Текст книги "Месть в три хода"

Автор книги: Ирина Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Бинокль чуть не выпал у меня из рук. Интересно, сколько еще сюрпризов подарит мне сегодняшний день? Парень, ласточкой сиганувший в воду, был тем самым, что пересек Английский бульвар перед отелем "Негреско". Меньше всего я ожидала увидеть златокудрого херувима, некогда покусившегося на мою честь в холодном осеннем лесу, на вилле лауреата Гонкуровской премии и одного из самых популярных современных писателей.

Пока я, ошеломленная головокружительной карьерой русского насильника, размышляла о прихотливых путях судьбы, Ив сдернул себя трусы и предался тем самым, отнюдь не поощряемым церковью забавам, за которые в свое время бог обрушил мощь своей тяжелой артиллерии на погрязшие в аналогичном грехе Содом и Гоморру. Вероятно, с тех пор Господь стал придерживаться более либеральных взглядов, ибо раскаты грома не прокатились по безмятежно‑лазурному небу, и грозная молния не ударила в мозаичное дно бассейна.

Вздохнув, я опустила бинокль. Не то, чтобы меня смущали гомосексуальные утехи. Скорее, дело было в том, что голливудские боевики, к которым испытывал особое пристрастие мой третий бывший муж, настолько наскучили нам обоим обилием затянутых постельных сцен, что в последнее время мы просто проматывали их, как рекламу, в надежде обнаружить среди бесконечного траханья хоть какое‑то интересное действие.

Поскольку ускорить развитие событий в данном случае не представлялось возможным, я решила воспользоваться моментом и перекусить – волнение всегда пробуждало во мне аппетит.

Пенистая струя теплой кока‑колы с сердитым шипением вырвалась из банки и окатила мне ноги. Чертыхнувшись, я поставила банку на землю и достала из рюкзака бутерброды, щедро нафаршированые яйцами, луком, анчоусами кусочками тунца и молодыми артишоками.

Разделавшись с ними, я снова взялась за бинокль, и, как оказалось, вовремя. Ив со златокудрым херувимом уже выбирались из бассейна. Блондин растянулся на шезлонге, а писатель, нежно поцеловав его на прощанье в подрумяненное солнышком плечо, направился в дом.

Прошло еще с четверть часа. Херувим переменил позу, перевернувшись со спины на живот. Я опять заскучала, но тут к бассейну снова вышел Беар. Он был одет в светлые брюки и трикотажную рубашку‑"поло" с короткими рукавами. Что‑то сказав блондину, писатель двинулся к гаражу. Пару минут спустя из ворот виллы выскользнул большой темно‑синий автомобиль с откидным верхом. Марку его на таком расстоянии я определить не смогла.

С биноклем в руках я нервно вскочила на ноги, соображая, что делать дальше: преследовать Ива, или для начала пообщаться с блондином. Первый вариант отпал автоматически: пока я, пробираясь через колючие кусты, добралась бы до своего "ситроена", Беар вполне успел бы домчаться до Сан‑Тропеза.

О чем говорить с голубым херувимом‑насильником я точно не представляла. Не спрашивать же его, в самом деле, кто именно – он или Беар насиловал Аглаю, и зачем им это понадобилось! В то же время непреодолимый внутренний импульс побуждал меня в срочном порядке познакомиться с блондином.

В основе этого импульса, несомненно, лежало мое проклятое любопытство. Мне страшно хотелось узнать, как златокудрый насильник ухитрился стать любовником знаменитого писателя, а также прояснить целый ряд других, не менее занимательных вопросов.

Пока я пробиралась через кусты, в моей голове сложилась вполне логичная версия изнасилования Аглаи. Над Глашей надругался не Беар, а мой херувим. Ив, скорее всего, даже не подозревал об этом.

Хоть я и не решилась бы сказать об этом Аглае, "Бесконечное падение" Беара понравилось мне больше ее "Расколотых снов". Несмотря на явную схожесть целого ряда эпизодов и поворотов сюжета, Ив писал намного динамичнее и сочнее, не увязая в переживаниях героини, и его книга постоянно держала читателя в напряжении.

Написать такой роман, даже позаимствовав кое‑какие идеи у другого автора, мог только очень умный человек, к тому же обладающий безупречной логикой. В то же время ни один умный, обладающий безупречной логикой мужчина, будучи виновным в изнасиловании, не стал бы хранить в своем доме столь важную улику как маскарадный костюм, в котором было совершено преступление, и уж тем более не позволил бы своему любовнику расхаживать в нем на виду у всех по двору виллы.

Испытав на собственной шкуре мстительное упорство Аглаи, Беар не мог ожидать, что она просто позабудет о пережитом унижении и не предпримет никаких ответных шагов. Это означало, что Ив был не при чем.

В то же время, если преступление совершил блондин, все сразу становилось на свои места.

Херувим, возмущенный тем, что Аглая "наезжает" на его любовника, решил отомстить. Склонностью к насилию он обладает – в этом я убедилась на собственном опыте, но при этом не слишком умен – со мной он вел себя более, чем глупо.

Идею изнасилования блондин почерпнул из "Изгнания бесов" – в отличие от Ива ему было нетрудно прочитать книги Аглаи. От костюма избавиться не сообразил – об уничтожении улик в "Изгнании бесов" ничего не говорилось. Все очень просто.

Версия была логичной, не вписывалась в нее лишь одна маленькая деталь: со мной блондин вел себя без малейшей агрессивности, скорее, даже наоборот. Впрочем, в отношении Аглаи насильник тоже не проявил физической жестокости: под действием наркотика она сама жаждала сексуальной близости. В данном случае в первую очередь пострадало Глашино самолюбие. Больше ее бесил тот факт, что она получила от секса огромное удовольствие.

На шоссе я ступила полностью убежденная в виновности херувима. Оставленный на солнце "ситроен" раскалился до уровня доменной печи, и прежде, чем забраться в него, пришлось подождать несколько минут, пока кондиционер в кабине не сделал температуру более или менее приемлемой.

Итак, с изнасилованием все ясно. Теперь меня мучил другой вопрос: как проникнуть на виллу? Хозяина дома нет, не зная имени блондина, прикинуться его приятельницей я не смогу. Если бы дверь открыл сам херувим, все было бы просто, но наверняка это сделает кто‑либо из слуг. Прислуга в этих краях, как правило, с английским не в ладах, а мой французский, к сожалению, оставляет желать лучшего.

Решение возникло в тот момент, когда я затормозила у ворот "Сирены". Неизвестно, сработает моя идея или нет, но попробовать стоило.

Порывшись в косметичке, где я хранила свои документы, я извлекла на свет божий удостоверение с золотым тиснением на красной кожаной обложке и моей фотографией, наклеенной внутри. Любого иностранца, не знакомого с русским языком, сей документ, несомненно, впечатлил бы. Он бы и меня впечатлил, не знай я, что внушительная золотая надпись на "корочке" уведомляет, что податель сего удостоверения является почетным членом мафии.

Эту оригинальную ксиву пару лет назад подарил мне на день рождения вегетарианствующий издатель эзотерических комиксов "Путь к тебе". Внутри все было честь честью – круглая печать издательства на моей фотографии, синий треугольный штамп на соседней странице, и даже изобилующая росчерками и завитушками подпись вегетарианца в графе "Начальник отдела кадров".

Один мой приятель арендовал в Тайланде машину, предъявляя вместо водительских прав старый комсомольский билет. Так чем я хуже? Вопрос только в том, кем лучше представиться. Может, журналисткой? Нет, журналисткой не стоит. В отсутствие хозяина меня точно не пустят на виллу.

Немного подумав, я туго затянула волосы на затылке и посмотрела в зеркальце заднего вида, стараясь придать лицу убийственно серьезное и зловещее выражение. Не знаю, в какой степени мне это удалось, но кое‑что получилось. Выбравшись из машины, я решительно зашагала к воротам.

Калитку открыл мужчина лет пятидесяти в темно‑зеленой униформе, на которой миниатюрными солнцами сверкали ярко начищенные латунные пуговицы. Его военная выправка и гордо вскинутая голова наводили на аналогию с вышколенным английским дворецким. Вероятно, это и был дворецкий, только французский.

Упреждая его вопрос, я резким движением извлекла из кармана удостоверение почетного члена мафии и, сверкнув золотом букв, развернула перед его лицом оторопевшего слуги.

"Российское управление государственной безопасности, – громко отчеканила я по‑французски. – По нашим сведениям, на территории виллы "Сирена" находится подданный нашей страны, которого мне необходимо допросить по вопросу, чрезвычайно важному для стабилизации международных отношений между нашими странами. В случае препятствования отправлению моих обязанностей, Российское правительство будет вынуждено представить ноту протеста президенту Шираку."

Не знаю, насколько хорошо понял меня дворецкий, поскольку вместо незнакомых мне французских слов я вставляла испанские, произнося их на французский манер, но, что‑то он, видимо, уловил. Судя по всему, до сих пор ему не приходилось сталкиваться с Российским управлением государственной безопасности, и, не представляя, как действовать в подобных случаях, бедняга впал с состояние ступора.

Отодвинув в сторону ошарашенного слугу, я шагнула в калитку и решительно двинулась к бассейну.

Насильник‑херувим ничком лежал в шезлонге и загорал. Плавок на нем не было, а чудесный золотистый загар равномерно распределялся по всему телу, без всяких там светлых и темных мест – прямо‑таки живая реклама естественного образа жизни. Любой нудистский журнал был бы счастлив опубликовать на обложке его фотографию.

Глаза блондина были прикрыты сложенным вдвое полотенцем. Он то ли спал, то ли, замечтавшись, не слышал моих шагов. На мгновение мне стало его жалко – слишком уж безмятежным он выглядел. Через секунду от этой безмятежности не останется и следа.

Твердо решив не поддаваться сентиментальности, я резким движением сорвала полотенце с лица херувима и переместила его на ту часть тела, которую Адам, вкусив запретный плод, поспешил прикрыть фиговым листком.

Парень вздрогнул, подскочил на шезлонге и, хлопая сонными глазами, недоуменно уставился на меня.

– Майор Пыткаренко, ФСБ, – скорчив зловещую рожу, рявкнула я. Взмахнув перед носом херувима удостоверением почетного члена мафии, я спрятала документ в карман. – Вы разыскиваетесь по делу об изнасиловании. В ваших же интересах честно и правдиво ответить на все мои вопросы. Как известно, чистосердечное признание облегчает наказание.

"Но увеличивает срок", – мысленно добавила я. Вслух это произносить явно не стоило.

Эффект превзошел все мои ожидания. Плохо соображавший спросонья блондин, услышав устрашающую аббревиатуру, посерел и съежился, вжимаясь в шезлонг.

– К‑к‑какое еще изнасилование? – дрожащим голосом проблеял он.

Мне снова стало его жаль. Только представьте: Франция, Лазурный берег, парень мирно загорает у бассейна на территории частных владений – и вдруг, откуда ни возьмись, появляется майор ФСБ и начинает шить ему статью. В такой ситуации даже ни в чем неповинного человека запросто может хватить кондрашка!

Уголком глаза я заметила застывшего у противоположного края бассейна дворецкого. Не сводя с нас внимательного взгляда, он настороженно вслушивался в непонятные звуки русской речи. Не обращая на него внимания, я продолжила психическую атаку.

– Вероятно, вы хотели спросить – какое изизнасилований? Что ж, могу напомнить. Одно из них вы совершили на прошлой неделе во Франции, другое – в Москве, шесть лет назад. Есть основания полагать, что это не единственные ваши преступления.

– Н‑нет! Что вы! В‑вы ошибаетесь! – нервно залопотал блондин. – Я никогда никого не насиловал, ни здесь, ни в России. Клянусь!

– Чем клянешься? – зверски усмехнулась я, постепенно входя во вкус роли. Нечего ему "выкать" – больно много чести для насильника. – Жизнью или свободой? Или, может, орудием преступления?

– Ч‑чем угодно клянусь! Родиной, Христом‑богом, могилой матери! Я правда никогда никого не насиловал!

– Обидно, – покачала головой я. – В таком молодом возрасте – и склероз. Что ж! Придется напомнить. Окраина Москвы, октябрь, лес, земля, размокшая от дождя, ручей с перекинутыми через него мостками. Навстречу тебе идет женщина в коричневой куртке с капюшоном, брезентовым рюкзаком и заляпанными грязью резиновыми сапогами. Что ты у нее спросил? Не помнишь? Случайно, не "Сколько времени?" Мне удалось освежить твою память, или нужны еще подробности? Сказать, что она ответила, или, может, напомнить, как ты был одет, или как ты повалил ее в лужу?

В глазах несостоявшегося насильника отразился смутный ужас узнавания. Херувим так побледнел, что я всерьез забеспокоилась о его здоровье.

– Т‑так это были вы?

– Как мило, что ты меня не забыл. Приятно встретить старую знакомую, не правда ли?

– П‑простите, р‑ради бога, – блондин умоляющим жестом прижал к груди дрожащие руки. – Я понятия не имел, что вы майор ФСБ.

– А теперь расскажи мне о женщине, которую ты изнасиловал в Ницце на прошлой неделе, точнее, пятого сентября.

– Пятого сентября? – недоумевающе нахмурился блондин. – Но я никого не насиловал пятого сентября. Правда, не насиловал. Я и в Ницце в этот день не был. Мы с Ивом с самого утра уехали на Корсику, и вернулись только на следующий день, к вечеру. Мы ночевали в Кальви, в гостинице "Эвиса", обедали в Бастии, ужинали в Кальви, в гостинице. Это точно был не я. Я вообще, кроме вас, никого не трогал, да и вас, в общем, только поцеловал.

– Ты точно уверен, что был на Корсике с Ивом Беаром именно пятого сентября?

– Разумеется, уверен, это и прислуга может подтвердить. Я не вру. Проверьте мое алиби – и сами убедитесь.

Проверять его алиби не было необходимости. Парень был слишком напуган, чтобы врать. Вряд ли бы он назвал с потолка город и гостиницу, где они с Беаром провели ночь. Но если они не имели отношения к изнасилованию, как у них оказался костюм дьявола, в точности такой же, как был описан в "Изгнании бесов"? Как бы это выяснить, не упоминая о своем знакомстве с Аглаей? Пожалуй, стоит успокоить херувима и попробовать с ним подружиться.

– Не нервничай, – сказала я, сменив звериный оскал на обаятельную улыбку. – Я пошутила.

– Пошутили? – затравленно посмотрел на меня блондин. – Насчет чего? Изнасилования, которое произошло пятого сентября?

– И насчет этого тоже. Смотри.

Вытащив из кармана удостоверение, я протянула его херувиму.

Некоторое время он тупо вглядывался в золотые буквы, потом осторожно взял документ у меня из рук, развернул, почитал, пошевелил губами и потерянно посмотрел на меня.

– Так вы не из ФСБ. Вы из мафии!

В его голосе звучала безнадежная тоска приговоренного к смерти.

"Бедняга, – подумала я. – Здорово же я его напугала – до полной потери соображения."

– Ты когда‑нибудь слышал, чтобы членам мафии выдавали удостоверения?

– Не слышал, – пожал плечами херувим. – Впрочем, я в мафии никогда не состоял. Но вам‑то удостоверение выдали.

– Это шутка, – объяснила я. – С тем же успехом там могло быть написано, что я – одногорбый верблюд или член общества "кузнечики против инсектицидов".

– То есть, вы не из мафии? – дополнительно уточнил блондин.

– Нет.

– И не из ФСБ?

– И не из ФСБ.

– Кто же вы тогда?

– Женщина, которую ты однажды по уши искупал в грязи. Кстати, в удостоверении написано мое настоящее имя – Ирина Волкова.

– Но ведь я не причинил вам вреда! Неужели вы хотите подать на меня в суд из‑за этой истории?

– Это будет зависеть от тебя.

– В каком смысле? Вы что‑то от меня хотите?

– Хочу, – кивнула я.

– Что именно?

– Во‑первых, называй меня на "ты". Для этого мы достаточно близко знакомы. Во‑вторых, было бы неплохо выпить стакан апельсинового сока, только не здесь, а в беседке – там не так жарко. И, наконец, мне хотелось бы задать тебе несколько вопросов.

На щеки блондина постепенно возвращался естественный румянец. Он заметно успокоился, но продолжал смотреть на меня с подозрением. Обернув полотенце вокруг бедер, он поднялся с шезлонга.

– Каких вопросов?

– Абсолютно невинных. Видишь ли, я пишу детективы, и в связи с этим меня интересуют мотивы человеческих поступков. Все эти годы мне было страшно любопытно узнать, почему такой красавец, как ты, ни с того, ни с сего набросился в лесу на женщину, одетую, как бомжиха. Не исключено, что когда‑нибудь я использую этот сюжет в одном из своих романов.

– И это все?

– Все! – заверила я.

– Так вот в чем дело! – блондин с облегчением вздохнул. – Ты тоже пишешь книги! Везет же мне на писателей! Ну, ты даешь! Даже не представляешь, как ты меня напугала. Я думал, меня кондрашка хватит.

– Считай, что мы квиты. Когда‑то ты тоже меня здорово напугал. Так как насчет апельсинового сока и задушевной беседы?

Херувим окончательно расслабился.

– Не возражаю. Анже! – позвал он дворецкого, который, так и не изменив позы, продолжал буравить нас взглядом. – S'il vous plaоt, apportez nous au pavillon le verre du jus d'orange et la glace et la biиre bien refroidie[4].

– Кстати, я до сих пор не знаю, как тебя зовут, – сказала я.

– Игорь, – блондин склонил голову в шутливом поклоне. – Игорь Костромин, к вашим услугам, мадемуазель.

* * *

Тайна насильника‑херувима оказалась простой, как, впрочем, любая тайна, ставшая известной.

– Осознание того, что я голубой, глубоко травмировало меня, – признался блондин. – Я понял это в семнадцать лет, но не мог ни принять этот факт, ни смириться с ним.

– А сейчас ты с ним смирился?

Игорь засмеялся.

– Полностью – и это сделало меня счастливым. Что может быть лучше, чем любить себя таким, каков ты есть?

– Надо же, ты стал настоящим философом. Кажется, я догадываюсь, почему ты набросился на меня в лесу. Пытался доказать самому себе, что ты не гей?

– Это была моя первая и последняя попытка, закончившаяся, как ты знаешь, самым позорным провалом.

– Первая ли? Целовался ты весьма профессионально.

На щеках херувима вспыхнул румянец.

– Вообще‑то, до этого я тренировался. В одной книге я прочитал о технике поцелуев и отрабатывал ее более полугода.

– Отрабатывал? Каким образом?

– На плюшевом медведе, – покаянно развел руками насильник. – Только, ради бога, никому об этом не говори.

– Не скажу, – пообещала я. – А помимо поцелуев ты, извини за нескромный вопрос, еще какие‑нибудь техники отрабатывал?

Херувим отрицательно покачал головой.

– К сожалению, нет. Ты, наверное, и сама это заметила. Для всего остального медведь не слишком подходил.

– И ты задумал потренироваться на женщине? Решил, что главное – начать, а дальше все пойдет само по себе, на "автопилоте"?

– Вроде того. Что‑то всегда мешало мне знакомиться с девушками, словно между мной и ими стояла какая‑то незримая стена. Все приятели наперебой хвастались своими победами, и только мне было нечего сказать. Когда я понял, что меня влечет исключительно мужское тело, я чуть с ума не сошел от отчаяния и стыда. В день нашей встречи я отправился в лес под влиянием какого‑то безумного порыва. Я решил, что, занявшись любовью с первой попавшейся женщиной, смогу избавиться от своей болезненной склонности, стать нормальным полноценным мужчиной.

– То есть ты сознательно шел на изнасилование?

– Вряд ли это было сознательно. Это было какое‑то помешательство. Мне казалось, что достаточно будет заключить женщину в объятия и поцеловать, а дальше все произойдет само собой, и я мгновенно освобожусь от тяготеющего надо мной заклятия.

– А техника поцелуев, которую ты изучал с медведем, была западная или восточная?

– Восточная. Медитация на ощущениях, измененное состояние сознания, вхождение в транс и все такое прочее. Тебе это знакомо?

– Знакомо, – кивнула я. – Теперь понятно, почему ты ни на что не реагировал.

– Это было удивительное состояние, – улыбнулся воспоминаниям Игорь. – Я словно проваливался в бездну. Осталось только головокружение от падения и завораживающая пульсация губ. Я чувствовал тебя и знал, что ты не сердишься, но ты не хотела быть со мной. Потом я услышал твой крик. Он словно выдернул меня во внешний мир. Я увидел, что мы лежим в луже и понял, что совершаю преступление. Тогда я вскочил и побежал в лес.

Дождь усилился, но я не обращал на него внимания. Промокший до нитки, я бродил по лесу до самого утра. Сначала я хотел лечь на землю, свернуться в клубок и не двигаться до тех пор, пока не умру. У меня ничего не получилось. Я как был, так и остался голубым. Я ненавидел и презирал себя, в то время как холод пробирал меня до костей. Потом отчаяние сменилось безразличием. На рассвете дождь прекратился, и в просвет между тучами пробились первые лучи солнца. Именно тогда я понял, что нет смысла бороться против своей природы и принял себя таким, какой я есть.

"Я гомик, – сказал я себе. – Я гей, я голубой, черт возьми, и это замечательно".

Потом я вернулся домой, три недели провалялся с жесточайшей простудой, и больше не пытался сделать из себя натурала. Ты была первой и последней женщиной, которую я поцеловал.

– А как ты оказался на вилле Беара?

– Исключительно по воле случая. Ив выиграл меня в карты.

– В карты? – изумилась я. – Действительно, оригинально. Я слышала, что в Турции некоторые мужья проигрывали в карты своих жен. Но игра на людей во Франции – это что‑то новенькое. И кто же поставил тебя на кон? Ты сам или кто‑то другой?

– Это была довольно странная история.

– Обожаю странные истории.

Херувим задумчиво повертел в пальцах стакан с пивом.

– Ты имеешь представление о шизоанализе?

– Насколько я помню, это направление современной французской философии, прославляющее мир желаний и приравнивающее его к сфере специфического шизофренического опыта, нетождественного клиническим формам шизофрении. "Состоявшимися шизофрениками" считаются философы и писатели, перешедшие предел, удерживающий производство желания на периферии общественного производства и тем самым делающие один вид производства тождественным другому.

Игорь посмотрел на меня с легким удивлением.

– Если честно, ты сама поняла то, что сейчас сказала?

– Если честно, то нет. Даже сами философы далеко не всегда понимают собственные идеи, только они в этом не признаются. Если хочешь выглядеть недосягаемо умным, стань философом и произноси как можно больше непонятных слов и туманных фраз. А какое отношение к проигрышу в карты имеет шизоанализ?

– Самое непосредственное, – объяснил херувим. – Меня проиграл Беару некий Стив Рыгайло. Возможно, ты слышала это имя. Оно довольно известное в художественных кругах. Стив – шизоаналитический художник‑деконструктивист.

– Отличное словосочетание, – восхитилась я. – Надо будет его запомнить, на случай, если мне вдруг захочется блеснуть эрудицией. А чем, интересно, занимаются шизоаналитические деконструктивисты?

Игорь вздохнул.

– Стив утверждает, что он, гуляя в чистом поле собственных претензий и возможностей, превращает самореферентную метанарративную культуру с четкими идентификациями в детерриализированные культурные телесности.

– С ума сойти, – оценила я. – Ты сам‑то понял, что сказанул? В частности, что такое детерриализированные культурные телесности?

– Лучше спроси об этом у Стива, если когда‑нибудь встретишься с ним. Думаю, он и сам этого толком не понимал. Когда Рыгайло не произносил непонятные слова и не малевал кистью по холсту, он пил, скандалил и трахал все, что движется, включая мужчин и резиновых кукол. Я был его натурщиком.

– Только натурщиком?

На щеках блондина выступил румянец.

– Больше, чем натурщиком. Мы были любовниками. Кстати, используя меня в качестве модели, Стив рисовал исключительно мой пупок. Только пупок на буром, зеленом или фиолетовом фоне. Он говорил, что пупок – символ вселенской пустоты, а демонстрация многократно кодированной пустоты и подчеркнутое отсутствие смысла – фирменный знак шизоаналитической эстетики. Я всегда подозревал, что Рыгайло попросту не способен изобразить что‑либо более сложное.

– Я вижу, у тебя была интересная жизнь.

– Я бы предпочел, чтобы она была чуть менее интересной. Я страшно рад, что Стив проиграл меня Беару. С Ивом я живу как у Христа за пазухой.

– А как Стив тебя проиграл?

– В Париже проходила международная выставка "Концептуальный Шизоарт и генеалогия власти". Рыгайло привез на нее пару десятков картин с изображениями моих пупков, а заодно прихватил и модель, то есть меня. В часы работы выставки я, одетый в набедренную повязку из рваной мешковины стоял в раме рядом с картинами Стива. Мой пупок был обведен тремя черными кругами, символизирующими цинизм, садизм и анархизм, а на шее у меня висела табличка с надписью:

«Шизофрения как высшая форма безумия предстает главным освободительным началом для личности и главным революционным началом для общества.»

В день закрытия выставки один русский писатель‑неофашист, живущий в Париже, пригласил нас на богемную литературно‑художественную тусовку, где оказался и Беар. Все были в приличном подпитии, и разговоры о высоких материях быстро сменились похабными анекдотами и трепом на сексуальные темы.

Рыгайло стал насмехаться над Ивом из‑за того, что тот – натурал и заявил, что высшее достоинство духа – это способность бескорыстного и непредвзятого постижения предметов в их собственном бытии. Иначе говоря, мужик, не трахнувший другого мужика – трусливый и немощный духом козел, не способный к ассимиляции вечных и абсолютных ценностей.

В доказательство своих слов Стив заставил меня раздеться и указал на мой пупок, заявив, что в пустоте сего божественного углубления скрыто трансцендентное осознание экзистенциальной свободы.

Не знаю, понял ли его Ив, потому что говорил Рыгайло по‑русски, а его слова переводил пьяный писатель‑неофашист, но дело кончилось партией в покер. Стив поставил меня против яхты Беара и проиграл. Так я перешел в собственность Ива.

– Но ведь ты не вещь. Разве ты не мог отказаться?

– Мог, наверное, – пожал плечами Игорь. – Только зачем? Если бы ты хоть раз увидела Рыгайло, ты бы меня поняла. У Ива есть свои причуды, но, в сущности, он отличный парень. Я стал его первым любовником. Он заботится обо мне, дарит дорогие подарки, оформил мне вид на жительство. С ним я наслаждаюсь жизнью – а что еще надо для счастья?

– А с женщинами Беар продолжает встречаться?

– Разумеется. В отличие от меня, он бисексуал.

– И ты не ревнуешь?

– Ревновать? Зачем? Женщины приходят и уходят, а я остаюсь. На них надо жениться, на них приходится тратить кучу денег, они хотят детей, а Иву все эти удовольствия ни к чему. Он ищет новизны и наслаждения, а я – его защита от навязчивости дам. В любой момент он может объяснить любовнице, что не может на ней жениться, ибо живет с мужчиной.

– Неплохо придумано, – оценила я.

Костромин улыбнулся.

– Теперь я задам тебе вопрос. Как ты меня нашла?

– Чисто случайно. Увидела из окна машины, когда ты переходил дорогу у отеля "Негреско", и проследила до этой виллы.

– Не чаял, что нам доведется встретиться.

– Для меня это тоже оказалось полной неожиданностью. Кстати, прежде, чем прийти сюда, я наблюдала за виллой со склона холма и случайно подсмотрела, как ты прыгал у бассейна в костюме черта с красными рожками.

– О, Господи! – лицо Игоря снова залилось краской. – Ты всевидела?

Я покачала головой.

– Как только ты прыгнул в бассейн, я сделала перерыв на ленч. Кстати, костюм у тебя был просто роскошный.

– Роскошный? – удивился Костромин. – По‑моему, самый обычный. На любом маскараде ты встретишь сотню ряженых дьяволов. Чем он тебе так понравился?

– Зеркальными стеклами, вставленными в прорези для глаз, – объяснила я. – Ничего подобного я раньше не видела. Отражающийся в них свет напоминает отблески адских костров. Я даже подумала, что было бы неплохо приобрести такой же прикид. Этой зимой я собираюсь съездить на карнавал на Тенерифе. Где ты его купил?

– Вообще‑то, я его не покупал, но думаю, что нечто подобное можно найти в специализированных магазинах.

– Значит, костюм принес Беар? Может, узнаешь, где он его взял?

– Ив тоже тебе не поможет, – покачал головой Игорь. – Этот костюм мы получили по почте вчера вечером.

– По почте? От кого?

– Понятия не имею. На пакете не оказалось обратного адреса, а внутрь была вложена карточка: "Великому автору от почитателя его таланта". Без подписи. Поклонники Ива иногда присылают ему подарки, так что мы не удивились.

– А Беар не боится вскрывать такие посылки? Вдруг какой‑нибудь псих пришлет ему бомбу или ядовитую змею?

Игорь улыбнулся.

– Он учитывает такую возможность, особенно после того, как одна сумасшедшая баба принялась орать на всех углах о том, что Ив украл у нее роман. Она даже подала на него в суд, а когда проиграла дело, совсем озверела и начала угрожать ему. Когда мы получаем посылку, Анже проверяет ее детектором металла и просвечивает на рентгеновской установке, после чего вскрывает и, убедившись, что все в порядке, передает Иву содержимое. Так было и в этот раз.

– А что за сумасшедшая баба преследует Беара? – спросила я, радуясь, что херувим сам затронул интересующую меня тему.

– Какая‑то русская писательница, Аглая Стрельцова. Кстати, она тоже живет на Лазурном берегу, только в Ницце. Неужели ты не слышала об истории с плагиатом?

– Боюсь, что нет, хотя "Бесконечное падение" я читала. По‑моему, здорово написано. А Ив действительно украл у нее роман?

– Да не крал он ничего. Он вообще не подозревал о существовании Аглаи до тех пор, пока она не обвинила его в плагиате.

– Вряд ли можно обвинить человека без всяких на то оснований. Раз дело было передано в суд, значит, существовали какие‑то доказательства плагиата, иначе иск не был бы принят к рассмотрению, – возразила я.

– Многие эпизоды и повороты сюжета совпадали. Я читал обе книги. Но замыслы совсем разные, так же, как места действия и герои.

– Меня однажды тоже обвинили в плагиате, – усмехнулась я. – Один псих, то ли из Казани, то ли еще из какой‑то Тьмутаракани заявил, что я телепатическим образом считываю книги из его мозга и публикую их под своим именем. Иск он, правда, не подал, вероятно, потому, что работники суда в телепатию не верят. Я тоже в нее не верю. У двух авторов могут возникнуть схожие идеи, особенно, если они берут за основу какое‑нибудь реальное событие или газетную статью, но идентичность многих эпизодов и поворотов сюжета трудно объяснить обычным совпадением.

– Если честно, это было не совсем совпадение.

– Значит, все‑таки, плагиат?

– Ладно, – вздохнул Игорь. – Я расскажу тебе, как все было на самом деле, если ты пообещаешь, что дальше тебя эта информация не пойдет. Ив не хочет распространяться на эту тему, предпочитает просто все отрицать. Ни один судья в мире не может доказать, что подобное совпадение невозможно, оно лишь маловероятно. Именно поэтому Стрельцова и проиграла процесс. Она бы проиграла в любом случае, но если бы Ив рассказал правду, ему пришлось бы тяжелее.