Текст книги "Колодцы предков (вариант перевода Аванта+)"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– А моду на жемчуг ввела Барбара Радзивиллува, это всем известно! – подхватила тетя Ядя. – Лакею же ничего не стоило свистнуть тот самый головной убор!

Вот так конфликт в роде Радзивиллов убедил Люцину, и она перестала сомневаться. И нас с толку сбивать.

Местонахождение бесценного сундука сомнений у нас не вызывало: он спрятан где-то в пределах усадьбы Франека. Об этом ясно и недвусмысленно свидетельствовали последние слова его отца перед смертью.

– Да, отец ясно сказал – здесь! – подтвердил Франек, не зная, радоваться ему или огорчаться. – Он несколько раз повторил «здесь, здесь». Ведь не о хуторах же он говорил!

– Здесь, но где именно? – допытывалась Тереса.

– Спрятано было давно, – рассуждал Михал Ольшевский, который, похоже, решил навеки поселиться в Воле. – Нотариусу помогал Франтишек Влукневский, человек неподкупной честности, как о нем говорилось вот в этих старинных документах. Нотариус ему доверял безгранично, так что наверняка это спрятано здесь.

– Да и конкуренты всю дорогу здесь ищут! – подтвердила я. – Потомки валом валят…

– О Господи, никто не сомневается, что здесь, но где именно? – выходила из себя Тереса.

Ответа на этот вопрос не было. Колодец раскопали, и он оказался пуст. Может, стоит теперь заняться развалинами? Хоть мамуля и утверждает, что в подвалах старого дома ничего не было, романтичные старинные руины так и манили познакомиться с ними поближе. В конце концов, не так уж много работы: расчистить вход, забраться в подвалы, внимательно осмотреть стены и пол. Итак решено – начинаем с развалин.

И тут встала новая проблема – стоит ли сообщать о наших планах милиции? Долго спорили, прикидывали и так и сяк, и решили – не стоит. Главным образом, из-за Франека. Ведь в каком он оказывался положении? Можно сказать, официальный хранитель сокровищ, значит, давно знал о том, что где-то здесь хранятся огромные богатства, и не счел нужным информировать власти? А у властей бывают иногда такие глупые придирки…

Франек был нам благодарен за такое решение, хотя благородно уж было решил явиться с повинной… Но коль скоро мы постановили оставить все дело в узком семейном кругу, он очень рад и не только разрешает разрыть на его усадьбе все, что нам заблагорассудится, но и готов всемерно помогать нам, хотя вот уже и жатва на носу.

На сей раз в работу нас запрягла не мамуля, а Тереса, смертельно обидевшаяся на Михала за высказанное им предположение, что она увезет часть польских памятников старины в Канаду. Плевать ей, Тересе, на свою часть, а сокровища она станет искать до последней капли крови исключительно из желания благородно пожертвовать их своей польской отчизне. И Тереса первой двинулась на развалины, которые, неизвестно почему, нравились ей намного больше колодца.

За один день, дружно навалившись, мы расчистили вход в подвалы, убрав оттуда целые горы мусора и камней, и, удовлетворенные делом рук своих, спокойно отправились спать. А утром оказалось, что расчищенное место опять завалено громадной грудой камней и мусора, только вчера вынутых.

Это было уж слишком! Разъяренный Казик заявил, что больше терпеть не намерен и сегодня ночью с вилами в руках устроит засаду на негодяя. Я сама готова была хоть со сковородкой устроить засаду на мерзавца, удержало меня лишь воспоминание о кошмарной роже Больницкого в колодце. После такого пропадала всякая охота входить в контакт с противником.

Мы поняли – дело осложняется, противник бдит и сегодняшней ночью не убил никого только потому, что никого из нас поблизости не было. Что же делать? Выставить охрану? Рискованно для стражи. Не выставить – значит, обречь себя на Сизифов труд. Пожалуй, зря мы не привлекли к делу силы милиции, очень бы нам пригодились сейчас крепкие вооруженные парни. С другой стороны, действия противника вселяли надежду – мы на правильном пути. Значит, тем более следует идти по этому пути, но с умом. А вдруг на следующий раз противник вместо того, чтобы мешать нам, предоставит возможность раскопать побольше, чтобы самому потом добраться до сундука? Мы как-то ни капельки не сомневались, что эта отвратительная креатура, наш противник, охотится за тем же, что и мы. За нашим сокровищем! И при этом знает о нем больше, чем мы сами.

Мысль о ночном дежурстве пришлось по-очереди выбивать из голов Казика, Михала и мамули, – слишком опасное это было дело. В целях безопасности Люцина предложила вместо часового выставить чучело – нечто среднее между огородным пугалом и магазинным манекеном. Идея нам понравилась: противник встревожится, может, даже испугается, может, решит переждать, в общем, ночь у него пропадет зря.

Вдвоем с тетей Ядей мы сделали искусственного часового, использовав для этой цели Ьолому, тыкву и старую одежду Франека. Тыква очень хорошо маячила в ночной темноте, издали – прямо человеческое лицо. Мы вторично расчистили вход, чтобы нашему чучелу было что сторожить, и отправились спать.

Наутро нашим взорам предстала ужасающая картина. Чуть свет примчавшись за коровник, мы увидели лишь бренные останки нашего чучела, – растерзанное туловище, одежда разодрана, солома разбросана, тыква размазана по камням! Мерзавец глумился над несчастной жертвой, может быть, вымещая на ней злость из-за того, что не сразу разобрался в истинной природе часового, не сразу понял свою ошибку. Не знаю почему, но останки пугала произвели на нас гораздо большее впечатление, чем настоящие трупы до этого. Видимо, подключилось воображение, но такого ужаса, как теперь, мы раньше не испытывали. Разможженная тыква, порванные портки Франека и разбросанная солома вызвали в наших рядах настоящую панику.

Немного успокаивало лишь то обстоятельство, что завалить вход полностью негодяю не удалось, он завалил лишь немного. Так что наша идея себя в общем оправдала, похоже, противник долго выжидал, пока пугало скроется, а когда обнаружил свою ошибку, на работу уже не было времени. Да, идея хороша, но только на один раз!

– Ох, не дай Бог попасть такому в руки! – вздыхал Франек, разглядывая оторванный от старого пиджака рукав.

– Послушайте! – неожиданно сказала тетя Ядя. – А почему Пистолет не лаял? То есть, немного лаял, но совсем не зло, а так вроде даже ласково. Может, это кто знакомый?

– У Пистолета вся деревня – сплошные знакомые, – с горечью заметил Казик.

– И хорошо, что не лает, – сказала я, – а то еще и собаку бы убил или отравил.

– Собаку тебе жалко, а тех, убитых, не жалко? – возмутилась Тереса, на что Люцина логично пояснила:

– Собака знакомая, а те были совсем незнакомые.

– В любом случае надо что-то предпринять, – энергично заявил Михал Ольшевский, размахивая своей любимой алебардой, которую приволок из музея, как видно, вдохновленный намерением Казика затаиться на противника с вилами. – На тыкву во второй раз он не попадется. Давайте думать! Кстати, думать можно и за работой.

Мы послушно принялись в который уже раз расчищать вход в подвалы дома предков, одновременно обсуждая методы борьбы с работягой-противником. Наши труды прервало появление Марека.

Марек привез какие-то новости, которыми намерен был незамедлительно поделиться с нами. Потрясающе, без всяких просьб, без всяких отговорок, как он это обычно делал! И если самого этого намерения еще было недостаточно, чтобы нас заинтриговать, то уж полностью заинтриговало его требование говорить в закрытом помещении, где нас никто не услышит. А ведь до этого всегда, напротив, настаивал на проведении конференции только на свежем воздухе! Кухня Франека его устроила, хотя там было и жарко, и тесновато. Разгорелся спор из-за окна. «Закрыть его – значит, совсем задохнуться», – утверждали мы, а Марек хотел его во что бы то ни стало закрыть. Пошли на компромисс – окно оставили открытым, но снаружи у окна поставили на страже Казика, которому вменили в обязанности зорко следить за тем, что делается во дворе, не крадется ли кто, чтобы нас подслушать. После всех этих таинственных приготовлений, наше любопытство достигло высот, подогревая и без того горячую атмосферу кухни.

С каменным спокойствием дождался Марек полной тишины. Потом еще послушал, не слышно ли чего подозрительного. Какая-то курица, снеся яйцо, с громким скандальным криком выпорхнула из курятника. Больше ничего не было слышно.

– Больницкий оказался настоящим, – сказал Марек, словно только и ждал победного кудахтанья. – К нему приезжал незнакомый человек, судя по описанию – прилизанный Никсон. Наговорил ему с три короба о старом фамильном кладе. Больницкий заинтересовался, хотя и не очень поверил в клад. По просьбе Никсона приехал в эти края с целью разнюхать, что и как, и тут его сразу же, с места в карьер, столкнули в колодец. Это отбило у Больницкого охоту к дальнейшим изысканиям, хотя прилизанный и очень уговаривал заняться этим. Фамилии Никсона Больницкий не знает и понятия не имеет, кто это такой. Такова официальная версия.

– Чудесно! – откликнулась я. – А какова неофициальная?

Откликнулась не только я, вопросы посыпались градом.

Мамуля: – Выходит, это прилизанный Никсон убивает?

Михал: – А Никсон не сказал, откуда он узнал о семейных сокровищах?

Тереса: – Это Никсон столкнул Больницкого в колодец?

– Молчать! – рявкнула на нас Люцина. – Не видите что ли, он еще не все выложил?

Марек попытался ответить на вопросы, начав с конца:

– Кто его столкнул – Больницкий не знает. Предполагает, что Никсон мог это сделать, но не уверен. О колодце Никсон ни слова не сказал, велел только побродить в этих краях, порасспрашивать, поприглядеться… Нет, откуда Никсон узнал о сокровищах, Больницкий не имеет понятия. Досок с колодца не снимал, когда пришел к колодцу, доски были уже сняты, он чуть не упал в яму…

– Как это «чуть»? – возмутилась Люцина. – Еще как упал!

Теперь Тереса прикрикнула на Люцину:

– Тихо!

А Марек продолжал:

– Больницкий, стоя на коленях, наклонился над колодцем и пытался разглядеть, что там внизу, даже светил туда фонариком. И в этот момент его кто-то столкнул в колодец. Нет, я сомневаюсь, что Никсон – убийца, потому что в прошедшую ночь его здесь не было…

– Так ведь в прошедшую ночь никого не убили! – удивилась мамуля.

– Как же не убили? А наше чучелко? – возразила Люцина. – Он прав, это наверное тот же самый…

– Хватит о пустяках, говори главное – неофициальную версию! – потребовала я. – Уверена – именно здесь зарыта собака.

Марек взглянул на голову Казика в окне. Казик, слушавший с разинутым ртом, нервно вздрогнул, вспомнив о своих обязанностях, огляделся по сторонам, на всякий случай посмотрел и на небо, после чего дал знак – все в порядке, ничего подозрительного.

– А неофициальная версия такова – Больницкий и сам слышал о фамильных сокровищах. Он помнил, что его дедушка не раз в раздражении упоминал о том, как его обошли с наследством. Отец дедушки, то есть прадед Больницкого, в свое время чего-то там не получил. И туманно намекал, что этого вообще никто не получил, потому что спрятано неизвестно где и предназначено каким-то родственникам. Отец деда чувствовал себя несправедливо обойденным, дед тоже чувствовал себя обиженным, а о самом кладе говорилось весьма неопределенно. То он был хорошо припрятан в безопасном месте, где должен пролежать сто лет, то клад будто бы разворовали и ничего не осталось. В раздражении дед Больницкого называл фамилию своего главного врага, но Больницкий не мог ее вспомнить, поскольку ребенком не обращал внимания на дедовы нарекания, считая их старческим брюзжанием. Потом вспомнил. Выходило, сокровища прятали от этого главного врага, которого звали… Ну, угадайте, как его звали?

– Менюшко! – крикнула, не задумываясь, Люцина.

– Правильно, Менюшко. Были в свое время какие-то трения между родом Менюшко и родом Больницких…

– Что-то не так, – недовольно сказала Тереса. – Все перепутано. То прабабушка, то вот теперь этот Больницкий, а как же было все на самом деле?

– Ох, врет этот Больницкий, – поддержала сестру мамуля.

– Ничего он не врет, – сказал Марек. – Я передаю вам то, что он вспомнил. Причем вспомнил лишь уже после визита Никсона, а до этого вообще все позабыл, о чем в детстве слышал. А тогда, в детстве, считал все жалобы деда просто проявлением старческого маразма и не придавал им значения. Впрочем, теперь, после того, как побывал в вашем колодце, решительно не желает и слышать ни о каких кладах. Он считает – все это выдумки.

– А может, только прикидывается, чтобы нас обмануть? – подозрительно спросила я. – А вдруг этот Никсон его снова сагитирует…

– Не думаю. Вчера Больницкий отбыл в отпуск в Болгарию. Я сам видел. С рукой в гипсе.

– А из воспоминаний детства он не догадался, где сокровища могут быть спрятаны? – с надеждой спросил Михал Ольшевский. – На этот счет он никаких слухов, случайно, не помнит?

Марек лишь покачал головой, ответила же Тереса:

– Насчет места так мы сами знаем – здесь, у Франека! Могли бы немного пошевелить мозгами, подумать, где искать.

– Почему только мы? – обиделась мамуля. – А ты своими пошевелить не можешь?

– Я самая младшая и прабабушку не помню.

– Глядите, какая нашлась девчушка-резвушка! – фыркнула Люцина. – Ты столько же знаешь, что и мы. Ведь никто из нас прабабушку не знал.

– А, похоже, в ней все дело, – огорченно промолвила тетя Ядя. – Ведь, насколько я понимаю, именно она запрятала сундук? Вы ее родные правнучки, подумайте, где бы спрятали вы…

Михал Ольшевский горячо поддержал конструктивную идею тети Яди. По его словам, совершенно необходимо произвести глубокий и всесторонний анализ предположительных замыслов и концепций завещательницы и ее нотариуса. Мы честно поднапряглись, но, несмотря на все наши усилия и происхождение по прямой линии от завещательницы, ничего путного придумать не могли. Тайна оставалась тайной. Что же, черт возьми, могло прийти в голову покойнице прабабке?!

Я отстаивала кладбищенскую концепцию, грустно вздыхая:

– Сокровища лучше всего спрятать в фамильном склепе. Жаль только, что нет такого склепа. Может, просто в могиле…

– Да нет же, лучшее место – развалины! – живо рассуждала Люцина. – Каждый нормальный человек замуровал бы клад в подвале старого полуразрушенного дома! И он может там лежать до сих пор, никто им не интересуется…

– Еще как интересуются! – перебила сестру мамуля.

– Но я уверена – в усадьбе прабабки тоже был какой-нибудь колодец…

– Если ты еще раз упомянешь колодец… – зловеще начала Тереса…

Добрая тетя Ядя поспешила предотвратить ссору:

– Я уверена – в усадьбе прабабушки и склеп тоже должен быть! Давайте для начала заглянем в склеп!

– Но ведь ясно же сказано – клад находится именно здесь! – возразила Люцина.

Франек по-деловому подвел итог наших рассуждений:

– Значит, вы считаете, клад может быть запрятан или в склепе, или в развалинах, или в каком-нибудь колодце. Может, вы и правы. Прятал клад наш дедушка, а уж он был хитер! Вот знать бы только, прятал он в спокойной обстановке или спешил.

– Ну и… – оживился Марек. – В спокойной или наоборот?

– Не знаю, меня там не было.

Михал задумался, наморщив лоб.

– Он был очень стар… Я говорю о нотариусе, – рассуждал он вслух. – Пани Больницкая скончалась, а нотариус остался с сундуком на руках. Помогали ему Франтишек Влукневский, ну и тот самый Менюшко…

– Менюшко! – вырвалось у Люцины.

А Михал Ольшевский вдохновенно продолжал:

– Судя по датам документов, между составлением завещания и записью, оставленной нотариусом, прошло два года. Всего два года… Сын нотариуса уже ничего не прятал и не перепрятывал, значит, спрятано было в период, прошедший за эти два года…

Люцина опять не выдержала:

– Позвольте напомнить вам об этом паршивце Менюшко…

– …который мчался по полю, – язвительно добавила Тереса. – Что ты все мешаешь? Кому какое дело до того, что он там когда-то где-то мчался?

Михал Ольшевский пытался сохранять спокойствие:

– Менюшко и в самом деле мог оказаться опасным… Может, нотариус и Влукневский знали об этом? Может, не доверяли ему? Может, торопились спрятать сундук, чтобы тот не узнал? А он подсмотрел? Недаром ведь через столько лет здесь поблизости крутился…

– Теплее, теплее… – одобрительно произнес Марек.

Я вдруг перестала слушать окружающих, мысленно перенесясь в далекое прошлое. Увидела в своем воображении поместье прапрабабушки, которого никогда в жизни не видела. Темная ненастная ночь, двое мужчин с трудом волокут тяжеленный сундук и, кряхтя, водружают его на телегу, запряженную четверкой сильных лошадей. Третий мужчина, прячась в кустах, следит за ними горящими глазами. Двое тихо переговариваются, о чем-то совещаются, кидая время от времени незаметный взгляд на третьего в кустах, потом бросаются в телегу, ударяют по коням и четверка мчится в ночную тьму… Третий тоже не дурак. Отвязывает от дерева своего коня, вскакивает в седло и мчится следом за ними…

– На их месте я бы сделала вид, что прячу клад в подвале дома нотариуса, – вырвалось у меня. – А потом, отделавшись от алчного Менюшко – не торчал бы он со своим конем день и ночь у дома нотариуса! – я бы перевезла сундук в другое место, лучше всего на усадьбу Франтишека Влукневского, а тут быстренько где-нибудь спрятала. Быстренько, чтобы вредный Менюшко не поспел… А если быстренько, то самое простое – в колодец и следы в воду…

Родичи молча внимали мне, как древней пророчице. Возражения были только у Люцины:

– Но вредный Менюшко догадался, – сказала она. – Догадался, что у Влукневского, только места точно не знал. И стал искать следы спрятанного, следов не нашел, принялся искать в наиболее перспективных местах..

– А ведь следов не осталось только в том случае, если сундук действительно спрятали в колодце! – взволнованно воскликнул Михал. – Все остальное не удалось бы быстренько замаскировать.

В кухне Франека наступила вдруг тишина. Все молча переваривали услышанное, глядя большими глазами друг на друга.

Нарушила ее очень довольная мамуля:

– А что я говорила? Конечно же колодец! Колодец наших предков!

Я набросилась на Марека:

– А ты почему молчишь? Голову даю на отсечение – ты что-то знаешь об этом!

– Может, и знаю, – ответил Марек и снова посмотрел на Казика, который совершенно возмутительно игнорировал свои обязанности часового. Парень вздрогнул, вспомнив, что стоит на вахте, исчез из нашего поля зрения и спустя минуту появился – все спокойно!

Марек продолжал:

– Кое-что я узнал от людей, кое-что – из старых записей в костелах. В давние времена многие интересные вещи записывались в костельных книгах. И если не было пожара, из этих книг много чего интересного можно было узнать. А в войну ксендзы и викарии самоотверженно сохраняли старинные книги…

– Я что-то не поняла – он узнал что-нибудь или же нет? – произнесла в пространство Тереса.

– Узнал, и мы заставим его сказать, – заверила я ее.

– А он еще не сказал? – с облегчением произнесла мамуля.

– Еще нет, но скажет! Пусть попробует не сказать!

– Так что же вы узнали? – жадно спросил Михал.

Марек перестал издеваться над нами и принялся рассказывать:

– История очень романтическая… Много, много лет тому назад к костелу подъехала телега, запряженная четверкой загнанных коней. Была глубокая ночь, бушевала буря…

– К здешнему костелу подъехала? – уточнил Франек.

– К здешнему. Из костела вышел заранее предупрежденный ксендз и быстренько освятил груз, находящийся в телеге, после чего лошади умчались в ночь. На телеге прибыли двое. Одним из них был известный ксендзу местный житель Франтишек Влукневский, который за услугу, оказанную ксендзом, пожертвовал на костел двести золотых рублей. Если бы не вышеупомянутые двести рублей, ксендз не сделал бы записи в костельной книге, а мы не узнали бы всех этих подробностей. Во всяком случае, из записи можно сделать вывод: ксендзу пришлось действовать в спешке…

– Надо же! – изумленно воскликнула я, очень гордая собой. – Ведь точно такую же сцену я только что видела в своем воображении! Четверка лошадей и темная грозовая ночь! Прямо ясновидящая из меня…

И я вкратце описала то, что мне привиделось: драматическая сцена в поместье прапрабабушки, двое в спешке волокут сундук, третий подглядывает. Четверка лошадей, даже это совпало! И даже погоду отгадала – черная грозовая ночь.

– Наша ты фамильная Пифия! – издевательски протянула Люцина. – Посадить бы тебя на треножник да окурить фимиамом, глядишь, и остальное узнаем, не придется теперь всем головы ломать.

Тереса обиженно заметила:

– Выходит, она больше всех похожа на прабабушку, а мы так не в счет, хотя и прямые наследницы!

– А ты этого до сих пор не замечала? – удивилась Люцина. – Ясное дело, Иоанна – вылитая наша бабка. Такое же отношение к домашнему хозяйству. Насчет прабабки не скажу, а вот бабка – вылитая.

Михал Ольшевский прервал наши несвоевременные рассуждения о фамильных характерах. Его интересовал клад и только клад. Он по-научному подвел итоги услышанного, и получилось – только колодец. Замуровывать в полу или стене долго, да и свежая штукатурка выдаст. В земле закопать – тоже останутся следы. Колодец, только колодец! Во-первых, концы в воду. Во-вторых, опустить легко, а вот достать – совсем наоборот.

– Нельзя исключить и третьей возможности, – добавил молодой искусствовед. – Франтишек Влукневский мог заранее вырыть какую-нибудь большую яму, или использовать картофельную. А сверху быстренько набросать чего-нибудь.

Марек был шокирован:

– И это говорите вы, специалист по древним памятникам художественной культуры! Дипломированный искусствовед! Кому-кому, а уж вам бы следовало знать, что освященных предметов в землю не зарывали! И вы все тоже знайте это! Почему я и решил рассказать вам об освящении сундука у костела в темную грозовую ночь.

– Да сколько же раз можно говорить – только колодец! – нервничала мамуля. – Ия вообще не понимаю, чего вы еще ждете?

Вот так и принято было решение приступить к раскопкам следующего колодца. Заставив Франека поднапрячься и припомнить, когда именно засыпали колодцы на его участке, мы установили, что совсем напрасно раскапывали предыдущий. Прадедушка засыпал его в те времена, когда о сокрытии клада еще и речи не было. А вот второй колодец хронологически очень даже подходил.

Естественно, в первую очередь встал вопрос о мерах безопасности. Казик категорически заявил: если засыпят вырытую им яму, он, Казик, за себя не ручается! Или кинется в деревню бить морду всем, кого встретит, или… Чтобы уберечь сдона, Франек предложил провернуть работу за один раз, пусть даже пришлось бы вкалывать всю ночь. Мы скупили в близлежащих деревенских лавках весь наличный запас удлинителей и лампочек. Монтируя электроосвещение, Михал с Казиком несколько раз вызывали так называемое короткое замыкание, причем один раз удалось погрузить в полную темноту всю деревни?. Пришлось им пересмотреть концепцию иллюминации. Мамуля не расставалась с граблями. Все подступы к колодцу она посыпала серым песочком, аккуратно его разграбив и очень обижалась на нас, если мы легкомысленно оставляли на нем свои следы.

Марек не принимал участия в подготовке к ударному ночному труду. Заявив, что ему надо сделать несколько срочных дел, он исчез в неизвестном направлении, наотрез отказавшись пояснить, о каких делах идет речь.

Трое суток занялй подготовительные работы, и вот можно было приступить к операции – «колодец предков». Операция проходила следующим образом: Франек, Казик и бесконечно счастливый Михал по очереди раскапывали колодец, поразвешенные в разных местах лампочки живописно освещали руинку и ее окрестности, а границу темноты и света охраняли все наличные бабы с электрическими фонариками в руках. Представление «Свет и звук» получилось впечатляющим, причем в качестве звука фигурировали лай деревенских собак, кваканье лягушек, кряхтенье работяг и перекличка часовых.

Темнота отличается тем, что в ней ничего не видно. После того, как скрылась луна, стало совсем темно, и в этой темноте все полно было неведомой опасности. То и дело кто-то из часовых прибегал с пугающей информацией: вон там что-то шевелится, а вон там хрустнула ветка под чьей-то ногой. Мамуля упорно твердила, что злоумышленник притаился за углом коровника. В общем, ночь прошла очень интересно.

А на рассвете разразилась катастрофа. В ней мы обвинили Казика, и основания для этого были. Ведь именно он издал вдруг могучий торжествующий вопль из глубины колодца. Услышав этот вопль, вся охрана, как один человек, ринулась к колодцу, будучи уверена, что найдено сокровище. Оказалось, совсем наоборот – воплем Казик извещал нас о том, что докопался до самого дна. Кучка камней на дне не могла скрыть сундук, так что и этот колодец оказался пустым…

Разочарование было столь велико, что мы даже и не возмущались. Молча стояли мы над расчищенным колодцем, ожидая, когда вылезет Михал. Вылез, и выражение его лица не оставляло никаких сомнений в полнейшем фиаско. Молча направились мы к дому.

Первой шла Люцина. Вот она поравнялась с коровником и вдруг остановилась, как вкопанная, уставившись себе под ноги. Мы поспешили к ней и тоже остановились, как вкопанные.

На сером песочке, старательно разравненном мамулей, четко отпечатались следы огромных мужских ботинок. Они шли в двух направлениях и, правда, уже не столь четкие, скрывались за углом коровника.

– Вот! – удовлетворенно сказала мамуля. – А вы еще смеялись надо мной! Не зря мне казалось – за коровником кто-то притаился.

Да, сомнений не было – неприятель наблюдал за нашими работами! Может, провел всю ночь, может, выжидал подходящего момента, чтобы наброситься на очередную жертву!

– Интересно, почему же он тебя не убил? – вроде бы даже с претензией обратилась Люцина к старшей сестре.

– Ты дежурила с этой стороны, можно сказать, была у него под рукой…

– А вот и нет! – с достоинством возразила мамуля. – Вовсе не под рукой. Я сидела вон там, на пеньке, а там светла

– А за коровник не заглядывала?

– Дура я, что ли? – обиделась мамуля. – Я же знала – кто-то здесь притаился, не стану же лезть ему в лапы! Это вы дуры, я же предлагала вам подкрасться с другой стороны и огреть его чем-нибудь по голове, вот теперь и кусайте локти!

Я потребовала от тети Яди немедленно сфотографировать следы злоумышленника, а сама пошла по следам. Они огибали коровник, вывели меня на дорогу и затерялись в густой траве по ту сторону дороги. Так я и не смогла определить, куда же направлялся злоумышленник

* * *

– Я боюсь, – угрюмо сказала за завтраком Тереса. – Вы все ненормальные, а он только и ждет удобного случая, чтобы нас по очереди передушить! Или… сделает с нами то, что сделал с тыквой.

– Когда мы в куче, он не нападет! – попытался успокоить Тересу Франек. – Видишь же, ночью никого не тронул. Только в одиночку не выходи на нега

– Вот только одного не понимаю, – сказал вконец расстроенный Михал Ольшевский, – зачем он нам мешает? Заваливает, пугает, убивает, а ведь мы ищем там, где ничего нет! Может, сам тоже не знает, где спрятан клад?

– Ясно – не знает, если бы знал, сам давно бы украл!

– Ох, где же теперь искать?

– Ты что, спятила? Не искать, а бежать отсюда, куда глаза глядят! Пусть он подавится нашим наследством!

В семействе наметился раскол. Одна его часть, в лице Тересы и тети Яди, стояла за спасение жизни, вторая, явное большинство, думала лишь о продолжении поиска сокровищ, игнорируя личную безопасность. Проблема заключалась лишь в том, где искать. И тут все явственнее проявлялось стремление приступить к полной расчистке развалин. Собственно, развалины оставались единственным подходящим объектом, альтернативы просто не было. В те времена, когда прятали сокровища, дома Франека еще не было, в овине проживало многочисленное семейство, а наличие большого сундука в коровнике, сарае или хлеву исключалось – незамеченным он бы не остался. Нет, перспективными были только подвалы, погребенные под развалинами!

– Поймите, ведь уже в те времена вместо дома были развалины, – горячо убеждал сомневающихся Михал. – И совсем не обязательно было замуровывать сундук, достаточно было спрятать где-нибудь внизу, а сверху насыпать кучу – просто с тех же развалин столкнуть на сундук верхние слои. Сундук не обязательно ставить в подвале, просто где-нибудь внизу.

Я сомневалась:

– Нет, такое вряд ли прошло бы незаметно. Дети уж наверняка бы обратили внимание. Они везде копаются. Покопались бы в камнях и нашли.

– Скажешь тоже! – обрушилась на меня мамуля. – По-твоему, дети какие-то бульдозеры!

Франек меня поддержал:

– Правильно говорит Иоанна, дети наверняка бы заметили. Но все дело в том, что в подвалах камней не было. Я их очень хорошо помню, подвалы оказались самыми крепкими, там все было в очень хорошем состоянии, такие своды, что выдержать могли бы еще сто лет! Все там было каменное – и стены, и своды.

– Сам же только что сказал – в подвалах камней не было, а, оказывается, там все каменное!

– Камней наваленных не было, а стены и потолки, действительно, из камня были.

– А под теми самыми подвалами больше ничего не было? Еще один этаж, ну всякие там подземелья…

Насчет подземелий Франек ничего определенного сказать не мог, мамуля тоже. Прошло слишком много времени между памятной грозовой ночью и ее детскими воспоминаниями, за это время даже кучи камней могли бы рассыпаться и уже не бросались в глаза.

Постепенно мысль о расчистке руин полностью овладела массами.

– Сами станете разбирать или наймете кого? – язвительно поинтересовалась Тереса.

– Наймем Марека, – сказала мамуля. – Он, по крайней мере, не пьянчуга…

И тут, словно из-под земли, появился Марек. С каменным спокойствием выслушал он сообщение о событиях прошлой ночи, о наших планах раскапывать развалины его руками, немного подумал и пожелал осмотреть колодец. Что ж, его право, и мы все толпой повели его к колодцу.

Марек не стал спускаться на самое дно. Его голова еще высовывалась из колодца, когда он прекратил спуск и принялся что-то рассматривать на каменной кладке старинного колодца.

– А этого никто не заметил? – насмешливо спросил он. – Интересно, куда вы глядели?

Мы пали на колени вокруг колодца, пытаясь заглянуть внутрь и отталкивая мешающие головы.

– Отойдите от колодца, вы мне свет заслоняете, – сказал Марек и спустился немного ниже, а мы, сталкиваясь лбами и мешая друг другу, пытались разглядеть что-то на стене колодца, и кричали все разом, перебивая друг друга:

– Отодвинься, мешаешь же! Забыла, куда он показал!

– Кто помнит, на какое место он показал?

– Очки! Я забыла очки!

– Есть! Вижу! – не своим голосом заорал вдруг Казик.

– Где? Где?

– Вот здесь! Видите? – и он указал на один из камней.

Теперь и мы увидели. В камне была высечена небольшая стрелка, острием направленная в глубь колодца. Не очень заметная, но внимательный взгляд мог ее заметить.