Текст книги "Сказки народов Югославии"

Автор книги: Илья Голенищев-Кутузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

В ДОМЕ ХОЗЯИНА СЛУШАЮТСЯ

Был в деревне пастух. Вот пришел праздник Николы-зимнего. Возвратился под вечер пастух домой и молвил:

– Добрый вечер, жена!

– Добрый вечер, муженек!

– Достала ль ты, женушка, рыбы на праздник?

– Не успела. По дому хлопот было много.

– Как же праздновать будем святого Николу без рыбы?

Призадумалась жена. А пастух к рыбным рядам поспешил. Да уж поздно: распродали купцы весь товар и по домам разошлись. Лишь один копошился в далеком углу, да и рыбы-тоу него осталось в корзине немного – хорошо, если будет три или четыре окки.

– Сколько хочешь за рыбу, приятель?

– По два гроша за окку.

– Что ж, пускай будет по два. Взвесь мне всю.

А рядом с торговцем стоял тощий поп. Уж юлил он, юлил – норовил рыбу взять за бесценок, по грошу за окку. Увидал поп, что хочет пастух всю рыбу забрать, рассердился, разобиделся и говорит:

– Ишь ты! Что выдумал! Забрал весь товар, да и цену дает несусветную! Иль не видишь, что я битый час тут стою, хочу выторговать подешевле?

А пастух ему:

– Слушай, поп! Я хоть и простой пастух, да у нас в селе праздник, я гостей позвал. Как же можно без рыбы? Ну, а что до цены, так ведь рыбу-то я раз в году покупаю, можно и не скряжничать.

Страсть как лаком до рыбы был старый поп. Говорит:

– Хорошо! Если так, я приду к тебе в гости.

– Приходи! – отвечает пастух. – Приходи, двери будут открыты.

Свечерело. Собрались у пастуха гости – полное застолье. Поп тут как тут. По обычаю, выпили, закусили, а тут уж хозяйка и ужин несет, как заведено – блюдо за блюдом. А попу невтерпеж – закричал он:

– Эй, пастух, где же рыба?

– Не спеши, – отвечает пастух, – не спеши. В каждом доме свой порядок.

Принесли еще блюдо. Не выдержал поп:

– Эй, пастух, где же рыба?

Парень рассердился: пусть я простой пастух, но разве я не хозяин в своем доме? И влепил он попу оплеуху. Приуныл бедный поп, разобиделся, да уж очень рыбы ему захотелось – домой не ушел.

Наконец подали и рыбное блюдо. Гости поужинали, распрощались и по домам разошлись. Тут и поп ушел – сыт и пьян. А сердце у него щемит: как же так, пастух, деревенщина, залепил попу оплеуху?

Утром встал поп, отправился в собор, рассказал всем попам свою обиду и владыке о том поведал.

– Посоветуй, владыка, как быть, как мужику отплатить за поношенье?

Думал, думал владыка – придумал:

– Устраивай ужин, пригласи всех дьячков да попов со владыкой и пастуха позови.

Ну что ж, сказано – сделано! Приготовил поп ужин, пришли все дьячки да попы со владыкой, пошушукались – и за пастухом послали. Тот ответил:

– Приду.

А владыка сказал:

– Как придет он, сажай его за стол на почетное место, выше меня. Коли не осмелится парень сесть выше владыки, ты скажи; «Я здесь хозяин!» – и отвесь ему оплеуху. Вот и делос концом.

Подождали. Пришел пастух. Приглашают его сесть на почетное место, выше владыки, – садится. Хочет поп залепить парню оплеуху, – не может! Стали ракию пить, тут же и пастуху наливают, а хозяин и говорит:

– Благослови нас!

Он думал – пастух не посмеет благословить, к владыке отошлет. А пастух не таковский: чарку поднял да разом всю братию и благословил.

Подали ужин. Просят пастуха трапезу благословить: все думали – не посмеет он дать вместо владыки благословение. А пастух, ничуть не смутившись, исполнил волю хозяина дома.

Рассердился поп, весь изныл от обиды, видит ясно: оплеухой тут и не пахнет, а ужин к концу приближается. Вышел он во двор и владыку позвал:

– Вразуми, что мне делать?!

Тот и говорит:

– Слушай. Только войдешь в горницу – дай пастуху затрещину и скажи: «Эй, ты! Долго будешь сидеть? Убирайся! Я здесь хозяин!»

Поп вернулся, закатил пастуху затрещину и крикнул:

– А ну, пошел вон! Сколько еще будешь сидеть? Убирайся! Я здесь хозяин!

Пастух повернулся к владыке – тот ведь рядом сидел – и дал ему затрещину:

– А ну, пошел! Долго еще будешь сидеть? Слышал, что хозяин велит? Проваливай! Живо!

Македония. Перевод с македонского Д. Толовского и Н. Савинова

СТАРИК С КОЗЛОМ ПЕРЕД СУДОМ

Не так давно в одном бедном селе жил неимущий старик. Ничего-то у него за душой не было, кроме сына родного да козла безродного. В тоске и печали доживал бедняга свойвек. Опостылела старику горькая его доля, и задумал он как-нибудь изменить свою жизнь. И так и этак в уме прикидывал и наконец решил, что обманным путем скорее всего удачи добьешься. А если уж и обман не поможет, – значит, и стараться не стоит.

В первую же пятницу спозаранку посылает старик своего сына на базар козла продавать и наказывает ему принести вырученные деньги да и козла домой пригнать.

Погнал малый козла на базар. А козел жирный, от покупателей просто отбою нет, знай цену набавляют! Один торговец всех побил, договорился с малым и деньги ему выложил, а парень сунул деньги в карман, козла вперед пустил и зашагал прочь с базара.

Окликает его торговец:

– Эй, милый человек! Отдай-ка мне козла, я сейчас домой пойду!

Вернулся парень и объясняет торговцу: отец, мол, велел и вырученные деньги принести с базара, и козла обратно пригнать.

Рассердился торговец:

– Брось чепуху молоть. Твой отец над моим кошельком не хозяин. Верни деньги либо козла отдай.

Пригорюнился парнишка. Стал раздумывать: «Как же мне теперь быть? Отец приказал и деньги ему принести, и козла пригнать, а торговец не соглашается. Что дороже: деньги или козел?»

Крепко призадумался, а потом решил вернуть торговцу деньги, а козла погнал вперед и домой зашагал. Приходит, а отец ему:

– Где деньги, сынок?

Перепугался малый, стал оправдываться:

– Никто не хотел деньги платить попусту. Уж я по-всякому им доказывал, что ты так велел, – ничего не помогло.

Усмехнулся отец и говорит сыну:

– Вот увидишь, в следующую пятницу я и деньги домой принесу, и козла приведу.

День за днем проходит, наступает пятница. Отправляется старик со своим козлом на базар. Приходит, а на базаре уже ни души. Растерялся старик, посмотрел по сторонам инаправился к полковничьему дому, что стоял возле самого базара. А надо вам сказать, полковник был в отъезде. Подходит старик со своим козлом к дому и давай в дверь барабанить. А полковничиха решила, что это кадий или, может, какой чиновник, и отворила дверь. Старик со своим козлом и ввалился в дом. Увидела женщина старика с козлом, испугалась и закричала:

– Марш отсюда! Нечего мне тут вонь разводить!

А старик наплел полковничихе небылиц с три короба, просит корочку подать, – мол, до того изголодался, едва живот к спине не присох. Ну, думает полковничиха, свалиласьбеда на мою голову! Дала она старику хлеба, а время уже к вечеру близится. Старик уписывает хлеб за обе щеки, вдруг кто-то в дверь стучится. Вскочил старик и к полковничихе:

– Кто это в дверь стучится?

– Мой муж, – отвечает она.

– Куда же мне теперь деться? – запричитал старик.

– Молчи! – шепчет полковничиха. – Я сейчас лестницу приставлю, ты и полезай на чердак!

– А козла-то куда?

– С собой забирай, – шепчет ему полковничиха. – Не оставлять же его за моим мужем ухаживать!

Взвалил старик козла себе на плечи и потихоньку взобрался на чердак, забился под самую крышу и притаился.

Полковничиха между тем отворила дверь, смотрит, а к ней в гости кадий пожаловал. Снял, по турецкому обычаю, вышитые туфли и уселся на подушку, а полковничиха возле него. За разговором не заметили, как стемнело. Вдруг кто-то в дверь стучится.

– Кто это? – всполошился кадий.

– Наверное, муж! – отвечает полковничиха.

– Куда же мне деться? – воскликнул кадий.

– Полезай на чердак, – отвечает полковничиха.

Взлетел кадий по лестнице – и в тот же закуток, где старик с козлом сидел. А старик как заорет:

– Куда лезешь! Задавишь моего козла! Убирайся отсюда!

– Молчи! – прикрикнул на него кадий. – Еще услышит полковник, тогда нам обоим не поздоровится!

А старик не унимается. Все равно, думает, хуже, чем теперь, мне жить не придется. А хочешь, кадий, рот мне заткнуть – платить не забудь! Кадий посулил старику домишко выделить, – лишь бы замолчал. А старик на своем стоит:

– Посулами сыт не будешь! Ты мне чистоганом подавай. Выкладывай сто дукатов – тогда замолчу!

Делать нечего. Отсчитал кадий сто дукатов и сунул старику. А тот дукаты в карман спрятал, бороду поглаживает и ухмыляется, – благо, темно кругом.

Полковничиха между тем отворила дверь – смотрит, перед ней муселим.[13]13
  Муселим – судейский чиновник у турок.


[Закрыть] Вошел в дом и без дальних слов развалился на подушках, в точности как судья. Только разговорились они, вдруг слышат – в дверь стучатся. А муселим трусливый был, словно заяц. Не спрашивает – кто стучит, знай вопит:

– Куда бы спрятаться?

– Полезай на чердак! – крикнула ему полковничиха.

Вскарабкался муселим по лестнице живее кошки – и на чердак. А старик снова орет:

– Убирайся к дьяволу! Еще задавишь моего козла! Что тебе, чердак тесен, что ли?

– Тс-с-с! Замолчи, любезный! Полковник услышит!

– С какой же это стати мне молчать? Ты меня в покое никак оставить не хочешь, а я перед тобой – молчи?!

Ну, и попал муселим в переделку! Чует он, что дело пахнет хорошей взбучкой, и давай старика улещать. А старик на золотые дукаты разохотился, не желает пропустить удобный случай муселима обобрать. Стал вымогать у него деньги так же, как у кадия, да все наличными требует – соловья, мол, баснями не кормят.

А в дверь-то сам муфтий стучался. С ним все то же самое приключилось, что и с первыми двумя гостями. А за муфтием следом пожаловал мулла. И давай про божественное с полковничихой толковать, как вдруг кто-то постучал в дверь железным кольцом. Мулла сидит себе как ни в чем не бывало. А полковничиха ему и говорит:

– Муж вернулся! Куда ты теперь денешься?

– Почем я знаю! – пробормотал мулла, а сам точно к полу прилип.

– Полезай на чердак, вот тебе лестница! – говорит ему полковничиха.

Мулла привык взбегать по лестнице на минарет в своей мечети – взлетел он на чердак, словно олень, и, на свою беду, бросился в тот самый закуток, где старик со своим козлом сидел. Увидел старик муллу и давай вопить, словно сумасшедший:

– Да что вы сегодня, взбесились, что ли, кобели проклятые? Тем-то еще простительно, а ты куда лезешь, святоша?

Мулла замахал на него рукой. Дескать – молчи! Да где ж старику в темноте разглядеть, какие знаки ему мулла подает, если он и днем не видит ничего! Заорал старик на муллу:

– Не смей моего козла пугать! Дорого поплатишься за это!

Мулла смекнул, куда клонит старик, и сунул ему несколько золотых монет, а старик спровадил муллу в дальний угол, к остальным гостям. Так и собралась вся братия на чердаке.

Полковничиха между тем отворила дверь, а на пороге и в самом деле ее муж. Возвратился он из поездки домой. Отдохнул немного с дороги, попросил есть, говорит жене, чтоу него три дня маковой росинки во рту не было. Полковничиха, как водится, изжарила мужу знатную яичницу. Только было начал полковник яичницей лакомиться, а старик с козлом возьми , да и спрыгни с чердака. Полковник оторопел – не понимает, что такое в его доме делается.

– Не пугайся, господин, – говорит ему старик. – Я из села, не какое-нибудь страшилище!

– Ты что на моем чердаке позабыл, негодный влах? – закричал полковник.

– Я, господин, шел в суд! – отвечает старик.

– В какой такой суд? – гаркнул полковник. – Уж не на моем ли чердаке суд помещается?

– В том-то вся и суть, господин! И куда же мне было податься, как не на твой чердак? Там вся судебная братия собралась!

– Какая еще судебная братия?

– Да полезай наверх, увидишь! – говорит старик.

Взобрался полковник на чердак, а там и впрямь собрались муселим, кадий, муфтий и мулла. Уселся мулла в середке сборища, ноги скрестил, рукой бороду поглаживает да приговаривает:

– Ну, влах, ну, собачий сын, что он с нами сделал!

Согнал полковник всю судебную братию с чердака и на улицу выставил, да присоединил к ним и свою жену. С тех пор остался полковник соломенным вдовцом и по сей день ходит-бродит, подыскивает себе новую супругу.

У старика же и козел уцелел, и карманы деньгами набиты. Возвратился он домой, стал жить-поживать, и хоть сильно разбогател, а своим козлом дорожил больше всего на свете.

Герцеговина. Перевод с сербскохорватского Т. Вирты

БЕДНЫЙ ЮНОША И МУДРАЯ КОРОЛЕВНА

У старого короля была дочь, юная, пригожая да такая умная, что молва о ее мудрости дошла до тридевятого царства. Вот вздумал отец замуж ее выдать. Но сколько ни упрашивал – все напрасно. Прекрасная королевна упрямилась. «Не пойду замуж» – и весь сказ. Уговаривал ее отец, уговаривал, и наконец она согласилась.

– Ладно, быть по-вашему, – говорит королевна, – но с таким условием: пойду за того, кто задаст мне загадку-неразгадку. А чью загадку разгадаю тому голову с плеч.

«И чего важничает? Баба, она и есть баба, хоть и ума у нее палата. Найдется мужик и поумней тебя», – подумал король и сделал, как она просила.

Вот собрались женихи из разных земель, из ближних и дальних сторон. Были здесь всякого роду-племени: и знатные и незнатные, богатые и бедные, но ни один не сумел придумать загадки-неразгадки. И всем палач отрубил голову.

А в одной деревушке жила бедная женщина со своим сыном. Всего-то богатства было у них – несколько кур да голубей. Сыну шел двадцатый год. Здоровьем и силой господь его не обидел. Раз и говорит он матери:

– Пойду-ка я загадаю королевне загадку.

Воспротивилась мать, заклинала его никуда не ходить:

– Ведь пропадешь ни за грош, неразумная головушка.

А сын стоит на своем. Увидела мать, что не удержать его, и согласилась для виду, а в душе так рассудила: уж коли суждено ему умереть, пусть лучше умрет от материнской руки, чем от руки палача. Зажарила двух голубей и дала сыну в дорогу. А голуби те были отравленные. За сыном увязался пес, лохматый Гривец. Шли они, шли, потом юноша заметил, что пес проголодался, и бросил ему обоих голубей. Съел пес голубей и околел. Оставил его юноша на дороге и пошел себе дальше. Шел он, шел, да и сбился с пути. Вернулся туда, где пес остался лежать, глядь, а его уж и нет, а на том самом месте валяются двенадцать мертвых ворон. Посбирал их и пошел дальше. Шел он, шел, застигла его в пути темная ночь; он и заночевал в лесу. В полночь шла тем лесом разбойничья шайка, было в ней двадцать четыре разбойника. Увели они юношу в свой притон. Вспомнил он тут про ворон, ощипал их, отрезал им головы и лапки и зажарил разбойникам на ужин. От такого ужина все двадцать четыре душегуба на тот свет отправились.

Поутру юноша снова пустился в путь. Скоро лес кончился. Вышел путник на равнину и завидел вдали город, а на горе – королевский замок. Стал он думать, какую бы королевне загадку загадать. Думал, думал и наконец придумал: «Загадаю-ка я про то, что со мной в пути приключилось». Пришел в замок. Слуги тотчас же отвели его к королевне. Важно восседает она на троне, а вокруг нее – придворные да всякая знать.

Смело подошел юноша к королевне и по ее знаку заговорил:

– Двое мертвецов убили живого; убитый убил двенадцать живых, а те двенадцать – двадцать четыре; а тот, кто должен был умереть первым, остался жив. Как это случилось?

Королевна думает, вертит свои книжки, где загадки всякие записаны. Во дворе палач уже готовит плаху, чтобы юношу казнить, а в замке королевна голову ломает над загадкой. Сдалась под конец мудрая королевна, призналась, что не в силах отгадать той загадки, и велела юноше растолковать ее.

– Когда я собрался сюда, – молвил он, – мать меня всячески отговаривала. Не хотелось ей, чтоб я нашел смерть на плахе, а потому надумала она меня отравить и для того зажарила двух голубей и положила в них яду. В пути я дал их своему голодному псу, и он тут же околел. На пса налетело двенадцать ворон, а ворон съели двадцать четыре разбойника. Вот что приключилось со мной по пути в замок.

Королевна согласилась выйти за него замуж, и в тот же вечер сыграли свадьбу. Задали пир на весь мир. А когда гости напились и наелись, король стукнул кулаком по столу и сказал, что он сроду так не веселился. Потом подхватил судомойку и давай с ней отплясывать, да так, что даже корона на его голове прыгала.

Словения. Перевод со словенского И. Макаровской

ЛИМОННАЯ ДРУЖИНА

Однажды лимон-атаман набрал дружину из самых забористых юнаков: чеснока, репчатого лука, красного перца, душистого перца – и отправился с ними по свету бродить, людей посмотреть и себя показать. Шли они целый день, а в сумерки наткнулись на крестьянскую лачугу, бедную-пребедную. Дружина незаметно проникла в дом и расположилась на скамье, возле квашни. В сумерки домой вернулась хозяйка. Засветила она лучину, развела огонь в очаге и стала готовить ужин для своей семьи. Повесила на крюк в очаге медный котел с молотой кукурузой, чтобы сварить мамалыгу. Вслед за хозяйкой с работы потянулись ее домочадцы. Они входили в дом, желали всем доброго вечера и рассаживались за столом по старшинству. Скоро и мамалыга поспела. Хозяйка сняла котелок с огня, размешала кашу деревянной поварешкой и вывалила ее в огромную миску. Миска наполнилась с верхом и возвышалась посреди стола, словно стог сена. Хозяин дома поднялся со своего места, за ним остальные. Помолились богу. Потом снова сели.

Вдруг хозяин говорит:

– Послушай-ка, невестка! Не завалялась ли у тебя где-нибудь головка чеснока? Больно уж надоела мне пустая мамалыга за долгий пост!

Невестка вскочила, пошарила в темноте рукой, нащупала чеснок из дружины лимона-атамана и подала его на стол. Как стукнет хозяйка по чесночной головке кулаком, да еще разок, – бедняга чеснок и развалился на дольки.

Лимон-атаман и его дружина увидели, что сталось с их товарищем, и содрогнулись от ужаса.

А хозяйка содрала с каждой дольки белую рубашку, побросала голые дольки в ступку, взяла деревянную толкушку и давай толочь, и давай толочь. Оказавшись в руках у невестки, бедняга чеснок словно оцепенел – ни жив ни мертв от страха. Но едва его стали в ступке толочь, чеснок бросился в драку и выпустил свой едкий запах. Все было напрасно. Ничего не помогало. И умер юнак в страшных мучениях.

Хозяйка плеснула в ступку немного воды, размешала белую, как молоко, подливку и приправила ею мамалыгу. Наконец семейство принялось за еду и на все лады расхваливало кашу. Поужинав, все встали из-за стола.

Тут в деревню вернулся пастух со стадом. Прежде всего загнал скот в загон, привязал собак, а потом и ужинать сел. Хозяйка положила ему в миску мамалыги. А пастух расхрабрился и говорит:

– Не найдется ли у тебя лучку, хозяйка? До чего же приелась мне за долгий пост пустая мамалыга!

Хозяйка пошарила по лавке, где невестка только что нашла чеснок, в мгновение ока нащупала головку репчатого лука и подала его пастуху.

Понял репчатый лук, что попал в лапы душегуба, и беспокойно заерзал от страха. Но пастух вытащил свой карманный нож и рассек лук на четвертинки. Напрасно защищался репчатый лук, напрасно жег пастуху глаза и щипал язык. Пастух смахивает слезы, а свое дело делает. И репчатый лук, так же как его друг, поплатился головой.

Покончил с ужином пастух и отправился спать в сарай, а хозяйка присыпала жар в очаге золой и тоже легла.

Весь дом утих и заснул, а наши юнаки понемногу оправились от изумления и страха, и стал лимон-атаман свою дружину уговаривать:

– Бежим отсюда, друзья, пока и нам не пришел конец, как чесноку и репчатому луку. Здешняя голь перекатная и камни сгложет, не то что нас.

Как решили, так и сделали. Еще до рассвета лимонная дружина бежала из крестьянской лачуги. Через некоторое время подошли они к незнакомому городу. Ну, подумали юнаки, здесь мы будем в безопасности. И не спеша двинулись по городу, любуясь красотой улиц, цветников и мостов. Наконец остановились они перед высоким и прекрасным зданием, и лимон-атаман говорит:

– Братья, пойдемте в этот дом! В нем живут богатые люди, уж среди них-то нам ничто не будет угрожать. Здешний хозяин не чета тому голодному мужлану, который съел наших товарищей. У него полным-полно всякого добра.

– Пошли! – закричали красный перец и душистый перец.

Лимонная дружина незаметно прокралась в дом, отыскала кухню и забралась в шкаф. Когда совсем рассвело, в кухню ворвалась повариха и напустилась на судомойку:

– Разведи огонь, цыплят зарежь да ощипли!

Судомойка мигом затопила печь и поставила чугуны. Шипит масло на сковородке, разбивают яйца, переворачивают цыплят. Вдруг повариха как заорет:

– Где красный перец?

Судомойка вскочила, живо шкаф отворила. Мигом красный перец очутился у нее в руках. Видит он, что дела его плохи, и от великой досады покраснел, словно кумач. Не успел перец и глазом моргнуть, как уже попал в мельницу. Напрасно он защищался, напрасно лез в нос и щипал судомойке руки, – его смололи в порошок. Пока судомойка возилась с красным перцем, она чихнула по меньшей мере десять раз, но ничто не спасло беднягу. Так в неслыханных мученьях, изничтоженный и поруганный, погиб красный перец. А лимон-атаман с последним уцелевшим товарищем дрожал от страха в уголке шкафа. Лимон еще больше пожелтел, а душистый перец почернел, глядючи на страдания своего друга.

Настала пора обедать, мальчик-слуга стал накрывать на стол, расставил тарелки, графины с вином и с ракией, солонку и пошел на кухню. Нашел лимон, принес его в столовую и воткнул в позолоченное горлышко графина. Лимон и загорелся – вон куда его поместили. «Ай да я, вот так я!» ликовал он. Вдруг слуга заметил, что в перечнице кончился перец, и доложил об этом поварихе. Та бросилась к шкафу, сгребла зерна душистого перца, высыпала их в мельницу и смолола. Уж как душистый перец сопротивлялся, как щекотал поварихе в носу! Повариха отчаянно чихала, но ничто не могло спасти юнака. Слуга взял молотый перец и наполнил им пустую перечницу.

В это время явился домой сам хозяин. Едва взобрался он по лестнице: того и гляди, его жир задушит. Совсем толстяк из сил выбился, будто весь день пахал или землю копал, и в изнеможении сел за накрытый стол. Осмотрелся, взял лимон и понюхал его. Лимону лестно, что сам хозяин его нюхает; у бедняги и в мыслях нет, что его ждет. Подали похлебку. Хозяин захватил на кончик ножа перца, поперчил похлебку, потом схватил лимон своей здоровенной ручищей и давай его мять, и давай его жать. А лимон вообразил, будто хозяин ласкает его, и обрадовался пуще прежнего. Вдруг блеснул острый, как жало змеи, нож и пронзил насквозь желтое брюшко лимона. Напрасно отбивался лимон, плюнув соком прямо в глаз хозяину, – но тот сдавливал лимон до тех пор, пока последняя капля прозрачной лимонной крови не упала в похлебку. Отдал хозяин выжатый лимон слуге, а тот выбросил его вон. И бедняга лимон с позолоченного графина угодил на помойку.

Так и закончила свой век храбрая дружина лимона-атамана.

Босния. Перевод с сербскохорватского Т. Вирты