Текст книги "История Бирмы"

Автор книги: Игорь Можейко

Соавторы: Антон Узянов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

В XV в. основными врагами Авы стали шаны. Моны с начала «сорокалетней войны» сами находились в обороне, и их походы на Аву, в которых они даже осаждали бирманскую столицу, были скорее местью за нападения бирманцев. Аракан вступал в борьбу в Бирме только в тех случаях, когда его заставляли сделать это союзники – моны или бирманцы. Шаны же стремились вырваться из гор и переселиться в богатые долины, и, когда на их пути вставала вооруженная сила, война становилась беспощадной и упорной.

Новая вспышка этой войны относится к 1406 г., когда Тряпхья IV, воспользовавшись столкновением междукняжествами Мохньин и Кале и видя, что Мохньин побеждает, бросил против него свое войско. Столица княжества была взята, сам собва и его сын были убиты. Так как этот поход бирманцев не был согласован с китайцами, то они послали в Аву протест, который, однако, поступил уже после разгрома Мохньина.

После 1406 г. набеги шанов не прекратились. Во главе шанских княжеств встал собва Тинни, который совершил крупный поход против Авы в 1413 г. В 1414 г. набег повторился; третий, самый опасный шанский рейд относится к 1415 г.

Все эти нападения были отбиты бирманцами и теми из шанских княжеств, которые предпочли занять сторону Авы.

Настойчивость собвы Тинни, снова и снова собиравшего войско, объяснялась не столько желанием отомстить за своего родственника, собву Мохньина, сколько открытой поддержкой царя монов Разадари. Моны помогали шанам деньгами, оружием, обещали богатейшую добычу и северные провинции Авы в случае победы над бирманцами.

Дипломатия Разадари принесла плоды. В 1415 г. в его руках оставались только Негу и Мартабан, все остальные монские земли были оккупированы бирманцами. Но когда шаны стали угрожать самой Аве, Тряпхья IV был вынужден отозвать с юга своего сына с лучшими частями для защиты столицы. Шаны были отогнаны в горы, но моны смогли оправиться от поражения, и бирманцам уже не удавалось настолько приблизиться к победе, как в 1415 г.

Вскоре после смерти Тряпхья IV Аве пришлось пережить [78] критические годы. Следующий авский царь погиб в 1426 г., через четыре года после вступления на престол, попав в засаду, устроенную шанами. Виной тому была, если верить хроникам, его жена – шанская принцесса. В данном случае дипломатический брак принес выгоду только одной стороне – шанам.

Убив царя, шаны ворвались в Аву, разграбили ее и посадили на престол своего ставленника. Однако торжество, шанов было недолгим. На выручку Аве пришел бирманский князь Пиньи, представитель рода Сихасуры, правившего там в XIV в. Этот князь, занявший престол в Аве в 1426 г. и известный в хрониках под именем Мохньинтадо, правил до 1439 г.

Правление Мохньинтадо было очень трудным. Казалось, в Бирму вернулись времена XIV в., когда в стране не было ни одного достаточно крупного государства, вокруг которого могли бы объединиться бирманцы. Шаны не переставали нападать на Аву, и царю даже приходилось оставлять свою столицу, скрываясь от набегов на юге. В 1430 г. полностью отделился Аракан, над которым до тех пор удавалось хотя бы периодически устанавливать контроль. В периоды затишья царь предпринимал попытки восстановить хозяйство страны. Надписи сообщают, что он ездил по деревням, приказывал обрабатывать заброшенные земли, сам принимал участие в этом и даже его любимая жена Млок Мипхура не чуралась крестьянской работы.

Курьезное событие тех времен – попытка замены летосчисления – ярко демонстрирует отчаяние, в котором находились бирманцы. Беспристрастная надпись рассказывает, как в 1438 г. царь собрал всех «принцев, принцесс, царских внуков, царских друзей, царских родственников, знатных людей, офицеров и солдат, монахов и брахманов», роздал все свое имущество, включая белый зонт, и, ввиду того что наступил 800 год эры Сакарак (начавшейся в 638 г., во времена пью), заявил, что старая «знаменитая, трудная и неповторимая» эра окончилась. Царь провозгласил наступающий год первым годом новой, счастливой эры. Но даже эта попытка обмануть небо не удалось. Во-первых, эра оказалась не такой счастливой, как надеялись, во-вторых, она не прижилась, и, если бы не надпись, никто и не знал бы о ее изобретении. [79]

8. Социально-политическая структура Бирмы в XIV–XV вв.

После гибели Паганского царства в Бирме, разделенной на множество уделов, наблюдалась картина, весьма напоминающая европейское средневековье. Даже если не брать в расчет небирманские районы страны, собственно Бирма раскололась на три княжества – Пинью, Аву и Таунгу. При этом определенная доля самостоятельности оставалась как у Пагана, так и у Прома.

Впоследствии, с объединением Центральной Бирмы под властью Авы, картина взаимоотношений внутри страны мало в чем изменилась. Если во времена Паганского царства владение туиком или провинцией не было наследственным, а скорее носило характер должности, которая могла меняться несколько раз в жизни сановника, то по-следующие цари и князья не были настолько сильны, чтобы отнять у чиновника или офицера пожалованную ему землю. Земли отдавались в кормление и становились на-следственным владением семьи.

Система вассалитета представляла лестницу, на верхней ступени которой находились принцы и царицы. Последние раньше носили такие титулы, как «царица Изумрудного дворца», «царица юга», «царица Серебряного озера» и т. п.; в XIV в. их уже подразделяли на «царицу, кормящуюся с Пиньи», «царицу, кормящуюся с Сагайна», «царицу, кормящуюся с Саявати». Так, в 1402 г. царь Тряпхья, подтверждая права васса-лов на земли, передал «славную столицу» Паган в кормление своей бабке (это произошло после смерти его матери, кормившейся с Пагана ранее), оставив таким образом Паган в царском домене.

«Кормление» цариц с крупных пунктов государства еще не означало, что царская власть распространялась на зти пункты. Для того чтобы освободить Аву после ее захвата шанами в 1426 г., князь Пиньи, очевидно, должен был быть феодалом, имевшим собственное войско и вольным этим войском распоряжаться. Подтверждением этой точки зрения может служить перечисление в надписях начала XV в. имен и титулов наиболее знатных людей государства. Если в паганский период эти люди носили звания министров и таких крупных чиновников, как сампьян и калан, то в XV в. они не кичатся придворными [80] титулами и должностями, а предпочитают называть себя «господин Лаккьи», «хозяин Мьюпона», «господин Сунайто» и т. д. Эти князья не пользовались такой властью и влиянием в царстве, как князья Пиньи, Таунгу, Прома, однако все они были полунезависимыми правителями городов и областей; по-видимому, к ним относятся слова «царские друзья», встречающиеся в надписи о замене эры Сакарак новой эрой. В паганский период такой социальной прослойки не было – царь Пагана имел слуг, а не друзей.

В дальнейшем князья даже в надписях, составленных от имени царей Авы, именуют себя все более гордо. В надписях, относящихся к царствованию Нарапати (1442–1468), они называют себя принцами, князьями и даже царями. Самотитулование царским званием свидетельствует о распаде государства, о неспособности центральной власти пойти на обострение отношений с феодалами. Дальнейший раскол и распадение самого понятия единого царства, столь важного на Востоке, подчеркивается и тем, что двое из сыновей Нарапати также именовали себя царями: один – «царем» Прома, другой – «царем» Калана (третий сын назвал себя князем, четвертый остался на царской службе и стал военачальником). Более того, существует надпись середины XV в., в которой говорится, что царь Нарапати отдал свою дочь за «царя Пиньи» и она стала «царицей Пиньи». «Царями» были и оба брата главной царицы Авы; всего к середине XV в. в Центральной Бирме, осажденной со всех сторон врагами, отрезанной от моря, была добрая дюжина «царей» и множество князей и принцев, каждый из которых претендовал на самостоятельность. В этой обстановке Нарапати решил, памятуя о престиже, принять титул «царя царей» и поставить себя, таким образом, выше остальных «царей» Бирмы.

Экономическая база всего государства, а тем более микроскопических «царств», была предельно сужена десятилетиями беспрерывных войн. Царям и царькам не оставалось иного выхода для поддержания своего существования, кроме продолжения войн, ибо государства в большой степени жили военной добычей. Но после окончания войн с монами – основных источников поступления рабов и трофеев, после отпадения Аракана оставались только шаны. Шаны были бедны и воинственны, походы [81] на них были кровопролитными и невыгодными; как уже отмечалось, чаще приходилось от шанов обороняться, чем нападать на них. За неимением внешних источников добычи взоры царьков обращались внутрь страны, на соседей. И царьки воевали друг с другом, грабили друг друга, восставали против царя Авы, обращались за помощью к шанским князьям, облегчая последним нападение на долины Бирмы.

Рабство, не очень привившееся в Бирме в паганские времена, когда рабы употреблялись в основном в домашнем и монастырском хозяйстве, не могло распространиться и в XIV–XV вв. хотя бы в силу того, что не было самих рабов – источники их, победоносные войны, были недоступны Бирме. К тому же экономика Бирмы не испытывала в рабах большой потребности. Если даже в XI–XIII вв. грандиозное строительство осуществлялось в основном свободными крестьянами, для которых строительные работы и заготовка материалов были повинностью, то в XV в. строительство практически не велось.

В надписях XV в. по-прежнему упоминаются асаны –  свободные крестьяне. Очевидно, в это время сохранилась сельская община, выделявшая из своей среды посредников для улаживания отношений правителями. В надписях того времени встречаются должности, которых нет в паганских надписях: асан какса (староста деревни), асан сукри, асан рва сукри и даже «асан, правящий землей». Таким образом, крестьянство в Бирме в период междоусобиц противостояло общинами или близкими ей коллективами многочисленным врагам и угнетателям.

К XV в. относятся первые дошедшие до нас памятники бирманской поэзии; в 1509 г. стихотворение бирманского поэта Махасилавамсы было выбито на камне.

9. Захват Авы шанами

В правление Нарапати Авское государство в союзе с Китаем вело успешную борьбу против шанов. Шаны, один из собв которых, Тонганбва, мечтал возродить могущественное Наньчжао, угрожали южным границам Китая и полностью перекрыли торговые пути на юго-запад. В 1442 г. китайцы разбили Тонганбву, и он бежал сначала в княжество Мохньин, а затем, спасаясь от китайской армии, в княжество Кале, которое именно в этот момент находилось в состоянии войны с бирманцами. Когда бир-манцы захватили столицу Кале, в руки им попал не только местный правитель, но и его гость – сам Тонганбва.

Шаны очутились меж двух огней. К 1445 г. бирманцы успели раньше китайцев покорить шанские племена на севере Бирмы; когда же они столкнулись с наступавшими с севера китайскими войсками, потребовавшими выдачи Тонганбвы, то дали им бой, в котором китайцы были разбиты. Об этом свидетельствуют надписи – наиболее важный документ эпохи.

Надписей, рассказывающих о дальнейшем развитии бирмано-китайских взаимоотношений того периода, не сохранилось, но хроники уверяют, что китайцы собрали новую армию и подошли к Аве. Тогда Нарапати согласился выдать шанокого князя, но тот, чтобы не попасть к китайцам, кончил жизнь самоубийством. С китайцами был заключен мир, и их войска даже помогли бирманскому царю разгромить одного из восставших вассалов, князя города Яметин, и поддерживающую его коалицию феодалов.

В очередной раз номинально признав верховную власть Китая, Ава получила взамен этого южную часть княжества Мохньин. Однако просьбы Нарапати и его преемника Сихасуры о передаче всего Мохньина не были удовлетворены китайцами, не желавшими усиления Авы. Вскоре оправившиеся от разгрома шаны с новыми силами взялись за набеги на Аву, и авские правители конца XV– начала XVI в., не способные установить мир даже внутри Бирмы и полностью зависящие от того, какая коалиция бирманских феодалов их поддерживает, начали отступать под напором шанов. Уже в 1507 г. бирманцы были вынуждены пойти на унизительный договор с Мохньином, по которому Ава лишилась части своей территории. В 1527 г. шаны взяли и разграбили Аву, ее последний царь-бирманец был убит; китайские войска, введенные в Северную Бирму, не смогли помешать разгрому Авского царства.

На престоле в Аве утвердились шанские вожди, одному из которых бирманские хроники приписывают слова: «Бирманские пагоды не имеют ничего общего с религией – это просто сундуки с драгоценностями». Подобные заявления «язычника» были открытым призывом к уничтожению «сундуков» и разрушению буддийских святынь. Бирманские хроники, описывающие годы шанского владычества, полны устрашающих описаний издевательств, грабежей и убийств. Даже монастыри, до тех пор остававшиеся нетронутыми островками в море войн, были разграблены и сожжены. Кто только мог, бежал из Авского царства. Наиболее известным был путь на юго-восток, в княжество Таунгу – извечный приют бирманских беженцев.

После того как прошел угар завоевания, шанские князья, занимавшие престол в Аве, несколько умерили свои воинственные наклонности. Вступивший на престол в Аве в 1546 г. шанский князь Мобье Нарапати принял буддизм и даже построил пагоду. Воздействие хоть и покоренного, но более развитого народа начало сказываться уже через несколько лет после падения Авы.

Итак, в 1527 г. в Бирме, если не считать откупившегося от шанов формальным признанием их власти и стоявшего в стороне от основных путей княжества Таунгу, не осталось самостоятельных бирманских государств: север и центр страны захватили шаны, на юге процветало монское государство, на западе укрепился независимый Аракан. Однако такое положение не могло продолжаться долго. Несмотря на беды последних десятилетий, бирманский народ, уже сложившийся как этническое целое и превосходивший завоевателей не только по уровню развития, но я численно, стремился к независимости.

10. Аракан в XV–XVI вв.

Цари Пагана рассматривали Аракан, населенный родственным бирманцам народом (возможно, одним из отделившихся от бирманцев в ходе миграции племен), как часть Паганского царства. Однако в Аракане всегда был собственный правитель, хотя и вассал Пагана; управляя по мере сил интригами при араканском дворе, паганские цари осуществляли почти постоянный контроль над жизнью Аракана.

Аракан был нужен Нагану не только как вассальное государство, расположенное на побережье Бенгальского залива и поэтому важное в экономическом и политическом отношении, но и с точки зрения религиозней: в Аракане находилась одна из основных святынь, буддистов Бирмы – статуя Махамуни. С Центральной Бирмой Ара-кан был связан хорошей дорогой, построенной в XI в. и пересекавшей араканские горы и джунгли. По этой дороге шли паломники и торговые караваны.

После падения Пагана правители Пиньи, а затем и цари Авы продолжали считать Аракан своей вотчиной. Однако эта зависимость становилась все более номинальной. Араканцы часто шли на союз с монами и выступали против своего сюзерена, совершая набеги на Центральную Бирму. В 1406 г. бирманские войска предприняли поход в Аракан и, свергнув царя Минеомвана, который бежал в Индию, посадили на престол своего ставленника.

К этому времени связи Аракана с Бенгалией – независимым султанатом со столицей в Гауре – значительно окрепли. Проникший в Аракан ислам не получил широкого распространения, однако стал религией правящей верхушки. В отличие от собственно Бирмы Аракан был одним из звеньев в цепи основных пунктов мировой торговли пряностями. Выгодное положение на стратегически важном отрезке великого торгового пути позволило Аракану, несмотря на относительно малые размеры, начиная с XV в. играть самостоятельную роль в азиатской политике.

В 1430 г. Минсомван, получив помощь бенгальцев, вернулся в Аракан и, перенеся столицу в Мраук У, объявил о создании независимого от Бирмы Араканского царства, признававшего верховное владычество бенгальских султанов. Таким образом, Аракан превратился в буферное государство между мусульманским и буддийским миром. С мусульманскими государствами Индии Аракан был связан как экономически, так и политически. Однако население царства по происхождению было тибето-бирманским, родственным населению Юго-Восточной Азии, и буддизм, процветавший там в течение тысячелетия, по-прежнему оставался основной религией населения страны.

По-разному сложились для Бирмы и Аракана отношения с европейцами. Если в судьбе Бирмы они не играли значительной роли до XIX в., то Аракан стал одной из основных баз португальской экспансии в Азии. В 1517 г. португальский авантюрист Жоао де Силвейра прибыл в Аракан и сравнительно быстро договорился с царем, ко-торый в обмен на некоторые территориальные уступки и торговые концессии получал португальскую военную помощь, т. е. огнестрельное оружие, наемников и содействие в создании флота. То, чего португальцы не могли добиться в более развитых и сильных государствах, они получили в маленьком и слабом Аракане, властители которого были склонны к союзу с любой силой, могущей обеспечить им независимость и защитить как от набегов бирманцев и шанов, так и от чрезмерных требований Бенгалии.

Португальцы помогли Аракану обнести столицу Мраук У современными укреплениями, передали араканцам артиллерию, обучили и снарядили небольшую араканскую армию, огневая мощь и европейская выучка которой гарантировали ей преимущество над превосходящими силами соседей

Взошедший на престол в 1531 г. царь Минбин, воспользовавшись борьбой за власть в Бенгалии, оккупировал восточные провинции султаната и создал там вассальное государство, управляемое советом из 12 раджей, регулярно плативших Аракану дань. Восточная Бенгалия оставалась под властью Аракана до 1666 г. При Минбине в Мраук У было построено множество храмов и дворцов своеобразного эклектичного стиля, нетипичного для других городов Бирмы и отличающегося от индийского. Минбин чеканил монету, титуловал себя султаном, перестроил свой двор по образцу двора в Дели, однако не забывал совершать паломничества к буддийской святыне Махамуни.

Во второй половине XVI в. император Акбар покорил Бенгалию, и Аракан стал соседом Великих Моголов. Царь Аракана передал португальцам землю у Читтагонга в Бенгалии с условием, чтобы португальский гарнизон помогал ему охранять восточные границы. Португальцы были ненадежными наемниками, и за ними приходилось внимательно следить. Один из них, Гонзалеш Тибао, пытался даже захватить столицу Аракана, но был разбит и бежал.

С середины XV в., пользуясь раздорами в Бирме, Аракан начал вмешиваться в дела своих восточных соседей, и в этом направлении ему также удалось добиться территориальных приобретений.

11. Государство Пегу в XV – начале XVI в.

После окончания войн с Авой в 1422 г. для монского государства Пегу наступил длительный период спокойствия. Моны использовали выгоды своего положения на торговом пути Ближний Восток – Малакка и, хотя и в меньшей степени, чем араканцы, вступили в контакт с европейцами, появившимися в это время в Юго-Восточной Азии.

В 1435 г. в Пегу жил венецианец Пикколо ди Конти, который через Аракан проник в Аву и оттуда в один из крупных монских городов, вероятно Пегу или Мартабан. К 1470 г. относятся сведения Афанасия Никитина, путешествовавшего по Индии и узнавшего о Пегу со слов торговцев. Итальянцы Иеронимо ди Санто Стефано и Лодовико ди Вартема побывали в Пегу в самом конце XV в. и оставили краткие описания столицы монов. Вар-тема вел торговые дела с самим царем Пегу и остался весьма доволен. В его описании Юго-Восточной Азии, переведенном вскоре на многие языки, монское царство предстает как сильное и процветающее торговое государство, вся экономика которого связана с внешней торговлей, но которое вынуждено тратить большие средства на оборону северных границ. У монского царя, по словам Вартемы, не оказалось даже наличных денег для того, чтобы рассчитаться за кораллы, и он платил за них рубинами.

Если первыми европейцами, побывавшими в Бирме, были предприимчивые итальянцы, опиравшиеся только на собственную смекалку и не имевшие никакой военной защиты, то последовавшие за ними португальцы пришли в Азию по разведанным итальянцами путям уже под охраной пушек. Поскольку их основной целью были пряности, они больше интересовались Малаккой, и Пегу остался в стороне от главного направления португальской экспансии. Но полностью игнорировать монское государство португальцы не могли – Пегу был важным перевалочным пунктом на пути к островам пряностей. В 1512 г. при дворе монского царя Бинья Рана II появился посол португальцев. Перед ним была поставлена ограниченная цель – признание монами захвата португальцами Малакки. Моны не только не возражали против действий португальцев, но даже согласились на создание в Мартабане португальской фактории, которая функционировала там в течение 100 лет.

Вслед за послами и торговцами появились португальские наемники – обычная деталь азиатского политического пейзажа XVI в. Они высоко ценились азиатскими монархами, потому что владели огнестрельным оружием, и, конечно, им цены не было в Бирме, где моны все время защищались от шанов, шаны воевали с бирманцами, а усиливающееся за счет притока беженцев княжество Таунгу начинало претендовать на важную роль на политической сцене страны.

В XV–XVI вв. монское государство, как наиболее спокойный район Бирмы, стал центром ее духовной жизни. В середине XV в. была доведена до высоты в 90 м великолепная пагода Шведагон в нынешнем Рангуне, построена пагода Швемодо в Пегу. Были направлены миссии на Цейлон; правитель монов, бывший монах Дхаммазеди, составил сборник моральных наставлений, известный в Бирме и сейчас, а также провел некоторые организационные реформы в буддийской церкви.

Как идеологические мероприятия монских государей, так и религиозное строительство и литература того периода несут на себе явные следы паганского влияния. Авторитет Пагана был так велик в стране монов, что даже длительная политическая оторванность от Бирмы не смогла уничтожить культурного единства между бирманцами и монами, сложившегося в паганский период.

Разгром Авы шанами и ликвидация бирманского государства не оказали немедленного влияния на жизнь монов. В течение десятилетий моны воспринимали набеги шанов и походы бирманцев как единое целое, не дифференцируя авские или шанские вторжения. И те и другие именовались в монских хрониках шанами, что было синонимом «варваров» вообще. Так что переход власти в Аве в руки шанов был, очевидно, воспринят как очередной дворцовый переворот, тем более что положение на северных границах монского государства не изменилось – все так же с окончанием дождливого сезона монскому царю приходилось собирать армию для того, чтобы отражать набеги соседей.

В 1527 г. на престол в Пегу вступил царь Такаюпи. Ничто, казалось, не предвещало грозных событий, нависших над государством монов.