этой причине рассказ получался не слишком внятным, но зато изобиловал массой живописных подробностей, включающих ужасную смертельную тайну Ренн-ле-Шато, упоительные свиные уши, которыми тетка Примитиве сражала мужчин наповал, а также похищенный неизвестными злоумышленниками мумифицированный труп шестиногого поросенка, которого Дидье Лермит считал инопланетным сыном Христа.

Потрясенный размахом событий Ник слушал меня с вдохновляющим интересом. Поскольку пил он гораздо больше меня, то тоже был слегка под хмельком, так что мы вполне стоили друг друга.

– Пришельцы, говоришь? – сатанински прищурился Миллендорф. – Значит, эти твари шастают среди нас и пакостят землянам.

– Это не я говорю, – возразила я. – Так считают сайентологи.

– Ублюдки инопланетные, – хлопнул кулаком по столу Ник. – Попадись они мне…

– А как, интересно, расисты относятся к инопланетянам? – неожиданно заинтересовалась я. – Как к цветным? Гуманоиды ведь обычно бывают серого или зеленого цвета.

– Если серые – значит, цветные, – убежденно заявил Миллендорф. – Так и вьются вокруг Земли, москиты космические. Как подумаю, что эти зеленые инопланетные глисты похищают и насилуют наших белых женщин, прямо выть от злости хочется. Свои каракатицы с антеннами им небось уже давно надоели.

– А разве черных женщин пришельцы не насилуют? – удивилась я.

– Подумаешь, черных, – махнул рукой Ник. – Черных насилуют все, кому не лень. Как насчет порции скального лобстера? Здесь его готовят так, что пальчики оближешь.

– Нет, – запротестовала я. – Лобстера я уже не выдержу.

– Выдержишь, – заверил меня Миллендорф. – Вы, русские, сильные. В проруби зимой купаетесь. И что мы все пьем ван Рибеека? Ты ведь еще не пробовала вино Симона ван дер Стила с виноградников Константине.

– Только не это, – ужаснулась я. – Я и так уже пьяна.

– Ерунда! – отмахнулся Ник. – Не прикидывайся. Вы, русские, водку ведрами глушите, сам по телевизору видел. Подумаешь, пара бокалов вина! Тебе это как слону дробина. Сейчас мы… возьмем бутылочку ван дер Стила, быстренько уговорим по скальному лобстеру, а после этого отправимся допрашивать Эсмеральду ван Аахен.

– Эсмеральду ван Аахен? Кто это? – не сразу сообразила я.

– Как кто? – удивился экс-легионер. – Ты же сама просила меня достать ее адрес.

– И ты уже достал? Так быстро?

– А что там доставать? Я же все-таки частный детектив. Один звонок – и дело в шляпе. Но допрашивать Эсмеральду мы будем только после лобстера с ван дер Стилом. Иначе я никуда тебя не повезу.

– Ладно, – согласилась я, решив, что детективная деятельность, как и искусство, требует жертв. – Заказывай своего лобстера.

* * *

Из ресторана мы вышли, держась друг за друга и слегка покачиваясь, причем Ник шатался гораздо сильнее, чем я. Не желая окончательно опьянеть, я лишь делала вид, что пью вино, в то время как бывший легионер в одиночестве прикончил еще две бутылки.

Солнце уже село, и мы некоторое время бродили впотьмах вокруг ресторана, пытаясь отыскать “Рейндж Ровер”. Описав пятый круг, мы обнаружили-таки машину, после чего Миллендорф потратил минут десять, нашаривая в кармане ключи. Замок он открыл только с третьей попытки. Представив, что с нами будет, если спьяну Ник начнет лихачить, я впала в легкую панику.

– Можно, я поведу машину? – попросила я. – Обожаю водить мощные тачки вроде этой.

– Думаешь, я пьян? – обиделся Ник.

– Нет, что ты! Я просто никогда не сиделаза рулем восьмицилиндрового “Рейндж Ровера”.

– Ладно, веди, – великодушно позволил Миллендорф. – Только осторожно, машину не разбей, она совсем новая. Главное – не забывай основное правило: как увидишь перебегающего дорогу негра, жми на газ.

– Не увижу, – заверила я, усаживаясь за руль. – Сейчас темно, негры черные, а без очков я почти ничего не вижу, особенно в темноте.

– Так надень очки.

– Не могу, – вздохнула я. – Я принципиально не ношу с собой очков. Они меня раздражают, так что тебе придется предупреждать меня, где нужно поворачивать, когда тормозить у светофора, и все такое прочее.

– Удивительно, сколько с тобой мороки, – укоризненно покачал головой Миллендорф. – Ладно, давай поиграем в слепую и паралитика.

Наш путь до Климонд-Бэй, где жила Эсмеральда ван Аахен, напоминал смесь вестерна с затянувшимся кошмаром.

– Ниггер! Там! Слева! Ату его! Поддай газу! Расплющь черномазого! – размахивая руками, азартно вопил Ник, а я, так окончательно и не протрезвевшая, до рези в глазах вглядывалась в темноту, пытаясь ни на кого не налететь.

Затормозив наконец у дома Эсмеральды, я почувствовала, что у меня дрожат руки и ноги.

– Так никого и не задавили, – разочарованно произнес Ник. – Скучная ты какая-то. Сразу видно, что никогда не бывала на сафари.

– Я просто берегла машину, – попыталась оправдаться я. – Не хватало только, чтобы какой-либо негр разбил головой фару или помял радиатор.

– Ради удовольствия можно пойти на некоторые жертвы, – вздохнул Миллендорф. – Подумаешь, фара! Ладно, пойдем, пообщаемся с мадам ван Аахен.

Поднявшись на крыльцо, он нажал на кнопку звонка. Из-за двери раздался женский голос, что-то спрашивающий на африкаанс. Ник ответил также на языке буров.

Дверь приоткрылась на ширину накинутой цепочки, и в образовавшемся проеме показалось лицо женщины лет сорока пяти.

Миллендорф вынул из кармана какой-то документ и продемонстрировал его даме. Я решила, что это его удостоверение частного сыщика. Без особого энтузиазма Эсмеральда ван Аахен сняла цепочку и пригласила нас войти.

Гостиная дома была увешана всевозможными шкурами, а на полу, раскинув когтистые лапы и увенчанный кисточкой хвост, покоился лев, вернее, то, что осталось от его былого великолепия.

Предложив нам присесть на покрытую шкурой зебры софу, хозяйка дома расположилась в кресле напротив.

– Вы сказали, что расследуете убийство, – перешла она на английский. – В чем, собственно, дело?

– Речь идет об убийстве Родни Вэнса, – объяснила я. – Это я звонила вам из Барселоны. Вы отказались разговаривать, и мне пришлось прилететь в Южную Африку.

Руки Эсмеральды вспугнутыми птицами взметнулись вверх, судорожно обхватив горло.

– Уходите отсюда.

– Почему? Мы ведь только что пришли, – с пьяной наивностью изумился Ник.

– Неужели вы не хотите, чтобы убийца Вэнса был наказан? – Я попыталась воззвать к гражданскому сознанию бурки-бурячки. – Родни же был вашим другом.

– Я не обязана разговаривать с вами. Уходите! – отрезала ван Аахен и встала.

Я бросила отчаянный взгляд на Ника, мысленно умоляя его что-либо предпринять.

Экс-легионер тоже встал. Слегка покачиваясь, он приблизился к Эсмеральде, взял ее за руку и с громким чмоканьем запечатлел на ее ладони поцелуй. Я поежилась, представив, что за такие штучки пьяный детектив может запросто схлопотать по морде, но, к моему удивлению, бурка-бурячка застыла соляным столбом, глядя на русые кудри и невинно-голубые очи Миллендорфа с недоверчиво-восторженной оторопелостью.

– Мадам! – торжественно произнес Ник, решив закрепить достигнутый успех. – Очевидно, вы чего-то боитесь. Не беспокойтесь. Я сумею вас защитить.

В глазах Эсмеральды отразилась мучительная внутренняя борьба.

– Вы не понимаете, насколько все это серьезно, – покачала головой она.

– Так объясните нам, – попросил Ник. – Сядьте в кресло, расслабьтесь, начните говорить и сами увидите, что все пойдет как по маслу.

Ван Аахен вяло, как тряпичная кукла, вновь опустилась в кресло.

Не выпуская ее руки, Миллендорф уселся на львиную шкуру у ее ног.

– Кто такая Джоанна Мастере? – спросила я.

– Джоанна Мастере? Так Родни говорил вам о ней? – нервно дернулась Эсмеральда.

– Немного, – соврала я. – Почти ничего.

– Так кто такая Джоанна Мастере? – вкрадчиво спросил Ник, накрывая свободной ладонью колено бурки-бурячки.

– Да так, одна женщина, – еле слышно ответила Эсмеральда. – Она уехала из Южной Африки несколько лет назад. Джоанна организовала в Кейптауне группу Творческой поддержки для художников, музыкантов и писателей.

Вытащив из сумочки фотографию Джейн с мандалой, я подошла к ван Аахен.

– Вы знаете эту женщину? Выхватив у меня снимок, Эсмеральда уставилась на него с выражением нескрываемого ужаса.

– Господи! – прошептала она. – Значит, это все-таки правда!

– Что правда? – мгновенно отреагировал Ник.

– Нет, – закричала ван Аахен. Вырвав руку из пальцев Миллендорфа, она разорвала снимок пополам.

– Нет, нет, нет, – стонала она, превращая останки фотографии в бумажное конфетти. Стон перешел в истерические рыдания.

– Убирайтесь! Убирайтесь! Убирайтесь! Я тронула Миллендорфа за локоть.

– Пойдем отсюда. Пусть она успокоится. Детектив задумчиво почесал в затылке.

– Хотел бы я знать, что ее так напугало, – задумчиво произнес он.

* * *

До дома машину вел Ник. Истерика, устроенная Эсмеральдой, слегка протрезвила его. Находясь под впечатлением последних событий, Миллендорф, к моему невыразимому облегчению, отказался от намерения давить всех встречных негров, так что до его особняка мы добрались без приключений.

Потеря фотографии меня не слишком расстроила, поскольку еще в Барселоне на всякий пожарный случай я сделала несколько копий. Несмотря на то что ван Аахен так ничего толком и не сказала, загадка понемногу начала проясняться.

Теперь я была уверена, что Джоанна Мастере и Джейн Уирри – одно и то же лицо. Также было очевидно, что Джейн что-то натворила в Кейптауне, из-за чего была вынуждена сменить имя и фамилию и сбежать из Южной Африки.

Родни не был лично знаком с Джейн, но мог слышать о Джоанне Мастере и ее тайне от Эсмеральды или еще от кого-нибудь. Очевидно, Вэнс вспомнил нечто связанное с Джейн в тот момент, когда Уирри читала главу о своих предках – розенкрейцерах, тамплиерах и прочих исторических личностях.

Используя в формируемых ею группах стандартный трюк с автобиографией, мадам Творческий Блок, сменив фамилию и имя, то ли поленилась, то ли не захотела вносить изменения в столь впечатляющую историю своей жизни.

Знакомая песня про барона де Босолейла, ясновидящую Вивиан и пастуха-чудотворца Корнелиуса Маккормика насторожила Родни, наведя его на нежелательные для Джейн размышления. Чтобы окончательно утвердиться в обоснованности своих подозрений, Вэнс позвонил бурке-бурячке и сразу после этого принялся шантажировать Уирри. Жаль, что я так и не узнала, какую информацию Родни искал в южноафриканских газетах.

В свете истории с шантажом логичнее всего было бы предположить, что именно Джейн убила Вэнса. То, что найденный в пещере волос ей не принадлежал, ничего не доказывало. Этот волос там мог оставить кто угодно и когда угодно. Ладно, допустим, что это Уирри прикончила Родни. Кто же тогда задушил мадам Творческий Блок и устроил обыск в ее доме?

А что, если Эсмеральда после разговора с Вэнсом проговорилась кому-нибудь о том, что Джоанна Мастере, превратившаяся в Джейн Уирри, перебралась в Барселону? Слухи имеют противоречащее всем законам физики свойство распространяться с околосветовой скоростью, а в Кейптауне наверняка должна была найтись парочка-тройка человек, здорово сердитых на правнучку ясновидящей Вивиан, – иначе вряд ли бы ей потребовалось убегать из Южной Африки и обзаводиться фальшивыми документами.

Некий агрессивно настроенный субъект, очень сердитый на Джоанну Мастере, вполне мог лично отправиться в Испанию, чтобы убить ее. Если же у этого агрессивно настроенного субчика водились денежки, не исключено, что он, не желая марать руки, подослал к ней наемного убийцу.

Интересно, почему ван Аахен так испугалась, увидев фотографию Джейн?

"Господи! Значит, это все-таки правда!” – воскликнула бурка-бурячка, и сразу после этого у нее началась истерика.

На вопрос о том, кто такая Джоанна Мастере, Эсмеральда отреагировала гораздо спокойнее. Значит, дело было не столько в Уирри, сколько в изображенной на снимке мандале Бесконечного Света.

Несмотря на то что мне страшно хотелось спать, я решила поделиться своими соображениями с Ником.

– Не исключено, что талисман Блаватской хранился у кого-то, живущего в Кейптауне, а Джейн украла его. В этом случае ее вполне мог убить хозяин мандалы, – изложила я свою версию происходящего.

– Темное это дело, – покачал головой Мил-лендорф. – Ты уверена, что стоит влезать в него? Ван Аахен смертельно напугана, налицо уже два трупа. Не забывай, что я обещал Марио присматривать за тобой. Если тебя прикончат, я буду плохо выглядеть в глазах друга.

– Значит, единственное, что тебя беспокоит, – это долг перед приятелем по легиону, – обиделась я.

– Не передергивай, – поморщился Ник. – И не пытайся сменить тему. Попробуй хоть раз в жизни прислушаться к голосу разума. Почему бы нам не прийти к компромиссу: я устрою тебе роскошный вояж по Южной Африке, а ты взамен перестанешь совать свой излишне любопытный нос куда не следует. Только представь – Сан-Сити, Крюгер-парк, сафари, путешествие на каяках по Оранжевой реке, заповедник Салмонсдам, виндсерфинг в Фолс-Бэй, восхождение на Столовую гору и прочие экзотические удовольствия. Если хочешь, даже охоту на черномазых тебе организую. Это, конечно, запрещено законом, но кто в Южной Африке обращает внимание на закон? У меня есть пара великолепных снайперских винтовок.

– Только вот этого не надо, – взмолилась я. – Не для того я летела в Южную Африку, чтобы палить из винтовки по неграм. И сафари я тоже не хочу. Я вообще не стреляю по живым мишеням.

– Женщина, – с сожалением вздохнул Миллендорф. – Ничего-то ты в жизни не понимаешь.

– И не говори, – согласилась я.

– Ладно, не хочешь сафари – дело твое. А как насчет всего остального? Неужели ты откажешься от стольких удовольствий ради того, чтобы добровольно сунуть голову в петлю, расследуя убийство жалкого английского альфонса и эзотерической шарлатанки?

– Разве тебе самому не интересно это расследование?

– Мне? – удивился Ник. – Нисколько. По-твоему, я похож на идиота-тинейджера, начитавшегося детективов о Шерлоке Холмсе? Свою дозу адреналина я успел получить в Иностранном легионе и с тех пор за лишними проблемами не гоняюсь. Я богат, молод, здоров, привлекателен, и мне нет дела ни до Родни Вэнса, ни до Джейн Уирри с ее предками-тамплиерами. Уверяю тебя, я не имею ни малейшего намерения портить себе жизнь из-за пары жалких англичан.

– Наверное, ты прав, – согласилась я. – Действительно, чего ради я нарываюсь на неприятности? Если честно, убийство Родни скорее стало для меня предлогом, чтобы забросить на недельку-другую работу и попутешествовать в свое удовольствие. Мне до чертиков надоело писать книги.

– Вот и умница, – обрадовался Миллендорф. – Даже не ожидал, что ты так быстро согласишься. К сожалению, здравомыслящие женщины встречаются даже реже, чем белые носороги. Выспись как следует, а завтра с утра мы решим, что делать. Как насчет того, чтобы начать со Столовой горы?

– Ты прямо читаешь мой мысли, – кивнула я.

* * *

Проснувшись около десяти часов утра, я приняла душ и спустилась вниз. Из-за перегородки, соединяющей холл с офисом Ника, доносился голос Миллендорфа, говорившего на африкаанс. Не желая ему мешать, я задержалась у двери, вслушиваясь в изобилующие двойными гласными непривычные созвучия, напоминающие причудливую смесь английского и немецкого языков.

– Джоанна Мастере, – отчетливо произнес Миллендорф.

Дальше снова полились незнакомые слова. “И этот парень вчера вечером уверял меня, что ему не нравится нарываться на неприятности”, – усмехнулась я.

Услышав, как Ник повесил трубку, я толкнула дверь и вошла в помещение агентства.

– Наводишь справки о Джоанне Мастере? – поздоровавшись, ехидно поинтересовалась я. – Уж не ты ли вчера с пеной у рта убеждал меня позабыть об этом деле?

– Тебе говорили, что подслушивать нехорошо?

– А обманывать хорошо?

– Я вовсе не наводил справки. Так, поинтересовался, из чистого любопытства. Мы же решили не заниматься этим делом, верно?

– Верно.

– Собирайся. Тебя ждет завтрак в знаменитом винном погребке Бошендаал, самом старом в Кейптауне. Оттуда мы поедем на Столовую гору.

– Здорово. Так что ты узнал о Джоанне?

– Пока ничего. Не беспокойся. Я не собираюсь утаивать от тебя информацию. Мне известно, насколько женщины любопытны.

– Но все-таки не настолько, как мужчины, – усмехнулась я.

* * *

Свернув с Клооф-Некроуд на Тафельберг, Ник остановил “Рейндж Ровер” на просторной стоянке у канатной дороги.

Несмотря на воскресный день, туристов оказалось не так уж много, вероятно, в связи с тем, что в Южной Африке уже наступила зима. Шесть минут, пока длился подъем на вершину, я наслаждалась великолепием окружающего пейзажа, а потом кабинка плавно затормозила у края гладкой, как бильярдный стол, равнины, вознесенной над Кейптауном на более чем километровую высоту.

Точно в тот момент, когда я ступила на землю, словно приветствуя нас, на Сигнальном холме выстрелила пушка, отмечая наступление полудня.

Погода была божественной, небо – лазурным безоблачным, а воздух – прозрачен и настолько чист, что за простирающимися до горизонта Капскими равнинами можно было разглядеть величественные очертания гор Голландских Готтентотов. С противоположной стороны открывался не менее захватывающий вид на снежно-белые пляжи с черными вкраплениями зализанных волнами скал, казавшихся огромными зловещими птицами, присевшими отдохнуть у бирюзовой кромки океана.

Рощи эндемичных серебряных деревьев сменялись юкками и бугенвиллеями, среди жестколистных темно-зеленых кустов, красуясь, как манекенщицы на подиуме, буйно цвели дикие орхидеи. Словно позабыв о том, что стоит зима, над ними кружились огромные яркие бабочки, сами напоминающие ожившие цветы.

Расположенный неподалеку от канатной дороги ресторан побаловал нас миниатюрными жареными осьминогами с зеленью, фаршированной креветками рыбой-ангелом и восхитительным фруктовым салатом.

– Все время забываю спросить, – обратилась я к Нику. – Как ты оказался в испанском Иностранном легионе? Судя по тому, что ты свободно говоришь на африкаанс, в тебе должна быть бурская кровь, и в то же время ты прекрасно владеешь кастельяно (Кастельяно – государственный язык Испании.). Ты специально учился языку? – Мой дед, тот самый, что оставил мне кровать с балдахином, был испанцем, – пояснил Ник. – Он и научил меня языку. Отец был буром, но носил немецкую фамилию, а мать была англичанкой. В испанский Иностранный легион я подался отчасти в поисках приключений, отчасти под влиянием деда. Он постоянно капал мне на мозги, что только десантник-спецназовец может считать себя настоящим мужчиной.

– Меня всегда занимал вопрос, чем настоящий мужчина отличается от ненастоящего. Может, объяснишь?

– Наш сержант утверждал, что настоящий мужчина должен пахнуть вином и женщинами, а на завтрак съедать, как минимум, льва вместе с когтями и хвостом, – усмехнулся Ник. – По праздникам львов можно было для разнообразия намазывать мармеладом.

– Насчет этого Марио меня уже успел просветить.

– Если мы принимали душ и пользовались после бритья одеколоном, сержант обзывал нас трусливыми гомиками и жалкими педерастами, поскольку мы теряли дух настоящих мужчин. Он считал, что от мужчины должно за версту нести тигром, чтобы один запах его разил врага наповал.

Я поежилась.

– В таком случае я, пожалуй, предпочту мужчин ненастоящих. Кстати, в России тоже есть поговорка, что настоящий мужчина должен быть свиреп, волосат и вонюч.

– А знаешь, как лечатся настоящие мужчины?

– Лечатся? От чего?

– От всего. Универсальный рецепт нашего сержанта на все случаи жизни.

– Какой же?

– Если настоящий мужчина чувствует себя совсем хреново, – низким прокуренно-хриплым голосом заговорил по-испански Миллендорф. – Н-да. Значит, когда настоящий мужчина мается от какой-то паскудной заразы, с которой не знает что делать… н-да… Так вот. Для начала он должен выпить бутылку или две коньяка, потом провести веселенькую ночку со шлюхами, “натягивая” их одну за другой, а после этого высмолить полдюжины косячков марихуаны. Тогда на следующий день он или умрет, или выздоровеет.

– Здорово, – восхитилась я. – Действительно, крутой рецепт. В народной медицине ничего подобного я до сих пор не встречала. Ты сам-то пробовал?

– Я – нет, – покачал головой Ник. – Не рискнул. А вот наш сержант регулярно так лечился. Это действительно был настоящий мужчина.

После обеда мы прошлись через “Львиную голову” – один из отрогов Столовой горы, спускающийся к Кейптауну, до самого “Львиного зада” и вновь взобрались на плато, обогнув его затем по периметру. К канатной дороге мы вернулись уже в сумерках.

Перегруженная обилием впечатлений, я напрочь позабыла об Эсмеральде ван Аахен, совершенных в Барселоне убийствах и мандале Бесконечного Света. В дом мы вошли, обсуждая предстоящее путешествие на каяках по Оранжевой реке. Решив перехватить по бутерброду и сразу же завалиться спать, чтобы завтра встать пораньше, мы направились на кухню. Тут-то и зазвонил телефон.

Ник в этот момент что-то доставал из холодильника, так что трубку сняла я и сразу узнала нервные интонации ван Аахен.

– Эсмеральда? Это Ирина. Вы не могли бы говорить по-английски?

– Вы можете приехать прямо сейчас? – Голос бурки-бурячки дрожал то ли от ужаса, то ли от волнения.

– Да, конечно. Что-нибудь случилось?

– Нет-нет, ничего не случилось. Просто я неожиданно поняла, что немедленно обязана все рассказать. Это мой долг перед Родни и перед самой собой. Так вы приедете?

– Уже выезжаем. Я повесила трубку.

– В чем дело? – мрачно посмотрел на меня Миллендорф.

– Эсмеральда просила нас срочно приехать.

– Это я понял. С чего это вдруг мы ей понадобились?

– Говорит, решила все рассказать. Вроде это ее долг перед Родни и собой.

– Немного странно, тебе не кажется?

– Странно, – согласилась я. – Она мне показалась здорово напуганной.

– Ладно, я съезжу к ван Аахен, узнаю, в чем дело, а ты пока поужинай и ложись спать.

– Еще чего! – возмутилась я. – Между прочим, это мое расследование.

– Вчера ты решила, что оставишь это дело.

– А ты? Ты ведь тоже не собирался больше этим заниматься.

– Сама виновата. Не стоило обещать Эсмеральде, что мы приедем. Никто тебя за язык не тянул. Ну все, я пошел.

– Я с тобой! Ник вздохнул.

– Мне что, привязать тебя к стулу?

– Почему ты не хочешь, чтобы я присутствовала при разговоре?

Миллендорф раздраженно поморщился.

– Хотя бы потому, что я обещал Марио присматривать за тобой. Потому что я нутром чувствую, что здесь что-то нечисто. Со мной ты не поедешь. Это решено.

Возмущенная до глубины души, я, стоя на крыльце, погрозила кулаком вслед отъезжающему “Рейндж Роверу”, после чего вернулась на, кухню, сделала себе бутерброд с копченой уткой, зеленью и огурцами и, вымещая на нем свое негодование, сердито откусила кусок.

Интересно, откуда Эсмеральда узнала номер телефона Ника? Ни я, ни Миллендорф ей его не давали. Она что, следила за нами?

Немного успокоившись, я сообразила, что Ник вчера показал ей свое удостоверение и объяснил, что он частный детектив, так что ван Аахен для того, чтобы позвонить нам, нужно было всего лишь полистать телефонную книгу.

Копченая утка оказалась просто восхитительной, и под ее благотворным воздействием я расслабилась и вновь обрела способность здраво рассуждать. Чего, в самом деле, я сцепилась с Ником? Подумаешь, не взял меня с собой! Что я, маленькая? Сама не смогу добраться до дома Эсмеральды?

Адрес я помню, доллары еще в аэропорту разменяла на ранды. Возьму такси – и вперед.

Поспешно дожевав бутерброд, я рассовала по карманам кошелек и документы и выскочила на улицу. Такси мне удалось поймать почти сразу.

– В Климонд-Бэй, – выпалила я. – Если можно, побыстрее. Я очень спешу.

* * *

В воскресный вечер улицы города были не слишком забиты транспортом, а сидящий за рулем негр оказался отличным водителем, так что до Климонд-Бэй мы добрались где-то за полчаса. Такси свернуло на улицу, где жила Эсмеральда. Я уже собиралась попросить шофера затормозить, как сообразила, что что-то не так. Рядом с “Рейндж Ровером” Ника стояли две полицейские машины с распахнутыми дверцами, окна дома ван Аахен были ярко освещены, и в них мелькали люди в мундирах.

– Поезжайте дальше. Сверните сюда, теперь сюда, – скомандовала я.

– Но вам вроде нужна была Кааверн-роуд, – заметил негр.

– Я передумала. Остановите здесь.

– Как скажете. С вас сто пятьдесят рандов. Прежде чем выйти из машины, я прочла на табличке данные водителя: Тунго Мреки, номер лицензии 930875.

"Тунго Мреки, туг [12]12
  Туг или тхаг – член индийской секты душителей, поклоняющихся богине Кали


[Закрыть] из Мекки”, возвращаясь к дому Эсмеральды, бормотала я про себя, пытаясь запомнить непривычное негритянское имя при помощи ассоциации со знакомым словосочетанием. Зачем я это делала, я и сама не знала, просто на всякий случай решила перестраховаться. Всегда полезно знать имя человека, способного обеспечить тебе алиби.

Прячась в темноте за растущими вдоль тротуара кустами, я свернула на Кааверн-роуд и незаметно прокралась к дому ван Аахен. Во дворе появилась еще одна машина – белый фургон. Я решила было, что это автомобиль “Скорой помощи”, но тут же поняла свою ошибку. Двое мужчин, одетых в серые комбинезоны, вынесли из дома носилки с лежащим на них застегнутым на “молнию” черным пластиковым пакетом. Фургон оказался труповозкой.

"Ну вот, называется, развлеклась в Южной Африке, – подумала я. – Не зря Ник не хотел брать меня с собой. Хоть бы с ним было все в порядке”.

С трудом поборов искушение выбраться из-за кустов и спросить у полицейских, что случилось, я, терзаясь неизвестностью, продолжала сидеть в засаде.

Пара дюжих служителей закона выволокла из дома закованного в наручники Миллендорфа, и я вздохнула с облегчением. По крайней мере. Ник жив. К сожалению, радость моя длилась недолго.

– За что, интересно, ты ее? – поинтересовался один из полицейских. – Из ревности, что ли?

– Говорю вам, я ее не убивал!

– Разумеется, это был не ты, а восставший из могилы Джек-потрошитель. Непонятно только, почему именно тебя застукали над телом жертвы. Еще более странно, что именно ты, а не старина Джек вытаскивал у нее из груди номерной охотничий нож, зарегистрированный, кстати, на твое имя. Давай, пошевеливайся, невинная овечка.

Протестующего Ника запихнули в машину, конвоирующие его стражи закона уселись по бокам, и одна из полицейских машин укатила вслед за труповозкой. В доме осталась работать следственная бригада.

Ошарашенная услышанным, я еще минут пять посидела в кустах, потом незаметно отошла от дома, свернула на соседнюю улицу и побрела по ней в состоянии полной прострации.

Я ожидала чего угодно, но только не этого. Поверить, что Миллендорф зарезал Эсмеральду, я не могла. С другой стороны, то, что Ник категорически отказался взять меня с собой, говорило не в его пользу. Да и на негров он любит поохотиться, если, конечно, не врет, и сбежавшая француженка называла его тупым агрессивным животным. Раз называла, значит, были у нее для этого какие-то основания.

На меня, правда, Ник не произвел подобного впечатления, но ведь я его почти не знала. Вдруг на самом деле он маньяк? Если Ник не убивал бурку-бурячку, как объяснить тот факт, что полицейские застукали его в момент, когда он вытаскивал из груди ван Аахен свой собственный охотничий нож?

Когда Миллендорф уезжал, никакого ножа у него с собой не было, это я точно помнила, но, к сожалению, это ничего не означало. Ник вполне мог хранить нож в машине.

Поймать такси на маленьких улицах в квартале частных домов было нереально, и я, прикинув, где должно находиться шоссе, двинулась в том направлении, молясь про себя, чтобы мне на пути не попались негритянские расисты. О том, что Южная Африка после отмены апартеида стала весьма опасным местом для белых людей, я знала из телерепортажей. И почему только мне не сиделось в мирной спокойной Барселоне?