Текст книги "Чужой"

Как всегда, Юлек проснулся раньше Мариана. Собственно, он еще не совсем проснулся и спросонья никак не мог сообразить, утро сейчас или вечер, зима или лето. Неугомонное чириканье воробьев, шумно совещавшихся на акации под самыми окнами, казалось ему продолжением сна.

Окончательно разбудил его стук печной заслонки и сильный земляной запах картошки, который ворвался в приоткрытую дверь. Бабушка, видно, давно встала, выпустила кур из курятника, растопила печь, проводила деда на фабрику, а теперь готовит завтрак для внуков и корм для поросенка.

Юлек лежал не шевелясь. Он вспомнил о вчерашнем дне, наполненном такими необыкновенными событиями, и с неохотой подумал о сегодняшнем. «Скучно будет»,– решил он, надув губы. Бездумным взглядом окинул голубые стены, расписанные толстыми розовыми цветами, свадебную фотографию стариков, окруженную веночком снимков поменьше. Ничего интересного. Стоящий у двери комод тоже не сулит никаких сюрпризов: белый слон, две вазочки с засохшими эдельвейсами, фарфоровая шкатулочка для булавок – все это давно уже осмотрено и изучено.

Даже во двор не тянет сегодня Юлека. А ведь там гораздо интереснее, чем в доме.

.. .Вот остров – это да, остров отличная штука. Там много чего может случиться. Например, нападают на остров враги, а команда превращает его в неприступную крепость и геройски отбивает атаку. Или, скажем, буря (или наводнение, или землетрясение, это не так уж важно) отрезает остров от всего мира. Тогда пришлось бы строить плот или выдолбить лодку, вроде индейской пироги. Маленькую такую лодочку, на одного человека. Этим человеком будет, конечно, сам Юлек. Он отважно ринется в пенящиеся волны, искусно выгребет к берегу и приведет помощь. Стоит также подумать и о вертолете – он кружил бы над островом, ища удобное место для приземления…

А пока, в ожидании катастрофы, следовало бы построить хотя бы шалаш. . . До сих пор они ничего не построили. Про полевую кухню только думали, да так и забросили. А все потому, что Вишенке не хотелось ничего делать, только плавать! И вообще, растравлял себя Юлек, как только начинается что-нибудь интересное, все равно сразу все кончается, потому что Мариан, видите ли, не любит опаздывать. «Юлек, пора домой!» Как будто самое главное – вовремя вернуться

домой!

А тот парень, Зенек... Разве ему кто-нибудь может так сказать? Конечно, нет. Он ездит автостопом, делает что хочет, никого не слушается. И никого не боится, даже доктора Залевского. И вообще, он совсем как взрослый.. . Когда доктор вскрывал ему нарыв, Уля говорила, он даже не крикнул. . . И зашагал дальше на своей раненой ноге, ни на что не посмотрел, потому что у него «дело». Так и будет странствовать, пока не сделает, что задумал. По пути его подстерегают разные опасности, но он нисколько не беспокоится, он знает, что преодолеет все. «Я еще ни разу не встречал такого парня, – жарко шепчет Юлек, – ни разу!»

Теперь он ушел, и уж никогда в жизни Юлека не случится ничего интересного. Каникулы (по правде говоря, до сих пор они были не такие уж плохие!) будут – сплошная скука. Ну что хорошего: утром мыться, вечером мыться (одно это может вогнать человека в гроб!), по часу сидеть за завтраком, обедом и ужином, во время которых бабушка не позволяет даже ногами поболтать, убирать комнату и кухню, причем под кровать мусор замести нельзя... И самое тяжкое—писать под диктовку Мариана нелепые упражнения, утыканные коварными ловушками на звонкие и глухие согласные. А если и удастся порой сходить на остров, то обязательно в обществе собственного брата и двух девчонок!

«... До чего же это несправедливо, – уныло размышляет Юлек.– Я ведь тоже не боюсь никаких опасностей, никакого труда, я тоже готов ко всему… И если бы мы с Зенеком были вместе, – мечтает он,– вполне могло бы так .-случиться, что именно я спас бы его от смертельной опасности. . . И если бы он открыл мне тайну, я никому бы ее не выдал, хоть ты меня режь. . . И Зенек удивлялся бы (и все другие тоже), что я, хоть и моложе, могу делать все не хуже, чем он. А то и лучше!»

К сожалению, Зенек не узнает об этом, потому что он теперь далеко и, наверно, никогда уж не вернется в Ольшины. Юлек поворачивается лицом к стенке. Он хотел бы уснуть и чтоб ему снился вчерашний день. Или завтрашний – каким бы он мог быть, если бы Зенек не ушел.

Воробьи утихомирились, и теперь слышно, как дышит Мариан, – глубоко и ровно, словно еще ночь. Со двора доносится блеяние козы; видно, бабкапривязала ее к колышку. Под окном тоненько кукарекает молодой петушок.

Юлек лениво садится и свешивает ноги с кровати. Какой уж тут сон!

Внезапно он поднимает голову и прислушивается, как чуткий зверек. Сквозь блеяние козы и пение петуха послышались звуки условного свиста. «Это Вишенка! – проносится в голове у Юлека.—В такую рань?» Юлек знает, что Вишенка, как и Мариан, обожает поспать. Что ей могло понадобиться?

Юлек живо натягивает трусы, сует ноги в тапки, приглаживает пятерней волосы и выбегает во двор, а затем на улицу. Утренний холодок приятно пощипывает голые икры.

На дороге никого, только желтая соседская дворняжка лениво почесывает задней лапой живот.

– Вишенка! – негромко зовет Юлек.

Нет, ее не видать. Но не мог же он ошибиться, слух его никогда не обманывал. Не зная, что и думать, мальчик возвращается во двор.

Опять свист! Он раздается не с улицы, а из-за пруда, на задах огорода.

«С ума она сошла, что ли? – думает Юлек. – Что она там делает?»

Он мчится по узкой тропе между грядками, пробегает мимо пруда, распугав лягушек. – Вишенка!

Вокруг тихо. Теплый ветерок шелестит в листве дикой груши, окруженной терновником и гигантскими лопухами. «Спряталась, видно, – раздраженно думает Юлек. – Дурацкие девчоночьи штучки». Следовало бы, не теряя достоинства, пожать плечами и как ни в чем не бывало вернуться домой. Но какое уж тут достоинство, когда так скучно!

– Вишенка! – сердито кричит он.

– Юлек, – говорит кто-то негромко, с нажимом, как бы укоряя мальчика за излишний шум, – поди сюда.

Это не Вишенкин голос! Это голос... Юлек не смеет поверить. В два прыжка обегает кусты.

– Зенек!

Зенек сидит на покрытом травой пригорке и состругивает

сучки со своей ореховой палки.

– Зенек! – изумленно и восторженно повторяет Юлек. —

Это ты свистел?

– Нет. Папа римский.

Конечно, глупый вопрос. Юлек задал его машинально. Ему трудно поверить, что Зенек действительно здесь, – и вдобавок хочет о чем-то попросить!

– Где Мариан?

– Еще спит. А зачем тебе Мариан? – ревниво спрашивает

Юлек.

– Да нет, просто так.

– Ты удрал вчера от доктора!

восхищение.

– Он хотел, чтобы я лег в больницу, – презрительно говорит Зенек. – А зачем, спрашивается? Нога у меня уже почти не болит.

Мудрость этого рассуждения для Юлека совершенно очевидна.

– А где ты спал?

– В стогу. – И Зенек кивает в сторону большой стог сена.

– А-а, – отвечает Юлек.

Он говорит таким тоном, как будто ночевка в стогу для него дело знакомое и привычное, а душу его точит обида: он-то за всю жизнь ни одной ночи не провел под открытым небом! Всегда дома да дома! На кровати, а в лучшем случае на матраце на полу, когда приезжают гости.

Вот если бы он поехал в пионерский лагерь, то спал бы, по крайней мере, в палатке... Папа хотел его отпустить, но мама не согласилась, побоялась, что Юлек простудится!

Зенек ловко закруглил ножом конец палки.

– Здорово получилось! Можно опираться.

– Ты что, пойдешь?..– Юлек разочарован. Обнаружив Зенека под грушей, он сразу решил, что путешественник все-таки немного побудет в Ольшинах.

– Ясное дело. Я задержался на ночь, потому что подвернулся этот стог.

Зенек мельком взглянул на Юлека и, немного подумав, небрежно спрашивает:

– Скажи-ка, ты языком трепать любишь?

– Нет! – оскорбленно восклицает Юлек. – Как ты мог подумать?

– Не злись... – снисходительно говорит Зенек. – Здесь, е деревне, магазин есть?

– Есть.

– Далеко отсюда?

– Близко.

– Может, купишь мне хлеба?

– Почему не купить, можно. – Юлек полагает, что не должен так быстро забывать обиду, поэтому говорит равнодушным тоном. Но на самом деле поручение Зенека доставляет ему огромное удовольствие.

– Полкило, – говорит Зенек, доставая из кармана злотый. – Только помни: ни с кем обо мне не болтать.

– С ума сошел? – Юлек чувствует себя с Зенеком совсем запанибрата. – С кем это я буду болтать... Я мигом! – кричит он уже из-за пруда.

Он промчался по проселку, подняв тучу пыли, и с таким разгоном влетел в лавку, что продавщица и покупатели посмотрели на него с удивлением. Очередь была довольно большая, поэтому он «нечаянно» втерся в середину, где стояли малыши, и с невинной физиономией стал продвигаться к прилавку. Продавщице он объяснил, что у него уезжает бабушка и он страшно торопится. Та выслушала его без особого доверия, однако хлеб отпустила, и Юлек помчался обратно.

Зенек отрезал себе толстый ломоть, набил рот хлебом и спросил:

– Как мне пройти в Стрыков?

– В Стрыков? – недоуменно повторил Юлек. – В какой Стрыков?

– Не знаешь? – удивился Зенек.– Это ведь где-то недалеко.

– Я в Ольшинах первый раз, я здесь не живу! – объяснил Юлек, горько жалея, что не может засыпать Зенека нужными сведениями. – Но погоди, вот я сбегаю за Марианом, он расскажет тебе все, что захочешь, он часто сюда приезжает!

– Мариан! – зовет Юлек, влетая в комнату. – Вставай! Мариан бормочет что-то не слишком для Юлека лестное и поворачивается к стене.

– Вставай! – Юлек трясет брата за плечо, а когда и это не действует, стягивает с него одеяло на пол.

Мариан невозмутимо снова натягивает на себя одеяло.

– Слушай, Зенек вовсе не ушел! Он сидит за прудом под грушей.

Теперь Мариан широко открывает глаза:

– Не врешь?

– Конечно, не вру! Он ждет, чтоб ты ему сказал, как пройти в Стрыков.

– В Стрыков? – заинтересовался Мариан.

– Да. Ну, вставай же!

– Встаю, встаю, не ной.

Юлек исчез за дверью, но тут же вернулся.

– Только никому ни слова,– предупредил он.– И приходи поскорей, мы будем ждать!

– Ладно.

Когда Юлек пробегал мимо кухни, его осенила отличная мысль. Молоко! Зачем Зенеку жевать сухой хлеб? Это же невкусно.

Он взял с плиты горшок, налил молока в кружку, приоткрыл дверь и выглянул во двор. Бабушки не видно. Юлек тихонько выбрался наружу и, оглядываясь, осторожно пошел по двору, стараясь не разлить молоко. Очутившись в огороде, он вздохнул с облегчением, полагая, что опасность миновала.

– Это что еще за новые фокусы?

Над грядкой салата, скрытой кустами крыжовника, выросла бабушка. Она вышла на тропинку, остановилась напротив внука и укоризненно закачала головой.

– Бабуленька... – растерянно пробормотал Юлек, лихорадочно придумывая, как бы половчее вывернуться.– Доброе утро, бабуленька! – вдруг весело поздоровался он как ни в чем не бывало.

– Доброе утро, внучек, – с добродушной усмешкой ответила бабушка. – А ну-ка, марш с молоком в комнату.

– Да на воздухе оно гораздо вкуснее! – убежденно возразил Юлек. Бабушка все время огорчалась, что «малыш» такой худенький и мало ест, вот он и решил воспользоваться этим обстоятельством.– Честное слово, вкуснее!

– Ничего, оно тебе не повредит и дома, за столом,– все так же подсмеивалась бабушка. Мальчик умоляюще посмотрел на нее, но она и не думала уступать. – Ну? Может, тебя проводить?

Он тяжко вздохнул, чтобы показать, как с ним несправедливо поступают, но вынужден был подчиниться. Впрочем, по пути в дом он придумал: надо вылезть в окно, выходящее на противоположную сторону, пролезть под забором и обойти огород кругом.

План вполне удался, хотя с молоком это было не так просто. Под забором немного молока расплескалось, однако примерно три четверти кружки удалось донести.

– На, – сказал Юлек Зенеку – выпей.

Парень нахмурился и с равнодушным видом продолжал обстругивать свою палку. Однако равнодушие было явно наигранное.

– Ну? – нетерпеливо спросил Юлек.– Чего ты?

– Ничего, – ответил Зенек своим обычным небрежным тоном и, взяв кружку, начал пить маленькими глотками.

Юлек заметил, что молоко Зенеку нравится, и это доставило ему большое удовольствие.

– Мариан сейчас придет, – сказал он, подождав, пока тот выпил все до дна. – А зачем ты идешь в этот Стрыков?

Зенек мельком, но пристально глянул на Юлека, как тогда, когда спрашивал, любит ли он трепать языком, потом ответил:

– К дяде.

– К дяде? – удивился Юлек. Он был разочарован: значит, это и есть то самое «дело»?

– Сейчас я тебе что-то покажу. – Зенек полез в карман. – Видишь?

На ладони парня лежала красивая круглая вещичка, блестящая, как серебро.

– Компас? – удивился Юлек.

– Компас. Мне его подарил дядя, давно уже.

Юлек благоговейно осмотрел все по очереди: шкалу, тоненькую дрожащую стрелку, отполированную долгим употреблением оправу.

– Дядя привез этот компас из Индии, – сказал Зенек. Юлек вытаращил глаза.

– Твой дядя был в Индии? – спросил он с восторженным изумлением. – Не врешь?

Зенек снисходительно усмехнулся:

– Он полмира объехал, и в Азии был, и в Африке.

Воцарилось молчание. Юлек размышлял, как здорово было бы иметь такого дядю, не говоря уж о компасе. Он чуть не вздохнул от зависти, но удержался, побоявшись, что Зенек сочтет его ребенком, и сказал деловито низким, взрослым голосом:

– Это стрелка показывает на север, – давая понять, что он разбирается в таких вещах.

* * *

Тем временем Мариан одевался и умывался чуть быстрее обычного, однако не теряя душевного равновесия. Этот Зенек не вызывал у него такого восторга, как у Юлека.

Поначалу он заинтересовался, готов был помочь, но парень своими выходками оттолкнул его. Правда, самостоятельность Зенека произвела впечатление и на Мариана, зато его «таинственность» и молчаливость казались мальчику нарочитыми и глупыми. «Не хочет – не надо», – думал он. Впрочем, Мариан вообще считал, что раз Зенек не задержится в Ольшинах, то и беспокоиться нечего. И только вечером, узнав, что тот сбежал из приемной доктора, Мариан заволновался.

Хоть он и сказал тогда Юлеку и девочкам пренебрежительно: «Хотел от нас отделаться, вот и отделался», – однако в глубине души он был поражен. Он не понимал, как Зенек мог так поступить. Конечно, невозможно всегда и во всем слушаться взрослых. Очень часто они неправы, а иногда просто очень хочется сделать как раз то, что они запрещают. . . но не подчиниться такому человеку, как доктор Залевский, и отправиться на ночь глядя вместо больницы неизвестно куда—это вещь неслыханная. Мариан чувствовал, что сам бы он на такое никогда не решился... Плохо это или хорошо?.. В сущности, поступок Зенека достоин был всяческого осуждения, а все же… Все же…

Теперь, раз Зенек еще не ушел, наверно, удастся разузнать о нем побольше – если, конечно, он окажется разговорчивее, чем накануне. Потому что если он собирается опять отвечать так, как вчера на острове, то Мариан предпочитает не спрашивать. «Где ты живешь?» – «Далеко, отсюда не видно»... Очень глупо!

Зенек встретил Мариана не то чтобы враждебно, но всем своим видом выражал нетерпение. Он явно очень спешил. «Значит, объясню ему, как пройти в Стрыков, и все»,– решил Мариан.

– Пройдешь через деревню, выйдешь на дорогу... – начал он.

Но Зенек его прервал:

– Через деревню не пойду.

– Почему?

– Чтоб меня этот доктор увидел? Очень надо!

– Не бойся, – вмешался Юлек. – Он в это время всегда в больнице.

– Все равно, не пойду через деревню. Кого ни встретишь, каждый глазеет на мою ногу.

– Ну, тогда по тропинке через луг. – Мариан показал на дорожку, которая огибала стог и уходила к окаймленному лесом горизонту. – Дойдешь до линии высокого напряжения и повернешь влево. Там будет проезжая дорога, прямо до самого Стрыкова. Только. . . – Мариан заколебался, – не знаю, как ты со своей ногой доберешься, туда километров десять, а то и двенадцать.

– Доберусь, не беспокойся.

– Я покажу тебе, где сворачивать.

– Давай пойдем с ним до самой дороги! – предложил Юлек. – Ладно, Мариан? Ладно?

– Зачем? От поворота он сам найдет без труда.

Все трое двинулись по тропинке. Юлек шел рядом с Зенеком, стараясь шагать с ним в ногу, Мариан немного позади.

Зенек шел медленно, опираясь на посох, больной ногой ступал на пятку. Видимо, нога сильно болела, потому что не успели они сделать и двадцати шагов, как на лице Зенека появилась напряженная и упрямая гримаса. Юлек время от времени на него поглядывал; его преклонение перед Зенеком росло с каждым шагом, и тем мучительнее была мысль, что еще немного – и им придется расстаться навсегда. Однако он страдал молча – о таких вещах не подобало говорить вслух.

Мариан шагал размеренно, его все это как будто мало трогало. Но в глубине души ему очень хотелось бы показать этому Зенеку, что и он, Мариан, тоже не из маменькиных сынков. Жаль только, что подходящий случай уже вряд ли представится.

Не прошли они и полукилометра, как Мариан вдруг сказал:

– У тебя кровь идет.

– У меня? – удивился Зенек и взглянул На ногу.

На загрязнившейся повязке виднелись лишь пыльные полосы.

– У тебя, – показал Мариан на несколько красных капель, быстро впитывающихся в землю.

Юлек присел и осмотрел повязку снизу.

– Идет! – подтвердил он.

– Черт! – выругался Зенек.

– Сядь, – посоветовал Мариан и, вспомнив опыт пионерских походов, прибавил: – А лучше всего ляг и подними ногу кверху.

Как раз неподалеку находился стог, в котором ночевал Зенек. Они сели, Зенек согнул ногу и мрачно смотрел на красное пятно на подошве, которое медленно увеличивалось.

– Видно, рана открылась, – сказал Мариан. – Потому что ты ходил.

– Больно? – спросил Юлек.

– Немного.

– А все-таки хорошо бы тебе полежать в больнице, – неуверенно сказал Мариан.

– Ничего не хорошо! – огрызнулся Зенек.

– Почему?

– Потому!

Мариан начинал терять терпение, что случалось с ним очень редко.

– Доктор, наверно, лучше знает, – наставительно произнес он. – Уля говорила, что тебе нужно четыре дня лежать в постели.

– А я знаю, что мне нужно идти.

На это трудно было возразить, и Мариан замолчал. Зенек лег на спину, лицом к стогу, и устроил ногу на плотно сбитом сене.

– Сейчас подсохнет… Подсохнет, и я пойду. Утренний холод прошел, стало жарко, над полями вился теплый пар, одуряюще пахло влажное разогретое сено. Было блаженно хорошо, как бывает, когда после долгих дождей снова засветит солнце. В другое время Мариан и Юлек растянулись бы на солнцепеке и долго бы так валялись, ни о чем не думая. Теперь же они сидели как на иголках, с трудом сохраняя спокойный вид.

Наконец Юлек встал.

– Покажи, – сказал он Зенеку.

Тот повернул ногу.

– Ну? – спросил он, видя, что Юлек смотрит на повязку и молчит. – Подсыхает?

– Нет… – с запинкой проговорил Юлек. – И не думает. Зенек спустил ноги на землю. Весь низ повязки был

в крови.

– Мариан, – прошептал Юлек, побледнев от волнения, – я сбегаю кого-нибудь позову!

– Ошалел? – зло спросил Зенек. – Не смей!

– Слушай, – попытался убедить его Мариан, – это же глупо. Надо с кем-нибудь посоветоваться.

– Что я, сопляк какой-нибудь, без советов не обойдусь?

Зенек снова ложится на спину и прислоняет поднятые кверху ноги к стогу. Он злится: видно, как ходят под кожей сжатые челюсти.

Мариан оскорблен. Значит, человек, который обращается ко взрослым за помощью, обязательно сопляк? Бабушка или Вишенкина мама помогли бы наверняка. Да, но раз Зенек не желает, чтобы о нем заботились... А, пусть делает что хочет, и делу конец. А они пойдут домой и перестанут думать о Зенеке.

Значит, оставить его одного с кровоточащей ногой? . . Мариан понимает, что это невозможно. Это было бы нарушением священных законов мальчишеской солидарности.

– Мариан. . . – тихо шепчет Юлек. Он, обычно такой быстрый и предприимчивый, на этот раз ждет помощи от брата.

Мариан морщится, брови его ползут на лоб. Наконец он собирается с духом и спрашивает, хоть и не очень надеется получить ответ:

– Зенек, зачем ты идешь в Стрыков?

– У него там дядя, – отвечает за Зенека Юлек. Мариан удивлен так же, как перед тем удивился и Юлек.

Ехать автостопом, спать под открытым небом, мучиться с больной ногой – и все ради того, чтобы навестить дядюшку?

– Это правда? – недоверчиво спрашивает он. – Ты идешь к дяде?

Зенек приподымается на, локтях, сердито закусывает нижнюю губу.

– Я его уже две недели ищу! – резко произносит он. – Две недели и три дня!

– Как это – ищешь? У тебя нет его адреса?

– Был. . . но он там уже? не живет.

– Откуда же ты знаешь, что он в Стрыкове?

Зенек мрачно молчит, о чем-то размышляет. Похоже, что больше он ничего не скажет. Юлек придвигается к нему, тянет за рукав и заискивающее просит:

– Скажи! . . Скажи нам!

– Мой дядя. .. – начитает Зенек и опять умолкает. Потом все же договаривает, впрочем всего несколько отрывистых фраз.

Его дядя строил мост в! Тымяницах... последнее письмо, два года назад, пришло именно оттуда. . . Зенек пошел туда, но мост уже достроили, даже бараки снесли. . . Он спрашивал, куда уехали строители, никто ничего не знал. . . Наконец в соседнем городке нашелся один, который работал на строительстве моста. Он сказал, что строители уехали за Буг, в местечко Зегер. Но потом! оказалось, что ничего подобного, строят вовсе в Стрыкове. Значит, и дядя там.

Это было как в книжке – интересно и не совсем понятно. Мариан и Юлек слушают ее напряженным вниманием. Юлек все шире открывает глаза, а голову все сильнее склоняет набок.

– И ты везде ездил автостопом? Да?

– Не везде, часто и пешком приходилось. А теперь, – вдруг с отчаянием восклицает Зенек, – теперь, когда так близко, эта дурацкая история с ногой!

Он смотрит на ногу, щупает окровавленные бинты. Не похоже, чтоб засохло, пятно совсем свежее.

Мальчики подавлены, уныло молчат.

И вдруг Юлек, оживившись, подсаживается к Мариану:

– Что я придумал!

– Ну?

– Я поеду в Стрыков! На велосипеде! Попрошу у Гжесика. И найду его дядю, понимаешь? – заговорщическим шепотом выпаливает мальчик. – И скажу ему про Зенека.

– Не выйдет, – обрывает брата Мариан. – Бабушка тебе не позволит.

Лицо Юлека гаснет, уголки губ скорбно опускаются. Мариан прав.

– Разве что.. . – размышляет Мариан вслух, – разве что со мной. . .

– С тобой? – Глаза Юлека снова разгораются.

– Вдвоем лучше: один будет ходить и искать, а другой посторожит велосипеды.

– Точно! А у кого ты возьмешь велосипед?

– У Антека Маевского. Я думаю, он даст. . .

Зенек упорно смотрит в небо, как будто все это его нисколько не интересует.

«Притворяется», – думает Мариан, который отлично заметил, как сверкнули его глаза при упоминании о поездке в Стрыков.

– Как зовут твоего дядю? – спрашивает Мариан. Зенек отвечает равнодушно:

– Антон Яница… – Но тут он не выдержал и быстро спрашивает: – Вы что, правда собираетесь ехать?

– Ага. Скажем твоему дяде, чтоб он за тобой приехал. Ладно?

– Только бы вы его нашли... Спрашивайте, где тут строители, которые мост строят!

– Понятно, не беспокойся.

– Ну, пошли! – срывается с места Юлек.

– Погоди, – озабоченно останавливает его Мариан. – А где Зенек будет все это время? Нельзя же здесь, мы ведь не так скоро вернемся

Однако Зенек заявил, что это ничего, он потерпит. Полежит немного, а потом вернется к пруду, там под грушей густой кустарник, в нем отлично можно спрятаться. А спрятаться нужно, потому что, если его увидят с больной ногой, непременно сбежится вся деревня. Мариан подумал, что куда разумнее было бы пойти к ним домой, бабушка, конечно, не отказала бы путнику в гостеприимстве, но он уже знал, что предлагать это Зенеку бесполезно.

– Ну ладно, – сказал он, подумав. – Мы скажем Вишенке и Уле, они принесут тебе поесть.

– Не надо. Я не хочу. – Почему?

– Трепаться будут.

– Не бойся, – уверил его Юлек с жаром. – Вишенка все равно что парень, никому даже не заикнется. Могила.

– А Уля...Этот доктор ведь ее отец.

– А Уля во всем слушается Вишенку, – все так же убежденно доказывал Юлек, горевший желанием, чтобы у Зенека было все необходимое. – Если Вишенка ей не велит, она тоже никому не скажет.

– Точно, – подтвердил Мариан.

Но Зенек их не слушал и напряженно смотрел на дорогу. Мариан быстро обернулся и увидел Вишенку и Улю.

Девочки стояли на дороге и с удивлением смотрели на них. Окровавленную повязку Зенека они не заметили, потому что он мгновенно опустил ноги и сунул их в сено.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Вишенка. – Мы думали, ты уже далеко!

Юлек вскочил и, подбежав к девочкам, торопливо рассказал им, что из ноги пошла кровь (тут Уля слегка побледнела, а Зенек глубже запрятал ногу), что у Зенека в Стрыкове дядя и они с Марианом собираются туда на велосипедах.

– А Зенек нас тут подождет, – заключил он. – Только он просит, чтобы о нем не болтать... Никому-никому, ясно?

– Юлек и Мариан говорили, что вы не разболтаете,– буркнул Зенек. – Только что-то не верится. . .

– Уж я-то, во всяком случае, не разболтаю, – сказала Вишенка. – Зачем? Это никого не касается.

Теперь мальчики посмотрели на Улю.

– А ты?

– Не скажу, – тихо ответила она, не дожидаясь подсказки подруги.

– И отцу не скажешь? Это спросил Зенек.

– И отцу. . .

Уля увидела отца только спустя два часа. После вчерашнего разговора они так и не виделись. Накануне вечером он вернулся поздно, а утром уехал, когда она еще спала. Ивот теперь, проезжая мимо дома, он, как обычно, забежал на минутку и, увидев дочь, попросил ее зайти к нему.

Уля стояла перед ним с замкнутым, упрямым лицом, заранее решившись ничего не говорить.

– Где этот мальчик? Она не ответила.

– Не знаешь?

– Нет.

– Уля! – резко сказал отец, чувствуя, что она солгала. – Что? – бросила Уля с вызовом. Ни с кем и никогда она таким тоном не говорила, только с отцом.

– Уля… – повторил он беспомощно, даже с каким-то отчаянием. Однако быстро взял себя в руки и решительно сказал: – Дело, моя дорогая, не только в его больной ноге. Я чувствую, что там что-то очень серьезное. Это может плохо кончиться. Я мог бы ему помочь, если бы мне оказали доверие.

Он смотрел на Улю, ожидая ответа. Но она немного постояла, уставившись в пол, а потом молча вышла из комнаты.

РАДОСТИ И ОГОРЧЕНИЯ