Текст книги "Приют изгоев"

Автор книги: Инна Кублицкая

Соавторы: Сергей Лифанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

КНИГА ВТОРАЯ
ПРОПАВШИЙ НАСЛЕДНИК

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ
ЭЙЛИ

ДОЛГАЯ ДОРОГА К ДОМУ

Эйли вдоволь намучилась с мальчиком, пока приучила его поменьше болтать. Она пробовала запугивать его россказнями о злых дядях, которые хотят его убить, и о злых тетях, которые хотят посадить его в глубокий-глубокий погреб, где никогда не бывает солнечного света и бегают крысы размером с собаку. Неизвестно, каких собак представил себе Наследник, но при их упоминании он испуганно притихал и в присутствии чужих людей прятался за юбкой Эйли. В платье девочки она рискнула водить его только первые несколько дней – мальчик просто не понимал еще разницы между «он» и «она» по отношению к себе и упрямо не желал вести себя как девочка. Помучившись, Эйли наконец сняла с него платьишко, а платок повязала другим способом – так, как на юге и юго-востоке носят даже взрослые мужчины. Мальчика еще интересовало, почему это он ходит в одной рубашке и не носит штанишек; но в этих краях надеть на ребенка штанишки значило все равно что доложить всем и каждому – он из благородных. Здесь больше, чем где-либо еще в Империи, сохранялись доимперские традиции, и – по крайней мере в одежде – Эйли находила большое сходство с обычаями таласар: как и в Таласе, тут, на Востоке, что женщины, что мужчины ходили в расшитых красным и синим белых рубахах, добавляя к ним – женщины короткие расклешенные юбки, а мужчины полосатые или клетчатые килты. Хорошо еще, что мальчик не капризничал и пешеходом оказался неутомимым: у Эйли, бывало, прямо ноги отваливаются – а он все бежит себе вприпрыжку, да еще то и дело сворачивает на обочину, поближе рассмотреть что-нибудь, чего не видал раньше. Мнимую сестру он называл Зукки, «сдобная булочка», потому что выговаривать «Сухейль» он не умел, как-то не получалось – и слава Богам! И Эйли тоже приучала его к новому имени – она звала его Нунки, «попрыгунчик».

Хорошо, что далеко не все время им приходилось идти пешком; довольно часто находились попутчики, которые могли выделить им место на подводе – сельские жители или проезжие торговцы. Простых людей Эйли не боялась. От Менкара она знала, что к югу от Ришада народ в основном доброжелательный и спокойный, разбойников мало, а и те, что есть, бедных прохожих не грабят, сирот не обижают, и потому по дорогам тут можно путешествовать хоть в одиночку – дурного ничего не приключится – не Запад, где, бывает, воруют прохожих да продают за границу; впрочем, и там, уверял Менкар, Эйли с мальчиком могла бы без боязни двигаться от деревни к деревни: в тех краях крадут лишь здоровых и рослых мужчин для продажи вербовщикам армии или – после соответствующих манипуляций – для гарема махрийских вельмож, куда сплавляли также и пышных светловолосых белолицых красавиц.

Денег при Эйли почти что не было, всего-то горсть серебра; остальное она предусмотрительно припрятала, нашив на длинную и мешковатую вязаную кофту – такие здесь носили небогатые горожанки – шесть золотых монет, предварительно превратив их в обтянутые тканью пуговицы. Она рассчитывала, что этого с лихвой хватит, и в общем-то оказалась права: в иных деревнях, наливая ей молока и снабжая краюхой хлеба, денег с них просто не брали.

Только вот простая пища никак не была привычной ни Эйли, ни мальчику, и обычно приходилось прикупать что-нибудь еще: сыра, яиц, фруктов или какие-нибудь сласти. Мальчик иногда просил мяса, но мяса в этих краях в начале лета было не укупить – даже птицу резали сейчас только в исключительных случаях; времена наступали смутные, и крестьяне на всякий случай готовились к ним.

Словом, путешествие Эйли с Нунки проходило без особых приключений. Даже погода благоприятствовала: дождей почти не было, дул теплый, мягкий ветерок и ночные заморозки не тревожили. Так что зачастую они останавливались на ночлег не в самой деревне, а возле – в прошлогодних шалашах среди садов или в одиноких сараях за околицами, где спали на прелом, слежавшемся сене. Бывало, Эйли даже решалась оставлять спящего мальчика и уходила в недалекую деревню за продуктами; Нунки привык просыпаться в одиночестве и не плакал. : …Так случилось и в то раннее утро, когда она оставила малыша спать под навесом, устроенным на широкой поляне 2go между двумя рощицами, в спрелых остатках прошлогоднего сена, а сама пошла на расположившийся неподалеку богатый хутор. Туда и ходу-то было ярдов триста—триста пятьдесят, но на обратном пути случилась непредвиденная задержка – по дороге, которая отделяла хутор от места ночевки, чуть не полчаса сплошным потоком шла колонна кавалерии. Колонна шла так плотно и грозно, что через дорогу было перейти страшно, того и гляди затопчут. Эйли смотрела на запыленные лица всадников, на пиках которых развевались вымпелы Аларафов, и тревожилась, что войска прибыли сюда, чтобы найти их. Не ее, конечно, тетю Зукки, и мальчишку Нунки, а беглую княжну Сухейль с похищенным ею Наследником.

Беспокойства добавила дородная хуторянка.

– Новый Император лагерем стоит на Вересковом лугу, – словоохотливо растолковала она, махнув рукой куда-то за спину. Этого еще не хватало. Сердце Эйли сжалось. т– Новый Император? – переспросила она рассеянно.

– Ну да, – был ответ. – Князь Алараф Сегин. Чего уж там, – махнула рукой женщина. – Императором и будет, это ж быку понятно.

Эйли невольно глянула в ту сторону, куда указывала женщина, и, естественно, ничего, кроме леса, не увидела.

– А что это князь сюда приехал? – спросила она. – У него где-то рядом имение?

– Да нет вроде, – ответила хуторянка, – у Аларафов есть земли на Востоке, но князь вроде к Югу идет.

И Эйли поняла, что князь действительно прибыл сюда, чтобы отыскать Наследника.

Хуторянка что-то еще сказала. Эйли не расслышала и переспросила:

– Что?

– Я говорю, ты бы в одиночку-то пока не ходила, – доброжелательно повторила она. – Незачем девушке одной ходить, когда в округе столько солдат. Еще обидят ненароком.

– Да, – качнула головой Эйли. – Мне надо идти.

Дорога наконец освободилась. Эйли поспешно перешла ее и почти побежала к видневшемуся вдали в утреннем мареве навесу.

В голове у нее билась одна мысль: надо скорее отсюда уходить. Скорее. И идти к Таласу надо лесами, полагаясь на присущее таласарам чутье – так будет быстрее и безопаснее. Эйли не сомневалась, что таласское чутье не изменит ей даже в чужих лесах. Только бы…

Только б…

Только мальчика под навесом не было.

Были следы – много следов.

…Разворошенное сено.

…Капли крови на утоптанной земле.

…Две темные полосы там, где с травы была сбита роса, отмечали чей-то путь.

Это могло означать лишь одно: пока она стояла и ждала прохода всадников, кто-то пришел сюда, нашел малыша, убил или ранил его и унес тельце…

Какое-то время Эйли лежала на земле, не в силах пошевелиться. Потом в голову вернулись мысли, и она поняла: если она хочет узнать, что случилось – «адо прямо сейчас, пока не испарилась роса, идти по следам.

Эйли встала и пошла.

Только шагов двадцать спустя она спохватилась: трава была примята, да – но травинки были наклонены в сторону навеса. Значит, здесь этот неизвестный кто-то туда и шел.

Эйли бегом вернулась.

Она нашла другую дорожку примятой травы, пошла по ней.

Эйли внимательно смотрела под ноги, иногда поглядывая вперед. И полмили спустя увидела в траве металлический блеск.

Она нагнулась и подняла с земли свою киммериевую серьгу с выпуклой хрустальной линзой. Серьги были единственной драгоценностью, которую она прихватила из Ришада; иногда она давала поиграть ими мальчику – тому очень нравился их отливающий фиолетом цвет.

А на влажной земле рядом с находкой отпечатался след огромной собачьей лапы.

– Правду говорят, будто бы Князевы собаки затравили на лугу какого-то ребятенка? – произнес мужской голос. – Нашито все вроде целы… Может, кто из соседских?

– Чужой это, – ответила ему женщина. – Хамал ходил смотреть. И соседские тоже ходили, незнакомый это. Маленький, говорят, совсем малыш еще…

Голоса стихли; двое прошли мимо, и Эйли не стала оборачиваться.

Она сидела спиной к ним, на невысокой стене, сложенной из нетесаного камня, служившей загородкой чьего-то загона или огорода, и смотрела с холма вниз, на далекий Вересковый луг, тот самый, о котором говорили крестьяне. Она была спокойна, уже спокойна – свои слезы она выплакала утром в лесу, а потом долго сидела, бездумно глядя в певучую воду ручья. Теперь от слез следа не осталось. И о ребенке, которого ненароком затравили княжьи собаки, она слышала не первый раз; в селе говорили, что князь расстроен случившимся и мщет, чей ребенок, чтобы заплатить родне, и все стращали своих детей, чтобы со двора не убегали – вон у князя какие собаки, настоящие породистые грифоны, псы-демоны…

Псами-демонами называли здесь огромных собак, специально выведенных для охоты на диких быков, – мощных, громадных, плоскомордых и бесхвостых гривастых грифонов. Вид у грифонов был поистине демонический: суженные к заду тела с мускулистой грудью и поджарым животом, длинные прыжковые и беговые задние и сильные передние ноги со страшными когтями, мощная короткая шея, переходящая в крупную квадратную голову с большими стоячими ушами, а на черной сплющенной морде – карие, с добрые блюдца, глаза совершенно без белков; и вдобавок ко всему этому ужасу – серая, будто припорошенная серебристой пудрой, почти лошадиная грива. Грифоны были старинной, редкой породой; собаки выбраковывались самым тщательным и безжалостным образом, при малейших признаках нарушения экстерьера у одного щенка убивали весь помет, поэтому стоили они целые состояния, за что их еще иногда называли царскими грифонами.

Эйли видела этих собак еще при Дворе. То есть, они попадались ей на глаза, но тогда она их просто не замечала…

Сейчас она издали смотрела на помятый луг, откуда князь, которого все уже называли не иначе как будущим Императором, уже уехал. Оставшиеся немногочисленные слуги разбирали шатры и палатки; потом уехали и последние люди князя, а Эйли все сидела и смотрела на опустевший луг, пока хозяйка не позвала ее полоть огород.

Теперь Эйли незачем было торопиться.

Талас по всему Краю Земли был перекрыт дозорами: там ждут-поджидают княжну Сухейль, которая уводит в Талас Наследника. Напрасно ждут. Потому что в селе, затерянном среди лесов предгорий, появилась малолетняя батрачка, пришедшая на лето из города; здесь этим никого не удивишь – из городов часто приходят немного заработать за летние месяцы. Прополка, сенокос, уборка урожая…

За год жизни, проведенной во дворцах, Эйли малость отвыкла пускать в ход свои мускулы, но в конце концов здесь было не труднее, чем тогда, когда она теребила ушки. В селе считали, что она пришла с Юга, и никого не удивило, что она оставалась тут сначала до осени, а потом до первых заморозков, когда были уже убраны капуста и буряки; осенью к Краю Земли шел обоз со строевым лесом, и Эйли поджидала его. Никто не спрашивал, зачем ей надо на Край, мало ли зачем.

Наконец однажды солнечным, но холодным осенним днем ее предупредили, что обоз пройдет завтра рано утром, и она, еще затемно, захватив узелок со своими пожитками и деньгами, заработанными за лето, пришла на околицу и долго еще поджидала, пока тяжело груженные возы не выползли, влекомые неторопливыми волами, на дорогу.

Путь был долог и тосклив; возчики говорили о разнице в ценах на Севере и Юге на соль, на стеклянный бисер, на сушеных осьминогов и соленую морскую рыбу.

Однажды молодой возчик, поговорив предварительно с отцом, подошел к Эйли, когда она на привале сидела в одиночестве, и после каких-то околичностей и намеков прямо попросил ее разрешения, когда они приедут в город, который она назвала родным, пойти к ее матери и познакомиться. Эйли подняла на него изумленные глаза: никогда раньше и разговора ни о чем подобном не было, она даже и разговаривала-то с парнем до того только по делу – разве что несколькими словами за весь путь обмолвились. И вдруг…

– Я понимаю, тебя сейчас еще замуж не отдадут, – глядя в сторону, бормотал парень. – Но через год-другой…

Эйли молчала. Парень, не совсем верно расценив ее молчание, продолжал смелее:

– Ты не сомневайся, станешь моей женой – не перетрудишься. Я же сын кузнеца, сам кузнец, мы богато живем…

Эйли будто прочитала его мысли: «Мы богатые, можем позволить взять в невестки полунищую горожанку, за которой ни земли не дадут, ни хорошего приданого». Парню, похоже, она и в самом деле сильно нравилась: пришлых горожанок в селе не очень-то уважали, да и сами они за сельских не очень охотно шли.

– Матушка не отдаст меня за сельского, – наконец ответила Эйли. – И потом… – она подняла на него ясные глаза, чтобы солгать в лицо, – я уже сговорена, хотя еще не обручена.

– Как же твой жених позволяет, чтобы ты батрачила в чужих краях? – невольно возмутился парень.

– А я зимой болела, – спокойно сказала Эйли, – вот мы и решили, что в деревне на воздухе я быстрее окрепну. А работа что – работы везде хватает.

Парень отступил, хотя несколько дней спустя, когда они проезжали мимо того самого городка, он предложил Эйли хотя бы проводить ее до дому.

– Спасибо, не надо, – сказала Эйли, забирая с воза свой узелок. – Тебя побьют. – И быстро, не оглядываясь, направилась в сторону городского рынка, где затерялась в толпе.

Осенью в южных предгорьях жизнь течет совсем не так, как летом, но Эйли нашла людей, которые ехали на Плато. Нужно было только обзавестись мулом, и Эйли срезала четыре пуговицы со своей кофты. Попутчикам она рассказала очередную сказочку, они поверили или сделали вид, что поверили, однако лишних вопросов не задавали.

На Плато уже наступала зима, трава была припорошена снегом, и каждый день можно было ожидать, что с высоких гор Унук Альхайи восточный ветер принесет настоящие снежные бури. Но Край Земли был уже близок.

Встал вопрос: как спуститься в Талас? Все-таки не лето, без специального снаряжения по скалам не очень поползаешь. Все же Эйли под благовидным предлогом отстала от попутчиков, когда обоз приближался к Третьему Форту, месту своего назначения, и вдоль узкого овражка – русла маловодной речки – направилась прямиком к Краю Земли.

Здесь, в миле от Края, ее и перехватили двое краевых офицеров, которые не то охотились, не то просто проезжали от заставы к заставе.

– Э-эй, красавица, – окликнул один. – Заблудилась, что ли?

Эйли остановила своего мула и развернулась в сторону офицеров. То есть это Эйли предположила, что они офицеры, потому как лица их были выбриты и только что разве усаты, и аркебузы, притороченные к седлам, проблескивали богатой инкрустацией, да и сбруя на лошадях вся в серебре, хотя сами всадники одеты были в простые лисьи шапки с хвостами и какие-то бесформенные куртки из овчины – так здесь мог одеваться кто угодно.

Помолчав и не дождавшись ответа, один из офицеров объяснил:

– На пятнадцатую заставу – это туда, – он махнул рукой направо, – на шестнадцатую – туда, – последовал взмах налево. – А прямо, как ты направилась, так в Океан и упадешь.

– Заблудилась, – спокойно и без дрожи в голосе ответила Эйли. Кажется, ее путешествие кончилось. Вряд ли теперь удастся выкрутиться, это не простодушные крестьяне. Да и граница близка.

И верно, один из офицеров, тот, что указывая, вдруг прищурился и подъехал ближе.

– Где-то я тебя видел, девушка, – проговорил он, всматриваясь в лицо Эйли. – Имя твое как будет?

Эйли продолжала молчать.

Второй тоже подъехал и сразу узнал. Он стащил с головы свою лисью шапку, вытер выступивший вдруг на лбу пот и сказал, вновь покрывая голову:

– Пресвятые Боги! Ваше высочество… – Говорил он почему-то растерянно. Он оказался совсем молодым, несмотря на пышные молодецкие усы. – Вот ведь угораздило…

Первый глянул на него недоуменно, переспросил настороженно:

– Какое такое высочество?

Эйли выпрямилась: что уж тут скрываться, когда ее узнали.

– Да, – сказала она надменно, глядя на них с высоты мула. – Я – княжна Сухейль Делено.

Молодой все еще пребывал в состоянии растерянности, зато другой, который был заметно старше, нашелся сразу.

Он выпрямился в седле, и, видимо, по привычке положив руку на приклад аркебуза, произнес подобающим случаю тоном:

– Ваше высочество, у нас приказ: непременно арестовать вас при встрече.

– Чей приказ? – высокомерно уточнила Эйли.

– Князя Аларафа Сегина.

– Какое у него право задерживать Дочь Императора? – по-прежнему надменно спросила Эйли. – Или он уже объявил себя Императором?

– Пока нет, – проговорил молодой.

Старший вдруг хмуро заметил:

– Не очень-то вы похожи на Дочь Императора, ваше высочество. Впрочем, мы обязаны задерживать всех чужаков, которые появляются на Краю Земли без разрешения Краевой Комиссии.

Эйли передернула плечами:

– Так задерживайте!

Старший строго глянул на своего молодого приятеля и спросил негромко, будто кто-то мог их услышать в этой глухомани:

– Э-э… мальчик не с вами?

Эйли помолчала, потом ответила:

– Вы же видите.

Молодой огляделся по сторонам, а старший сказал, еще больше понизив голос:

– Вам нужна помощь, ваше высочество?

Эйли глянула на него с недоумением.

– Вы хотите спуститься к себе домой? – продолжил старший. Эйли растерялась. Поэтому ответила с неожиданным раздражением:

– В чем дело, господа? Я арестована или нет?

Старший прокашлялся.

– Мне, – начал он и поправился: – …нам не по душе брать под стражу Дочь Императора. Может быть, кгхм… сделаем так: мы поможем вам спуститься – и ни мы вас, ни вы нас никогда не видели?

– Здесь совсем неподалеку есть удобное место, – так же доверительно, даже как-то обрадованно вступил в разговор молодой.

– Чего это ради, господа? – с подозрением спросила Эйли. Старшему все происходящее явно очень не нравилось, но он сказал просто и без хитростей:

– А чего ради мы должны отдавать Дочь Джанахов Аларафам?

И Эйли поняла, что он искренен.

Краевики сопроводили Эйли вниз так, что будь она младенцем или хрупкой стеклянной вазой, она бы в первом случае даже не заметила, как оказалась довольно глубоко под Краем Земли, а во втором из нее не пролилось бы ни капли, буде предполагаемая ваза наполнена до краев.

Старший – младший остался наверху, сторожить лошадей и посматривать, не появится ли кто посторонний, – проводил ее по хорошо утоптанной и не менее хорошо замаскированной тропе до первой, как он объяснил, засидки контрабандистов, где оставил, обещав, что не пройдет и часа, как за ней придет верный человек с пятнадцатой заставы, и проведет ее ниже, до ближайшей деревни «рыбое… простите, ваше высочество, таласар». Пока они спускались, Эйли с радостью обнаружила, что навыки, которые у таласар впитываются с молоком матери, за год не потерялись, и потребовала было самостоятельности. Но офицер-краевик горячо принялся возражать, мотивируя свою настойчивость тем, что на тропе устроено достаточное количество ловушек, всех из которых он не знает, иначе бы сам сопроводил ее высочество вниз, и «было бы обидно, если бы с вашим высочеством что-то случилось уже на пороге родного дома».

И Эйли благоразумно не стала настаивать.

Офицер удалился; через некоторое, довольно скорое, время сверху спустился какой-то мрачный субъект, мало того что заросший бородой по самые глаза, видимо, в целях конспирации, еще и закутанный по те же глаза в какое-то тряпье, и молча повел Эйли дальше вниз, и вправду то и дело останавливаясь и что-то там делая – то под ногами, на тропе, то на стене, то еще где-то. Не успела Эйли хорошенько устать а ее проводник уже показал ей на раскинувшееся на терраске под тропой такое привычное глазу поселение горных таласар…

Вниз ее доставили на планере.

Но еще раньше был отправлен планер в Искос, и поэтому на Отмелях Эйли уже ждал водометный катер, на котором ее быстро отвезли к матери.

Местом встречи с дочерью княгиня Сагитта выбрала небольшой городок Скутум, расположенный на острове возле Восточных отмелей; здесь у княгини был дом, по таласским понятиям богатый, по имперским – весьма скромный: большой зал и кухня внизу, несколько комнат наверху; в этом доме прошло почти все детство Эйли.

За те год с небольшим, что Эйли не была тут, дом совершенно не изменился. Все так же вдоль стен вился виноград, перед домом в больших ящиках из слоенки росли деревца, за домом, ближе к кухне – садик и огород на привезенной издалека настоящей земле. Острова, на которых расположился Скутум, только наполовину были естественными: люди насыпали дамбы, укрепили берега, проливы между островами превратили в углубленные каналы, по которым то и дело ходили землечерпалки, – шторма и приливы пытались разрушить острова и засыпать каналы, но бывало, наоборот, намывали новые острова, которые тут же укреплялись и обживались.

Когда Эйли привезли домой, княгиня Сагитта была еще в пути, и княжну встретили постоянно живущие в доме нянька, ее муж и старшая овдовевшая дочь. Тут Эйли окончательно почувствовала себя ребенком, такой прилив заботы и внимания обрушился на нее. К приезду княгини Эйли, стараниями няньки вымытая, накормленная и засунутая в постель, будто больная, прочувствовала это в полной мере и даже шутливо пожалова-лась матери:

– Я сейчас чувствую себя не как человек, а словно тряпичная кукла. – Она взглянула на мать и, улыбнувшись, спросила: – Неужели я так и выгляжу?

– Нет, – улыбнулась в ответ княгиня, садясь в кресло у ее кровати и внимательно всматриваясь в лицо дочери. За прошедший год Эйли подросла, что было заметно даже несмотря на то, что она сейчас лежала, немного похудела, как это происходит с девочками в ее возрасте, но выглядела загорелой, крепкой и вполне здоровой. – Просто наша добрая нянюшка привыкла обращаться с тобой как с ребенком. Тем более после такой долгой разлуки. Она соскучилась и за один раз выплеснула на тебя всю свою заботу.

Эйли засмеялась:

– А я-то думаю, почему это я такая мокрая…

Нянюшка, нестарая еще – от силы лет сорока – женщина, принесла на большом подносе весьма обильный ужин. Эйли села на постели – встать ей няня не разрешила; так и пришлось есть, закутавшись в одеяла.

Княгиня искренне поблагодарила женщину за заботу о дочери, но все же повелела оставить их наедине.

– Я рада, что ты наконец вернулась, – сказала княгиня, когда нянюшка, ничуть не обиженная, удалилась. – Однако твое возвращение создает некоторые проблемы…

– Какие могут быть проблемы, мама? – удивилась Эйли. – Я дома!

Княгиня несколько нахмурилась.

– Князь Алараф Сегин потребовал от меня твоей выдачи в случае, если ты появишься в Таласе.

– Он не может требовать этого от нас! – воскликнула Эйли.

– Может, – сказала княгиня. – Мы слишком зависим от Империи. Ты сама это прекрасно понимаешь.

– Но у нас теперь есть Острова. – Эйли было все понятно, но из какого-то детского протеста ее так и тянуло возразить. – А это и лес, и металл…

– Этот лес и этот металл нам еще надо разработать, добыть и привезти сюда. За тысячи миль, – возразила княгиня. – А Империя вот она. – Княгиня указала рукой в сторону Стены. – Стоит им, к примеру, сбросить в Гром-реку какую-нибудь гадость, и на Западных отмелях погибнут сотни, если не тысячи. Мы не можем этого допустить.

Эйли взглянула на мать.

– Неужели ты хочешь, чтобы я вернулась в Империю?

– Нет, – качнула головой княгиня. – Этого я не хочу. Поэтому надо скрыть факт твоего появления здесь. Пока об этом знает не так много людей, и это люди верные.

– Это унизительно! – резко сказала Эйли.

– Иногда приходится поступаться собственной гордостью ради благополучия страны, – твердо возразила княгиня. – Мы государи, а не простые смертные.

– Хорошо, мама, – помолчав, сказала Эйли. – Хорошо, я еще не вернулась.

Эйли опустила плечи, как-то совсем по-детски взглянула на мать и вдруг всхлипнула. В глазах у нее чуть поплыло и она сказала совсем тихо:

– Мама, я так соскучилась…

Княгиня поднялась, отставила поднос с почти не тронутым ужином на стол, подсела на кровать, обняла плечи дочери:

– Ох, бедная ты моя… доченька…

Теплые руки гладили еще влажные волосы, платье на плече жарко повлажнело от соленых слез, которые быстро прошли, всхлипывания тоже постепенно затихли, и, повозившись, поудобнее устраиваясь, уткнувшись лицом в теплое плечо, дочь стала рассказывать матери, как она жила без нее это долгое время.