Текст книги "Жизнь и время Гертруды Стайн"

Автор книги: Илья Басс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

По рекомендации Мейбл Ван Вехтен написал статью о Гертруде, озаглавленную Кубист письменности пишет новую книгу,появившуюся в газете Нью-Йорк Таймсот 24 февраля 1913 года. В ней журналист приводит краткую биографию Стайн, ее творческие планы, включает отрывки из ПортретовПикассо и Мейбл Додж.

Карл Ван Вехтен с детства интересовался музыкой и театром. Окончив университет в Чикаго, работал журналистом, а в 1906 году переехал в Нью-Йорк на должность музыкального критика газеты Нью-Йорк Таймс.

В качестве такового Ван Вехтен освещал гастроли в Америке балетных трупп с участием Анны Павловой, Айседоры Дункан и т. д.

Упомянутая статья послужила поводом для личного знакомства автора с героиней очерка.

В мае 1913 года Карл Ван Вехтен приехал в Париж и попросил встречи со Стайн. И он и Гертруда, оба оказались на представлении балета Стравинского Весна священная,не ведая, что скоро им предстоит познакомиться. «Мы осмотрелись вокруг [в театре] и увидели высокого, хорошо сложенного молодого человека, то ли голландца, то ли скандинава или американца – вспоминала Гертруда. – На нем была вечерняя рубашка из нежной ткани с тонкой плиссировкой на груди; мы никогда и слыхом не слыхивали, что они [мужчины] носят подобные вечерние рубашки».

Молодой человек произвел неотразимое впечатление на Гертруду, и, вернувшись из театра домой, она в тот же вечер сделала небольшую зарисовку незнакомца, озаглавив Портрет одного.

Когда в ближайшую субботу, в назначенный час Ван Вехтен появился на улице Флерюс, он узнал, что уже стал героем очерка. Знакомство складывалась нелегко, ужин неудачен («необычайно плохой» – заметила хозяйка), и вообще весь вечер прошел странновато. Гертруда поддразнивала Ван Вехтена, временами вставляя ремарки, свидетельствующие о знании некоторых интимных сторон его жизни [25]25
  В ту пору Ван Вехтен только что развелся с женой. К тому же были известны его бисексуальные наклонности.


[Закрыть]. Вехтен мог явиться еще одним мостиком в литературный мир Америки, но Гертруда никак не рассчитывала на его благосклонность, зная, что следующая остановка Ван Вехтена – Лео, который к тому времени почти разошелся с сестрой. Лео обрушился на Вехтена с критикой гертрудовской прозы и подверг остракизму совместную жизнь двух женщин. Гомосексуализм Лео не принимал, считал, что Гертруда полностью полагается в своих делах на Элис, и добром это не кончится. Ван Вехтен уехал от Лео под впечатлением, что Гертруда не в состоянии «сварить яйцо, пришить пуговицу и даже наклеить почтовую марку нужной номинации».

Победил, однако, необыкновенный магнетизм Гертруды, а ее умение слушать и беседовать всегда очаровывало гостей. Вернувшись, Ван Вехтен развернул кампанию по популяризации Стайн. Он опубликовал заметку Как читать Гертруду Стайн,а затем через своего друга Эванса способствовал выходу в свет книги Нежные почки.Благодаря его усилиям, в феврале 1914 года пришло письмо от издательства Клэр Мэрис предложением о публикации пьес. Кажется, впервые писательнице обещали и рекламу и гонорар: 10 % с первых 500 и 15 % с остальных проданных экземпляров. «Моя публика – говорилось в предложении, – самая цивилизованная в стране». Мейбл Додж уговаривала Гертруду не иметь дело с издательством, имевшим дурную репутацию. И имела на то основания, ибо никакой Клэр Мэрине существовало. На самом деле существовала некая доморощенная мастерская Дональда Эванса, близкого друга и приятеля Ван Вехтена. Последний-то и уговорил Эванса опубликовать пьесы Стайн. Гертруда же была под впечатлением, что переписывается с женщиной, о чем призналась в Автобиографии: «Мы приняли как само собой разумеющееся, что то была Клэр Мари». Гертруда отказалась от публикации пьес, пока их не поставят в театре. И предложила взамен три эссе, озаглавленные Объекты, Пища, Комнаты.Эванс рекомендовал дать общее название сборнику, и Гертруда придумала заголовок Нежные почки.Книга вышла своевременно и вызвала бурю возмущения со стороны критиков. Эванс писал: «Газеты просто взбесились, ознакомившись с книгой. Все довольно забавно – их тупость и недоумение». Недоумение, впрочем, вполне обоснованное. Стайн продолжала экспериментировать. На сей раз она описала предметы (например, графин), завтрак и т. п. предложениями, связь между которыми практически невозможно установить. И в наши дни лингвисты все пытаются найти нечто общее, объединяющее описанные предметы; равным образом пытаются раскодировать само заглавие. Нет смысла приводить бесчисленные толкования Нежных почек– они простираются от реалий ежедневной жизни Стайн-Токлас до скрытого (но очевидного для психологов) сексуального подтекста.

Лихость Ван Вехтена и публикация Нежных почекв Америке привели Гертруду в восторг. Понятно, что когда в тот же, 1914 год, Ван Вехтен предстал на улице Флерюс с новой женой Фаней Маринофф, актрисой кино и театра, русской по происхождению, он уже был более чем желанным гостем. Вечер прошел отменно: «Фаня пришла в восторг от Вас, и мы оба чудесно провели время», – сообщил в письме Карл Ван Вехтен. Началась обширная переписка между новыми друзьями. Виртуальная дружба развивалась полным ходом, и вскоре письма стали подписываться ‘с любовью’ вместо ‘ваш’, ‘ваша’.

С тех пор Карл Ван Вехтен, став с годами известным писателем, проталкивал и пропагандировал произведения Гертруды, где только мог. В публикации нескольких книг и заметок есть огромная заслуга ее нового патрона.

Корреспонденция Стайн – Ван Вехтен тех лет, как ни странно, совсем не отражает серьезных литературных дискуссий. Все просто, по-дружески, по-домашнему, очень живо. Обсуждались знакомые (особенно Мейбл Додж), сплетни артистического мира, успехи или неуспехи, как свои, так и других писателей. Стайн нуждалась в поддержке и, скажем прямо, в признании. Карл не скупился на высокие слова в адрес Гертруды, женщины отвечали ему тем же. Переписка с примечаниями, опубликованная издательством Колумбийского университета в 1985 году, занимает два тома объемом в тысячу страниц. Двухтомник вполне можно назвать путеводителем по жизни Гертруды Стайн. Кажется странным, но очередная встреча новых друзей произошла только через 14 лет.

И когда Ван Вехтен вторично, спустя продолжительное время, возник на улице Флерюс, Стайн немного волновалась: как-то сложатся их отношения вживую. И напрасно. Карл писал: «Мы полюбили друг друга благодаря переписке, но лицом к лицу еще больше». Тем летом, отдыхая на Антибах, Стайн отметила его приезд, написав второй очерк о Ван Вехтене. Она настолько доверилась их дружбе, что стала присылать ему опубликованные и неопубликованные рукописи на хранение – в Европе становилось неспокойно.

Карл имел замечательную привычку присылать к Гертруде людей, представляющих для нее интерес, подбирал их с такой тщательностью, что все присланные ей нравились. В ту пору он увлекался негритянской культурой, и многие известные негритянские деятели культуры побывали у Гертруды. Среди них был и Поль Робсон, подружившийся с писательницей.

Третий лишний

Вернувшись в 1913 году из очередного летнего путешествия по Испании, женщины обнаружили полупустую квартиру. В их отсутствие Лео собрал свои пожитки и переехал в Италию, в небольшой городок Сеттиньяно, из которого открывался чудесный вид на Флоренцию. Там он поселился в арендованной вилле Доччиа.

Такого расставания Гертруда не ожидала и была явно потрясена. Размолвки и ссоры – одно дело, а переезд, да еще в другую страну означал полный разрыв. Так оно и произошло. Нет никаких свидетельств, что с того времени они виделись; при том, что без сомнения, Лео регулярно появлялся в Париже; иногда, правда, переписывались.

Сближение Элис с Гертрудой можно считать первопричиной их разрыва.

Мейбл Додж заметила: «Элис с первых дней повела себя настолько самоуничижительно, что поначалу все думали о ней разве как о безмолвном картинном предмете где-то на заднем фоне; но не успели оглянуться, как она вскорости вытолкнула его [Лео] – никто точно не знает, как».

С таким утверждением можно согласиться лишь отчасти. Неверно было бы объяснять случившееся только этим обстоятельством. Рано или поздно в родственные или дружеские узы, как бы тесны они ни были, вмешиваются как внутренние метаморфозы, так и внешние обстоятельства.

Нет смысла перебирать все слухи. На переднем плане просматривались очевидные и серьезные причины.

Лео, к тому времени ставший законченным художником и полностью сформировавший свои артистические вкусы, не разделял мнение сестры о значимости Пикассо («полное неприятие»). Его собственные работы явно демонстрировали увлечение реализмом. Дадаизм и кубизм, столь любимые Гертрудой и Пикассо, отталкивали его. Это, естественно, вызывало постоянные раздоры в процессе покупки картин. Но, как заметил один из близких знакомых семьи: «Там было больше [причин], чем просто споры о Пикассо. Элис на самом деле не хотела, чтобы они [брат и сестра] были настолько близки». Лео догадывался, к чему идет дружба его сестры с Токлас, не одобрял будущего финала и мог, по мнению Токлас, ему помешать.

Ухудшению взаимоотношений способствовало и знакомство Лео с Юджинией Озиас, более известной как Нина с Монпарнаса. Нина, дочь профессора математики, появилась в Париже в 1901 году в возрасте восемнадцати лет. Семья предполагала, что девушка продолжит занятия пением. Поглощенная вниманием молодых людей, она провалила вступительные экзамены в консерваторию. Отец прекратил посылать деньги, но Нина продолжала беззаботную жизнь, иногда зарабатывая гроши пением на улице, иногда позируя монпарнасским художникам. Не обошлось и без сеансов проституции. Нина утверждает, что увидела Лео в 1905 году в Люксембургском саду и, указывая на него, сказала друзьям: «Когда-нибудь он будет моим мужем». И стал, но после нескольких периодических разрывов, …спустя 16 лет!

Нину на улицу Флерюс привел и познакомил со Стайнами знакомый скульптор примерно в 1909 году. Лео пригласил Нину позировать. Но не прошло и нескольких месяцев, как художник и его модель стали любовниками. Достаточно ординарная история для пары художник-модель, но внесшая в жизнь Лео много изменений. Он стал чаще пропадать в кафе с Ниной, а позже снял небольшую студию, где не только работал, но и встречался со своей любовницей. Не приводить же ее на улицу Флерюс!

Интересная деталь. Лео отрицательно относился к открытым проявлениям лесбийской любви сестры. Сестра же, в свою очередь, никак не могла привечать избранницу брата, пользующуюся сомнительной репутацией.

Мейбл Викс утверждала, что увлечение Лео Ниной, «уличной девкой», привела Гертруду в ярость. Она чувствовала себя преданной и покинутой тем, кто всегда был рядом с ней. Ей была принципиально важна поддержка, а Лео без обиняков отказал в этом. Его заявления о том, что Гертруда не в ладах с языком, не понимает, что пишет, ранили самолюбивую сестру.

Гертруда сама нигде не высказывалась по поводу ссоры. Токлас в письме к Ван Вехтену заметила, что Лео устроил ей «невыносимую жизнь». Сам Лео придал разрыву психологическую окраску:

Одной из самых больших перемен, ставшей решающей в последнее время, явилась дезинтеграция между Гертрудой и мной. Появление Элис явилось божьей благодатью, поскольку оно способствовало происшедшему [разделению] без апокалипсиса. По мере взросления мы обнаружили, что практически нет ничего в этом мире, в чем бы наши взгляды совпадали или хотя бы были похожими. Ключевым моментом здесь, безусловно, является различие в нашей деятельности… [во-первых] я никогда не замечал у Гертруды интереса к критическому анализу идей, а во-вторых, у меня не существовало никакого стремления к славе. Разумеется, я хотел оказаться правым, но я вполне удовлетворен.

Отвечая на критические замечания в его адрес, появившиеся, видимо, после смерти Гертруды, Лео за несколько дней до собственной кончины оставил небольшую заметку. В ней он в который раз разъяснял различие между собой и сестрой. Его интерес лежал в сфере науки и философии, тогда как Гертруда погрузилась в анализ человеческих личностей и характеров. И заключил разъяснение словами: «Некоторые обозреватели говорят о родственной вражде. Мы никогда не ссорились, за исключением минутных размолвок. Мы просто были различны, и каждый прошествовал своим путем».

Постоянное пребывание нового человека на улице Флерюс привело и к чисто бытовым конфликтам, включая денежные.

Дезинтеграция или нет, но с появлением нового жильца Лео почувствовал, что ему нет места на улице Флерюс. К тому же его положение и авторитет, до того главенствующие, изменились; Гертруда стала доминирующим фактором, баланс власти сменился в пользу женщин. Лео не захотел подчиняться новым условиям, не захотел оказаться лишним.

Денежные расходы в момент разделения посчитали, начиная с совместного приобретения японских литографий, включая затраты на публикацию сборника Три жизни.Учитывались дополнительные расходы на проживание Токлас и ухаживание за Ниной Озиас. Разумеется, не считали копейки, Лео просто обосновал финансовый status quo. Картины разделили довольно мирно. Камнем преткновения оказались ЯблокиСезанна: «ЯблокиСезанна представляют для меня уникальную ценность; ничто не может их заменить» – писал Лео. Гертруде пришлось с этим согласиться [26]26
  Компенсируя эту потерю и желая успокоить Гертруду, Пикассо в качестве подарка нарисовал акварелью одно-единственное яблоко и подарил Гертруде на Рождество 1914 года.


[Закрыть]. Несмотря на высказанную иронию касательно Пикассо, Лео хотел оставить у себя некоторые его рисунки:

Превыше всего меня заботит, чтобы каждый имел причины сохранить у себя то, что он хочет; я доволен, что Ренуар достаточно безразличен тебе настолько, что ты готова от него отказаться, и равным образом безразличен мне Пабло, а потому ты можешь оставить у себя его столько, сколько заблагорассудится… Я предпочитаю [раздел] таким образом и надеюсь, что мы будем оба жить счастливо и взаимно поддерживать соответствующие отношения…

В результате Лео достались небольшие картины Сезанна и все картины Ренуара и Матисса, за исключением Женщины в шляпе;у Гертруды остались все крупные полотна Сезанна, включая Портрет жены,и весь Пикассо.

Токлас вспоминала, как носилась с картинами под мышкой туда-сюда, пока брат с сестрой утрясали, у кого что останется – ведь они между собой уже не разговаривали.

После ухода Лео с улицы Флерюс обеим сторонам потребовались дополнительные расходы, сверх обычных месячных поступлений. Лео, понятно, нужны были деньги на переезд и устройство на новом месте, а женщины планировали сделать ремонт и приобрести нужную мебель. Необходимые средства изыскали продажей картин. Но если Гертруда неохотно и вынужденно продала несколько картин Пикассо, включая Девочку на шаре [27]27
  Ныне картина находится в собрании Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.


[Закрыть],то Лео избавлялся от многих, принадлежащих ему, десятилетних приобретений, за исключением Ренуара. Разочаровавшись в Пикассо, он продал даже ранние его работы, дабы купить картину Сезанна. Следом исчезли картины Матисса. А затем Лео и вовсе отошел от коллекционирования: «Мой интерес к Сезанну увял, Матисс был в застое, Пикассо занялся дурачеством, я начал отсутствовать в субботние вечера». Такая «распродажа» произвела малоприятное впечатление на авторов картин, но Лео ожидаемая реакция не беспокоила. Разве вот Матисс, которого боготворил и с которым он и Майкл были близки. Послание художнику с объяснением не помогло. Из письма Нине Озиас: «Кто-то сообщил мне, <… > что Матисс жаловался не на то, что я продал его картины – это, естественно, ранило его, поскольку продемонстрировало, что они не имели для меня достаточной ценности, чтобы удержать их у себя, – но потому, что я написал единственно с целью извиниться за свой поступок».

С началом Первой мировой войны Лео покинул Европу (и временно Нину) и уехал в Америку. Депрессия частенько настигала его, как маятник, бросала от надежды наладить нормальную жизнь и сотворить книгу о психоанализе к ощущению полного бессилия.

В 1916 году он написал длинное письмо Гертруде в попытке смягчить напряженность: «Давно, год тому назад, после того как Нина вернулась в Париж, я хотел тебе написать. Но получил от нее письмо, в котором она упоминает, что ты не отвечаешь на ее письма. Это заморозило доброжелательные позывы души, и мое намерение высохло». Ответа не последовало.

После войны Лео вернулся в Италию и опять попытался сблизиться с Гертрудой: «Я послал тебе записку из Нью-Йорка перед отъездом, поскольку обнаружил, что мой многолетний антагонизм рассеялся, и я почувствовал себя вполне дружелюбно настроенным». Снова без ответа.

Он по-прежнему следил за публикациями сестры и по-прежнему был невысокого мнения о них.

Лео и Нина поженились. Самоанализ, так им превозносимый, помог ему на какое-то время приобрести покой. Он, наконец, смог заняться научной работой и напечатал ряд статей по искусству и эстетике. В 1927 году в Америке вышла его книга Азбука эстетики (The А-В-С of Aesthetics).В 1929 году, во время серии лекций в Нью-Йорке он потерял сознание, дали знать постоянные боли в животе. Но в тот раз все обошлось.

В тридцатые годы, особенно после смерти Майкла, чтобы справиться с денежными трудностями, Лео стал продавать оставшиеся картины и к началу Второй мировой войны расстался почти со всей коллекцией. Уехать не успел, Нина заболела, и пришлось продать уже купленные билеты на пароход. Соседа, скульптора-еврея, арестовали, его самого не тронули, но ужас долго обитал в жизни Лео и Нины.

Мейбл Викс в предисловии к книге писем и воспоминаний Лео, изданных в 1950 году, предсказывала:

Я полагаю, его работа выдержит испытание временем и будет существовать, а творчество Гертруды будет забыто. Лео окажется более значительным в ту пору, когда время ослабит отпечаток удивительной личности Гертруды.

Сегодня, спустя 65 лет после смерти обоих, происходит как раз обратное.

* * *

Гертруда, оставшись одна, приобрела полную самостоятельность, как в принятии решений, так и распределении финансов, ставших заметно ограниченными. Женщины решили арендовать другое жилье – без постоянного присутствия Лео не было необходимости и смысла поддерживать такую большую квартиру, требующую к тому же ремонта. Нашли такую, выходящую окнами к садам Пале Рояль, но захотели несколько модернизировать ее. Хозяин отказался. Так что пришлось ограничиться переустройством старой и приобрести новую мебель взамен той, которую забрал с собой Лео.

Отсутствие неодобрительного взгляда брата позволило Гертруде еще больше сблизиться с кубистами.

В 1912 году Стайн, посоветовавшись с артдилером Даниелем Анри Кенвайлером, самостоятельно совершила покупку картины Пикассо Стол архитектора.Картину художник нарисовал в знак дружбы и признательности Гертруде за усилия в пропаганде кубизма. Зайдя как-то к нему в ателье и не застав художника, Гертруда оставила визитную карточку. Пикассо написал слово MAJOLIE – моя прелесть – и в правом нижнем углу пририсовал визитку.

Затем последовали очередные приобретения работ Пикассо, включая Скрипку(1912), Гитару на столе(1912) и ряд других.

Знакомство с Кенвайлером переросло в тесное сотрудничество, а затем и дружбу. Артдилер сам оказался горячим сторонником Пикассо. Кенвайлер позднее признавался: «Я должен заметить, что с самых первых дней Гертруда показалась мне ‘большим’ человеком в их семье. Ее спокойная уверенность произвела на меня впечатление куда более сильное, чем безаппеляционные суждения Лео». Не без содействия и рекомендации Кенвайлера Гертруда обратила внимание на Гриса. В 1913–1914 годах она приобрела картины художника: Стакан и бутылка, Цветы,а также Книга и стаканы.Ее самолюбие было вполне удовлетворено. Если кто-то пытался примешивать Лео к ‘открытию’ Пикассо, то в случае с Грисом Гертруда с полным правом могла отнести очередную находку в кубизме на свой счет. Тем более что всегда считала кубизм испанским изобретением. Пикассо она ставила на первое место как зачинателя, а Грис, утверждала она, «пропитал его [кубизм] ясностью и экзальтацией». К работам Гриса Гертруду влекла точность в выражении окружающего мира и особый мистицизм. Была в Грисе и та редкостная принципиальность, чистота помыслов и абсолютная честность, что так привязали к нему Стайн, Кенвайлера и др.

Настоящее имя Гриса – Хосе Викториано Кармело Карлос Гонзалес Перес. Он родился в Мадриде 23 марта 1887 года и учился в Школе искусств и промышленности, которую не закончил, переключившись на рисование, интерес к которому проявился в шестилетнем возрасте. Вряд ли Школа давала законченное образование, но он приобрел некие знания в физике и математике. В 1906 году с 16 франками в кармане юноша перебрался в Париж, дабы избежать воинской повинности. Само собой, очутившемуся в Париже испанцу, желавшему посвятить себя живописи, никак нельзя было обойти известное сообщество художников и поэтов, поселившихся в Бато Лавуар, в том самом, где обитал в то время и его соплеменник Пикассо. Сменил он и имя, став Хуаном Грисом, но называл себя на французский манер – Жан. Хуан, хотя и принадлежал к монпарнасской тусовке, но вряд ли вел богемную жизнь. Его редко видели в кафе и ресторанах. Грис начинал с газеты, делая иллюстрации, затем увлекся нарождающимся кубизмом. Весной 1912 года он выставлялся в Салоне независимых. Вспоминая знакомство с художником, Гертруда писала: «Именно тогда из Мадрида в Париж приехал Хуан Грис, неотесанный и довольно экспансивный молодой человек, и стал именовать Пикассо cher maître, чем доводил того до белого каления». Поначалу Грис рисовал в стиле т. н. аналитического кубизма, но с 1912 года постепенно переключился на синтетический кубизм, с использованием papiers coliés– коллажа. Участвовал он и в разработке декораций и костюмов к балетным постановкам Дягилева. Грис известен также многими эссе, разъясняющими его эстетические воззрения.

Увлечение картинами Гриса, теплая дружба с ним и Кенвайлером не отвлекали Гертруду от сути ее жизни – литературы: коллекционирование и литературные дела шли рядом.