Текст книги "Уайтбол (СИ)"
Автор книги: Ирина Белояр
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Меж тем девица в половине платья заинтересованно подползла к моему столику.
– Привет!
– Привет.
– Клубнику любишь?
– Люблю, но только свежую, – съязвил я.
– Вот хамло, – фыркнула бабочка. – Я, вообще-то про другую клубнику. Угощайся, – она подсунула мне плошку ягоды со сливками.
– Это за счет заведения?
– Фу. Это за мой счет. Присесть можно?
Я пожал плечами:
– Можно, если нужно.
– Я тут случайно услышала…
– Подслушивать – некрасиво.
– Ну, раз уж так получилось. Если я сделаю вид, что не слышала – это будет нечестно.
А еще говорят, любопытство – не порок.
– Чего ты хочешь?
– Ты там был?
– Где?
– В Городе циклопов.
Я мотнул головой:
– Не. Сколько себя помню, всегда жил на Земле.
– Ты что, дурак? Я про кафе спрашиваю.
– Ну, а если был?
– Как оно… происходило?
– Фильм «Гибель «Прометея» видела?
– Видела.
– То же самое, только народу поменьше.
– И что?
– И все.
– Все? Газеты только об этом и кричат, а тебе рассказать нечего?
– А я не газетчик.
– Там действительно была диверсия?
– …и не следователь.
В это время в зал вошло двое мужиков, и визави внезапно потеряла ко мне всякий интерес. Половина платья величаво поднялась со стула и волнообразно поплыла к стойке.
Стало как-то неуютно в этой нищей забегаловке для сказочно богатых людей. Я покинул бар, поднялся на четвертый этаж и позвонил в номер 45.
– Войдите, открыто.
– Не помешал?
– Нет, – ответил Ри. – Я еще не ложился спать. Никогда рано не ложусь.
В отличие от Вика и меня, наш космический партнер был совершенно спокоен. Будто угадывая мои мысли, сказал:
– Да, все понимаю. Головой – понимаю: произошла трагедия. Почувствовать – не могу. Отвык чувствовать такие вещи.
– Я увлекался в свое время Чужими. Немного помню, можете ничего не объяснять.
– Вы присядьте.
– Спасибо. Дело такое: я завтра буду встречать недостающую участницу проекта. Которую мы тут дожидаемся. Не хотите составить компанию? У вас с ней общий менталитет, а я – дикий туземец.
Ри улыбнулся:
– Обязательно поеду. Нельзя же отдавать ее вам на съедение.
– Отлично. А еще у меня есть вопрос. Вернее, два.
– Спрашивайте.
– Во-первых, зачем Венский пригласил в проект ксенобиолога? Во-вторых, ради чего вы согласились оторваться от собственной темы?
Он кивнул:
– Отвечаю в том же порядке. Я все-таки в первую очередь биофизик.
– Биофизиков достаточно дома. Зачем выдергивать специалиста из космоса?
– Венский читал мою монографию. Говорит, отдельные проявления феномена схожи с некоторыми процессами, происходящими в Городах циклопов – так, как у меня эти процессы описаны.
– Существует желтая гипотеза, что уайтбол – рука космоса. Как вы к этому относитесь?
Отрепетированная улыбка снова появилась на лице ученого:
– Миша, паранойя – прерогатива политиков и военных. А я – исследователь.
– Я вас как исследователя и спрашиваю.
– Что значит – рука космоса? Земля для циклопов – слишком чуждая среда. У них другие интересы. Может быть, Луна. На худой конец – Марс, хотя и это уже экстрим… Но уж точно не Земля. Вы бы согласились жить на Юпитере? Или в Марианской впадине? Циклопы слишком прагматичны, чтобы тратить усилия на заведомо неподходящие миры. В их распоряжении целый космос подходящих… Вот где-то так, если буквально.
– А не буквально?
– А не буквально – другой разговор. Радикальные научные круги полагают, что циклопы если не предки, то кузены землян. Существенно меньше удалившиеся от прототипа, главным образом – за счет усиления защитных функций колонии. Исходно вся земная биосфера – рука космоса, так с какой стати уайтбол должен быть исключением, разве там биосфера отсутствует?
– Пфф… ответ из серии «все люди – братья по Адаму».
– А вы что хотели от ученого с Ганимеда? Только на Земле в порядке вещей противопоставлять «нашу планету» и «остальную вселенную». Пережиток тех времен, когда солнце, звезды и прочий небосвод вращались вокруг Земли.
– Гипотеза о едином предке появилась еще десять лет назад. Если не раньше. От нее же давно отказались, нет?
– О ней просто перестали говорить. Она непопулярна. Догадываетесь, почему?
– Почему?
– Сами посудите: есть некая раса, для которой перемещаться между звездами – как нам, землянам, в соседний город съездить. Дело нешуточное: у нас, ни много ни мало, оспаривают право считаться венцом творения… А тут еще некий яйцеголовый сукин сын заявляет: сверхраса, по факту – гораздо более ранний эволюционный этап. Это уж вообще беспредел, господа хорошие. Значит, мы не просто не венец, куда хуже: вырожденцы. В лучшем случае тупиковая ветвь. Ну, и с какой стати подобная крамола должна нравиться общественности? Она, общественность, себя весьма уважает. Одно дело – молиться на сверхрасу, другое – обращаться на «вы» к каким-то там слизням с ранней ступени эволюции… И уж тем более, квалифицировать самих себя как неудачный эксперимент.
– Вы действительно считаете всех землян тупыми снобами?
– Почему – всех? Только неравнодушных. Для которых человек звучит гордо. Вам вот не безразлично, что вы – тупиковая ветвь?
– Мне как-то истина интереснее, чем статус. И потом… может, мы еще не совсем безнадежно деградировали?
– Может. Мне тоже хрупкая надежда симпатичнее, чем прочный пессимизм. Но даже прочный пессимизм лучше статусной глупости. Искренне жаль, что в моем родном мире такой высокий процент идиотов. С циклопами в этом отношении проще: их проблемы расового статуса волнуют не больше, чем наших кошек… Кстати, вы заметили, что я ответил на ваш второй вопрос?
– Ну да. Корни – общие, отдельные проявления схожи. То есть, вы приехали изучать как бы… боковой побег Города.
Ри кивнул:
– Слишком утрировано, но в целом верно.
– А как Венский относится к идее общего предка?
Ученый пожал плечами:
– Вы должны его лучше знать, чем я. Мне показалось – Венский ни во что не верит, но ничего не отрицает.
– О, да. Академик из породы тех юных натуралистов, которые отрывают тараканам лапки, чтобы посмотреть на результат.
– Если бы он был чистым эмпириком, то не стал бы академиком.
– Не эмпирик, я не о том. Я вот о чем: если у него зародилась какая-нибудь идея, пусть даже бредовая, он костьми ляжет, но проверит ее. Понадобится – будет доказывать, что белое – это черное. И – если не аргументами, то глоткой – свое возьмет.
– Мне импонирует эта его черта. Вам – нет?
– Не знаю. Старик всегда прав, мы уже привыкли.
Я поднялся со стула:
– Спасибо за беседу. До завтра?
– Спокойной ночи, – кивнул Ри.
– Да, еще вопрос, не по теме, – обернулся я на выходе. – Где вы научились так хорошо говорить по-русски?
– На моей станции три четверти населения – русские. Между собой мы ведь тоже общаемся иногда, – улыбнулся биофизик.
Пока шел к своему номеру, совершенно ясно представилось: сейчас лягу – с перепоя начнет кружиться голова. Во рту появится пакостный привкус, потом накатит замогильное настроение, захочется уснуть навсегда. Последняя стадия усталости – когда организм уже плюнул на сон, озлобился и ждет случая покрепче досадить своему владельцу… короче, я не стал отпирать номер, развернулся и пошел к лифту.
Июль и ночью июль. Только ночью он добрее к сердечникам и пьяницам. Стараясь двигаться твердо (поскольку народ на улице еще разгуливал во всю), я отправился в сторону Восточного парка. Не знаю, на каких остатках воли получалось держаться целый вечер. Сейчас этих остатков хватало исключительно на то, чтобы не опуститься на ближайшую лавочку или бордюр. Если такое произойдет, дворники поутру отправят меня в контейнер вместе с окурками… Забрел в парк, прислонился к дереву, ощутил, как маленькие электрические иголочки рассыпаются по коже головы, и оттуда, от затылка, растекается по телу теплая слабость. Главное – глаза не закрывать, а то поведет.
Кусты передо мной шевелились от легкого ветра. Зрение потихоньку адаптировалось к темноте: стали различимы контуры отдельных листьев. Потом контуры размылись, и взгляд утонул в полупрозрачной тени, в глубине зарослей – там, где не было ни веток, ни зелени, ничего. Теперь вместо кустов впереди колыхались стоячие волны реки. И, хотя это не было похоже на ставшие для меня традиционными путешествия (что-то мешало реке течь вверх), чувства все же обострились: невидимое стало видимым, неслышное – слышным, невозможное – возможным. Тело утратило тяжесть и превратилось в пульсирующую субстанцию, для которой трудно подобрать аналог из привычной жизни…
Вдруг – как пронзительный гонг в тишине – ощущение: на меня смотрят. Река тут же превратилась обратно в кустарник, а глаза сами собой сфокусировались на светлой парковой дорожке. Сторожевой инстинкт, или стрессы последних двух дней, или еще что заставили меня замереть на месте. Почему-то было очень важно – не спугнуть…
Он шевельнулся первым. Не сзади, как я думал. Спереди-слева. Я резко развернулся в ту сторону – во всяком случае, показалось, что резко – еще не зная, что собираюсь делать и как понимать происходящее. С чего я вообще решил, что происходящее относится ко мне – трудно сказать, но, похоже, не ошибся: неведомый наблюдатель метнулся вперед, перемахнул через низкую парковую оградку и побежал по тротуару прочь.
Я – за ним.
Что-то было в этой погоне иррациональное: куда, зачем, почему – шут меня знает, но догнать беглеца вдруг стало самым важным делом на свете. Будто если не догоню, придется потом окольными путями искать истину всю жизнь. Какую истину? Спросите чего полегче.
Казалось – не бегу, а лечу. Разумеется, только казалось: в таком состоянии бежать быстро не сможет даже лошадь. Поначалу удалось немного сократить дистанцию, но почти сразу после этой маленькой победы я начал отставать. В каком-то по счету переулке (убей – не вспомню, сколько раз мы сворачивали) почудилось, что беглец исчез. Несколько секунд заминки стали окончательным фиаско: темный силуэт показался уже в метрах пятидесяти от меня.
Еще одна подворотня насквозь, еще одна… на трезвую голову не понять, как удалось пробежать столько. Ощущение тяжести, которое вытянула из меня «стоячая река», до сих пор не вернулось в полной мере, невозможное все еще было возможным, а отскакивающие в сторону прохожие воспринимались как декорации фильма, который смотришь одним глазом…
Вдруг до меня совершенно отчетливо дошло, куда мы бежим. Загадал – и не ошибся: через два поворота показались развалины «Города циклопов». Беглец в три прыжка перескочил улицу, чуть ли не перед мордой автомобиля, пробежал в полутора метрах от милицейской машины, перепрыгнул ограждение и нырнул в «Город».
Я остановился, и тут же меня вырвало прямо на асфальт. В полушаге – стена дома, и это оказалось кстати: возвращенное тело вдруг стало таким тяжелым, что грозило проломить дорожное покрытие и провалиться в тартарары.
Машина продолжала мирно дремать рядом с развалинами. Никакого шевеления в ней не наблюдалось, только две мирных полоски света от фар освещали площадку перед бывшим кабаком. Спят они там, что ли?
Тот же инстинкт, который отправил меня в погоню, теперь недвусмысленно рекомендовал убираться прочь и не тревожить мирный сон блюстителей порядка. Ибо если мой таинственный беглец не найдется (а в том, что он не найдется, я почему-то был почти уверен) мне будет очень трудно обосновать свое присутствие на руинах. Ну что же, хоть какая-то польза от пробежки: теперь, бог даст, усну без тошнотворной прелюдии.
Поймал такси, добрался до гостиницы, поднялся к себе. Разделся (кажется), упал на кровать и отключился. Отключился странно: всю ночь снилось, что заснуть не могу. То ли встать и принять снотворное, то ли не вставать и не принимать… Один раз даже поднялся, но в футляре вместо таблеток почему-то оказалась колония крошечных циклопов на ниточках…
А когда утром раздался звонок в дверь, раздраженно подумал: «Кому там приспичило посреди ночи?..»
Александр и Александра
Звонили настойчиво. Пришлось согласиться, что уже утро. Кое-как встал с постели, потащился открывать.
– Убегаю по нашим делам, – сообщил Вик. – Вот тебе обещанное фото доктора Луневой. Номер в гостинице забронирован. Твоя задача – встретить, накормить, доставить. Прокатить по городу, если захочет.
– Ри поедет со мной, ты не против?
– Отлично, короче – справитесь.
Я машинально сунул фотографию в карман халата, потом подумал – в халате и останется на фиг, долго соображал – а куда положить, чтобы не забыть? Ничего умного в голову не пришло. За неимением умного бросил карточку на стол рядом с мобильником.
Телефон будто дожидался, когда к нему подойдут – разразился бравурным маршем. Пора сменить музыку, блин, задолбала эта гребаная жизнерадостность.
– Доброе утро, – сообщила трубка смутно знакомым голосом. – Савицкий на связи. Михаил Александрович, не могли бы вы заглянуть ко мне в течение дня? Возникла необходимость в некоторых уточнениях.
Час от часу не легче.
– В любое время?
– В любое, я буду здесь до ночи.
– Пожалуй, лучше утром… мы управимся за пару часов? У меня в три важная встреча.
– Думаю, быстрее управимся.
– Тогда скоро подъеду.
Чертовски приятно, когда день начинается с визита к ментам.
Посмотрел на себя в зеркало. Опухшая зеленая харя, мешки под глазами. Сколько ж я намедни выжрал? Или это – по совокупности, не только за вчера?
Включил чайник и потащился в ванную.
– Первый вопрос у меня к вам такой: вы настаиваете, что непосредственно перед обрушением кровли услышали подозрительный треск?
Начинается. Вик намедни как в воду глядел.
– Что значит – настаиваю? Вы спросили – я ответил.
– Кроме вас ни один посетитель ничего не слышал.
Я пожал плечами:
– Хотите сказать, этот треск – плод моей фантазии?
– Он определенно плод вашей фантазии, вопрос только – показалось или вы нарочно придумали.
– Не понял?
– И в перекрытии, и в мансарде деревянные материалы отсутствуют. Не могло там ничего трещать, простите уж. Лязг металла очень трудно перепутать со скрипом дерева над головой.
– Да, наверно. Не могу настаивать, что треск действительно был. Но я его слышал. Возможно, галлюцинация. Или трещал не потолок, что-то другое.
– Однако вы достаточно активно отреагировали на эту галлюцинацию, а через несколько минут потолок действительно рухнул. Как прикажете понимать – сон в руку?
– Может, просто совпадение?
– Может. Но это не единственное странное совпадение. Вы вот вчера вечером позвонили мне и сообщили про сигнал тревоги, который исходил от чучела. Еще оправдывались – мол, мелочь, извинялись за беспокойство. Но все-таки почему-то решили мне об этом рассказать. Почему? Вам же не пришло в голову сообщить какую-нибудь другую мелочь – например, что у стула была отломана ножка, или, допустим, на столешнице вырезано русское народное слово из трех букв.
– Видите ли, – я усмехнулся. – Весь вечер мы беседовали с другом на разные мистические темы. Выпили много. Должно быть, у меня просто крыша поехала: а с чего бы это перед катастрофой игрушечный циклоп вдруг начал испускать тревожные импульсы? Не стоило звонить, простите – нервы.
– Как говорил древний мудрец Оккам[3]3
Оккам Уильям (1285–1349) – английский философ, логик и религиозный деятель. Настаивал на разделении философии и теологии, а также на исключении сверхчувственного из научных представлений. Принцип, который упоминает Савицкий, фигурирует в философии под названием «бритва Оккама».
[Закрыть], не умножай сущности сверх необходимости. Мистика мистикой, но приборы включают, выключают, а также переключают люди. Возможно, человек переключил чучело на пульсирующий свет без задней мысли. А если специально? Вы ведь об этом подумали, когда решили мне позвонить?
– Ну, вообще-то у меня мелькнула такая мысль. Озвучивать, естественно, не стал, сами понимаете…
– Понимаю. Но у меня тоже мелькнула такая мысль. Знаете, почему?
– Почему?
– Потому что это уже второе случайное совпадение в нашей необычной коллекции. Некий человек – бармен дневной смены – ушел домой, а перед уходом переключил светлячка на режим тревоги. Третье случайное совпадение: человек этот домой не попал. Исчез. А четвертое – это вообще другой человек.
– То есть?
– Настоящий бармен дневной смены утром вышел из дома на работу. С тех пор о нем ничего неизвестно, поскольку в Город пришел совсем другой субъект, которого завсегдатаи до того дня в глаза не видели. Что он наплел охране, а вечером – сменщику – история умалчивает: бармен вечерней смены погиб во время катастрофы, охранник – в больнице, без сознания, с тяжелыми повреждениями черепа. Как бы то ни было, наш таинственный субъект отработал смену, сдал полномочия, переключил светлячка, вышел за дверь и исчез.
– Это действительно интересно, но причем здесь я?
– По описаниям двух десятков посетителей составили фоторобот. Взгляните.
Я чуть не упал. С распечатки на меня смотрел…
…Шурик. Собственной персоной, даже родинка в пазухе у носа – его.
– По крайней мере, лицо вам знакомо.
– Более чем знакомо, но этот человек находится в пятистах километрах отсюда, можно легко проверить…
– Проверили, разумеется. Чего мы только не проверили, в частности – ваше досье выучили наизусть… о чем это я? Да, ваш напарник действительно находится там, где вы его оставили, и никуда оттуда не выдвигался. Братьев-близнецов у него не существует, и вообще никаких братьев не существует. Тем не менее, человек с лицом вашего напарника позавчера появился в баре «Город циклопов», отработал там смену и исчез. Вы можете что-нибудь сказать по этому поводу?
– Ничего ровным счетом не понимаю.
– Никаких построений, голые факты: человек с лицом вашего знакомого невесть как появляется в баре, вечером уходит. Перед уходом – ведая или не ведая что творит – оставляет кому-то или вообще сообщение об опасности. Единственный, кто отреагировал на сообщение – опять же, ведая или не ведая, что творит – некий Михаил Александрович Вихорев. Вы.
Я покачал головой:
– Не клеится что-то. Мы сидели в тот вечер в Городе не меньше часа. Это другие посетители подтвердить могут. Поставьте себя на мое место: смогли бы вы спокойно трескать водку целый час, зная, что на вас в любой момент может рухнуть потолок?
– Я не сказал, что сообщение было отправлено наверняка. Можно найти другие способы предупредить человека, проще и надежнее. Мигалку в любой момент мог переключить бармен вечерней смены, и тогда все пошло бы прахом. Это скорее похоже на отчаянную попытку докричаться до кого-то за неимением других средств.
– И все равно не понимаю, чем могу вам помочь. Вы меня сразили, дезориентировали, но ни одной, даже слабенькой, догадки не посеяли, Дмитрий Олегович. Извините.
– Поймите меня правильно. Никаких обвинений вам не предъявляют. Вы в городе несколько дней, и на все дни – железное алиби. Но, тем не менее, эта история каким-то боком вас касается. Слишком много случайных совпадений, а когда совпадений слишком много – закономерностью начинает попахивать.
Где-то я это недавно слышал. Даже помню, блин, где. Поневоле заразишься паранойей Вика – ну, насчет того, что у уайтбола длинные руки, совсем как у чекистов прошлого столетия…
– Единственное, могу пообещать: если у меня мелькнет хоть одна какая-нибудь шалая мысль – обязательно с вами свяжусь.
– Ну что ж, – вздохнул Савицкий. – И на том спасибо.
Пару секунд я колебался: не стоит ли рассказать про вчерашнюю погоню в потемках. Пожалуй, не надо: ясности это не прибавит, зато придется оправдываться – какого черта не разбудил ментов, не поднял тревогу…
– Вы уезжаете на днях, насколько мне известно.
Я напрягся:
– Да.
– Северное направление, поселок Зеленцы, экспериментальная база «Уайтбол».
– Да.
– Увидимся еще.
Совершенно растерянный, я вышел и закрыл за собой дверь.
Во дворе глянул на часы. На вокзал – рано, возвращаться в гостиницу – поздно. Свобода, блин. Забиться в какой-нибудь сквер, сесть на лавочку, покурить, собраться с мыслями…
Подходящее местечко с обилием пустых скамеек нашлось через пять минут, но на этом конструктив себя исчерпал. Мозги думать отказывались, предпочитая развлекаться всякой хреновиной. Перед глазами самостийно прокручивался абсурдистский фильм: вот мой напарник, воровато озираясь, карабкается на крышу «Города циклопов» с огромным гаечным ключом в зубах. Следующий кадр: Шурик прячется в кустах неподалеку от дома бармена, затаив дыхание и любовно поглаживая все тот же гаечный ключ, замотанный в портянку. Комиксы какие-то, е-мое…
Вытащил телефон, набрал номер своей базы. Через полминуты мелодичный механический голос любезно поставил меня в известность что «линия временно не работает, извините». Опять у Шурки навернулась связь.
Блин! Ну, причем тут Шурик? Было же ясно сказано: в лесу он сидит. А кто там мигалки переключает в качестве бродячего бармена – не мое собачье дело…
Я поднялся со скамейки, прошел скверик насквозь. На углу, через улицу, располагалось небольшое выполненное с претензией на античный стиль здание почты. Судя по количеству табличек на дверях («ателье», «ремонт обуви», «мгновенное фото» и даже «антикварный магазин») общественные предприятия связи вот-вот уйдут в историю. Хорошо, если данное конкретное еще не ушло.
Третья попытка найти почтовое отделение привела меня в небольшой зал с четырьмя коринфскими колоннами. Около колонн – кадушки с пальмами. По центру зала – огромный аквариум с разноцветными-разномастными рыбами. Из-за аквариума выглядывает краешек дивана, драпированного то ли плюшем, то ли бархатом. На диване, закинув ногу на ногу, потягивает тонюсенькую, неимоверной длины сигарету юная симпатичная леди с бэйджиком «продавец».
– Заблудились? – интересуется леди.
– Есть немного.
– Ничего страшного. Здесь даже сотрудники плутают.
Да уж. Хозяину этого комплекса услуг не мешало бы повесить в фойе карту. Хотя бы для сотрудников.
– А что вы искали?
– Искал… ух ты!
То, что я принял за декоративную груду камней на дне аквариума, вдруг подняло башку и уставилось на меня выпученными глазищами. Краб. Огромный, никогда таких не видел. Панцирь – сантиметров тридцать.
Я легонько постучал ногтем по стеклу, страшилище вяло отмахнулось клешней.
– А он этих… рыб не ест?
– Нет. Он всякую донную мелочь ест, – девушка стряхнула пепел в здоровенную амфору и добавила:
– Вообще, не только мелочь. Морских ежей, говорят, тоже.
– И что, кормите морскими ежами?
– Вот еще. Это он их в природе ест, а здесь кто ж ему искать будет. Дешевле его самого в кастрюльку отправить.
– Не надо в кастрюльку. Красивый. Извините, вы давно здесь работаете?
– Третий год пошел. А что?
– Где тут письма отправляют?
– Живые – на первом этаже, электронные – на втором. Вам какое?
– Электронное.
– Это сюда, – она указала в угол помещения.
– Не понял.
– А вы обойдите колонну – увидите.
За колонной и впрямь оказалась маленькая дверь. Я остановился в нерешительности. Что если на втором этаже – как на первом?
– Поднимитесь наверх, по коридору – третья дверь.
– А коридор один?
– Один. И одна анфилада. Но там, где анфилада, только маклеры сидят и частные сыщики.
– Ясно, спасибо.
Почтовый зал я нашел, ни разу не промахнувшись. Отдал кредитку диспетчеру. Меня провели в дальний угол зала, усадили за машину.
Ну, и что писать? «Милый дедушка…» и далее по тексту? Мысли упорно не шли на контакт. Промучившись минут пятнадцать, отправил Шурке следующее:
«Привет, это я.
Как дела?
Опять со связью проблемы?
Будет сеть – кинь пару слов, беспокоюсь.
Еще. Шур, пожалуйста. Напиши мне подробно, что у вас происходило восемнадцатого числа, по возможности – с утра до вечера. Это важно. Зачем – потом объясню.
Удачи,
Миха».
Чушь, конечно, а что поделаешь?..
Запросил уведомление о доставке, отправил письмо, завершил сеанс.
Спустился на первый этаж. Кинул взгляд на диванчик, но моего добровольного гида там уже не было. За неимением девушки попрощался с крабом и вышел вон.
На вокзале я появился за пятнадцать минут до прибытия поезда.
Достал из кармана фотографию Александры Луневой. Ничего, симпатичная. Только что-то в ней неправильно. Ага: волосы должны быть светлее и стрижка короче. Почему я так решил?..
Глазел на фотографию минут пять, и постепенно до меня доходило: я эту женщину знаю. Откуда – бог весть, но мы знакомы, хоть убейте. К концу пятой минуты понял, что знаю ее близко. И при этом совершенно не могу вспомнить, где и когда встречались.
Объявили нумерацию вагонов, толпа на платформе растеклась в противоположные стороны. Пошел и я, углядев метрах в двадцати перед собой рыжую макушку Ри.
Биофизик фотографию не видел, но это оказалось не критично: вычислить Чужую в толпе землян не такая большая проблема. Когда я подошел, Ри уже беседовал с гостьей. Мне оставалось только представиться и пожать протянутую руку. Она. Волосы еще длинней, чем на фотографии, лицо чуть бледней естественного, но она, блин. Кто? Вот бы узнать…
Теперь дежа вю ярче, и – с каким-то болезненным оттенком. Что это? Несчастная любовь? Несостоявшийся роман, начисто стертый из памяти аварией десятилетней давности? И почему Александра обращается ко мне на «вы»? Не узнает? Не хочет узнавать?
Удача, что получилось задействовать Ри на это дело. Не представляю, как бы я сам сейчас исполнял роль радушного встречающего.
Так. Какая у нас программа? Накормить гостью, выгулять, отвезти в отель.
Ри меня опередил:
– Здесь есть ресторанчик, но, наверно, туда не стоит ходить. В трех остановках отсюда – вполне приличное кафе, мы с Виком там завтракали в день моего приезда. Прогуляемся?
У гостьи возражений не было. Я только мотнул головой и подхватил небольшую дорожную сумку. Не впечатляет багаж доктора. Сколько она в пути? Можно прикинуть: несколько минут с Леты до Луны, часов двенадцать – с Луны на Землю (считая с регистрационной тягомотиной) и еще полтора дня – к нам сюда (опять же – со всевозможными проверками и досмотрами). Забавно, черт возьми: чем меньше фактическое расстояние, тем больше времени съедает дорога. Хотя… при чем тут дорога. Чистой езды от космодрома до Среднеросска – часа три максимум.
В кафе мы позволили себе выпить по чуть-чуть. Это было первое спиртное со вчерашнего сумасшедшего дня. Жить сразу стало легче: отпустило похмелье, мучившее меня все утро, перестал давить давешний бред, и даже неловкость от присутствия доктора Луневой слегка сгладилась. А Ри – тот просто вызывал у меня собачью благодарность за то, что непринужденно и добросовестно выполнял мои обязанности. Впрочем, это для меня – обязанности. Ри, может быть, наоборот – очень хорошо себя чувствует: как-никак сестру по разуму повстречал на неуютной чужой планете.
На улице взяли такси и часа два добирались в отель сложным, петляющим маршрутом, пользуясь возможностью показать гостье город – неизвестно, представится ли еще такой случай. Среднеросск она, оказывается, совсем не знает (странно. Теперь я готов был поклясться, что именно здесь мы и познакомились).
Выяснилось, что Ри за эти несколько дней неплохо изучил окрестности. Наблюдая за ним и за Сашей, я впервые заметил простую и очевидную вещь: жадность. Жадность эмигрантов до родного мира, которую невозможно понять, если всю жизнь обретаешься на крохотном участке Вселенной, между Среднеросском и Москвой…
За час-полтора тревожные мысли окончательно улеглись. Потрясением больше, потрясением меньше. Сначала – фоторобот Шурика, теперь доктор Александра Лунева со своим вызывающе знакомым лицом. Все когда-нибудь разъяснится.
А если не разъяснится, то привыкнется.
…И еще одно. На левой щеке у Саши – ожог. Такой же, как у меня на правой щеке. Я, помнится, рухнул мордой в костер – когда-то давно, в лесной жизни. Давно, потому что мой ожог за эти дни почти сошел…
Часам к шести вечера наша звездная леди устала и попросилась в отель, куда мы и поехали, теперь уже без остановок. В самом конце пути телефон у меня тихонько пискнул. На дисплее высветилось сообщение – давешнее письмо прочитано абонентом… ну, хоть что-то.
Когда Александра регистрировалась, с улицы появился совершенно измученный Вик. Улыбнулся, пожал гостье руку:
– Ну, вот и ты. Сколько лет, сколько зим, Сашенька!
– Сейчас скажу. Семь с половиной, точно.
– Ты потрясающе выглядишь. И это – ни разу не комплимент.
– Я знаю, Вик.
– Ну да – спутниковый фактор[4]4
Считается, что одним из основных условий износа организма является земная гравитация. Таким образом, на планетах с низкой гравитацией процессы старения тканей замедлены.
[Закрыть]… Мы тут изнашиваемся, а вы там – как в термосе. Эхх, в глубине души я все-таки надеялся, что получится комплимент. Не получился. Ну, тогда просто скажу, что чертовски рад тебя видеть.
– Взаимно, Вик.
– Извини, что не приехал встречать. У нас тут такое…
– Да, я знаю. Ужасно.
Ужаса в ее голосе не больше, чем у Ри, что достаточно предсказуемо. У циклопов смерть внутри Города трагедией не считается, а наши оциклопевшие соотечественники – кто осознанно (например, биофизик Ри с его теорией общего предка), кто бессознательно (с кем поведешься) воспринимают Землю как эдакий непомерно разросшийся Город. «Головой понимаю, но…»
– А ты все эти семь лет не расставался со своим патриархом Венским.
– Чур, чур, не поминай к ночи. Расставался, еще как. Венский зазвал меня обратно, когда занялся проектом «Уайтбол». Честно предупредил, что я у него буду затычкой во все дыры, потому – кем же еще затыкать дыры, как не собственными бывшими аспирантами. Но при этом пообещал приличные деньги. Мягко скажем – приличные, по сравнению с моей тогдашней зарплатой. А если еще учесть сумму иска, который мне выставила моя дражайшая бывшая половина…
– Что за иск? Это уже после моего отбытия случилось.
– Ай, долгая история, потом расскажу. Тебе сейчас отдохнуть надо, нам всем завтра предстоит тяжелый день. Так, о чем я? Миша… Ри, спасибо большое за помощь… Миша, пообщаться нужно, – и извиняющимся тоном добавил:
– Что-то у меня голова кругом.
– Я прощаюсь со всеми до вечера, – сказал Ри. – Есть предчувствие, что мы вот-вот снимемся отсюда, а у меня остались кое-какие дела в Среднеросске.
Вик кивнул:
– Ри, я еще зайду – по поводу завтрашнего дня. Или позвоню.
Мы проводили гостью в номер и отправились ко мне.
– Как прошел день?
– Не спрашивай, – поморщился Вик. – Больше всего на свете ненавижу чиновников. Ненавижу их даже сильнее, чем врачей. Но дело сделано, все бумаги оформлены. Завтра хороним.
– Что, прямо здесь?
– Почти. В северном направлении есть городок Икша Среднеросская. Юра оттуда родом, там его родители похоронены. Жена не возражает, так что…
– У него еще и жена есть?
Вик кивнул:
– Я тоже плохо разбираюсь в гей-специфике. Но жена есть, приехала сегодня с сынишкой, остановились здесь, в Среднеросске, у Юркиной родни. Еще прибыли представители института, в котором Юра с Сержем работают… работали. Представителями сейчас Серж занимается. А я вот что хотел сказать: этот городок, куда мы завтра отправляемся, аккурат на полдороге к нашей базе. В Среднеросск нам возвращаться не с руки… Голова у меня нынче дурная, будь друг, напомни: я ничего не упустил?
– А чего ты мог упустить? Едем, и слава богу. Сколько можно тут торчать. Чем дольше торчим, тем больше проблем.
– С Сержем я разговаривал. Ри посетили своевременные предчувствия. С Сашей потом поговорю: надеюсь, она не планировала здесь уик-энд. А если планировала – войдет в наше положение. Знаешь, вчера мне казалось, что мы теперь навеки останемся в этом проклятом городе.