Текст книги "Стразы (СИ)"

Автор книги: Инна Максимовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 8

ОН

Эмма удивленно рассматривает небольшой самолет, нанятый мной чтобы доставить нас домой. В мой дом, который станет временным прибежищем моей Китти на четыре месяца. Я и Лис со зверушкой,единственные пассажиры этого рейса, это видимо вгоняет ее в легкий шок.

– Ты так и не наказал меня. Почему? – вдруг спрашивает Китти.

– Пристегнись. Мы скоро взлетаем,– цежу сквозь зубы. Я зол. На нее, на себя, на весь свет. Злюсь, потому что не могу простить себе свою слабость. Эта грязная сука вытрахала мне весь мозг. Она непрошибаема. Наглая, мелкая тварь, которая должна знать свое место. И я научу ее подчинению. Смотрит на меня глазами цвета перечной мяты, околдовывая, заставляя забыть все, даже мое прошлое. Я понимаю – я боюсь ее. Боюсь, что она не станет подчиняться. Что если я не смогу сломать эту дрянь? Что будет тогда?

– Выйди,– приказываю я Лису, который сразу срывается с места и исчезает в маленьком коридоре, разделяющем зону пассажиров и бортпроводников. Он никого не впустит в наш с Китти мирок, и мне это надо сейчас как глоток воздуха.

– Алекс, не нужно,– хнычет девка, когда я подхожу к ней вплотную и раздвигаю плотно сжатые ее колени ребром ладони.

– Ты знаешь, я не хочу тебя наказывать сейчас,– мурлычу ей в ухо, избавляя ее от джинсов и дурацких трусиков украшенных смешными котиками. Интересно, где Лис нарыл такую красотищу? – Я хочу просто посмотреть, как ты доведешь себя до оргазма.

Она смотрит на меня. Как на сумасшедшего. Бедная, маленькая Эмма. К розовым щечкам прилила кровь. Что это? Какой – то запоздалый стыд? Смешно.

– Смотри на меня,– приказываю, жадно сопровождая взглядом ее тонкие пальцы, которые скользят по плоскому женскому животу к темному треугольнику между ног. Эмма широко распахивает глаза, повинуясь, покоряясь, и я чувствую, как мой член твердеет. – Ты выглядишь роскошно, Китти, – хриплю, умирая от желания трахнуть мою вещь, мое новое приобретение. Она всхлипывает, чувствуя в себе мои пальцы. Я ощущаю ее сокращения, предвестники близкого оргазма. И она напряглась, ожидая развязки. Вынимаю пахнущие ее соками пальцы из ее маленькой киски, вдыхаю пряный мускусный аромат, с трудомм сдерживая сонм демонов, завывающий в моих ушах на все лады. Сука, я хочу эту сучку до боли, до судорог.

– Алекс,– шипит мой маленький непослушный страз, когда я хватаю ее руку своими пальцами, еще влажными после того, как я ими ее трахал. Глаза Китти расширены, ей нужна разрядка. Мне нравится мученическое выражение на милом личике.

– Ползи,– приказываю, садясь в кресло. Она опускается на колени, и я вижу слезы в прекрасных глазах моей зверушки. Наконец избавляюсь от брюк и трусов. Хочу быть в ней, чувствовать, любить. Смотрю на маленькую круглую попку и умираю от адского болезненного желания. Я не хочу ее наказывать, мне просто нужна эта испуганная крошка, глядящая прямо в душу испуганными, словно больными глазами.

– Китти, моя Китти, – хриплю, падая на колени позади нее,– какого черта ты делаешь со мной?

Она со стоном прогибается в позвоночнике, когда я с силой тяну ее за волосы. Сдерживаю крик, одним толчком заполняя своим членом ее мокрую киску. Эмма тихо выдыхает, когда я заполняю ее собой. Мне кажется, что врмя замирает, застывает в воздухе, наполненном ее тихим стоном.Я смотрю, как миндалевидные ногти скребут ковровое покрытие пола, чувствую, как стенки влагалища моей Эммы обнимают, обволакивают мой член. Хочу чтобы она кончила. Хочу ощутить ее оргазм.

– Кончай, черт возьми, – уже рычу, вдалбливаясь в мою девочку, которая приглушенно кричит, уткнувшись лицом в пол. Боже, я чувствую ее вибрацию и больше не сдерживаясь выстреливаю в нутро Китти чертово море спермы. Боясь, что сейчас просто сдохну от охеренного удовольствия.

Это не правильно. Все не правильно. И этот грязный пол самолета, вытоптанный сотней чужих ног. Она не должна испачкаться, моя дорогая зверушка. Встаю, и подхватив ее под мышки поднимаю на ноги, прижимаю к себе податливое тело. Эмма молчит, просто жмется к моему телу, как собачонка.

– Хорошая детка,– мурлычу ей в ухо. Теперь я отчетливо понимаю –она другая. А я окончательно выжил из ума, если оставлю ее рядом. Завтра я возьму себя в руки. Она будет выполнять свою роль. Но сегодня...,

Сегодня я буду трахать женщину, а не запуганную, загнанную в угол зверушку. Мою Эмму.

– Я не боюсь тебя, Алекс Беркут,– шепчет она в мою грудь, разрывая на тысячу лоскутов мое черное сердце,– я тебя ненавижу. Но еще больше, я ненавижу себя, за то, что позволяю тебе поступать так со мной. Оказывается – это изысканное удовольствие, отрекаться от самой себя. Помогает забыть все то дерьмо, что было в моей жизни до тебя.

Не слушаю. Не хочу. Просто беру ее на руки, и отношу в кресло. Сам пристраиваюсь рядом, прижимаюсь к ней, и закрываю глаза.

Мама совсем меня не греет. Я вот уже полчаса прижимаюсь к ней, но никак не могу согрется. В нашей комнате стоит ужасающий студ. Она что – то бормочет во сне, но я знаю, что не смогу ее разбудить. Тихо, тихо. А где – то далеко звучат выстрелы фейерверков, и смех детей получивших новогодние подарки. Счастливых, не таких как я. Я не заслужил праздника, так сказала мама. Потому что непослушный, глупый и жадный. Холодно. Пробирает до костей, заползая под старенькую рубашку ледяной воздух. Я не плачу, но слезы сами горохом скатываются по щекам.

– Леша, ты где? – голос Эммы Владимировны кажется мне пением ангелов. Я выползаю из под колючего одеяла, пытаясь не упасть от слабости. Иду на зов. Моя учительница, такая маленькая, хрупкая, стоит посреди убогой комнаты. Выглядит, как роза в куче отвратительных нечистот в своем дешовеньком пальто. Дверь давно не закрывается. Но никто не хочет к нам заходить, в эту юдоль скорби. даже мамины клиенты все реже ее навещают. Потому маме плохо, и еды она не покупает больше. Все деньги уходят на мамино лекарство. Я молчу. главное чтобы мамочка была здорова.– Мальчик мой. Иди, не бойся.

Я пошатываясь подхожу к ней и вижу в хрупких женских пальцах хрусткий сверток из коричневой бумаги. Чудо все же случилось. И бородатый волшебник решил одарить и меня, передав дар через обычную женщину. Я дрожащими руками разворачиваю бумагу и начинаю плакать. Уже в голос. Теперь мне будет тепло. Смешные перчатки с Микки Маусом и шапочка. А на бумаге можно рисовать. Эмма Владимировна мне дала карандаши еще в школе, и теперь я все свободное время рисую: теплое солнышко, облака, здоровую маму и настоящее счастье. Вот только бумаги не хватает. А теперь у меня есть и это богатство.

– Спасибо,– шепчу, и вдруг хватаю женщину за руку и начинаю целовать ее пальцы. Она замирает, а потом сгребает меня в охапку. Чувствую запах снега, свежести.

– Пойдем, я накормлю тебя. Я не могу тебя оставить тут, одного. Это неправильно. Так не правильно, что больно. Я бы мечтала иметь такого мальчика, такого сына как ты. – шепчет Эмма Владимировна, роняя хрустальные слезинки на мои волосы.

– Я не могу,– голос дрожит.– Не могу оставить маму. Она пропадет. Сегодня праздник, я загадал, чтобы она не болела больше. Как думаете, мое желание сбудется? Дед мороз же прислал мне подарок, что ему мешает совершить еще одно волшебство?

Женщина молча гладит меня по голове, смотрит в стену, размышляя о чем то.

– Я останусь с тобой,– наконец шепчет она.– Только уйду ненадолго.

Я знаю, она не вернется. Снова пытаюсь согреть маму, обнимая ее ручонкой, одетой в смешную рукавицу.

Эмма Владимировна приходит через час. Раскрасневшаяся с мороза. В руках свертки и маленькая елочка. И мы пьем с ней чай с брусникой, и едим печенья, прижавшись друг к другу.

– Почему у вас нет сына? – вдруг спрашиваю я. Учительница вздрагивает плечами, смотрит на меня с болью.

– Господь не дает,– тихий ответ, который я не понимаю. Но мне ее очень жаль. У меня хотя бы есть мамочка

Она скоро проснется и мое счастье и это душевное тепло, принесенное посторонней женщиной испарится в морозном воздухе городской ночи. Мне страшно снова погружаться в кошмар. Но я его заслужил, так говорит мама.

Выныриваю из тяжелого сна. Тепло. Чья – то легкая рука гладит меня по голове.

– Какого черта? – умирая от оглушающего страха сиплю я.

– Ты снова стонал во сне,– успокаивающе говорит Эмма. Слава богу, что я не покалечил мою зверушку. Обычно, после снов о матери я не контролирую себя. Беру ее за ладонь, и припадаю губами к впадинке, той где проходит линия жизни. Эмма сидит замерев, боясь шевелиться. Я не хочу меняться. Это всего лишь минутная слабость. Я не должен снова стать беспомощным и жалким.Вот только мысли эти мне не приносят спокойствия.

Глава 9

Аэропорт, где мы приземляемся, совсем маленький и какой-то совершенно убогий. Я стою рядом с Алексом и вдыхаю воздух пахнущей морем, йодом и почему –то дымом. Запах моря пробуждает воспоминания которые я пытаюсь задвинуть на задворки памяти. Они смешанные – детское счастье, и уже взрослая нечеловеческая боль, разделившая мою жизнь на две неравные части. Алекс приобнимает меня за плечи, будто почувствовав, что мне это очень надо сейчас.

– Ты так и не сказал, что меня ждет,– тихо говорю, силясь понять этого странного человека. Он другой сегодня. Улыбается. Его совсем меняет это проявление чувств, делает похожим на взъерошенного мальчишку. И кажется, что он сам удивлен.

– Тебе понравится, Эмма,– хрипотца в голосе Беркута пробирает до самой души. Я знаю, почему я все еще рядом с этим зверем. Он нужен мне даже больше, чем я ему. Мне нужна боль, я жду ее. Она не может помочь мне прогнать тьму из памяти, но позволяет, хоть ненадолго ее унять, не дать разрушить меня. И он может мне дать это высвобождение.

Передышка временная. Я иду за моим хозяином, чувствуя, что еще немного и я просто свалюсь от усталости. Лис подгоняет лимузин прямо на взлетную полосу. Да кто он такой, черт его побери, этот непонятный мне Алекс Беркут. То, что он как крез богат ясно, как божий день.

– Я должен поработать,– говорит мой господинн,– ты поспи, детка. Путь неблизкий.

Его пальцы парят над клавиатурой, я не могу отвести взгляд от них. Тихое щелканье клавиш усыпляет. Кажется, что на мозг, кто то накинул тяжелое ватное одеяло. Сколько я сплю? Кажется целую вечность. Кто то берет меня на руки. Пахнет ИМ. Хозяин прижимает меня к груди, так нежно, что кажется я в раю. После стольких лет ада, даже это проявления тепла кажется эдемским садом.

– Алекс, поставь меня на ноги,– тихо прошу, натыкаясь глазами на удивленный взгляд стальных глаз. Он недоволен, но выполняет мою просьбу, хоть и не сразу.

Мы стоим у огромного дома, светящегося в сумерках, как елочная игрушка. Красиво. Это жилище должно быть стоит чертову уйму денег.

–Нравится? – Его голос выбивает из меня дух. Чертов сексуальный голос, действующий на меня как сильный наркотик. – Я купил его два года назад. Этот особняк полностью удовлетворяет моим потребностям. Только тут есть все для моих игр со зверушками.

Вздрагиваю. Какая же я дура.Нафантазировала себе, что он может быть нормальным. Мне всегда были свойственны фантазии.

– Все таки ты чертов, больной ублюдок,– ухмыляюсь я, зная, что за этим последует.

– А ты маленькая непослушная зверушка. Я должен тебе уже три наказания. Но не сегодня. Ты должна предвкушать их, ждать,– вкрадчиво говорит Беркут, от чего внизу живота свивается тугая пружина возбуждения. Я такая же, как и он. Такая же больная и порочная. Я хочу его, но не могу справиться с врожденным упрямством.

–Да пошел ты,– усмехаюсь, глядя как раздуваются от злости его тонкие ноздри,– засунь их в свою чертову богатенькую задницу. Мне не нужны твои поблажки, зайчонок. И ты мне не нужен. Я хочу денег и покоя. Именно поэтому я здесь, а не потому что ты так уж мне интересен и дорог,– пытаюсь придать голосу интонацию дешевой бляди, которых вдосталь было в той клоаке, в которой я прожила последние несколько лет своей никчемной жизни.

Наблюдаю, как он сжимает руки в кулаки, прячет их в карманы, явно боясь не справиться с собой. Лучше бы он ударил, выбил из меня дух, тогда мне бы не было так страшно. Но он просто молча берет меня за руку и ведет к тяжелой, похожей на замковые ворота двери из красного дерева.

Да уж, внутри дом еще прераснее чем снаружи. Видно, что тут поработал легион дизайнеров, настолько все продуманно. Я смотрю в огромные витражные окна, пока Алекс отдает Лису короткие приказы. Смотрю на серую гладь моря, сливающегося с горизонтом где – то на границе межмирья. Кажется, что дом не стоит на земной тверди, а парит в фантастическом сине – сером пространстве. И от этой иллюзии захватывает дух.

– Пойдем,– приказ звучит хлестко, а я не могу отвести глаз от захватывающей красоты стихии.– Я покажу тебе твою комнату. Прислуга приедет только через час. Ты сможешь пока оглядеться и отдохнуть. Завтра тебе предстоит не очень легкий день. Я отдал распоряжеие привести тбя в порядок, чтобы ты стала похожа на человека а не свинью с улицы. Так что с раннего утра ты поступаешь в распоряжение моего помощника.

Его слова меня не ранят. Нет, наоборот наполняют злой яростью.

– А ты не боишься, что я отдамся твоему помощнику? Возьму и трахну красавчика, я же блядь. Это моя натура,– слова сами вылетают изо рта, и да я удовлетворена. Лицо Алекса кривится от плохо скрываемой злости.

– Ты моя,– хрипит он, подходя вплотную. В глазах тяжелая хмарь, как в тучах плывущих над морской гладью. Это предвестник шторма. Я жду удара. Сокрушающего, освобождающего, но его не следует. Ему больно? Ему. Больно. От этого озарения меня вымораживает потусторонний холод. – И я обещал, что сегодня тебя не трону. Но твои проступки копятся. А я не првык прощать.

– Да, хозяин,– шепчу я. Мне больше не хочется его злить. Ничего не хочется. Только остаться одной.

– Это твоя комната,– говорит Алекс, когда лифт в который он меня затолкнул открывается. Я умираю. Понимаю, что сейчас сдохну, глядя на аквамариновую спальню. Слепну, желая выдрать глаза из глазниц своими ногтями. Только не это. Воспоминания обрушиваются на мои плечи,как каменная плита. Открываю рот в беззвучном крике. Ничего не вижу, ничего не слышу. Обрушиваюсь на пол, к ногам Беркута, свиваюсь в позу эмбриона и теряю связь с миром.

– Только не тут. Я не смогу тут существовать,– шепчу из последних сил. Слезы рвут горло. Он кричит что – то но я не реагирую. Я снова в аду. В аду своей памяти. Эти голубые стены, нарисованные на потолке облака, настолько реалистичные, что кажется ты видишь настоящее небо, кровать утопающая в шифоновом балдахине. Куча игрушек, дорогих моделей машин на полках. Я сама создавала такую комнату когда –то. Мечту мальчишки, маленький рай для моего сыночка. Для моего мальчика. Его больше нет. И никогда не будет. И это я его убила. Я.

Рычу, бьюсь в сильных руках моего хозяина, который прижимает мое тело к полу и что то кричит. Потом укол в предпллечье и я погружаюсь во тьму, которой боюсь до адских судорог в теле.

Я не хочу возвращаться в прошлое. Оно затягивает само, без моего на то позволения. И как бы я не бежала, как не старалась утопить его в алкоголе, наркотиках, бродяжничестве – оно не отпускает, не дает освобождения.

Его звали Ванька. Моего сыночка, мое счастье. Единственное, что держало меня на этой планете. Боль, выжигающая душу ослепляяет. Судорога сводит тело, когда я вспоминаю:

– Сука,– удар следует незамедлительно. Он такой силы, что я едва удерживаюсь на ногах, прижимая к груди спящего Ванюшку.– Я велел тебе встречать меня у двери в полной готовности.Ты должна предугадывать мои желания. Сейчас я хочу твой рот. Прямо сейчас, блядь.

– Прости,– шепчу, зная, что последует дальше. И сейчас у меня только одно желание, скорее унести сына в его спальню. Когда Евгений пьян, он совсем слетает с катушек.– Я ждала тебя позже. Ты обыкновенно задерживаешься после примов.Ванечка приболел, капризничал целый день. Я дала няне перерыв. Она вымоталась до предела.

– Я говорил тебе, что не хочу делить тебя ни с кем. Даже с этим выблядком, -рычит мой муж. Его слова ранят как бритвы. Малыш в моих руках морщит носик. Ему нездоровится. Легкий пушок волос, пахнущих молоком и детством, облепил вспотевший маленький лобик. Я все жду, когда он станет чуть старше, и тогда мы сбежим из этой золотой клетки. Все равно куда, лишь бы вместе.

– Женя, пожалуйста, позволь мне уложить нашего сына в кроватку. Я сделаю все, что ты прикажешь, – умоляю я, глядя в налитые кровью глаза навязванного мне, нелюбимого мужчины, превратившего в ад мою жизнь, но парадоксально наполнившего ее смыслом, подарив мне счастье материнства.

Он смотрит молча, и в глазах его адское пламя. Я делаю маленький шаг по лестнице. Шаг длинною в три года ада. Чувствую толчок в спину и лечу. Нет звуков, нет ничего вокруг. Только маленький теплый комочек, трепещущий в моих объятиях. Тихий всхлип, последний звук изданный моим сыном. Я его слышу каждый день, вот уже три года. Три гребаных года, проведенных в межмирье.Падаю на колени перед маленьким телом и понимаю – я умерла. Нет меня больше, только телесная оболочка. Малыш глядит на меня остекленевшими глазками, в которых нет больше жизни, глажу белоснежный пушок на маленькой головке, и тихо пою колыбельную. Он же просто заснул. Спит, а я глупая напридумывала страхов. Только почему он на полу, ему же холодно? И голова как – то странно повернута. Надо поправить ее. Пусть моему сыночку будет хорошо и удобно. Протягиваю руки, желая помочь. Но...

– Что ты наделала, сука? – удар, еще один. Они сыплются градом. Падаю рядом с Ванечкой, молясь, чтобы этот монстр забил меня до смерти. Я молчу, и это молчание еще больше распаляет его.

– Ты убийца,– шипит он.

Я знаю. Я убила своего мальчика. Женька так и оставляет меня лежать рядом с остывающим телом сына. Звонит в скорую, вызывает полицию. Я подползаю к моему сыночку, пытаюсь согреть остывающего малыша. Тщетно. Время замерло, повисло в воздухе омерхительно воняя тленом. Кто– то плачет, оттаскивает меня от тела, я бьюсь в чужих руках. Слышу голос отца, чьи то крики, но я уже не здесь. Укол. Темнота. А дальше...

Глава 10

ОН

Моя зверушка больна. Я бы отдал душу, чтобы узнать, кто сломал мою малышку. Что такого было в прошлом милой Эммы, что сейчас ей так плохо?

– Ничего страшного. Небольшой нервный срыв,– говорит приглашенный Лисом доктор, после тщательного осмотра. – Может быть перелет сказался, акклиматизация. Девочке нужен покой. И пока никаких ваших игр, господин Беркут. Слишком ослаблен организм.

– У нее были судороги,– рычу сузив глаза,– вы правда думаете, что припадок вызван сменой климата?

Я в ярости. Эмма тихо сопит после успокоительного укола. Ресницы, похожие на крылышки ночных мотыльков трепещут,отбрасывая причудливые тени на белом, как мел ее лице.

Сколько я сижу возле ее кровати, не сводя глаз с Китти? Час? Два? После ухода доктора прошла чертова уйма времени, а я все никак не могу отойти от ужаса, который испытал глядя на хрипящую у моих ног Эмму. Что спровоцировало приступ? Сейчас она похожа на сказочную спящую красавицу, сквозь прозрачную ткань балдахина. Отодвигаю тонкий шифон, провожу пальцем по пухлым обветренным губам. Она вздрагивает. Открывает глаза, приоткрыв рот в форме буквы О. В них больше нет того звериного, первобытного ужаса.

– Алекс,умоляю. Не заставляй меня жить здесь,– хрипит она. Странные первые слова после приступа. Я думала она будет в восторге от своих покоев. По крайней мере другие стразы визжали от восторга. – Подвал, чердак, комната пыток – все что угодно. Только не тут.

– Знаешь, ты меня начинаюшь утомлять,– говорю твердо, умирая в душе от щемящей жалости. Но нет, хозяин здесь я. И чувства, которая эта девка пробуждает в моей душе, совсем не те, на которые я рассчитывал. Я никогда не жалел своих зверушек. И эту не стану. – Я начинаю уставать от выкрутасов. Не будь неблагодарной сукой, куколка. Это твой дом на ближайшие четыре месяца.

Она вдруг резко вскакивает с кровати и отчаянно бежит к двери. Но я быстрее. Хватаю ее за талию. Эмма вырывается, кричит, снова на грани истерики. Перебрасываю через плечо, со всей силы шлепаю по ягодицам. Раз, второй, третий. Рука горит от прикосновений к ее маленькой, непослушной заднице. Она замирает. Перестает трепыхаться в моих руках. Сука, я возбужден. Член, кажется разорвет ткань брюк. Я жажду ее тела. Хочу трахнуть прямо здесь, наслажадаясь безумием в ее глазах.

– Отпусти меня,– истеричный ее крик мечется под высоким потолком. Я выполняю ее просьбу. Смотрю, как она на карачках отползает от меня на расстояние, кажущееся ей безопасным. Распластывается на полу. Мой страз опустошен. Сейчас это не блестящий камушек – тусклое, убогое стекло.

Блядь, я могу себе позволить пользоваться красивыми новыми вещами, но почему -то вожусь с этой сломанной зверушкой. Эта мысль приводит меня в ярость. Но я не желаю возвращать этот хлам на улицу, мне хочется знать, кто посмел испортить мою вещь. Я хочу ее вылечить, избавить от боли. Эти опасные мысли приводят меня в чувство. Словно пелена спадает с глаз. Смотрю на Китти. Она кажется такой маленькой, хрупкой. Борюсь с желанием перенести ее в кровать и просто трахнуть, без прелюдий, без изысков. Беру ее на руки, укладываю в постель, накрываю одеялом и скрипя зубами выхожу из ее спальни, вопреки своему жгучему, одуряющему желанию. С трудом добредаю до темной комнаты в конце коридора, падаю на клочковатый матрас, валяющийся прямо на грязном полу и нащупав кнопку запускаю висящий под потолком дискошар. Темница наполняется миллионом холодных световых брызг. Это мой персональный ад. Точная комната, в которой я провел свое детство. Пыточная для моих зверушек. Это мой персональный рай. Здесь я воплощаю в жизнь мои фантазии, доставляю зверушкам боль, которая заставляет их оживлять меня день ото дня, наполнять мою душу своим уролдливым блеском. Освобождать меня.

Спускаю брюки вместе с трусами, и обхватываю рукой член, который мне кажется просто взорвется сейчас. Хватает нескольких движений. Оргазм получается смазанным, но я все равно чувствую облегчение. Эта маленькая сука сводит меня с ума. Я не хочу привязываться. Я научу ее подчинению. Я ее хозяин. Я не могу без нее жить

ОНА

Сегодня дом не молчалив. Я слушаю отдаленные голоса, лежа на полу в туалете. Темно. И именно это мне и нужно. Спать в голубой комнате я не в силах. Страшно болит голова. Лицо опухло от слез. Пытаюсь задремать, вот уже в который раз.

– Эмма, вы здесь? – мелодичный женский голос врывается в мое одиночество, когда я нахожусь на грани яви и сна. – Где ты девочка?

С трудом поднимаюсь с пола. Дергаю дверь и зажмуриваю глаза так крепко, что болит лицо. Чувствую легкое прикосновение к плечу. С трудом разлепляю веки, чтобы увидеть пришелицу. Она красива. Женщина без возраста. На холеном лице ни морщинки, но взгляд выдает истинный возраст красавицы. Стройная фигура. Облаченная в дорогой костюм цвета Тиффани. Скромные украшения, но я знаю сколько стоит эта простота. Мне нравится она, и в то же время чувствую черное чувство, вихрящееся в глубине моей души. Женщина усмехается, явно предугадывая мои мысли.

– Меня зовут Лидия,– тонкая ладонь, взметнувшаяся мне навстречу, говорит о том, что красотка настроенна дружелюбно.– Алекс приказал привести тебя в порядок. Но мне кажется, что мои услуги здесь не очень нужны.

Я улыбаюсь в ответ на ее доброжелательную улыбку и даже жалею, что проигнорировала ее руку, поданную мне в приветственном жесте.

– Алекс сказал, что мной займется его помощник,– шепчу, понимая, что выгляжу глупо.

– Правильно, я и есть его секретарь, помощник, да кто угодно. Но если тебя так волнуют феминитивы...– смеется Лидия.– Эмма, у нас есть работа. Одежду я не купила, подумала, что ты сама захочешь развеяться, побродить со мной по магазинам. Лис уже ждет в машине. Позавтракаем в торговом центре, ты же не против?

– А хозяин разрешил? – мне не верится, что Беркут, вот так просто отпускает меня. Хотя, куда я денусь? Думаю Лис не спустит с меня глаз.

– Я никогда не делаю того, что запретил господин Беркут,– улыбки на лице Лидии нет, словно стерли ластиком. – И тебе не рекомендую. Пойдем, у нас очень много дел, а времени почти нет. К вечеру ты должна блистать.

– Зачем? – страх запускает свои горячие щупальца в сердце. Интересно, какую казнь придумал мне мой повелитель? При мысли об Алексе рот наполняется вязкой слюной. Меня влечет к этому мужчине, такому странному и непонятному. И я хочу его. Беркут действует на меня, как наркотик, въевшийся в подкорку, вызывающий странную болезненную зависимость.

– Детка, я не обсуждаю желания моего работодателя,– уголком рта улыбается Лидия.– Мое дело сделать из тебя то, что хочет хозяин. И я делаю свою работу очень хорошо, уж поверь.

– Ты его вещь? – вопрос сам срывается с языка. Боже, да что со мной такое. Женщина смотрит с интересом.

– А вот это ты зря, детка,– тихо шепчет она.– Ты же не такая дура, что втюрилась в этого монстра? Твою мать, Эмма. Только ему не говори, если хочешь прожить здесь свои четыре месяца. Что вы за идиотки, всегда одно и то же. Хотя, я понимаю. Его невозможно не хотеть.

– И ты,– ревность. Она крутит мое тело, поднимает черную злобу. Тошнит. Горечь поднимается к горлу. Мне не нравится жалость, которую замечаю в глазах помощницы Беркута.

– Нет. Я не люблю мужчин,– ухмыляется Лидия.– А теперь раздевайся, мне нужно понять с чем предстоит работать. Да не бойся, я не стану приставать к новой малышке босса. Мне дорога моя задница, да и такую работу ради красотки решится потерять только безумец. Даже ради такой хорошенькой, как ты Эмма.

Она помогает мне снять одежду, и оценивающе рассматривает, как рабыню на невольничьем рынке. Мне кажется, что меня ощупывают, затрагивая каждый нерв на теле. Лидия записывает что – то в маленький блокнот, пожевывая нижнюю губу. Цепкий взгляд замирает на моем животе, покрытом паутинкой растяжек.

– Он знает? – вдруг спрашивает помощница. Я чувствую, как пол ходит под ногами ходуном, срываюсь с места и схватив с кровати простыню, заворачиваюсь в нее, дрожа всем телом, как в лихорадке. – Ничего, детка. Я больше ничего не буду спрашивать. А сейчас собирайся. Лис заждался.

В дверь стучат, когда я натягиваю на себя легкую куртку, пахнущую чужими духами. На улице льет дождь, и потому шубка купленная мне Алексом так и остается висеть в шкафу. Лидия впускает симпатичную женщину с подносом. Запахи кофе, свежей выпечки наполняют адскую голубую комнату, и я вдруг понимаю, насколько голодна. Жадно засовываю в рот булочку – бриошь, делаю несколько глотков великолепного кофе, чувствуя, как возвращаются краски жизни.

– Это Зоя, – говорит Лидия, улыбаясь пришелице.– Она наша добрая фея. Хотя, могла бы и поспешить с завтраком, мы страшно опаздываем.

– Ничего,– миролюбиво улыбается Зоя. И мое сердце наполняется теплом.– Алекс уехал по делам с утра, и я решила испечь нашей гостье что нибудь особенное.

–Куда она уехал? – не знаю почему, но мне страшно. Страшно оставаться в этом доме без Беркута. Предчувствие чего – то необратимого разрушает мнимое спокойствие.

Я бреду за Лидией, вдыхая воздух дома, наполненный ИМ. Вне КОМНАТЫ я могу чувствовать и жить.

Последующие три часа становятся пыткой. Я никогда не любила бродить по бесконечным магазинам, мерять кучу тряпья. Меня утомляют назойливые продавщицы, прикосновения их рук.

– Ты неподражаема, детка,– цокает языком Лидия, а мне все равно. Я устала. Покончив с одеждой, меня везут в салон красоты. Тут мне нравится. Отдаюсь на волю мастеров, чувствуя себя так, словно вернулась в прошлое. Еще в то, счастливое. Которое было до свадьбы. Мне нравится тонкая боль от эпиляции. Чужие руки трогают мою киску, без всякого намека на продолжение, избавляя от нежелательных волосков. Запах воска дурманит. Да, боль меня возбуждает, лишает возможности мыслить о чем либо, кроме чертова хозяина, его голоса, его прикосновений. Тело покрывается мурашками.

Из салона я выхожу через два часа, чувствуя себя обновленной. Я не узнала себя в зеркале. Лидия, кажется, удовлетворена моим внешним видом. Да и мне приятно чувствовать себя избалованной и холеной. Когда – то я была именно такой. Давным давно. В другой жизни. Я так отвыкла от шпилек. Прекрасные туфли от Лабутена удобны, но мне кажется, что на ноги надеты колодки, как у каторжанина. Платье, созданное известным портным, облепляет тело, как перчатка. На мой взгляд коротковато, и прозрачное кружево неприятно холодит кожу. Лидия накидывает мне на плечи элегантное пальто. Небрежно, но отвечает общему стилю. Я себе нравлюсь, черт меня возьми. Из зеркала на меня смотрит женщина, которая умерла давным давно. Я изменилась, взгляд больше не искрится, . И мелкие морщинки в уголках глаз говрят о том, что эта жещина в отражении больше не та наивная девочка полная надежд.

Мы едем домой. Тот дом, в которм мне предстоит провести четыре месяца, и черт меня возьми, если я не разгромлю мою комнату. Не оставлю от нее камня на камне. Особняк сияет окнами. На подъездной дорожке стоит десяток охрененно дорогих машин.

– Ты ему понравишься,– ободряюще говорит Лидия, видя мою заминку. Она подталкивает меня к двери, и целует в щеку.– Эмма, ты прекрасна. Алексу повезло. Ты самый красивый страз в его коллекции.

– И много их было? – тихо спрашиваю, умирая от страха и рвущей душу ревности.

– Девятнадцать. Ты юбилейная,– шепотом отвечает Лидия.

– И куда они исчезают потом, когда заканчивается контракт,– я волнуюсь, ожидая ответа. Но его не следует. Лидия просто молча толкает дверь и я оказываюсь в холле, заполненном ярким светом, смеющимися незнакомыми людьми.

Но я никого не вижу. Мой взгляд прикован к мужской фигуре, облаченной в идеально скроенный смокинг. Алекс смеется. Боже, он умеет веселиться. Но его улыбка гаснет. Глазами впивается в меня. Я стою в центре комнаты, умирая под его оценивающим взглядом. Дурацкие круживные трусики тут же становятся мокрыми. Он смотрит взглядом доминирующего самца. Не сводя с меня глаз, вдруг идет в мою сторону, оставив свою гостью, с которой беседовал, в недоумении. Я боюсь упасть, чувствую его дыхание на своей щеке.

– Ты великолепна,– шепчет он, – в этой обертке ты вызываешь у меня слюноотделение. И я тебя обязательно трахну сегодня, Китти. Но сначала...

Я хочу увидеть, как ты станешь посмешищем на этом балу. Хочу видеть твой позор. Хочу, чтобы ты поняла, что ты ничто, хоть золотом тебя обвесь. Уличная шлюха не знакомая с этикетом.Ты быдло, ничтожная тварь...Мне нравится доставлять тебе боль, детка. А унижение – один вид душевной боли, ведь так?