Текст книги "Не будь дурой (СИ)"

Автор книги: Иннокентий Ставицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Словно я какая-то малявка. Я сразу почувствовала себя жалкой. Ведь они наверняка не чай там пили с Игнатом всю ночь. Не знаю, почему мне стало так больно. Но я всё равно подняла листочек с пола и протянула ей со словами:

– Передайте, пожалуйста, Игнату.

Она кивнула и взяла из моих рук записку. А потом закрыла дверь. И зачем всё это? Почему я просто не могу забить? Почему обязательно нужно поблагодарить его?

Наверное, я просто слишком глупая. Наивная. Но он ведь не зря мне помогал? Правда же?

(Не)герой

Надежда. Она толкает людей на самые глупые, самые безрассудные, самые кощунственные поступки в их жизни. И всё ради того, чтобы почувствовать облегчение, ощущение, что всё это не напрасно. Чтобы утешить саму себя.

И именно это чувство двигало мной, заставляло всю ночь сжимать до побеления костяшки пальцев. Вспоминать выражение его лица. Я и сама не знала, что это было. Я знала его от силы две недели, но уже леденела кровь в жилах. Сна не было совсем. Я жаждала увидеть его. Увидеть его реакцию на мою записку. И этот маленький огонёк внутри... он не давал мне покоя. Мысли вертелись каруселью в голове, образы заставляли стучать сердце быстрее. Вот он улыбается, протягивает руку, произносит своё имя, спрашивает, как зовут меня. Говорит, что давно хотел бы пообщаться со мной. Всё это выдумано, по-детски, как влюбляются только пятиклассницы. Но я ведь и никогда не влюблялась, верно?

(Похоже, всё бывает в первый раз).

А потом я покрывалась холодным потом, и что-то легонько резалось внутри, когда я вспоминала ледяной и презрительный взгляд блондинки. И тогда возникали сомнения... Но я тут же легкомысленно отгоняла их, снова погружаясь в свои мечты. Заснула я только под утро. А когда проснулась, совсем ничего не помнила их своего сна, но у меня стойкое ощущение, что там было что-то хорошее. В зеркале на моём лице то и дело расплывалась улыбка, противореча всему моему состоянию.

Всё будет хорошо. Непременно будет. Правда же?

Я верила. До смазанных слёз, до крика, застывшего в глотке – я верила. И хотелось бесконечно кричать в пустоту, спрашивая один и тот же вопрос – всё же наладится? Он... примет меня?

– Что-то ты сегодня какая-то радостная, – ворчит мама на кухне, и даже это не может испортить мне настроения. Маме самой плохо, вот и ей не нравится наблюдать, как кто-то другой был счастлив.

А я ведь и не была счастлива. Просто на подъёме, просто с глупыми мечтами, лелеянными где-то глубоко внутри, которым я не позволю разбиться в любом случае. Я была на нервах. Ожидала чего-то нового, того, что изменило бы мою жизнь.

Я как-то дёргано пожимаю плечами и вылетаю из квартиры раньше обычного, даже не попив кофе. Руки у меня чертовски дрожат, а мысли путаются.

Вот он. На месте. Только не один. Целует вчерашнюю блондинку прямо около своей двери. Её руки обвиваются вокруг его голого торса, как удавки, и мои уши наполняются её стонами. Такими... похотливыми. А потом она отстраняется от Игната, увидев меня, и тычет пальцем:

– Вот, эта самая девочка, которая передавала тебе записку.

Её взгляд даже не презрительный – равнодушный, в них виден лёгкий интерес. Ведь она наверняка прочла её и не поняла ничего. Прочла моё излияние, состоящее всего из одного слова.

Я знаю его две недели. От силы две недели. Я говорю себе это в сотый раз, стоя на краю пропасти. Но это не помогает, какой бы разумной я себя не считала до этого. Это не помогает, когда он смотрит на меня тем самым взглядом, как будто не может вспомнить. А потом, когда в серых глазах мелькает узнавание, на губах появляется лёгкая улыбка.

Я думаю – как можно улыбаться, когда я почти за краем? И главный вопрос – как можно влюбиться только лишь по взглядам?

– Какую записку? Может быть, ты мне скажешь, птичка?

И подмигивает. В своей обычной манере. Будто не видит, как меня плющит. Будто не видит, что я от боли еле дышу, похоронив свои мечты за плинтусом.

Я что-то невразумительно пищу и бегу к лифту. Не могу здесь находиться, воздух слишком узкий, слишком... близкий к ним. Соломинка, я же за тебя цеплялась. Получается, всё не так? Дрожащими руками два раза нажимаю на кнопку и влетаю в лифт. И уже там позволяю себе сползти по стенке.

Хотела сохранить свои мечты? Подавись, Тая, грёбанной реальностью. Подавись и сломай себе шею, разбившись о холодный кафель при падении.

* * *

Я хотела его ненавидеть. Правда-правда. Честно признавалась себе, что единственное, где мы можем взаимодействовать – в лифте. Но что-то обрывалось каждый раз, когда я видела его в лифте. Он всё так же подмигивал, всё так же водил разных девушек в дом, всё так же устраивал свои чертовски громкие вечеринки. Я потеряла счёт своим мантрам. Своим попыткам вернуть свою разумность. Я летела стремительно и быстро, сгорала стремительно. Я лишь маленькая девочка, которая хочет счастливого конца, которая любит ванильное мороженое и малиновые закаты. Которая хочет любви и свято верит, что когда-нибудь её получит.

И где-то внутри всё равно сохранилась вера, что может быть, ну пожалуйста, пусть эта любовь будет от него. Даже несмотря на всё.

Я наблюдаю за облачками пара из своего рта. Холодно, чертовски холодно. Тишина, не слышно даже шума машин на соседней дороге. Посильнее натягиваю шапку на уши, тяжело вздыхая. Музыкалка. Как обычно.

Дом совсем близко. И вдруг... что-то. Просто шорох кустов. Просто какой-то низкий голос оттуда. И моя тревога нарастает. С каждым шагом идти становится всё труднее. Дыхание со свистом вырывается из груди, когда я вижу выходящих из кустов Стаса и его компанию. Всё это время они лишь прожигали меня злыми взглядами, но ничего не делали. Я догадывалась, что они что-то предпримут в конце концов.

Я на секунду прикрываю глаза. От испуга моё тело перестаёт слушаться меня, а в глазах всё как будто сужается. Я заставляю себя обернуться. И я собираюсь бежать, я действительно хочу убежать. Но некуда – часть его компашки уже перекрыла мне путь.

Мир словно замедляется. Я в бессилии кусаю ногти, глядя, как они ко мне приближаются. Пожалуйста, не надо. Мне хочется умолять. Мне хочется быть жалкой. Но у меня нет такой привилегии, потому что язык будто прилип к нёбу – и всё, что я могу – только наблюдать. Быть безучастным свидетелем, но одновременно и причиной.

– Ну что, малышка, доигралась? – Стас противненько хихикает, потирая ладони. Я сглатываю. Совсем не успеваю понять – как они оказались рядом так близко? Они окружили меня плотным кольцом. Меня тошнит от их предвкушающих взглядов.

Тошнит. Страшно. Противно. Бедная, бессильная, бесхребетная Тая. Глупо, до безобразия тупо.

– Думаешь, смогла бы просто переждать бурю?

Я по наитию закрываю глаза, начиная считать. Раз. Два. Три. Почти получается отгородиться от этого липкого страха и его голоса. Как вдруг тут появляется ещё один. Низкий, с бархатными нотками, глубокий. Подозрительно знакомый.

– Что вы здесь забыли, ребятишки? – презрительно, безразлично, словно режет ножом какую-то ткань. И он и правда словно разрезает мой миокард, до того больно это ощущается. Почему, чёрт возьми, так? Почему, чёрт возьми, стоило мне услышать его голос, я снова это ощущаю? Ощущаю, как падаю.

Мои глаза сами собой раскрываются, и я чувствую, как они увлажняются. От резкой боли, от резкой... надежды.

Да. Снова.

Стас дерзко говорит:

– Мы заняты важным делом. Обсуждаем кое-что с моей девушкой. Говорим, как любим её. Не советую вам мешать, дядь.

«Дядя» подходит ближе и тут замечает меня, зажатую в самом центре. Оглядывает их знакомым безразличным взглядом, а потом говорит, кивая на меня:

– Советую тебе получше стараться, мальчик. Твоя девушка плачет.

Я с удивлением трогаю мои влажные щёки. И не заметила, как плакала. Стас с ненавистью косится на меня, а потом на Игната. Тот стоит с таким видом, будто происходящее его совсем не касается. Не смотрит ни на кого, лишь чего-то молча ждёт. А я всё никак не могу поверить, что он здесь стоит. Ради меня. Я смотрю на него, как на своё единственное спасение, последнюю соломинку, восьмое чудо света, и в голове снова звучит голос матери.

Тая, разве ты не понимаешь? Неужели не видишь, насколько ему плевать на тебя? Неужели не видишь, насколько он не для тебя?

Я его, впрочем, игнорирую. Мне это почему-то доставляет какое-то удовольствие, вот так смотреть на него и думать о нём. Падать в этот омут. Может, всё же он моя соломинка? Пожалуйста. Пожалуйста, пусть это будет так.

Стас, видимо, решив, что-то, отзывает свою банду и, напоследок наградив меня ненавистным взглядом, уходит. Мы с Игнатом, не сговариваясь, бредём к дому. Я молчу, мне как-то неловко и странно. И совсем не больно. Я снова надеюсь. Ну что за дура?

– Спасибо, – тихо говорю я, когда мы подходим к дому. Мой голос тише шелеста ветра, но на большее меня не хватает.

Игнат, кажется, понимает. Усмехается, а у меня сердце стучит намного быстрее, когда он смотрит мне прямо в глаза. Серые, с льдинками. Я даже не могу опустить взгляд. Он меня слишком притягивает. Слишком. И я не могу сопротивляться, даже пошевелиться не могу.

– Мы незнакомы, птичка, – говорит он, а потом затягивается. Я смотрю на свет от его сигареты, который быстро потухает. Втихаря вдыхаю запах дыма. Мне это нравится чуть больше, чем слишком. – Игнат.

Он не протягивает мне руку или что-то в этом роде, но это делаю я с одним коротким словом:

– Тая.

Он со своей издевательской ухмылкой пожимает её. Я своей обмороженной кожей чувствую кожу от его перчатки, и даже сквозь это меня пронзает током, прямо как в любовных романах. И становится трудно дышать. А потом я краснею, быстро вырвав руку. Снова чувствую себя маленькой девочкой – слишком всё глупо.

Мы молчим, а я смотрю на него по-прежнему поражённо. Я чувствую себя ослеплённой. Мне хочется кричать о помощи, но, кажется, единственный, кто хочет помочь мне, стоит сейчас передо мной и выдыхает дым, глядя в пустоту. Мне хочется знать, о чём он думает. Мне всё хочется знать. И я бы спросила, обязательно бы спросила. Если бы не робость, сковавшая всё тело. Это не та, к которой я привыкла. Она... иная, почему-то нравится мне.

Он замечает мой взгляд. Смотрит мимолётом, а потом улыбается, слегка приблизившись ко мне:

– Ты должна понять, птичка, я не герой. Не нужно так смотреть на меня, словно я принц в сияющих доспехах. Я не твой рыцарь, скорее, тот, кто запрёт тебя в замке. И то, что сегодня было, всего лишь случайность.

И я внимаю каждому его слову. Даже верю ему, потому что, кажется, сам он в них верит. Я и сама знаю – это всего лишь случайность, не следствие долгой и вечной любви ко мне. Но всё равно мне хочется улыбаться, петь, смеяться, и сердце сбивается со своего ритма, когда он так близко. Я думаю даже сказать ему – слишком поздно ты одумался предупреждать меня. Надо было делать это, когда мы ещё встретились впервые. Но и тогда это мало что бы изменило.

Прости, Игнат. Ты тот человек, которому я теперь поверю в любом случае. Ты моя соломинка, даже если сам не знаешь об этом.

В пропасть

Это не больно. Скорее красиво – как тлеют в ночи угольки, как пожар сжирает лес, как цунами стирает с лица земли маленький городок. Разрушающе, но красиво. В голове у меня не было сравнений, хотя обычно я привыкла мыслить метафорами. Высокопарно, знаю, но я состояла из слов, из тех книг, которые прочитала (а их немало). Но сейчас... сейчас всё было по-другому.

Это было красиво, потому что весь мир теперь словно другой. Грязная, вонючая лестничная клетка наполнялась моим пением, когда никого больше не было. Я не слушала, когда на меня опять орала мать, я лишь кивала и думала о своём, потом почему-то забывая все мои мысли. В голове были обрывки слов, образов, фраз, которые я с трепетом готовила и превращала во что-то нежно-книжно-романтичное, но потом почему-то всё это лопалось, как воздушный пузырь, стоило мне увидеть его обычную ухмылку. А ведь ему было всё равно на мои заготовленные слова, которые я долго и кропотливо собирала в предложения, он лишь подмигивал и исчезал за своей легендарной дверью. Он уходил быстрее, чем я успевала сделать вдох и пикнуть хоть что-нибудь.

Ему. Просто. Было. Плевать.

Но меня это не волновало. Я лишь упивалась своей детской влюблённостью, лелеяла новые мечты, влетала в ураган вперёд головой, падала в пропасть с надеждой, что он поймает меня в самый последний момент. Мне это нравилось. Лететь вниз, сгорая на такой огромной скорости, разнося по воздуху свой пепел. Мне было хорошо, и даже усталость будто прошла, потому что во время занятий я думала о своём. В этой внезапной влюблённости было моё спасение от бесконечной карусели, даже если она была только с моей стороны.

Эхо шагов разносится по всему подъезду, и в них мне чудится какая-то особая музыка, ритм. Я улыбаюсь, тихонечко стуча в ладони. Свет мигает будто в такт. Я так увлеклась собой, что не сразу услышала утробное, очень знакомое рычание из дальнего тёмного угла. И очнулась лишь тогда, когда передо мной оказался чёрный доберман Алекс собственной персоной.

– Чёрт, – прошептала я, застыв на месте. Я не видела эту массивную собаку с того самого первого дня и уже позабыла тот животный страх. Но сейчас он накатил снова, и я с трудом сглотнула вязкий комок слюны. Сердце подскочило к горлу, а потом забилось в ускоренном ритме. Дело плохо, очень плохо. – Хорошая собачка, хорошая...

Я совсем не знала, что делать в такой ситуации. Обычно на улице мне удавалось обходить всех бродячих собак, я просто шла другим путём. И никогда не сталкивалась с бешеным псом вот так вот к лицу. Доберман прожигал меня своими чёрными глазками, и мышцы на его спине сокращались, словно бы он сдерживался. Он не подходил ближе, лишь всё так же рычал, и у меня было неприятное ощущение, что он просто хотел поиграть с жертвой. Жертвой была я.

Я закрыла глаза, пытаясь привести мысли в какое-то подобие порядка. Руки снова начинали дрожать, да и всё тело тоже. Собака чувствует страх человека. Мне нужно показать, что я не боюсь. Но как, чёрт возьми, это сделать, если у меня все поджилки трясутся?

– Так, я тебя не боюсь, – шептала я, проходя бочком. Доберман закрыл своим огромным телом почти весь путь до моей заветной двери. Ноги меня не слушаются, но я упорно иду.

Он смотрит на меня с любопытством, в то время как тело показывает, что он готов к нападению и ему не терпится. Дыхание со свистом срывается с моих губ, и я начинаю внутренне ликовать, потому что я почти дошла. Коленки дрожат.

Я облегчённо вздыхаю, когда прохожу мимо Алекса. И тут я совершаю мою тотальную улыбку. Я, стремясь поскорее добежать до двери, нервно начинаю бежать. Но далеко пробежать не успеваю – чувствую, как что-то схватывает меня за ногу, и я падаю. От ужаса, забившего всё сознание, я воплю во всю глотку. Боли я не чувствую – видимо, доберман ухватил меня за широкую штанину. Я, не переставая, кричу, кажется, даже горячие слёзы катятся из уголков глаз. Я бешено вырываюсь, и вот теперь уже приходит боль. Мне так страшно, что, кажется, сердце разорвётся скоро.

Вдруг вижу, как дверь соседа открывается, и из неё выходит он сам, какой-то заспанный и потрёпанный. Видимо, услышал мои крики. Он, узрев всю картину, сразу бежит ко мне и кричит:

– Алекс, ко мне! Алекс, бросить!

А потом всё исчезает. Тяжести больше нет. Я слышу, как повизгивает доберман, когда Игнат схватывает его за ошейник и тащит в свою квартиру. Я от шока не могу пошевелиться, лишь облокачиваюсь на стену и пытаюсь успокоить дыхание. Сердце по-прежнему бешено стучит в висках, и мне не верится в моё быстрое спасение. По штанине растекается кровавое пятно, и в том месте, на икре жжётся и пульсирует кровь. Мне страшно посмотреть на рану. Мне больно, но не слишком – наверное, он схватил меня не так сильно.

– Тая, – вздрагиваю, когда слышу его низкий голос со стороны. Поворачиваюсь и вижу его. На лице у него виноватое выражение. – Извини, я забыл его загнать после прогулки. Мне очень жаль, что так получилось. Могу загладить свою вину, обработав рану.

Я ужасаюсь, слыша его слова.

– Получается, бешеный доберман гулял по улице без намордника? – Мой голос звучит пискляво. В груди снова медленно собирается ужас – я ведь могла бы встретиться с ним и на улице, где меня бы не услышал Игнат!

– Алекс не бешеный, – Игнат устало приглаживает волосы и раздражённо вздыхает. Я только сейчас замечаю, что он снова без футболки. И ещё чувствую острый запах алкоголя. Теперь понятно, почему он забыл. Во рту становится горько. – Просто ты ему не нравишься.

Я удивлённо ахаю.

– Теперь я виновата в том, что ваш пёс на меня напал?

В глазах снова начинает резать от подступающих слёз. Слыша его вздох, я отворачиваюсь к стене, яростно смахивая их. Сказывался шок, похоже.

– Я такого не говорил. Давай опустим это, да, малышка? Ты не сильно пострадала, всё обошлось, значит, и вспоминать больше не стоит. Такого больше не повторится, окей? А теперь вставай, милая, и пойдём ко мне.

Сейчас его голос звучит иначе. Словно бы он успокаивает меня – ласково, тянется, словно сладкий густой мёд. В нём переливаются знакомые бархатные нотки, и от этого у меня сердце вырывается из клетки. Что-то ёкает в груди.

Он говорит со мной, как с маленькой девочкой. Словно я ничего не понимаю. И мне почему-то хочется сейчас бежать с ним на край света, не то что в его квартиру. Глупая, глупая Тая. Снова растаяла, как сахарная вата во рту.

Я еле-еле поднимаюсь, схватившись за его руку. От прикосновения сердце звучит быстрее, и я рвано вздыхаю. Он слегка ухмыляется, подтягивая меня. Я не в силах сейчас оторвать взгляд от него – золотые волосы светятся в приглушённом свете лампочек в подъезде. Когда я встаю, он пытается мягко высвободить свою руку, но я не даю ему сделать этого. Как-то дёргано втягиваю воздух носом и сильнее сжимаю его ладонь.

Не вырывайся, пожалуйста. Пойми, мне это нужно. Пойми, мне нужно чувствовать, как срывает крышу от простого прикосновения. Пойми, мне нужна моя соломинка.

И он, кажется, понимает. Ведёт меня к своей квартире, держа на руку, ничего не говорит. Лишь усмехается снисходительно. А мне, если честно, всё равно.

Стоило нам зайти в квартиру, как меня заколотило от страха. И не от банального волнения, а от настоящего испуга, что здесь где-то ходит тот самый доберман. Я встала столбом, судорожно вцепившись в его руку.

– Не бойся, птичка, – Игнат, кажется, понял меня без слов. Он легонько потянул меня вперёд. – Я запер его в комнате. Даже к батарее приковал. Тебе нечего бояться, малышка.

Вздохнув, я всё же пошла за ним. Ходить было совсем не больно, я лишь чувствовала небольшое жжение и то, как что-то липкое течёт по ноге. Я с робким любопытством рассматривала обстановку – никаких изысков в интерьере, расположение прихожей, кухни и комнат такое же, как и в нашей квартире. Зато здесь царил беспорядок, настоящий хаос, и Игнату было совсем не стыдно за него, похоже. Он посадил меня на диван, на котором валялась одежда, книги, обёртки от чипсов и много ещё чего, а сам заглянул в шкаф за аптечкой. На полу валялись многочисленные стеклянные бутылки, словно здесь была настоящая попойка. Похоже, так и было, судя по запаху.

Наконец, он вытащил какую-то коробку, а потом подошёл. Я непроизвольно сжалась, чем вызвала его лёгкий смешок. Он отпил из бутылки, которую взял с дивана, и посмотрел на меня.

– Ты храбрая девочка, не так ли? – улыбнулся он, а я не могла не улыбнуться в ответ. Сейчас он какой-то... солнечный, хотя от него и несёт алкоголем. – Не боишься, если будет немного щипать? Вытерпишь?

И снова этот тон. Только теперь я вижу, что он нарочно издевается надо мной. А когда я киваю, бросив на него быстрый взгляд и тут же уставившись на свои руки, Игнат откровенно смеётся. По моим щекам разливается краска.

Он подходит ещё ближе и садится на корточки возле моих ног. У меня перехватывает дыхание, когда он задирает мою штанину и проводит кончиком пальца по коже лодыжки. У меня словно что-то подбирается внутри, и сердце пускается вскачь, ускоряя дыхание. Мне страшно смотреть на рану, поэтому я смотрю на его волосы. Они выглядят шелковистыми, и мне так хочется к ним прикоснуться.

Игнат поднимает на меня насмешливый взгляд, когда слышит мой короткий вдох. Мне трудно дышать. Вблизи его глаза ещё красивее – пепельно-серый, чистый, кристальный. Он меня завораживал, словно гипнотизировал, и я пялилась на него, как дурочка. Я чувствую себя загнанным зверьком, когда он обхватывает мою лодыжку и чуть сжимает её.

Чёрт. Возьми. Что это за чувство в груди?

– Дыши, птичка, дыши, – шепчет он и начинает свои нехитрые махинации. Пока он промывает рану, я вдыхаю запах алкоголя, витавшего между нами. Он не отталкивал, а наоборот... притягивал.

Игнат намазывает мою рану зелёнкой, кажется, судя по ощущениям. Я слегка шиплю, но тут же замолкаю. Он начинает дуть. Боль проходит моментально, зато по коже словно пробегается электрический ток. Я снова не могу дышать. И нечаянно дёргаю ногой от переизбытка эмоций. Игнат смеётся и говорит:

– Потерпи ещё, птичка. Хорошая девочка, почти справилась.

И тут же осекается, стоит ему поднять голову и наткнуться на мой взгляд. Судя по всему, на моём лице что-то отразилось, потому что он вдруг замолкает и смотрит прямо на меня. Я дышу тяжело, рвано и мне до боли в грудине необходимо его почувствовать – неужели он не видит? Неужели, чёрт возьми, не замечает? Сделай уже что-нибудь!

Игнат встаёт на колени так, что моё лицо прямо напротив его. Я чувствую его дыхание на своей коже, ощущаю запах алкоголя и сама словно пьянею от этого. Он смотрит на меня с интересом, так, как будто я зверушка в зоопарке. Наблюдает своими слегка потемневшими серыми глазами, как я скольжу взглядом по его лицу, замечая две маленькие родинки у губ. Смотрю прямо на его красиво очерченные губы, и во рту у меня сразу пересыхает.

– Птичка, – шепчет он, ухмыляясь как-то пьяно и в своей манере слегка цинично. Но мне нравится. Я задыхаюсь, когда он пальцами очерчивает контур моих губ, а потом приподнимает мой подбородок. Я смотрю на него в нетерпении и в лёгком испуге, растерянности. Встречаю его насмешливый и затуманенный взгляд. – Ты никому не расскажешь о том, что я сейчас сделаю, малышка?

А потом он меня целует. Сначала слегка касается моих приоткрытых губ своими, и я теперь уже чувствую на них вкус коньяка. Сердце у меня делает кульбит, и я выдыхаю ему прямо в губы, чувствуя, как от робости сжимает грудь. Мне чертовски страшно, а ещё меня колотит от дикого непонятного мне желания. Игнат что-то хрипло бормочет, и это похоже на рык, а затем углубляет поцелуй. Он невесомо касается моей талии, притягивая ближе к себе. Я же вцепляюсь ему в волосы, когда он раскрывает своими губами мои, и его язык проникает в мой рот. Неистово, слегка грубо. Но я схожу с ума от этой страсти, мой разум затуманивается, отдавая место чему-то другому.

Желанию.

Я схожу с ума. Я не знаю, что делать, ведь со мной это впервые, но сама крепко прижимаюсь к нему. Касаюсь пальцами разгоряченной кожи на его плечах, спускаюсь к кистям. Смущение полностью прошло, и я на уровне интуиции отвечаю на его поцелуй. Неумело, несмело, но ему, кажется, нравится. Игнат рвано дышит мне в рот, смешивая наши дыхания.

Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем Игнат первым отстраняется. Мне почему-то так невозможно посмотреть ему в лицо, но я слышу, как он снова усмехается.

– Совсем ещё маленькая, – говорит он, проводя пальцем по моей красной щеке. Я, наконец, поднимаю взгляд и тут же привычно замираю. Я чувствую себя кроликом перед удавом. Он хищно облизывает губы, и я не могу отвести взгляда.

И тут я не выдерживаю. Отталкиваю его и выбегаю в прохожую, слыша его мягкий смех сзади. Я дрожащими руками схватываю куртку, натягиваю сапоги и выбегаю в лестничную клетку. Холодный воздух ударяет мне прямо в разгоряченное лицо, и я наконец могу позволить себе вдохнуть.

Сбежала, как маленькая девочка. Позорно не смогла смотреть ему в глаза после первого поцелуя. Не смогла чувствовать это смущение.

Но даже несмотря на это, по моим губам, на которых всё ещё чувствовался вкус коньяка, расползалась счастливая улыбка.

Принцесса и людоеды

Тогда я сбежала, но в итоге снова пришла сама. Как смешно и глупо. Он не искал поводов встретиться со мной, я же сходила с ума, падая в одну и ту же бездну. И когда я увидела на грязном полу чёрную кожаную перчатку, так знакомую мне, я ни секунды не раздумывала.

Сердце гулко стучит в груди, пока я стою напротив его двери. Рука с перчаткой дрожит, и я посильнее прижимаю её к груди, делая вдохи через раз. Я трусиха. Из-за двери доносятся крики и громкая музыка. Меня совсем не ждут. С одной стороны мне горько, а с другой... мне так хочется туда.

Пока я стою и лелею свои страхи, дверь распахивается снова, и из неё выходит стройная девушка в короткой юбке и сигаретой в руке. Она ухмыляется и смотрит как-то ожидающе. Я же словно воды в рот набрала, щёки краснеют.

– Эй, Ленок, ты куда собралась? – слышу знакомый низкий голос, только сейчас он звучит как-то развязно, пока Игнат просовывается в дверную щель. И вот тут он замечает меня. Меня сразу бросает то в жар, то в холод, пока он ухмыляется. И эта ухмылка так напоминает ухмылку этой девушки, что мне становится нехорошо. Я не могу понять, что она обозначает, и от этого ещё хуже.

– Птичка, ты чего пришла?

– Я... вы перчатку потеряли, вот я и хотела... – пищу я, протягивая ему треклятую перчатку. Мне хочется провалиться сквозь землю, пока он осматривает меня с ног до головы, изучая словно дикую зверушку, а потом наконец забирает перчатку. На секунду касается моей холодной кожи своими тёплыми пальцами, и я с шумом втягиваю в себя холодный воздух.

Глупая. Бросив быстрый взгляд на девушку, я вижу, что теперь она наблюдает за мной с любопытством. Вот теперь мне следовало бы уйти. Я отдала перчатку, и меня совсем не ждут... но я не могу. Я стою и ловлю с открытым ртом насмешливые взгляды Игната, всё жду чего-то.

– Это всё? – словно сдерживая смех, спрашивает Игнат. Я вижу, как его рука скользит по бедру девушки, и на меня накатывает тошнота. Я не хочу смотреть, но и отвести взгляда не могу.

– Да... я, пожалуй, пойду, – задушенно испускаю я, чувствуя себя кроликом перед удавом. Я хочу повернуться и уйти, правда. Мне претит стоять и смотреть на это. Но не получается.

– Игнат, а пусть она зайдёт к нам, – неожиданно говорит девушка и сбрасывает руку Игната. Тот недовольно морщится, но всего лишь на секунду. Говорит мне подождать, окинув меня снова каким-то непонятным взором, а сам заходит в квартиру, уводя за собой девушку. Дверь они не закрывают, и я даже сквозь басы слышу некоторые обрывки фраз: «малолетка», «тюрьма», «мама». Нетрудно догадаться, о чём идёт речь, и от этого мне лишь становится хуже.

Но уйти я не успеваю, потому что после недолгих переговоров, которых я уже не слышу, Игнат выходит и опирается на косяк, глядя на меня сверху вниз. Я хочу отвернуться и сказать что-нибудь, но в глотке застревает ком невыплаканных слёз и горьких слов. Но я ничего не говорю, конечно же. Игнат снова улыбается своей улыбочкой, такой знакомой и сжимающей моё горло.

– Ну что, малышка, готова повеселиться по-взрослому? – он обволакивает меня своим шёпотом, наклоняясь ко мне. Разум подёргивается туманной дымкой, и я всё забываю. На секунду в сознании мелькает мысль о том, какая же я дура, но я тут же отгоняю её. Мне хочется лишь только смотреть в его серые глаза и слушать его голос. – Только не вздумай говорить мамочке.

Меня почему-то захватывает азарт, когда он отстраняется, пропуская меня. Я хочу, хочу туда до безумия, хоть и боюсь. Игнат словно видит это и подмигивает мне. Мне сразу становится легче, и я, движимая чем-то большим, чем любопытством, поддаюсь искушению и вхожу в квартиру.

Это мне кажется совсем другим, новым и неизведанным миром, который существовал параллельно с моим маленьким и уютным мирком, но о котором я ровно ничего не подозревала. А сейчас вдруг открыла. И, знаете, мне это понравилось. Меня заворожило абсолютно всё – запахи алкоголя, потных тел и чего-то ещё, витавшие в плотном и горячем воздухе; звуки орущей толпы, бьющей по ушам музыки. Я уже была в квартире Игната, но сейчас всё как будто совсем по-другому. В гостиной, которая стала словно больше, почти совсем темно, а от обилия веселящихся и орущих людей нечем дышать. Моя верхняя одежда каким-то образом исчезает с меня.

Я задерживаю дыхание, продвигаясь в толпу, словно слепой котёнок, то и дело натыкающихся на больших людей. Мне хочется зажмуриться, но глаза у меня широко раскрыты. Смех звучит везде. Я не боюсь. Совсем. Я словно себя не контролирую; мне хочется всего и сразу. Я не стесняюсь людей совсем, и из головы вылетает всё – репетиторы, домашка, мама. Храбрости мне придаёт горячее прикосновение к моей спине, оно согревает, пуская табуны мурашек по коже. Я знаю, чьё оно. Мне хочется обернуться, но в этом есть какой-то шарм, ощущать его прикосновение, знать, что он здесь, но не видеть его.

И поэтому когда он исчезает, я чувствую себя потерявшейся. Я даже не успеваю понять, как мне становится слишком холодно, даже среди всех этих горячих людей, просто от пустоты хочется кричать. Меня метает в разные стороны, и даже физически становится плохо. Я упустила свой маячок, и теперь в темноте не знаю куда идти. Вокруг меня столько незнакомых, а я ведь маленькая, всего лишь маленькая девочка, которая хочет, чтобы её прижали к груди и сказали, что делать. Сказали, что никуда меня не отпустят и вообще «давай сбежим отсюда».

Больше всего я желаю сбежать на холодный воздух. Но я потеряла, где дверь. А ещё я потеряла Игната, и это меня наполняет жгучим отчаянием почему-то. И я должна, должна найти его, даже несмотря на кружившийся перед глазами мир и огромный комок в горле. Я не нахожу его. Отчаяние всё ещё не покидает меня, но сама я как-то незаметно падаю на пустой диван, сложенный в углу. Мне почти удаётся вдохнуть, как вдруг диван прогинается под весом кого-то ещё.

– Что это за маленькая, сладкая принцесса пожаловала в скопище людоедов? – я вздрагиваю, когда слышу мелодичный низкий голос прямо у себя над ухом. Тут же отскакиваю в дальний угол дивана, по-детски прижимаю кулачки к груди, в которой испуганно колотилось сердце. Я ведь одна на взрослой вечеринке, а мне мама говорила, что со мной могут сделать... Но мне тут же становится как-то неловко и стыдно за свои подозрения, когда парень не делает попытки придвинуться ко мне и лишь тихонько, но очень красиво смеётся. Мягко, низко, и это почему-то внушает доверие. – Серьёзно, малышка, не боишься быть съеденной?