Текст книги "Книга 2. Быль о Холодном Огне"

Автор книги: Иней Олненн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 22

Чей-то голос, как будто знакомый когда-то, тихо и настойчиво звал ее, но звал из такой далекой дали, что казался просто шорохом ветра в бескрайних снегах.

– Ты смотришь внутрь себя и потому меня не видишь! – прозвучало над ухом.

Риэл заставила свое сознание выплыть из темного небытия, где оно испуганно притаилось. Она не знала, сколько дней (месяцев, лет, веков?..) находится в этом подземелье – одна. Ивьяла Нрона она больше не видела, и о судьбе ормита ей ничего не было известно.

– Я тут, на меня смотри!

С трудом она повернула голову. Спутавшиеся волосы мешали, и отвести их сил не было, и все же она разглядела того, кто говорил.

Грязное маленькое тщедушное человеческое существо в дырявых лохмотьях сидело на корточках у приоткрытой двери в дальней стене. Его можно было принять за ребенка, если бы не морщинистое лицо и не торчащая клочьями реденькая бороденка.

– Кто ты? – не особенно доверяя своим глазам, прошептала Риэл.

– Если ты хочешь знать мое имя, то у меня их много, – склонив голову к плечу, человеческое существо задумчиво уставилось в потолок. – Убегающий Голос, Тихая Мышь, Астармор, Нельзя Спать… Что-то еще… А! Верный Пес и Одинокий Гость. Выбирай любое, какое нравится!

Риэл не запомнила ни одного и продолжала молча смотреть на него сквозь сеть спутанных волос.

– Я хочу есть и пить, – сказала она, не надеясь, впрочем, получить хотя бы что-нибудь одно.

– Что ты, что ты! – человечек замахал на нее грязными ладошками. – Хозяин рассердится!

– А кто твой хозяин?

– Известное дело – хозяин, – как эхо, ответил человечек.

– Имя у него есть?

– А то как же, – и замолк.

– Какое? – силы покидали Риэл.

– Известное дело – хозяин, – повторило существо.

– Я хочу есть и пить, – последнее, что сказала Риэл и закрыла глаза.

Через некоторое время ее два раза стукнули по плечу.

Человечек сидел перед нею, в одной руке держал что-то похожее на коричневую щепку, в другой – чашку с полурастаявшим снегом.

– Что это? – привалившись к стене, спросила Риэл. Спина сразу стала мокрой от потекшего инея.

– Еда и питье. Это – сушеное мясо, это – вода.

Она не стала спрашивать, чье это мясо и где он его взял, а просто сжевала эту коричневую щепку и запила водой из чашки, на дне которой плавали снег и мусор. С того самого дня, когда Риэл освободилась от власти цепей, ей постоянно хотелось есть и пить.

Три дня человеческое существо исправно приносило ей полоску мяса и немного воды. Это позволило ее исхудавшему телу подняться, а ногам – вновь начать ходить.

– Как долго ты живешь здесь? – спросила она у существа, которое так и звала про себя: существо.

– Долго, – эхом откликнулся тот.

– Сколько месяцев? Лет?

– Не знаю. Долго, – человечек сел около двери, положив подбородок на острые коленки.

– Напомни мне, как тебя зовут.

Человечек охотно и с гордостью перечислил все свои имена, но имени пленницы так и не спросил. В этом перечне Риэл уловила одно знакомое.

– Астармор? Тебя так хозяин зовет?

Человечек уставился на нее глазами, полными страха и тоски.

– Астармор? – пискляво переспросил он. – Я сказал – Астармор? Никогда не слыхал такого!

– Но ты сам его только что произнес!

Существо растерянно замолчало.

– Астармор на койне означает Принесший Светлую Весть. Я думаю, – продолжала Риэл, глядя в испуганно бегающие зрачки существа, – это и есть твое первое и настоящее имя.

– Не зови меня так. Мне оно не нравится.

– Ну еще бы. Конечно, не нравится.

Риэл мутило от слабости, но все же она задала вопрос, который мучил ее, лишая покоя:

– Скажи мне, где человек, что находился в этом подземелье вместе со мною? Он… ушел?

Вопрос почему-то развеселил человечка, он затряс лысой головой и рассмеялся булькающим смехом. Потом замолчал и глазами, ставшими вдруг колючими, впился в Риэл:

– Уйти отсюда? Куда? И зачем надо отсюда уходить?

И снова весело забулькал.

– Тогда где он? – Риэл смотрела существу прямо в глаза, чтобы он не смог отвести взгляд. – Что сталось с ним?

Съежившись, существо спрятало голову в колени.

– Он умер, – тихо произнес он.

Риэл показалось, что она седеет – медленно, волосок за волоском, выбеливаются волосы, покрываются инеем…

– У него ведь не было дара, – сказала она, и голос сорвался.

– Да, не было, – с сожалением подтвердил человечек. – И хозяину это очень-очень не понравилось.

Риэл опустилась на пол и закрыла лицо руками. Она была слаба, почти сломлена и не верила, что можно выиграть у противника по его правилам и на его территории. Ивьял Нрон был намного, намного сильнее ее, и он не смог победить, на что же надеяться ей? Она сидела в таком положении долго, не чувствуя ничего, кроме гудящей необъятной пустоты внутри, ни о чем не думая и ничего не замечая вокруг.

– Попей.

Существо совало ей чашку с талой водой. Риэл непонимающе взглянула на него, потом в грязную посудину и зарыдала – тяжело, мучительно, без слез. Ей не стало легче. А за своими рыданиями не сразу разобрала всхлипывания – это плакало, забившись в угол и вздрагивая всем своим тщедушным тельцем, существо. Размазывая слезы по грязным щекам, уткнувшись в торчащие из прорех острые коленки, старик-дитя, похоже, искренне переживал, и Риэл впервые подумала: что живет в душе этого странного человека? Откуда он взялся? О чем думает? Но все ее попытки узнать это заканчивались ничем: человечек боялся вопросов и сразу убегал.

Прошло еще два дня. Риэл осунулась и почернела лицом, постоянное ожидание удара потихоньку сводило ее с ума, убивало медленно, как яд. И она решилась.

– Где твой хозяин? – спросила она существо.

Существо съежилось.

– Его здесь нет, но он здесь, – еле слышно произнесло оно.

– Тогда пошли.

Держась за стену, Риэл поднялась, на несколько мгновений закрыла глаза, чтобы увидеть свой дар, как учил ее Ивьял Нрон, и стряхнула с запястий железные кольца. Человечек испуганно отскочил к двери, и теперь в подземелье была только его лысая голова на тонкой шее, на шее болтался, как собачий ошейник, обрывок толстой веревки. Его глаза были полны изумления и ужаса, он не представлял, как может человек снять Цепи, сделанные Им, и не умереть на месте! А когда Риэл к нему шагнула, человечек кинулся бежать, подвывая на ходу, как побитый пес.

…Ступеней было всего двадцать семь, но она преодолевала их, казалось, двадцать семь дней. Холодный пот застилал глаза, и сердце стучало гулко и с болью, но она, стиснув зубы, взбиралась все выше и выше, и все труднее было удерживать свое сознание под защитой дара.

Но вот ей в лицо ударил сильный порыв ледяного ветра, обжегший кожу колючими снежинками. Защищаясь, Риэл прикрыла лицо рукой и задохнулась от проникшего в грудь холода, холод придал ей немного сил. Потом отвела руку.

И замерла.

Как рассказать несколькими словами то, что увидела она в один миг? Ибо в этот миг ее слух стал слухом зверя, глаза – глазами зверя, чутье – чутьем зверя, попавшего в западню. А такой зверь не беспомощен – он опасен.

Восемь высоких прямоугольных колонн упирались в непроглядное черное небо. Мертвенно-белый свет низкой луны серебрил их заледеневшие грани. Страшными украшениями висели на них прикованные цепями тела людей – неживых людей. Ветер шевелил обрывки одежды и длинные волосы – темные, светлые, седые, присыпал их снежной крупой, как прошлогоднюю траву.

Ветер завывал голодным волком, и волки из ледяных полей вторили ему, чуя добычу.

Ветер поземкой шуршал по земле – или то лед спал под ногами?.. – и Риэл шла по этой поземке, не чуя ног, забыв о холоде. Она шла к Камням.

Могучие глыбы чернее черноты стояли кругом, вершинами чуть склонясь друг к другу, словно беседовали меж собой. Эти глыбы дышали могуществом столь сильным, что Риэл задохнулась. Их сила согнула ее, заставила опуститься на колени, прижала к земле, как хищник прижимает жертву, ибо Камни те – сердце Махагавы, отмеченное Рунами Заклятий и Предостережений, начертанных эльямарами во времена, когда земля еще не знала людей.

А в круге тех Камней возвышался трон – весь из чистого белого льда, и на нем извивалась, клубилась, текла ночь, то расплываясь, то вновь приобретая очертания человеческой фигуры, и в этой ночи Риэл видела глаза – живые, горящие ненавистью такой сильной, что она могла бы править миром. Это был Черный Король.

Позади трона застыли двое из тех, кого Кирч звал нелюдями – эгнарами, и которые прежде – теперь Риэл знала это – были ормитами. У подножия пристроилось существо все с тем же обрывком веревки на шее, и она вспомнила одно из его имен – Верный Пес.

Ужас и безмерное отчаяние нахлынули на Риэл. Она стояла на коленях перед великолепным троном, ожидая, что сила Камней вот-вот раздавит ее, чувствовала себя жалкой и беспомощной, чувствовала, как возвращается безумная боль, тонкими ручейками просачиваясь сквозь защиту дара.

– Чего ты хочешь от меня? Не заставляй меня ждать. Говори.

Голос ее дрожал, но его услышали, и ветер принес ответ отовсюду:

– То, чем наградили тебя эльямары. Твой дар.

– Нет.

Риэл сказала это прежде, чем успела понять вопрос.

Ввергнув ее в подземелье, показав ей ее ничтожность и свое величие, он имел право требовать у нее дар.

– Зачем он тебе? – страх мешал ей дышать. – Ты добился всего, чего хотел, ты покорил Долину и стал ее королем. Чего ты хочешь еще?..

И клубящаяся ночь голосом ветра вновь ответила ей:

– Я помышляю о могуществе, равном которому ничего не было и не будет. Владея Огнем, я смогу править миром, и это будет время справедливости.

Риэл начала бить дрожь. Она стояла у черты, за которой смерть была бы спасением, но смерть нужно было еще заслужить.

– Что же ты зовешь справедливостью? – прошептала она, чувствуя, как щеки покрываются льдом, – жизнь покидала ее.

На мгновение облако закрыло луну, стало тихо и темно, и слова, выброшенные из этой темноты, были особенно зловещи:

– Ты знаешь, что такое Ашгирм? Это не просто великая битва, из которой победитель выходит только один, это не просто сражение каждого с врагом и каждого с самим собой. Ашгирм – время, когда можно возвыситься и можно пасть. Ашгирм – это время судьбы, и я долго ждал его и приближал, как мог. Представь, ормита, какие свершения ждут тебя, ты сможешь изменить мир как пожелаешь! Неужели ты не хочешь сделать его лучше?.. Подумай, кто ты в этой жизни и для чего ты есть. Ты – всего лишь жалкая слуга толпы, приносишь людям Огонь, чтобы очистить их от грехов, а они в ответ грешат еще больше. В чем итог твоих трудов? Ты надеешься, что люди станут чище оттого, что ты вручишь им себя через Огонь? Не заблуждайся на свой счет, ормита. Они убьют тебя, как убили твоих отца и мать. Оставим другим сражаться друг с другом, мы же – ты и я – будем сражаться с собой и за себя. Выбирай.

Из груди Риэл вырвался глухой стон. Нет, ей не победить в этой схватке! Она не обрела мудрости, положенной человеку даже за одну жизнь, а сколько жизней прожил Черный Король?

К ней на четвереньках подползло существо и быстро-быстро зашептало в ухо:

– Согласись, пожалуйста, согласись! Ну что тебе стоит? Мой хозяин не так уж плох, как раньше тебе представлялось, и живет он не в грязной лачуге, где с потолка свисает паутина, а под ногами снуют мыши, и ест он не из оправленных в золото черепов и спит не на костях!..

Существо остановилось и озадаченно посмотрело на Риэл.

– По-моему, он вообще не ест и вообще не спит.

Человечек еще долго крутился возле и не переставая говорил, размахивая при этом грязными ручонками, дергая себя за бороду и Риэл – за одежду, пока грозный окрик не заставил его вернуться на место – к подножию трона. Риэл все сильнее била дрожь.

– Я люблю ночь, – хрипло прошептала она, силясь подняться с колен, чтобы хотя бы умереть стоя. – Но я должна знать, что за нею наступит день. Я не хочу быть как ты, пусть ты даже король. Ведь ты один, как перст, как скала в море, ты никому не нужен. Зачем ты пришел в Долину? Сотвори свой мир и позови тех, кто захочет пойти следом. Захватить чужую землю – проще, но авриски зубами вырвут ее у тебя. Заставить ненавидеть себя – легче, попробуй заставить себя полюбить. Иначе не зовись всесильным. Даже если ты победишь, то лишь с помощью меча, а умертвить легче, чем убедить словом.

– Меч убеждает лучше, чем слова.

– Вот поэтому ты никогда не узнаешь, что такое любовь. А значит, ты не всесилен и нет у тебя права вершить справедливость.

По мере того как Риэл говорила, глаза, сверкающие в ночи, что извивалась клубком змей, разгорались все ярче, а существо все больше втягивало голову в худые плечи. Она не видела, как окрасилась в кровавый цвет луна, и вой волков стал ближе и громче, но чувствовала, как растет гнев Черного Короля и тучей сгущается над ее головой.

– Ты правишь двумя княжествами, ты – владыка, но все ненавидят тебя, даже самые преданные из твоих слуг.

Закрывшись руками, тоненько завыло существо. Один из эгнаров, коротко размахнувшись, ударил его по лицу. Человечек откатился на несколько шагов и жалобно заплакал. Всхлипывая и зажимая рукой багровый рубец на щеке, он снова подполз к трону и униженно припал к подножию, но новый удар отшвырнул его назад. Человечек всхлипнул и испуганно затих.

Риэл со смешанным чувством ужаса и отвращения смотрела на них – Слугу и Господина, один из которых олицетворял собой безграничную власть, другой – безграничную преданность, и каждый был велик и ничтожен одновременно, и каждый – по-своему страшен.

– Это – высшая справедливость? – прошептала она. – Это то, что ты предлагаешь мне разделить с тобой? Нет, твоя судьба – ненависть, а я не хочу такой судьбы.

– Тогда, – ветер, как когтями, впился в нее ледяными иглами, – чем ты способна пожертвовать, чтобы доказать свою правоту, ормита?..

Руки Риэл подогнулись, и она снова опустилась на землю.

– Жизнью, – одними губами попросила она и прижалась щекой к снегу. – Больше у меня ничего нет. Убей меня, но дар я тебе не отдам. Убей меня скорее.

Ветер пробежался возле ее лица, откинул волосы и разметал снег. Лед обнажился. Риэл вскрикнула и дернулась, как будто в сердце вогнали раскаленный гвоздь.

В толще льда, в глубине, насколько хватало глаз – человеческие тела, десятки человеческих тел, навеки вмерзших в ледяное зеркало. Раскинутые руки, искривленные ужасом черты, суставы, вывороченные от тщетных попыток вырваться из смертельного плена, мука, застывшая в глазах – живых глазах! – отчаянный крик загубленных душ, замерший навсегда, так и не сумевший разрушить свою прозрачную могилу.

Дикий отчаянный вопль вырвался из ее груди: искаженное гримасой мучительной боли, на нее смотрело лицо Ивьяла Нрона, и она почувствовала его боль, и эта боль разбудила ее собственную – дар больше не охранял ее.

Но эта невыносимая, нечеловеческая боль всколыхнула в ней горячую кровь ормитов, кровь заклокотала, заструилась по жилам, изгоняя страх и дрожь, жаром опалила кожу. Кровь ормитов сожгла ее, обратила в пепел и из пепла возродила вновь. Она почувствовала в себе силу, которая держит землю и идет из земли – силу Черных Камней, и рассмеялась, как смеются дети, не знающие ничего, кроме любви.

Черный Король хотел напугать ее – он добился своего. Он хотел сокрушить ее – он почти сокрушил ее. Он хотел страхом вытравить ее душу и без труда забрать дар – и проиграл.

С яростью, горящей в глазах, разрывающей сердце, Риэл поднялась на ноги, и между ее руками полыхнула ослепительная огненная дуга. Ревущий огонь ударил в Камни, с треском рассыпался искрами, и Камни ожили. Риэл не знала древнего языка, но сейчас слово за словом нестерпимым солнечным блеском перед ее взором вспыхивали Руны, и она называла их, хотя вряд ли понимала смысл. Едва прозвучало первое слово, как ночь, клубящаяся на белом троне, на миг застыла, будто не поверила, а потом стала сгущаться, сгущаться, а в ее недрах зародился и засиял, разрастаясь, багровый свет. Прозрачный пол пошел трещинами, словно мертвые услышали призыв и теперь стремились покинуть могилу, наполнилась грозным гулом, задрожала под ногами земля, завыл ветер, перекрывая треск лопающегося льда. Вздымая вихрь белого крошева, замок Кахантар встряхнулся, как проснувшийся великан, и с грохотом начали падать колонны. Воющим пламенем вспыхнул воздух – это явилась неукротимая Ореб – эльма Огня – явилась на зов, чтобы забрать назначенную ей жертву.

…Кирч не видел замка, никто не мог его видеть, поэтому шел вслепую, надеясь только на свое чутье. Уже несколько дней продирался он сквозь пургу, ничего не ел и спал на снегу. Крупные хлопья снега лепили в лицо, ветер валил с ног, а из-за снежной пелены доносился близкий волчий вой.

А потом задрожала земля. Дрожь волна за волной прокатилась по ней, и Кирч с ужасом услышал слова. Слова заклинаний, призывающих в мир людей Ореб – лик разрушительного пламени. Их называла Риэл. И замок вспыхнул, вспыхнул воздух вокруг него, и загорелся снег. И тогда Кирч смог увидеть его. Кахантар – Ненайденный замок – нашелся.

– Риэлин!..

Голос Кирча едва перекрыл взбунтовавшееся безмолвие. Сильная рука подхватила ормиту и выдернула, полумертвую, из хаоса взбунтовавшейся земной тверди. Он перекинул ее – исхудавшую, окровавленную – через плечо и почти не ощутил веса.

– Проклятье, – с отчаянием прошептал Кирч. – Что он с тобой сделал!

Замок на глазах превращался в руины, в которые, кипя, врывалось освобожденное от плена студеное море. Кирч нес Риэл прочь и молился о том, чтобы ей хватило сил усмирить разрушительный огонь. Иначе Ореб не пощадит того, кто посмел вызвать ее из мира, закрытого для людей.

ГЛАВА 23

Кони, вскормленные из рук Суур, быстро домчали всадников до границ Скаверы, и там ормит и страж, как и обещали, отпустили их на свободу. Теперь все решала не скорость, а умение пройти незамеченными, в этом Дарк мог полностью довериться опыту Рилга, хотя и сам был не последним по части маскировки.

Рилг провел Дарка такими путями, что их не обнаружили не только снующие вдоль Согдивы наемники, но и дозорные горцев, охраняющие границу Скаверы.

– Ты хорошо знаешь западное княжество, – заметил Дарк, когда они ближе к вечеру огибали цепь холмов с северной стороны Безымянного озера.

– Кирч долгое время жил здесь, до того как началась Трехлетняя война и после. Я часто бывал у него.

– А где жил ты?

– Страж живет там, где живет ормит. Риэл Блэд – горянка, ее дом в Скавере, поэтому Скавера – дом Кирча. А теперь вспомни, где жил ты. Там был и я.

– Да я жил везде! – воскликнул Дарк. – Особенно после войны. Я скитался по всей Долине и искал… Сам не знаю, что я искал, – махнул он рукой.

– Вот и я скитался вслед за тобой, не раз проклиная тебя, твой дар, да и свой тоже.

– Ну прости, дружище Рилг, – обескураженный Дарк не знал, что и сказать.

Рилг, довольный, усмехнулся про себя: самоуверенный ормит наконец начал понимать, что он все-таки не центр мироздания!

– И все же, где ты родился? – через некоторое время вновь спросил Дарк.

– В горах, – коротко ответил Рилг. – Наверное, поэтому я так люблю Скаверу.

Становилось по-вечернему свежо, резче обозначились запахи трав и листвы. Земля готовилась ко сну. Холмы между тем потихоньку превратились в скалы, высокие и не очень, а трава превратилась в камни. Идти пришлось медленно, потому что под ногами все чаще змеились трещины и расселины. Суровое плато – обманчиво зеленое из-за густых лесов и опасное из-за острых камней и крутых обрывов – не терпело быстрых шагов. Ночь перевалила за половину, когда Рилг знаком показал Дарку, чтобы тот остановился.

– Чувствуешь запах дыма? Где-то горит костер.

Если честно, никакого запаха дыма Дарк не чувствовал, но давно уже признал первенство Рилга в вопросах чутья и зрения. Поэтому спорить не стал и сказал только:

– Ну так это же свои, горцы. Чего бояться?

– И от своих можно получить стрелу промеж ребер. Особенно, когда нас тут не ждут.

И они тихо пошли вперед, чутко прислушиваясь ко всему.

– Смотри, вон там, где два холма сходятся!..

И точно, сквозь зеленую стену деревьев светился огонек. Рилг глядел на него недолго, потом сказал:

– Сейчас вернусь. Жди меня здесь.

И только он отошел, как ничего не подозревающий Дарк получил такой удар промеж лопаток, что рухнул ничком, пребольно стукнувшись подбородком о землю. Едва он поднял голову, тут же холодное лезвие кинжала коснулось горла.

– Клянусь рогатым драконом! Что за… – разгневанный Дарк выругался очень нехорошими словами, и на его ругательства тотчас явился Рилг, не успевший далеко уйти.

– Если ты перережешь ему глотку, Здарек, – ровно произнес он, даже не берясь за оружие, – клянусь сетью прачи, я тебя убью.

В ответ на эти слова мимо его уха просвистела стрела и вонзилась, затрепетав, в дерево за спиной. У Дарка вырвался нервный смешок, а Здарек, которого почти невозможно было разглядеть из-за темно-зеленой одежды, убрал клинок от шеи ормита и сказал в темноту:

– Отбой, Ковчень, не стрелять! Это свои.

– Что ж вы крались? – спросил он, пряча кинжал в ножны на поясе. – Запросто могли получить стрелу промеж ребер! Особенно когда вас тут не ждут.

От смеха Дарка удержала только разбитая челюсть, из-за нее он даже улыбнуться не мог – как-никак били наверняка.

Из кустов вышел горец в маскировочной одежде с легким луком в руке.

– Если бы ты в него попал, Ковчень, – Здарек кивнул на Рилга, – нам с тобой пришлось бы пойти и повеситься, как последним хессам.

– Не пришлось бы, – закидывая лук за спину, невозмутимо ответил Ковчень. – Я стрелял мимо.

И усмехнулся:

– К тому же его одной стрелой не убьешь.

– Пошли, – скомандовал Здарек. – Здесь князь, мы сопровождаем его из Бредува в Убагр, и с ним Хьярги. Вот почему кругом дозоры.

И он повел их туда, где на поляне, окруженной с одной стороны деревьями, а с другой – крутыми боками скал, горел костер.

Князя Тима Брандива Дарк узнал сразу, потому что не узнать его было невозможно, – среди всех он первым притягивал взгляд. Около него сидел прямо на земле единственный сын и наследник Искер. С почтением Рилг и Дарк приветствовали их и особо – Хьярги.

При виде Рилга Скронгира суровое лицо князя осветилось радостью – он знал, что Рилг – страж, а потому догадался, кого он привел. Тим Брандив предложил гостям еды и вина, но ни о чем не спросил: все, что касалось ормитов, находилось под запретом, дабы уберечь от истребления тех немногих, кто остался.

Искер во все глаза рассматривал незнакомцев – он видел их впервые, иначе обязательно бы запомнил – и пытался понять, почему на них нельзя не смотреть. Может, глаза – проницательные и в то же время непроницаемые? Или сила, поступь, как у зверя на охоте? Вроде все как у всех – те же темные волосы ниже плеч, кармаки, мечи, кольчуги. И все-таки они другие. Почему?

И тут Искер вспомнил. Вспомнил, что уже видел похожего человека, который был своим, но был чужим и чужим выглядел в любом жилище. Когда он заходил в комнату, комната становилась ему мала, будь то даже огромный зал в замке Брандив. Тот человек был один и сам по себе. Искер знал его имя – Кирч Скронгир. Он, его спутница и эти двое принадлежат к одной касте, название которой – служители Огня.

– Где твой брат, Рилг? – спросил Здарек. – Есть ли от него какие-нибудь вести?

Рилг помрачнел. Он не хотел говорить об этом, но все же ответил:

– Черный Король настиг их после того, как Огонь был принят. Больше мне ничего не известно.

– Да, я знал, что в Скавере увижу именно вас, – сказал Хьярги.

Дарк насторожился. Остановилась рука Рилга, подносившая флягу ко рту.

– Что ведомо тебе, о чем не знаем мы, наставник?

– Мне ведомо, что женщина в замке Кахантар и что Черному Королю нужен дар. Это все.

– Она жива? – вскинулся Дарк.

Хьярги метнул на него пронзительный взгляд, и Рилг, не желая, чтобы тайна друга, попирающая закон, стала известна, быстро спросил:

– Получил ли Черный Король желаемое?

– Еще нет. Но охота на ормитов почти закончилась и закончилась, к сожалению, в его пользу. Остался только один. Возможно, Черный Король и не получит дар Риэл Блэд, но, быть может, его не получит уже и Долина.

И Хьярги поглядел на Дарка, и все поглядели на него. А он сидел, бледный, как мертвец, и в голове приговором стучало: остался только один.

По его лицу старик понял многое, если не все, и печальная улыбка тронула на миг его губы, но он ничего не сказал, расставляя части этой головоломки в известном лишь одному ему порядке. Сейчас их ждал Убагр, а потом – Лет-Мирн, и он должен позаботиться о том, чтобы последний ормит остался в живых и отдал свой Огонь.

Дарк не часто бывал в Скавере, а в Убагре – и вовсе в первый раз. Город возник впереди темной громадой, по стенам блуждали огни – это дозорные совершали обход. Через ворота, забранные толстой решеткой, они попали в захаб – коридор смерти для захватчиков – и через вторые, еще более мощные ворота, попали в город, окруженный вторым, древним, кругом стен. За время, минувшее после битвы при Хемринверде, горцы, ценой многих жизней, воздвигли вдоль границы пять новых сильных крепостей, и Убагр слыл самой могучей из них. Не раз его высокие стены орошались кровью, но врагу так и не удалось сломить сопротивление защитников и проникнуть в Скаверу.

Жизнь в крепости не замирала ни на минуту: по улицам грохотали сапоги дозорных, идущих на стены и со стен, возвращающихся с дальних рубежей у реки; горели десятки факелов, ржали кони вестовых, слышались разговоры и отрывистые команды – цитадель жила днем так же, как и ночью.

Приезжая в Убагр, князь останавливался в замке, что построил когда-то для своей жены. Окруженный со всех сторон водой, он походил на корабль, стремительно летящий по морским просторам, и в то же время, хорошо укрепленный, являл собой кром – последний оплот для осажденных, если враг уже в городе. Княгиня была родом из Стрелки, города, возведенного у самой линии Тор Бран. Часто стояла она на высоком берегу и смотрела, как о могучие утесы бьются высокие белые волны. А в тихую погоду, когда море успокаивалось, открывалась взору синяя дымчатая даль, и казалось, что мир перевернулся вверх дном и опрокинулось небо. В память о Тор Бран ее замок в Убагре и был построен на воде.

Увитый плющом по самую крышу, замок купался в медовых отблесках догорающего заката. Из верхних окон открывался вид на изумрудные холмы, среди которых петляла, набирая силу, сбегающая с гор Согдива. Птицы кружили над городом, разрезая крыльями неуловимую тень, что надвигалась с объятых туманом сине-зеленых вершин Сильявалы. Приближалась ночь, когда каждая душа невольно обращается ко тьме и становится наиболее уязвимой перед чуждыми силами. Дарк глядел в окно и думал о том, что наступила середина лета – время, издревле посвященное песням, играм и гульбищам. Авриски славили землю, что дает богатый урожай, теплый ветер, что греет всходы, реки, что поят их водой. Они славили огонь в очагах и жгли в нем священные травы. Приближался Имарь-день.

А сейчас Долина молчала. Молчал Лет-Мирн, лежавший россыпью храмов на пяти холмах. Все предчувствовало приближение кровавой бури, и всходы после ее дождей будут страшными. И лишь полноводная Согдива, всегда свободная, спешила к морю, как и прежде. Ничто не могло поколебать ее спокойствия, она кормила всех – и победителей, и побежденных. Руины древних крепостей гляделись в ее величавые воды, предаваясь воспоминаниям о славном прошлом, а рядом с ними колосились хлебные поля – прошлое продолжало жить рука об руку с настоящим.

Назавтра Дарку предстояло отправиться в Лет-Мирн, и он всю ночь не сомкнул глаз.

…Искер проснулся, услыхав за дверью шаги и звон кольчуг. Менялась ночная стража. Всегда, сколько он себя помнил, к нему была приставлена охрана. Так приказал князь, а его приказы выполнялись без обсуждения. Вначале охранники были его няньками, а потом стали наставниками, так и получилось, что он сызмальства дружил с оружием и рос в обстановке суровой, без материнской ласки.

Княгиня Альими, его мать, была сильной женщиной, высокой, красивой, статной. Князь привез ее из Стрелки, с побережья, и она разделила с ним ложе и все тяготы правления. Альими нельзя было застать на женской половине замка за ткацким станом, но она всегда сидела в главном зале на возвышении, покрытом соболиными и беличьими шкурами, по правую руку от мужа, и редко Тим Брандив принимал решение, не выслушав ее мудрого совета. Одинаково хорошо Альими владела мечом и луком, у нее был зоркий глаз и верная рука, и в поединке она могла поспорить с любым из княжеских воинов, за что и получила от них имя Мара – женщина-воин. Горцы безмерно любили свою княгиню и чтили ее, поговаривая, что в ней возродился дух одного из самых сильных племен, живших в стародавние времена на берегу Белого моря в Махагаве. Женщины того племени, как говорят легенды, и в море ходили, и в битву наравне с мужами. Такова была жена князя Тима Брандива, княгиня Альими, мудрая правительница, женщина-воин, мать его сына. Она умерла от болезни студеной зимой, когда в Скавере царили голод и отчаяние, первой зимой после Трехлетней войны. Искеру было тогда всего пять лет. С тех пор место рядом с князем на каменном возвышении в главном зале замка Брандив всегда пустовало.

Искер выскользнул из-под легкого одеяла – спал он с детства по-походному – и босиком прошлепал к окну. Ажурная решетка была влажной от росы, он прижался к ней лицом, и нос и щеки сразу стали мокрыми. Окно было высоко, из него открывался вид на плато Суровое, и в этот предрассветной час оно как нельзя лучше соответствовало своему названию: белесое море тумана укрывало его, из этого моря вздымались верхушки скал, похожие на корабли, и могучий хребет Сильявалы бросал на них тень, и ветер приносил оттуда тревожный запах нехоженых троп. Искер поежился и пошел одеваться.

Сегодняшний день – особый, и одежда для него была приготовлена особая, торжественная: белая рубаха из мягкого полотна, штаны из тонкой кожи, блестящая кольчуга – он встряхнул ее, украшенную на груди гербом Скаверы – парящим над горной вершиной орлом, и колечки тихо зазвенели, переливаясь, – кольчуга была легкая, не боевая. И завершал наряд плащ – длинный, густого синего цвета с белой полосой по краю – цветами княжества. Да, сегодня был особый день, еще ни разу Искер не одевался столь роскошно. Пристегивая к поясу меч в новых ножнах, что когда-то украсила золотой вышивкой мать его отца, он вспомнил, как явился в Бредув Хьярги, вещий странник, и принес весть о том, что в Скаверу идет Высокий Огонь, как засияли глаза князя, и впервые в жизни Искер услышал его смех. Не мешкая, Тим Брандив взял лучших своих бойцов и поспешил в Убагр, навстречу тому, чьего прихода ждали, питаясь тайными надеждами.