Текст книги "Расёмон – ворота смерти"

Автор книги: Ингрид Дж. Паркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Здесь Акитада остановился и обратился к монаху:

– А у вас большие конюшни. Вы, случайно, не сдаете лошадей паломникам?

– Конечно, сдаем, господин. У нас здесь что-то вроде почтовой станции – можно нанять лошадей, можно своих оставить. Эта услуга очень удобна для тех, кто желает провести в монастыре неделю или больше и не заботиться о лошадях.

– Как удобно, – задумчиво пробормотал Акитада.

В монастырской конторе они нашли писца – старого монаха с перепачканными тушью пальцами, корпевшего над свитками.

– Этот господин желает заказать молебен Исцеляющему Будде, – объявил молодой монах с таким гордым видом, будто только что выставил напоказ выращенную собственными руками громадную редьку.

Старый монах посмотрел на него с усмешкой и вперил близорукий взгляд в Акитаду.

– Исцеляющему Будде? С-сь…

В первый момент Акитада принял услышанное за жест пренебрежения, но потом понял, что у беззубого старика просто была привычка втягивать в себя щеки с таким вот чмокающим звуком.

– От какого недуга желает избавиться почтенный господин? С-сь… – поинтересовался писец.

– Что? А-а… видите ли, речь идет не обо мне, а о члене моей семьи. От… э-э… головокружения.

– Ах вот оно что! Тогда понятно, с-сь… Молодые люди редко обращаются к Исцеляющему Будде, с-сь… с-сь… Могу я узнать имя почтенного господина, имя недомогающей особы и, может быть, какие-нибудь подробности? – Он полистал свитки, что-то бормоча себе под нос и чмокая. – Ага, вот то, что нужно. С-сь… Мне нужно знать день, час и какую молитву вы хотите заказать. Обычно мы рекомендуем главу из «Сутры о Золотом Свете», она самая подходящая для Якуси, но в качестве дополнения мы можем включить особые заклинания от головокружения. С-сь… С-сь…

– Это для моей матушки, госпожи Сугавара. – Заметив изумленный вид Торы, Акитада прикусил губу, чтобы скрыть улыбку, потом сказал монаху: – Правда, в подробности ее недуга я не посвящен, но она говорила, что уже заказывала такой молебен примерно месяц назад.

Старик удивился:

– Сугавара? Что-то не припоминаю никаких Сугавара. Вы уверены? – Он полистал свои свитки, проверив списки, и покачал головой: – Нет, с-сь… Такого имени здесь нет. Вы точно знаете, что вам нужен Исцеляющий Будда?

– Да. В прошлый раз матушка посылала кого-то другого, а не меня. Может, она велела назвать другое имя? Она не хочет, чтобы люди знали о ее недугах.

Якуси, судя по всему, не возражал против псевдонимов, потому что писец как ни в чем не бывало спросил:

– Каким же именем она могла назваться?

– Ну откуда же мне знать?! – раздраженно воскликнул Акитада. – К сожалению, она никогда не советуется со мной! Давайте тогда оставим это дело, раз вы затрудняетесь поискать. – И он повернулся, чтобы уйти.

– Постойте, господин! – окликнул его писец. – В наши дни мало кто обращается к Исцеляющему Будде. Вы говорите, месяц назад? С-сь… – Он начал ворошить списки. – Вот! Всего одна запись за последние несколько месяцев. Здесь записан какой-то Като! Сутра Золотого Света, которая читается на восходе. С-сь… С-сь… Вам знакомо это имя?

– Като, – задумчиво проговорил Акитада. – У матушки есть родственник с таким именем. Когда была сделана запись?

Монах заглянул в свои бумажки:

– В девятый день третьего месяца.

Тора едва удержался от восклицания, и Акитада предостерегающе взглянул на него, а монаху невозмутимо сказал:

– Похоже, это оно и есть. А как выглядел этот человек?

– С-сь… Затрудняюсь сказать, господин. Запись делал не я, а кто-то другой.

– Ну и сколько стоил этот заказ в прошлый раз? – поинтересовался Акитада.

Писца передернуло от столь грубого вопроса, однако он ответил:

– Щедрое было пожертвование – четыре слитка серебра.

– Четыре слитка серебра! – вскричал Акитада, которому даже не пришлось изображать возмущение. – Ну нет, здесь что-то не то. Матушка никогда не рассталась бы ради этого с четырьмя серебряными слитками! Нет, боюсь, я все-таки ошибся. Пожалуй, сначала посоветуюсь с ней, прежде чем заказывать. Благодарю вас за хлопоты.

– Хм… С-сь… Как вам угодно, господин, – сказал монах с обиженным видом. – Будем ждать вас с нетерпением!

Молодой монах, явно разочарованный, проводил их к выходу.

– Не хотят ли господа, чтобы я показал им что-нибудь еще? – предложил он. – Может быть, достопочтенной матушке благородного господина полегчает после молитвы, читаемой самим настоятелем? Всего небольшое пожертвование монастырю – и имя вашей матушки включат в молитвенный список.

Монастырь жил пожертвованиями паломников, и глаза молодого монаха выражали такую надежду, что Акитада выудил из пояса горстку серебряных монет.

– Этого достаточно? – спросил он.

Монах принял деньги с улыбкой, непрестанно кланяясь.

– О да, господин! Подождите минутку! – Он бросился в контору, откуда вскоре вышел с распиской и извещением. – Я все уладил, господин.

Акитада всей душой надеялся, что матушка никогда не узнает об этом. Вспомнив про беглеца Исикаву, он поинтересовался:

– А многие приходят к вам поступать в монахи? Такого же возраста, как вы.

Монах посмотрел на него с удивлением:

– Да вообще-то нет, господин. Почти всех нас отдали сюда еще детьми.

– Понятно. А то я знавал одного красивого и умного юношу примерно лет двадцати, который мог постричься в монахи на прошлой неделе. Любопытно, не сюда ли он попал?

– Только не на прошлой неделе, господин. Новеньких такого возраста к нам не поступало уже много месяцев.

Когда они расстались со своим проводником и сели в седла, Тора с усмешкой заметил:

– А вы потихоньку учитесь врать, хозяин. Кстати, хотелось бы знать, кто такой этот подозрительный малый? Если он заказал молебен в день исчезновения принца, то, наверное, тоже состоял в заговоре.

На отпущенный ему комплимент Акитада не ответил, однако промолвил:

– Наш приятель Сакануоэ имеет слабость к переодеванию. Он не поскупился на четыре слитка серебра, чтобы заказать сутру, которую монах должен был распевать за святилищем в то время, когда принц обычно распевал ее внутри. – И, помолчав, мрачно добавил: – Это говорит о том, что Сакануоэ задумал убийство заранее. До сих пор не понимаю одного: почему друзья Ёакиры признали, что принц мертв. Что убедило их в этом? – Он вдруг натянул поводья. – Стой, Тора! Мухи! Возле статуи Будды вились мухи. Возвращаемся обратно!

Издав страдальческий стон, Тора повернул за хозяином. Они скакали к святилищу галопом. Акитада взлетел на веранду, перепрыгивая через две ступеньки. Когда Тора догнал его у статуи Будды, тот, подняв повыше зажженную свечу, постукивал по изваянию пальцами.

– А стоит ли? – опасливо спросил Тора.

Ленивая муха поднялась откуда-то из-за головы статуи, облетела вокруг пламени свечи и опустилась на нос Будды. Акитада обошел статую сзади и вдруг позвал:

– Тора, иди-ка скорее сюда! – Когда Тора приблизился, его хозяин внимательно разглядывал пол под ногами. В одном месте на темных досках виднелась маленькая светлая зазубрина. Акитада присел на корточки и пощупал ее пальцами. – Дай-ка мне свой нож.

Акитада просунул в щель лезвие, и доска в полу приподнялась, образовав отверстие площадью примерно сантиметров в тридцать. Оттуда пахнуло удушливым запахом гниения и вылетело несколько мух. Акитада и Тора вглядывались в зияющую чернотой дыру в полу. Дыра оказалась неглубокой. На расстоянии вытянутой руки в ней находилась шкатулка чуть поменьше размером, чем само отверстие. Рядом лежала кипа курительных палочек.

– Да это просто склад всякого религиозного добра, благовония для курильниц и все такое, – предположил Тора.

– Такие предметы не привлекли бы мух, – возразил Акитада и протянул руку, чтобы достать шкатулку. Тотчас же из дыры вылетело еще несколько мух. В шкатулке, судя по всему, когда-то хранился ладан. Акитада поднял крышку.

– Силы небесные! – вскричал Тора, попятившись. – Что это? – Одной рукой он зажал нос, другой махал, отгоняя назойливых мух. – Зверушка, что ли, дохлая? Да по ней черви ползают!

– Это человеческая голова, – вздохнул Акитада. – Голова старика с седыми волосами. Думаю, это голова принца. – Он закрыл крышку и осторожно вернул шкатулку на место. – Ее принес сюда Сакануоэ.

Тора побелел как полотно.

– Но зачем?! И где тогда другие останки?

– Возница говорил о просторном облачении своего хозяина. Под такой одеждой легко спрятать человеческую голову. Убийца рассчитывал, что ее найдут здесь как доказательство смерти, но Синода, который зашел сюда вместе с Сакануоэ, пока другие ждали снаружи, убедил его спрятать отрезанную голову.

Акитада восстановил в памяти день своих визитов к друзьям принца. Абэ, явно впавший в старческое слабоумие, затруднялся припомнить не только какие-то события, а даже имя представившегося ему Акитады. Янагида был охвачен религиозным пылом после того, как стал свидетелем чуда. И только Синода проявил рациональное отношение к истории в монастыре. Акитада вообразил, как сидит Синода, окунув ноги в поток, и сверлит проницательными глазами гостя, размышляя о его истинной цели. Он вспомнил, что говорил этот пожилой господин, как решительно отвергал любые подозрения и как в конечном счете начал даже угрожать Акитаде, продолжавшему настаивать на своем. И вдруг события той ночи представились ему во всей полноте как наяву. Теперь Акитада понял, что Синода утаил от него правду из тех же соображений, что руководили им, когда он прятал голову Ёакиры в то зловещее утро. В отличие от дряхлого полоумного Абэ и набожного Янагиды, от военачальника, который не согласился бы дурачить императора, Синода имел хорошую смекалку и твердый характер. Все это пригодилось ему, чтобы создать историю с чудом и тем самым не опорочить светлой памяти друга. Стало быть, вот какова эта истина, «истина внутри». Голова убиенного принца лежала здесь, запрятанная в глубинах святилища, как та самая истина, сокрытая теперь в глубинах памяти Акитады.

Он тяжело вздохнул:

– Да. Синода спрятал голову, но сделал это из любви к другу, а не для того, чтобы прикрыть убийцу. До этого момента Синода, конечно же, ни в чем не подозревал Сакануоэ, поскольку тот все время был у него на виду. Что касается тела, оно, я полагаю, осталось дома, скорее всего в одном из сундуков. – Акитада поднялся. – Что ж, пойдем. Мы увидели достаточно.

Домой они ехали неторопливым шагом. Акитада был по-прежнему погружен в мрачные мысли.

После длительного молчания Тора отважился спросить:

– Что теперь будете делать, хозяин?

Акитада обратил к нему рассеянный взгляд:

– Понятия не имею. Знаю только, что должен защитить мальчика. Мы имеем дело с очень хитрым и коварным человеком. Он беспрепятственно и быстро осуществил тщательно продуманное убийство, и притом сделал все так, что за неимением рационального объяснения люди сочли это событие сверхъестественным. А по милости глупого старика, решившего спрятать голову – единственное доказательство насильственной смерти Ёакиры, причем далеко не от рук демонов, – сам император объявил случившееся чудом.

– То есть вы хотите сказать, что, не спрячь они голову, убийство приписали бы демонам? – уточнил Тора. – Ну что ж, в этом имелся смысл. Ведь люди тогда подумали бы, что принц совершил какие-то злодеяния и был в наказание растерзан. Такое когда-то уже произошло с одним скверным человеком во дворце. История эта известна каждому.

– Вот именно, – кивнул Акитада. – Эта история известна каждому, и Сакануоэ рассчитывал на это. Зловещие проклятия предсказателя, которого принц велел прогнать от своих ворот, несомненно, навели Сакануоэ на мысль воспользоваться расхожими суевериями и разыграть страшную историю с демонами, решившими расправиться с Ёакирой за его непочтительное отношение к вещему старцу. К тому же это пришлось весьма кстати – ведь Ёакира только что обнаружил подлог и обман. С того момента, как Сакануоэ влез в постель его внучки, с ее согласия или нет, принц был обречен на смерть. А Сакануоэ вместо позорного увольнения вдруг увидел другой путь – путь к богатству, власти и процветанию. Награда была слишком велика и стоила риска.

– Хозяин, мне понятны поступок князя Синоды и мотивы князя Сакануоэ, пусть мы и разобрались в них только что, но я не понимаю, как он собирался все это провернуть. На что надеялся? Ведь его могли застукать в любой момент!

– Не скажи. У него было всего два опасных момента. Первый – когда он, изображая принца, вылез из повозки и вошел в святилище. Ему следовало торопиться, потому что, хоть Кинсуэ и отъехал со двора, друзья принца могли появиться там с минуты на минуту. Я хорошо помню, как Кинсуэ сказал, что его удивила проворность, с какой хозяин взлетел по ступенькам. А уже в стенах храма Сакануоэ осталось сделать самую малость. Он зажег свечи и благовония, скинул с себя просторное облачение принца и оставил его вместе с окровавленной головой на молитвенной циновке. Потом быстро вышел, закрыл за собой дверь и ждал в сторонке в темноте, когда старики рассядутся на веранде. Когда он появился перед ними, они, усталые после долгого пути и не спавшие всю ночь, даже не задались вопросом, откуда пришел Сакануоэ. Его ждали, и он явился. Вскоре после того как все расселись на веранде, взошло солнце, и они услышали голос, распевающий молитвы. Все четверо на веранде и Кинсуэ внизу, во дворе, видели, как Сакануоэ сидел вместе с другими в течение всего времени, пока продолжалась молитва. И Янагида, и Синода решительно утверждали, что Сакануоэ был рядом с ними с начала и до конца. Таким образом он получил идеальное алиби, а весь остальной мир – еще одну сказку про чудо.

Тора изумленно покачал головой.

– А что за другой опасный момент? – спросил он.

– Еще одной трудностью для Сакануоэ была лошадь, необходимая для обратного пути. Но с этой проблемой он легко справился, поскольку весь монастырь был поднят на ноги и носился в поисках исчезнувшего принца. Ведь известно, что лошадей легко можно достать на конюшнях. Неспроста же старого возницу Кинсуэ так озадачило то, что Сакануоэ вернулся на чужой лошади.

Тора кивнул, неохотно соглашаясь и с этим:

– Хорошо. Я понимаю, как это можно было сделать. Дело происходило ночью, и все эти старики, возможно, и днем-то плохо видят. Но как Сакануоэ избавился от тела?

Акитада тяжело вздохнул. Ему удалось проследить от начала и до конца весь хитрый замысел Сакануоэ. Но мертвое тело, оставшееся в покоях принца, обезглавленное и спрятанное в одном из спальных сундуков, сразу наводило на мысль о том, что эта насильственная смерть была все-таки внезапной. Он снова представил себе эту комнату, припомнил царапины на безукоризненно чистом полу и снова ощутил в ней присутствие души покойного. А что, если убиенный пытался тогда что-то сказать ему? Торе он рассеянно ответил:

– Тело отправили за город в одном из сундуков.

– Чтобы его обнаружили там слуги при разгрузке? – изумился Тора.

– Конечно, нет. Кинсуэ утверждает, что Сакануоэ сам управлял последней телегой. К тому же это опять-таки происходило ночью. Не исключено, что он выбросил тело по дороге. Обезглавленный труп опознать не так-то легко.

– Нет, хозяин! Ему незачем было это делать! Он же проезжал через ворота Расёмон! По ночам все, кому нужно, стаскивают туда своих мертвецов. Вы можете притащить туда хоть самого императорского советника, и никто об этом не узнает.

– Расёмон? Но разве те, кто нашел обезглавленное тело, не должны доложить о находке властям?

– Может, и должны, а может, и нет, – загадочно проговорил Тора. – Всякое происходит с мертвецами в этом жутком месте, и не всегда скажешь, что это дело рук живых. – Он содрогнулся от собственных слов и чуть веселее добавил: – Поздравляю вас, хозяин! Вы раскрыли это преступление. – Акитада угрюмо кивнул. – Что-то не так, хозяин? Вам теперь все известно про этого ублюдка Сакануоэ. Я-то думал, что вы именно этого и добивались.

– Что бы нам с тобой ни было известно, в частности то, что он убил принца, этого никогда не удастся доказать. Император собственной печатью обеспечил дальнейшую безопасность Сакануоэ.

Они наконец достигли вершины горного кряжа, где им открылся вид на столицу, раскинувшуюся на широкой равнине. Знойное марево окутывало город, и сквозь его пелену видны были только синие черепичные крыши императорского дворца. К югу от него пролегала улица Сузаку; бледная зелень окружавших ее ив почти сливалась с висевшей над городом мутной дымкой. Путники одновременно обратили свои взоры в сторону Расёмон, но так и не отыскали этих огромных ворот в голубоватом дрожащем мареве.

Вдруг Тора закричал:

– Смотрите, хозяин! Там был пожар! То-то мне еще утром показалось, будто тянет дымом. – Он указал на густые серые клубы, повисшие над одним из северных кварталов города. – Я так и знал, что эта жара не пройдет даром! Вот бедолаги! Слава Богу, хоть от нашего дома далеко!

Сразу же подумав о своей семье и о гостившем у них мальчике, Акитада пришпорил коня. Они поскакали вниз и вскоре отчетливо разглядели, где произошло бедствие. Пожар уже успели потушить. Только легкое темное облачко еще висело в одном месте над верхушками деревьев и крышами домов, а черные клубы дыма медленно рассеивались в голубом небе.

Вдруг Акитада резко натянул поводья.

– Святые небеса! Надеюсь, глаза мне лгут! – Он указал вдаль. – Смотри, Тора! Эта черная пустошь среди обугленных деревьев… Не там ли раньше стоял дом Хираты?

Тора подскакал к хозяину, увидел его бледное лицо и, прикрыв ладонью глаза от солнца, вгляделся в даль.

– Всемогущий Амида! – воскликнул он. – Это его дом! Поехали!

Глава 20
Тлеющие угли

Едкий запах гари они уловили за несколько кварталов до улицы, на которой жил Хирата. Носившаяся в воздухе сажа лезла в ноздри, щипала глаза и черным налетом оседала на коже.

Сама улица на первый взгляд, казалось, не изменилась. Стена вокруг дома Хираты осталась невредимой, и ветви двух старых ив у ворот все так же грациозно покачивались на ветру. Но этот же ветер вздымал из-за стены колышущиеся струйки серого дыма, а у ворот толпилась кучка ротозеев.

Это жадное любопытство людей, удачливо избежавших несчастья и теперь с сокрушенным видом смотревших на чужое горе, привело Акитаду в ярость, и он направил своего взмыленного хрипящего коня в самую гущу бесстыжей толпы, заставив зевак разбежаться.

Пожарище, представшее его взору, напоминало ад. Спрыгнув с лошади, Акитада безмолвно стоял посреди двора, не веря своим глазам. Среди почерневшей зелени лежали груды дымящихся обугленных обломков, а над местом, где еще совсем недавно стоял крепкий надежный дом с многочисленными пристройками, висела сизая дымка. Черные закопченные фигуры с лицами, прикрытыми влажным тряпьем, носились в дыму, словно демоны в поисках пропавших душ, бегая по извилистым дорожкам, когда-то пролегавшим по цветущему садику Тамако.

Тамако! Акитада хотел выкрикнуть ее имя, но ледяной страх сковал его, и язык не желал повиноваться.

– Эй вы, там! – крикнул Тора, спрыгивая с лошади. – А где семья, проживавшая тут?

Пожарный, обернулся на бегу и указал в сторону:

– Там.

У подножия обугленного кедра выделялись два ярких пятна. Полицейский в красном стоял над неподвижной грудой, покрытой сине-белым хлопковым кимоно.

Женское кимоно!

Едва передвигая ноги, Акитада подошел к дереву и встал рядом с полицейским.

Из-под кимоно виднелось человеческое тело. Обугленные останки, совершенно неузнаваемые, казались такими съеженными и крошечными, словно принадлежали ребенку. Это скрюченное тело с поджатыми руками и ногами, будто пытавшееся в последний миг защититься от напасти, было первой жертвой огня, которую Акитада видел в жизни. Нет, это обгорелое сморщенное месиво из плоти и костей не может быть… Но, увы, кимоно!..

– Эй! Какого черта вы здесь делаете? – рявкнул стоявший рядом полицейский.

Акитада поднял на него затуманенный взор и хрипло спросил:

– Кто это?

– Правильнее сказать «кто это был?», – мрачно изрек полицейский. – Пожарные вытащили его вон из той обгорелой груды обломков.

Его? Акитада снова взглянул на тело и теперь заметил на затылке почерневшей головы остатки седых волос. Он испытал невыразимое облегчение. Только сейчас, посмотрев туда, куда указывал полицейский, Акитада понял, что на месте груды обгорелых обломков раньше стояла пристройка, где располагался кабинет профессора. «Боже!» – мысленно воскликнул Акитада. Хирата! Не Тамако, а ее отец! Но где же тогда она? Ожившая на короткий миг надежда угасла, когда он стал искать глазами другие тела. Ведь в доме были еще и слуги. Где же все эти мертвецы?

К ним подошел Тора и, посмотрев на тело, спросил:

– А где остальные? В доме находились профессор, его дочь и двое слуг.

Полицейский присвистнул.

– Еще трое?! Не знаю. Я только что пришел. Наверное, их еще не нашли.

В горле у Акитады застрял комок. Нет! Пожалуйста, только не Тамако! Только не его нежная хрупкая девочка! Дом и еще две пристройки сгорели полностью. Под этими почерневшими балками и обрушившейся крышей не уцелел бы никто. Спальня Тамако находилась в самой дальней пристройке. Ох, Тамако! Представив себе скрюченный обугленный труп, Акитада, едва держась на дрожащих ногах, бросился к грудам дымящихся обломков.

– Стойте! – крикнул Тора, устремившись вслед за ним и хватая его за руку. – Вам туда нельзя! Это же опасно!

Но, стряхнув его руку, Акитада полез в самую гущу обломков и начал разгребать их руками и ногами. Он успел расчистить лишь самую малость, когда сильные руки схватили его сзади за плечи. Тора и один из пожарных что-то кричали ему. Изо всех сил пытаясь вырваться, Акитада наконец расслышал их слова.

– Молодая госпожа находится в доме по соседству. И слуги тоже.

– Тамако?! – Ошарашенный Акитада смотрел на Тору. – Тамако жива?

Тора кивал, ободряюще похлопывая его по плечу:

– Да, с ней все в порядке. Хвала Амиде! Пойдемте, господин. Скорее пойдемте к ней.

От облегчения у Акитады подкосились ноги. Боясь спугнуть воскресшую надежду, он направился вместе с Торой к соседнему дому. Они постучали в дверь. Им открыл старик и вопросительно уставился на них.

– Г-госпожа Хирата… Она здесь? – запинаясь спросил Акитада.

Старик кивнул и провел их в гостиную небольшого домика.

Хотя в комнате было полно народу, Акитада увидел только Тамако. Съежившись, она сидела на циновке, укрытая чьим-то стеганым халатом. Даже сквозь сажу и копоть Акитада разглядел, как бледна ее кожа, огромные глаза покраснели от слез или дыма, а сама девушка так дрожала, что не могла вымолвить ни слова. Завидев Акитаду, она издала протяжный стон.

– Я… пришел… – беспомощно промолвил он. Тамако кивнула. – Ты ранена?

Она замотала головой, а по щекам снова побежали слезы. Акитаде хотелось подойти ближе, взять ее на руки, крепко прижать к груди, предложить себя вместо всего, что она потеряла. Но они были не одни. Но если бы и не это, он понимал, что не нужен Тамако. Он никогда не был нужен ей. В этом Акитада отдавал себе отчет. Впрочем, пусть так, но сейчас Тамако придется принять его скромную помощь.

Оглядев комнату, Акитада заметил наконец остальных – жену хозяина, Сабуро, старого слугу семьи Хирата, девушку, прислуживавшую Тамако, и нескольких перепуганных хозяйских детишек. У хозяйки, заботливо крутившейся возле Тамако, Акитада спросил:

– Она не ранена?

Женщина покачала головой:

– Нет, господин. Но она очень потрясена.

Акитада кликнул Тору и, когда тот подскочил, распорядился:

– Возьми свою лошадь и отвези госпожу Хирата и ее служанку к нам домой. Скажи моей матушке, чтобы устроила ее поудобнее.

Тамако слабо запротестовала. Ее бывшая соседка осведомилась:

– А вы кто, господин?

– Сугавара, – отрезал Акитада, не сводя глаз с Тамако.

– Но кем вы приходитесь госпоже Хирата? – настаивала женщина.

Оторвав взгляд от Тамако, Акитада теперь понял причину беспокойства женщины.

– Не волнуйтесь, – сказал он. – Мы с Тамако выросли вместе, как брат и сестра. Профессор Хирата взял меня в свой дом, когда я был совсем юным.

– О-о! – удивилась женщина. – Так вы и есть тот самый Акитада! Как я рада, что вы пришли за ней! Ведь, кроме вас, у нее никого нет на всем белом свете!

Кивнув, он подошел, чтобы взять поникшую девушку на руки. Уткнувшись лицом ему в грудь, Тамако рыдала, пока Акитада нес ее на улицу, где их поджидал с лошадью Тора. Усадив Тамако в седло, Акитада сказал:

– Поезжай с Торой, милая. А я тут обо всем позабочусь.

Она печально смотрела на него, потерянная, беспомощная, раздавленная. Ему хотелось утешить девушку, сказать, что отныне он будет заботиться о ней, но Акитада не смел вымолвить этих слов. Он протянул руку, чтобы поправить полу ее платья, и в ужасе замер. Тонкая нежная ступня Тамако была покрыта страшными красными волдырями. Сердце его неистово забилось, и, глядя ей в глаза, он хотел снова спросить, сильно ли она ранена, но Тамако заговорила первой:

– Ты обжег руку.

Акитада сначала не понял и только потом отдернул руку, тоже покрытую красными волдырями. До сих пор он не чувствовал боли и лишь сейчас заметил, что обжег обе руки, когда разгребал обломки. Акитада хотел сказать, что ему совсем не больно, но в этот момент Тора усадил перепуганную служанку в седло позади хозяйки и, взяв в руки поводья, повел лошадь прочь. Акитада смотрел им вслед, пока они не скрылись за углом. Сейчас для него главным было одно – что Тамако уцелела.

Но этот короткий миг радости скоро улетучился. Старый слуга, шаркая и всхлипывая, подошел к нему и встал рядом. Оторвав взгляд от дороги, Акитада вздохнул.

– Что произошло, Сабуро?

– Хозяин, видимо, уснул за своими рукописями, – плача, рассказывал старик. – Все мы уже давно спали. Я проснулся посреди ночи от криков госпожи Тамако и увидел, что его кабинет, и весь дом, и кухня объяты пламенем. О небеса! Как это было ужасно! Бедный хозяин! Мы видели, как он лежит там в огне. Мне пришлось держать госпожу Тамако, иначе она бросилась бы в самое пекло. Пожарные приехали не скоро, потом оказалось, что в колодце мало воды и не хватает ведер, и вот теперь все кончено. – И он залился слезами. – Все кончено! – крикнул он, сотрясаясь от рыданий. – Проспал я своего хозяина! Теперь все кончено!

Акитада осторожно коснулся его плеча, так как у самого болели обожженные руки.

Они вернулись на пожарище, где Акитада провел много часов, тщетно надеясь найти объяснение случившемуся. Как предположил один из пожарных, профессор погиб, нечаянно разлив ламповое масло. Заметив недоверие Акитады, он невозмутимо добавил, что подобные вещи часто случаются с учеными, которые засыпают над своими рукописями. На это Сабуро возразил, что его хозяин всегда осторожно обращался с огнем.

Акитаде хотелось, чтобы это был лишь несчастный случай, но страх, охвативший его, подсказывал: это не так, и жутких событий можно было избежать, поговори он с профессором раньше. Тамако осталась жива, но потеряла все. Она потеряла отца, свою единственную опору в жизни. Акитада клял себя за проклятую гордость, побуждавшую его день за днем избегать встреч со старым профессором. А вдруг это он виноват в смерти Хираты?

Чувства невосполнимой утраты и глубокого стыда, словно два злобных демона, преследовали его всю дорогу. Дома Акитада сразу справился о Тамако, и мать с несвойственной ей кротостью сообщила ему, что Сэймэй подлечил бедняжке ногу и заварил ей какой-то особый чай, после чего она уснула. И тут же мать еще больше разбередила душевную рану Акитады, напомнив ему, какое страшное будущее ждет молодую женщину, оставшуюся без отца и без родственников мужского пола, способных защитить ее.

Весь следующий день Акитада не выходил из своей комнаты. Сэймэй, приносивший ему еду и уносивший ее нетронутой, думал, что его хозяин ни разу не шевельнулся – такой неподвижной казалась его сидящая фигура, таким застывшим было выражение лица и взгляд, уткнувшийся в сложенные руки, красные от ожогов, оставшихся в тех местах, где горячие угли коснулись кожи.

Госпожа Сугавара и сестры приходили в комнату Акитады, но он лишь молча слушал их увещевания и вздыхал. Тора привел к нему юного Садаму, надеясь приободрить хозяина, но так и ушел, сокрушенно качая головой.

На другой день Акитада вышел из своей комнаты, небритый и осунувшийся, чтобы сделать самые важные дела и пойти на похороны Хираты.

Туда пришли коллеги профессора, его студенты и множество людей, которых Акитада не знал. Их неподдельная скорбь усилила гнездившееся в его душе чувство тяжкой вины, и он все больше и больше замыкался и уходил в себя. Акитада остро ощущал присутствие закутанной в вуаль Тамако: она сидела вместе с его матерью и сестрами за ширмами. Что она думает сейчас о нем, предавшем свой священный долг перед тем, кто заменил ему отца, о своем «старшем брате», который бросил их в минуту беды и не услышал ее крик о помощи?

Похоронное шествие к месту сожжения, где огню предстояло довершить уже начатое, прошло словно в тумане, словно в том самом дыму, который поднимался над погребальным костром человека, ставшего Акитаде ближе родного отца. После похорон он, не разговаривая ни с кем, вернулся домой и снова скрылся в своей комнате, где провел еще целый день и ночь, перебирая в памяти прошлое и картины ужасного бедствия, отказываясь от пищи и принимая только воду.

На четвертый день после пожара к Акитаде, все еще находившемуся в состоянии апатии и отчаяния, прибыл посыльный из университета. Он доставил записку от настоятеля Сэссина, и Акитада развернул ее еще не зажившими от ожогов пальцами.

В ней было написано: «Вы нужны нам».

Разъяренный Акитада разорвал записку и уже потянулся за чистым листком, чтобы написать официальное прошение об увольнении из университета. Но что-то удержало его – то ли профессиональный долг, то ли возникшие в памяти лица студентов, то ли боль в руках, которые еще не могли держать кисточку. Что-то побудило Акитаду пойти туда. Кликнув Сэймэя, он с его помощью умылся, побрился и переоделся в чистое серое кимоно.

– Поели бы хоть немного рисовой каши, хозяин, – ласково попросил Сэймэй, словно разговаривая с больным.

Оставив слова старика без ответа, Акитада ушел.

Явившись в главный зал факультета права, он увидел, что тот заполнен студентами, учившимися у него и Хираты. Отсутствовал только юный князь Минамото, до сих пор скрывавшийся в целях безопасности у него дома. Студенты расселись полукругом перед внушительной фигурой Сэссина. Настоятель был облачен в серое кимоно и черно-белую траурную перевязь. Одежда студентов была обычной, но печальные лица и заплаканные глаза свидетельствовали об их скорби.

– Приветствую вас, мой юный друг, – зычным голосом обратился Сэссин к Акитаде. – Мы ждем вас. Мы говорили тут добрые слова о профессоре Хирате, и я сказал студентам, что когда-то вы были одним из его любимых учеников. Не поделитесь ли с нами своими воспоминаниями о нем?