Текст книги "Невеста Повелителя Времени (СИ)"

Автор книги: Илья Халь

Соавторы: Евгения Халь
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

7 глава. Лягушка, но не царевна

Хронис исчез. Я задумалась, поглаживая круглые щечки Яблочки, которая уселась на мое плечо. Как бы дров не наломать, чтобы не стало еще хуже. Черт его знает, что будет, если изменить ключевые события времени. А с другой стороны, не лежит у меня душа к такой жизни. Может быть, если всё изменится, то и Этерн будет себя по-другому вести? Могли бы с ним начать всё сначала. С головы, а не с хвоста. Повелитель Времени прочно укоренился в моих мыслях. То, что было между нами, могло соединить нас навсегда. Но он всё испортил, когда после любви повел себя, как властный господин. А это мне не подходит. Ну никак! Пусть повелевает будильниками! У него это лучше получается. Именно сейчас нужно решить, что с ним делать дальше. Сбежать, воспользовавшись помощью хрониса? Или остаться и попытаться тихо подмять его под себя? Конечно, это будет тяжело. Повелитель времени все-таки. Но с другой стороны, вода ведь камень точит. Тихо, нежно и спокойно можно повернуть Этерна в нужную сторону. Ведь сумела же я заставить его раскрыться во время ночи любви, хотя до этого его сердце одолевала горькая обида. Но вопрос: нужно ли мне это всё? Я прислушалась к себе. Так и есть. К сожалению, нужно. И почему я люблю, когда сложно и запутано? То ли судьба у меня такая, то ли натура.

Хронис выпал прямо из воздуха на ковер.

– Ничего не получилось? – забеспокоилась я. – Тебя не было минут десять от силы.

– Всё хорошо. Просто здесь, в Змане, время течет по-другому. Там прошло несколько часов, а здесь пару минут, – пояснил Анакс. – Готова?

Я молча кивнула, сняла с плеча Яблочку и усадила в кресло. Хронис взял меня за руку, шагнул вперед и… мы оказались в больничной палате. Тихо попискивали мониторы. Влад настолько исхудал, что я с трудом узнала его. Он лежал с закрытыми глазами под капельницей. Бледные руки были безвольно вытянуты вдоль тела. Я прикоснулась губами к его лбу, но он не открыл глаза.

– Бесполезно, – тихо сказал хронис. – Он в искусственной коме.

В его глазах блеснули слезы. Анакс поспешно отвернулся, пряча пушистую мордочку. Но его плечи задрожали, а спина сгорбилась, словно ее придавили бетонной плитой. Почему он так волнуется за Влада? Странно это. Что-то здесь не то. Хронис был абсолютно спокоен, когда меня чуть не придушил Этерн там, в зале с камином. Он не вышел, когда меня избивали в гареме. А при виде Влада весь сжался. И даже его усы грустно поникли. Откуда эта трепетная привязанность к человеку, которого он видел всего лишь раз в жизни? Или больше? Ладно, потом расспрошу его. Сейчас не до этого. Времени слишком мало. Да и чувствую себя плохо. Слабость, усталость, ноги болят, колени подгибаются. Что со мной? Отвыкла жить в нормальном мире?

Я погладила безжизненную прохладную руку Влада, поправила одеяло. Воспоминания нахлынули, как цунами. Сердце пронзила боль. Если бы не Влад, может быть, меня вообще бы уже давно не было, учитывая, что я пережила тогда, девять лет назад.

Всегда любила Новый год. Его суматошную атмосферу, шары на ёлке и мандаринки. Поэтому еще в сентябре выпускного класса решила, что именно на Новый год признаюсь Стасу в своих чувствах. А до того времени придётся молча вздыхать и скрепя сердце наблюдать, как девчонки стайкой липнут к нему. А как можно было не прилипнуть, если он считался самым красивым парнем не только в классе, но и во всей школе? На высокого обаятельного блондина с синими глазами, высокими скулами и мужественной ямочкой на подбородке заглядывались даже учительницы. Особенно те, кто помоложе. Когда он, разгорячившись на физре, стаскивал тонкую белую майку и обнажал мощный торс с литыми кубиками на животе, по рядам девочек проносился громкий вздох. А мальчишки злобно сплевывали, понимая, что ловить им нечего.

До выпускного класса у Стаса никого не было. Иногда я даже мечтала, что он бережет себя для меня. Конечно, шансов у меня было мало. Я это понимала. Особенно, когда стояла утром перед зеркалом, пытаясь расчесать непокорную шевелюру. Зеркало меня не жалело. И слезы сразу же повисали на ресницах. Ну вот куда я прусь? За Стаса бьются спортсменки и красавицы. А я что? Жирный пингвин. Хоть среди утесов прячься! Ростом, правда, природа не обидела. А вот с телом подкачала: полное, грузное, несуразное тело было моим наказанием. А лицо? Маленькие невыразительные глаза. И волосы кошмар!

На этой печальной ноте я уже рыдала вовсю. И в школу приходила всегда опухшая от слез, злясь на саму себя. И так квазимода ходячая, а тут еще и физиономию разнесло. Но потом, закусив горечь жизни конфеткой, а то и тремя, я начинала думать, что, в принципе, всё не так плохо. Я умная. Это все говорят. Учусь хорошо. Могу помочь Стасу с учебой, тем более, что класс выпускной. Верная опять же. Ему не нужно будет волноваться, что меня у него отобьют. И потом я забавная, много чего знаю. Со мной интересно. А главное: разве эти дуры длинноногие умеют так любить, как я? Нет, конечно! И это мой главный козырь. Мне нужно просто показать Стасу, что иногда под уродливым телом скрывается прекрасная душа.

А вот как показать? Это реально проблема. В начале декабря я решила, что нужно написать ему письмо. Не по электронной почте, не сообщение на телефон, а именно бумажное письмо. Это романтично и необычно. Пока я три недели страдала, по двести раз на день переписывая черновик, пришла беда, откуда не ждали: новенькая девочка в классе. Но какая! Если создавать шкалу несчастий по образцу шкалы землетрясений Рихтера, то новенькая тянула на все двенадцать баллов. Это когда падают самые высокие башни, а земля вздымается волнами. Короче, всем полный армагеддец.

Чемпионка по художественной гимнастике, блондинка с зелеными глазами и пухлыми губами. Да еще и упакованная лучше некуда. Родители у нее были не бедные. Половину ее нарядов можно было смело помещать в рубрику "шмот мечты". Даже имя у нее было понтовое: Снежана.

Стас на нее запал моментально. Она его держала на коротком поводке. И не посылала, и совсем близко не подпускала. Меня она возненавидела сразу. Не знаю, почему. Может быть, потому что усекла, как я смотрю на Стаса. А может быть, потому что по учебе я была первой в классе, а она была тупой и ленивой до невозможности. И даже гимнастику бросила из-за того, что пахать надоело. На уроках Снежана сразу начала выезжать на поклонниках. Один влюбленный ботан математику сделает, другой контрольную даст списать. Так и перебивалась.

Письмо Стасу я вручила за два дня до Нового года. Он как раз попросил помочь с домашкой по физике. Мы сидели в школьной библиотеке. Я ему объясняла материал. А он всё по сторонам озирался. Вздохнув, я просто решила все задачи и сунула письмо в его тетрадку.

Откуда же мне было знать, что домашку Стас в зубах, как цуцик, отнесет Снежане? Она, видимо, сразу прочитала письмо и придумала план действий.

Стас позвонил мне в этот же вечер. Его голос дрожал от волнения.

– Знаешь, – проникновенно сказал он, – мне никто и никогда не писал таких писем. Да еще и в надушенных конвертах. Как в кино! Ты такая… такая… – он замолчал, подбирая слова.

– Какая? – мне едва удалось разлепить онемевшие губы, да и то только после того, как я сама себя ущипнула за бедро.

Сердце ухнуло в пятки и по нему разлилась такая сладкая дрожь, что я едва не упала в обморок. Даже голова закружилась.

– Необычная такая, хорошая. Не похожая на всех, – прошептал Стас. – Слушай, можно я к тебе сейчас приду домой? Очень хочется услышать это всё лично от тебя. Заглянуть в твои глаза. Услышать голос.

7.2

Мама! Ахтунг! Стас живёт через три улицы от меня. А я в трениках. И в комнате, как назло, бардак. Вот так всегда: стоит пару дней расслабиться и полениться, как обязательно кто-то придет. Нет, нужно договориться на завтра. Я тогда всё уберу, морально подготовлюсь, посплю на бигудях, попрошу маму сделать мне масочку и прочее. И вдруг услышала свой голос:

– Да, конечно. Буду рада!

Неужели это я сказала?

– Бегу к тебе. Жди, Ксаночка. Можно мне тебя так называть?

– Дддда. Кккконечно, – жалкое блеяние вырвалось из моего рта.

Я вихрем пронеслась по коридору нашей огромной квартиры на Арбате и ворвалась в кухню. Мама и бабушка устроили вечер красоты. Очередной мамин муж, ее попытка номер пять, который и подарил ей эту квартиру, а вместе с ней и солидную сумму денег, совсем недавно перешел в разряд приятных воспоминаний. И мама сейчас была в поиске очередной жертвы Гименея. Кандидат уже нашелся. И он как раз уехал в командировку на пару дней. В такие вечера, когда мужчина точно не может огорошить внезапным визитом, мама и бабушка устраивали на дому салон красоты, весь вечер делая маски, ванночки для ног и примочки для всего тела. Кухонный стол был завален кремами, патчами и овощами, из которых бабушка готовила натуральные маски.

– Смывайте весь овощной ларек с лица! – завопила я. – Ко мне идет мальчик!

Мама с бабушкой, не задавая вопросов, быстро понеслись в ванную и через минуту выпорхнули с мокрыми и свежими лицами.

– Оксана, беги переодевайся! – распорядилась бабушка. – Я постою на вахте у окна. Как только он зайдет в подъезд, извещу тебя. Давай-ка, шевелись! И надень синюю юбку. Ты в ней на два размера худее.

Я влетела в свою комнату. Скинула треники, напялила юбку. Не дыша, влезла в тонкие колготки, стараясь не задеть их ногтями, чтобы не порвать. Быстро причесалась, мазнула тушью по ресницам и провела светлой помадой по губам.

– Кавалер прибыл! – громко известила бабушка из кухни.

Дрожа от волнения, я открыла дверь Стасу.

– Привет, – улыбнулся он и прошел в коридор.

Мама и бабушка вышли из кухни, поздоровались и предложили чаю. Стас, галантно поклонившись, отказался.

– Какой очаровательный и воспитанный мальчик! – улыбнулась бабушка. – Ну, не будем вам мешать, – прихватив маму, она быстро прошла в гостиную и закрыла дверь.

Мы со Стасом пошли в мою комнату. Едва переступив через порог, он немедленно обнял меня, сел в кресло и потянул меня к себе, усаживая на колено.

– Нет, тебе будет тяжело. Я не такая легкая, как… – и осеклась.

Как кажется? Так я и не кажусь легкой.

– Ты, как пушинка, – улыбнулся Стас. – Да и я не задрот.

Горячая краска залила мое лицо и шею. Внутри все пылало. Даже представить не могла, что буду сидеть у него на коленях. Реальность превзошла все ожидания. Неужели и на моей улице перевернулся грузовик со счастьем?

– Ну же, – шепнул он. – Скажи мне всё то, что написала в письме. Это так классно!

Глядя в его синие глаза, я начала наизусть декламировать письмо. Каждую строку, каждое слово я буквально вырастила в своем сердце, выносила в душе. Стас, слушал, затаив дыхание. А когда я закончила, он поцеловал меня в уголок губ и прошептал:

– Спасибо, малыш! Я этого никогда не забуду. Хочешь пойти со мной на новогодний бал?

Хочу ли я? Да этого хотели все девчонки в школе! Но понимали, что место занято.

– А как же Снежана?

– Не тянет меня с ней идти, – помрачнел Стас. – Заскоки у нее. И вообще она такая тугая! Грузит постоянно. Нет, не для меня она. Ты совсем другая. Тихая, нежная. Одним голосом успокаиваешь. Ну что? Согласна?

– Конечно! – улыбнулась я и, осмелев, поцеловала его в щеку.

– Вот и хорошо. Я тогда побегу, – он с легкостью приподнял меня, поставил на пол и встал. – Дел по горло вообще. Значит, послезавтра я за тобой зайду в семь вечера. Будь готова, ладно?

Не знаю, как я пережила эти два дня. Совсем замучила маму и бабушку. До этого я вообще не собиралась идти на новогодний вечер. И потому не заморачивалась с нарядом. А теперь нужно было что-то измыслить за сутки, фактически. Перебрав все одёжки в моем шкафу, мы поняли, что надеть мне нечего. На следующий день мама схватила меня в охапку и побежала по магазинам. Нет, наряды там были. И проблем с деньгами никаких. Вот только весь нормальный шмот был таких размеров, что у меня в него помещалась только одна рука. Да и то с напрягом. После очередного пыхтения в бутике, где красная от напряжения продавец и взмокшая от усилий мама вместе пытались затолкать меня в крошечное платьице, я рыдала в маминой машине. А мама в этот момент звонила знакомому дизайнеру и умоляла спасти ей жизнь. Через десять минут мы уже мчались через всю Москву в его студию. Дизайнер – молодой долговязый парень в шотландском килте задумчиво посмотрел на меня, подёргал себя за пирсинг в губе и веско произнес:

– Из готового не подберём. Неа. Таки девочка из серии: "Берёшь в руки – имеешь весч", как говорит наш закройщик. Будем творить экспромтом. Где хотите делать талию?

Из огромного сундука он выдернул какие-то тряпки, накинул на меня, что-то откромсал, где-то подшил, два раза дал мне по шее, чтобы не крутилась. И, наконец, повернул к зеркалу. Я ахнула. Буквально из ничего он сотворил волшебное платье, которое стройнило меня килограмм на пять. А кроме того, непостижимым образом он умудрился вылепить мне фигуру, и даже талию.

– Бог! – зарыдала от счастья мама. – Я твоя должница. Хочешь, выйду за тебя замуж?

– Спасибо! Лучше включи меня в завещание, – улыбнулся он.

Когда мы со Стасом вошли в актовый зал, где проходил новогодний бал, у всех, включая учителей, вытянулись лица. Одноклассницы сквозь зубы поздравляли меня с праздником, шаря глазами по платью. Тогда-то я и познакомилась в первый раз с бомбардировкой женскими взглядами. Даже наша классная смотрела на меня во все глаза. Снежаны нигде не было. И я немного успокоилась. Потому что всю ночь накануне переживала, что она явится на бал, красивая, как топ-модель, и предъявит права на Стаса. Больше всего я боялась, что она будет крутиться рядом с нами. А если поставить эту спортсменку-чемпионку рядом со мной, то сравнение, естественно, не в мою пользу. Но обошлось. Директор быстро скомкал официальную часть, наскоро поздравил всех с Новым годом. И все с облегчением перешли ко второй части: к банкету. Или, как говорили мои одноклассники: к бухачу.

Заиграла музыка – романтический медляк. Стас пригласил меня танцевать. Я положила руки на его широкие плечи и расслабилась, закрыв глаза. Где-то там шумели голоса и звенел девичий смех. А я была в своем мире исполнившейся мечты. Любимый мужчина обнимал меня за талию и мягко вел в танце. Я так разомлела, что даже сначала не услышала как смолкла музыка.

И, что главное: не услышала свой голос, который раздавался из всех динамиков. Я пришла в себя только тогда, когда меня грубо дернули за пояс платья.

– Эй ты, жаба! Отлепись уже от моего мужика! – раздался над ухом голос Снежаны.

Я открыла глаза и оцепенела. Весь зал замер. А из радиорубки, чью трансляцию слышали даже в самых отдаленных школьных уголках, доносился мой дрожащий, прерывающийся от волнения голос.

7.3

– Я полюбила тебя, Стас, в ту самую минуту, когда увидела в первый раз. Потому что как можно не любить тебя? Самого лучшего на свете! Самого красивого. Ты не замечал меня. И это правильно. Кто я рядом с тобой? Помнишь, как у Шекспира?

Встань, солнце ясное, убей луну -

Завистницу: она и без того

Совсем больна, бледна от огорченья,

Что, ей служа, ты все ж ее прекрасней.

Ну скажи, что я дурочка. Такие слова должен говорить мужчина своей любимой. Но ты не скажешь. Поэтому я произнесу их: нет никого красивее тебя. Ты – солнце в моем небе. И ты – луна моих ночей. Не волнуйся! Я ничем не потревожу твой покой. Понимаю, что не подхожу тебе. Просто я так тебя люблю, что не в силах скрывать это. И хотела, чтобы ты всё знал. Где бы ты ни был, я всегда буду думать о тебе. И тенью неслышно скользить за тобой. Помнишь, ты как-то разбил нос на физре и тебе дали платок? Я его тихо украла из мусорного бачка в медпункте. Он под моей подушкой. На нем засохшие капли крови. Твоей крови. И каждый вечер я целую этот платок. Что еще сказать? О тебе я могу говорить часами. Но не хочу утомлять и быть навязчивой. Хотя не удержусь и скажу еще раз: я люблю тебя, Стас! Люблю, люблю, люблю, люблю, люблю, люблю…

Мой голос смолк. Стас стоял, опустив глаза. Снежана нарочито медленно подняла руки и захлопала. Каждый хлопок гвоздём вбивался в мои виски.

– А чего никто не ржет? – спросила она. – Это же так прикольно! Жаба возомнила себя Джульеттой! Лягушка, но не царевна! Даже если тебя вся школа перецелует, ты такой и останешься.

– Перестань! – прошептал Стас.

– Что? – взвилась она. – Тебе что ее жалко? Поплыл, да? Тогда мы не будем вместе. Помнишь условие договора? Ты разводишь лягуху, и мы с тобой мутим. Скажи при всех, что она жирная жаба. Иначе я тебя пошлю!

– Хватит, Снежа, – прошептал Стас. – Она свое получила. Теперь я должен получить свое от тебя.

– Нет, не хватит! – завизжала она. – Я хочу это услышать! Будь мужиком! В конце концов, делаешь что-то, так делай до конца.

Я молча смотрела, как размыкаются его губы. Как он поднимает глаза, смотрит на меня и снова опускает их:

– Жаба, – вылетает мерзкое слово из его рта.

– Громче и чётче, – требует Снежана.

– Жа… – Стас не успевает выговорить это слово еще раз.

– Заткнись! – подоспевший мне на помощь физрук со всего размаха вкатывает Стасу затрещину.

Потом поворачивается к Снежане и шипит:

– Чего ж тебе, тварь мелкая, не хватает? Что ж ты с жиру бесишься? И откуда-то вы только такие беретесь, мерзота малолетняя? Пойдем, Оксана! – физрук ухватил меня за рукав платья и потащил за собой.

Мои ноги отказывались идти. Физрук подхватил меня под руки, приподнял и вынес из зала.

– Так, давай-ка ко мне! – распорядился он, продолжая волочить меня. – В подсобку. Я тебе чаю налью и позвоню твоим, чтобы приехали и забрали. У меня тебе спокойно будет.

Я ему не отвечала. Мне было всё равно. Даже не видела, куда он меня тащит. Не слышала, что он сказал моей маме по телефону. Перед глазами стоял крупный план, как в кино: губы Стаса на весь огромный экран. И из них медленно выползают четыре буквы:

– Ж. А. Б. А.

Наверное, мама примчалась очень быстро, запихнула меня в машину и отвезла домой. Я очнулась только в своей комнате, сидя на диване, укутанная в плед. Бабушка гладила меня по голове и тихо шептала:

– Всё пройдёт, милая. Всё наладится!

И тогда пришли слезы. Их было так много! Целый океан! И они всё не заканчивались. Они сменяли друг друга, как мокрые и горькие часовые. День-ночь. День-ночь. Плак-плак. Тик-так. Я проревела в своей комнате неделю. Мама и бабушка ходили по всему дому на цыпочках. А через неделю слезы иссякли. Но облегчение так не пришло.

Уткнувшись в стену, я сидела без движения в каком-то скорбном бесчувствии. Мама заносила в комнату подносы с едой и забирала их нетронутыми. Они с бабушкой подолгу подглядывали за мной сквозь узкую щель неприкрытой двери и шептались. В их скорбном шепоте всё чаще звучало слово "психиатр". Бабушка не выдержала первая. Она ворвалась в мою комнату под вечер и выкрикнула:

– Ну всё! Хватит! Встань немедленно, размазня! Горе у нее! Обозвали деточку. А пусть деточка не растекается студнем, так и обзывать не за что будет!

– Я умоляю тебя, перестань! – моя мама с мольбой сжала руки.

– Не перестану! Один раз в жизни выскажу ей всё, что думаю! – бабушка воинственно выпятила подбородок, схватила стул, с грохотом проволокла по полу и поставила напротив меня.

Села, положила руку на колено и прищурилась.

– Ты посмотри на себя, Оксана! – ее тонкий указательный палец с безупречным маникюром и роскошным бриллиантовым кольцом вычертил восьмерку в воздухе прямо перед моим носом. – Как можно в твоем юном возрасте себя так запустить? Вот! Погляди! – она встала, огладила свои затянутые в черный свитер бока и прошлась по комнате, – ни граммулечки лишней! И это при том, что у меня жуткая склонность к полноте. А твоя мама как держится? Она же с подросткового возраста одну траву жует, чтобы не распухнуть. Потому что порода наша такая, грузная. Но мы себе расслабиться не даем. Женщина – она как гладиатор. Должна всегда быть худой, жилистой и готовой голыми руками ухватить льва на пыльной арене. Иначе… – она вытянула большой палец левой руки и резко опустила вниз, показывая "дизлайк".

То есть знак, которым императоры в Риме отправляли гладиаторов на смерть. Я так и думала, что мама с бабушкой меня не поймут. Потому и молчала. И не делилась с ними своим горем. Просто из школы позвонили и рассказали. Да и среди родителей моих одноклассников нашлись добрые души, что в подробностях живописали им по телефону, как все было.

А мне и в голову не пришло искать дома сочувствия. Знала, что такой зверь в нашей семье не водится. Моя бабушка была актрисой одной роли. Как в двадцать лет снялась в советском фильме, который получил все мыслимые и немыслимые премии, так всю жизнь больше ничего не делала, кроме оттачивания своей красоты. Бабушка жила за счет мужей, которых у нее было ровно шесть.

Мама пошла по ее стопам. Связи бабушки в высшем – нет, не обществе, а эбществе помогли маме обзавестись правильными поклонниками. И она сделала блестящую карьеру прекрасной бездельницы и почти содержанки. До бабушкиного рекорда, правда, малость не дотянула. Замуж сходила всего четыре раза. Мой отец был вторым. Папу я вижу пару раз в год, но каждый месяц он исправно платит царские алименты. А мама всю жизнь тратит на салоны, прически и, конечно, спортзалы. Грызть мне мозг по поводу внешности они обе, мама и бабушка, начали лет, наверное, с десяти.

– Оксана, положи на место второе пирожное. Ты не выйдешь замуж. Ты не построишь свою жизнь и ничего не добьешься! – восклицали они хором во время вечерних чаепитий.

– А мне не надо замуж, – парировала я и упрямо тянулась за пирожным.