Текст книги "Эдем в подарок"

Автор книги: Инна Зинченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

Глава 4
Тревоги и сомнения

Субботнее утро началось не по субботнему паршиво. Конечно, теперь выходные не играли для меня никакой роли, но сказывалась привычка. Так вот эта суббота превратилась для меня в настоящий кошмар. Меня тошнило так, что, просидев час в обнимку с унитазом, я ещё радовался тому, что не выблевал свой желудок. Но этим дело не ограничилось, меня швыряло из стороны в сторону так, словно я находился на палубе корабля во время сильнейшего шторма. Создавалось впечатление, что основательно перепил.

– Блин, что за дрянь такая?! – Удивился я сам себе. – Ведь трезв, как стёклышко.

Держась за стены, я направился к телефону. Обнаружилось ещё одна неприятность – все цвета и краски стали вдруг ненормально яркими, даже серый цвет, уж на что нейтральный, резал глаз. Я уже не говорю про звуки! Тиканье часов выводило из себя. Оказывается, не зря в ушах есть и молоток и наковальня! Теперь какой-то полоумный кузнец орудует там вовсю, пытаясь свести меня с ума.

– Кому неймётся в такую рань? – Услышал я в трубке бас Толика.

– Толян, Надюху позови, – жалобно попросил я.

Я понимаю, что наши странные отношения могли бы кого угодно привести в замешательство, но сам уже давно ко всему привык. Меня совсем не удивляло то, что два мужика делят между собой одну женщину и при этом остаются в хороших отношениях. Просто женщина нам попалась такая, что её постоянно хочется передать кому-то третьему, чтобы потом посыпать голову пеплом и жалеть о том, что не смог удержать.

– Надька там твой второй муж звонит, – в трубке послышалось лошадиное ржание, а потом звонкий шлепок – это Надюха съездила Толяну по роже. Когда он трезвый она может себе это позволить.

– Ну, что ещё? – Не размениваясь на приветствия, спросила Надежда.

– Надь, а что надо делать при отравлении? – Жалобно спросил я.

– Ты опять нажрался просроченных йогуртов? Сколько тебе раз говорить, чтобы смотрел на срок годности?!

Много раз она мне это говорила, но я почему-то постоянно это забываю. Но на этот раз просроченный йогурт не при чём. Отравился я чем-то другим. Попытался вспомнить, что ел накануне, но ничего подозрительного вспомнить не смог.

– Надь, что мне делать?

– Надо промывание желудка делать, – безапелляционно заявила она. – Нагрей побольше воды, дай ей остыть и потом пей до посинения.

– Я уже посинел, – глядя на себя в зеркало, констатировал я. – А промывать там уже нечего. Я выблевал всё, кроме собственного желудка.

– Тогда выпей активированного угля и побольше.

– У меня его нет.

Надька шумно вздохнула.

– Сходи и купи, надеюсь, поноса у тебя нет?

– Пока нет, но, что дальше будет, я не знаю. Но дело не в этом, я ходить не могу…

– Парализовало что ли? – Испугалась Надюха.

– Да нет, шатает меня, колбасит из стороны в сторону, – терпеливо объяснил я. – Сил нет! И запахи стали какими-то слишком уж противными.

– Всё ясно, – безжалостно хихикнула Надька, – ты беременный! Купи в аптеке тест на беременность.

Вот сволочь! Человеку плохо, а она глумится! И эту женщину я почти любил! В голове что-то взорвалось, в желудке наоборот съёжилось.

– Надь, может, ты мне принесёшь этот уголь, а? – просительным тоном заканючил я, закрывая глаза, чтобы свет и цвет не причиняли мне боль.

– Ладно, – наконец сжалилась она, – пришлю к тебе Толяна, пусть немного проветрится. Как же вы меня оба достали?! – В её словах прозвучала искренняя усталость и разочарование.

Дальше я услышал возмущённое ворчание Надькиного супруга, что-то на тему: «Это ваши проблемы, сами и разбирайтесь, а у меня скоро футбол».

Говорят, что в мире где-то существует мужская солидарность… Не знаю, но точно могу сказать, что футбол и пиво Толян не променяет ни на что! Даже если бы ему сказали, что мой дом охвачен огнём и я вот-вот сгорю заживо, ему бы в голову не пришло бежать меня спасать, потому что «футбол»! А я, между прочим, на целых полтора года избавил его от Надькиных издевательств! Никакой благодарности.

– Нет, дорогой, ты пойдёшь! – Услышал я Надькин голос, источающий яд. – Ты сделаешь то, что я тебе сказала!

Когда он появился, я уже собирался тихо отойти в мир иной, настолько мне было плохо. Взглянув на меня, Толик сразу посерьёзнел, шутовское настроение слетело с него, как тополиный пух.

– Да-а-а, – протянул он сурово, – хорош! Краше в гроб кладут. Чего ты тут успел наклеваться?

– Не знаю, – признался я тусклым голосом. – Блин, Толян, я, наверное, сдохну сейчас.

– А помирать нам рановато, – пропел он, чудовищно фальшивя, – есть у нас ещё в жизни дела. Ничего, Лёлик, мы тебе не дадим умереть! Вот!

Он высыпал на стол кучу упаковок с таблетками. В основном это был активированный уголь, но встречались и другие, мой внимание привлекло что-то длинное, непонятное.

– А это что? – Поинтересовался я.

– Тест на беременность, – заржал он и тут же взял себя в руки. – Извини, решил приколоться, я же не знал, что тебе на самом деле так плохо. Это я Надюхе принесу, может пригодиться.

Он с интересом разглядывал меня и лицо его становилось всё суровее и суровее. Я понимал, что выгляжу не фонтан, но, судя по выражению его лица, я вообще мало чем отличался от свеженького покойника.

– А, что, – спохватился он и принялся шутить, – красивый зелёный цвет. Теперь твоё лицо хорошо гармонирует с обоями.

Мне хотелось его придушить, но я опасался лишний раз пошевелиться, чтобы не вызвать очередную бурю в желудке. Что-то полоса у меня пошла не просто тёмная, а чёрная до антрацитового блеска! Если уж не везёт, так уж по полной программе! Если уж непруха, так уж чтобы по всем фронтам, чтобы ни вздохнуть, ни пёрднуть! Но самое противное в том, что все мои чувства настолько обострились, что жизнь превратилась в ад. Запахи! От них никуда не денешься, они везде. Сейчас я бы мог работать розыскной собакой.

– Ты пиво пил? – Спросил я.

– Да так, совсем чуть, неужели унюхал? Блин, ну ты даёшь!

– Если бы только это, – вздохнул я, – а ещё свет, звуки и осязание. Насчёт вкуса не знаю – не могу ничего есть.

– Да, хреново тебе, – согласился Толик, – у меня бы тоже были бы от всего этого красные глаза. Слушай, а ведь и вправду красный и зелёный плохо сочетаются.

Толику можно простить много, чувство юмора у него весьма своеобразное и не отключается никогда. Даже на похоронах близких родственников, он умудрялся шуточки отпускать, правда, я не знаю, что при этом творится в его душе, просто стиль такой у человека. Понять, когда он шутит, а когда серьёзно говорит невозможно!

– Ладно, Лёлик, всё будет нормально, – попытался успокоил он меня. – Вот тут какая-то дрянь, левомицетин называется, Надька сказала, чтобы ты это выпил.

– Яд? – Спросил я грустно.

– Не, всего лишь антибиотик, – успокоил Толик, – яд бы Надюха сама принесла, мне бы она такое дело не доверила.

Вот они мои друзья и любимые! В беде не оставят и умереть достойно помогут! Я могу ими гордиться.

– Слушай, Олежек, ну, если так хреново, то, может, тебе Надюху прислать? – С тайной надеждой спросил Толян.

Я представил, что она опять появится здесь. Это значит, её голос будет разрывать мой мозг на клочки, а ещё эти её духи… Учитывая моё нынешнее состояние, пережить это я не смогу.

– Спасибо, я знал, что ты – хороший человек, но не надо! Я уж как-нибудь сам справлюсь, – вежливо ответил я. – Не так уж смертельно я болен, бывало и похуже.

Толик понимающе закивал. Ему ли не понять меня, он с Надюхой прожил поболее моего и знает на что она способна. Надо быть деревянным или чугунным, чтобы терпеть её бесконечные придирки.

– Слушай, а вдруг это у тебя холера, дизентерия или вирус какой-то? Говорят, что иногда в водопроводных трубах обитает всякая мерзость, – вдруг заявил он и опасливо попятился от меня. – Врача по-любому звать надо. С заразой этой, чем раньше начнёшь бороться, тем лучше.

Эти слова обрушились на меня, как холодный дождь. Точно! Вирус! Как я мог это забыть? Это он – подозрительный ВВВ. И ведь Белёк предупреждал, что первую неделю или две мне будет плохо! Но он, гад, не уточнил, что настолько плохо! Я даже застонал, представив, что ещё две недели мне предстоит всё это терпеть. Мой организм на такие перегрузки не рассчитан, я не инопланетянин! Это, может, им все по фонарю, что ВВВ, что чума бубонная – без разницы. Я закрыл глаза и простонал:

– Всё, Толян, спасибо тебе. Я хочу немного отдохнуть.

Он меня понял, кивнул и радостно засобирался домой – навстречу футболу и пиву. На пороге остановился и проникновенно сказал на прощанье:

– Если будет совсем плохо, то звони, не смущайся.

Ну, смутить меня сейчас будет трудно.

Интересно, это все сюрпризы, которые мне преподнесёт ВВВ? Наверное, неделю я смогу продержаться, но больше – вряд ли. Ну, Белёк, ну, сукин сын! Разрисовал мне тут радужные перспективы, наобещал золотые горы, а вот то, что мне придётся в морской узел тут завязываться, об этом скромно умолчал, гадёныш! Главное, чтобы никаких новых неожиданностей эта дрянь мне не преподнесла. А то ведь от него можно ожидать чего угодно. Вдруг следующим этапом будет облысение или провалы памяти или я покроюсь здоровенными гнойниками… Моё больное воображение услужливо нарисовало мне страшную картинку. Вообще-то, выжить можно, надо только беруши купить и тёмные очки надеть, а вот с запахами придётся смириться. И вот ещё что…

Белёк не стал заморачиваться на то, чтобы объяснить мне, как же надо управляться с этим вирусом, когда он, наконец, уютно устроится в моём организме. Что мне теперь с ним делать? Ладно, фиг с ним, если я выживу, то мне будет достаточно и того, что он станет защищать меня от своих сородичей – всяких-разных микробов и вирусов. Дополнительная иммунная система лишней не бывает.

Неделю меня выворачивало на изнанку, выкручивало, как мокрое бельё и, казалось, что не будут этому ни конца, ни края. Я уже так привык обниматься с унитазом, что, похоже, теперь, как порядочный человек, просто обязан буду на нём жениться, когда это всё, наконец, закончится! А, что, он уже весь белый – не надо тратиться на свадебное платье. Потом мне стало немного полегче. Тошнота и рвота отступили на задний план, но все чувства обострились ещё больше. Я начал понимать собак: как же им трудно жить в мире, где столько запахов и не все они приятные! Тёмные очки и вата в ушах немного облегчали жизнь, но есть я по-прежнему ничего не мог. Теперь живот мне сводило не от тошноты, а от голода. К этому я просто не привык. Однажды попытался пожарить себе яичницу и тут же рванул на свидание с унитазом – запах омерзительный! Как я раньше этого не замечал?!

Однажды заявилась Надюха, окинула критическим взором моё убогое жилище, потом меня самого, нет, чтобы наоборот, и заявила:

– Лёлик, твой внешний вид меня напрягает! Это похоже на шантаж!

– В смысле? Не пойму, о чём ты.

Надежда достала из сумочки маленькое зеркальце и поднесла к моим очкам.

– Посмотри на кого ты похож! – Воскликнула она возмущённо, как будто я специально так жестоко над собой поглумился. – Ты просто вылитый Васисуалий Лоханкин! Как только я от тебя ушла, ты принялся болеть. Мне кажется это подозрительным. А тебе?

Ну, ничего себе у девицы самомнение! Мне бы, мужику неотёсанному, такое объяснение моего плачевного положения в голову не пришло! Значит, она думает, что я просто давлю на жалость и хочу её вернуть? Размечталась, наивная! Язык мой по-прежнему прилипал к нёбу, голос немного сел за это время, но я выдавил из себя сакраментальное:

– Надя, ты ещё помнишь, куда я тебя тогда послал? Так вот, дорогая, иди туда! Бегом! Иначе я за себя не ручаюсь. Мне слишком плохо, чтобы с тобой тут миндальничать!

На душе у меня было тяжело и грустно. А ведь я считал их почти семьёй! Сволочи они, а не семья! Никакого понимания, никакого сочувствия. Нашла, гадюка подколодная, Васисуалия Лоханкина! Как будто я не мог заболеть просто так, сам по себе? Я ведь не железяка какая-нибудь.

– Не хами, Лёлик, не надо, – попыталась успокоить меня она. – Я не хотела тебя обидеть. Вырвалось. Тем более, что ты, по-мему, действительно болен…

– Иди, Надя, потому что, как человек больной, я не отвечаю за свои действия, – прошипел я зло.

Озадаченная Надька попятилась к двери, ощутив каким-то шестым чувством, что на этот раз я не собираюсь сдерживаться и вполне возможно, впервые в жизни подниму руку на женщину. Битая и не раз своим благоверным, она надвигающуюся опасность чувствовала загодя. Я принюхался и понял, что же меня в ней так раздражает – чёртовы духи! Раньше они мне нравились, но не сейчас.

– Олежка, ты бы вышел, подышал свежим воздухом, – примирительно начала она, – а я тут пока у тебя уберусь.

Глупая овца! Как я ей объясню, что для моего обострившегося обоняния городские запахи, весь этот её «свежий воздух» – самая настоящая пытка?! Видя, что её слова до меня не доходят, Надюха сделала поспешные выводы:

– Всё ясно, ты просто ушёл в запой!

Боже, как у неё всё просто! Хотел бы я, чтобы и в моей жизни всё так было! А тут свалились на мою голову инопланетяне в охапку со зловредным вирусом и нет мне спасения нигде!

– Не пил я, – мрачно ответил я.

– Да я по твоей роже вижу, – осмелела Надежда. – Сколько тебе раз повторять: не умеешь пить – не пей!

– Правильно, не умею, – согласился я, – но я учусь! Учиться никогда не поздно. Эту науку я обязательно освою.

Спорить с ней бесполезно, если эта женщина что-то вбила себе в голову, то теперь будет стоять на своём до последнего! Мне ли не знать её повадки?

– С тобой трудно разговаривать, – сказала она, – я ухожу, но обязательно на днях наведаюсь.

Ну, прямо не женщина, а Карлсон какой-то: он улетел, но обещал вернуться. Я даже рассмеялся такому сравнению и это её обидело больше, чем, если бы я разразился матерной тирадой. Громко хлопнув дверью, Надюха покинула мой дом, бросив на прощанье:

– Придурок неблагодарный! Запомни, Лёлик, теперь, даже если ты надумаешь умирать, мне не звони. Я даже на похороны к тебе не приду. Хотя, может и появлюсь, чтобы плюнуть на твою могилку.

В её словах была доля истины и я точно знаю, что ещё не раз пожалею, о том, что так по-свински обошёлся с человеком, который вполне искренне, хотя и немного навязчиво, заботится обо мне, но выносить этот приторно-сладкий, бьющий в нос, запах её духов я больше не мог.

«Есть женщины в русских селеньях, – подумал я, – которые и табун коней замордуют и все избу в округе подожгут! Надежда из таких вот неугомонных!».

После её ухода я распахнул все окна, чтобы невыносимый запах поскорее выветрился. Зачем только они поливают себя этой зловонной жидкость? И почему мне раньше это нравилось? Вопросы без ответов. Вся моя жизнь – это одни сплошные вопросы без ответов. Кто-то утверждает, что, всё, что ни делается – к лучшему, но каждый раз я убеждаюсь в обратном. Чтобы ни происходило в моей никчёмной жизни, неотвратимо вело меня в какую-то глубокую и тёмную пропасть. И просвета, видимо, я никогда не дождусь. Даже это, казалось бы, настоящее чудо – встреча с настоящим инопланетянином и та обернулась для меня невыносимой пыткой. Нет бы, рассказал мне что-нибудь полезное, важное, что-нибудь, что реально помогло бы мне как-то выжить в этом бурном море, именуемом жизнью! Он решил, что мне не хватает только инопланетной заразы, чтобы, наконец, решиться накинуть себе петлю на шею и больше не мучится самому и не мучить других. Я даже задохнулся от жалости к себе и вдруг обнаружил, что стало значительно легче. Запахи, хоть и оставались слишком сильными для человеческого носа, но уже не раздражали так, как раньше. Я снял тёмные очки и обнаружил, что и с цветами та же история. Или я начинаю привыкать к своему бедственному положению или этот ВВВ ослабил свою хватку.

На сковородке шкварчала яичница из шести яиц и запах её не вызывал у меня больше никакого негатива. Истосковавшийся по еде желудок пускал слюни и требовал срочно его накормить. Даже заплесневелая буханка хлеба была для меня теперь в радость. Я старательно срезал плесень и понюхал серую горбушку – запах, как запах, ничего сверхестесственного. И, наверное, я бы чувствовал себя почти счастливым, если бы не ожидал очередного подвоха. Ну, не верю я, что эта дрянь меня так просто отпустит. Белёк говорил, что это будет продолжаться одну – две недели, Чтож, у меня должна быть ещё целая неделя пыток, иначе со мной не бывает! Если что-то и происходит в моей жизни, то только по самому плохому сценарию – такова моя горькая участь.

И всё же, что-то во мне изменилось и эти перемены относились скорее к душе, нежели к телу. Желание жалеть себя мгновенно исчезло, а вместо него появилась подозрительная уверенность в своих силах и даже в светлом будущем, что мне совсем уж несвойственно.

Когда-то какая-то бабка-гадалка сказала моей маме, что у меня будет очень тяжёлая судьба и на хорошее рассчитывать мне не стоит. Как выяснилось, моя мама, будучи беременной мной, перешла дорогу похоронной процессии, чем обрекла меня на вечное невезение. А ещё, как объяснила маме эта гадалка, я родился в неудачный день – есть такие дни в году. Их не так уж много, но мне «сказочно повезло» появиться на свет именно в такой вот проклятый день! Во все эти бредни я никогда не верил. И, помнится, веселился, когда мама выискивала яйцо из-под чёрной курицы, чтобы снять с меня это проклятье. Оказалось, что для городского жителя задача эта почти неосуществимая. Яиц завались, но какое из них снесла именно чёрная курица, разобраться невозможно. Как мог я пытался успокоить мою перепуганную мамочку. Вскоре она и сама оставила эту затею, разочаровавшись во всех этих магических делах. Но всей своей дальнейшей жизнью я доказывал правоту той бабки, которая предсказала мне судьбу неудачника и порой мне приходилось наступать себе на горло, чтобы не поехать к маме в слезах и соплях, выяснять чудодейственный рецепт избавления от напасти. Скептик в душе потихоньку уступал место мистику – жизнь заставила.

– Слышишь, ВВВ, или как там тебя, – начал я беседу с таинственным обитателем моего измученного организма, – если ты набираешься сил для нового рывка, то погоди немного, дай хоть поесть спокойно.

В ответ я, конечно, ничего не услышал и немудрено, сомневаюсь, что оно вообще способно разговаривать, что бы там ни говорим мне Белёк.

Потом я вошёл во вкус и выгреб из холодильника всё, что там было. Не заботясь о сроках годности, я умял и зловредные просроченные йогурты, и подозрительного зеленоватого цвета варёную колбасу – сам не мог вспомнить, когда я её купил, одним словом всё, что попалось мне на глаза. Таким образом я решил проверить, как мой «квартирант» отреагирует на такую явную угрозу. «А, – успокаивал я сам себя, – всё полезно, что в рот полезло!».

– Ну, – смеясь спросил я, – как оно тебе, а?

В ответ, конечно, тишина. Обидно, мне бы очень хотелось, чтобы появилось это дрожащее облачко, которое потом превратится в мою точную копию! Интересно было бы побеседовать с самим собой вот так запросто, без затей.

Я подошёл к зеркалу и обнаружил, что моё лицо вновь приобрело нормальный человеческий цвет. И, хотя круги под глазами никуда не исчезли, но это дело времени. Свежий воздух и здоровое питание быстро приведут меня в норму! Когда пытка закончилась, мне хотелось думать о тех радужных перспективах, которые нарисовал Белёк, но что-то мешало. И вскоре я понял, что именно.

Всё хорошо, но я понятия не имею, что мне теперь с этим добром делать. У меня есть нечто невероятное, замечательное, – в это я верил свято, – а я не могу разобраться, как этим воспользоваться. Настроение слегка испортилось, но не настолько, чтобы я потерял зародившуюся во мне уверенность в том, что жизнь прекрасна и удивительна, а завтра она будет ещё лучше. «Ничего, – успокаивал я себя, – разберусь. Буду действовать методом научного тыка. Рано или поздно, но что-то должно получиться!».

Ночью я пытался как-то вытащить из себя ВВВ, но безрезультатно, никакого общения не получалось. Хитрый вирус никак не желал себя проявлять. Хоть бы слово доброе сказал, тварь бессловесная! У меня, помнится, в детстве был волнистый попугайчик Жорик, так у того был богатый словарный запас, правда, слова эти в основном были матерные за редким исключением. Но ведь говорил же! Я вспомнил покойного Жорика. Зелёный такой, с жёлтыми щёчками. Веселый был, постоянно третировал гостей своей нецензурной бранью. Мама краснела и оправдывалась: «Не знаю, откуда у него это, у нас в семье никто не знает таких слов!». Ну, это она сильно искажала действительность, потому что все, кроме неё прекрасно владели этим жанром словесности и более того, материться Жорика научил я, просто ради хохмы. Кота нашего Урку, Жорик вежливо приветствовал: «Ну, здравствуй, здравствуй, кот блохастый!», чем доводил Урку до безумия. Несколько раз котяра покушался на жизнь наглой птицы, но безрезультатно и в итоге потерял к нему интерес. Мы так думали, что потерял, на самом деле Урка оказался хитрее. Он просто умело имитировал равнодушие и строил коварные планы. Когда он усыпил нашу бдительность настолько, что мы стали выпускать Жорика полетать по комнате. И вот как-то мы услышали душераздирающие вопли. Бедный попугай нещадно на кого-то матерился, правда, недолго. Когда мама вбежала в комнату, изо рта Урки торчало лишь несколько зелёных перьев – даже похоронить было некого. Впервые наш котяра был бит, обычно он отделывался лишь нравоучениями. По-моему, он так и не понял, за что с ним так жестоко обошлись.

– Ну, здравствуй, здравствуй, кот блохастый, – вдруг явственно услышал я и вздрогнул от неожиданности. Мне показалось, что невинно убиенный Жорик вновь где-то здесь. – Чего, хрен моржовый, морж хреновый, притаился?

Я вскочил и включил свет. На спинке кровати действительно сидел мой попугай, погибший в пасти Урки лет около двадцати лет назад! Я остолбенел. Ну, люди – зомби – это понятно, а вот про попугаев я такого не слышал! Дурацкая мысль о том, что передо мной всего лишь призрак покойной птицы не давала мне покоя.

– Жорик, это ты? – Чувствуя себя полным идиотом, спросил я.

– Жорик – это я! – Торжественно ответила птица.

– Ты же умер, тебя Урка сожрал!

Кажется, мои страдания не закончились, только теперь я просто тихо схожу с ума. Жорик подлетел ко мне и по старой своей привычке больно клюнул меня в нос.

– Больно же, – возмутился я, забывая о том, что разговариваю с мёртвой птицей.

– А это, чтоб ты страх не терял, – ответил попугай и рассмеялся.