Текст книги "Чужой"

Автор книги: Ирена Юргелевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– Нет, я хочу.

Уля пытается собраться с мыслями, ведь надо же скорей ему сказать...

Зенек кивает на Дуная:

– Видишь? Он вернулся!

– Ты его погладил, – говорит Уля, радуясь, что именно Зенек удостоился такой чести. – А нам он еще не позволяет.

– Хороший пес... Но мне хотелось бы, чтоб он был больше и храбрее.

– Зачем?

– Чтобы тебя защищать. Чтобы с тобой никогда не могло случиться ничего плохого.

Уле очень приятно слушать эти слова, но сейчас нельзя. Не сейчас...

– Зенек... Послушай...

Но Зенек уже не смотрит на девочку, наклонившись, он выглядывает из-под корня на тропку, по которой бежит Юлек. Добежав до тополя, мальчуган торопливо спрашивает:

– Сказала?

– Нет еще... сейчас...

– Так ты еще ничего не знаешь? – кричит Юлек. – Ах, Зенек! Виктор рассказал про тебя милиционеру! Чтоб он тебя арестовал! И милиционер может сюда прийти! И мы... Тебе нельзя больше здесь ночевать.

Зенек выпрямился.

– Что он болтает? – обратился он к приближающемуся Мариану. – Какой милиционер?

Мариан открывает рот, но не успевает сказать ни слова. Он замирает как вкопанный, уставившись на тропинку, ведущую в Ольшины. Зенек, Уля и Юлек оборачиваются.

На тропинке среди зарослей, метрах в тридцати – сорока от них, стоит доктор Залевский.

ГОСТЬ

Доктор приближался медленно. Ему, видимо, трудно было идти по неровной земле, по корням и кочкам. Никто не пошел ему навстречу, никто даже не шевельнулся, от неожиданности и страха ребята остолбенели. Приближалась минута, когда придется дать отчет во всех своих грехах. Отчета потребует от них человек суровый и строгий. Как оправдаться? Как защитить перед ним Зенека?

Уля же так и застыла с полуоткрытым ртом, словно ребенок, который хочет закричать и не может. Откуда тут взялся отец? Он пришел сюда не случайно, он знал, кого тут найдет. .. Лицо у него было спокойное, но Уля чувствовала, что за этим спокойствием скрывается большое напряжение. Что теперь будет?

– О господи! – выдохнул еле слышно Юлек. – Ведь сюда должна была прийти мама Вишенки!

– Что значит «должна была прийти»? – быстро спросил Зенек, почти не разжимая губ. – Как это?

– Да ведь мы... – жалобно пискнул мальчуган, умоляюще глядя на Зенека. – Ведь мы... – Он вдруг увидел, что челюсти Зенека сжимаются, а лицо покрывается краской бешенства, и испуганно закричал: – Я был против! Честное слово, я был против!

Зенек обернулся к Мариану, схватил его за рубашку на груди и притянул к себе.

– Выболтали, да? – яростно прошипел он, приблизив лицо к лицу Мариана. – Да или нет?

– Да,– твердо ответил Мариан, выдержав его взгляд.– Мы хотели...

Но Зенека не интересовало, чего они там хотели. Он оттолкнул Мариана так, что тот едва удержался на ногах, и окинул окрестности быстрым взглядом загнанного зверя. Уля поняла, что он теперь считает их предателями, что он снова никому не верит, и ей стало ужасно больно.

– Зенек, мы не хотим, чтобы ты прятался, и поэтому...

Нет, ее он тоже не слушает. Уля схватила его за руку, но Зенек вырвался, ищет взглядом проход между корнями. Сейчас он убежит! Убежит, и она никогда не сможет объяснить ему, почему все так получилось. И он никогда не простит ее!

– Зенек! – умоляюще прошептала она. – Зенек, не надо! Он не ответил.

Доктор был уже совсем близко. Заметив рывок Зенека, он остановился.

– Ты думаешь, я буду за тобой гнаться? – спросил он и едва заметно усмехнулся. – Не бойся, даже если б я захотел, ничего из этого не выйдет – наши силы неравны.

Зенек покраснел не то от стыда, не то от неожиданности, но тут же выпрямился, давая понять, что ничего не боится.

– Пани Убыш сказала мне, что тебя могут задержать и даже отдать под суд...

– Это мое дело! – вызывающе прервал его Зенек. – И никого это не касается!

Ребята беспокойно переступили с ноги на ногу, а Уля сделала шаг вперед, как бы готовясь защитить Зенека от отцовского гнева.

– Никого? – тихо и удивленно переспросил доктор. – А их?

– Кого – их? – не понял Зенек.

– Мальчиков, Ули, Вишенки... Ты действительно считаешь, что их это не касается?

Теперь Мариан и Юлек смотрели уже не на доктора, а на Зенека. И Уля тоже. Они напряженно изо всех сил смотрели ему в лицо, смутно чувствуя, что теперь все зависит от слов, которые он произнесет. От слов, которые станут приговором их верной дружбе и решат его собственную судьбу.

Неизвестно, понял ли это Зенек, – скорее всего, понял, потому что лицо его отразило внутреннюю борьбу. Он шевельнул губами, но ничего не сказал: челюсти его снова сжались, а в глазах появилось угрюмое и неуверенное выражение. На лбу заблестели бисеринки пота.

Юлек не выдержал.

– Зенек! – крикнул он. – Зенек!

– Зенек... – прошептала Уля.

Он вздрогнул, скользнул по ним взглядом и резко обернулся к доктору.

– Так что же мне делать? – с бессильным отчаянием крикнул он. – Что?

Он не оттолкнул их! Уля побледнела от пережитого волнения. Юлек, а следом и Мариан подбежали к доктору.

– Мы не хотим, чтобы его арестовали! – пылко восклицал Юлек. – Это было бы ужасное идиотство!

– Помогите нам, – просил Мариан.

Доктор подошел к Зенеку, который по-прежнему стоял в стороне, опустив голову.

– Глупый мальчик, – сказал он тихо, как бы сам стыдясь своего ласкового тона.

Уля вспомнила, что таким же голосом отец разговаривал у себя в кабинете с больной старухой, когда она, Уля, стояла на террасе... И точно так же он разговаривал в первый раз с Зенеком. Но ведь тогда он не знал про Зенека ничего плохого, а теперь...

– Глупый мальчик, – повторил доктор и поискал глазами взгляд дочери.

Сердце девочки тревожно забилось, но лицо ее приняло холодное и принужденное выражение, как всегда в те минуты, когда отец обращался к ней. Он сразу помрачнел.

– Вот что, дочка, – сухо сказал он, – мне было бы гораздо легче помочь Зенеку, если бы он немного погостил у нас. Но, разумеется, один я решать не могу, в нашем доме ты тоже хозяйка.

– У вас?– переспросил Зенек хриплым шепотом. И вдруг, словно испугавшись, крикнул: – Но ведь вы меня совсем не знаете!

– Ты прав, – ответил доктор. – Но они тебя знают, и мне этого достаточно.

А Уля молчала, она просто была не в силах заговорить. Все это было так странно, так удивительно!

– Ну? – торопил дочку Залевский. – Пригласить Зенека к нам или нет?

– Да, – прошептала она, едва шевельнув непослушными губами. Никто ее не услышал. Тогда она сделала над собой усилие и сказала громче:– Конечно, пригласить!

Впереди шли доктор, Уля и Зенек, мальчики – за ними. Все молчали, переживая происшедшее. Мариан, как обычно, задумчиво морщил лоб, Юлек шагал, не глядя под ноги, уставившись на Зенека и доктора, как будто все еще не мог поверить, что эти двое людей очутились вместе.

– Скажи мне, – тихонько спросил он Мариана, немного опомнившись, – как же все это получилось?

– Что?

– Почему пришел доктор, а не пани Убыш?

– А я почем знаю?

– И куда пропала Вишенка? Она ведь должна была прийти к нам!

Мариан не ответил. Его волновало другое. – Хотел бы я знать, что будет, если они встретят милиционера,– пробормотал он и еще выше поднял брови.

– Что будет? – тихо фыркнул Юлек. – Доктор его сплавит в два счета! – Юлек даже подпрыгнул от радости, представив себе эту сцену, и добавил презрительно:—А Виктор останется с носом!

– Это еще как сказать.

– Да что ты мелешь? – разозлился Юлек. – Доктор ведь пригласил Зенека к себе, значит...

– Пригласил, верно, – прервал его Мариан. – Но он еще, может, ничего о нем не знает. А если милиционер ему скажет, что Зенек вор? И доктор поверит?

– С ума сошел? Да ему и в голову не придет поверить!

– Не ори, – посоветовал брату Мариан.

Этот разговор не был предназначен для тех, что шли впереди. Юлек понял.

– А ты не болтай ерунду! – огрызнулся он сердито, но тихо. – Вишенка, наверно, все объяснила.

– Может, и объяснила – своей маме. А доктору? Неизвестно ведь, о чем они там с пани Убыш говорили.

Возразить было нечего. Юлек разозлился еще больше и с размаху пнул подвернувшийся под ноги камень. С той минуты, как Уля выдавила из себя «конечно, пригласить» (и чего она, дура, так долго раздумывала?) и все вместе направились в деревню, Юлек решил, что Зенек находится в полной безопасности. А тут оказывается, что вовсе нет.

– Было бы правильнее всего, – неторопливо рассуждал Мариан, —чтоб Зенек сразу рассказал доктору все по порядку. Но он, конечно, этого не сделает.

Действительно, идущие впереди не разговаривали. Лишь один раз доктор заметил, что надо поторопиться, и больше мальчики ничего не слышали.

– А я тебе вот что скажу! – воскликнул Юлек. – Милиционер давно бы уже сюда пришел, если б хотел: ведь уже сколько времени прошло. Значит, он или вообще сегодня не был в деревне, или ему неохота было тащиться в такую даль, и он послал Виктора ко всем чертям.

– Дедушка как-то говорил, что сержант Ковальский – настоящий служака.

– Что это значит?

– Ну... что он очень добросовестный.

– «Добросовестный»! – фыркнул Юлек. – Хороша добросовестность – отравлять жизнь такому парню, как Зенек!

– И никуда ему не надо таскаться, у него мотоцикл есть.

– Мотоцикл? – с невольным уважением переспросил Юлек.

– А ты что думал!

Образ исполнительного сержанта милиции, да еще на мотоцикле, показался Юлеку таким страшным, что он предпочел больше не расспрашивать. Сумеет ли доктор справиться со столь опасным противником? Юлек не был в этом уверен и хотел одного: чтобы Зенеку ни теперь, ни впредь не пришлось иметь дела с вышеозначенным представителем власти.

Но пока все было спокойно. Вот они уже пересекли поле, миновали рощу, вошли в деревню. Неподалеку от дома доктора Юлек схватил Мариана за рукав:

– Мотоцикл!

У одной из соседних изб стоял мотоцикл с коляской.

Мариан присмотрелся к машине.

– Это его. Милиционера.

Они осмотрелись по сторонам – никого. Уля, доктор и Зенек уже подходили к калитке. Еще мгновение, и Зенек скроется в доме, не замеченный неприятелем. Юлек уже набрал в легкие побольше воздуха, готовясь вздохнуть с облегчением, и вдруг затаил дыхание: по ту сторону дороги, в глубине одного из дворов, показался Виктор. Он шел неторопливо, вихляя бедрами. За ним следовал толстый Владек. Они сразу заметили Мариана и Юлека... А Зенека? Мальчуган стрельнул глазами на дом доктора – тех троих загораживали от него кусты жасмина и сирени, но до крыльца им оставалось еще шагов пятнадцать. Заметил их Виктор или нет? Надо скорее отвлечь внимание врага! Даже если придется драться, хотя надежды на победу никакой!

– Эй ты, жирный! – крикнул Юлек Владеку. – Что, к живодеру в помощники нанялся?

Виктор, который при виде братьев скорчил презрительную гримасу, покраснел от злости. Владек только глуповато хихикнул, как будто брошенное Юлеком оскорбление не к нему относилось.

– Что ты сказал? – прошипел Виктор, медленно подходя к мальчику. – Ну-ка, повтори!

– Думаешь, испугаюсь? – Юлек стал на цыпочки, чтобы казаться хоть чуть повыше – жалкий петушок против здоровенного индюка.

– Сейчас увидим, – зловеще спокойно проговорил Виктор и замахнулся. Но, прежде чем он успел ударить, перед ним, оттолкнув Юлека в сторону, вырос Мариан. Твердо глядя противнику прямо в лицо, он проговорил с нажимом:

– Он сказал, что ты живодер. Так оно и есть. Ты настоящий живодер, который убивает собак!

– Ах ты щенок паршивый!

От первого удара Мариан сумел увернуться, но следующий свалил его на землю. Виктор бил его, пинал ногами. Юлек рванулся на помощь брату, однако толку от него было немного, и драка неминуемо закончилась бы полным их поражением, но тут до ушей дерущихся долетел громкий треск мотора. Виктор торопливо оглянулся, прошипел Мариану: «Я еще с тобой посчитаюсь», и бросился к милиционеру, который заводил мотоцикл. Владек не отставал от приятеля.

Мариан, стиснув зубы, поднялся с земли. Болели избитые ноги, саднил раскроенный о камень локоть. Он мрачно смотрел вслед уходящим. Юлек, махнув рукой на самолюбие, побежал за ними и притаился у входа во двор.

– На остров можно не ехать, товарищ начальник,– заискивающе говорил Виктор. – Пташка уже здесь!

«Свинья! – с ненавистью подумал Юлек. – Доносчик!» Сержант Ковальский пристально взглянул на Виктора.

– Где – здесь?

– У доктора.

– У доктора Залевского? – удивился Ковальский. – Ты что, бредишь?

– Я своими глазами видел, как он туда входил! Вот только что! Честное слово!—перешел Виктор на крик. И, видимо решив, что его честное слово недорого стоит, на всякий случай прибавил: – И Владек видел!

– Я, что ли? – переспросил Владек.

– А кто же? – рассердился Виктор. – Мы с тобой выходили из-за угла, а он как раз на крыльцо поднимался.

– Он, может, и поднимался, да толI,ко видеть я его не видел, – промямлил Владек, и Юлек почувствовал к нему даже некоторую симпатию.

Виктор, бросив на приятеля уничтожающий взгляд, снова пристал к милиционеру:

– Ей-богу, я видел! Вот вы сходите и сами убедитесь!

Милиционер критически присматривался к Виктору, видимо колебался, потом, не ответив ни слова, направился к дому доктора. Встреча Зенека с представителем власти стала неотвратима.

Что теперь будет? Неужели Зенека сейчас арестуют и поведут в тюрьму, а им придется стоять и смотреть? Но уйти отсюда они были не в силах. Когда милиционер скрылся за знакомой дверью, они подошли к забору и в угрюмом молчании прислонились к калитке.

Виктор и Владек тоже не собирались покидать поле действий. Выждав немного, они пересекли улицу и не спеша подошли к дому доктора. Мальчики не удостоили их взглядом – Мариан только еще больше помрачнел, а Юлек, весь кипя от злости и презрения, глубоко засунул кулаки в карманы и начал тихонько насвистывать.

Виктор ничуть не обиделся, напротив – он был в прекрасном настроении: Мариана он уже разделал под орех, с Юлеком расправится при первом же удобном случае. А главное – сейчас на его глазах с позором выведут ненавистного Зенека. Обращаясь к Владеку, но так, чтобы слышали все, он злорадно сказал:

– В подходящее время собрался к врачу их приятель!

Мальчики сделали вид, что не слышат. Мариан разглядывал сидящих на крыше воробьев, Юлек, не переставая насвистывать, ковырял носком ботинка торчащий из земли камешек.

Виктор громко расхохотался:

– Ну и ловко же он подгадал, ей-богу! Юлек не выдержал.

– А что такого? – спросил он, пожимая плечами, словно и не догадывался, что тот имеет в виду. – Нужно ему было, он и пошел. Или нельзя?

– Конечно, можно, разве я что говорю? – издевался Виктор. – Пока еще можно. А вот скоро будет нельзя! Ничего нельзя будет!

– Неправда! – крикнул Юлек. Как он ненавидел этого парня! Ненавидел его смех, его дурацкую самоуверенность, с которой тот выносил приговор Зенеку.

– Вот сейчас полюбуетесь, как Ковальский будет его выводить! – со злорадством объявил Виктор, словно приглашал мальчиков на занимательный спектакль.

– А может, он больной? – неожиданно спросил Владек,

– Ну, так его в другом месте полечат! – отозвался Виктор. – В кутузке!

Это окончательно вывело Юлека из себя. Весь красный, со слезами на глазах, он бешено завопил:

– Врешь! Врешь! Врешь! Мариан схватил его за руку.

– Замолчи! – сказал он резко; сейчас было не время затевать скандал.

Но Юлек знать ничего не хотел, он вырывался и кричал. Ему вторил своим смехом Виктор, которого явно забавляла ярость мальчика.

– Что тут за шум?

На крыльце докторского дома стоял сержант Ковальский. На тропинке под жасмином воцарилась мертвая тишина, все четверо словно вдруг сквозь землю провалились.

– Телефонограмму пошлем завтра же, – обратился сержант к Залевскому, который показался в дверях. – И, как только что-нибудь станет известно, дадим вам знать.

– Спасибо. Я буду вам очень признателен, если вы уладите это дело. До свидания, сержант.

Милиционер взял под козырек. Доктор повернулся, но, прежде чем войти в дом, бросил взгляд поверх кустов на тропинку и громко спросил:

– Кто там?

– Это мы, – хором откликнулись Мариан и Юлек, высовываясь из кустов.

– А-а... ну хорошо, – сказал отец Ули. – Ступайте домой. Спокойной ночи. Приходите завтра навестить Зенека.

Дверь захлопнулась. Милиционер быстро шел по тропинке.

Юлек подскочил к калитке и с таким размахом открыл ее перед сержантом, что она громко трахнула о забор.

– Спасибо, – чуть улыбнулся сержант, которого рассмешила эта неожиданная услужливость.

– Товарищ начальник... – неуверенно начал Виктор,—а как же...

– А ты, Виктор, запомни вот что, – резко оборвал его Ковальский, – еще раз наскандалишь – берегись. И все твое усердие не поможет.

– Товарищ сержант, честное слово, я... Милиционер, не слушая его, быстро шел ко двору, где стоял его мотоцикл. Через минуту послышался треск мотора. В другое время Юлек и Мариан, не раздумывая, бросились бы за ним следом, чтобы полюбоваться на мотоцикл. На сей раз они отказались от этого удовольствия и, удобно привалившись спиной к закрытой калитке, наслаждались позорным поражением врага. Виктор постоял минуту, хмуро и ожесточенно поглядывая на них исподлобья – придумывал, видимо, на чем бы отыграться, – но так и не придумал ничего подходящего, только сплюнул и злобно крикнул Владеку:

– Чего стал? Пошли!

– А чего ты так злишься? – глуповато ухмыльнулся Владек, и оба двинулись прочь.

Им вслед раздался негромкий, но торжествующий свист Юлека.

* * *

Когда сержант Ковальский поднимался по ступенькам докторского дома, Уля, отец и Зенек были уже на кухне. Отец велел Уле поставить чайник, и она принялась разводить огонь в плите. Руки у нее дрожали, она никак не могла найти лежавшие на самом виду спички, крышка от чайника с грохотом упала на пол, за ней полетела ложка, потом нож.

Услышав стук в дверь, девочка обрадовалась. Войдет посторонний человек, Зенек и отец перестанут на нее смотреть, и она хоть немножко придет в себя.

Уля побежала в прихожую, открыла дверь – и увидела милицейскую форму. Она так испугалась, что не в силах была ответить, дома ли доктор Залевский. Как и Юлек с Марианом, она по дороге домой тряслась от страха, но, очутившись дома, почему-то исполнилась уверенности, что встреча с милицией больше Зенеку не грозит. Разве когда-нибудь позже, когда отец уже будет подготовлен и сумеет за него заступиться. И вот теперь она, вся похолодев, стояла перед сержантом, судорожно сжимая дверную ручку.

– Кто там? – спросил из кухни отец. Уля бросилась в кухню.

– В чем дело? – удивленно спросил отец.

– Это... милиционер... – замирая прошептала Уля.

Зенек, стоявший у стены против окна, рывком отбросил руки назад и прижал их к стене, как бы готовясь к прыжку. Доктор Залевский встал, делая вид, что ничего не замечает.

– Побудьте здесь, я поговорю с ним в кабинете, – сказал он, спокойно глядя на Зенека.

– Хорошо... – проговорил мальчик, выпрямляясь и опуская руки, и Уля поняла, что он не убежит.

– Твой отец что – знаком с этим милиционером?

– Не знаю... Наверно, знаком. Отец живет в Ольшинах уже почти два года.

– Если знаком, то, может, он как-нибудь ему и объяснит. .. А если нет...

Да, Зенек боялся! Но Уля сама боялась и не знала, как его успокоить. Ей приходили в голову самые страшные предположения, и единственное, что она могла сделать, – это скрыть их от Зенека.

Больше Зенек не сказал ни слова. Оба, напряженно прислушиваясь, смотрели на дверь, ведущую в прихожую.

Наконец в прихожей снова раздались шаги и голоса. Голоса звучали спокойно.

Щелкнул замок входной двери, скрипнули петли – Уля поняла, что посетитель уходит. Зенек, не знакомый со звуками этого дома, замер в ожидании.

– Ушел? – нервно спросил он, когда на пороге появился доктор.

– Ушел, ушел, – успокоил его доктор.

Уля заметила, что лицо отца разгладилось, он был явно доволен, как человек, благополучно прошедший нелегкое испытание.

– Я думал, вы меня туда позовете, – растерянно проговорил Зенек. Он все еще не мог поверить, что опасность миновала.

– Как видишь, не понадобилось, сержанту достаточно было того, что я сам ему рассказал, – ответил доктор. – Ну-ну, успокойся...

О чем они беседовали с милиционером, доктор не сообщил, словно это были сущие пустяки. Улыбнувшись, он сказал шутливо:

– Теперь у нас есть дело поважнее – давайте-ка ужинать! Зенек, поняв, что расспросами его мучить не собираются,

заметно повеселел, даже как будто улыбнулся в ответ.

Начались приготовления к ужину. Уля накрывала на стол, а Зенека отец попросил зажечь лампу и накачать воды, а потом принести со двора дров. Он разговаривал с парнем непринужденно, как со старым знакомым. А Зенек то и дело поглядывал на доктора и все его поручения выполнял быстро и охотно.

За столом Зенек не сводил с доктора глаз. Тот был сегодня необычно разговорчив и оживлен. Уля заметила эту перемену, но ее это не обижало, а только удивляло. Возможно ли, чтобы отец так переменился из-за парня, которого до сих пор видел всего один раз и который к тому же обманул его?

Разговор не прерывался ни па минуту. Заметив копоть на стекле керосиновой лампы, доктор рассказал, что в будущем году в Ольшины проведут электричество. Зенек неловко, стесняясь, задал вопрос, другой. Зато, когда зашла речь о том, что старушка машина доставляет доктору массу хлопот, Зенек, оживившись, стал расспрашивать подробно, со знанием дела и попросил разрешения завтра осмотреть машину. А потом Уля еще больше удивилась: отец заговорил о своей работе. Раньше он никогда этого не делал, лишь изредка сухо и бегло упоминал о ней, считая, видимо, что никого его дела занимать не могут. Сегодня же он увлекательно рассказывал про больницу, про сложные операции, во время которых от сообразительности, энергии и самоотверженности врачей и сестер зависела человеческая жизнь...

Зенек слушал, и на лице его постепенно появилось то выражение доверия и надежды, которое Уля уже видела однажды– в день поездки Юлека и Мариана в Стрыков, когда Зенек думал, что вот-вот увидит человека, которого искал так долго и так трудно.

В холостяцком хозяйстве доктора не нашлось запасного матраца. Правда, Зенек уверял, что ему хватит одеяла на полу террасы, но доктор не согласился и отвел Улю ночевать к пани Цыдзик. В чистенькой комнатке пани Цыдзик был новый зеленый диванчик, который она охотно предоставила на несколько дней в Улино распоряжение. Когда доктор ушел, пани Цыдзик хотела было расспросить Улю про гостя, но Уля отвечала неохотно, и та оставила ее в покое.

Девочка тихо лежала без сна и смотрела в темноту, заново переживая события минувшего дня – начиная с той минуты, когда они узнали, что Зенека могут арестовать, и вплоть до ужина, который был таким мирным и радостным. Потом она стала гадать, о чем говорят теперь отец и Зенек, оставшись одни. Расскажет ли Зенек отцу про свою жизнь? Доверит ли он ему свою тайну? Она вспомнила, с какой добротой и сочувствием смотрел на Зенека ее отец, и вдруг почувствовала, что такого отца она может полюбить... Если б только он ее любил!

„СОЖГИ ЭТО ПИСЬМО "

Наутро Уля вскочила очень рано и побежала домой. Двери и окна были открыты настежь – доктор любил свежий утренний воздух. Уля вошла в прихожую и заглянула в кабинет– как она и думала, отец уже сидел за столом. К вечеру он слишком уставал и всегда читал медицинские журналы по утрам, до отъезда в больницу.

Он не слышал ее шагов. Стоя в дверях, Уля жадно рассматривала его седеющую голову, его усталые глаза, прикрытые тяжелыми веками, его узкие губы, обычно крепко сжатые или иронически усмехающиеся, а вчера так приветливо улыбавшиеся Зенеку.

Потом Уля заглянула на кухню. Зенека там не оказалось, постель его была убрана, на столе стояли синяя отцовская чашка и тарелка с хлебными крошками. Что это значит? Она снова подошла к кабинету.

– Доброе утро! – сказал доктор. – Я не знал, что ты так рано придешь, а то подождал бы тебя с завтраком.

– А Зенек?

– Он пошел на работу, туда же, куда вчера. Вернется к вечеру.

Какое разочарование! Уля надеялась, что наконец-то им с Зенеком удастся побыть вдвоем. И тогда, кто знает, может быть, они рассказали бы друг другу свои тайны, которые не, расскажешь при других, пусть даже самых близких людях.

– Я говорил Зенеку, что он слишком устанет, мы ведь вчера допоздна разговаривали («Значит, все-таки разговаривали!»– отметила Уля), а ему, чтоб успеть на работу, пришлось встать в половине пятого. Упрямый парень!—улыбнулся отец. – Ну что ж, его можно понять – хочет немного подработать.

Уля заметила, что упрямство Зенека понравилось отцу, и ей это было приятно.

Доктор мельком взглянул на дочь и взялся за журнал, считая, видимо, что разговор окончен. Но Уле хотелось его продолжить.

– Папа...

– Да?

Девочка глубоко вздохнула и, не зная еще, что услышит

в ответ, невнятно пробормотала:

– Ты ведь не думаешь, что Зенек... ты ведь ему не велишь. ..

– Что с тобой? Чего я ему не велю?

– Не велишь вернуться домой?

– Нет, – задумчиво проговорил доктор. – Нет, – повторил он, как бы отгоняя собственные сомнения.

Уля снова вздохнула, на этот раз с облегчением. Она так боялась, что отец сочтет это своей обязанностью – взрослые ведь всегда принимают сторону родителей против

детей.

– А что с ним будет?

– Что с ним будет?..

Отец отложил журнал, а Уля присела на табуретку около стола и молча ждала ответа. Со вчерашнего вечера она считала отца в какой-то мере ответственным за судьбу Зенека, хотя совершенно не отдавала себе отчета в том, что это означает для нее самой.

– Конечно, лучше бы всего... – неторопливо рассуждал отец, – лучше бы всего ему жить с кем-нибудь из близких, с человеком, которому он доверяет. Я вот думаю об этом Янице...

– Но ведь Зенек не знает, где он живет!

– Возможно, мы его разыщем. Сержант Ковальский обещал мне кое-что сделать.

– Милиционер?

Он слегка улыбнулся ее удивлению.

– Ты считаешь, что милиция только и делает, что следит за уличным движением да ловит преступников? Сержант очень сочувственно отнесся к Зенеку, хотя я и не много мог ему рассказать. Во всяком случае, он согласился, пока мальчик находится у нас, под присмотром, оставить его в покое. А тем временем Ковальский узнает, какая организация должна была строить мост в Стрыкове и где находятся сейчас строители.

– А вдруг его все-таки не найдут? Что тогда?

– Ну что ж, тогда придется поместить парня в воспитательную колонию.

«Воспитательная колония»? Это звучало не очень приятно.

– Я бы не хотел, чтобы ты говорила Зенеку об этих поисках,– заметил отец. – Пусть не надеется заранее, ведь пока еще ничего не известно.

– Ладно,– сказала Уля. – А он согласится поехать в колонию?

– Он согласится на что угодно, лишь бы не возвращаться к отцу. Так он мне сказал.

Следующий вопрос Уля задала так тихо, что отцу пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать ее слова:

– А он сказал тебе... Зенек сказал, почему не хочет жить с отцом?

– Да. – Лицо доктора омрачилось. – А тебе он говорил?

– Нет.

– Ты не удивляйся. Плохо думать о своих родителях и плохо о них говорить – это очень тяжело.

Внезапный слепой гнев охватил Улю. Кому он это рассказывает!

– А я нисколько и не удивляюсь! – порывисто и резко, как прежде, ответила она. – Я его очень даже хорошо понимаю.

Доктор отпрянул, как от удара. Несколько минут он сидел молча, а когда заговорил, в голосе его была незнакомая Уле грустная нежность:

– Ты, верно, тоже редко говоришь обо мне с друзьями?

– Никогда и ни с кем.

– Да, конечно... и все думают, что ты счастлива, не правда ли? – Ответа не было, да он его, видно, и не ждал, потому что губы его сложились в горькую усмешку. – Все думают, что, хоть и нет у тебя матери, зато отец хороший. И никто не знает, как тебе со мной плохо.

Такие слова Уля слышала от отца впервые. Весь ее гнев мгновенно испарился, уступив место непонятному смятению. Она замерла, глядя в землю и чувствуя, что щеки ее заливает жгучий румянец.

– А ведь я так хочу, чтоб тебе было хорошо, – тихо сказал доктор.

Казалось, на этом разговор окончится. Но нет... он придвинулся ближе и начал говорить отрывисто, еле слышно:

– Я так этого хотел... Но... Я. нанес тебе тяжкий удар. Для ребенка это всегда удар, когда один из родителей оставляет семью. Ты не можешь мне этого простить, я знаю... Ты не считаешь меня другом, не веришь, что я желаю тебе добра... Но пойми... – он посмотрел на дочку робко, просительно, словно боясь, что она не примет его оправданий, – пойми, не всегда можно найти решение, которое было бы хорошо для всех... Если бы я тогда остался, мама все равно не была бы со мной счастлива. Она знала, что я люблю другую.

Теперь у Ули запылали не только щеки, но и уши и лоб. Острая, разгоравшаяся годами ревность снова поднялась в ней и поборола страх и смущение.

– А я? – с болью крикнула она. – Я тоже стала тебе не нужна?

– Ты? Не нужна? – переспросил доктор. – Как так – не нужна?

– А вот так! – продолжала она, чувствуя, что больно ракит отца, и радуясь этому. – Когда была жива эта женщина, ты ни разу не пригласил меня к себе! Ни разочка! Где был мой дом? У теток! А отца у меня как будто и вовсе не было! За все эти годы мы виделись всего пять раз!

Она ждала, что сейчас– отец резко оборвет ее, и приготовилась дать ему отпор. Но отец молчал. Отвернулся от нее и смотрел в окно. О чем он думал? О женщине, ради которой бросил маму? Всего несколько месяцев прошло со дня ее смерти, но в сердце Ули не было места сочувствию.

– «Эта женщина», как ты ее называешь, была моей женой, и ты об этом знаешь, – проговорил доктор, оторвавшись наконец от созерцания далеких деревьев. – И два года назад она ездила со мной в Варшаву, чтобы пригласить тебя к нам.

– Как так? – задохнулась от изумления Уля. – Пригласить меня?

– Твои тетки просили с этим подождать, – спокойно и печально продолжал отец. – Ты была очень привязана к матери, и они считали, что тебе будет слишком тяжело увидеть на ее месте чужую женщину. И что тебе будет легче примириться с этим, когда ты немного подрастешь.

«Они мне ничего не сказали,– лихорадочно думала Уля.– Не сказали!..»

– Вот ты говоришь, что мы виделись всего пять раз. А ведь я... – Он смущенно помедлил. – Ведь я видел тебя довольно часто. Я приезжал в город и прямо с поезда шел в маленькое кафе напротив твоей школы. Там я садился у окна и смотрел...

– На меня? – прошептала Уля, боясь поверить. – На меня?

– Иногда ты шла одна, иногда с Вишенкой. – Доктор говорил теперь свободнее, на его лице появилась застенчивая, мягкая улыбка. – А иногда с другими подружками. Я присматривался к тебе...

– Надо было меня позвать! – жалобно крикнула Уля. Она представила себе, как радостно бежала бы навстречу отцу, и с горечью почувствовала себя обойденной. – Ах, почему ты меня не позвал!

Только сейчас она заметила, что называет отца на «ты».

– Каждый раз, когда я к тебе приезжал, у меня было такое чувство, что тебе это неприятно.

Назад к карточке книги "Чужой"