Текст книги "Время гарпий"

Автор книги: Ирина Дедюхова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 57 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Ради этого «слияния» её бывший муж вначале около полугода жил на Ямайке, потом перебрался на Кубу, а после куда-то ещё. Сливаться с природой на даче в ближнем Подмосковье в его планы не входило, хотя дети хотели большего внимания, чем общение по скайпу. Но, чтобы лишний раз не подвергать себя унижениям, она запретила детям в чем-то осуждать отца, а напротив, всеми силами стараться поддерживать его «творческие поиски».

Но ведь наибольшее унижение можно испытать, когда такой никчемный субъект нужен хотя бы в качестве бывшего мужа, когда на тебя наезжает безвкусная жена олигарха Бероева, зная, что её бывший муж мог позволить ей купить только «Fiat», да и тот – в кредит на три года.

Наверно, все гости с её дня рождения догадывались, что красный Audi Q7, в котором она торчала в пробке посреди Каширки, она купила себе сама. Ждать новенький автомобиль пришлось почти полгода, хотя никаких особых изысков она не заказывала, для неё главным был «статусный» ярко-красный цвет, с передней панелью такого же цвета. Обязательными были тонированные стекла, люк и чтобы на черных кожаных сиденьях имелись темно-серые велюровые вкрапления. Вот такой виделась эта машина своей требовательной хозяйке, руководствовавшейся в выборе масштабностью и надежностью.

Пока она ждала прихода своей машины, компания «Audi», сделав ей значительную скидку, давала ей напрокат демонстрационные автомобили, поставив условием побывать в них во всех пробках на самых нагруженных шоссе. При этом за рулем должна была сидеть она сама, без шофера, чтобы все видели предпочтения известной «иконы стиля», понимая, что именно такой автомобиль выбирают, как правило, натуры творческие, с тонкой душевной организацией и любовью к упорядоченному быту.

Не будучи опытным автомобилистом, она «целовала» все углы, «обнимала» все тротуары». В её распоряжении побывал и чудный Chrysler PT Cruiser, конечно же, красного цвета. «Жалко терять время просто на то, чтобы за руль держаться» – признавалась она, возвращая фирме побитые ею модели.

Из окон медленно двигавшегося автобуса на неё с отстраненным равнодушием смотрели женщины, одетые в потертые китайские пуховики, ставшие практичной униформой пассажиров общественного транспорта, независимо от их пола и возраста. Вряд ли до них мог вполне дойти смысл её остроты, которой она заканчивала любые попытки вывести её из себя вопросами о личной жизни: «С абсолютной уверенностью могу сказать всем женщинам: дорогие, не тратьте вы своё драгоценное время на выбивание материальных компенсаций от бывших мужей, используйте лучше его на собственные заработки!»

– Ты иногда демонстрируешь пример чудовищного женского эгоизма. И слабости, конечно.

Взрослая женщина, а подход к семейной жизни максималистский, как у подростка, – вдруг раздался приятный мужской голос с заднего сидения. – Впрочем, узнаю Эрато, такой образ мыслей всегда ей глубоко импонировал. Свести все житейские уроки к тому, кто сколько «получает от жизни» – это в её неповторимом стиле. А ты действительно становишься к старости его «иконой».

Обернувшись, она с тоскливым чувством увидела прямо у себя в машине то, чего всегда боялась, с опаской поглядывая в зеркальце заднего вида: кутавшегося в белую шубу красавца с золотыми кудряшками, обрамлявшими бледное лицо. И, конечно, в другом углу заднего сидения старалось вжаться в её чудесную кожаную обивку светящее существо, оставляя несмываемые подпалины на сером велюре.

– Слушай, а почему ты ко мне в машину подсаживаешься со своим очередным «уловом»? – почти не сдерживая раздражения из пережитого испуга, спросила она, снимая очки. – У меня ведь там дети будут сидеть, после… этого!

– Не злись, пришла пора тебя навестить. Ты же не хуже меня знаешь, что золотой песочек в твоих часиках тю-тю, – рассмеялся субъект в белой шубе. – К тому же только ты способна оценить пикантность ситуации. Это ведь он тебе на прошлой неделе отказался давать интервью, а нынче ты злишься, что он пятна на твоей обивке оставит. Но взять во внимание сам повод твоего заточения на Каширке! Слушай, а слабо было заявить всем этим «религиозным подвижникам» с новой кафедры теологии, чье изображение ставят перед биржами, банками и торгово-промышленными палатами, а?

Да, можно было бы с пристрастием допросить всех пассажиров освещенного автобуса, тоскливо смотревших на медленно двигавшийся поток машин за окном. Но никто бы из них и при угрозе применить «следственные мероприятия» в виде пустой бутылки из-под шампанского не проявил бы настолько «вредных стереотипов», чтобы предположить кто может сидеть в алом ауди с тонированными стеклами. Ради чего тогда из чисто эстетических соображений ставить его статуэтку в крылатых сандалиях там, где обычно любят собираться «акулы бизнеса», если при этом не давать себе воли даже задуматься, а кто он, собственно, такой?

Можно было допросить и усталых, заляпанных грязью инспекторов ДПС, пытавшихся разогнать пробку до быстро наступавшей ночи, но никому бы из них и в голову не пришло, будто на заднем сидении её машины в белой шубе развалился тот, о ком и младшие школьники уверены, будто его «никогда на свете не было».

Вряд ли можно было объяснить одной маниакальной склонностью к «мифологии» тот факт, что человечество упорно верило в реальный факт его существования – раз в пять дольше, чем в Будду, Аллаха и Христа.

И сейчас тот, кого «на свете не бывает», вольготно устроился у неё на заднем сидении собственной персоной, прихватив качестве своеобразного трофея – душу генерала-силовика, сделавшего в пятницу в Государственной Думе доклад по поводу пыток при допросах задержанных. И она многое бы дала, чтобы не видеть эту светящуюся субстанцию, с нескрываемым страхом озиравшуюся по сторонам. Наверно, он соображал, что же с ним будет дальше, радуясь, что это ведь не смерть, а… какое-то иное существование. Может быть, он даже начал успокаиваться, поняв, в чьей машине оказался. Но вот чего он точно не понимал, что эта краткая остановка перед вечным путешествием в никуда сделана с одной лишь целью – напугать её.

– Вот мы вроде с тобой и враги, но только ты меня понимаешь, – самодовольно хмыкнул её пассажир, поняв, о чем она думает. – Я, наверно, немного расчувствовался. Возможно, потому, что сопровождаю человека, весьма ценившего взаимопонимание. Он такие вещи старался понять, что даже мне не снилось… Хотя я привык понимать самые потаенные уголки человеческих душ и никогда не видел причин, чтобы не исполнять спрятанные в них сокровенные желания. И здесь, согласись, мы в чем-то близки, Эрато.

– Давай без фамильярностей! – резко оборвала его женщина, стараясь заставить его скорее сказать то, зачем он явился к ней с душой министра-силовика.

– А то что? Мамочке пожалуешься? – издевательски поинтересовался красавец. – Ты сама сделала ставку на эротику, а не на высокое искусство. На собственный «статус», а не на создание художественных образов, не на помощь своим сестрам, например. Меня всегда удивляло, что, собственно нашла в тебе Сфейно? Разве не при тебе передали шикарное предложение вашей «за царями идущей» – написать для раскрутки «жесткое порно»? Думаешь, я не помню, как ты сама хохотала? А эти твои эротические фото без бюстика – просто класс!

– Но ты к ним добавил другие, порнушные, – чуть не расплакавшись от обиды, сказала женщина, вновь и вновь поражаясь, как же легко оказалось этому мерзавцу вывести её из себя.

– Немного подправил, признаю. Воспользовался высокими технологиями фотошопа, – продолжил втыкать ей в спину английские булавки субъект в крылатых сандалиях.

– Ты должна была понимать, что рано или поздно это захочется сделать многим. Это же просто кайф, когда в Интернете полно таких откровенных фотографий ведущей детской передачи, всем деткам очень это понравится. Думал, что ты понимаешь, что делаешь. Ты же никогда не старалась поднять духовную жизнь общества, над чем всегда упорно и столь же безуспешно бились твои сестрицы, ты всегда старалась опустить общество до своего «статуса», до своих амбиций. Нисколько не осуждаю тебя, мне забот меньше. А к твоим «статусным» фото всего лишь добавил несколько картинок в духе Возрождения, где все твои сестры позировали в чем их мама родила.

Вдруг он увидел перед собой краешек пластикового конверта в кармане чехла переднего сидения и бесцеремонно достал из него подготовленные ею буклеты о себе самой. С глумливой усмешкой он зачитал вслух наиболее впечатлившие его места.

«Лучезарная журналистка завораживает нас своей бешеной энергией, искристым взглядом и восхитительным голосом. Она появилась на нашем телевидении внезапно, и совсем скоро её голос узнавать, её внешностью любоваться, а её имя както невольно запомнилось почти каждому. Будучи совершенно уверенной в том, что журналистика её призвание, она поступила на «журфак» ВГТУ, а так как её карьера молниеносно стала расти, то молодая журналистка оказалась в Москве.

Сегодня она говорит о звездах, но ведь и сама она уже стала звездой. И теперь уже о ней пишет современная пресса. Журналисты едва поспевают за одной из самых ярких, стильных и энергичных женщин отечественного телевидения. Она избрана членом Академии Российского телевидения, приступила к созданию биографической книги, снялась в фильме, клипе, рекламных роликах, выучила еще один иностранный язык и даже участвовала в женском ралли.»

– Наш пострел – везде поспел! – рассмеялся он над её рекламным текстом. – Ну, какая из тебя – «журналистка»? Из тебя порнушные фотки хорошие, а журналистика… Ты даже о себе не можешь интересную заметочку навалять. Вот что это такое?

«Слухи о том, что она собирается перейти на работу в Минобрнауки и сменить телеэфиры на госслужбу, сменились еще одной, мягко говоря, неожиданной новостью – вчера стало известно, что телеведущая вошла в совет директоров Баранофф-банка, т. е. стала вдобавок банкиршей.

«Пойти во власть, чтобы получить машину с мигалкой? Это просто смешно!» – сказала она журналистам.»

– Ты вообще кто? Журналистка или участница ралли?

Какая из тебя – «госслужащая Минобра»? Может, что-то стала понимать в образовании, экономике или ресторанах? – добавил он уже вполне серьезно. – Одну биографическую книгу начирикала, а теперь она второй угрожает… У тебя что, от этого две биографии появятся? Одна – реальная, а другая – для конвертов продажным журналистам? Ты же одной душой в наш покер играешь, другой не появится.

– А твое какое д-дело? – постаралась скрыть страх женщина, тут же почувствовав ледяной холод, коснувшийся её души.

– Это дело исключительно моё, как ты понимаешь! – жестко одернул её пассажир в белой шубе. – Вот этот цуцик пачкает твою обивку исключительно потому, что сам жил чужой жизнью и другим помогал, причем, на широкую ногу. Поэтому сейчас он целиком – мой! А ты, вместо своей «лучезарной журналистики», пытаешься заменить всех, а прежде всего, вашу ненавистную «прекрасноголосую», золотой короной увенчанную. Ты сама как-то скорей определяйся, а то ты по своей эротической природе решила «и нашим, и вашим». Я-то рассчитываю, что ты сделаешь правильный выбор, поняв, что крутишь баранку исключительно по моей доброте… душевной. Я нынче к тебе сирену пришлю, договоритесь с ней обо всем. Хорошо хоть ты пока фильмы не снимаешь. Но наши сиреночки заинтересованы андеграундом, надо подпиарить их кинематографическое творчество.

– Чтобы я пиарила сирен, из которых музы перовые подушки делали, ощипав, как гриль?

– Можешь не сама, но на все каналы толкни! И без возражений мне!

– Что ты себе позволяешь, кто ты такой? – в страхе прошептала женщина, вытирая слезы красными лайковыми перчатками.

– Это преподаватели кафедры теологии не знают, кто я такой, а тебе и спрашивать нечего, – по прежнему жестко давил на неё пассажир. – Ты достаточно получила в жизни, став живым воплощением пятой музой любовных песен Эрато. Правда, от тебя никто никаких любовных песен не услышал, кроме песни к себе самой. Силу Эрато ты использовала лишь для карьеры из буклета, чтоб загрести всё под себя. Сделав так, чтобы иные твои сестры никогда не проснулись, не поверили в себя. Как я понимаю, договор со Сфейно у тебя был именно об этом. А сейчас ты обижаешься, что я всего лишь фотошопом спустил твое бельишко чуточку ниже. Но ведь, по большому счету, на месте этого силового министра должна была сидеть твоя шкурка, а не его! Этот солдафон натворил несусветные вещи только потому, что музы молчали. А замолчать их заставила… ты! Поэтому я сижу тут у тебя и, честно говоря, не понимаю твоего индифферентного отношения. Ты – моя! И с этого момента должна служить только мне!

– Ты ничего не можешь сделать музе! – в отчаянии прошептала женщина.

– Милочка, музе я, может, и не сделаю ничего, пока есть хотя бы крупинка золотого песка, но многое могу сделать с тобой. К тому же… твою обнаженку я выставил в сети сразу после рекламы Сбербанка! – пассажир в раздражении опустил тонированное стекло и выкинул в окно пластиковый конверт с ее буклетами. – Думаешь, я не догадался, кто это вдохновил авторов рекламы «Сбербанк – партнер олимпиады в Сочи!» на этот «античный сюжет»? значит, кудрявый денди Посейдон приходит в Сбербанк, рассуждая, где он ванну поставит, а где будет огурчики солить? А я ему ипотеку подсовываю при смазливой девке из массовки?

– Я… я думала… это не я! – попыталась оправдываться дама, плотно прижав лайковые перчатки к заплаканному лицу.

– Не крутись! Разгадать твой «ход конем» и выявить твой наглый почерк – труда не составило. Это ведь вы – аллегория, пустое место! Или, как это пишут в энциклопедиях – «олицетворение потребностей лучших сторон человеческой души», – почти добродушно оборвал её пассажир. – Нарочно для тебя лично снял эту душу, чтобы ты на нее полюбовалась. Её последней «лучшей потребностью» было взаимопонимание жизненных коллизий, которые эта душонка устраивала своим соотечественникам в мирное время, в самой богатой стране мира. И я даже уточнять не стану, что там были за коллизии. Скажу лишь, что если бы он в прошлую пятницу как-то иначе понял свои «коллизии», хоть немного бы оставался человеком, мне сейчас с ним не пришлось тащиться в Тартар. Сказать, будто он чего-то не знал из списка «что такое хорошо, а что такое плохо» – не представляется возможным, он предварительно заготовил «общественную реакцию» о себе. Он там прямо указал, что «компетентен, владеет ситуацией». Ну, прямо как ты о себе написала в своем конвертике! Даже сейчас стал сомневаться, ту ли душу сейчас до места доставляю?

– Ты не можешь, не можешь! – в отчаянии зарыдала дама. Пробка начала понемногу рассасываться, машины сзади начали ей сигналить. Давясь слезами, она медленно вновь продвинулась вперед.

– Да, пока есть пара песчинок, я тебя не трону, но потом… Поэтому сверни-ка в Коломенский проезд, там у нас пересадка. Вспомни сегодняшний свой комментарий к сюжету о кафедре теологии. Отчего бы тебе было честно не рассказать, что боги вообще-то бессмертны, как художественные образы, они обретают силу, когда в них верят. Они никуда не исчезают и не «рассасываются сами по себе». И когда люди приходят в храм, им надо для начала признаться самим себе – кому и о чем они молятся. Могла бы всем объяснить, что есть сущности вроде наших знакомых гарпий и горгон, которые существуют вечно и объективно, независимо от степени просвещенности на их счет и чьей-то «веры». И есть такие сущности, которые можно подхватить случайно, как венерическое заболевание, не отдавая себе отчет обо всех последствиях. А потом-то ведь уже жизнь нормальной не бывает, верно? Потом, чтобы иметь такую прекрасную машину, как у тебя, надо сделать выбор, а стоит ли разделять в эротических фантазиях человека прекрасное – от дурного и даже преступного? Или… всё же допустить нечто заведомо дурное на прекрасную половину души, проявляя полное «взаимопонимание» на уровне этого генерала? Верно, Эрато?

– Послушай, я всю жизнь вкалываю, как лошадь… На мне семья, дети!.. У меня ипотека!

– Да-да, ты работаешь, не покладая рук! Этот приевшийся штамп «вкалываю, как лошадь» тебя совершенно не красит. Но я не собираюсь проявлять «полное взаимопонимание», когда за свою ипотеку, проклиная меня каждой копейкой месячных выплат, ты еще и вдохновляешь рекламу, где я выставлен ростовщиком, живущим на проценты с ипотечного кредитования при Сбербанке.

– Ты – бог воров и обманщиков! Это все знают! – в отчаянии выкрикнула женщина, давая себе слово сделать всё, чтобы он больше не говорил с ней таким презрительным тоном, будто она – давно пустое место.

– Я – Гермес! Бог коммерции, торговли и ремесел, заруби себе на носу! В особенности, когда в очередной раз решишь соврать! – оборвал её красавец, жестко среагировал на её попытку установить с ним хоть какую-то дистанцию.

Он недовольно заворочался на заднем сидении, кутаясь в свою шубу, и от его попытки разместиться поудобнее окна изнутри машины покрылись изморосью. Ей пришлось протирать стекло тряпкой, поскольку она не хотела злить его, прибавив температуру внутреннего отопления.

– Смотри, сейчас я доставляю эту душу куда надо, завершая сделку с совестью вот этого гражданина, – продолжил свою мысль Гермес. – И пока он получал желаемое, он в этом светлячке нисколько не нуждался. А сама эта сущность стараясь себя никак не проявлять, стараясь не мешать карьерному росту своего счастливого обладателя. Ни разу не взбунтовалась, никак не проявила заложенные в ней лучшие качества, предпочитая куда более приземленные удовольствия, доступные физическому телу и в настоящий момент.

Эрато подумала, что вряд ли теперь оставшееся без души тело главного силовика справится с общественным резонансом от его выступления в Думе.

– Не переживай, с ним осталась Подарга, наша быстроногая, – усмехнулся ее мыслям Гермес. – Всегда удивляло, что она больше любит бегать, а не летать. Я, собственно, вот ведь еще по какому поводу к тебе подсел… Понимаешь, этот фрукт не справился с вашей старшей сестрицей. Ты бы не могла мне немного помочь?

От неожиданности Эрато припарковалась так, что ехавший за ней автомобиль чуть было не врезался в бампер ее машины.

– Т-ты что п-предлагаешь? – с запинкой спросила она пассажира, обернувшись к нему всем корпусом. – Убить ее?

– Да никто ее не собирался убивать! – взмахнул он на нее белыми пустыми рукавами, из которых на обивку посыпались снежинки. – Она должна стать ловушкой смердящей плоти для того вируса, который сподобилась подхватить.

– Вам никогда справиться с ней! – не смогла скрыть торжествующей улыбки Эрато. – И пугать её такими душами бесполезно, да?

– Я не понимаю, кто нас предал, – в задумчивости проговорил он, против воли раздвигая узкие губы в ответ на её искрившуюся смехом белозубую улыбку. – Генерал год назад лично всех перетряс, никто так и не признался, кто слил всю операцию.

– Ты не понимаешь, как это работает! – ответила ему женщина, резко выкинув средний палец руки вслед здоровому джипу, чуть не поцарапавшему крыло машины. – Про меня тоже говорят, будто мне «сливают информацию» непременно в интимных ситуациях. А это… куда более тонкое понимание человеческой души, чем твоя телепатия о шкурных интересах. Ты даже не понимаешь, на что обрек своего подопечного. Ты увозишь его душу в залог, оставляешь возле него гарпию, решив, будто у тебя «все схвачено». А наша старшая расправится с ним без души парой постов соцсетях, не имея такой посещаемости, как у меня. Она сама не раз говорила, что ей достаточно пяти читателей, чтобы ее крик был услышан всеми. Посмотрим, чем поможет его телу Подарга.

– Достала она своими воплями! – не скрывая раздражения, посетовал пассажир.

– Это – «крик Киллиопы», его слышит только тот, кто безвозвратно теряет свою душу, – печально ответила Эрато.

– Ага, ты у нас тоже, оказывается, не глухая. Как говорится, о вкусах не спорят, вкусы формируют, а потом использую в коммерции, – назидательно ответил ей собеседник, добавив с довольной ухмылкой: «Тебе ли об этом не знать!»

– Да, я об этом помню, – откликнулась женщина. – Может мне и не с чем являться теперь к старшим сестрам, но я постараюсь не дать в обиду младших.

– Напугать решила? А я тебе когда-нибудь мешал? Как говорится, кайло в руки. Пора бы задуматься, почему не ее, а тебя я всегда старался включить в жюри литературных конкурсов. Хотя ты-то ведь могла догадаться, кому ты обязана такой честью, если в книгоиздании на первый план ставится коммерция, а конкурсы бренды являются единственным «литературным достоинством» этого товара. Или сделаешь вид, будто не понимала и не догадывалась? – рассмеялся красавец. – А сестричка у вас суровая, она взаимопонимания проявлять не станет, как это субъект, она бьет наотмашь, а иногда и ногами.

– У нас еще может продержаться какое-то перемирие, если ты оставишь ее в покое, – почти жалобно сказала женщина. – Отстань от нее! Ты ничего не добьешься! Ты не понимаешь, что каждым наездом придаешь ее словам силу, которой тебе никогда не обрести. Я же не русская, поэтому очень чувствую, что русский язык меняется, он становится другим. И стоит ей встретиться со старшими сестрами, вовсе не со мной…

– Ой, и тогда тебе не удастся выплатить ипотеку в Сбербанк! – насмешливо оборвал ее собеседник. – Думаешь, я не понимаю твоих шкурных интересов, Эрато? Ты тоже, как и я, хотела быть главной музой! Такой… которая что? Ага, которая остается музой до конца жизни. Тебе не хотелось отдавать статус музы эротики более молодой претендентке, верно? У нас много общего, гораздо больше, чем тебе кажется. Но ты все же постаралась дополнительно меня ущипнуть, показывая в рекламе – слугой Посейдона, зная, что мне это будет неприятно. Когда ты поедешь со мной в чудные вечно холодные края, я тебя по пути со своей мамочкой познакомлю. Она тебе многое расскажет, как лучше всего солить огурцы.

– Ты про огурцы просто так говоришь? Или имеешь в виду ее сетевой ник? – деловито поинтересовалась Эрато, видя, что ее булавка тут же достигла цели. Гермес впервые не нашелся с ответом, зло ткнув кулаком жалобно заскуливший светящийся комок.

– Послушай! Ей не так много оставалось, когда ты спустил на нее свору этих идиотов, – кивнула женщина на сжавшийся светящийся комок в углу заднего сиденья.

– У нее от человеческой жизни оставалось меньше песчинок, чем даже у меня! При этом она раскрыла все их планы, они ей все на блюдечке принесли! Она же каждого прокачала и составила всю мозаику! Но попутно она выцедила всех явившихся, поинтересуйся, что стало с ними, когда твои «девочки» полакомились их душами. Знаешь, почему мне в первую очередь всегда было неприятно иметь с тобой дело? Потому что даже сейчас, увозя эту душу в Тартар, ты думаешь, что действуешь по своему желанию и по своей воле. Я свое место знаю! Да, никогда не хотела иметь дело с «мадам Огурцовой», гораздо больше тебя! Потому и на конкурсах искала, кем ее можно заменить! Оставалась немного подождать, после ее смерти мне бы удалось пристроить искру… куда-нибудь из лауреатов премий.

– Ты уж совсем того… ты непроходимая дура, оказывается! – не выдержал Гермес. – Ты решила, будто сможешь заменить горгон? Ты своими «широкими возможностями» ниже пояса точно крышей съехала!

– Нет, это ты – круглый идиот! – почти склочно ответила Эрато. – Ты хоть знаешь, что ей на роду было написано всего пятьдесят два года? Она умирала! И что делаете вы? Вы даете ей возможность заплатить за все сказанное своей кровью! А сейчас ты увозишь душу человека, которого она ненавидела, не по своей воле, а всего лишь выполняя ее пожелание! Так и передай своей ледяной мамочке! Может, вернешься и постараешься эту дрянь обратно слюнями приклеить? Ах, я же забыла, что там началась большая кормежка, ты же сам туда гарпий привел! Сейчас там все ответят за бутылки шампанского, борьбу с экстремизмом, за снятые скальпы и позы лотоса… но не перед тобой, а перед ней! И тебе никогда не стать верховным божеством, потому что ты можешь только уничтожить душу. А вот она, смертная, может спасти любую душу… и… и… может быть… даже мою.

Последние слова Эрато произнесла в несвойственной ей задумчивости, и небольшая морщинка вновь пролегла между ее идеально ухоженными бровями.

– Не надо было тебе садиться с ним ко мне в машину, проваливай! Ты ведь хотел меня напугать? Тебе это удалось, считай, что я задумалась, – сказала она тихо, чувствуя крайнее опустошение.

– Только не думай, что вот эти достойны чего-то лучшего, – сказал мужчина выходя на снег в сандалиях. Эрато увидела, как снег, коснувшись его белых изящных ступней, тут же отскочил в сторону, а сандалии приподняли его над белым пушистым покровом.

– Выходи, бедолага! – крикнул он светящейся фигуре, судорожно ухватившейся за ручку двери, явно стараясь остаться в ее машине.

– Уходите отсюда, – твердо сказала Эрато, стараясь не оборачиваться и не глядеть в зеркало заднего вида. – Вам никто не поможет. Разве что… решится вместо вас отдать свою душу… Ваша жена, например? Ведь она стольким вам обязана! Они с подругой Светланкой, если не ошибаюсь, были замешены в странной гибели Светиного мужа. Согласитесь, странно, когда человек кончает жизнь самоубийством, пять раз падая с кровати на нож. А потом вы уничтожили документы о дорожно-транспортном происшествии, где был насмерть сбит человек, а ваша жена была рулем, не так ли? Неужели ваша жена не поможет вам? Нет? А ваши друзья, чьи грехи вы покрывали? Но может быть проявит понимание ваше начальство?..

Свою тираду она закончила таким криком, что сработала сигнализация у припаркованной рядом машины.

– Прекрати истерику! – осадил ее Гермес. Наклонившись к светящейся фигурке в углу заднего сидения, он почти вежливо сказал: «Выходите, дружок! Мы пересаживаемся на другой транспорт, не столь комфортный для вас».

Эрато не смогла отследить момент, когда возле него появилось отродье Подарги. Из ниоткуда возле красавца в белой шубе возникли два крылатых вороных жеребца со страшными белесыми перламутровыми глазами, абсолютно лишенными зрачков и радужной оболочки. Их светившиеся в темноте глаза выглядели особенно страшно на черной морде коней с выступавшими кривыми зубами, обметанными пеной. Эрато отвернулась, чтобы не видеть, как Гермес тащит из машины в ужасе заскулившую душу. Она с облечением хлопнула за ними задней дверью, отпустив защелки, будто они могли защитить ее от происходящего. От резкого звука хлопающей двери кони взвились, кося в ее сторону своими мертвенно-бледными глазами. Но они тут же опустились на землю по первому окрику Гермеса, покорно подставив ему оседланные спины, прижимая к бокам вздрагивавшие короткие черные крылья.

– Сходи в солярий, Гермес! – с кривой улыбкой крикнула из машины Эрато, глядя, как он тюком сворачивает стонущий светящийся комок, стараясь туже привязать его к седлу. В свете уличного фонаря было видно, что его руки и на полтона не отличались бледностью от лилейно-белой шубы.

– Спасибо за совет, Эрато! Но думаю, и так сойдет. А то будешь потом рассказывать, как я следую всем твоим советам, выполняя волю старшей сестры. До встречи! – сказал он, вспрыгивая в седло крылатого скакуна.

– Будь ты проклят! – прошептала Эрато, резко рванув с места в своем яркокрасном авто.

Во внезапно поднявшемся сзади снежном вихре она не смогла бы различить, как Гермес поманил пальчиком кого-то с затянутого темной мглой неба.

– Аэлло, Аэллопа! – крикнул он двум теням, кружившим над его головой. – Сейчас наша маленькая скандалистка отправится в убежище Сфейно. Проследите на ней! Она меня не интересует, мне надо уничтожить часы. Эрато говорила, сколько песка осталось у Каллиопы, она могла их видеть только у Сфейно! Уничтожьте их!