Текст книги "Все В Твоих Руках (СИ)"

Автор книги: Игорь, Горностаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Горностаев Игорь, Щипанов Сергей
Все В Твоих Руках

Вместо пролога

За месяц перед описываемыми событиями

1

Дверь не имела опознавательных знаков, кроме нанесенного черной краской через трафарет двойного номера '47, 47а'. По обе стороны коридора выстроились в ряд не менее полусотни подобных крашенных в цвет лимонной плесени дверей, с табличками и без, некоторые с цифровыми замками и запрещающими надписями.

Работники Института имели разные формы допуска к секретным материалам, и, соответственно, подразделялись на тех, кому 'можно' и на посторонних, которым 'вход воспрещен'. Впрочем, в последние лет пять, где-то с восемьдесят девятого года, штат возглавляемой доктором физико-математических наук А.А.Велеречевым 'сорок седьмой' лаборатории, сократился настолько, что малоквалифицированных, подпадающих под запрет сотрудников не осталось вовсе. Даже вместо уборщицы полы мыла (за четыре отгула в месяц) инженер второй категории.

Сева Юрин, очень высокий светловолосый парень, не дождался на свой стук ответа. Тогда он легонько толкнул дверь и, волнуясь, словно абитуриент на приемной комиссии, шагнул с линолеума коридора на щербатый паркет комнаты.

В помещении находился всего один человек. Велеречев Арнольд Адольфович разгадывал кроссворд.

– Добрый день. Можно? – вежливо поинтересовался Сева.

– Проходи, Всеволод. Садись.

Арнольд Адольфович приветливо улыбнулся, аккуратно сложил газету, отложил в сторону.

– Ничего, что я на 'ты'?

Молодой человек не возражал: не успел привыкнуть к официозному обращению, порой неловко себя чувствовал, если кто-то 'выкал' в его адрес.

Сева осмотрелся. Не слишком шикарные, но вполне приличные апартаменты, не без претензии на оригинальность: стены украшены двумя красочными репродукциями, одна с полузверями-полунасекомыми, видимо, с картины Сальвадора Дали, другая с крылатыми монстрами в готическом интерьере, должно быть, Иеронима Босха. Полки высокого, до потолка, стеллажа, занимающего всю боковую стену комнаты, уставлены книгами вперемешку с грудами трансформаторов, конденсаторов, монтажных плат с транзисторами-резисторами, и другим электронным хламом. Так выглядел, вспомнил Сева, книжный шкаф в квартире его соседа-радиолюбителя. Но, ведь, не пайкой самодельных приемников балуется в рабочее время Велеречев, этот современный алхимик.

– Чайку? – предложил хозяин кабинета.

– Нет-нет, спасибо.

– А я всё же налью.

– Спасибо.

Арнольд Адольфович заварил цейлонский. Хороший чай, вкусный, ароматный. Во дни Севиных детства и отрочества на полках магазинов в его родном Ленинграде лежал, в основном, грузинский – жалкая пародия на чай; иногда 'выбрасывали' ?36, и лишь трижды в году, на 1 мая, 7 ноября, и Новый Год родители Севы получали от профсоюза 'набор', в который входила стограммовая пачка 'со слоном'. Иное дело сейчас. Чай на любой вкус: цейлонский, индийский, китайский, и даже настоящий 'Липтон'.

– ... Значит, тебя интересует философский камень, он же магистериум, он же красная тинктура? Который, как говорят, был вырезан из цельного куска изумруда. А другие считают, что получен из магнетита. Пятьсот лет назад. Где-то в Европе.

Тут Велеречев так глянул на собеседника, что молодой специалист едва не поперхнулся чаем. Севе показалось, что его обвиняют в попытке украсть великую драгоценность, или редкий антиквариат. Впрочем, хозяин кабинета тут же успокоил:

– Не ты первый, хе-хе. Великие умы античности, раннего средневековья и эпохи Возрождения ломали головы над проблемой облагораживания 'несовершенных металлов': свинца, ртути и иже с ними. Считается, что в пожаре Александрийской библиотеки погибли свитки и папирусы с точными рецептами 'великого эликсира', а 'Алхимическая свадьба' переведена-переписана с вопиющими, неустранимыми ошибками. Эх-хе.

Тяжелый вздох Сева расценил как сожаление Велеречева о том, что он знает, но по каким-то причинам не может сообщить миру об огрехах в работе розенкрейцеров.

– Обладатели оккультных знаний время от времени подвергались гонениям, но не прекращали экспериментировать с различными составами, снова и снова пытаясь разгадать древнюю тайну. Уж очень заманчива сама идея превращения какой-нибудь никчемной железной болванки в сверкающий золотой слиток. Или наоборот. Ты же знаешь, что было время, когда железо стоило в пять раз дороже золота, и в сорок раз – серебра?

Сева такими точными познаниями не обладал, но счел за благо согласно кивнуть. Что ж тут спорить? Арнольд Адольфович продолжил:

– Впрочем, адепты философского камня..., – закатил глаза к потолку, наверно желая перечислить всех адептов поименно, но передумал, – ... были уверены, что он способен не только вызывать трансмутацию металлов, но и служить жизненным эликсиром, панацеей.

Велеречев умолк ненадолго, явно что-то обдумывая.

– Понимаешь, Всеволод, – продолжил он,– действие камня обусловлено, в первую очередь, тем, чего ждет от него владелец...

– Так он что, существует на самом деле? – вырвалось у Севы.

– Конечно! Другое дело, мы не знаем, что именно представляет собой философский камень. А: минеральное образование? Бэ: сложное органическое соединение? Цэ: быть может, не то и не другое – не материальная, а духовная сущность? .... Дэ: или всё наоборот.

Велеречев навалился грудью на стол и пристально уставился в глаза собеседнику; тот не знал, что и делать. Во взгляде этого низкорослого мужчины сквозило что-то ненормальное.

– Наоборот! – повторил он. – И то и другое и третье. Так что, если, скажем, ты желаешь получить золото, то и получишь. Как царь Мидас: все к чему он прикасался, становилось благородным металлом. Бедолага. Он умер от голода, хе-хе.

– А если я буду думать, что там заключена вся мудрость мира? – неожиданно для себя самого выдал напыщенную фразу Сева. Даже неловко стало за неуместный в приватной беседе пафос.

Его собеседник рассмеялся, блеснув металлической коронкой:

– Эк, куда загнул, ха-ха!

Потом посерьёзнел:

– Хотя... Эдгар Кейси. Он таки имел 'всю мудрость мира'. Да-да. И даже использовал её, не без успеха, в лечебных целях. Но действовал он не осознанно, интуитивно. Больные приходили к Кейси, тот входил в гипнотический транс и рассказывал, как им следует лечиться... После не помнил что и почему говорил. Я объясняю этот феномен способностью Кейси, его 'второго Я', подключаться к информационному полю Земли. В такие моменты он реально обладал мировой мудростью. Не думаю, что тебе это подходит: быть 'репродуктором'.

Всеволоду, если уж говорить честно и откровенно, больше импонировала возможность обогатиться посредством камня, чем получение каких-то знаний. Еще не известно, станет ли счастливее обладатель 'мудрости мира'... Счастье, оно, конечно, не в деньгах, но с ними проще его добиться. Вот только...

– Допустим, у меня есть философский камень, и я могу получать золото в неограниченных количествах. Оно сразу же обесценится, – размышлял Сева вслух.

– Ну, не скажи... Мы на эту тему часто спорили с одним моим хорошим знакомым. Сибарит, вельможа, гурман и, вдобавок – умница... Умер в сорок пятом. Так вот, он в одной из своих книг поднял проблему мирового господства за счет как раз владения золотом. Не читал? 'Гиперболоид инженера Гарина'.

– Так вы с Алексеем Толстым были знакомы? Ни фига себе... Извините. Это всё же фантастика. В реальности, думаю, как станешь продавать – арестуют и посадят.

Арнольд Адольфович кивнул.

– Ох, Всеволод свет Кириллович! В этом ты трав. Не стоит оно того. Неправедно нажитое богатство не приносит счастья. Это прописная истина, и её можно найти в любой нотации.

'Почему неправедное? – подумал Сева. – Там же столько труда вложить придется', но промолчал. А вот с тем, что некоторые сотрудники Института используют отдельные слова в вышедшем из употребления значении, Юрин уже пообвыкся.

Велеречев, тем временем, продолжил:

– Мы отвлеклись... Пытаясь объяснить феноменальные способности Кейси, я пришел к выводу: в его организме присутствовало некое минеральное новообразование,.. возможно, что-то вроде камня в почках, но необычной природы. Это и был кристалл философского камня!

– Разве Кейси умел превращать свинец в золото?

– Далось тебе золото! Знаешь, что говорил другой мой знакомый писатель, Олег Куваев в известном романе 'Территория' от лица персонажа-промывальщика? 'Металл, он и есть металл, но этот – глупый! Из алюминия – самолет, из меди – провод, из железа – трактор, а из этого – сплошная судимость'. Хе-хе.

Для Севы писатель Куваев (а тем более его персонаж) авторитетом не являлся, но мысль в некоторой степени здравая. Если не знать о применении золота в электронике и медицине.

– Так вот, Сева. Известны случаи, когда в теле человека обнаруживались чужеродные материалы. Их даже приписывали деятельности инопланетян, хе-хе. В конце восьмидесятых, в Югославии у одной женщины из тела, словно капельки пота выходили металлические кристаллики. Кое-кто усмотрел в этом признак приближающихся войн, и, как ни странно, оказался прав!

– Вы войну в Боснии имеете в виду?

– Не только... Впрочем, об этом еще рано говорить...

Севе пришла в голову новая мысль.

– Арнольд Адольфович, а что если и во мне имеется такой камень?

– Почему нет!? Люди зачастую даже не подозревают о своих необычайных способностях! А хочешь, проверим? Вот, взгляни.

Хозяин кабинета достал из ящика стола пачку снимков, похожих на рентгеновские. На каждом – силуэт человеческого тела. Один показался Севе знакомым. Неужели Ирма?

– Мы разработали прибор для сканирования. Вроде томографии. Названия еще не придумали. Методика проходит отладку, – пояснил Арнольд Адольфович. – Понимаешь ли, Сева, видеть мир можно на разных уровнях.

– Уровнях?

– Это обиходный термин, для удобства. Представь человека. Вот его фото – первый уровень, вот рентгеновский снимок – это второй уровень, вот его аура, биополе – третий уровень... Или так: первый уровень – внешность человека, второй – физиологические показатели, третий – его память, привычки, профессия, четвертый – скрытые способности... Понятно, да?

– Не очень. Как можно видеть профессию?

– Ну, милиционера, или врача, скажем, ты сразу узнаешь! Хе-хе. А Шерлок Холмс?! Он ведь определял профессию незнакомого ему человека по рукам, или по походке, хе-хе. Моя методика позволит, надеюсь, видеть то, что ни человеку, ни современным аппаратам не под силу: седьмой уровень. Хотя, честно говоря, стопроцентных результатов мы пока не добились.

Юрину это ни о чем не говорило: что седьмой уровень, что двадцать седьмой... Хорошо разбираются в рентгеновских снимках: либо врач – по специальности, либо больной – по судьбе.

– А что это за пятна? – заинтересовался Сева. На фоне темных силуэтов отчетливо выделялись светлые зоны и точки.

– Во, во! То самое... Но, понимаешь,.. не всегда удобно спрашивать: что, мол, у вас, уважаемая, светится? А может это, хе-хе, спиралька контрацептическая!? В общем, накапливаем статистику. Ну, так как, согласен?

– Прямо сейчас?

Сева сконфузился от перспективы узнать о себе нечто такое, что всегда пряталось внутри.

Велеречев всплеснул руками: что, мол, за глупый вопрос!

– А чего тянуть. Оборудование находиться в задней комнате. Проходи, раздевайся.

2

Севу разбудил яркий свет и громкие голоса, неожиданно ворвавшиеся в полумрак и тишину капсулы.

– ... Это Юрин! Он у Солнцева в лаборатории...

– Не помню у вас такого. Недавно в институте?

– С апреля, кажется. Так, Всеволод Кириллович?

Сева, не прекращая неуклюжих попыток выбраться наружу, кивнул утвердительно и поинтересовался:

– А что случилось? Где Арнольд Адольфович?

Парень ничего не понимал. Час, а может, полчаса назад хозяин кабинета уложил его на кушетку-тележку и с лязганьем задвинул в цилиндрическую капсулу, посоветовав, напоследок, расслабиться и думать о приятном; Всеволод незаметно уснул...

Сильные чужие руки помогли выбраться. Сева неожиданно засмущался: он в одних трусах стоял перед одетыми в строгие костюмы мужчинами. Это были замдиректора по науке Инхандек и незнакомый мужик с колючими булавочными глазами, которые так и впились в лицо Севы.

Происходило что-то необычное. За неплотно прикрытой дверью в кабинет топтались люди, слышались взволнованные голоса. Сева принялся торопливо одеваться. Незнакомец не спускал с него глаз, буквально жёг взглядом.

– Значит, Юрин Всеволод Кириллович?

Хотя бы одеться дали!

Человек этот, понял Сева, 'из органов', иначе как объяснить его бесцеремонность и властный тон!? Да еще в присутствии замдиректора. Что же случилось?

– Да, это я, – ответил Всеволод на вопрос 'силовика'.

– Давно вы здесь?– продолжил расспрашивать тот.

– Где? – не понял Всеволод.

– Здесь, в лаборатории Велеречева. В котором часу вы пришли сюда?

Сева совсем растерялся. Что означает этот допрос? Однако причин отмалчиваться не видел.

– После обеда... Я на часы не смотрел. Думаю, около двух было.

– А потом?

–Что потом? Ну, побеседовали... Минут, так, десять-двадцать. Арнольд Адольфович предложил мне обследоваться в этом,.. его аппарате. Я заснул...

'Силовик' как-то криво ухмыльнулся.

– Выходит, вы проспали около трех часов!?

– Как?– изумился Всеволод и глянул на часы – десять минут шестого!

Замдиректора стоял с отсутствующим видом, лишь изредка бросая на Юрина косые взгляды.

Его в чем-то подозревают, решил Сева. Тут в комнату заглянул врач. Во всяком случае, на мужчине надет белый халат, да и пахло от него лекарствами.

– Я закончил. Можно выносить...

У него за спиной, увидел Всеволод, на паркете лежало тело, небрежно покрытое простыней. Ноги парня подкосились, спазмом сдавило горло.

– Что такое? – врач подхватил Севу.– Тяжеленный... Дайте же стул!..

Резко шибануло в нос нашатырем. Всеволод дернул головой, открыл глаза. Все трое склонились над ним. Человек в белом халате убрал ватный тампон от его лица.

– Ну, вот... Ничего страшного. Какие все нервные стали...

– А что с тем? – спросил 'силовик', мотнув головой в сторону двери.

– Огнестрельное. Выходного отверстия нет...

Севу опять замутило. Хорошо, еще, что остальным было не до него: наблюдали как выносят тело Арнольда Адольфовича. Впрочем, о Севе они не забыли.

– Итак, Всеволод Кириллович, расскажите подробно: с какой целью вы пришли сегодня к Велеречеву, о чем был у вас разговор,.. и, пожалуйста, в деталях, – возобновил допрос работник 'органов', когда дверь за санитарами захлопнулась.

Севе пришлось поведать о поручении шефа, о философском камне... Допрашивающий скептически хмыкал, время от времени поворачивался в сторону Инхандека, молчаливо вопрошая: не ломает ли молодой специалист комедию, не 'льет колокол'? Лицо замдиректора оставалось непроницаемым, но Сева видел – Инхандек слушает очень внимательно.

– А кто запер дверь: вы или Велеречев? – спросил, неожиданно, 'силовик'.

– Какую дверь? – не понял Всеволод.

– Входную дверь в кабинет. Она ведь была заперта изнутри.

Сева тупо моргал глазами.

– Никто не закрывал. Когда я пришел, она была открыта... То есть, наверное это Арнольд Адольфович...

– Зачем?

– Почем я знаю?!– чуть не на крик сорвался Всеволод.

– Спокойнее. Что вы так нервничаете? Значит, вы спали внутри капсулы и ничего не слышали?

– А что я должен был слышать?

– Ну как же... В кабинете устроен форменный разгром, все перевернуто вверх дном! Потом мы стучали, вскрывали замок...

– Алексей Вадимович, можно вас сюда? Тут такое...,– раздался из-за двери голос незнакомого молодого мужчины.

'Силовик' оставил Севу, вышел на зов. Что он увидел, похоже, так его поразило, что он не удержался от громкого восклицания. Стеллаж с книгами и запчастями был сдвинут в сторону, за ним виднелась распахнутая дверца вмонтированного в стену сейфа. А в глубине тускло отсвечивало содержимое: десятки, если не сотни различной величины желтых камушков размером от грецкого ореха до кулака взрослого мужчины...

Если бы Сева видел в этот момент глаза Алексея Вадимовича, то подумал бы, что такого человека никогда не возьмут работать в старательскую артель, моющую золото где-нибудь на Алдане или на Ваче.

Часть первая

I. Схватка

1

Вероятно, не много найдется ребят, которые не дрались хоть раз в жизни. Конечно, статистики допускают их существование. Но всё ли фиксируют эти вечные борцы с теорией вероятности? Учитывают ли в своих подсчетах, скажем, отмахивание младенца от нежных маминых рук, когда ограничивают его свободу, натягивая первый в жизни подгузник?

Всеволод, не избежал, разумеется, драк. Правда, последняя была в седьмом классе. А та, что приключилась на втором курсе – это скорее просто пьяная возня. Да что с ним драться? Высок, скорее длинён, и худ. Про таких говорят, что им любой спорт противопоказан, даже домино: стукнет, неровён час, костяшкой о стол покрепче – рука и переломится. Сам же молодой человек, лишенный от природы агрессии и даже чем-то похожий внешне на пацифиста Джона Леннона, выяснять отношения ни с кем не стремился. Он и так, со своих метр девяносто пять, смотрел на мир сверху вниз.

Однако, повальное увлечение восточными боевыми искусствами не миновало Всеволода Кирилловича Юрина, обладателя второго взрослого разряда по шахматам. Он ходил, какое-то время, на занятия в секцию карате, но так и не добрался до полноценных спаррингов. Зато просмотрел все фильмы с участием Брюса Ли и, конечно, его любимым каратистом стал высоченный негр из 'Дракон пришел'. Сева часто представлял себя на его месте, когда тот остается в обществе кучи красоток. Так что к драке Сева оказался, в некоторой степени, готов. Но всё же...

Внезапно мир вспыхнул буйством красок и звуков. Так бывает, когда, спасаясь от духоты и вони реактивов, заполнивших маленькую комнату во время проявки-печати фотографий, сдергивают одеяло и распахивают окно, выходящее прямиком на облитый майским солнцем палисадник.

К Севе разом пришло ощущение неуязвимости. Он понимал, что не способен, конечно, ни остановить пулю на лету, ни даже перехватить брошенный тренированной рукой утяжеленный у острия десантный нож. А вот предугадать, куда будет направлен ствол оружия, увернуться от приближающегося клинка или уйти с 'биссектрисы' за долю секунды до выстрела, как Таманцев в 'Моменте истины' – вот что по силам!

– Скорость твоей реакции... Увеличена... Вдвое. Все, что могу тебе. Сейчас...

Юрин видел перед собой вовсе не того моложавого с 'благородной сединой' на висках мужчину, каким он знал своего начальника, а человеческую развалину. Егорыч, минуту назад похожий на Тихонова в роли Штирлица, сдал буквально на глазах – часть своей мощи он передал помощнику. Видно, раньше поддерживал внешность магией, а теперь, лишившись магических сил...

– ... лучше быть мощным одному. Чем оставаться полусильными вместе, – произнес, словно угадал чужие мысли, Егорыч.

Да чего там: услышал мысли Севы Егорыч, услышал.

За дверью все еще топтались в нерешительности парни Меченого. В другое время или в другой обстановке, наверно, это были отличные ребята. С ними можно играть в футбол, или смело пойти в поход хоть высшей категории сложности, махнуть в горы, на К-2, к примеру. С ними наверняка хорошо быть в одной команде. Но сейчас они по разные стороны. И у парней в руках срезки арматуры.

– Попробуй, сделай что-нибудь.

Сева бросил на Егорыча недоуменный взгляд. Тот, сухо шевеля губами, пояснил:

– Надо привыкнуть к новым возможностям...

Слова давались ему с огромным трудом. Но, видно, Егорыч приноровился к теперешнему состоянию, еще раз доказав, что человек – создание исключительно выносливое, приспособится ко всему. Откуда он выжал чуток сил? То ли напитался серым сумеречным светом из окна, то ли подхватил полной грудью прану из воздуха помещения. Ведь сразу после сброса энергии на Юрина Егорыч был вообще 'никакой'.

Сева нагнулся за обгорелой спичкой, лежащей на полу... И пребольно стукнулся рукой о паркетину, хрустнувшую от удара. Неожиданно.

– Привыкай быстрее... Они ждать не будут.

В самом деле, молодцы, вооруженные железными стержнями, перешли к решительным действиям. На счастье Севы и Михаила Егоровича дверь открывалась наружу, так что амбалам пришлось минуту, а то и полторы, биться в неё с разбегу плечами, прежде чем удалось сокрушить 'внешнюю линию обороны', на поверку оказавшейся не столь уж и хлипкой.

Первым в комнату ввалился парень, которого друганы звали Питон. Кличка как нельзя лучше подходила верзиле одного с Севой роста, но имеющему кулаки размером с пивную кружку каждый. При взгляде на этого бугая, поражающего воображение налитыми кровью глазами, сразу становилось ясно, что определение 'отличные ребята' подходит мальчикам так же, как 'Шарик' матерому волчаре. Питон быстро огляделся, и, не мудрствуя лукаво, замахнулся арматуриной. Сева сделал то, что ни одному обычному человеку не под силу: в один миг подскочил и ударил. Ударил неумело, в грудь. И тут же отскочил.

Впечатление, что осталось у Севы – будто он со всей дури врезал кулаком по бетонной стене, покрытой тонким слоем поролона. Ощущения Питона вообще не поддаются описанию: пробитая грудная клетка, поврежденное легкое, хлещущая из пробоины кровь... Он, несмотря на рану, махнул железякой, но скорее 'на автопилоте'. Кусок арматуры выпал из разжатых пальцев, зазвенел по полу. Парень схватился за грудь и завалился на бок, освобождая дорогу дружку.

Отличительными особенностями Шнапса были: 'боксерский' нос, – приплюснутый, словно вдавленный в переносице, – и белесые, навыкате глаза. Внешность и повадки громилы вызывали сильное сомнение в наличии у него сколько-нибудь развитого интеллекта. Максимум – жать педаль акселератора.

Да, Сева, неважную команду ты бы выбрал, если б на свою беду примкнул, скажем, по малолетству, к такой компании.

Мельком бросив взгляд на упавшего, и решив, что того кольнули чем-то острым, белоглазый пришел в ярость: рот искривился, руки задрожали, в голове исчезли последние проблески разума. С неистовством взбешенного буйвола ринулся он на обидчика, пнув, походя, ногой оказавшийся на его пути стул. Сева сумел избежать столкновения, уклонившись от этой живой торпеды, словно матадор. Правда, никто из матадоров не успел бы вот так развернуться и отвесить удаляющемуся быку веский пинок. Витька Шнапс получил солидную прибавку к набранной скорости и не успел остановиться. А даже многослойный череп троглодита не предназначен таранить капитальную, довоенной кладки стену. Что говорить об обычной, хотя и тренированной лобовой кости Шнапса?

От страшного удара всем живым весом по штукатурке зазмеились трещины. Несколько мгновений Витька оставался недвижим, как натурщик для скульптуры 'Мужчина, пытающийся заткнуть дыру в плотине головой', затем отклеился и, по балетному плавно взмахнув руками, рухнул на спину. Стену окрасили темно-бардовые разводы.

Третьим и четвертым номерами на сцену явились накаченный крепыш Тайсон и тощий вертлявый Глист. Разгоряченный схваткой и легкими победами, пьяный от выплеска адреналина Сева сам бросился на бандюганов.

Тайсон не даром носил такую кличку – железные кулаки и отменная реакция делали его весьма опасным соперником; но, по сути, остерегаться стоило, в первую очередь, не его. Мерзкий и злобный Глист, презираемый даже своими, очень хотел отличиться, заработать у братков авторитет каким-нибудь кровавым 'подвигом'. Не ярость и безрассудство, как у Витьки Шнапса, руководили им, а холодный расчет, которые большинство назвали бы подлым. Держа правую руку за спиной, он сжимал в кулаке рукоять выкидного ножа. Когда Тайсон привлек внимание Севы, Глист бросился вперед, стремясь оказаться у противника за спиной. Сухо щелкнула пружина, предъявляя в качестве весомого аргумента лезвие из крепкой, пусть и не закаленной стали, но отточенное так, что можно резать аппендиксы. На свое счастье Сева краем глаза уловил блеск у руки подонка, отреагировав молниеносно, ударив, как в 'крутых' боевиках, ногой. Попал по запястью. Тяжело гудя, словно сорвавшийся ненадежно закрепленный пьяным токарем в кулачках болт, нож пересек комнату и угодил в оконное стекло, но не выбил, а лишь оставил дыру с кулак размером. Глист дико завыл.

В это же мгновение перед глазами Всеволода распустился огненными брызгами праздничный фейерверк. Засветил этот салют Тайсон – угодил кулаком в район виска.

Как боксер после пропущенного удара, который в порядке, и просто решил передохнуть, пока судья досчитает до восьми, Сева припал на одно колено, упершись рукой в пол. Правда, в отличие от опытного спортсмена, парень сейчас плохо представлял, что происходит и где он. Всего пару секунд – Сева придёт в себя.

Но Тайсон не собирался давать противнику это время. Не обращая внимания ни на вопящего фистулой Глиста, согнутого пополам и прижимающего битую руку к животу, ни на Питона, лежащего с раскинутыми руками и медленно истекающего кровью, ни на счастливо улыбающегося Шнапса, пялящегося в потолок, Тайсон со вкусом отвел ногу назад, для удара по лицу. Ах, как сейчас он вломит этому 'грачу'! Какой фонтан брызнет алым из переломанного, расплющенного носа!

2

Но ударить так, чтобы – ах! – Тайсону не довелось. Он чуть не упал, маханув ногой по пустому месту. Долговязый – исчез. Только что был тут, и исчез. Тайсон мигом огляделся, ожидая подвоха: нападения со спины. Пусто! Матерясь сквозь зубы, бандюган по-жлобски запустил руку за пазуху и извлек небольшую дощечку с затейливым геометрическим рисунком, похожую на те, что привозят из командировок в Индию в качестве амулета. Деревяшка эта, должно быть, языческий оберег, болталась на толстой и длинной золотой цепочке (грамм так на шестьдесят шесть), свисающей со сваеподобной шеи на волосатую гориллистую грудь.

– Босс, это Тайсон. – сказал прямо в амулет, как в микрофон. – Сопляк завалил наших и пропал. Я только примерился врезать ему в хлебальник, а он раз – исчез. Как сквозь землю! И что делать?

Ответ донесся из деревяшки:

– Где второй?

– Кто? – Тайсон опять завертел головой вправо-влево.

– Кроме пацана там должен быть мужик. Лет пятидесяти.

– Ага. Валяется тут один, наверное Питон уложил, я не видел... Но только ему... лет сто.

Невидимый собеседник Тайсона витиевато выругался, и приказал:

– Жди, иду сам.

Бандюган спрятал амулет, поднял стул, опрокинутый Шнапсом. Аккуратно вправил вывихнутую ножку, осторожно присел.

'Да-а-а-а...Кто бы мог подумать. Всю братву, ведь, длинный перекалечил. Надо бы им помочь, да как? – размышлял Тайсон. Мысли текли плавно, лениво. – Может шеф мне чего отстегнет в довесок? Ну, типа премии'.

В углу тихо хныкающий Глист решил заголосить погромче.

– Заткнись! – прикрикнул Тайсон. Достал, не торопясь, сигарету и прикурил от дешевой, хоть и позолоченной, зажигалки. Видать, очень неравнодушен был этот 'хозяин жизни' к презренному металлу. Как и все бандюганы из бывшей Страны советов.

– Он, сука... руку... мне ... сломал, – доносилось вперемешку со всхлипами.

Тайсон поднялся, нехотя. Присел возле другана, щупанул припухшую конечность. Глист взвизгнул.

– Хреново, – констатировал Тайсон, – шину надо поставить, или чего-то там... Я не знаю как. Не ной! Сейчас Хозяин придет, поможет. На, хлебни пока.

Тайсон извлек из внутреннего кармана куртки-косухи плоскую металлическую фляжку, протянул увечному. Глист ухватил сосуд левой рукой, отхлебнул – едва не поперхнулся. Коньяк. Видимо, французский – у Тайсона все похоже на фирменное и дорогое: 'прикид', сигареты, печатка на пальце; и жрать он желает лишь черную икру да осетрину.

Дверь, косо держащаяся на одной петле, скрипнула жалобно. На пороге стоял человек в широкополой шляпе (а-ля ковбой на пенсии); длинном, до пола, плаще, туго перепоясанном в тонкой талии; в темных очках. Опереточный злодей, да и только.

Несмотря на театральное одеяние, облик 'Хозяина', с первого взгляда внушал уважение: чувствовалась в нем скрытая яростность, подкрепленная властной уверенностью. Человек, вне всяких сомнений, привык не просто командовать тупоголовой 'братвой', а повелевать окружающими: казнить и не миловать.

Тайсон сразу же подтянулся, словно разгильдяй прапорщик, завидевший старшего офицера-карьериста.

Босс, ни слова не говоря, прошелся по комнате, нагнулся над бездыханным Питоном, оттянул ему веко, достал носовой платок, деловито и привычно-ловко отер пальцы.

– Готов.

Тайсон вздрогнул: не каждый день кореш, с которым буквально час назад потягивал в машине из горлышка холодное пивко, оборачивается столь же холодным трупом. Эх, тяжела ты, доля 'джентльмена удачи'. И ведь никто слезинки не прольет по Антошке Федорове: отца не знал, а мать спилась, да и померла, когда сыну было неполных двенадцать; затем детдом, ПТУ, первое 'дело', колония-малолетка. Дальше – больше. Стал Антон Питоном, благо природа не обидела: и ростом удался, и силенки невпроворот. Знаниями не блистал, зато смекалки, – где, чего провернуть, как 'наехать' на бизнесмена или просто лоха и 'срубить капусты', – хватало. 'Братки' его уважали, побаивались даже: злой, да не просто злой – жестокий.

При виде Хозяина Глист замолк. Это далось ему не без труда – гримасы боли выдавали состояние подонка. Но босс, – Глист знал, – не терпел нытиков. Он героически стиснул зубы, и не проронил звука, когда Хозяин осматривал сломанную кость горе-помощника, лишь размазывал левой рукой обильные капли пота на лбу. Откуда-то из под плаща босс явил на свет небольшой потертый саквояжек: такие лишь в кино про американцев видели парни. Хозяин раскрыл пузатую кладь, вытащил шестигранный флакончик красного стекла и пластмассовый стакан, накапал пахучего зелья, дал глотнуть Глисту. Затем провел ладонью над местом перелома – опухоль на руке моментально уменьшилась.

Тайсон с восхищением наблюдал за действиями шефа. Колдун, в натуре, чистой воды чародей! Он, глядишь, и Питона оживит?

– Отломи планку от шкафа, – проскрежетал, не оборачиваясь, Хозяин Тайсону, – шину поставим.

И, уже обращаясь к Глисту, успокоил:

– Как на собаке заживет. А пока будешь левой лапой орудовать – сделаю тебя левшой.

На всё про всё ушло минуты две: босс не тратил на пустяки драгоценное время. Перешел к Шнапсу – тот оставался недвижим, но дышал; на лбу вздулся огромный кровоподтек.

– Живой. Повезло ему, наверно, – обронил босс. Тайсон хмыкнул. – Я говорю: повезло, что мозгов нет, а то получил бы сотрясение.

Тайсон подхалимски загоготал.

Хозяин опустился на корточки и сделал несколько быстрых движений раскрытой ладонью, чуть не касаясь лба Шнапса. Тот открыл глаза, рывком сел. Босс плеснул ему того же зелья, что и Глисту. Громила поднялся, покачиваясь, словно дредноут на невысокой балтийской волне.

– Там, в конце коридора туалет. Иди, смой кровь с морды, – приказал босс.– Работнички, мать вашу! С одним дохляком-доходягой не совладали!