Текст книги "1115 вопросов священнику"
Автор книги: Иов (Афанасий) Иероманах (Гумеров)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 77 (всего у книги 96 страниц)
В поэтической ткани стихотворения хорошо видны нити прошлых исторических событий. Настанет год, России черный год, Когда царей корона упадет; Забудет чернь к ним прежнюю любовь, И пища многих будет смерть и кровь; Когда детей, когда невинных жен Низвергнутый не защитит закон; Когда чума от смрадных, мертвых тел Начнет бродить среди печальных сел, Чтобы платком из хижин вызывать, И станет глад сей бедный край терзать; И зарево окрасит волны рек: В тот день явится мощный человек, И ты его узнаешь – и поймешь, Зачем в руке его булатный нож: И горе для тебя! – твой плач, твой стон Ему тогда покажется смешон; И будет все ужасно, мрачно в нем, Как плащ его с возвышенным челом.
Остановимся на некоторых строках этого стихотворения.
«Когда царей корона упадет».– Стихотворение «Предсказание» написано под впечатлением отречения от престола («падения короны») французского короля Карла X 2 августа 1830 года. Событие это вызвало радостное одобрение юного Лермонтова: С дрожащей головы твоей Ты в бегстве уронил венец. (30 июля (Париж) 1830 года)
«Забудет чернь к ним прежнюю любовь».– Под «чернью» понимается толпа (см. стихотворение А.С. Пушкина «Поэт и толпа»). Она во все времена легко отворачивалась от тех, кто терял власть. У римлян была поговорка: «Nihil est incertus vulgo» («Нет ничего более непостоянного, чем толпа»).
«И пища многих будет смерть и кровь; / Когда детей, когда невинных жен / Низвергнутый не защитит закон».– Картина страшная, но все это уже было во Франции в конце XVIII века. По жестокости Французская революция 1789–1794 годов ничем не отличалась от русской революции. Историк Томас Карлейль (1795–1881) так описывает эти кровавые ужасы: «Гильотинирование продолжалось в Нанте, пока палач не отказался, выбившись из сил. Затем последовали расстрелы ”в долине Сен-Мов»; расстреливались маленькие дети и женщины с грудными младенцами; тех и других убивали по 120, расстреливали по 500 человек зараз; так горячо было дело в Вандее, пока сами якобинцы не возмутились и все, кроме роты Марата, не стали кричать: ”Остановитесь!» Поэтому и придумали потопление. В ночь 24 фримера года второго, которое приходится на 14 декабря 1793 года, мы видим вторую Noyade, стоившую жизни 138 человекам. Но зачем жертвовать баркой? Не проще ли сталкивать в воду со связанными руками и осыпать свинцовым градом все пространство реки, пока последний из барахтающихся не пойдет на дно? Неспящие больные жители города Нанта и окрестных деревень слышат стрельбу, доносимую ночным ветром, и удивляются, что бы это могло значить? В барке были и женщины, которых красные колпаки раздевали донага, как ни молили они, чтобы с них не снимали юбок. И маленькие дети были брошены туда, несмотря на мольбы матерей. ”Это волчата, – отвечала рота Марата, – из них вырастут волки». Потом и дневной свет становится свидетелем нояд: женщин и мужчин связывают вместе за руки и за ноги и бросают. Это называют ”республиканской свадьбой»... Депутат Лебон в Аррасе, обмакивая свою шпагу в кровь, текущую с гильотины, восклицает: ”Как мне это нравится!» Говорят, по его приказанию матери должны были присутствовать, когда гильотина пожирала их детей. Оркестр поставлен вблизи и при падении каждой головы начинает играть ”Ca ira». В Бур-Бедуен, в Оранжском округе, было срублено ночью дерево Свободы. Депутат Менье, услышав об этом, сжигает местечко до последней собачьей конуры и гильотинирует жителей, не успевших спрятаться в погребах или в горах» (Французская революция. Кн. V: Террор в порядке дня. Гл. 3).
Не только в провинциях происходили ужасающие жестокости. Вот что увидел в Париже современник событий еще в начале революции. Из донесений русского посла И.М. Симолина: «13/24 июля 1789 года. Никогда моя душа не была здесь так охвачена печалью, как теперь. Париж похож на логовище тигров... Говорят, что народ составил список 54 жертв, которых он собирается еще принести в жертву своей ярости... В среду чернь расправилась с г-ном де Фулоном, бывшим интендантом армии. Его повесили на фонарном столбе, отрубили потом ему голову, насадили ее на палку от метлы и понесли по улицам Парижа в Пале-Роаяль и затем отправили ее навстречу его зятю, г-ну Бертье де Совиньи, интенданту Парижа, арестованному в Компьене... Г-н Бертье через полчаса после приезда был отведен в ратушу, и его постигла та же участь, что и г-на Фулона. Его сердце и внутренности были сожжены в Пале-Роаяле, а остатки трупа изрублены на куски.
27 июля / 7 августа 1789 года. Полнейшая и беспримерная анархия продолжает приводить Францию в состояние полного разрушения. Нет ни судей, ни законов, ни исполнительной власти, и о внешней политике настолько нет речи, как будто это королевство вычеркнуто из списка европейских держав. Национальное собрание, по-видимому, раздирается на части враждебными друг другу кликами. Король и королева содрогаются в ожидании неисчислимых последствий революции, подобной которой не знают летописи... В окрестностях, в Сен-Дени, произошло кровавое событие. Банда разбойников, не заслуживающих называться народом, недовольная мэром Сен-Дени, заподозренным в близких сношениях с злополучным интендантом Парижа г-ном Бертье, погналась за этим несчастным, который спрятался на колокольне, и отрубила ему голову, насадила ее на копье, намереваясь в понедельник утром носить ее по улицам Парижа, но это безобразие было предотвращено» (Цит. по: Литературное наследство. Т. 29–30. М., 1937. С. 398–442).
«Когда чума от смрадных, мертвых тел / Начнет бродить среди печальных сел».– Написано под впечатлением эпидемии холеры в ряде губерний России в 1830 году. Чумой Лермонтов называет холеру. Это видно из стихотворения этого же года «Чума в Саратове». В автографе рядом с названием произведения поставлено: «Cholera morbus».
В последних семи строках («В тот день явится мощный человек... / И будет все ужасно, мрачно в нем, / Как плащ его с возвышенным челом») нетрудно увидеть портрет Наполеона. В стихотворении «Наполеон», написанном Лермонтовым тоже 1830 году, использована та же метафора: «Сей острый взгляд с возвышенным челом».
Употребляя выражение «поэтическое пророчество», авторы статей чаще всего приводят примеры предсказания поэтами собственной смерти. Наиболее впечатляющей им кажется судьба Николая Гумилева. Для оценки этих утверждений недостаточно нескольких ссылок. Исследовательская корректность в данном вопросе требует:
а) анализа всех мест из произведений, где Н. Гумилев говорит о своей смерти,
б) исследования мотивов и авторской интенции (лат. intentio– «намерение, замысел»),
в) изучение биографических данных, по которым можно узнать, насколько автор реально переживал предсказанное им.
Действительно, о своей смерти Н. Гумилев писал неоднократно. Вот несколько примеров.
Из стихотворения «Рабочий» (1916):
Он стоит пред раскаленным горном, Невысокий старый человек. Взгляд спокойный кажется покорным От миганья красноватых век... Все он занят отливаньем пули, Что меня с землею разлучит. Пуля, им отлитая, просвищет Над седою, вспененной Двиной, Пуля, им отлитая, отыщет Грудь мою, она пришла за мной. Упаду, смертельно затоскую, Прошлое увижу наяву, Кровь ключом захлещет на сухую, Пыльную и мятую траву. И Господь воздаст мне полной мерой За недолгий мой и горький век. Это сделал в блузе светло-серой Невысокий старый человек. Из стихотворения «Я и Вы»: И умру я не на постели, При нотариусе и враче, А в какой-нибудь дикой щели, Утонувшей в густом плюще, Чтоб войти не во всем открытый, Протестантский, прибранный рай, А туда, где разбойник, мытарь И блудница крикнут: Вставай!
Из стихотворения «Заблудившийся трамвай» (1919?):
Вывеска... кровью налитые буквы Гласят: «Зеленная», – знаю, тут Вместо капусты и вместо брюквы Мертвые головы продают. В красной рубашке, с лицом как вымя, Голову срезал палач и мне, Она лежала вместе с другими Здесь, в ящике скользком, на самом дне. Из стихотворения «Сонет»: Я, верно, болен: на сердце туман, Мне скучно все – и люди, и рассказы, Мне снятся королевские алмазы И весь в крови широкий ятаган. Мне чудится (и это не обман): Мой предок был татарин косоглазый, Свирепый гунн... я веяньем заразы, Через века дошедшей, обуян. Молчу, томлюсь, и отступают стены: Вот океан весь в клочьях белой пены, Закатным солнцем залитый гранит, И город с голубыми куполами, С цветущими жасминными садами, Мы дрались там... Ах, да! я был убит.
Из стихотворения «В пустыне» (1908):
Давно вода в мехах иссякла, Но как собака не умру: Я в память дивного Геракла Сперва отдам себя костру. И пусть, пылая, жалят сучья, Грозит чернеющий Эреб, Какое страшное созвучье У двух враждующих судеб!.. Пред смертью все, Терсит и Гектор, Равно ничтожны и славны, Я также выпью сладкий нектар В полях лазоревой страны. Из стихотворения «Сонет»: Как конквиста?дор в панцире железном, Я вышел в путь и весело иду, То отдыхая в радостном саду, То наклоняясь к пропастям и безднам. Порою в небе смутном и беззвездном Растет туман... но я смеюсь и жду, И верю, как всегда, в мою звезду, Я, конквистадор в панцире железном. И если в этом мире не дано Нам расковать последнее звено, Пусть смерть приходит, я зову любую!..
Из книги: «Африканская охота. Из путевого дневника»:
«А ночью мне приснилось, что за участие в каком-то абиссинском дворцовом перевороте мне отрубили голову, и я, истекая кровью, аплодирую уменью палача и радуюсь, как все это просто, хорошо и совсем не больно».
Имеется ли здесь предсказание о своей ранней гибели или речь идет об определенном жизненном настроении и идеале сильного, мужественного человека? Д.П. Святополк-Мирский писал: «Стихи Гумилева совершенно не похожи на обычную русскую поэзию: они ярки, экзотичны, фантастичны, всегда в мажорном ключе, и господствует там редкая в русской литературе нота – любовь к приключениям и мужественный романтизм» (История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Гумилев и Цех поэтов).
Этими идеалами мужественного романтизма навеяны стихи, в которых поэт говорит о своей смерти. У необычного человека и смерть должна быть необычна. Но погибнуть в России в 1921 году не было делом необычным для человека, который не стремился приспособиться к той действительности. Николай Гумилев был арестован 3 августа 1921 года как участник заговора профессора географии Владимира Николаевича Таганцева (1889–1921). 24 августа 1921 года Петргубчека вынесла приговор замечательному поэту Николаю Гумилеву: «Гумилев Николай Степанович, 35 л., б. дворянин, филолог, член коллегии изд-ва ”Всемирная литература», женат, беспартийный, бывший офицер. Участник Петр. боев. контрревол. организации. Активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, кадровых офицеров, которые активно примут участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности... Приговорить к высшей мере наказания – расстрелу».
Обратимся к предсказаниям Гумилева о своей смерти.
В стихотворении «Рабочий» поэт погибает на берегу Двины, а не близ Петрограда у станции Бернгардовка. Почему Двина? На Двине в районе фольварка Арандоль весной 1916 года стоял Александровский полк, в котором Гумилев служил в чине прапорщика. Имеется рассказ полковника А.В. Посажного в записи Ю.А. Топоркова: «В 1916 году, когда Александрийский гусарский полк стоял в окопах на Двине, шт. – ротмистру Посажному пришлось в течение почти двух месяцев жить в одной с Гумилевым хате. Однажды, идя в расположение 4-го эскадрона по открытому месту, шт. – ротмистры Шахназаров и Посажной и прапорщик Гумилев были неожиданно обстреляны с другого берега Двины немецким пулеметом. Шахназаров и Посажной быстро спрыгнули в окоп. Гумилев же нарочно остался на открытом... затем тоже спрыгнул с опасного места в окоп, где командующий эскадроном Шахназаров сильно разнес его за ненужную в подобной обстановке храбрость – стоять без цели на открытом месте под неприятельскими пулями».
В стихотворении «Я и Вы» ничего не сказано о насильственной смерти. Речь идет о безвестной кончине бездомного человека.
В основу «Заблудившегося трамвая» положена ложная, чуждая христианству мысль о том, что на земле человек проживает несколько жизней. Никакого предвидения реальной трагической кончины здесь нет.
Эта же мысль выражена в последней строке сонета «Я, верно, болен: на сердце туман...»: «Мы дрались там... Ах, да! я был убит».
В стихотворении «В пустыне» говорится о смерти от жажды.
Нет предвидения обстоятельств смерти ни в сонете «Как конквиста?дор в панцире железном», ни в «Африканской охоте»: «истекая кровью, аплодирую уменью палача».
Надо заметить, что сам Гумилев в реальной жизни не переживал то, что он писал о своей смерти. Поэт и литературовед Владислав Ходасевич так рассказывает о своей последней встрече с Гумилевым за несколько часов до его ареста: «Говорил много, на разные темы. Мне почему-то запомнился только его рассказ о пребывании в царскосельском лазарете, о государыне Александре Федоровне и великих княжнах. Потом Гумилев стал меня уверять, что ему суждено прожить очень долго – ”по крайней мере до девяноста лет». Он все повторял: ”Непременно до девяноста лет, уж никак не меньше»». (Некрополь. Гумилев и Блок).
Может ли поэт предчувствовать смерть? Может. Об этом свидетельствует поэзия Осипа Мандельштама. Источником предчувствий смерти было необыкновенно чуткое восприятие проявления зла в этом мире и сознание своей трагической беспомощности перед лицом царящего в нем насилия («Мне на плечи кидается век-волкодав, / Но не волк я по крови своей»). Уже в раннем, 1911 года, стихотворении из сборника «Камень» поэт писал: Как кони медленно ступают, Как мало в фонарях огня! Чужие люди, верно, знают, Куда везут они меня. Это чувство тревоги не слабело с годами: Век мой, зверь мой, кто сумеет Заглянуть в твои зрачки И своею кровью склеит Двух столетий позвонки? (Век. 1922)
А через девять лет поэт написал пронзительные строки, в которых звучит полная покорность перед лицом постепенно надвигавшейся насильственной смерти: Лишь бы только любили меня эти мерзлые плахи – Как прицелясь на смерть городки зашибают в саду, – Я за это всю жизнь прохожу хоть в железной рубахе И для казни петровской в лесах топорище найду. («Сохрани мою речь навсегда...». 1931)
Предчувствия О. Мандельштама реальны. Но это не пророчества, а человеческий дар – мучительно и остро чувствовать трагедию этого мира, который весь «лежит во зле» ( 1Ин. 5:19).
Пророчество же дело не человеческое, а Божественное: «Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым» ( 2Пет. 1:21).
Каковы примеры из истории Церкви, свидетельствующие о силе крестного знамения?
иеромонах Иов (Гумеров)
Уже святые апостолы силою крестного знамения совершали чудеса. Однажды апостол Иоанн Богослов нашел лежащим при дороге больного человека, сильно страдавшего горячкой, и исцелил его крестным знамением ( Димитрий Ростовский, святитель. Житие святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова. 26 сентября).
Преподобный Антоний Великий говорит о силе крестного знамения против демонов: «Посему, когда демоны приходят к вам ночью, хотят возвестить будущее или говорят: «Мы – ангелы», не внимайте им – потому что лгут. Если будут они хвалить ваше подвижничество и ублажать вас, не слушайте их и нимало не сближайтесь с ними, лучше же себя и дом свой запечатлейте крестом и помолитесь. Тогда увидите, что они сделаются невидимыми, потому что боязливы и особенно страшатся знамения креста Господня. Ибо, крестом отъяв у них силу, посрамил их Спаситель» (Житие преподобного отца нашего Антония, описанное святым Афанасием в послании к инокам, пребывающим в чужих странах. 35).
В «Лавсаике» рассказывается о том, как авва Дорофей, сотворив крестное знамение, выпил воду, взятую из колодца, на дне которого был аспид: «Однажды авва Дорофей послал меня, Палладия, часу в девятом к своему колодцу налить кадку, из которой все брали воду. Было уже время обеда. Придя к колодцу, я увидел на дне его аспида и в испуге, не начерпав воды, побежал с криком: «Погибли мы, авва, на дне колодца я видел аспида». Он усмехнулся скромно, потому что был ко мне весьма внимателен, и, покачав головой, сказал: «Если бы диаволу вздумалось набросать аспидов или других ядовитых гадов во все колодцы и источники, ты не стал бы вовсе пить?» Потом, придя из кельи, он сам налил кадку и, сотворив крестное знамение над ней, первый тотчас испил воды и сказал: «Где крест, там ничего не может злоба сатаны»».
Преподобный Венедикт Нурсийский (480–543) за строгую свою жизнь был избран в 510 году игуменом пещерного монастыря Виковаро. Святой Венедикт с усердием правил монастырем. Строго соблюдая устав постнического жития, он никому не позволял жить по своей воле, так что иноки стали раскаиваться, что выбрали себе такого игумена, который совершенно не подходил к их испорченным нравам. Некоторые решили его отравить. Они смешали яд с вином и дали пить игумену во время обеда. Святой сотворил над чашею крестное знамение, и сосуд силою святого креста тотчас же разбился, как бы от удара камнем. Тогда человек Божий познал, что чаша была смертоносна, ибо не могла выдержать животворящего креста» ( Димитрий Ростовский, святитель. Житие преподобного отца нашего Венедикта. 14 марта).
Протоиерей Василий Шустин (1886–1968) вспоминает о старце Нектарии Оптинском: «Батюшка говорит мне: «Вытряси прежде самовар, затем налей воды, а ведь часто воду забывают налить и начинают разжигать самовар, а в результате самовар испортят и без чаю остаются. Вода стоит вот там, в углу, в медном кувшине; возьми его и налей». Я подошел к кувшину, а тот был очень большой, ведра на два, и сам по себе массивный. Попробовал его подвинуть, нет – силы нету, тогда я хотел поднести к нему самовар и налить воды. Батюшка заметил мое намерение и опять мне повторяет: «Ты возьми кувшин и налей воду в самовар». – «Да ведь, батюшка, он слишком тяжелый для меня, я его с места не могу сдвинуть». Тогда батюшка подошел к кувшину, перекрестил его и говорит: «Возьми», – и я поднял и с удивлением смотрел на батюшку: кувшин мне почувствовался совершенно легким, как бы ничего не весящим. Я налил воду в самовар и поставил кувшин обратно с выражением удивления на лице. А батюшка меня спрашивает: «Ну, что, тяжелый кувшин?» – «Нет, батюшка. Я удивляюсь: он совсем легкий». – «Так вот и возьми урок, что всякое послушание, которое нам кажется тяжелым, при исполнении бывает очень легко, потому что это делается как послушание». Но я был прямо поражен: как он уничтожил силу тяжести одним крестным знамением!» (См.: Шустин Василий, протоиерей. Запись об Иоанне Кронштадтском и об Оптинских старцах. М., 1991).
Понятия «Дерево жизни» и «Дерево познания добра и зла» имеют символическое значение, или же речь действительно идёт о деревьях?
священник Афанасий Гумеров, насельник Сретенского монастыря
Блаженный Августин пишет: «Само собой понятно, что следующие затем слова: И древо жизни посреде рая, и древо еже ведети разуметельное доброго и лукавого,надобно рассмотреть с большею тщательностью, чтобы не впасть в аллегорию, будто это были не деревья, а под именем дерева означается нечто другое» (О книге Бытия, буквально. Кн. VIII. 8). У святых отцов признание реального характера древа жизни соединяется с таинственно-аллегорическим толкованием приведенного стиха. Этот символ прообразовательно указывает на крестное дерево, на котором Спаситель мира вернул человечеству жизнь и на святую Евхаристию как спасительный плод голгофской жертвы. Древо жизни несколько раз упоминается в символическом значении в Откровении св. апостола Иоанна Богослова: «Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам: побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия» (2:7).Тайнозритель упоминает его при описании горнего Иерусалима: «Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева – для исцеления народов» (22:2); «Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами» (22:14).
Текст книги Бытия убеждает нас, что древо познания добра и зла было реальным, а не символическим: «И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла» (2:9).Святитель Иоанн Златоуст пишет: «Потому Божественное Писание назвало это дерево деревом познания добра и зла, что у него должно было совершиться преступление или соблюдение заповеди. Человеколюбивый Господь, искони и изначала желая вразумить и внушить человеку, что у него есть Создатель и Творец, произведший все видимое и сотворивший его самого, благоволил показать ему Свою власть в этой заповеди» (Беседы на книгу Бытия. XVI.6). Так же изъясняет святитель Филарет Московский: «Имя древа познания добра и зла, без сомнения, относится к действию, которое оно могло произвести в человеке. Однако же оно не могло быть источником познания, как потому, что сие не совместимо с естеством древа, так и потому что образ Создавшего был в человеке источником разума и познания» (Записки, руководствующие к основательному разумению Книги Бытия. М., 1867, с. 41). Дальнейшее повествование подтверждает мысль о действительном существовании в раю такого дерева: «а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (2:17).Адам и Ева вкусили плод совершенно реально: «И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел» (3:6).Последствием преслушания явилось грехопадение. Давая испытательную заповедь, Бог предупреждал от ложного и опасного пути: попытки стать независимым от Бога властелином мира. Духовный урок значим для всех последующих поколений. Любое нарушение Божественной заповеди удаляет человека от благодатного Источника Жизни.
В чем смысл жизни?
иеромонах Иов (Гумеров)
О смысле и назначении жизни человек задумывался с древности. У греков был миф о Сизифе, царе Эфира (Коринфа), который в подземном царстве в наказание за хитрость должен был вечно вкатывать на гору громадный камень: едва он достигал вершины, как невидимая сила устремляла камень вниз и снова начиналась та же бесцельная работа. Это – впечатляющий пример бессмысленности жизни. В 20-м столетии писатель и философ Альбер Камю применил этот образ к современному человеку, считая абсурд главной чертой его существования: «В неумолимое мгновение, когда человек оборачивается и бросает взгляд на прожитую жизнь, Сизиф, вернувшись к камню, созерцает бессвязную последовательность действий, ставшую его судьбой. Она была сотворена им самим, соединена в одно целое его памятью и скреплена смертью. Убежденный в человеческом происхождении всего человеческого, желающий видеть и знающий, что ночи не будет конца, слепец продолжает путь. И вновь скатывается камень» (А.Камю. Миф о Сизифе). Вывод, к которому он пришел, неизбежен для него и для миллионов людей, живших и живущих в неверии. Разница лишь в том, что А.Камю стремился быть логичным до конца и смог остро осознать, что жизнь человека, заключенного в рамки только земного бытия, напоминает сизифов труд. Большинство же людей пытается жить иллюзиями и найти смысл в земной жизни. Но в мире конечных реалий найти его невозможно. Математики знают, что любое конечное число, деленное на бесконечность, является бесконечно малой величиной, т. е. предел ее равен нулю. Поэтому так наивны попытки неверующих людей объяснить, в чем смысл их жизни. Одни уверяют, что они ценят жизнь с ее радостями, и этим вполне удовлетворены. Но ведь земная жизнь уходит, как вода в песок, и от радостей ничего не остается. А если через несколько десятилетий все исчезнет, может ли такая жизнь иметь смысл. Другие говорят, что видят свое назначение в том, чтобы делами своими оставить на земле след. Обычно такие объяснения приходится слышать от людей, которые к серьезному творчеству не причастны и реального следа не оставляют. Сами же выдающиеся творцы, при всей увлеченности своим занятием, хорошо понимали и понимают неполноту и пределы этой деятельности. Великий математик и физик Блез Паскаль (1623–1662) за два года до смерти писал математику П.Ферма, что видит в математике не более, чем ремесло. Подлинную же цель человеческого существования, по его мнению, может открыть только истинная религия: «Чтобы сделать человека счастливым, она должна показать ему, что есть Бог, что мы обязаны любить Его, что наше истинное благо – пребывать в Нем и наше единственное несчастье – быть разлученным с Ним; что мы полны мрака, мешающего познать и любить Его, и что, таким образом, мы окончательно неправы, не исполняя своего долга любви к Богу, а подчиняясь влечениям плоти. Она [истинная религия] должна объяснить нам причину того, что мы противимся Богу и собственному благу; указать нам средства от этих немощей и таким образом приобрести эти средства. Испытайте в этом отношении все религии мира, и вы не найдете ни одной, кроме христианской, которая удовлетворяла бы этим требованиям» (Мысли о религии). В наш век все осталось по-прежнему. Люди, имеющие здоровое нравственное чувство, достигнув даже самых выдающихся результатов в творчестве, воспринять это как главную цель жизни не могут. Приведу пример. Академик Сергей Павлович Королёв (1906–1966), будучи генеральным руководителем нашей космической программы, не мог быть этим удовлетворен, а думал о спасении, т. е. видел смысл своей жизни за пределами земной жизни. В те годы, когда вера подвергалась гонениям, он находил возможность иметь духовника, ездить на богомолье в Пюхтицкий Успенский монастырь, проявлять щедрую благотворительность. Сохранились рассказы об этом замечательном человеке монахини Силуаны (Надежды Андреевны Соболевой): «Я в то время заведовала гостиницей. Однажды приехал к нам представительный мужчина в кожаной куртке. Я дала ему комнату. Поговорила с ним ласково, принесла поесть – все той же картошки с грибной подливкой. Он пожил два дня, и смотрю – все больше изумляется. Наконец, разговорились. Он сказал, что никак не ожидал увидеть здесь такой бедности, даже нищеты... «Очень хочу помочь вашей обители, сердце разрывается. Когда увидел, как вы живете. У меня сейчас совсем мало денег с собой, да и вырвался я сюда каким-то чудом – нужно опять на работу и не знаю, смогу ли скоро приехать к вам». Оставил он мне адрес и телефон свой и сказал, что если буду в Москве, обязательно заехать к нему. Я его поблагодарила и дала адрес одного бедного священника, который жил с женой на 250 рублей в месяц (это старыми деньгами), сказав, что если сможете, то помогите. Через месяц меня отпустили в Москву по благословению игумении. Приехала, отыскала адрес, который он мне оставил. Вижу огромный забор, у забора привратник. Спрашивает у меня: «Вы к кому?» Я назвала фамилию. Он пропустил и сказал: «Вас ждут». Я иду и все больше удивляюсь. В глубине двора – особняк. Звоню – открыл хозяин – тот самый человек, который приезжал к нам. Как обрадовался! Повел меня наверх, на второй этаж. Захожу в кабинет его и вижу: на столе лежит открытый том Добротолюбия, в углу шкаф – с открытыми створками, за которыми стоят образа. Пригласил женщину (кажется, сестру свою), чтобы она все приготовила. В комнате у сестры – киот орехового дерева с чудным образом Святителя Николая. Перед отъездом дал мне конверт и сказал: «Здесь пять». Я думала, что 500 рублей, а оказалось, что 5 тысяч рублей. Какая это была для нас помощь! Прошло много времени, и вот снова приезжает мой знакомый – а это был академик Королёв – сидим в моей келье и пьем чай. Он благодарит меня: «Вы знаете, я благодаря Вам нашел настоящего друга и пастыря: тот бедный священник, о котором Вы говорили» (Три встречи, М., 1997, 83–85). Я подробно привел этот рассказ, чтобы показать, что обращение к православию не было для академика С.П.Королева каким-то эпизодом. Он жил в нем и ради удовлетворения духовных потребностей рисковал своим высоким положение. При колоссальной занятости руководитель космической программы находил время для чтения Добротолюбия – творений святых отцов сугубо аскетического направления.
Не только наука, но и художественное творчество не может составлять смысл человеческой жизни. А.С.Пушкин, уже входивший в славу первого поэта России, написал в 1827 году Три ключа– стихотворение, в котором выразилось мучительное чувство душевной жажды: В степи мирской, печальной и безбрежной, Таинственно пробились три ключа: Ключ юности, ключ быстрый и мятежный, Кипит, бежит, сверкая и журча. Кастальский ключ волною вдохновенья В степи мирской изгнанников поит. Последний ключ – холодный ключ забвенья, Он слаще всех жар сердца утолит.
Душа 28-летнего поэта не находит полноты удовлетворения в радостях жизни, которая кипит, бежит, сверкая и журча.Кастальский источник (родник на горе Парнас, близ Дельф в Греции) – символ поэтического и музыкального вдохновения. Вода из этого источника тоже не может напоить жаждущую душу. Для поэта, который в это время только начинал постигать жизненную значимость и духовную красоту христианства, слаще всего была вода из холодного ключа забвеньяскорбей, печалей, мирской суеты и попечений. За несколько месяцев до смерти, А.С.Пушкин напишет: «Есть книга, коей каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всем обстоятельствам жизни и происшествиям мира; из коей нельзя повторить ни единого выражения, которого не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицею народов; она не заключает в себе уже ничего неизвестного; но книга сия называется Евангелием, – и такова ее вечно новая прелесть, что если мы, пресыщенные миром или удрученные унынием, случайно откроем ее, то уже не в силах противиться ее сладостному увлечению и погружаемся духом в ее Божественное красноречие» (ПСС, Л., 1978, т.7, с.322).
Мы подошли к ответу на поставленный вопрос. Учение о смысле жизни содержится в святом Евангелии. Слово Божие открывает нам истину, что жизнь драгоценна, она больше пищи( Мф. 6:25), сохранение ее важнее субботы( Мк. 3:4). Сын Божий обладает Жизнью от вечности ( Ин. 1:4). Умерший за нас и воскресший Иисус Христос есть Начальник жизни ( Деян. 3:15). Подлинный, а не иллюзорный, смысл имеет только та жизнь, которая вводит нас в вечность Бога и соединяет с Ним – единственным Источником нескончаемых радостей, света и блаженного покоя. «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек» ( Ин. 11:25). Вхождение это начинается еще на земле. Церковь, как творение Божие, есть предъизображение и начало вечной жизни. Новая жизнь уже на земле становится действительностью через веру в Того, Кто есть путь и истина и жизнь( Ин. 14:6). Свидетельством этого является жизнь святых. Но даже тот, кто не поднялся на ступень святости, а лишь проходит свой духовный путь честно и ответственно, постепенно обретает внутренний мир и знает, в чем смысл его жизни.