Текст книги "Бледная Холера"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

* * *

Гурский хоть и вел расследование самостоятельно, обожал советоваться с Бежаном. Особенно если совещание проходило в доме, озаренном присутствием Каси. В таком случае Гурскому просто не терпелось обсудить ход следствия.

Бежан все понимал. Пусть влюбленные побудут вместе, а он тем временем просмотрит новые записи Гурского, прослушает пленки и все обмозгует. Кстати, Гурскому неплохо посоветоваться и с Касей. Она ведь юрист, возможно, ей что-нибудь и придет в голову.

Гурский, как всякий нормальный человек, использовал такие минуты в полной мере. Невеста, наконец-то избавившаяся от груза неуверенности, вовсе не возражала. Роберту даже удалось незаметно отключить телефон. Воскресенье, в конце концов, и он не на дежурстве. Должна же быть у человека личная жизнь.

Изучение материалов, увы, не заняло у Бежана много времени. Молодую пару пришлось побеспокоить. Как говорится, хорошего понемножку.

– Отец у дверей, – со вздохом произнесла Кася. – Ишь как кашляет. Приведи себя в порядок, он сейчас войдет.

Бежан еще поперхал и покашлял. У будущего зятя было достаточно времени, чтобы привести себя в презентабельный вид.

Расположились они в кабинете будущего тестя.

– Вот единственная польза от давления сверху, – произнес Бежан, постукивая пальцем по экспертно-криминалистическому заключению. – А то я уже стал опасаться, что экспертизу отменят.

– Наоборот, ускорили, – весело заметил Гурский. – Ночью Дембняк дежурил, хорошо, что я у него бумагу вовремя перехватил. Он и сообразить не успел, что надо бы волынку потянуть. Войчеховский прямо повизгивает от радости.

– Шепотом небось повизгивает?

– А то. Сунув голову под подушку.

– Ну, поехали. По порядку. Следов от обуви в квартире – куча, что дамских, что мужских. Одна мужская пара нам знакома – покойного...

– То-то и оно, – подхватил Гурский. Вместо радости в его голосе теперь сквозила озабоченность. – Вот, посмотри. Единственное, что не возбуждает сомнений, – следы покойного. Все оставлены практически в одно и то же время. Что до остальных... Как домработница ни старается, все равно кое-что остается. Некоторые следы – двух-, а то и трехнедельной давности. Не все удалось идентифицировать. Определили следы Бучинского, Хмелевской, покойного, Малиновского... Вот эти следы более старые... В квартире бывали еще четыре человека, это следует из показаний. Но их ног мы не обнаружили.

– Толку от этих ног как с козла молока, – недовольно пробурчал Бежан, рассматривая снимки. – В принципе, нас должны интересовать только следы, приходящиеся на момент убийства.

– Согласен. По показаниям Бучинского, у него бывала некая Алина Яворская. Идентифицировать следы ее обуви не удалось, но она улетела накануне преступления, я проверил. Вообще все ужасно запущено... Есть еще отпечатки пальцев – тех же людей, что обувью наследили. А затем домработница расстаралась. Пол отдраила – любо-дорого смотреть.

– Хоть что-то удалось снять...

– Есть и еще повод для веселья. Домработница, дай ей бог здоровья, наводит чистоту только там, где пониже. Что повыше она моет и протирает дважды в год, по праздникам. Пыль по полгода никто не трогает. Так вот, в кабинете, на самом верху книжного шкафа, мы обнаружили какие-то следы. Непонятные следы...

– Вот как? – оживился Бежан.

– В лаборатории считают – большой полиэтиленовый мешок, содержимое определить невозможно. По-моему, напоминает... сейчас покажу.

Покопавшись в фотоснимках, Гурский достал фотографию большого черного пакета для мусора, набитого каким-то хламом.

– Где ты это раскопал? – поинтересовался Бежан.

– Стоял в углу, в гостиной. Но он не со шкафа. Ни следа пыли, пакет новый, использованный один раз, отпечатки пальцев самого Бучинского и домработницы. Она брала его в руки дважды.

– Переставила во время уборки и вернула на место.

– Похоже на то...

– А что в нем?

Гурский тяжко вздохнул:

– Ничего особенного... Одна пара женских резиновых сапог, почти новых, смятая картонная коробка с микроследами от сырой рыбы, лесной растительности и лимонных корок...

– Одно с другим не вяжется.

– Вот именно. Три карты автомобильных дорог шести– и восьмилетней давности: Франция, Европа, Польша, порванные и мятые, некоторые повреждения совсем свежие, кусок дерева причудливой формы, початый рулон туалетной бумаги и восемнадцать полиэтиленовых пакетов, толстых и тонких, все мятые, будто кто-то над ними специально измывался.

– И это все?

– Все.

– Думаешь, не обошлось без Хмелевской? – высказал догадку Бежан после минутного раздумья.

– Наверняка, – согласился Гурский.– Тем более что все содержимое буквально усеяно ее отпечатками пальцев. Жаль, не она его грохнула. Я бы по крайней мере знал, на что не обращать внимания и кого не разыскивать. Правда, резиновые сапоги вряд ли ее, уж очень они здоровые. Я ее расспрошу, обычно она говорит правду, а если что не так, то и проверю.

– И такой вот мешок лежал на шкафу?

– Лежал, нюхом чую. Конечно, я могу ошибаться... Так, что еще... Окурки – различной давности. Два свежих – один с губной помадой, второй покойного. Остальные старые, из них два с помадой двухдневной давности. По отношению к дате преступления, конечно. Что же касается следов от обуви в гостиной, с ними все не так просто.

– Да? – заинтересовался Бежан.

– Помимо следов хозяина, домработницы и жертвы, найдены еще три комплекта женских следов – обувь на каблуке – и мужские. В последнее время в доме побывали три дамы: Хмелевская, Бучинская и Яворская. Хмелевская – вот она, а другие две как провалились. Что касается мужских следов... Может, они как раз принадлежат убийце? Не порхал же он по воздуху!

– Даже если и так, это пригодится нам гораздо позже. После того как ты выйдешь на убийцу.

– Во всяком случае, уже что-то...

– А если все вместе сложить? Ты составил схему следов?

Гурский похлопал себя по карману и вытащил сложенный листок.

– Составил. Народищу там было, как на храмовом празднике, а расписать все надо по минутам...

Они склонились над листком.

Около половины пятого покойный появился у Теодора Бучинского. Как он туда добрался, пока неизвестно, скорее всего, на такси, ни одна из его машин (ни частных, ни служебных) для этого не использовалась. Следы (черт бы их взял!) показывали, что хозяин и гость натоптали в гостиной и в кабинете. В спальне следов не обнаружено. Без десяти пять оба вышли из дома, чуть раньше в дверь позвонили. Таксист видел убитого еще живым. Бучинский уехал. Через пять-десять минут пришла Ева Бучинская, чтобы расспросить соседку, и пробыла у той две минуты.

Вот и все, что удалось установить наверняка. Остальное основывалось исключительно на дедуктивном методе, так что точность не гарантировалась.

Получалось, что лицо в женской обуви (кто – неизвестно) проникло в дом через террасу. Такова была версия экспертов. Не более чем версия, следы-то затоптаны. Вот только дверь на террасу была закрыта.

– Соседка дала дополнительные показания, – буркнул Гурский. – В садике она заметила какое-то движение...

Согласно следам, два человека провели некоторое время в гостиной и в кабинете. Каждый из них выкурил по сигарете, каждый оставил по полному комплекту отпечатков пальцев, и одним из этих людей был убитый.

Лицо в дамской обуви, несомненно, как-то покинуло дом, ведь позже его там не оказалось. Однако как именно этому самому лицу удалось исчезнуть, непонятно. Через террасу? Да, не слишком отчетливые женские следы перекрывали все прочие, но что означает закрытая изнутри дверь? Покойный вряд ли мог поспособствовать. Он уже полеживал себе в прихожей, где свершилось преступление.

В восемнадцать часов в квартиру вошла Хмелевская и обнаружила тело. Тупень был мертв уже как минимум полчаса, о чем свидетельствовало состояние трупа.

– Всего получается один час и пять минут, в это время там могло происходить что угодно, – заметил Бежан.

– На самом деле отрезок короче, – возразил Гурский. – Если принять, что после убийства прошло минимум полчаса, то у нас останется тридцать пять минут. Не меньше двух минут ушло на то, чтобы войти в дом. Я открывал дверь на террасу. Там надо неплохо потрудиться, ручка заедает. Но как ни крути, получается, что неизвестная женщина была свидетелем преступления. И убийца закрыл за ней дверь...

– Или же она ушла, когда жертва еще была жива.

– Во всяком случае, она знает, кто там был...

– Вовсе не обязательно. Убийца мог прийти после ее ухода. Следы обуви никуда не годятся. А вдруг он вошел обычным путем, через входную дверь?

Гурский чуть не застонал.

– Вот черт! В прихожей все затоптали, а потом домработница потрудилась. Надо было опечатать дом, впустить одних экспертов. Не мучь меня, это мое упущение!

– А жена...

– Чья жена?

– Покойного. Убиенного. Госпожа министерша. Что-то о ней ничего не слышно.

– Похоже, – ответил Гурский, немного помолчав, – никто не знает, где она. Кажется, муж как таковой ее уже давно не интересует. Она то ли на курорте, то ли обустраивает летнюю резиденцию где-то в Бретани. И как прикажете добираться? Словом...

– Секундочку, – прервал его Бежан, – а что это за Алина Яворская? Кто такая? Знакомая? Подруга жены? Любовница?

– Не совсем. Скорее будущая невеста. Бучинский новый роман не афиширует, побаивается своей бывшей, но вроде бы намерен жениться. Мне так показалось, а он не отрицал.

– Чем она занимается?

– Ландшафтный дизайнер. Кустики всякие, деревца... По договорам с проектными организациями. Не замужем, в Канаде имеется сестра. У меня пока не было времени ею заняться. Бучинский заявил, что она улетела в Канаду накануне убийства.

– А бывшая жена Бучинского?

– Ее тоже нигде нет.

– Эпидемия, что ли? – кисло спросил Бежан. – Групповой побег супружниц?

– Если и так, то каждая побежала в свою сторону. Еще вот что, мы идентифицировали отпечатки пальцев только трех женщин: Хмелевской, соседки и домработницы. Что касается оставшихся двух дам, то мы даже не знаем, где чьи отпечатки. С мотивом преступления тоже не клеится. Ни одна из дам ничего общего с политикой не имеет. И это идиотство тоже в дамский образ не вписывается: мусорный пакет на шкафу, резиновые сапоги...

– Полагалось бы произвести обыск в резиденциях и на рабочем месте убитого, – сказал Бежан.

– В резиденциях! – с горечью отозвался Гурский. – Впрочем, если жены или иных родственников нет, то, может, Войчеховский все-таки выдаст ордер?..

– Это вряд ли.

– Один-единственный ордерок! Позвоню-ка я ему!

Гурский рывком достал из кармана мобильный телефон. На экране мигал значок, что на автоответчике есть сообщение. Роберт прослушал его и вскочил с места.

– Чертова баба, не сказала, когда звонила! Я туда!

– Куда это? – спросил Бежан, также поднимаясь.

– Хмелевская! Кажется, лед тронулся!

* * *

Минуты четыре я рассматривала ворота, а потом задумалась: чего это я назначила именно такой срок, четверть часа? Что может произойти в течение пятнадцати минут? Объявится Гурский и даст мне совет? Преступники покинут мой дом и удерут? На кой мне четверть часа?

Возможно, я была бы потерпеливее, если бы не так жутко проголодалась. Беспокойство не уменьшило моего аппетита. Какое-то время я предавалась размышлениям, кого мне все-таки вызвать: полицию или охранную фирму? А может, нужна целая антитеррористическая бригада? А то ведь кто-нибудь из прибывших не проявит должной осторожности, и его смерть до конца жизни будет на моей совести...

Я в нерешительности посмотрела на телефон. Тревожный номер был введен в память, до охранников дозвониться легче всего. Звоню!

В этот момент телефон задребезжал.

– Немедленно отъезжайте от ворот, – велел Роберт Гурский. – Я уже в пути. Что происходит?

– Вы меня что, за дуру держите? – оскорбилась я. – У ворот меня давно нет, я стою около мусорки. Ничего не происходит, но я не войду в дом без вооруженной поддержки. Правда, можно подкрасться к дому через мусорку, ключи от нее при мне... А это мысль!

– Не смейте!

– Ладно, ладно, я в машине покамест сижу, не волнуйтесь. Давайте расскажу все по порядку. Я была на бегах, вернулась и обнаружила, что все мои окна занавешены. Никогда, НИКОГДА я не занавешиваю окон днем! Это сделал кто-то другой, тот, кто проник в дом. Я не знаю, там ли он еще, никакого движения не заметно. Всех, у кого есть мои ключи, я опросила. Это не они.

– Охрана в курсе?

Признание далось мне с трудом.

– Я забыла включить сигнализацию. Выезжала из гаража, и неохота было возвращаться...

В трубке заскрежетали зубами.

– Сигнализация существует для того, чтобы ею пользоваться, – холодно сообщил Гурский.

– Сигнализация существует для того, чтобы меня пугать, – яростно ответила я. – Так звонить мне в охрану или не звонить?

– Я займусь этим. Говорите номер своей охранной фирмы.

– Не могу.

– Почему?!

– Наизусть не помню. Он у меня в памяти мобильника. Пришлось бы с вами разъединиться, посмотреть номер, записать его и только после этого сказать вам.

– За дело. Я отключаюсь.

Я взялась за дело, потом перезвонила Гурскому и продиктовала номер. Голод становился все сильнее. Хорошо бы перекусить хоть чем-нибудь... Вот и солнце уже садится. Не худо бы зажечь свет перед домом. Я могла бы проникнуть в сад через помойку, подкрасться к дому и воспользоваться выключателем. Через закрытые окна попасть в меня не смогут – у меня пуленепробиваемые стекла...

Я бы наверняка так и сделала, если бы не появление Гурского. Его машина остановилась рядом с моей.

– Помойки из дома не видно. Из-за ивы, вон какая развесистая, – отрапортовала я вместо приветствия.

– Сейчас вы расскажете все, что от меня скрываете, – свирепо ответил Гурский. – То есть не прямо сейчас, чуть позже. А сейчас я осмотрюсь, вы ждите здесь.

Я послушно осталась сидеть в машине. Гурский проник в сад через помойку и скрылся за углом дома. Ничего не происходило, никто не стрелял. Я была немного разочарована. Ой, там кто-то двигается в саду или мне почудилось в сумерках?.. Время тянулось бесконечно, минул целый век, прежде чем Гурский вернулся к машине.

– Гости удрали с противоположной стороны через забор, – сдержанно информировал он. Похоже, инспектор чего-то недоговаривал. – Дверь на террасу вы оставили открытой?

– Если дома не разлеглось пять-шесть кошек, то нет.

– Кошек не видно. Визитеры вошли через главный вход. Они уже покинули дом, можете въезжать.

Без лишних слов я проделала все необходимые манипуляции: заехала в гараж, вышла из машины, вошла в дом, закрыла ворота запасным пультом и сразу же включила внутреннее освещение. Иными словами, открыла входную дверь и нажала на кнопку выключателя.

И только тут осознала, что все это время дверь оставалась открытой!

Раскаяние раскаянием, но в глубине души я была даже довольна. Когда я выезжала из гаража, то совсем забыла, что входную дверь полагается запирать. Вот и славно. Незваным гостям ничего не пришлось ломать, они ничего не попортили, вошли как нормальные люди. Ай да Хмелевская!

Гурский велел проверить, что пропало и все ли на месте. При этом он смотрел куда-то в сторону, да и говорил рассеянно. Сам Роберт занялся технической стороной дела. Следственный чемоданчик у него был при себе, за что я отдала ему должное. Но вслух не произнесла ни слова. Мужчина есть мужчина. Даже если он полицейский и моложе меня на целое поколение, не стоит его излишне раздражать никчемными похвалами. В нашем феминизированном мире мужская психика хрупка, как фарфоровая ваза.

Но любопытство мое разгорелось. Гурский вел себя как-то странно. Он словно сожалел, что я не вошла в дом одна и не дала себя задушить.

– Все в порядке, – доложила я, раздвинув занавески.

Гурский как раз закончил рассыпать по дому разные порошки. Он вопросительно посмотрел на меня.

– На первый взгляд ничего не пропало. Компьютер на месте, книги и кассеты тоже, денег я дома не держу, мехов и бриллиантов в наличии не имеется. Вот здесь что-то двигали...

Я показала место под лестницей, где было свалено всякое барахло: пылесос, коробка с бутылками вина, огромная старая кастрюля с газетами для растопки и комодик с ящичками, в которые я и сама заглянула с большим интересом. О существовании комода я забыла совершенно и понятия не имела, что в нем находится. Моим глазам предстал ворох полиэтиленовых пакетов. Вот радость-то! Я их уже обыскалась. Даже от взломщиков есть польза в хозяйстве.

Гурский сфотографировал угол и посыпал его порошком.

– Здесь все на месте?

– Вроде да. Только кое-что передвинули. Комод стал как-то бросаться в глаза, чего прежде не наблюдалось. Кроме того, кресло в кабинете стоит не так, как раньше. Я имею в виду ножки кресла. Ведь я здесь работаю и хорошо знаю взаимное расположение ножек – кресла и моих. Что касается бумаг... Не уверена. Если их и перекладывали, то очень аккуратно. Постойте-ка...

Я заглянула в ящики стола.

– Даже если кто-то копался, беспорядка не видно... Только не сыпьте в ящики порошок!!!

Но Гурский был неумолим. Ну и обрадуется же Геня завтра утром! Придется бедняжке пылесосить весь дом. Черт с ними, с бумагами, надо будет, отряхну...

– А он не ядовитый? – с недоверием спросила я, трогая пальцем белый порошок.

– Нет. Что-то еще?

Я с сожалением покачала головой:

– Как будто ничего. Уж такая я уродилась – не обращаю внимания на мелочи, могу что-то и проглядеть. Если у меня что-то искали, то уж, наверное, предмет большого размера, а не скомканную бумажку. Да хоть бы и две бумажки... Вы же видите, что тут творится? Я тону в бумагах, вору пришлось бы потратить на поиски целую неделю. Что он разыскивал-то – бомбу? Котельную вы порошком посыпали, сама видела, а гараж?

Гурский занялся гаражом. Помещение пришлось освободить и вывести машину на улицу. Тем временем к Гурскому присоединился его помощник, которому он передал собранные материалы. Кроме того, вооружившись фонариками, они осмотрели террасу, сад и кусок сетки в углу ограждения. Разбежавшиеся кошки попрятались по кустам.

Наконец я загнала машину обратно в гараж.

Суета утихла. Техник-эксперт уехал, мой зоопарк получил ужин, а мы с Гурским устроились в гостиной как белые люди.

– До сих пор вы меня никогда не обманывали, – с упреком начал Гурский. – Мы уже столько лет знакомы... Я рассказывал вам больше, чем кому бы то ни было. А сейчас у меня складывается впечатление, что вы что-то скрываете. В чем причина?

– Вы тоже морочите мне голову! – бросилась я в атаку. Как известно, лучшая защита – нападение. – Не хочу умничать, но взлом на редкость странный. Что такое вы здесь обнаружили, о чем не желаете говорить? Кроме того, я заметила в саду какое-то движение. Вы узнали грабителей?

– А для вас это важно?

– Еще как. Может, я их тоже знаю.

– Сомневаюсь. Не нравится мне все это, и вы наверняка догадываетесь почему. Не было у вас других дел, кроме как на трупы натыкаться... Так, теперь давайте начистоту. Зачем вы меня обманываете?

Я решила больше не сопротивляться. К счастью, мне припомнилось одно мое упущение. Совсем невинное по сравнению с остальными.

– Это все склероз, а не преднамеренный обман. Я уже два раза забывала вам рассказать. Уж признаюсь, так и быть... Дверь на террасу в доме Теодора... Боюсь, это я ее закрыла, а перед тем она была открыта.

Столько сложных чувств нарисовалось на лице Гурского, что даже я не взялась бы определить каждое по отдельности.

– Поподробнее, пожалуйста. Дверь на террасу была открыта, вы ее закрыли, а потом мои люди пришли к выводу, что все было заперто. Так?

– Черт! Похоже на правду. Неужели они не обнаружили там моих отпечатков пальцев?

– Конечно, обнаружили. – От его ледяного тона я аж поежилась. – Вы же сами говорили, что прошли по всей квартире в поисках следующего трупа и одновременно проверили, закрыты ли окна. По этой причине отпечатки ваших пальцев были повсюду. Но самое важное для меня, была дверь открыта или закрыта?

Мне сделалось не по себе.

– Уверена на сто процентов. Дверь была открыта. Я помню, как поворачивала ручку...

– Да... – начал Гурский и смолк. Видно было, как он старается сдержаться.

Мне сделалось еще больше не по себе.

– Впрочем, может, на самом деле...

– Минутку. А дверь в квартиру? Через которую вы вошли? Она была заперта?

– Заперта. На верхний замок.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Я бы обязательно обратила внимание, если бы ключи мне не понадобились.

– А как насчет...

– Давайте по-другому. Сначала я расскажу вам о том, что узнала сегодня, а вы уж устройте так, чтобы на меня не подумали. А то никто в моем присутствии и рта не откроет.

Гурскому удалось взять себя в руки, голос его слегка потеплел:

– Это я и сам понимаю.

– Поступаю к вам в осведомители, но с благородной целью. Пан Малиновский рассказал, что в высших сферах творится настоящая паника, все в ужасе. Пошли сплетни, что вроде бы у Тупня был архив компромата. Документы насчет афер, преступлений, махинаций. Похоже, он скрупулезно собирал всевозможные бумаги и очень многих держал на крючке, в том числе и своих сообщников по махинациям. И вот теперь эта кодла всполошилась: вдруг кто-нибудь обнаружит все это добро и обнародует. А может, уже обнаружил. И Тупня пристукнули именно ради этих документов.

– И он стал бы носить такое с собой? – скептически вопросил Гурский.

– Мне тоже кажется, что не стал бы, – согласилась я. – А если он хотел спрятать папочку в надежном месте, то уж ни в коем случае не у пана Теодора. Однако не исключаю, что кто-то думает наоборот, раз залезли теперь и ко мне. Решили, что компромат покойного перекочевал сюда. Вдруг подобная чушь пришла в головы сообщникам Тупня?

Я почти не погрешила против истины, хотя была абсолютно убеждена, что искали отнюдь не секретные бумаги Тупня, а наши компьютерные расчеты. Ведь что-то же искали, никаких сомнений. Возможно, не зная, что именно. Пан Теодор был прав – Тупень ни за что на свете не раскрыл бы источника информации. Злоумышленник, видимо, предполагал, что надо искать бумаги. Но вот вопрос: какие? Распечатки он не нашел – мешок для мусора до сих пор находится у меня в багажнике, я забыла его вынуть... Ой, а вдруг он залезал в мой компьютер?

Я так взволновалась, что и слова Гурского, и сам он вдруг оказались далеко-далеко. Даже голод отступил. Я скакнула к телефону.

– Кшись, как проверить, не лазил ли кто в мой компьютер?

Из Кшися потоком полились непонятные слова, слушать я его не стала.

– Стоп машина. Я сейчас все это проделаю с трубкой у уха. Подожди, дай включить аппарат.

Я понеслась в кабинет, Гурский наступал мне на пятки.

Через минуту я уже следовала указаниям Кшися, абсолютно не понимая, что я делаю. Спасало меня только умение читать. Кшись оказался настоящим гением и вывел-таки меня на финишную прямую: компьютер показал дату и время. Вчера, восемнадцать двадцать три. Правильно, вчера я пополняла свои записи. Сегодня никто к чуду техники не прикасался.

С огромным облегчением я вернулась в гостиную.

– Теперь у меня к вам в два раза больше вопросов, – печально произнес Гурский, не отставая от меня ни на шаг. – Кто такой Кшись?

– Кшиштоф Ярчак, ангельски терпеливый компьютерщик, – ответила я. – Он мучается со мной уже бог знает сколько времени, и ни слова упрека, вы сами видели, как он инструктирует меня на расстоянии. При этом можно ни бельмеса не смыслить в компьютерах. Не парень, а чистое золото! Пан Теодор еще похлеще меня будет, но Кшись и с ним сработался.

– А они разве знакомы?

– А как же. Пан Теодор меня с Кшисем и познакомил...

Я чуть не откусила себе язык, но Гурского интересовала скорее техническая сторона дела.

– И вы всегда такие сложные вопросы решаете с ним на расстоянии? А напрямую не проще было бы? Ну или там записать, зазубрить...

– Может, и проще, но мой мозг против. А записи я моментально теряю. Предпочитаю Кшися по телефону. Но если надо, он и приехать не отказывается...

Нет, зря я все-таки не откусила себе язык.

– И далеко он живет?

– На Мокотовской. Но в час пик я не заставляю его тащиться через весь город...

– А по какой причине вы хотели проверить последние операции на компьютере?

– Ну вы даете! Я же на нем работаю! Не такая уж я дура. А вдруг этот... поисковик... решил, что я ввела в компьютер документы, которые нашла на теле покойного? Потом, в компьютере – мои личные тексты, может, он их читал, а может, и украл. Я таких шуточек не люблю. К счастью, к компьютеру никто не притрагивался.

Гурский взирал на меня с какой-то подозрительной задумчивостью.

– Вы не могли бы рассказать поподробнее о большом черном пластиковом мешке? О том самом, что находился в гостиной господина Бучинского?

Ох и долго же я молчала.

– Никогда не поверю, чтобы вы не сообразили, каковы размеры предмета, который эта публика искала, – добавил язвительно Гурский. – Вы ведь сами упомянули о бумажке... Перестаньте меня обманывать, пожалуйста. Так как насчет мешка?

– А ну его к лешему, – вздохнула я. – Я-то надеялась, что пан Теодор где-нибудь его спрячет. А теперь приходится колоться. В мешке были мои вещи, и как раз об этом вам ничего знать не надо.

– Наконец-то вы начинаете говорить правду!

– Безо всякой охоты. И по возможности невнятно. Погодите, я заварю чай. А может, кофе хотите?

– Нет, спасибо, лучше чай.

Церемония приготовления чая завершилась слишком быстро. Я так и не успела сочинить какую-нибудь невинную ложь. Что ж, придется говорить близко к истине. Я поставила стаканы на стол, села и повздыхала еще немного.

Гурский не стал дожидаться, пока я созрею окончательно, и сразу взял быка за рога.

– Для начала: резиновые сапоги в пакете – ваши?

– Мои.

– Они же вам велики как минимум на три размера!

– Всего лишь на два. Пришлось купить их, других-то не было. Дело происходило в эпоху смены исторических формаций, когда торговля дышала на ладан. Если вложить стельки и надеть толстые носки, вполне сносно. Позже я купила сапоги по ноге, а этими перестала пользоваться.

– То-то они почти не ношены... А как вам удалось соединить рыбу, дары леса и лимоны?

– Что, простите? – изумилась я.

– Там была коробка, довольно большая. Микроследы...

– A-а! Все просто. Я везла покупки: мороженая рыба для кошек, лимоны – для людей. В багажнике покупки рассыпались, ну я и засунула все в коробку. Что касается даров леса... Я даже не знаю. Признаваться ли? Вы мне ничего плохого не сделаете?

– Не сейчас. Я слишком занят. И вообще я спрашиваю из чистого любопытства. Какой номер вы еще выкинули?

– Боже мой... Ну да ладно. Я украла из леса три ландыша вместе с землей. Земли совсем чуть-чуть – она тяжелая, много не унесешь. Посадила их в саду рядом с окультуренными цветами. Надеялась, они скрестятся.

– И как, скрестились?

– Пока не знаю, весной будет видно.

– С этим разобрались, слава богу, а то я в толк взять не мог, что за каша в этом мешке. Давайте еще немного приблизимся к истине. Скажите, пожалуйста, на кой черт вы оставили у Бучинского свои резиновые сапоги, рыбу и мусор из леса?

– Видите ли, нам пришло в голову, – начала я осторожно, – как бы это сказать... Мы же не знаем, кто убил этого подлеца Тупня... (А, пропади оно все пропадом!) Я решила забрать у него материалы по скачкам, чтобы не пропали. У меня бумаги были бы в большей безопасности. В спешке и покидала в мешок для мусора...

– Мешок сначала лежал на шкафу?

– Что, пыль нас выдала? На шкафу, на шкафу... Только о том, что у Тупня имелся компромат, мы догадывались. И поскольку за домом могли следить, пришлось провернуть операцию с мешками.

И я обрисовала нашу погрузо-разгрузочную процедуру. Правда, про сами бумаги умолчала. Но следующий вопрос напрашивался сам собой.

И Гурский не стал с ним тянуть:

– Что это за бумаги? Что за материалы по скачкам?

– Пожалуйста, могу их вам показать. Точно такие же, как вот эти. Прошу вас, взгляните...

Я решительно провела его в кабинет и открыла ящик. Груда бумаг выглядела впечатляюще. Программки многолетней давности, все исписанные, полные заметок, замечаний, наблюдений. Статистические выкладки на больших листах бумаги, карточки с данными карьерного роста каждой лошади, расчеты, результаты заездов... Целая продовольственная (или как ее там?) база для компьютера. У пана Теодора тоже имелось кое-что, но моим добром можно было нагрузить целый мусоровоз, а не один мешок.

На лице Гурского чередовались восхищение, ужас и сомнение. По-моему, сомнение преобладало.

– Это и есть то, что вы так упорно прячете?

– Вы ведь не игрок, правда? – Я снисходительно покачала головой и задвинула ящик. – Как вы думаете, откуда я знаю о преступлениях Тупня? Скачки и лошади – это огромный бизнес и огромные деньги. И Тупень имел к этому бизнесу непосредственное отношение. И у него наверняка имелись конкуренты. Как и враги. Вы ведь не верите, что там сплошь белые и пушистые водятся?

Нет, в такое Гурский не верил.

– Так почему же они у вас не забрали все это добро? – спросил Гурский, когда мы опять оказались в гостиной.

– Вы имеете в виду эти бумаги?

– А разве не их искали?

Я пожала плечами:

– Ну уж нет. Это – груда мусора, которую никто не разгребет. А вот у пана Теодора все было отсортировано и аккуратно сложено. Ничего лишнего, сплошь полезная информация, которая для разбирающегося человека настоящий клад. И вообще, если кто-то за нами и впрямь следил и видел, как мы таскаем туда-сюда черные мешки, то именно его он и стал бы искать, а не старую макулатуру. Здесь многое уже обесценилось...

Я запуталась окончательно и бесповоротно, кроме того, собственная криминальная бездарность и воспоминания об аферах с лошадьми разозлили меня настолько, что о мешке в багажнике я начисто забыла. Может, Гурский и спросил бы о нем, но в этот момент бренькнул его мобильник.

Роберт больше слушал, чем говорил.

– Здесь были двое, – торжественно объявил он после окончания разговора. – Оба в перчатках, мужчины, в общем, известные мне деятели. Они, наверно, собирались пошуровать как следует, вот и задернули занавески, чтобы никто снаружи их не заметил. Дом у вас открыт для всех желающих. Ну-ка, ну-ка... Вы были на бегах. Когда кончаются скачки, известно. А вы случайно не вернулись раньше времени?

– Так получилось. Я пропустила последний заезд, не хотелось стоять в пробке.

– Значит, вам нанесут еще один визит, вы их вспугнули. Все указывает на то, что именно мешок они и искали.

– Значит, за мной действительно следили?!

– Может, оно и к лучшему, что вы не вошли в дом.

– А иначе что? Стали бы меня пытать, задавать глупые вопросы?

Гурский пропустил мимо ушей мои слова.

– Что вы знаете о бывшей жене пана Бучинского?

Вот уж про красавицу Еву я могла сплетничать сколько душеньке угодно. Перемена темы меня обрадовала, но я тут же поняла, что, по сути, знаю о Еве очень мало.