Текст книги "Приют изгоев"

Автор книги: Инна Кублицкая

Соавторы: Сергей Лифанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

Менкар втянул ноздрями воздух. Так и есть, к аромату вина примешивался другой, едва заметный запах явно физиологического свойства, который ароматом назвать было весьма затруднительно.

Менкар в сердцах произнес:

– Все же вы, простите, сволочь, господин капитан! Вы же могли меня убить!

Капитан рассмеялся еще веселее:

– При других обстоятельствах я бы должен был вызвать вас на дуэль, но сейчас, учитывая все обстоятельства, я принимаю ваши извинения. – Он испытующе посмотрел на Менкар а.

– Искренне их приношу вам, – пробурчал в ответ тот.

– Пустяки, пустяки, поручик, – ответил капитан. – Я так же готов извиниться перед вами за разыгранную мной комедию. Этот психологический этюд был мне просто необходим, чтобы окончательно убедиться, что мы с вами играем в одной команде.

– Убедились?

– Практически да, – сказал капитан. – И, признаюсь, рад этому.

– А уж как я-то рад.

Менкар продолжал присматриваться к капитану. Одет тот был весьма подходяще: весь в черном и не стесняющем движения – в таком виде просто так не пройдешь по улице. Следовательно, капитана доставили сюда в закрытом экипаже, и он скрытно пробрался в гостиницу – по карнизу, скажем, и по водосточной трубе, а скрыться собирался потихоньку, задами, под сенью тьмы ночной; окно-то, однако, было закрыто (не надо считать Менка-ра полным идиотом). Тогда можно было еще подкупить слугу, или… Вот именно – или!

Менкар поднял с пола горлышко разбитой бутылки и незаметно глянул на обувь.

Жалко, хорошее было вино, настоящее «Имперское игристое». Он поглядел на опустившего арбалеты Гиеди, который встал во весь рост и, прислонившись к притолоке, тоже смотрел на Менкара с довольной улыбкой сожравшего-таки бестолковую, дергавшуюся мышку кота, и сказал вслух:

– Жалко. Доброе было вино. Скажите, капитан, а не найдется ли у вас в номере чего-нибудь не хуже?

Заряженный арбалет в левой руке Гиеди дрогнул, но остался опущенным.

– Ну так найдется? – повторил Менкар.

– Послезавтра я уезжаю на север, – как бы между прочим заметил Аподис, когда они сидели за столом в кафе при гостинице.

– Зачем? – помедлив, спросил Менкар.

– Дела. – Аподис, пожав плечами, смотрел на Менкара прозрачными глазами.

– Надо полагать, ты ставишь меня в известность, что тебе больше не нужна нянька?

– Ну, мне кажется, я уже вполне справлюсь сам, – сказал Аподис. – С тобой, конечно, спокойнее, но только до известной степени… – Он выразительно поднял глаза и посмотрел на обедающего в другом конце зала капитана Гиеди,

Бравому капитану явно не было никакого дела до каких-то там провинциалов, сидевших через несколько столиков от него. Капитан в обществе еще троих офицеров-гвардейцев, сразу видно – давних знакомцев, обильно и шумно выпивал, плотно закусывал и оживленно болтал – надо полагать, бойцы вспоминали минувшие дни и, возможно, даже битвы, где они вместе рубились.

…За минувшие со знаменательного ночного рандеву у них в номере дни Менкар с Аподисом и капитан так ни разу больше и не пересеклись. Бывает так: люди живут в одном доме и не видятся неделями – что же говорить о гостинице. Капитан жил здесь уже третий месяц – Менкар с Аподисом неделю. Капитан целыми днями пропадал в городе, занимался устройством своих частных – и не только – дел и порой не ночевал, практикуясь после таласского воздержания в прикладной энтомологии – Менкар и Аподис тоже, хотя каждую ночь спать ложились в своих спальнях. Так что пересечься они имели мало шансов.

Поэтому, когда Гиеди узнал, что его бывший соратник по инсургентству поручик Аламак МеНкар живет в той же гостинице, удивлению его не было предела. Так же как подозрительности, вполне, впрочем, естественной в сложившейся ситуации, вынудившей его занять место в платяном шкафу спальни в номере недавнего сослуживца. Даже то, что номер оказался двуспальным, не смутило Гиеди – он спешил и потому, убедившись, что номер пуст, и довольствовался быстрым обыском и извлеченным из-под подушки аркебузетом (Менкару оставалось только порадоваться, что у Гиеди не было достаточно времени, чтобы обнаружить пакет, спрятанный, впрочем, довольно надежно). «А что было бы, если бы первым пришел не я, а мой напарник?» – спросил тогда Менкар. Капитан пожал плечами: «Мы ненадолго отложили бы наш разговор, не более. Или вы еще сомневаетесь, что я нашел бы способ поговорить с вами?» Но Аподису предстояло познакомиться с капитаном несколько при других обстоятельствах.

…Он появился примерно через час после благополучного разрешения инцидента между бывшими сослуживцами. Он был весьма недоволен поведением своего проводника. «Ты сорвал мне важную встречу! – возмущался он. – Где я теперь найду этого человека? Придется все организовывать заново!» Менкар меланхолично пожимал плечами: «Ты же сам потащил меня в этот бордель. И никуда он не денется, твой человечек, найдется». «Где? – восклицал Аподис. – Ты представляешь, сколько это будет стоить трудов! А мне на Север ехать! Может, ты мнб поможешь, он ведь, кажется, твой приятель?» – в голосе Аподиса так и сочился сарказм. «Может, и помогу», – все так же меланхолично отвечал Аподис. «Может, ты даже знаешь, где его найти?» – «Может, и знаю». – «И где?» – «Может, ты его вообще где-нибудь прямо здесь, в шкафу прячешь? – не переставал бушевать Аподис и, доведенный спокойствием приятеля до бешенства, заметался по номеру, распахивая все подряд. – Где? Здесь?.. Здесь?.. Есть у нас тут подходящий шкаф?» «Вон, – хладнокровно показал Менкар, – вон прекрасный плавайский шкаф». И обозленный Аподис, подскочив к означенному шкафу, распахнув его с возгласом «здравствуйте, уважаемый», замирает, обнаружив там мило улыбающегося Гиеди, ответившего на приветствие изящным поклоном…

Нет, конечно, все это было не так анекдотично, но достаточно близко к тому.

Когда прошло первое оцепенение и отгрохотали громовые раскаты офицерского ржания, едва не перебудившие половину уснувших постояльцев, разговор приобрел деловое направление. Капитан педантично заставил Аподиса продемонстрировать пароль и уточнить сумму, до которой должен был дойти торг. После этого они провели около получаса наедине в номере. А еще после к ним присоединился Менкар, совершавший вечернюю прогулку при луне в парке гостиницы, и втроем они провели полночи, общаясь в неформальной обстановке. О делах не было сказано ничего, кроме общих фраз, зато было распито не менее двух бутылок прекрасного вина, таки нашедшегося в номере у капитана Гиеди…

Он чуть заметно замялся, но добавил:

– Эта твоя затея навестить князя Аларафа мне представляется рискованной.

– Это не моя затея, – сказал Менкар и почти не соврал.

Аподис отбыл в путь, снабженный небольшой суммой наличных на дорожные расходы и несколькими письмами от столичных банкиров к их северным коллегам. Менкар настоял, чтобы Аподис оделся побогаче, но без бьющей в глаза роскоши – северяне внимание уделяют внешнему виду. За Аподиса Менкар не беспокоился: тот вполне освоился в Империи, а уж на Севере и подавно никто не заподозрит в нем таласара: для товьярцев что краевик, что таласар – одинаково чужаки.

Самому Менкару предстояла миссия посерьезнее и поопаснее. Он собирался просить аудиенции у князя Аларафа. На взгляд Аподиса, вместо этого визита, чтобы зря не ббспокоить людей, можно было просто пойти в лесок и повеситься самостоятельно. Менкар полагал, что это не вполне так: сиятельный князь в междоусобице, заваренной Садалмеликами, участия не принимал, придерживался нейтралитета и не был замечен в проявлениях острой неприязни к приверженцам князя Сабика. Сам Сабик имел сведения, что сиятельный князь Алараф ведет себя столь сдержанно лишь на людях, а в узком семейном кругу является горячим противником политики Садал-мелика и лишь близкое родство с Князем-Сенешалем заставляет его оставаться нейтральным.

Сложив в уме все эти обстоятельства, Менкар решил действовать осмотрительно и во дворец не соваться. Он попросил у своего банкира рекомендательное письмо к хранителю библиотеки Академии Наук, и банкир, видевший в нем с Аподисом авантюристов, но весьма состоятельных, в просьбе не отказал. Письмо это позволило Менкару много дней подряд, как на службу, являться в библиотеку и до рези в глазах читать все, что касается географии и истории Края Земли и Таласа. Через неделю библиотекарь был уже уверен, что Менкар задумал писать ученый труд о Крае Земли, а все прочие привыкли к нему настолько, что воспринимали его чуть ли не как предмет обстановки.

За это время Менкар видел князя Аларафа два раза; князь, хоть и жил теперь в Столице, светской жизни не вел, придворными обязанностями пренебрегал под тем предлогом, что как-то глупо воздавать королевские почести собственному сыну, и отдавал предпочтение ученым занятиям, так что Академию Наук посещал чуть ли не каждый день.

Наконец Менкар собрался с духом и явился в библиотеку со шкатулкой под мышкой и двумя письмами в кармане. Шкатулку при входе в Академию Наук он сдал на хранение швейцару, сам же не стал подниматься на второй этаж, где находился читальный зал, а прошел во внутренний дворик и сел на мраморную скамейку у фонтанчика, будто бы отдохнуть.

Ожидание было недолгим. Не прошло и пятнадцати минут, как с улицы под арку въехала открытая легкая коляска, запряженная парой лучших серых лошадей, которых Менкар когда-либо в жизни видел. Коляска остановилась посреди дворика, сиятельный князь сошел с нее и отпустил экипаж. Кучер отсалютовал ему движением руки и увел коляску со двора: князь не желал, чтобы лошади дожидались его здесь – не стоило, по его мнению, превращать храм науки в конюшню.

Неспешными шагами его сиятельство направился к подъезду; навстречу ему уже спешил ученый секретарь; князь настаивал, чтобы к нему относились как к обычному посетителю, но секретарь не хотел прослыть невежей, и в конце концов возник, как обычай, этот компромисс: секретарь встречал князя где-то на верхней трети лестницы, и далее они поднимались вместе, беседуя почти дружески.

Менкар перехватил князя перед самым входом в подъезд. Склонившись, он с самым почтительным видом протянул письмо. Князь, словно так и было уговорено, взял письмо, небрежно кивнул и прошел в двери подъезда.

Менкар, мысленно осенив себя знамением, вернулся к скамейке и присел на не успевшее остыть дерево. Вот и все. Оставалось только ждать. Князь, вероятно, принял его за обычного просителя, и пройдет некоторое время, прежде чем письмо будет, прочтено.

Впрочем, князь, как оказалось, не был склонен откладывать свою корреспонденцию в долгий ящик.

Через полчаса из подъезда вышел служитель, осмотрелся и пригласил Менкара пройти наверх. Менкар попросил служителя захватить у швейцара шкатулку – считалось неприличным посетителям Академии таскать с собой какие бы то ни было посторонние предметы, кроме записей и письменных принадлежностей, и все, что не могло разместиться в карманах посетителя, оставлялось им на входе либо это нес за ним служитель.

Князь и ученый секретарь сидели не за массивным письменным столом в глубине кабинета, а за маленьким мраморным столиком у распахнутого окна; на столике стояли графин с вином, вазочка с печеньем и бокалы; на краю лежало развернутое письмо Менкара.

Менкар остановился на подобающем расстоянии и отвесил поклон, чувствуя, как тело вспоминает молодцеватость, воспитанную в юнкерской школе.

– Господин Аламак, – сказал князь, приветствуя его наклоном головы. – Прошу вас быть по-простому, без чинов. Господин Натх, – легкий поклон в сторону секретаря, – рекомендует вас как довольно серьезного молодого человека, вдумчиво интересующегося наукой.

Менкар еще раз поклонился, уже секретарю.

Князь указал ему на кресло:

– Присаживайтесь. Мне, правда, показалось весьма странным, что человек вашего происхождения, да еще столь молодой, решил посвятить себя науке. Вы ведь краевик, не так ли? Крае-вики, насколько я знаю, предпочитают военную карьеру.

– Совершенно так, ваше сиятельство, – подтвердил Менкар. – Однако дело в том, что военная карьера для меня закрыта. Мне дал чин поручика князь Сабик, я воевал на его стороне и только милостивое разрешение его высочества Князя-Сенешаля позволило мне без опаски вернуться на родину. По счастью, у меня есть некоторые средства, и я могу позволить себе жить так, как мне хочется. Пожалуй, я не стал бы говорить, что мои занятия наукой так уж глубоки, как утверждает высокочтимый господин ученый секретарь. Скорее меня просто интересует все, что связано с Краем Земли и Таласом. Боюсь, к занятиям чистой наукой я неспособен, и мои исследования несут печать сугубой практичности моих предков.

Он чуть улыбнулся.

Князь покивал.

– Все же ваши занятия весьма похвальны, – сказал он. – Должен сказать, что наши ученые не уделяют Краю Земли достойного внимания. Что же касается Таласа, то эта страна представляется жителям Империи совершенно белым пятном. Как раньше писали на картах неизведанных земель, «Страна, где водятся драконы», – добавил князь с улыбкой.

–Драконов я там не заметил, ваше сиятельство, – очень тихо, так, чтобы не расслышал глуховатый ученый секретарь, проговорил Менкар.

Сначала он подумал, что и их сиятельство князь тоже не расслышал его слов. Или не понял смысла сказанного. Во всяком случае, он не подал виду, что произошло что-то пусть даже чуть необычное, – бокал не дрогнул в его руке, взгляд и улыбка остались нейтрально благосклонными.

«Вот проклятие!» – мысленно выругался Менкар, но отступать было некуда.

– Смею предложить вашему сиятельству, – начал он, – несколько диковин, о которых я и сообщал вам в письме, – продолжал Менкар как ни в чем не бывало и подозвал служителя, стоящего у дверей.

Менкар поставил шкатулку на стол, открыл замочек и откинул крышку. На синем бархате лежали несколько причудливых раковин, раскрашенных самой природой во все краски радуги.

– Боги! Что за прелестные создания! – искренне восхищаясь, воскликнул князь. Он взял из шкатулки одну из раковин и повернулся к свету, рассматривая ее с детской непосредственностью.

Ученый секретарь вообще-то был совершенно чужд естественнонаучного любопытства и интересовался только королевой наук – математикой, но счел вежливым восхититься вместе с князем формами и цветами, которые порождает порой природа. Возбужденный же увиденными диковинами князь пожелал поподробнее расспросить молодого человека и, не желая отнимать у ученого мужа драгоценное время, пока будет любоваться сими творениями натуры, выразил мнение, что поговорит с молодым человеком наедине, с его, разумеется, секретаря, разрешения. Тот не посмел возразить и, сославшись на неотложные дела, удалился.

Когда секретарь вышел, интерес его высочества к диковинам как-то сразу пропал. Опустив на стол раковину, он серьезно посмотрел на Менкара и произнес негромко:

– Я тоже не очень верю в драконов, молодой человек. Однако, полагаю, что вы мне можете поведать нечто более любопытное о той стране, в которой вы их не заметили.

Менкар снова внутренне осенил себя знамением и, медленно достав из кармана, положил на стол второе из принесенных с собой им писем.

Князь мельком глянул на стол и вновь поднял глаза на Менкара.

Менкар смотрел на князя столь же прямо. Только в его глазах была еще и затаенная, едва ощутимая грусть,

Прежде он ожидал, что в эту минуту почувствует, как дрожат его поджилки, однако сейчас он не ощущал ничего подобного – просто спокойствие, почти неестественное спокойствие и почти постороннее ожидание. Как будто он был зрителем, а не одним из действующих лиц этой сцены.

Князь наконец протянул руку и взял конверт. Конверт носил на себе видимые следы долгого путешествия: уголки были помяты и, как ни берег его Менкар, в некоторых местах засалился и покоробился от влаги. Печать, однако, была цела. Князь внимательно рассмотрел ее, конечно же, узнал герб на оттиске, аккуратно сорвал и вскрыл конверт.

Читал он с непроницаемым лицом, как будто каждый день приходилось ему читать письма из далекого Таласа от изгнанника принца Сабика, а дочитав, поднял глаза и, прежде чем что-то сказать, долго смотрел на Менкара.

Обратись Менкар с подобным письмом к кому-то иному, тот мог либо счесть подобное послание за провокацию, либо склонением себя к предательству, либо… Конец для Менкара был бы один и тот же – неизбежная смерть после долгих и мучительных пыток. Князь Алараф Садалмелик, отец Князя-Сенешаля, провокации мог не опасаться, что же до предательства, то на это у него был св,ой взгляд.

– Довольно неожиданно, – сказал князь, когда пауза уже затянулась настолько, что Менкар готов был сам что-то предпринять, чтобы прервать становящееся невыносимым ожидание; помолчал и добавил: – Вы храбрый человек, господин Аламак.

Менкар чуть поклонился затекшей от напряжения спиной. «Ох как хорошо-то», – подумал он, незаметно разминая поясницу.

– Занятно, – повторил князь. – Это на службе… э-э-э… – он замялся, не желая называть имя Сабика, но тут же нашелся, – моему кузену вы разбогатели так, что можете позволить себе заниматься науками?

– На этой службе не разбогатеешь, ваше сиятельство, – ответил Менкар. – Князь и его офицеры получают от… от правительницы небольшой пенсион. Это позволяет… ну, по крайней мере, не голодать и не ходить в обносках. А я вдобавок нанялся матросом и плавал вдоль всей Стены.

– Матросом? – удивился князь. – Вы же отставной офицер.

Менкар улыбнулся.

– Службы, достойной офицерского звания, мне в Таласе не найти, – объяснил он. – А я не гордый. Мое дворянство недавнее – в роду дворяне только дед и отец. И у нас, краевиков, работа не позор. Сам землю не вспашешь – без хлеба останешься. На Краю Земли батраков мало, каждая пара рук на счету.

– Значит, это матросское ремесло принесло вам состояние? – не унимался князь.

– Мы, краевики, искони понемногу промышляем контрабандой, – без тени смущения признался Менкар, – а„в самом Таласе контрабанда – вполне законный промысел. Когда я оказался в Таласе, у меня открылись исключительные возможности по этой части. Большие, чем у краевиков, и большие, чем у тала-cap. Грех было не воспользоваться.

Князь взглянул еще раз на письмо, которое продолжал держать в руках.

– Я дам вам ответ завтра, – сказал он.

Менкар встал из кресла и поклонился. Он понял так, что аудиенция закончена.

Но князь вдруг остановил его привычно властным жестом руки.

– Впрочем, нет. – Князь тоже встал. – Зачем откладывать! Подождите несколько минут.

Он перешел за письменный стол, выбрал лист тонкой прочной бумаги и стал исписывать его мельчайшим бисерным почерком, весьма странным у человека столь высокого ранга, кому не пристало экономить бумагу.

Менкар ожидал, что ответ не будет пространным: Сабик в своем письме просил всего лишь о моральной поддержке определенных кругов в том случае, если он надумает вернуться в Империю. Просить князя о чем-либо большем, например, о политической поддержке, он не мог – попросту не имел права.

Князь тем не менее писал подробно и обстоятельно, как будто признавал за Сабиком право требовать у него отчета и даже помощи. Князь писал, что признает право Сына Императора настаивать на том, что действия Садалмеликов являются открытым мятежом, и право князя Сабика, как Сына Императора, бороться с мятежниками. Даже теперь, когда мятежники победили, действия князя Сабика вовсе не могут считаться неза конными и таковыми не являются; ведь следует помнить, что Сабик охранял права Наследника – что с того, что Наследник исчез? Князь, как и Сабик, выражал надежду, что Наследник и прятавшая его княжна Сухейль Делено найдутся, и ободрял Сабика тем, что в Столице, а также в центральных и восточных областях все больше и больше видных людей склоняются к тому, что Садалмелики не имели права затевать переворот и узурпировать власть Императора, воспользовавшись смутой. Более того, добавлял князь, его сын, Князь-Сенешаль, разделяет это мнение и вынужден был лишь в силу сложившихся обстоятельств уступить требованиям родни и занять место у трона не из корыстных соображений, а только чтобы предотвратить дальнейшую смуту, грозящую не только гражданской войной или иными потрясениями, а, возможно, и развалом или захватом Империи, что Князь-Сенешаль тяготится возложенными на него обязанностями и ни о чем другом не помышляет, как найти Наследника и передать Престол ему.

«Возможно, вы сочтете это лицемерием, – писал князь, – но я лучше иных знаю своего сына и уверен, что в этом стремлении он вполне искренен. Другое дело, что окружающие его Садалмелики будут использовать все возможности, чтобы официально утвердить его на имперском троне, для них это – „вопрос чести“…» Вообще же, сообщал князь, ситуация в Столице тупиковая. В среде сенаторов наблюдается брожение, если не сказать разброд; аристократическая молодежь в открытую бравирует про-джанахскими настроениями; в.стране объявилось десятка два разных самозванцев, якобы чудом спасшихся из замка Ришад, и каждый второй из них утверждает, что он самолично содействовал бегству Наследника. (Читая это позже, Менкар едва не рассмеялся.) Пока еще не слышно о самозваных Наследниках, но это, видимо, вопрос времени и – добавлял князь – можно не сомневаться, что в скором времени снова может разразиться гражданская война. Поговаривают, что патриарх клана, сам старый Садал-мелик, впал в маразм, потому что никаких доводов рассудка не слушает и твердит лишь о том, что его внук должен занять Императорский Трон; зато кое-кто из его родичей начал задумываться, стоило ли вообще поднимать мятеж…

Князь писал долго, почти не задумываясь над написанным; было похоже, что он излагает на бумаге то, о чем уже не раз думал, что накипело.

Менкар все это время удобно сидел в кресле и смотрел в окно.

– Надеюсь, я не слишком задержал вас, господин Аламак? – спросил он, выходя из-за стола и протягивая письмо.

– Разумеется, нет, ваше сиятельство, – ответил Менкар, учтиво принимая запечатанный конверт. – Все мое время принадлежит вам.

– Ну, этого я от вас требовать не могу, – сказал князь. – Вы скоро собираетесь домой, на Край Земли?

– Думаю, в самое ближайшее время,. – ответил Менкар. – Все мои дела в Столице уже сделаны.

– Может быть, я могу как-то посодействовать вам в… ваших торговых операциях? – любезно предложил князь.

– Спасибо, ваше высочество, но в этом плане у меня все в порядке. Я уже договорился о покупке медного и оловянного лома и железа прикупил.

Князь улыбнулся:

– Надо полагать, ваши ученые занятия здесь прерываются?

– Увы! – развел руками Менкар.

– Будете заниматься на Краю Земли сельским хозяйством?

– Пожалуй, нет, – ответил Менкар. – Поработаю пока матросом.

– Спасибо вам, господин Менкар, – сказал князь, уже стоя возле дверей кабинета, —.за тот подарок, который вы мне сделали. Это, – он простер руку в сторону стола и непонятно было, что он имеет в виду – шкатулку с ракушками или письмо князя Сабика, – весьма дорогой подарок. Будьте уверены, господин Менкар, я сохраню это как реликвию до лучших времен, которые,.надеюсь настанут в нашей благословенной Империи.