Текст книги "Расёмон – ворота смерти"

Автор книги: Ингрид Дж. Паркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Наверху женский голос громко и смачно выругался.

Вздохнув с облегчением, Тора поднялся. С живой женщиной-бродяжкой он уж как-нибудь договорится. Он ринулся вверх по лестнице, и когда добрался до верхних ступенек, таинственный свет погас. В тот же момент сквозняк задул и его фонарь, и все погрузилось в кромешный мрак.

Тора сделал пару шагов вперед и споткнулся о какой-то ворох, едва устояв на ногах.

Откуда-то на уровне его колен послышалось зловещее дребезжащее хихиканье, и он уловил чье-то зловонное дыхание. Кем бы ни был этот таинственный обитатель башни – мужчиной или женщиной, – сейчас он находился рядом с ним. Тора поспешно шагнул в сторону и наступил на что-то мягкое. Теперь вместо хихиканья он услышал предостерегающий крик:

– Эй, смотри, куда ступаешь! Ей-то теперь все равно, а меня ты чуть не раздавил своими ножищами!

– Извини!

Тора нашел свой кремень и зажег фонарь. При его свете он тотчас же разглядел старую каргу, пялившуюся на него с пола. Она была в лохмотьях, длинные седые патлатые волосы паклей свисали по плечам. В скудном мерцающем свете фонаря ее лицо напоминало оживший череп. Острые скулы, обтянутые землистого цвета кожей, глубоко запавшие глаза, провалившийся беззубый рот, оскаленный в недоброй ухмылке. Старуха копошилась возле обнаженного женского тела. Выругавшись, Тора отпрянул назад, когда понял, что наступил на руку покойницы.

Между тем старая карга снова захихикала:

– Что такое? Боишься мертвечины? Напрасно, милок. И сам таким станешь, не успеешь оглянуться!

Тора, уже видевший трупы, взглянул на тело. Женщина была молодая и очень худая, но лицо ее распухло, а живот раздулся. Коротко остриженная и щуплая, она совсем не походила на пухленькую длинноволосую Мичико. В открытых ввалившихся глазах виднелись желтоватые белки. Сонная муха лениво поднялась из ее приоткрытых губ. И по сладковатому запаху трупного разложения, и по багровым пятнам на желтеющей коже Тора понял, что женщина умерла день или два назад. Он передернулся всем телом и вздохнул.

– Милашка, правда? – снова закрякала старуха. – Если хочешь, приляг с ней. Она не станет возражать.

– Заткнись! – Тора пригрозил старухе кулаком, и она отползла на несколько шагов, второпях обронив нож. Выругавшись, Тора подобрал его и, подступая к старухе, рявкнул: – А ну говори, чертова ведьма, зачем он тебе?

Старуха прижалась к стене, закрыв костлявыми руками лицо.

– Ни за чем. Я же ничего противозаконного не сделала, и ей они теперь все равно не понадобятся!

Тора остановился.

– Что не понадобится?

Старуха достала что-то из-за пазухи и протянула Торе. Присмотревшись, он увидел свисающие из ее цепкого кулака пряди длинных черных волос.

Тора снова выругался и отвернулся. Выходит, старуха решила отнять у мертвой женщины последнюю оставшуюся у нее ценность. На женские волосы и впрямь был высокий спрос. Богатые дамы часто использовали их, чтобы придать пышность своим жиденьким или коротким косичкам, и вряд ли знали, из какого источника черпают свою красоту. Глядя на мертвую женщину, Тора подумал, что она, наверное, была довольно мила с этими длинными блестящими волосами. В нем закипело негодование, но он сдержался. Старухе тоже нужно как-то жить, а Торе было хорошо известно, на что толкает человека нищета.

– Я ищу тело одного старика, – сказал Тора старухе.

Та снова спрятала за пазуху добычу и подобрала с пола свой фонарь.

– Он примерно на голову ниже меня, тощий, с большим носом, – пояснил Тора. – Утопленник. Не видала такого?

– Отдал бы ты мне нож!

Тора неохотно выполнил ее просьбу.

– А на что тебе этот старик? – насторожилась старуха, засовывая нож за пояс. – Думаешь снять какое золотишко?

– Да какое там золотишко! Он был попрошайкой.

Скользнув взглядом куда-то вдаль, она пробормотала:

– Не знаю ничего. И вообще мне пора. – И, пнув ногой фонарь Торы, она удрала, оставив его во тьме.

– Эй, ты что наделала?! – крикнул он ей вслед, выругался и пошел вперед на ощупь, надеясь, что больше не наступит на мертвые тела и не упадет с лестницы. Наконец, нащупав стену, Тора осторожно двинулся вдоль нее. Впереди слышалось удаляющееся шарканье. Вскоре стена кончилась, но возвращаться за фонарем Тора не отважился, решив, что лучше тыкаться вслепую в темноте, чем еще раз дотронуться до трупа. Внезапно он оказался на пороге еще одной комнаты, куда сквозь щели в деревянных ставнях проникал лунный свет. Тора вошел и первым делом распахнул ставни. Комната была абсолютно пуста, не считая кучи отбросов и копошащихся в ней крыс.

Снова выйдя в коридор, он заметил, что там стало светлее, поскольку теперь разглядел несколько дверей в другие комнаты. Наткнувшись еще на одно тело, оказавшееся живым человеком, Тора не стал разбираться, кто это – пьяный или умирающий, – а начал методично обходить комнаты, сжимая в руке амулет Фудо, и наконец в последнем, пятом по счету, помещении нашел то, что искал.

Темной грудой тело лежало на полу прямо посередине. Тора наклонился и пощупал одежду. Та оказалась мокрой, и он пошел открыть ставни. Луна снова скрывалась за тучи, поэтому Тора поспешил вернуться к телу.

Это был Юмакаи.

Судя по всему, в воде он пробыл недолго. Лицо его посинело, глаза выпучились, язык вываливался из беззубого рта. Но несмотря на мокрые лохмотья, он не походил на утопленника. Озадаченный, Тора наклонился и пощупал шею старика, припомнив, как это делал хозяин, когда они нашли мертвую Омаки.

Но в этот момент на затылок его что-то обрушилось, и все погрузилось во тьму.

Придя в себя, Тора обнаружил, что лежит на боку со связанными руками и ногами. Вонючая тряпка, которой ему заткнули рот, и чудовищная боль в голове вызывали дурноту.

Приоткрыв один глаз и осторожно осмотревшись, он понял, что все еще находится в башне Расёмон. Тело Юмакаи исчезло, на его месте теперь сидел, скрестив ноги, человек, читавший при свете масляной лампы книгу. Человек показался Торе знакомым.

Память постепенно возвращалась к нему. Тора вспомнил: этого самурая разбойничьего вида он встретил внизу. Меч по-прежнему висел у самурая за плечом, а вот лук и колчан со стрелами он снял и положил в сторону.

Тора смекнул, что очутился в крайне неприятной ситуации, и тихонько попробовал на прочность веревки. Бесполезно! Если его связал ронин, то вырваться так просто не удастся – этот малый, видать, хорошо знает свое дело. Ноги Торы, согнутые в коленях, были связаны с руками одной веревкой за лодыжки и запястья. Бок, на котором лежал Тора, страшно ныл; боль отдавалась в ребрах. Одна рука совсем онемела. Но самое омерзительное ощущение вызывала тряпка во рту. Грязную и вонючую, ее наверняка нашли в куче отбросов, оставленных грабителями после обчищенных до нитки мертвых тел. Дурнота снова подкатила к Торе, и он сосредоточил все усилия на том, чтобы унять ее. Если его вырвет с этим кляпом во рту, он задохнется от собственной блевотины. Наконец ему удалось успокоиться, и он ровно задышал.

Между тем ронин перевернул страницу.

То, что разбойник с большой дороги читал книгу, поразило Тору. Этот человек был примерно такого же роста, как и он, но покрепче и шире в плечах и груди. Несколько шрамов на лице – по-видимому, от неглубоких порезов мечом – придавали его чертам мужественную красоту, и аккуратно подстриженная борода с усами очень шли ему. Одежда его, хоть и поношенная, была опрятной и хорошего качества.

Снаружи на лестнице послышались шаги, и ронин поспешно спрятал книгу за пазуху. Он посмотрел на Тору, потом на дверь. В комнату вошли трое. Двое из них были одеты как бедняки-рабочие, один – здоровенный верзила, другой – тощий коротышка. Последним был монах. Хотя голова его была не покрыта и соломенную шляпу он держал в руке, Тора вспомнил, что именно его видел внизу, когда тот, вероятно, притворялся спящим. Он был молод, круглолиц и широкоплеч. Порядком отросшие волосы и щетина на подбородке свидетельствовали о том, что он не очень-то верен монашьим обетам.

– Ну? Все сделали как положено? – спросил ронин.

Верзила прошел по комнате, сел возле стены и громко шмыгнул носом.

– Хватит сопли распускать, Штырь! – прикрикнул на него щуплый коротышка. Голос у него был высокий, почти детский, и лицо гладкое, как у ребенка, но под глазами и вокруг рта проступали отчетливые морщины. – Да, – ответил он на вопрос ронина. – Похоронили мы нашего приятеля честь по чести, как и обещали. Выкопали ему сухую могилку под стеной, и монах совершил обряд, пробубнил там какую-то белиберду, пока Штырь хныкал, как младенец.

Штырь снова захлюпал носом, а монах раскатистым и зычным голосом спросил:

– Ну а как наш пленник?

Они все посмотрели на Тору, и тот поспешно закрыл глаза.

– Пока не шевелится, – сказал ронин. – Что будете с ним делать?

– Я бы прикончил ублюдка, – предложил Штырь.

Тора в ужасе распахнул глаза – теперь-то он разглядел заостренный металлический прут, высовывавшийся из правого рукава детины. Вот, оказывается, отчего так ныла у него голова. Странно, что он вообще остался жив. Ведь верзила мог раскроить ему череп.

– Нет, никакой крови! – решительно заявил монах.

Ронин прокашлялся:

– Сдается мне, перед нами нелегкая задача. Поскольку это какой-то служащий и у него было время запомнить нас в лицо. – Он не договорил, а, вскочив, подошел к Торе и, подняв его за шиворот, поставил на колени, потом продолжил: – Он напустит на нас полицию, прежде чем ты успеешь помолиться своему Будде. Эй, смотри-ка! Я так и думал, что он уже очнулся!

Голова у Торы раскалывалась. Закрыв глаза, он услышал словно издалека голос монаха:

– Вид у него никудышный. Куда ему сопротивляться! Может, чуточку ослабим веревки? А когда силы начнут возвращаться к нему, он сам выпутается. К тому времени мы будем уже далеко. Гвоздь знает пару хороших местечек, где можно укрыться.

Штырь что-то грубо возразил ему, и Тора на всякий случай осторожно открыл глаза. Комната словно завертелась, неотесанные доски под коленями, казалось, задвигались. Тора попытался издать несколько жалобных мычащих звуков.

Ронин с отвращением посмотрел на него:

– Не знаю, не знаю, монах. Дай этому служаке хоть сколько-нибудь веревки, и он удавит ею еще одного горемычного пьяницу.

Монах сдавленно рассмеялся:

– Ну тогда мы могли бы оставить его уборщикам.

Тора снова замычал и затряс головой, но перед глазами все тотчас же помутилось, так что он едва устоял на коленях.

– По-моему, он пытается что-то сказать, – заметил ронин. – А ну-ка, Гвоздь, вынь у него изо рта затычку, и мы послушаем, что он хочет нам сообщить.

– Он позовет на помощь! – возразил Гвоздь.

Тора снова замотал головой, но на этот раз от невыносимой боли обмяк и рухнул на пол.

Его подняли и снова поставили на колени, потом прозвучал зычный голос монаха:

– Сильно ты его огрел, Штырь? Уж больно скверно он выглядит. – Он вынул изо рта Торы тряпку.

Тора жадно глотнул свежего ночного воздуха, выплюнул застрявшие во рту обрывки вонючих ниток и распрямился, насколько позволяли веревки.

– Если вы чуточку ослабите мне сзади путы, мы сможем чудненько поговорить, – прохрипел он.

Штырь грязно выругался, ронин усмехнулся:

– Мне по душе твоя храбрость, чиновник, но, по-моему, мы прекрасно смотаемся отсюда и без тебя. Что ты делал здесь?

– Я не чиновник. Я служу своему господину. Он послал меня разыскать нищего по имени Юмакаи. Только оказалось, что я слишком опоздал. Одна уличная шлюха сказала мне, что вы отнесли утопленника сюда. Потом, когда я все-таки нашел старика Юмакаи, какой-то ублюдок огрел меня так, что я чуть дух не испустил. Вот и все. А теперь развяжите-ка меня, и тогда мы представимся друг другу более подобающим образом.

 Хитомаро, Гэнба и двое разбойников допрашивают связанного Тору

Ронин усмехнулся:

– Ишь ты какой прыткий! Сразу видно, далеко пойдешь. А мне вот сказали, что все чиновники умеют втереться в доверие и притвориться добренькими. Их специально этому учат. По всему видать, тебя ждет блестящее будущее. Тон ты взял, конечно, верный, только над враньем надо бы еще поработать. Как я понимаю, твой господин из знатных. С какой стати ему беспокоиться о жалком нищем старикашке? Не-ет, тут ты хватил лишнего. Заврался, брат!

– Точно! Этот ублюдок врет! – рявкнул Штырь. – Давайте-ка заткнем ему пасть навеки и смотаемся отсюда.

Двое его сообщников молча выжидали.

– Ладно, – сказал Тора. – Поступайте как знаете. Убийца только скажет вам спасибо за такую помощь. Сначала вы зарыли тело, а теперь хотите убить единственного человека, который помог бы вам найти этого ублюдка. Хороших друзей имел несчастный старик, ничего не скажешь! – Он в сердцах сплюнул.

– Ах ты, кусок дерьма! – взревел Штырь, вскочив на ноги и уже занеся над Торой свой металлический прут.

Не вставая с места, Гвоздь преградил ему путь ногой. Штырь с грохотом свалился на пол.

– Ай да молодец, Гвоздь! Ловкий выпад! – похвалил его ронин. – А ты, Штырь, сядь и дай этому парню сказать. Мне уже становится интересно. Ну а ты объясни. Когда старика выудили из канала сегодня утром, стражник объявил смерть от утопления. С чего же тогда ты взял, что его убили?

Вместо ответа Тора изобразил выпученные глаза и вывалившийся язык удавленника.

Ронин понимающе кивнул:

– Я уже думал об этом. Ну так кто же убил его?

– Понятия не имею, но, похоже, это тот же ублюдок, который задушил девушку в Весеннем Саду. Старый Юмакаи видел убийцу и мог его опознать. Вот почему мой хозяин, узнав, что Юмакаи выпустили из тюрьмы, сразу же послал меня разыскать его.

– Врешь ты все, дерьмо собачье! – рявкнул Штырь. – Полицейские сказали, что Юмакаи сам и убил девушку! Они забили его чуть ли не до смерти. Зуб даю, что ты один из них – ходишь тут, вынюхиваешь, чтобы затащить его обратно в тюрягу. Тогда у вас будет на кого повесить убийство. А может, ты сам и прикончил его?!

Тора повернулся и пристально посмотрел на верзилу, потом медленно, словно обращаясь к малому ребенку, проговорил:

– Если бы я убил его, то не пришел бы сюда. Его выпустили из тюрьмы благодаря стараниям моего хозяина. И мой хозяин потом очень тревожился за него.

– И кто же такой твой благородный хозяин? – удивленно изогнув брови, поинтересовался ронин.

– Господин Сугавара, – гордо объявил Тора, но это сообщение ни у кого не вызвало оживления. Тогда Тора обиженно добавил: – Если бы вы четверо не были такими болванами, вы непременно слышали бы о нем. Он знаменит тем, что ловит преступников. Прошлой зимой в провинции Кацуза он раскрыл опасный заговор против императора. А заодно поймал трех убийц-душегубов.

После надолго воцарившегося изумленного молчания монах задумчиво проговорил:

– Кажется, я слышал эту историю. По-моему, этот Сугавара работает в министерстве юстиции.

– Ага! Стало быть, проклятый чиновник! – прорычал ронин и, сверкнув глазами на Тору, спросил: – С чего это вдруг он раскрывает убийства вместо полиции?

У Торы снова застучало в висках, спинные и плечевые мышцы сводило судорогой.

– Ничего подобного, – возразил он. – И в министерстве мой господин сейчас не служит. Он преподает в университете. И девушку мертвую мы с ним нашли в парке как раз потому, что парк рядом с университетом. Он вызвал полицию, а потом мы видели, как арестовали старого Юмакаи. Мой хозяин сразу сказал им, что несчастный старик невиновен. Начальник полиции поначалу не слушал его, но потом мой хозяин доказал ему, что это так. – Тора помолчал, оглядев своих мучителей. – Да что я понапрасну распинаюсь перед вами! С такими, как вы, лучше держать язык за зубами!

Этот всплеск негодования был встречен молчанием. Потом монах сказал:

– Этот Сугавара – профессор, ученый человек, который разгадывает тайны. Может, мы совершили ошибку?

– Не говори глупостей! – воскликнул ронин. – Знаем мы этих ученых! Одно сплошное притворство! Заучат назубок китайские стишки и твердят их без умолку, а до родного, японского, им и дела нету. Вот тебе и вся ученость!

– Сразу видно, что ты больно ученый! – вспылил Тора.

– Э-э-э, Хитомаро! – рассмеялся монах. – Тут он взял тебя за живое! Книжки книжками, а без хорошего учителя тебе не обойтись!

Ронин смутился и покраснел. Он хотел что-то сказать, но, посмотрев случайно в окно, передумал.

– Не ваше дело! – отрезал он. – Мы попусту теряем время. Скоро рассветет, и уборщики придут сюда за трупами. Так на чем порешим?

– Давайте отпустим его, – предложил монах.

– Лучше прикончить, – возразил Штырь.

Человек по имени Хитомаро перевел взгляд на тощего коротышку:

– Ну а ты, Гвоздь, что скажешь?

Гвоздь деловито почесал затылок.

– Не знаю. Не исключено, что он врет. Но если он говорит правду, у нас есть шанс поймать ублюдка, убившего Юмакаи. Думаю, лучше отпустить его, но взять с него клятву, что он приведет убийцу к нам.

– Не слишком умно, – заметил Хитомаро. – Врун поклянется тебе в чем хочешь, а честный человек не станет обещать того, чего не способен выполнить. Я голосую за то, чтобы отпустить его. Так или иначе, мы скоро узнаем, что он за птица.

Услышав это, монах встал, вытащил из своей торбы острый нож и перерезал веревки на ногах и руках Торы. Тора выпрямил ноги и, болезненно морщась, потер запястья.

– Меня зовут Тора, – сказал он, потом спросил: – Где вы похоронили старого Юмакаи? Нам придется откопать его, чтобы доказать насильственную смерть. – Он поднялся, осторожно разминая ноги. Голове теперь тоже полегчало. – Где мне найти вас? Скорее всего появятся еще вопросы.

– Не говори ему! – крикнул Гвоздь. – Он вернется с полицией, чтобы арестовать нас!

Хитомаро и монах переглянулись. Вдруг ронин насторожился и повернул голову к открытым ставням.

– Тсс! – Он поднялся на ноги и внимательно прислушался. – Уборщики идут выгребать трупы. Затушите свет! – И обратился к Торе: – Юмакаи зарыт на старом кладбище возле Западного Святилища. А весточку для меня передай в харчевне по соседству с храмом. – Монах задул лампу. Уже в темноте Хитомаро на прощание сказал: – Если заложишь нас, считай себя покойником. Вы можете схватить одного или двух из нас, но остальные обязательно разыщут тебя.

Наклонившись к Торе, Штырь рявкнул ему в самое ухо:

– И тогда тебе уж точно не поздоровится!

Глава 15
Дом, наводненный призраками

На следующее утро Акитада встал рано, полный бодрости и сил, оделся и был готов к новым делам. Тора же, напротив, явился бледный, держась за голову.

– Силы небесные! – воскликнул Акитада, увидев его. – Уже третий день подряд ты приходишь сюда, прокутив всю ночь напролет! Даже с твоей комплекцией ты так недолго протянешь.

– Воистину верно говорят, – презрительно усмехнулся Сэймэй, ставя поднос с завтраком для Акитады, – что с первой чаркой человек поглощает вино, со второй – вино поглощает вино, а с третьей – вино поглощает человека. – И, смерив Тору пристальным взглядом, добавил: – Ты и впрямь скверно выглядишь.

– Это не из-за вина. – Тора плюхнулся на подушку. – Моя черепушка не поладила с металлическим прутом, который одному малому служит вместо руки. – Он жадно втянул ноздрями воздух, голодными глазами глядя на плошку с дымящейся жидкой рисовой кашей. – И ко всему прочему я пропустил и ужин, и завтрак.

Сэймэй обследовал громадную шишку под волосами у Торы и, что-то бормоча, отправился готовить травяную примочку. Акитада придвинул свою плошку Торе:

– Сначала поешь, потом расскажешь, что произошло.

Тора поднес плошку ко рту и, откинув голову, выпил кашу несколькими большими глотками. Поставив плошку, он облизнул губы.

– Спасибо. Так гораздо лучше. А теперь к делу. В общем, я нашел старика нищего. Только кто-то опередил меня. Бедолагу задушили и бросили в канал. Его объявили утопленником, жертвой несчастного случая и похоронили на кладбище за буддийским храмом, что к западу от ворот Расёмон. И представьте, все это проделано за один день!

Акитада нахмурился:

– Объясни подробнее.

Тора поведал ему все до мелочей, пока Сэймэй, вернувшийся с еще одной порцией каши и мешочком каких-то пряных трав, прикладывал его к голове Торы, то и дело причитая. При этом совершенно невозможно было понять, к чему относятся его причитания – к плачевному состоянию Торы или к его истории.

Глубоко потрясенный сообщением о смерти старика, Акитада, выслушав рассказ Торы до конца, заметил:

– Вот оно что! Стало быть, снова наш душитель! – Поднявшись, он порылся у себя в бумагах. – Покажи-ка мне на этой карте, где было найдено тело!

Тора указал место:

– Судя по всему, примерно где-то здесь.

– Хм!.. Между рекой и восточной частью рынка.

– Деловой квартал. Дома торговцев подступают к самому каналу.

– Весьма и весьма странно. Не такое это место, где можно оставить тело. Торговцы и приказчики снуют туда-сюда, да и власти присматривают за порядком. К тому же я не представляю, что Юмакаи делал там. В таких кварталах не терпят нищих.

– Так-то оно так. – Тора поскреб затылок и убрал с головы примочку, вызвав тем самым новый приступ причитаний у Сэймэя. Не обращая на старика внимания, Тора продолжил: – Торговцы закрываются рано и ложатся спать, так что ночью там не встретишь ни души. Да и завсегдатаи веселого квартала вряд ли ходят этим путем.

– Да, тело могли сбросить в канал ночью, но даже и в этом случае убийце должно было повезти, – заметил Акитада и, немного подумав, добавил: – Если, конечно, он не скрывался в одном из домов или в каком-нибудь дворе. – Смутная догадка беспокоила Акитаду. А что, если все это время они рассматривали дело с неверной точки зрения?

– Может быть, убийца шел за Юмакаи, а у канала настиг, задушил, бросил в воду и отправился своей дорогой как ни в чем не бывало? – предположил Тора. – Прикончить такого дряхлого старика для него минутное дело.

– Да. Но в светлое время ему это точно не удалось бы осуществить. Где же провел Юмакаи весь день? Никто не видел его с тех пор, как он заходил подкормиться в восточное отделение полиции.

Ответа на этот вопрос Тора не знал.

– Стало быть, торговцы… – задумчиво проговорил Акитада. – Вот что, Тора… когда немного оправишься, сходи-ка в этот квартал и выясни, кто живет в прилегающих к каналу домах. А Сэймэй пусть отнесет капитану Кобэ записку и скажет ему, где искать тело Юмакаи. Надеюсь, теперь-то у него хватит здравого смысла выпустить на волю бедного студента?

– Я уже оправился. – Тора встал и снял с головы примочку. – И записку могу отнести сам. Заодно выясню, не случилось ли какой неприятности с дружками старого Юмакаи. – И он положил мешочек с травами в ладонь Сэймэю.

Старик начал возражать, но Акитада перебил его:

– Оставь его, Сэймэй, пусть идет. А ты, Тора, что-то совсем в последнее время не похож на себя – уж больно легко стал спускать обиды. Кстати, то, что творится в воротах Расёмон, меня пугает. Чем скорее власти узнают о тамошних безобразиях, тем лучше. Может, тогда хоть очистят ворота и их окрестности от всякого отребья.

Тора перепугался:

– Не поступайте так! Эти ребята отпустили меня подобру-поздорову! Ну ладно, допустим, Штырь и Гвоздь малость крутоваты, но монах и Хитомаро вели себя вполне благородно. Они, как и вы, люди образованные, книжки читают, ну и все такое. Нельзя же сажать людей в тюрьму только за то, что им не повезло в жизни. Кто тогда будет убирать улицы и вспахивать поля?

Акитада поморщился:

– Ты прав. Ну, оставим это на твое усмотрение. – Он встал и надел шляпу. – Сэймэй, сделай, пожалуйста, копии документов, которые обещал принести тебе твой партнер по шахматам. – Он направился к двери и уже с порога прибавил: – Да, и попробуй выяснить, кто из торговцев доставлял на праздник напитки, фонари, подушки и прочий товар. Поспрашивай в казначействе и в хозяйственном управлении имперскими парками.

Тора и Сэймэй удивленно переглянулись.

Дворец, некогда принадлежавший принцу Ёакире, располагался неподалеку от дома семьи Сугавара. Высокие беленые стены занимали пространство площадью в квартал. За этими стенами высились верхушки старых деревьев и черепичные крыши многочисленных зданий и павильонов. И над всем этим огромным владением стояла давящая незыблемая тишина.

Тяжелые кованые ворота были наглухо заперты, зато другие ворота, поменьше, открыты. Войдя в них, Акитада очутился во внутреннем дворе внушительных размеров. Здесь он не встретил ни души. Справа и слева высились здания с просторными верандами и широкими свисающими карнизами. Они соединялись крытыми галереями, ведущими в другие дворы, откуда виднелись заросли кустарника, деревья и другие строения, павильоны и галереи. Когда-то этот дворец был наводнен гостями и хлопочущей прислугой, теперь здесь царило гнетущее безмолвие.

Акитада прошел мимо главного дворцового здания, состоящего из множества церемониальных залов, предназначенных для общественных приемов и больших семейных торжеств. Наверное, здесь проводил ритуальные службы сам Сэссин, но теперь дом был пуст и заперт. Даже залитый утренним солнцем, он производил унылое, тягостное впечатление.

За ним располагалось другое подворье – вековые сосны, словно мрачные суровые стражи, охраняли частные резиденции членов монаршей семьи. Которая из них принадлежала принцу? И где жили его внучка и внук? На какой веранде стоял мальчик, когда видел дедушку, бегущего в покои его сестры?

Внезапно Акитада почувствовал себя дерзким самозванцем, вторгшимся в чужие владения. Он быстро огляделся, но так и не увидел ни души. И все же ему казалось, что он нарушил покой каких-то неведомых сил. Мурашки пробежали у него по спине.

Но вскоре ушей Акитады коснулся человеческий звук, вселявший бодрость в этом призрачном месте. Кто-то разравнивал гравий.

Акитада отправился на поиски одинокого садовника. Пару раз свернув не туда, он прошел по галерее в маленький внутренний дворик, где старик в просторной робе заметал под раскидистым деревом осыпавшиеся цветы и сухую желтую листву.

– Доброе утро, дядюшка! – приветствовал его Акитада.

Старик замер, в замешательстве посмотрел на него, низко поклонился и скрипучим голосом проговорил:

– Доброе утро, благородный господин. Боюсь, вы не вовремя. Хозяев нет дома, они нынче живут за городом.

Лицо этого еще крепкого, несмотря на возраст, старика было иссушено солнцем и изборождено морщинами, словно потрескавшаяся кора дерева, волосы и борода были седыми.

– Меня зовут Сугавара, – представился Акитада. – Я пришел сюда от юного князя, моего ученика. Он беспокоится о своих слугах, вот я и решил зайти спросить, нет ли каких новостей.

Лицо старика осветилось улыбкой.

– Так вы от молодого князя?! – обрадовался он. – И как там наш молодой князь, господин? – На его глаза навернулись слезы. – Ох-ох-ох!.. Какие грустные перемены!.. – Он горестно покачал головой.

– Дела у него неплохи, и он хороший ученик. Давайте-ка присядем и поговорим. Кстати, как ваше имя?

– Меня зовут Кинсуэ, благородный господин. – Седобородый старец прислонил бамбуковые грабли к толстому стволу дерева и последовал за Акитадой на веранду. – Мы с моей старухой присматриваем тут за хозяйством. – Он остановился в нерешительности. – Но разве вы не войдете в дом?

– Нет. – Акитада уселся на ступеньках. – День сегодня на редкость погожий, и мне приятно побыть немного на свежем воздухе. Юный князь Минамото тревожится за сестру и слуг. Не расскажете ли мне о них?

Кинсуэ стоял в почтительной позе.

– Мне и самому мало известно, благородный господин. Когда я вернулся с гор, все повозки были уже снаряжены, и молодая госпожа со слугами вскоре отправились в путь. Траура у нас не объявляли, ведь хозяин погрузился в нирвану. Князь Сакануоэ сказал, что всем нам следует радоваться. – Кинсуэ оглядел свою робу из грубого конопляного полотна, какие обычно носили слуги, носившие траур по господину, и смущенно разгладил ткань. – Уж такое непочтение! – Он посмотрел вдаль и смахнул слезу. – Вы уж простите меня, господин, я человек старый. Иной раз ничего не могу с собой поделать – все плачу и плачу. Черным для меня стал тот день, когда мы потеряли нашего хозяина. Князь Сакануоэ увез юного господина, а потом и сам уехал с последней повозкой. А нас со старухой не взял – не нужны мы ему.

– Но он вернулся в столицу. Разве он не живет здесь?

– Нет. Съездил посмотреть, как все устроились, и вернулся обратно один. Но здесь он не живет. Знаете, люди поговаривают о призраках. Только мы со старухой живем здесь да присматриваем за хозяйским домом. – Он вздохнул. – Да и в чем винить князя Сакануоэ?! Гадатель все предсказал нам. Предостерегал, что беда придет в этот дом. Но хозяин велел гнать его от ворот. А теперь вот хозяин наш мертв, и жизнь в доме прекратилась. Даже это дерево умирает. Мы с женой каждый день молимся за душу нашего хозяина. На той неделе будет сорок девять дней, как она отлетела. Может, после этого он обретет покой. Да воздаст ему Будда за дела его светлые! – Кинсуэ опустил голову, и безудержные старческие слезы закапали на гравий.

Акитада не знал, как утешить этого человека, охваченного таким горем и столь подверженного суевериям. Взгляд его упал на кучку желтых листьев под деревом. На дворе начало лета, а дерево роняет листву. Почему? Акитада задрал голову. Пышная крона поразила его обилием пожухших листьев. Должно быть, это из-за жары. Скоро придет сезон дождей, и старое дерево, несомненно, оживет.

Словно угадав его мысли, старик снова заговорил:

– Мы стараемся поддерживать здесь такой порядок, как и при нем. Каждый день я приношу в его комнату цветы, подносы с фруктами и рисом. И разговариваю с ним. Так, ни о чем особенном. О погоде, о том, какую часть дома сейчас будем убирать. А теперь вот передам ему ваши слова, скажу, какой блестящий ученик его внук. Он порадуется – ведь он любил маленького князя. Он был хорошим хозяином. – И старый Кинсуэ снова смахнул узловатой рукой слезу со щеки. – Не хочет ли господин посмотреть комнату хозяина?

Акитада принял приглашение, обнаружив, что сидел на ступеньках покоев принца. Кинсуэ открыл изящную резную дверь и провел его в просторное светлое помещение, разделенное разукрашенными ширмами на три более мелких. В одном, как объяснил старик, принц спал. Сейчас здесь не было ни постелей, ни циновок. За перегородкой находился кабинет – низенький письменный столик и полки со свитками. Здесь же в стенной нише, под свитком с каллиграфическими росписями, Кинсуэ размещал свои подношения – букетик лиловых ирисов в фарфоровой вазе и подносы с апельсинами и рисом. Рядом с этими традиционными пожертвованиями Будде и духам усопших лежала пара новеньких соломенных сандалий и горстка медных монет.

Внимательно посмотрев на старика, Акитада поинтересовался:

– Разве вы не верите в историю с чудом? Если вашего хозяина взял к себе Будда, эти вещи ему не нужны.