Текст книги "Чужой"

С минуту все растерянно молчали. Парень переводил взгляд с Мариана на Вишенку, с Вишенки на Юлека, как бы прикидывая, чего от них ждать. На Улю он не смотрел.

Первым пришел в себя Юлек.

– Ты откуда? – спросил он, усевшись на корточки и жадно глядя на незнакомца. – Как ты попал на наш остров?

– Так это ваш остров? – усмехнулся парень.

– Ясное дело, наш! Мы его открыли и всегда сюда ходим.

– Не бойтесь, сейчас уйду.

– А мы вовсе не боимся, даже и не думаем! – живо возразила Вишенка. Предположение, что она может чего-то бояться, казалось ей смешным. – Чего нам бояться?

– Откуда ты? – повторил Мариан вопрос брата.

– Издалека. Отсюда не видно.

Мариан поднял брови. Неизвестный вел себя нелепо.

– Ты, наверно, из Лентова?

– Не знаю я никакого Лентова. Никогда о нем не слыхал.

– Что это ты такой загадочный? – засмеялась Вишенка. – Не можешь просто сказать, где живешь?

– Я же сказал – далеко.

– Уля сказала, что ты напоролся на стекло, – спокойно возразил Мариан. – Ас больной ногой ты не мог сюда прийти издалека.

– Я пешком шел только по шоссе. А до этого ехал автостопом, – небрежно объяснил парень.

У Юлека прямо дух перехватило.

– Автостопом? – переспросил он, не смея поверить в чудо. – Честное слово?

– Да ведь так удобнее всего.

– Ты слышишь, Мариан? Слышишь? – завопил Юлек, боясь, что брат не оценит должным образом это сенсационное сообщение. – Он ездит автостопом!

Мариан не ответил. На него это тоже произвело впечатление. Вишенка смотрела на парня блестящими от любопытства и возбуждения глазами. Впрочем, она тут же постаралась скрыть свое восхищение и деловито спросила:

– Один ездишь?

– Ясно, один.

Им это вовсе не было так «ясно», для них это было удивительно, просто невероятно.

– А как ты попал на остров? – допытывался Юлек. – До сих пор никто его не мог найти.

– Очень просто, – пожал плечами парень. – Шел по берегу, увидел поваленное дерево, залез на него, ну, и увидел мостик.

– Это мы его сделали! Мы притащили жерди из Ольшин!

– Из Ольшин? – заинтересовался вдруг парень. – Из деревни Ольшины?

– Ты идешь в Ольшины? – обрадовался Юлек. – Так мы тебя проводим! Мы там живем, приехали на каникулы.

– Я иду не в Ольшины.

– Не в Ольшины? – Юлек был разочарован. – А куда?

Парень молчал. Лицо его выражало упрямство и ожесточение.

– Сплошные тайны! – рассмеялась Вишенка, начинавшая злиться. – Не хочешь – можешь не говорить.

– Вот именно, – сердито отрезал парень. – И вообще хватит болтать. Сейчас уйду.

Ребята замолчали. Неудовлетворенное любопытство не давало им покоя, и вместе с тем они были удивлены и обижены.

Уля, та просто не знала, что думать. Парня словно подменили. Совсем недавно, когда они были одни на острове, он не спускал с нее глаз, внимательно прислушивался к каждому ее слову. Правда, он подсмеивался над ней, но дружески, она это чувствовала. Теперь же он держался равнодушно, насмешливо, порой даже враждебно, а ее, Улю, вообще не замечал, как будто она была пустое место.

Как же это понять? Разве могут в одном человеке уживаться два разных, не похожих друг на друга существа? Она считала, что нет. Значит. . . Значит, он притворялся. Вопрос в том, когда именно он притворялся: перед ней или теперь, перед ребятами? «Перед ребятами! – поспешно решила Уля.– Со мной он говорил искренне». Она посмотрела на стоящих в замешательстве Вишенку, Мариана и Юлека. «Вы не знаете, – хотелось ей крикнуть, – он не такой, он совсем не такой! Я лучше знаю!» И тут же засомневалась. . . А может, он притворялся именно с ней?

Первым высказал общее желание Юлек.

– Зачем тебе сразу уходить? – спросил он, придвигаясь поближе к чужому парню. – Это глупо! Ты же можешь немного тут побыть. И нога у тебя болит, и вообще. Знаешь, как тут здорово! Почему тебе не остаться?

Будь это один из юных обитателей Ольшин, Юлек гнал бы его с острова как непрошеного гостя, как нахального захватчика.

Но это был пришелец из дальних стран, и его надо было спасать. Да, его надо спасать, как спасают в бурю потерпевшего кораблекрушение...

Помочь такому человеку любыми средствами не только обязанность, но и большая честь!

– Останься! – горячо уговаривал Юлек. – Послушай меня, останься!

Парень не отвечал. Уля с беспокойством присмотрелась к нему – его, кажется, опять знобило. Мариан и Вишенка тоже не сводили с него глаз. Он заметил это и криво усмехнулся.

– Надо идти,– буркнул он, стал на колени и, ухватившись за ветку потолще, попытался подняться. Когда это ему наконец удалось, лицо его посерело и на лбу выступил пот.

– Больно? – испуганно спросил Юлек. – Наверно, ужасно больно!

– Вот дьявол! – шепотом выругался парень. – Видно, нарывает.

– Хочешь, я посмотрю тебе ногу, – мужественно предложил Мариан, хотя и очень боялся смотреть на нарывы.

– А зачем? Все равно не поможешь. Надо идти, нечего тянуть. Вот только палку себе срежу.

Юлек немедленно предложил свои услуги: он в этом разбирался и обещал найти лучшую на свете палку. Тем временем Вишенка мигнула Уле и Мариану. Когда они отошли за ближние кусты, Вишенка сказала тихо, но решительно:

– Слушайте, это глупо, он же не может идти. С ногой у него что-то серьезное.

– А что мы можем сделать? – спросил Мариан.

– Очень просто: отведем его к отцу Ули.

Мариан сказал, что план превосходный, но вряд ли его удастся осуществить: идти к доктору парень наверняка не захочет.

– Должен пойти! – уверенно заявила Вишенка. – Уля, в котором часу твой отец начинает принимать больных?.. Уля! А, Уля? – окликнула она подругу, потому что у Ули было такое лицо, как будто она ее не слышала.

На самом деле Уля все отлично слышала – и боролась с собой. Дело в том, что она уже давно решила никогда и ни о чем не просить своего отца. К ней относятся как к чужой– ну, так она и будет чужой. Решение это укреплялось в ней с каждым днем и доставляло особую, горькую радость. А теперь придется от него отступить... Просить – это значит унижаться, это значит дать тому, кого просишь, какое-то преимущество перед собой. Да, но если это нужно, чтобы помочь больному... вправе ли она колебаться?

– Уля, – удивленно повторила Вишенка, – ты что так задумалась?

– Отец начинает прием в пять, – ответила Уля.

Теперь он стоял, опираясь спиной о ствол орешника, и смотрел, как Юлек очищал ореховую палку от сучков и веток.

– Слушай, – начала Вишенка авторитетным тоном. Парень поднял голову и сердито сжал челюсти.

– Да ты не злись, – заторопилась Вишенка, не давая ему заговорить. – Мы не собираемся вмешиваться в твои дела, делай что хочешь, иди куда хочешь, но сначала ты должен пойти с нами к врачу.

Он посмотрел на них с таким изумлением, словно с ним заговорили на иностранном языке.

– Да, – поддержал Вишенку Мариан. – Обязан.

– Вы что, взбесились? – крикнул парень. Но Вишенку нельзя было смутить криком.

– Ничего не взбесились, просто считаем, что с такой ногой расхаживать нельзя.

– Вот еще! Некогда мне таскаться по врачам! Я не на прогулке, – раздраженно говорил парень.– У меня дело есть.

– А если будет заражение крови?

– Почему это должно быть заражение?

– Потому что ты, наверно, загрязнил рану.

Возможность заражений испугала всех. Уля побледнела.

Юлек перестал стругать палку и взволнованно спросил: – А это опасно?

– Конечно, – ответил Мариан.

– Откуда ты знаешь?

– Это все знают. И потом, у моей мамы было заражение крови. . . Ей делали уколы.

– Если будет заражение,– настойчиво объяснила Вишенка, – нога у тебя распухнет, как бревно, и ты вообще никакого дела не сделаешь.

Незнакомец глядел то на Вишенку, то на Мариана, то снова на Вишенку, как бы соображая, правду ли они говорят. Уля поняла, что он тоже испугался, и ее опять охватило чувство непонятной жалости, как в те минуты, когда его бил озноб и она поила его горячей водой.

– Не будь дураком! – просительно сказал Юлек. – Соглашайся!

– Соглашайся, – тихо повторила Уля. Он хмуро молчал. Потом буркнул:

– И вообще, врач меня не примет... надо, наверно, какую-нибудь бумажку.

– Я попрошу отца,– быстро проговорила Уля. Он посмотрел на нее с удивлением:

– Так этот врач – твой отец?

– Да. Он живет в Ольшинах.

– Мы тебя отведем! – крикнул Юлек, чувствуя, что незнакомец сдается, и радуясь, что можно что-то для него сделать. Тут же он объяснил, что до Ольшин, всего полтора километра и доктор живет на ближнем конце села.

– Который час? – спросил Мариан у Вишенки. Из всей четверки у нее одной были часы, которыми она очень гордилась.

– Четверть пятого,– ответила она. – Надо идти.

– Ну, так идите,– сказал парень.– Я сейчас тоже приду. – Зачем? – запротестовал Юлек. – Вместе ведь лучше!

– И так дойду. Не люблю таскаться с целой оравой.

Это прозвучало не слишком приятно, однако ребята и не подумали обидеться. Их заботило другое: а не собирается ли он попросту сбежать? Парень это, видно, почувствовал и пробурчал:

– Говорю, приду – значит, приду.

– Пойдем,– шепнула Уля Вишенке, – оставим его с мальчишками. – И в ответ на удивленный взгляд Вишенки прибавила: – Потом объясню.

– Ну, мы с Улей пошли, – громко сказала Вишенка. Парень не ответил, но Уля видела, что он рад их уходу.

Идя к тропинке, девочки слышали, как он толковал мальчишкам, что придется разрезать ботинок, иначе не налезет, на что Юлек завопил: «С ума сошел, такие замечательные кеды!»– и объявил, что мигом слетает домой и притащит какие-нибудь старые дедушкины тапки. Девочки еще не успели дойти до берега, как Юлек обогнал их, крикнул: «Сейчас вернусь!» – в три прыжка пронесся по мостику и скрылся в тополиной кроне.

– Что ты хотела мне сказать? – спросила Вишенка.

– Он стеснялся с нами идти, понимаешь? Тряпка у него грязная, и потом, он, наверно, хромает. Перед ребятами ему не так стыдно.

* * *

В приемной уже было несколько пациентов, но доктор еще не пришел. Уля, волнуясь, бегала то в кабинет отца, откуда можно было посмотреть на дорогу, то на кухню, к пани Цыдзик, которая своим спокойствием умеряла нетерпение девочки. Пани Цыдзик то и дело заходила в приемную, рассаживала больших, успокаивала, говоря, что доктор скоро будет, и, указывая входящим на соломенный коврик, мягко, но настойчиво призывала к соблюдению гигиены. Вернувшись на кухню, она присаживалась на табурет, раскидывала вокруг себя широкую юбку с множеством складок и принималась рассказывать Уле, откуда какой больной явился, попутно излагая свои взгляды на каждую болезнь и способы ее лечения. Уля пропускала эти рассуждения мимо ушей—не ради них она бегала на кухню. Ей приятно было само присутствие пани Цыдзик и ее ласково-заботливое отношение к людям.

– Что это ты, Улька, крутишься, как веретено? – спросила пани Цыдзик, заметив возбуждение девочки.– В чем дело?

– Отец что-то запаздывает...

– Не так-то легко ему из больницы вырваться. Держат его там, не пускают.

Через минуту Уля была в кабинете. Проселочная дорога по-прежнему была пуста, лишь обочиной маленькая девчонка гнала корову. В подсыхающих лужах отражалось розовое вечернее небо. На верхушке придорожной сосны уселась желтая коноплянка и робко затянула свою однообразную песенку. Потом вспорхнула и улетела: она первая заметила из-за поворота старый драндулет доктора.

Когда Уля снова вошла в кабинет, отец уже надел белый халат и мыл руки под спрятанным за ширмой рукомойником.

– Отец, я хотела... – проговорила Уля и остановилась, чтобы набрать воздуху.

Отец вышел из-за ширмы и внимательно смотрел на нее.

– У меня есть просьба.

– В самом деле? А что?

Уле показалось, что он обрадовался. Но она вовсе не хотела доставить ему удовольствие. И тут ей пришла в голову удачная мысль:

– То есть это даже не моя просьба, а Мариана и Юлека.

– Ах, вот как... – проговорил он медленно, как бы с разочарованием. И тут же насмешливо улыбнулся: – Ну, так что же?

– Тут один парень. . . Он порезал ногу. . . Нельзя ли. . .– Она не хотела говорить отцу «ты».

– Чтобы я его принял? – сухо закончил он. – Да.

– Хорошо. Завтра.– Голос отца звучал теперь деловито и официально. – Сегодня у меня много пациентов.

– По-моему, у него жар, – с трудом проговорила Уля. – И нога загноилась. . .

– Ну хорошо, пусть будет сегодня. Когда он придет, постучи ко мне. – И, усевшись за стол, доктор начал раскладывать по местам очки, врачебные записи и инструменты.

Уля не уходила.

– Ну, что еще? – спросил он, не отрываясь от дела. – ...Боюсь, что у него нет денег...

Рука, державшая стетоскоп, замерла. Доктор пристально посмотрел на дочь:

– Не бойся, я не потребую с него денег.

Уля чувствовала, что ее замечание задело отца, но извиняться не собиралась. Он сразу это понял:

– Ну, иди, дорогая, мне некогда.

Уля вышла на веранду. У калитки стояли Мариан, Юлек и тот, чужой парень. Опираясь о плетень, он с беспокойством смотрел на окна домика, то и дело оглядываясь на дорогу, как бы желая удостовериться, что пути к бегству открыты. Он был похож на собаку, которая боится, что ее ударят, но не убегает, потому что голодна.

– Ну как? – быстро спросил Юлек. – Договорилась?

– Конечно, – ответила она спокойно, как будто это было для нее привычным делом.

– Куда идти? – хмуро спросил парень. – Не торчать же здесь, у забора!

Уля провела его по тропинке к входной двери. Он шел за ней неровной, спотыкающейся походкой. У входа она остановилась и торопливо прошептала:

– Я буду рядом, на террасе. Пойти меня, когда выйдешь. Может, тебе что-нибудь понадобится в дорогу.

– Ладно. Но мне ничего не нужно.

Они вошли в приемную. Парень сел радом с другими больными, а Уля постучала в дверь кабинета. Вскоре дверь открылась, и доктор быстро оглядел присутствующих.

– Вот он, – шепнула Уля.

– Хорошо.

Дверь снова захлопнулась. Парень сидел, уставившись в пол, чтобы не встречаться с любопытными взглядами соседей.

Зная, что мальчики будут ее ждать, Уля вернулась к калитке.

– Он нам сказал, как его зовут, – Зенек, Зенон Вуйчик! – немедленно сообщил ей Юлек. Глаза у него горели, новость казалась ему чрезвычайно важной.

– А в остальном мы знаем о нем столько же, сколько раньше, то есть вообще ничего, – пожал плечами Мариан.

– Знаешь, он ночевал на острове! – возбужденно продолжал Юлек. – Представляешь, целую ночь там пробыл! Один-одинешенек, в нашей палатке! В такой дождь! Хорошо хоть там было наше одеяло.

Уля давно догадалась, что Зенек провел ночь на острове.

– А что он теперь собирается делать? – спросила она. – Он не говорил?

– Нет,– ответил Мариан.

– Мы ему показали, где мы живем, – похвастался Юлек.

– А он даже не посмотрел, – дополнил Мариан.

– А вот и посмотрел, я сам видел, что посмотрел! – спорил Юлек, не желая терять надежду. Как и Уля, он не мог примириться с тем, что таинственный незнакомец уйдет в неведомую даль, где его ждет загадочное «дело», и они так ничего о нем и не узнают. – Мы его подождем, правда, Мариан?

– Зачем? Он вовсе не хочет, чтобы мы ему голову морочили.

– А все-таки лучше подождем!

Однако Мариан считал, что они свое сделали и теперь пора вернуться к нормальной жизни. Да и бабушка ждет с ужином.

– Ужин! – воскликнул Юлек с презрением. – Я могу вовсе не ужинать! И вообще, еще рано.

– Ладно, кончай канитель. Опоздаем – бабушка будет ругаться.

Пришлось уйти. Мариан шел неторопливо и спокойно, Юлек то и дело останавливался и оглядывался на дом доктора.

Уля пошла на террасу и устроилась в уголке на топчане. Перед ней была раскрытая книга. Но мысли разбегались, и чтение шло плохо. Вскоре она заметила, что была еще одна причина, мешавшая ей сосредоточиться: голоса, доносившиеся из кабинета. Уля никогда прежде не сидела на террасе во время приема и не знала, что из-за двери так хорошо все слышно.

Слабый немолодой женский голос пространно жаловался на боли в боку, в печени, в пояснице... Второй голос расспрашивал и советовал. Неужели это отец? Это был совсем не тот нервный и сухой голос, который Уля так хорошо изучила во время неприятных ежедневных разговоров. Он звучал свободно, как будто только сейчас, с больным, доктор становился самим собой. А главное – это был ласковый, дружелюбный голос, голос доброго человека... Значит, ее отец добрый? Нет, нет, это не так! Уля точно знает, что он не добрый. Это просто профессиональная вежливость. Отец обязан быть любезным, вот и все. Загадочная двойственность человеческой натуры, которая недавно так обескуражила Улю, здесь объяснялась очень легко.

– Спасибо, доктор, спасибо вам! – говорил старческий голос. – Вам, как матери родной, все сказать можно...

Что она говорит, эта старуха?.. «Как матери родной»? До чего люди глупы! Уля сострадательно усмехнулась.

– До свиданья, доктор.

Скрипнула дверь из кабинета в приемную, голос женщины затих. Вдруг Уля вздрогнула.

– Садись, сынок, посмотрим твою несчастную ногу, – говорил отец. – Давно это случилось?

– Три дня назад, – ответил хрипловатый голос Зенека. – На стекло напоролся.

– Гм...

Этот звук выражал озабоченность; по-видимому, рана выглядела неважно. Уля услышала металлическое звяканье инструментов и чирканье спички. «Зажигает спиртовку, – угадала девочка, – кладет шприц в стерилизатор, сейчас будет кипятить».

– Придется немного подождать, а пока я тебя осмотрю. Зенек недовольно пробормотал что-то, потом сказал резко:

– Ничего у меня не болит, только нога.

– Посмотрим, посмотрим. – Голос доктора мягко убеждал, в нем не было ни обиды, ни раздражения. – Сейчас посмотрим.

Наступила тишина, прерываемая короткими указаниями: «Дыши... не дыши... Так, еще раз... Ложись... Садись...»

– Основательно ты простудился... Кости у тебя не болят?

– Болят. Но это ерунда.

– Миндалины тоже не в порядке. Следует о них подумать. Не сейчас, разумеется.

Снова звякнули инструменты: видимо, отец вынимает их из кипятка и раскладывает на стеклянной плитке.

– Будете резать? – Голос Зенека звучит сдавленно, глухо.

«Боится», – думает Уля и, хотя никто ее не может услышать, тихо повторяет: «Не бойся, Зенек, не бойся, не бойся».

– Да, – говорит отец, – необходимо вскрыть.

– Будет больно?

– Будет. Но недолго. А потом сразу станет легче. Возьмись за ручки кресла и сжимай их как можно крепче. Так.

На ногу не смотри, это мое дело. Ты же взрослый человек, верно?

Ответа не последовало.

«Не бойся, не бойся, не бойся», – повторяет Уля. Потом забывает обо всем и только ждет, когда же Зенек закричит. Он не кричит.

– Вот и все, сынок, – говорит отец.– Самое страшное позади. Что, вспотел? Еще бы, это не шутки, можешь собой гордиться... Теперь перевяжем... А сейчас пересядь-ка сюда, ко мне, только осторожно... Я выпишу тебе рецепт. Через минуту отец объясняет:

– Это микстура, а это порошки, то и другое по три раза в день. И еще одно, самое главное: скажи матери, что ты должен три дня лежать в постели.

Молчание.

– Ты слышишь, что я говорю?

– Слышу. Скажу.

Уля удивилась. Ей не приходило в голову, что мать Зенека может быть где-нибудь поблизости: он же сам сказал, что приехал издалека. . ." А может, к ней-то он сейчас и идет?

Тем временем разговор в кабинете продолжается:

– Ты пришел ко мне один или с кем-нибудь из родных?

– Один.

– В таком случае Уля сбегает к твоим родителям. Тебя надо отвезти.

– Зачем? – быстро говорит Зенек. – Не надо.

– Я, мой дорогой, лучше знаю. Со свежей повязкой ходить нельзя.

Молчание, потом резкий голос Зенека:

– Я живу не в Ольшинах.

– А где?

– Я еду автостопом. . . Сюда я вообще попал случайно.

– Но ты же здесь где-нибудь остановился.. . у родственников, у приятеля.. .

– . . .У приятеля.

– Может, у Мариана, который дружит с моей Улей? – Нет! – сказал, как будто огрызнулся, Зенек.

– Послушай, мальчик, – голос отца звучит озабоченно,– мне кажется, у тебя что-то не в порядке. Ты что-то от меня скрываешь. Я хотел бы тебе помочь, но для этого мне нужно знать правду. Я врач, и все, что ты мне скажешь, останется между нами.

Как только в кабинете начался этот разговор, Уля подумала, что ей не следует его слушать. А теперь, при последних словах отца, надо было немедленно вскочить и уйти. Но она не в силах была это сделать и, замерев, ожидала ответа Зенека.

– Ничего я не скрываю, – враждебно сказал Зенек. – Просто путешествую, и всё.

Опять тихо.. . Сейчас отец рассердится!

– Придется тебе прервать свое путешествие, – спокойно сказал доктор. – Я отвезу тебя в больницу в Лентов. Ненадолго, не бойся, дня на три-четыре, пока подживет нога. Ступай пока в приемную, подожди, я закончу прием и отвезу тебя.

Ответа не было. Скрипнула дверь, и в кабинете врача раздался голос нового пациента.

Уля присела на ступеньках террасы. Что теперь будет?

Зенек попал в ловушку. Уля догадалась, что предложение отца должно было прийтись ему не по вкусу. Он ведь говорил, что ему некогда, что его ждет какое-то «дело». Интересно, что за дело? Уля не представляла себе, ради чего можно проделать такое путешествие, автостопом и пешком, по незнакомым местам, ночевать под открытым небом, переносить боль – все, только бы скорей добраться до цели. Ей хотелось помочь ему в достижении этой цели, и в то же время она радовалась, что он попадет в больницу и несколько дней будет

в надежных руках.

«Сейчас он ко мне придет, – подумала она.– Не надо показывать ему, как я из-за него волнуюсь». Уля взяла книжку, заставила себя прочесть страницу, другую... Время шло, и наконец она поняла, что Зенек не придет. Значит, действительно разговор на острове не имел никакого значения...

Она обошла дом и, не желая входить в приемную через парадную дверь, пробралась на кухню. Пани Цыдзик спокойно восседала на своем табурете.

– Слава богу, осталось всего три пациента, – удовлетворенно сказала она. – Скоро прием кончится, и доктор сможет отдохнуть.

– Отец поедет в Лентов, – нарочито безразличным тоном сказала Уля. – Он повезет того парня с больной ногой, который ждет в приемной.

– Станет такой парень ждать, как же! – добродушно рассмеялась пани Цыдзик.