Текст книги "Жизнь и время Гертруды Стайн"

Автор книги: Илья Басс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Со смертью начинает история

Вернулись женщины в Париж в середине декабря 1944 года. Задержку вызвало письмо от соседки по квартире на улице Кристин. Соседка, американская художница Катрин Дадли, сообщила, что разыскала их прежнего мастерового, русского эмигранта Швидко, и тому потребуется несколько недель для приведения в порядок квартиры. В отсутствие хозяев многие предметы исчезли – немцы, оставляя Париж, грабили квартиры. Но волею случая картины уцелели. Дадли живописала, как их спасли; помогла девушка, работавшая по соседству и услышавшая шаги немцев:

Они пытались выставить ее за дверь, но девушка не унималась. Немцы разъярились при виде картин Пикассо, вопя, что разрежут их на куски и сожгут: ‘De la saloperiejuive. bon à bruler!’ [72]72
  Гребаные евреи, годятся для костра (фран.).


[Закрыть]Ha большую картину обнаженной в розовых тонах –  ‘cette vache’!Они узнали ваш портрет, сделанный Роузом – у них была ваша фотография. <…> Девушка помчалась в свой офис, вызвала по телефону полицию, и через 10 минут, к вящему удовольствию толпы, у дверей появился комиссар полиции с 30 агентами. В этот момент гестаповцы в спальне примеряли ваши китайские пальто.

Немцы, выпотрошив несколько чемоданов, ретировались, заперев квартиру на ключ. Но девушка, дождавшись их ухода, вставила новый замок.

Бернар Фей в интервью 1973 года добавил детали к сказанному. Пикассо позвонил ему и попросил уберечь картины от мародеров. Фей связался с графом Меттернихом, ответственным за охрану произведений искусства во время оккупации. Коллекция Гертруды числилась в реестре Германской администрации по еврейской собственности. Меттерних попросил опечатать квартиру, что и было сделано после длительной бюрократической борьбы между двумя администрациями. Коллекция была спасена.

Прождав месяц, загрузив все, что можно было, в грузовик, продрожав всю холодную и дождливую ночь в поездке, вся троица (не забудем Баскета) вернулась в Париж. По дороге их остановили бойцы Сопротивления, желая выяснить, кто они такие и куда направляются. Открыли портрет Пикассо. Элис предупредила: «Осторожней, это картина Пикассо, не повредите ее». Упоминания имени знаменитого художника, к тому времени ставшего членом коммунистической партии Франции, оказалось достаточным для пропуска: «Поздравляем вас, мадам, вы можете проезжать»

Их квартира была на замке, все было приведено в порядок. Утренний осмотр на кухне выявил отсутствие серебряных подсвечников и других ценных предметов утвари. Исчезло постельное белье, кухонные принадлежности.

Узнав о приезде, собрались прежние знакомые: консьержка и секретарь владельца дома, переплетчик – все прибежали с вопросами и рассказами о том, как приходили гестаповцы.

Немедленно появился Пикассо. Они обнялись. Все пришли в радостное волнение. Привезенный с собой большой красивый стол времен Генриха IV отдали Пабло, в квартире места для него не нашлось.

Неожиданно на пороге возник Хемингуэй: «Привет, Гертруда, я стар и богат. Давай прекратим цапаться». На что она ответила: «Я не стара. Я не богата. Давай продолжим схватку».

Франсис Роуз приехал в Париж в связи с предстоящей выставкой и, уж конечно, навестил своих обожательниц. Немедленно откликнулся и Брейвиг Имс. Бывший шалопай с нескрываемой гордостью сообщил, что во время войны работал в Информационном бюро, вещавшем на Францию, а ныне открывает в Шербуре радиостанцию [73]73
  Любимец французских радиослушателей работал всего 2 года. 29 мая 1946 года на скользкой горной дороге джип не вписался в поворот, ударился в дерево и перевернулся. Брейвиг погиб мгновенно.


[Закрыть].

Стали приходить письма от друзей, жаждавших узнать о самочувствии женщин и расспросить о подробностях жизни в оккупации.

А затем на улицу Кристин посыпались визитеры – как старые знакомые, так и американские журналисты. Похоже, что четырехлетняя жизнь в покоренной Франции, из которой два года в полном отрыве от внешнего мира, добавили популярности Гертруде. Среди посетителей были и два Дональда, оба литературоведы – Сазерленд и Геллап, оба будущие биографы Стайн.

Но особенно популярной Гертруда стала у солдат. Летом 1945 года, каждый раз отправляясь в парк на прогулку (с собакой, естественно) она останавливала солдат на улице, расспрашивала, откуда родом, как служилось, что намереваются делать.

Преисполненные глубокой благодарности к освободителям женщины открыли им свои сердца и дом. Материнский инстинкт никогда не покидал обеих. Не было дня, чтобы кто-нибудь из военнослужащих, в одиночку или группами – иногда по приглашению, иногда случайно – не появлялся у них. Некоторые из посетителей читали свои стихи. Чай, пирожные, иногда ленчи, сопровождаемые историями о пережитых военных годах и рассказами о коллекции. Многие из солдат впоследствии поддерживали связь с Гертрудой, посылая благодарственные письма, делясь событиями их мирной жизни.

Один из ее любимчиков, капитан Джозеф Бэрри, изучал прежде журналистику в Мичиганском университете, а теперь готовил диссертацию в Сорбонне. Прекрасно изъяснявшийся на обоих языках, компанейский парень стал «приемным племянником» женщин. Стоило одной журналистке написать очевидную ложь, критикуя Стайн за неприветливость к солдатам, как Бэрри тотчас же послал письмо редактору в защиту Гертруды. Он также взял на себя обязанности по координации выступлений Гертруды в местах дислокации американских военных частей. По просьбе журнала Лайфв июне 1945 года женщины посетили за 4 дня множество мест в Германии и Австрии, перелетая из города в город на специальном самолете, представленном командованием Американских войск в Германии. Они побывали в Кельне, Кобленце, Франкфурте, Гейдельберге, Зальцбурге.

Интервью следовали одно за другим, от автографов уставала рука. В Берхтесгадене женщины посетили резиденцию Гитлера; военные забавлялись, лазая по дому и по крыше, тогда как Гертруда с Элис уселись в креслах на балконе. Там же временно расположилась коллекция картин, собранная Герингом. Осмотрев ее, Гертруда пришла в восторг и отметила, что коллекция отбиралась под весьма профессиональным руководством. Выступая перед солдатами, писательница, как обычно, не стеснялась говорить, что думает, и в Гейдельберге заявила следующее:

Сержант Сантьяни, пригласивший меня сюда, пожаловался, что я запутала им [солдатам] мозги. <…> Я очень рассердилась на них, они признались, что немцы нравятся им больше, чем другие европейцы. Конечно, сказала я, они льстят вам и слушаются вас, в то время как другие страны вас не любят и говорят так. <…> Могу поспорить, что 4-го июля они [немцы] поднимут наш флаг, и вы, как малые дети, будете польщены целиком и полностью, вусмерть, я говорю об этом с горечью, потому что вам потом придется сражаться с ними опять. Да ладно, сказал один мне, по крайней мере, мы на вершине. Да, ответила я, но на земле есть места поопаснее, чем вершина.

И в другой раз:

Генерал Осборн спросил меня после победы, что, по моему мнению, надо сделать, чтобы просветить немцев. Я сказала, что надо предпринять только одно: научить их непослушанию; пока они послушны, рано или поздно какой-нибудь негодяй прикажет, и тогда случится несчастье. Научите их непослушанию, сказала я, заставьте каждого немецкого ребенка усвоить, что ему надлежит, по крайней мере, один раз в день сотворить доброе дело, и не верить тому, что говорит их отец или учитель; внесите смятение в их умы и, возможно, тогда они будут непослушны и воцарится мир. Послушные воюют, непослушные любят мир…

Несмотря на усталость, Гертруда, казалось, приобрела второе дыхание.

В марте 1945 года вышла из печати книга Войны, которые я видела.Разошлась тиражом около 10 тысяч в течение месяца. В Британии публикация принесла дополнительный гонорар. Стайн купила новый автомобиль, на сей раз полностью оснащенный всеми необходимыми приборами. Проезжая однажды по улице Гранз-Огюстен, они встретили Пикассо. Художник удивился, ведь он советовал ей купить подержанный автомобиль. Она и раньше не слишком воспринимала советы, а уж теперь… «Это именно то, что я хотела. Прощай, Пабло», – и укатила. Так состоялась последняя встреча двух выдающихся личностей в истории литературы и искусства первой половины XX века. Их дружба прошла через взлеты и падения, но оба ею дорожили до самого конца. Гертруда ощущала себя старшей сестрой Пикассо. Они великолепно понимали друг друга, хотя в раздражении иногда говорили ужасные вещи.

Гертруда посвятила художнику два словесных портрета: Пабло Пикассо: Если бы я сказала емуи книгу Пикассо(1938).

Обоим предстояла мировая известность: Пикассо – прижизненная, Гертруде – посмертная.

Сохранилось теплое воспоминание художника о Гертруде и ее понимании живописи:

Она была необыкновенным существом. Входила в комнату, и та мгновенно заполнялась, даже если была целиком пустой. Она разбиралась в живописи. И покупала мои картины, когда никто другой во всем мире не хотел. Она была другом. И писателем первостепенной важности. Подумайте, что она сотворила задолго до Джойса.

Об уважении Пикассо к Гертруде свидетельствует Франсуаза Жило, очередная пассия Пикассо, с которой он познакомился в 1943 году:

Одним весенним утром он сказал мне: «На этой неделе мы навестим Гертруду. Это тебя развлечет. К тому же я очень доверяю ее суждению. Если она одобрит тебя, мое хорошее мнение о тебе только укрепится».

С того момента у Франсуазы пропало всякое желание встречаться с Гертрудой Стайн. Но визит писательнице они нанесли.

Вдохновленная послевоенным вниманием американских солдат и беседами с ними, Гертруда приступила к написанию нового произведения Брюси и Вилли,в которой дала обобщенный портрет американских солдат, оказавшихся в Европе, их ощущения, характер и язык.

Одновременно возобновилось сотрудничество с Вирджилом Томсоном по созданию новой оперы по заказу Колумбийского университета. Стайн хотела создать либретто о президенте Гранте, но после обсуждения с композитором остановилась на образе лидера суфражистского движения Сюзен Б. Энтони.

Название будущей оперы звучит символически – Мать всем нам.Томсон невольно идентифицировал Стайн с Энтони: «Она [Гертруда] показала мне Сюзен Энтони в сцене из домашней жизни, и это вполне могла быть сама Гертруда и Токлас, обсуждающие карьеру Стайн». И не ошибся. Позднее Дональд Геллап, библиограф Йельского университета, бывший в 1945 году постоянным посетителем дома на улице Кристин и присутствовавший при обсуждении замысла оперы, подтвердил, как рождались действующие лица – все прототипы, включая себя и Элис, Гертруда выбирала из числа знакомых.

Либретто было закончено в марте 1946 года. Томсону оно понравилось: «Очень драматично, очень красиво…».

Писательнице предстоял еще один перелет, на сей раз в Бельгию, Брюссель, для встречи с американскими солдатами. Это появление на публике стало последним. Гертруда почувствовала себя скверно. Доктор посоветовал обратиться к специалисту, но Гертруда наотрез отказалась.

В конце концов, ее убедили отправиться на отдых. Джозеф Бэрри повез женщин на виллу, принадлежавшую Бернару Фею, намереваясь вернуться домой поездом. Но вернуться и немедля пришлось всем – в дороге Гертруде стало хуже. Элис позвонила племяннику. В Париже, у ворот дома ждала скорая помощь, и Гертруду поместили в Американский госпиталь в Нейи.

Три последние новости – предисловие Ван Вехтена к одной из книг Стайн, два сигнальных экземпляра только что вышедшего романа Брюси и Виллии сообщение о предстоящей постановке в Америке пьесы Да, это для очень молодого человекадоставили больной приятные мгновения.

Со слов Элис известны последние дни и часы писательницы. Анализы, проведенные в больнице, показали далеко продвинутую стадию рака матки. Врачи посчитали операцию чересчур сложной и отказались ее делать. Гертруда пришла в ярость, стала угрожать (как и 30 лет тому назад, когда нападали на ее прозу, отметила Токлас). Наконец, два хирурга согласились. Один из них признался: «Я сказал мадам Стайн, что прооперирую ее. Если вы даете слово чести женщине такого характера, то обязаны его выполнить. Я ее прооперирую».

К тому времени Гертруда Стайн уже пребывала в затуманенном сознании. Токлас пишет: «Я сидела около нее. После полудня она спросила: ‘Так каков ответ?’ Я промолчала. ‘В таком случае, – спросила она – каков вопрос?’».

Ее увезли на каталке в операционную, больная впала в кому, и врачи не смогли ее оживить.

Гертруда Стайн скончалась 27 июля 1946 года. Причиной смерти по заключению доктора явилась карцинома матки. До похорон тело поместили в склеп при Американском Кафедральном соборе. Поскольку никакой предварительной договоренности касательно места захоронения предпринято не было, потребовалось два месяца, прежде чем было получено место на кладбище Пер-Лашез, как того добивалась Элис. Погребение состоялось в середине октября. Дизайн надгробия (скромного, но красивого своими пропорциями, по словам Элис) сделал Франсис Роуз. А буквы вырезаны в стиле надписи на Арке римского императора Трояна в Беневенто.

Лео узнал о смерти сестры из газет. Он пережил ее всего на год с небольшим и скончался 29 июля 1947 года от перитонита, возникшего после операции по поводу рака желудка. Незадолго до смерти был опубликован его долголетний труд, содержавший воспоминания и рассуждения об эстетическом подходе к современному искусству. Естественно, не обошлось и без упоминания имени Гертруды, к тому времени ушедшей из жизни.

* * *

«Со смертью начинается история», – писала Гертруда Стайн.

История Гертруды только начиналась.

Все крупнейшие газеты откликнулись на ее смерть. Газета Нью-Йорк Таймсв некрологе сообщила читателям о смерти «знаменитой женщины-писательницы, одной из самых противоречивых фигур в американской литературе». Французское радио посвятило ей получасовую передачу.

Друзья забросали Токлас письмами и телеграммами со словами соболезнования и утешения.

За 4 дня до смерти, 23 июля, Стайн написала завещание. В нем содержались следующие пункты:

Оплатить все надлежащие долги.

Портрет работы Пикассо передать Музею Метрополитен в Нью-Йорке.

Рукописи и письма (50 записных книжек и 172 папки), находящиеся в квартире на момент смерти, надлежит передать Йельскому университету.

Ван Вехтен назначался литературным душеприказчиком. Ему предстояло издать неопубликованные произведения. Для этой цели Ван Вехтену предоставлялась полная свобода в использовании денежных средств от наследства по своему усмотрению.

Все наследство переходило к Аллану Стайну, ее племяннику, с условием выделения ежемесячного пособия Элис для поддержания соответствующего уровня жизни: «Я уполномачиваю душеприказчиков выплачивать ей доход с моего наследства, для чего позволяю получать денежный эквивалент от [продажи] картин и другой собственности».

На тот момент у Гертруды хранились ценные бумаги на сумму 20 тысяч долларов и 6650 долларов наличными.

Душеприказчиками наследства Стайн назначила Элис Токлас и Аллана Стайна. После смерти Токлас все переходило к Аллану, а затем к его возможным детям.

Завещание – штука замысловатая и, как ни старайся предусмотреть все возможные обстоятельства, судьба всегда подбросит каверзу. В данном случае ранняя смерть Аллана (в 1951 году) доставила Элис немало хлопот – пришлось иметь дело с его второй женой. К тому же, видимо, пытаясь избежать французской системы налогообложения, а также из-за очевидных патриотических чувств, Стайн заявила себя гражданкой США, «юридически прописанной в Балтиморе, штат Мериленд, но проживающей по улице Кристин, Париж». И, как следствие, контроль за расходованием средств осуществлялся юридической фирмой в Балтиморе, и в некоторых случаях требовалось решение французского суда. Из-за юридического крючкотворства и Элис (ей полагалась ежемесячная сумма в $400), и Ван Вехтен частенько испытывали трудности в своевременном получении необходимых денежных сумм. А назначив и распорядителя наследством [74]74
  По странному совпадению, юриста звали Алан Эдгар По – внук писателя.


[Закрыть], Гертруда лишила Элис права самостоятельно продавать картины. Посмертная инвентаризация показала 29 картин и рисунков Пикассо, 7 картин Хуана Гриса, один рисунок Матисса, остальные картины – менее значительные (по их тогдашней стоимости).

* * *

Забвение миновало Гертруду Стайн. Многие художники и театральные режиссеры искали и находили в ее сочинениях достаточно материала для всплеска своего творчества. Короткие зарисовки Стайн, т. н. пьесы, можно было легко поставить, и они ставились в малых театрах и небольших коллективах. Разговорный стиль, простор для широкой интерпретации, некий скрытый мистицизм, метафизичность, иными словами, раздолье для режиссерской фантазии пришлись по вкусу многим театральным работникам. И в наши дни имя Гертруды Стайн все время на слуху. Современные художники-концептуалисты обнаружили клад в ее мыслях, рассуждениях и произведениях и попытались реализовать какие-то находки. Назовем, к примеру, звуковую скульптуру Человеческий камертон № 4(Human Tuning Fork #4, 2004 год), созданную Терри Берлиером. Глен Лигон создал целую серию инсталляций, навеянных рассказами Стайн. Одна из них (2005 год) представляет собой два электрических шнура и между ними неоновую лампу, сделанную в виде слов «negro sunshine» – словосочетание из Меланкты.Свет, исходящий из неоновой лампы, визуально отражает, по мысли художника, ренессанс негритянской культуры. Широко известны в наше время и работы Эда Руши (Рушея), во многих из которых он пытался воплотить элементы литературного стиля писательницы. Создавая знаменитую портретную серию выдающихся евреев 20-го века, Энди Уорхол включил туда и портрет Гертруды. В сфере музыки, кроме работ уже упомянутых Вирджила Томсона и Джеральда Бернерса, следует назвать композитора М. Купфермана (одноактная опера В саду,1952), Вильяма Банфилда ( Гертруда Стайн изобретает прыжок раньше всех),Джонатана Шеффера ( Кровь на полу столовой) [75]75
  Премьера состоялась в 1999 году в Нью-Йорк Сити Опера.


[Закрыть]и ряд других, менее значимых музыкальных произведений.

Успех сопутствовал и еще одной пьесе Доктор Фауст зажигает огни,поставленной в Германии.

Начинающим и зрелым филологам не надо ломать голову, чем заниматься. Многие произведения писательницы представляют собой достаточно трудные и увлекательные загадки, решение которых служит незаменимым материалом для подготовки и усовершенствования лингвистов всех рангов. Жизнь и творчество Гертруды Стайн – нескончаемая тема для исследований; эссе, статьи, диссертации и книги появляются ежегодно.

С 1990 года в Нью-Йорке существует Репертуарный театр Гертруды Стайн,задача которого поддержать новые веяния и новые технологии в области современного визуального искусства.

Даже известный кинорежиссер Вуди Аллен не удержался – парижская жизнь после первой мировой войны и личности Стайн, Фитцджеральда, Хемингуэя оказались притягательными. Его фильм Полночь в Парижестал заметным событием в киноиндустрии.

Хотела Гертруда Стайн или нет, но ее жизнь и имя стали лозунгом многих клубов, объединяющих людей с нестандартной сексуальной ориентацией. Самый известный из них – Демократический клуб Гертруды Стайнв Вашингтоне, существующий с 1976 года.

Когда нью-йоркские власти решили установить в Брайан-Парке первый памятник, посвященный женщине, выбор пал на Гертруду Стайн. Метровая скульптура писательницы, сидящей в позе Будды (по скульптуре Джо Дейвидсона), была открыта 5 ноября 1992 года.

Свыше 30 лет тому назад в США предприняли попытку издать т. н. Библиотеку Америки, включающую лучшие произведения американской литературы. Творчество Гертруды Стайн нашло достойное место в проекте – 99-й и 100-й тома общим объемом в 1785 страниц.

Апофеозом стайнианы можно считать две огромные выставки, устроенные в 2011 году. Одна – персональная в Сан-Франциско, необычайно большая по объему информации, под названием Обозревая Гертруду Стайн,была посвящена жизни и деятельности писательницы. Другая – Коллекция Стайнов– отразила усилия всей знаменитой семьи по коллекционированию и пропаганде художников-модернистов первой половины XX века – Сезанна, Матисса, Пикассо, Гриса и других. Обе выставки состоялись на родине Стайнов – в Сан-Франциско. Неполная коллекция, около 200 работ (включая 40 Пикассо и 60 Матисса), отправилась в Париж, затем вернулась в Нью-Йорк. «Невозможно переоценить заслугу этой эксцентричной американской семьи как покровителей изобразительного искусства в Париже XX века, – заявила куратор выставки Джанет Бишоп, – Стайны стали истинными лидерами модернизма, впитав и защитив новое искусство в самом его зародыше, задолго до того, как оно получило широкое признание».

Токлас. Жизнь в одиночестве

Осиротевшая Элис писала: «Баскет и я остаемся жить одни [76]76
  Не совсем точно, строго говоря, до осени 1951 года с Элис проживала служанка Габриелла.


[Закрыть]. С уходом Гертруды в доме никогда больше не будет счастья». Горечь по поводу смерти любимого человека так и не покидала Элис до конца жизни. Гертруда незримо присутствовала во всех ее письмах, мыслях и деяниях: «Существует еще кое-что, что я должна сделать для Гертруды; в противном случае у меня не было бы смысла продолжать жить». А сделать предстояло немало.

Во-первых, надо было решить судьбу портрета Гертруды работы Пикассо. Во-вторых, привести в порядок литературное наследие писательницы. В-третьих, не оставлять в беде Бернара Фея, сидевшего в тюрьме.

Оповестив ближайших друзей и издателей о завещании Гертруды, Элис принялась за выполнение воли своей подруги. Потребовался большой объем переписки и помощь друзей. И те – Ван Вехтен, Торнтон Уайлдер, Роджерс, Геллап, Сазерленд, Фланнер и другие – старались бескорыстно помочь.

Перед отправкой портрета Элис позвонила Пикассо, жившему неподалеку, и спросила, не захотел бы он взглянуть на свою работу в последний раз.

Он тут же примчался. После небольшого разговора решительно вскочил, обежал взором стены и надолго впился глазами в изображение покойной, как бы впитывая его. Затем в эмоциональном порыве, совершенно для него нехарактерном, повернулся к Элис. «О, боже, – сказал он, – мы больше ее не увидим, ни ты, ни я». Затем поцеловал Элис руку и вылетел из комнаты.

То было прощание не только с портретом, не только с покойной – оборвалась еще одна ниточка, связывавшая его с молодостью.

Прошел, однако, не один год, прежде чем творение Пикассо приобрело постоянное жилище в Музее Метрополитен. Токлас с помощью друзей отбила все поползновения администрации Музея современного искусства получить картину.

Ван Вехтен получил от Токлас пожелание покойной издать неопубликованные рукописи и подробные инструкции, связанные с публикацией. Какое-то время он колебался. В ответ на нерешительность Ван Вехтена она подтвердила: «Нет, Гертруда определенно хотела напечатать все.<…> Она сказала, что полностью доверяет тебе и никому больше». Сомнения Ван Вехтена вполне понятны. Между ним и Уайлдером существовала некоторая ревность, желание быть главным, если не единственным доверенным лицом умершей писательницы. В Автобиографии каждогоГертруда вроде намекала на Торнтона Уайлдера как своего литературного душеприказчика. Но после Второй мировой войны она изменила прежнее намерение. С началом войны и в первые годы после нее Уайлдер был весьма занят на военной службе. Токлас знала, что чувствительный Торнтон считал Ван Вехтена неспособным на такое предприятие, но обошлось без конфликта.

В конце концов, Ван Вехтен согласился взять на себя огромный труд по подготовке к публикации неизданных произведений. Их надо было собрать, отредактировать, написать комментарии. Предстояло также разыскать все письма, фотографии и другие памятные вещи.

Еще при жизни Гертруды Йельский университет согласился стать хранителем рукописей и остальных документов, и потому многое туда уже было переправлено.

В помощь Ван Вехтену был создан попечительский совет, состоявший из Торнтона Уайлдера, Дональда Сазерленда и Дональда Геллапа.

Благодаря неутомимой Элис, усилиям Ван Вехтена и особенно Геллапа, ставшего хранителем и куратором архива Стайн при библиотеке Бейнике Йельского университета, с 1951 по 1958 год вышло 8 томов неопубликованных произведений писательницы. Предисловие к каждому из них писал кто-нибудь из ее друзей.

Одну рукопись Элис утаила от биографов. Точнее, пыталась утаить. То было первое произведение Гертруды – Q.E.D.

Гертруда отдала его Токлас и попросила нигде не упоминать о нем. Что Токлас и сделала. Тем не менее, прижатая к стенке Геллапом, она вынуждена была признаться, что хранит рукопись и готова отдать для публикации, но только после своей смерти: «Я не хотела бы ее читать, а потому и печатать при моей жизни». Все-таки рукопись с купюрами опубликовали в 1950 году, но читала ее Токлас или нет, неведомо.

Элис зорко следила не только за публикацией работ Гертруды, но и за появлением критических статей о ней и вмешивалась, когда чувствовала, что критические стрелы несправедливы.

Так было в случае с Джульеном Сойером, в своих лекциях анализировавшим сексуальные мотивы в работах Гертруды. Так произошло и в случае явно негативной статьи журналистки Катрины Портер, назвавшей стиль писательницы монотонным и обвинившей ее «в отсутствии интереса к любым идеям, кроме своих, и в бесконечном потоке страниц». Досталось и старому другу Вильяму Роджерсу за его книгу-воспоминание. Упреки относились к авторским (и нежелательным для Токлас) изменениям в тексте, после того, как рукопись была согласована с нею.

Но оставалась еще одна забота и статья расходов и о ней следует поговорить.

В письмах Токлас повторяла одну и ту же мысль: «Я делаю только то, что сделала бы Гертруда». А Гертруда неустанно беспокоилась бы о судьбе верного друга Бернара Фея. И, зная ее характер, предприняла бы усилия по его освобождению. Со времени смерти Хуана Гриса не было для Гертруды большего несчастья, чем заключение Бернара Фея в тюрьму. Для Элис спасение Фея стало «святым делом».

Она написала ряду весьма ответственных людей, прося их о помощи, но безуспешно.

Письма и просьбы не могли сделать то, что сделали деньги.

Вначале Вирджил Томсон через друга, юриста Министерства иностранных дел, добился перевода Фея из крепости на острове Ре в тюрьму близлежащего города Анжер. Затем тихая, скромная Токлас продала несколько рисунков Пикассо. На вырученные деньги наняли людей. И в 1951 году Бернар Фей бежал из тюрьмы, точнее из тюремной больницы, куда его поместили из-за жалобы на ухудшение (симуляция?) здоровья.

Известны лишь немногие подробности побега, тщательно скрываемые.

В 1968 году Бернс, один из ведущих специалистов-стайноведов отправился во Францию в поисках писем Элис Токлас. Беседуя со многими свидетелями, знавшими ее, он постепенно вышел на след женщины, прояснившей, спустя 17 лет, участие Токлас в деле спасения Бернара Фея. У Дениз Эме-Азам, в девичестве Коэн, еврейки, перешедшей по настоянию Фея в католичество, имелись веские причины помочь Фею. Она дважды побывала в концлагере Дранси, чудом избежала смерти. И по ее свидетельству, Фей принял участие в ее спасении от депортации. Дениз яростно защищала своего благодетеля на суде, а после приговора пыталась помочь Фею. Она-то и подтвердила, что Элис продала несколько рисунков Пикассо, чтобы раздобыть деньги. Обе женщины обеспечили финансовую поддержку и планирование спасательной операции.

В своих мемуарах Бернар Фей написал, что в 1951 году его здоровье ухудшилось, и его перевели в больницу. 29 сентября под окном палаты, где находился заключенный, заметили молодую женщину в форме сотрудницы Красного Креста. На следующий день после воскресного богослужения Фей якобы случайно столкнулся с той же самой женщиной, заслужив замечание от сопровождавшего его охранника. В возникшей сутолоке он передал женщине записку. Возвратившись в палату, Бернар попросился в туалет, расположенный в конце длинного и темного коридора. Видя, как его подопечный, едва пошатываясь, ходит, охранник не возражал. Спохватился он только через 15 минут – заключенный больной бежал. Один из интернов впоследствии вспомнил, что видел, как молодая женщина выводила пожилого человека через боковой выход из больницы. Поднятая на ноги полиция оказалась бессильной, задержать беглеца не удалось. Первого октября, одетый в сутану, Бернар Фей перешел границу со Швейцарией и оказался в объятиях друзей, еще раньше покинувших Францию [77]77
  Полиция арестовала трех сообщников, помогавших Фею бежать.


[Закрыть].

Была ли при этом замешана церковь или нет, неизвестно. Радостная Токлас дважды летала навещать Фея в Швейцарию [78]78
  Фей был амнистирован президентским указом Рене де Соти в 1959 году.


[Закрыть].

Любопытный (недокументированный) эпизод приводится в одном из воспоминаний о Токлас. Вскоре после побега Фея Токлас рассчитала служанку Габриеллу. Ходили слухи, что Фея в машине поджидала женщина, полностью скрытая густой вуалью. Служанка предполагала, что под вуалью скрывалась ее госпожа.

* * *

Социальной жизнью Элис не была обделена. Двери квартиры не закрывались, особенно в первые годы после смерти Гертруды. Визиты новых и старых друзей, обширная переписка (сотни и сотни писем) и литературная работа заполняли ее время. Элис, бывшая долгие годы тенью Гертруды, обрела свой голос. Не написавшая самостоятельно практически ни одного большого письма при жизни подруги, Элис затеяла оживленную и интересную переписку со старыми друзьями. И если первые письма касались только Гертруды, то затем они превратились в длинные и детальные отчеты и воспоминания о людях и событиях.

Литературная работа в первые годы заключалась в подготовке (иногда перепечатке) рукописей и отправке их в библиотеку Йельского университета. Переняла Элис и менторство Гертруды, привечая молодых литераторов. Комментируя их приток в Париж, она писала:

Ныне среди молодых американских писателей в Париже есть и многие ДжиАй [79]79
  G.l. – кличка американского солдата.


[Закрыть]с Биллем о правах и вторым романом на выходе, изучающие в Сорбонне курс французской цивилизации, по окончании которого они получат сертификат прослушивания. Есть и более серьезные литературоведы, стипендиаты Фулбрайта, пишущие тома по своим диссертациям. Есть и молодой, очень молодой человек по фамилии Отто Фридрих, который работает над своим четвертым романом и легко может стать в будущем важной фигурой. И молодой Джордж Джон, чьи ранние поэтические успехи в значительной степени поразили Гертруду Стайн и чей теперешний прогресс она предвосхитила. Хорошо было бы закончить на этой обнадеживающей ноте, но нельзя целиком игнорировать достаточно пеструю группу [людей] в кафе и около него на Сен-Жермен дю Пре, хоть их писания подверглись всего лишь одной короткой рецензии. Их можно спокойно игнорировать как «непредсказуемое будущее».

Упомянутый Отто Фридрих стал постоянным визитером у Элис. Она представила его Торнтону Уайлдеру и Ван Вехтену и старалась сделать его имя известным на американском рынке.

В 1948 году Элис познакомилась с молодым иракским художником, а через него – с его матерью, принцессой Зейд, женой иракского посла в Англии. И рекомендовала знакомым приобретать его картины.