Текст книги "Время гарпий"
Автор книги: Ирина Дедюхова
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 57 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]
Власть над Венецией!.. Да это вы —
Предатели! Вы, вы мне изменили!
Я, равный вам по крови, выше вас
По сану и делам, оторван вами
От дел моих высоких в дальних странах,
В морях, на поле брани, в городах
И жертвой, венценосной, но бессильной,
Закованной, на тот алтарь повергнут,
Где вы – жрецы! Не знал, не жаждал я,
Во сне не видел вашего избранья!
Я в Риме был тогда; я подчинился,
Но, воротясь, нашел, помимо зоркой
Ревнивости, с которой вы привыкли,
Смеясь, мешать благим мечтам князей,
Проделанную вами в дни межвластья,
Пока в столицу ехал я, урезку
И искаженье жалких прав, какие
Остались дожу! Это все я снес
И впредь сносил бы. если б мой очаг
Запятнан не был вашей клеветою.
А клеветник – вот он, средь вас, достойный
Судья в суде таком!..
Джордж Гордон Байрон «Марино Фальер, дож венецианский»
– Ну, у него были свои недостатки, – уклончиво прокомментировала Эвриале ее эмоциональную декламацию. – Но вот в чем ты права, так это в том, что ищешь подтверждение своим историческим изысканиям в настоящей литературе, у Каллиоп своего времени. У Байрона здесь был экскурсоводом один темпераментный итальянец, сразивший его замечанием, что вот на этой «Золотой лестнице», спроектированной Сансовино в 1538 году для дожа Андреа Гритти и законченной Скарпаньино в 1559 году, – Марино Фальеро был коронован, а затем обезглавлен. Хотя, как ты сама понимаешь, рубить голову старику на лестнице, покрытой позолоченной лепниной, крайне неудобно. Но какой практичности можно ожидать от английского лорда и итальянского экскурсовода? Однако это замечание так зажгло Байрона, что он написал свою трагедию, А после сообщил в письме своему другу Меррею, что «вложил душу в эту трагедию», сделав очень важное примечание, которое лучше всего раскрывает связь Каллиопы и Клио: «Помните, это не политическая пьеса, хотя и может походить на таковую. Она строго историческая, читайте историю и судите по ней!» – Здорово! – искренне восхитилась Анна.
– Кстати, а какую эпоху ты предпочитаешь? – остановилась Эвриале лестнице, которая вела в парадные залы дворца.
– Предпочитаю ту эпоху, которая мне досталась, но непременно с винтажными аксессуарами, – ответила Анна.
– Отлично! – одобрила ее выбор Эвриале. – Остановимся в зале Скарлатти, где собирались сановники в алых тогах, ожидали выхода дожа для проведения официальных церемоний. Отделка этого зала была выполнена под руководством Пьетро Ломбардо. Богатый деревянный потолок относится к началу XVI века. На изящном мраморном камине установлен герб дожа Агостино Барбариго.
– А я теперь, как Золушка? – поинтересовалась Анна, заметив, что на ней вместо джинсов лиловое вечернее платье, гармонировавшее с оливковыми тонами зала Скарлатти. – В двенадцать часов все превратится в капустную кочерыжку?
– Да как сказать, – туманно ответила Эвриале. – Платье с модного показа в Милане, с недели моды, аксессуары из города Парижа. Если не хватятся, оставим себе! Давай-ка, познакомимся с местной венецианской кухней, которая имеет отдельное название «Veneto». Она не совсем итальянская, поскольку сформировалась под влиянием Среднего и Дальнего Востока, благодаря иностранным купцам, привозящим с собой из далеких стран, но и оригинальные рецепты, а также специи и приправы. Венеция в течение многих веков была центром торговли между Европой и Востоком, здесь объединились воедино арабская, турецкая и азиатская кухня. И сейчас прямо среди этой исторической роскоши мы устроим венецианскую тратторию!
Эвриале хлопнула в ладоши, в зале зажегся верхний свет, появился столик на двоих и череда растерянных официантов с блюдами. На всех была разная униформа, поэтому Анна поняла, что Эвриале каким-то образом вытащила официантов из самых разных тратторий Венеции.
– Хотелось бы создать непринужденную атмосферу, – призналась она, разворачивая салфетку. – Ты же с работы, голодная? Любишь итальянскую кухню?
– О! Только не это! – взмолилась Анна. – У нас с утра до вечера на рынке праздник итальянской кухни! Там две бабы мини-пиццу разносят, у меня от нее изжога.
– Это с прокисшим огурцом и кетчупом? Фу, гадость какая! Я тоже попробовала, пока давеча за тобой наблюдала. Ну да, не повешу же я объявление на кого попало! – ответила горгона на вопросительный взгляд Анны. – Потому извини, наблюдала за тобой. И думаю, нам сегодня не совсем помешает гастрономическая атмосфера Венеции с ее аллегориями и загадочными натюрмортами украшенными моллюсками, крабами, омарами, лангустами, креветками… Как там писал Иван Бунин о великолепной Венеции?
Голос давней жизни, от которой
Только красота одна осталась!
Утром косо розовое солнце
Заглянуло в узкий переулок,
Озаряя отблеском от дома,
От стены напротив – и опять я
Радостную близость моря, воли
Ощутил, увидевши над крышей,
Над бельем, что по ветру трепалось,
Облаков сиреневые клочья
В жидком, влажно-бирюзовом небе…
– Мы же ночью здесь, – заметила Анна, восторженно наблюдая, как настоящие венецианские официанты грациозно сервируют их стол. – Поэтому о небе судить не берусь, а вся авантюрность обстановки больнее ассоциируется с воспоминаниями венецианца Джакомо Казановы. Но, раз уж мы в Венеции, хочется местные блюда из рыбы! Хотя я всегда предпочитала нашу привычную кухню. Мы с мамулечкой даже бычков в томате на зиму крутили. Синенькие там… помидорчики…
– В курсе! – строго оборвала ее горгона. – Давай полакомимся чем-то более соответствующим романтической атмосфере.
– Да уж не отказалась бы! – сказала Анна, радостно потирая руки.
– Отлично! Какое вино предпочитаешь? – спросила Эвриале, подавая знак официанту в красном мундире.
– Вообще-то я не такая! – отмела возможные подозрения Анна. – Но сегодня… за встречу разве что…. Можно красненького.
– Самое знаменитое вино Тосканы – Кьянти, – на чистом русском языке вдруг сказал склонившийся над Анной официант, подавая ей винную карту. – Его основа – сорт Санджовезе. Кьянти может быть очень простым и легким вином, но может – дорогим и ценным, с отличным потенциалом выдержки. Рекомендую попробовать и Франчакорту, являющимся самым престижным вином из Венеции, но Кьянти, безусловно, самое популярное итальянское вино в мире.
– А… так мы где-то у нас остались? Это все не настоящее? – разочарованно протянула Анна. – Вы сами-то откуда?
– В Венеции второй год, в Москве работал преподавателем, – сухо отрекомендовался официант.
– Вот черт! – втянула голову в плечи Анна. – Предупреждать надо! Давайте Кьянти!
– Ладно, нам тоже тут лишни люди ни к чему, – недовольно заявила Эвриале, явно расстроенная присутствием российского знатока венецианских вин.
Она щелкнула пальцами, и официанты, выставив свои подносы на появившийся перед ними стол, медленно растворились в воздухе. Сразу после их исчезновения на столе появились большие старинные часы с выдвижным ящичком внизу и бронзовыми лапками.
– Ты кого вообще брал? – обратилась горгона к часам. – Почему тут один начал нам вина рекомендовать по-русски? Нарочно переместились в Италию, чтоб никто ничего не понял! И тут нам Кьянти предлагают по-русски!
– А я в его анкету не заглядывал! – склочно возразили часики, почесывая ножку о салфетку. – Сейчас тут, поди-ка, и все гондольеры русские! Все сейчас подальше от реформ ломанули. И понять их можно! Сейчас в Японии, наверно, все гейши и самураи – русские.
– Ты Японией не прикрывайся! Мы в Венеции! И здесь гондольеры имеют потомственную лицензию, которую пока за взятки не продают! – жестко возразила Эвриале. – Сам теперь десерт подавать будешь! Организуй Берлинский симфонический оркестр и пару победителей международных конкурсов бальных танцев. Мы вообще-то в платьях от Армани!
Больше всего в ту ночь Анне запомнился даже не вальс с элегантным преподавателем танцев на паркете школы GallaDance из Монте-Карло, оказавшимся родом из Харькова, а то, что в каждом рыбном блюде она обнаруживала по серебряному колечку венецианской работы.
Эвриале объяснила ей, что Венеция – это не только город-рыба, но и город колечек. Ведь и святой Марк, в честь которого названа площадь перед Дворцом, передавал через рыбака дожу кольцо в знак своего покровительства Венеции. А каждый новый дож здесь бросал в море собственное кольцо, как бы обручаясь с морской стихией со словами: «О Боже, даруй нам и всем тем, кто поплывет вслед за нами, спокойное море!» Немудрено, что здешняя рыба просто кишит драгоценными кольцами.
Колечко на последний мизинец Анна вытащила из мидии уже под самое утро, с сожалением поместив его на свой пальчик, понимая, что чудесной сказке приходит конец.
* * *
…Она проснулась утром с гудевшей головой, лежа поперек кровати в атласных туфлях и лиловом платье. Джинсы, ветровка и кроссовки были кем-то небрежно брошены в кресло. С крайним облегчением Анна вспомнила, что нынче понедельник, поэтому на рынок ей идти не нужно. Она решила еще немного вздремнуть, но при этом из бережливости решила снять шелковое платье, ласковой пеной обнимавшее всю ее фигуру.
Как только она увидела, что на всех пальцах у нее надеты кольца, которые она накануне с азартом искала в каждом кусочке рыбы, до нее стали медленно доходить события минувшей ночи и обещания, данные ею горгоне под каждое колечко на ее пальцах.
Первый этап боевого задания она выполнила в тот же день, купив компьютер и заключив договор с провайдерской фирмой. Сидя у включенного компьютера и тупо глядя на заставку «Мы рады приветствовать Вас на просторах бескрайнего Интернета!», она почувствовала, что два колечка с аметистом и крошечным изумрудом, сжимавшие ее пальцы так, будто хотели впиться в ее кожу, – совершенно перестали давить и сделались удивительно удобными.
Зато на среднем пальце немедленно давить начал большой венецианский перстень с дымчатым топазом и латинской надписью вдоль кольца «Все Ангелы были заняты. Послали меня!»
Анна сразу вспомнила, что ей надо найти в Интернете какой-то блог… или блок. Вот только она никак не могла вспомнить, что за блок ей надо было найти… смутно припоминая что-то овощное. То ли помидоры на проводе, то ли хрен в томате…
Решив попробовать изучить поисковую систему, как советовала ей первым пунктом памятка для новичков, выданная молодым человеком, подключавшим ее компьютер к Интернету, она так и набрала в Яндексе: «хрен в томате», радуясь тому, как все разумно и демократично устроено в этом новом для нее пространстве, поскольку ответ получила практически сразу.
Самолет летит на Запад,
Солженицын в нём сидит,
«Вот-те нате, хрен в томате!» —
Бёлль, встречая, говорит.
Первой строчкой в Яндексе по частоте упоминания этого выражения стоял блог «Огурцова на линии». Стоило Анне щелкнуть мышкой по указанной в поисковике ссылке, как кольцо с топазом перестало давить на палец, будто было тщательно подобрано ей по размеру.
Она начала читать статьи блога, поражаясь, как мысли этой «мадам Огурцовой» созвучны ее собственным, как давно, оказывается, она хотела почитать что-то такое, где одновременно присутствовало бы что-то историческое, политическое, литературное, философское.
Пожалуй, лента комментариев была зачастую даже интереснее, чем сами статьи. В ней самые разные люди спорили о жизни, а сама автор блога была среди них своеобразным арбитром. Разговоры после статей принимали иногда неожиданные повороты, становясь темой очередного выступления хозяйки блога, расставлявшей акценты именно с исторической точки зрения, которая для Анны была верхом жизненного прагматизма.
Неизменно после каждой статьи первым появлялся комментарий одного и того же посетителя. Как поняла Анна, он был известным физиком. С небольшими вариациями, каждый раз он писал одно и то же: «Трепещите, лжецы предатели и воры!» А потому каждый вечер теперь, особо не задерживаясь на рынке, Анна спешила домой, чтобы узнать, не появилась ли новая статья в блоге? Для себя она так и формулировала свой интерес: трепещут уже эти самые или еще нет?
Она и сама все чаще ловила себя на мысли, что начинает трепетать от предвкушения чтения, которое вдруг начало приносить ей такое же удовольствие, как когдато в детстве, когда она не могла оторваться от книги и читала под одеялом с фонариком.
Больше всего ее завораживали статьи из раздела по государственному управлению. Ей и до блога казалось неправильным вдруг среди шаткого социального равенства – выбирать государственным курсом «формирование класса эффективных собственников». Каждый из них имел в прежние времена «терки с законом», с нескрываемой ненавистью относясь к менее удачливым согражданам, разрушая все, к чему не прикасался. Мысли, тревожившие Анну, формулировались в блоге с невероятной простотой, вызывавшей радостную догадку, что где-то внутри она тоже всегда была в этом уверена.
Об «эффективных собственниках» хозяйка блога писала, что никто не может «эффективно» управлять собственностью, создать которую не в состоянии, если вдобавок убрать те критерии эффективности, в которых она создавалась. Из такого подхода вытекало лишь, что к управлению государством пришли необразованные люди, ничего не понимавшие в государственном управлении, неспособные проникнуться глобальным государственным мышлением. Но более всего Анне импонировало выражение «нетипичные мотивации», которые «мадам Огурцова» усматривала у всех, кто решил завладеть государственным достоянием для себя одного, «обирая не только живых, но и мертвых и еще не родившихся».
На исторических статьях Анна следила, как система управления государством изменялась с учетом опыта других государств еще в античности. Особо ревностно отслеживалась система управления давнего соперника Рима – Карфагена. Историк Полибий, излагавший точку зрения наиболее влиятельных римлян, писал, что решения в Карфагене принимались народом (плебсом), а в Риме – «лучшими людьми», то есть Сенатом.
Однако, по мнению более серьезных греческих историков, Карфагеном на самом деле правила Олигархия. В Греции считалось, что Карфаген продолжает путь, выработанный в Спарте с «ротационной» олигархией, в то время как большинство греческих городов-государств выбирало демократию. Поэтому для себя Анна никак не могла объяснить такую «историческую необходимость», когда посреди мамкиной подготовки к пенсии – в мирное время в самой богатой стране мира верхушка вдруг решало устроить олигархическую систему правления, хотя от нее уже пали и Спарта и Карфаген.
Никогда бы Анна о себе не подумала такого, но под влиянием публикаций блога она начала серьезно читать Аристотеля, опровергавшего распространённое в античности представление о необходимости имущественного ценза при избрании достойнейших, как это происходило в Карфагене. Основную опасность такого подхода он видел в коррупции, то есть в фактической «покупке власти».
Всего же более отклоняется от аристократического строя в сторону олигархии карфагенское государственное устройство в силу вот какого убеждения, разделяемого большинством: они считают, что должностные лица должны избираться не только по признаку благородного происхождения, но и по признаку богатства, потому что необеспеченному человеку невозможно управлять хорошо и иметь для этого достаточно досуга.
Но если избрание должностных лиц по признаку богатства свойственно олигархии, а по признаку добродетели – аристократии, то мы в силу этого могли бы рассматривать как третий тот вид государственного строя, в духе которого у карфагенян организованы государственные порядки, – ведь они избирают должностных лиц, и притом главнейших – царей и полководцев, принимая во внимание именно эти два условия. Но в таком отклонении от аристократического строя следует усматривать ошибку законодателя.
…Хотя должно считаться и с тем, что богатство способствует досугу, однако плохо, когда высшие из должностей, именно царское достоинство и стратегия, могут покупаться за деньги.
Вполне естественно, что покупающие власть за деньги привыкают извлекать из неё прибыль, раз, получая должность, они поиздержатся. Невероятно, чтобы человек бедный и порядочный пожелал извлекать выгоду, а человек похуже, поиздержавшись, не пожелал бы этого.
[Аристотель. «Политика»]
В Древнем Риме постановления сената сохранили силу законов, но принимались обычно по инициативе императора. Начиная с Октавиана Августа, фактический император Рима носил титул «принцепс» – то есть «первый из сенаторов».
История превратилась для Анны в захватывающий детектив. Она видела, как попытки демократизировать государственный строй Древнего Рима, разбить главенство сената давали лишь отрицательные результаты, восстанавливая магистратский произвол в лице принципата – власти избранного сенатора.
Больше всего ее потрясло, что и в античности цивилизованные люди искренне презирали «принципы восточной абсолютной монархии», предусматривавшие раболепство, преклонение и абсолютное пренебрежение к жизни и стремлениям подданных. Намного более полезным для государства считались демократические принципы и широкое развитие местного самоуправления.
На примере истории Древнего Рима она видела, как власть сената всё более ограничивалась, сосредоточиваясь в руках императора, хотя формально сенат продолжал считаться одним из высших государственных учреждений. На самом деле, сенат превратился в собрание представителей знатных семейств, не имеющее большого политического влияния.
Анна понимала, что демократическая система, предусматривавшая существование выборных институтов власти, – все же меньше зависела от конкретной личности одного человека, замыкающего на себе все государственное управление. Поэтому мысленно она часто возвращалась к истории Марино Фальеро, решившего узурпировать власть у Совета десяти, с которым была связана вся его жизнь. Теперь ей вовсе не было с такой же однозначностью ясно, кто же был предателем в той венецианской истории?
Все эти дискуссии в блоге то гасли, то разгорались на фоне происходивших в России изменений в государственном управлении, все больше замыкавшемся на нескольких людях в высшей иерархии государственного управления, явно неспособных решать в такой огромной стране все и за всех. В результате, само управление все больше разваливалось по рукам приближенных «удельных князьков», в задачу которых входило лишь заткнуть малейший протест на местах. И из своего скромного исторического опыта Анна с горечью понимала, что «мадам Огурцову», жившую где-то на Урале, рано или поздно начнут душить в провинции местные «мандарины».
Главное, что именно здесь, в блоге, Анна, наконец, с душевным облегчением поняла, насколько безнравственными являются все поиски «национальных идей» и «национальных идеологий». Раньше слушая споры и беседы об этих поисках, она понимала, что за ними стоит лишь попытка оправдать захват государственной собственности… с точки зрения ее жизненной позиции. Но у нее еще хватало решимости не признавать, будто она – настолько ничтожна, что ее можно лишить и такого будущего, которое маячило перед ней теткиными пальто.
«Мадам Огурцова» с легкостью доказывала, что раз нация уже смогла создать такое государство, то какая идея может быть выше России? Все надо рассматривать с точки зрения блага государства. А какое благо может быть от ограбления практически всего населения, если некоторые присвоили и то, «что принадлежать никому в отдельности не может»? Она задавалась вопросом, какая еще «идеология» нужна в нормальном обществе в мирное время? Разве кто-то из живущих не знал заповеди «не убий, не укради, не лги, не прелюбодействуй…» и далее по тексту? Эта «идеология» была для всех единой, поскольку ее несоблюдение абсолютно одинаково не нравилось всем.
Здесь лучше задаться вопросом: а для чего нужна идеология? А для начала она, безусловно, требовалась, чтобы сподручнее плевать на конституцию и Уголовный Кодекс. А затем уж следовали и более насущные потребности «экспроприации экспроприаторов», то есть, идеология требуется исключительно с целью захвата чужой собственности. И ведь «светлые горизонты» для всего человечества рисовались идеологами вполне прозрачно: никто в коммунизме не будет иметь никакой собственности вообще. Идею так и не смогли воплотить в жизнь, но уроки восприняли на будущее: без частной собственности нет человеческой личности, нет и самого человечества.
Но смысл любой идеологии – в отходе от цивилизованных принципов римского права, когда никому нельзя приобрести собственность без согласия ее предыдущего владельца.
И, казалось бы, если уж вписываться в мировое сообщество, то, прежде всего, следовало бы отказаться от присвоения государственной собственности нецивилизованным, то есть «идеологическим» путем. Поскольку любая идеология – это попытка завладеть тем, что тебе никак принадлежать не может, – поверх существующего законодательства, поверх сложившихся общественных норм поведения. Поэтому такой «идейный» путь приобретения собственности всегда приводит к гуманитарной катастрофе.
Анне тогда вовсе не почудилось, как резко с почти животной ненавистью на хозяйку блога вскинулся один из посетителей с ником «Седой». Интуиция подсказывала ей, что этот посетитель доставит всем много проблем в будущем.
Постепенно на палец левой руки начал давить перстень с кораллом на указательном пальце, по которому вилось на латыни изречение из Плутарха «Выйди из тени!» Она даже не удивилась, что в блоге пошел цикл статей по «Застольным беседам» Плутарха, которые Анна начала с осторожностью комментировать, пересыпая свои размышления историческими примерами. Но пока она опасалась вступать в разговор с кем-то из посетителей, вовсе не из-за «Седого». Больше всего она переживала, как к ее появлению отнесется сама хозяйка блога.
Ее выступления восприняли на удивление приветливо. Но стоило Анне высказаться о том, как их грабили в Польше, когда она ездила туда за товаром, ей ответили шутками, что не стоит настолько прикидываться, что в целом не слишком хорошо изображать из себя героиню романа хозяйки блога. Анна еще не успела перечитать все романы «мадам Огурцовой», поэтому вначале не поверила, будто в ее романе «Армагеддон № 3» тоже есть героиня Анна, которая ездила за товаром в Польшу. Намеренно заглянув в этот роман, она обнаружила, что в качестве эпизодического персонажа там выведена именно она, даже внешне описанная с большой точностью. В романе действовал и другой персонаж, проводник прицепного вагона Петрович, в котором Анна немедленно узнала польского проводника, пристававшего к ней всякий раз, стоило ей собраться «почелночить».
Кольцо давно перестало давить на указательный палец, но Анна не могла понять, откуда эта писательница могла знать идиотские стишки, которые ей писал этот проводник по-русски.
Не придумать мне такой название,
До чего ж Вы, Анна, хороши!
Приходите в тамбур на свидание,
Отзовитесь мне на крик души!
Она уже стала вполне «своей» в блоге, когда почему-то начало давить кольцо с небольшим домиком вместо камня, которое Анна носила на большом пальце левой руки. Пока она старалась вспомнить свой прошлогодний сон про Венецию, ей пришло письмо с приглашением приехать в гости к хозяйке блога, который на ее глазах разрушили, продержав в неведении около двух недель. Через две недели блог восстановился на новой площадке, и Анна поняла, как много он стал значить для нее. И когда она купила билет к Каллиопе, кольцо сразу же перестало давить.
Как и Анна, никто из собравшихся в гости спонтанно, от себя такого не ожидал. Потому все происходящее слилось в какой-то непрерывный праздник, будто взрослые люди ненадолго окунулись в детство. Большинство посетителей блога двигалось к Каллиопе с Запада. На Киевском вокзале Анну встретила небольшая кампания, добиравшаяся до места на машине. Ночью она только два раза спрашивала себя, как у нее хватило авантюризма оказаться посреди России в машине с мужчинами, которых она знает лишь по сетевому нику. Но за насущными проблемами эти мысли ее покидали, она весело подхватывала разговор, хохоча рассказываемым анекдотам. Особой популярность пользовался один старый советский анекдот, который стал рефреном ее путешествия.
Накатала у одного мужика жена жалобу в партком. Типа не спит с ней продолжительное время. Того вызывают в партком на проработку. Мужик с ходу начинает оправдываться: «Во-первых, я – импотент!»
– Во-первых, ты – коммунист! – обрывает его парторг.
Утром восходящее солнце било им прямо в ветровое стекло. Они подъехали к дому хозяйки блога и встретили там всю кампанию из постоянных посетителей. И понеслось! Купание-загорание, водка-пиво и шашлыки, пение под гитару и непрерывный смех, будто рвавшийся из всех гостей, явно давно не смеявшихся, как и Анна. И на каждую просьбу или шутку присутствовавшие хором отвечали с наигранной назидательностью: «Во-первых, ты – коммунист!»
И уже на обратном пути, на подъезде к своему дому, Анна почувствовала нехорошую саднящую боль в сердце, с какой всегда встречала дурное предчувствие. И на данном историческом этапе дурные предчувствия оправдывались намного чаще, чем радужные надежды. К гадалке не ходи.
Все, что начало твориться в жизни «мадам Огурцовой» вскоре после их отъезда, больше напоминало Анне избитое выражение «кино и немцы». По исторической аналогии Анна, конечно, понимала, что такую дискуссионную площадку не могут не замечать люди, облепившие государственное управление с массой «нетипичных мотиваций». К тому же сама хозяйка блога пообещала научить управлять государством всех желающих буквально «за чирик». Она написала, что в России всех проблем на три месяца, как это и показало правительство из старых советских специалистов, ликвидировавших разрушительные процессы дефолта 1998 года за один квартал и организовавшее промышленный подъем, тут же подавленный их преемниками.
К ней домой ворвались следователи, устроив обыск, возбудив уголовное дело по статье 282 УК РФ «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства», явно желая попросту уничтожить. И Анна поражалась этим мужчинам, предавшим собственную профессию, выбрав которую, они все же сами должны были защищать права женщины, а не пользоваться ее полной беззащитностью. Они с такой ненавистью старались растоптать и унизить ее человеческое достоинство, что Анна больше нисколько не сомневалась – перед ней та самая Каллиопа, муза эпической поэзии, вызывавшая в людях чувство жертвенности, побуждающее человека преодолеть свой эгоизм и страх перед судьбой. Да, иногда она была резка с своих безошибочных суждениях, страшных именно тем, что оспорить их было невозможно.
Анна помнила, как один молодой человек спросил хозяйку блога, какие книги она посоветует ему прочесть, чтобы спорить с ней на равных. Анне очень понравился ее ответ: «Если я подумаю, то выскажу свое суждение в бесспорной форме!» И в этом она очень напоминала архаических муз, которых древние, как об этом сообщает Гесихий, греки называли «бурные», «неистовые», считая, что в чем-то именно увенчанная золотой короной Каллиопа сближается с ночными богинями мщения эринниями.
Анна сразу почувствовала, кто ворвался к ней в дом, прочитав в блоге, что полицейские заявили, будто выступают в интересах «двухсот наций», у которых Каллиопа «унизила человеческое достоинство». Она только хмыкнула про себя, прочитав ответ Каллиопы, что нация в государстве может быть лишь одна, а они, как служители Фемиды, должны стоять на защите ее исконных интересов.
Она давно не вспоминала свой красочный сон, когда однажды ночью она вначале попала в ожившее дореволюционное фото, а потом оказалась в Венеции, хотя так и не могла вспомнить, где же она купила лиловое платье, атласные туфли и венецианские колечки, сразу отмеченные Каллиопой. Но она помнила, что ее собеседница, носившая странное имя «Эвриале», с грустью сетовала на то, что раньше в роли Каллиопы и Клио выступали мужчины, поэтому и ей было значительно проще. Она явно не доверяла их слабой женской оболочке, удивляясь, почему на этот раз, когда само время взывает к настоящим мужчинам, музами стали слабые женщины.
Но если бы эта Эвриале сейчас следила за Каллиопой, она бы поняла, что ничего случайного не бывает. Возможно, ответ на доводы слабой ничтожной серости и должен был прозвучать именно от женщин, поскольку там шли спекуляции на лучших человеческих чувствах.
От Каллиопы явно требовалось изложить ситуацию драматически. Но создатели этих искусственных «ситуаций» явно не учли, что на их долю выпала совсем другая, никогда прежде не встречавшаяся им Каллиопа, которая из женского упрямства никогда в жизни не делала того, что от нее добивались вопреки ее убеждениям. Каждый наезд на нее она превращала в смешные заметки, умудряясь все происходящее свести к очередной сказке.
«Штрафом в размере заработной платы и арестом на срок четыре месяца осужден сегодня Мухосранским районным судом сантехник Управляющей компании «Комфорт» гражданин Копылов Вениамин Михайлович. В ночь на 14 августа этого года гражданин Копылов в нетрезвом состоянии совершил преступное деяние, предусмотренное ст. 280 УК РФ «Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности». Пока его не забрал наряд милиции, вызванный жильцами дома № 23 по улице Красногеройской, он кричал во дворе этого дома: «Вся система прогнила! Все надо менять!»
Этот идиотский анекдот в последнее время вспоминался мне неоднократно. Никогда не предполагала, что мои «терки с законом» колом вылезут со стороны… племянника Миши. За свою сознательную жизнь Михаил привык, что перед Новым годом тетя поступает в его полное распоряжение.
Мне тоже нравится корчить из себя добрую волшебницу перед неискушенным юным провинциалом. Триста рублей на китайскую пожарную машину – погоды в бюджете не делают, но могут вызвать бурю визга и восторга! Почему мужчины утрачивают это с возрастом навсегда? Не припомню никого из своих знакомых, кто бы мог с таким же энтузиазмом порадоваться даже галстуку от Giorgio Armani или одеколону от Christian Dior.
– Я понимаю, у вас – проблемы, – строго сказала воспитатель Мишкиной группы, оттесняя меня в сторону кабинета заведующей. – Буду вынуждена попросить, чтобы впредь Мишу забирали из садика только его родители. Вы хоть понимаете, что портите ребенку жизнь и лишаете его будущего? Вам ведь совершенно ясно было сказано, что Мише на елку нужен костюм мальчика-зайчика! Миша пришел в костюме человека-паука, который приобрели ему вы. Он сказал, что теперь будет лазать по стенам и спасать мир.
– У нас на утреннике была комиссия из Администрации! Пока дети звали на помощь Дедушку Мороза, Миша, вопреки сценарию, решил сам спасти Снегурочку от волка с криком: «Русские не сдаются!» Это же… экстремизм и разжигание, Ирина Анатольевна! Вы хоть бы знаете, что в Великой Отечественной войне сражались не только русские, но и… узбеки… вроде бы…