Текст книги "Лоскутная философия (СИ)"

Автор книги: Игорь Олен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

154

"Будьте как дети", – Бог предложил, тая, что отнюдь не рассчитывал на взрослеющих, на побочный продукт от детства... Знал Адам, что гоним не за грех, но, выросши, перестал быть малым, коему предназначен рай? Детство – рай. Взрослость – сирое угасание.

155

На "великую" смерть, пардон. Что за радость несла F быдлу, если ор длится и после смерти, как по Диане принца Уэльского? Тайна в бёдрах, что разводила в клипах блестящая? Два несхожих есть человечества. Одно сводит в гроб моцартов, истомив их в нужде, а другое, нюня над пошлостью, ладит строить ей мавзолей.

156

"Мир не стоит слёзок ребёночка", Достоевский.

Благо, наверно, вымереть в детстве. Зря толстоевские о "слезинках" детей. Может, добр как раз, кто казнит их до взрослости; чик по горлышку – и в раю, без мук жизни.

157

Женщины вышли. Все – псевдо-женщины...

Даша всё мне прощала. Даже когда я увлёкся лáтексной куклой, чтоб она вникла, что – без неё могу. Я постиг неестественность женщины и что истинный человек – за рамками Ж и М, а секс, что врождённый-де, но довольный и куклой, не первозданен. Вник я в фальшь общества, что стоит на идеях, да и вообще в фальшь мира, то есть в искусственность. Понял я, что апатия к женщине – знак спасения... но его-то я не хочу. Я – М. Половой мир – он мой насквозь! Мир естественный, как он был в раю, мне враждебен. Мне предпочтительней статус кво, так как дело Адама близко к успеху.

С Дашей покончено? ― нет, но с ЖЕНЩИНОЙ: с тем "кривым", "злым", "стихийным", что любил Ницше... что, всё же, сдохло. Женское мёртво. Доуравнялось в правах до члена. И слава Богу. Умерло, с чем М бился и чем он вскармливался, чем мучился, как великим грехом своим.

Пол – в мозгах пол, не в гениталиях. Если в них, в мозгах, сгинет женское, то и в теле, – будь там хоть грудь до пят либо вульва с Ла-Манш, – нет женщины. Лишь раздувшийся спермой фаллос, ищущий, во что слить её, может мнить, что, мол, в юбке, длинноволосое и грудастое с крашеной мордой, – женщина. Нет, не женщина, а лишь клиторный М, недо– то есть мужчина. Пал соблазн! Что пленило нас первозданностью, в чём хранился эдем – иссякло. Да!!! Плоть – грудастая длинноногая плоть – иссякла быть женской, ставши лишь рудиментом Ж. Я поэтому унижал их, Дашу и Леру. С фальшью – не чинятся. Пусть целуют им ручки – но чтоб их драть потом в хвост и в гриву! Я презирал их. Я после браков запрезирал их, спрашивая: где женское, что пленило, влекло меня? Где оно? Не пространство меж ног влекло, но чудесное райское, о чём слов нет. Мысль о них жгла вулканом! Запах их опьянял! Касание восторгало!.. И вот всё сгинуло. Сказка сверзилась в случку.

Доподражалась, тварь. Норовила сравняться с М? Взять хоть Дашу: сбацала интеллект себе (доктор неких наук), стала, типа, на уровень. А зачем? Чтобы я от блестящей и образованной, шейпингóванной, модной, развитой, стал блевать? Собиралась быть всем: her и лошадь-де, her и бык, her и баба-де, и мужик, – а итог вышел пенис в женском масштабе. Клитор.

Чудо пропало, чудо!!! Плач, Ницше! Плачь, Игорь Олен!

158

Вызнано, что наш мозг заблокирован; весь завал эрудиции и ума – в трёх процентиках у ворот остальных 97-ми закрытых. Это нам знаки, что думать вредно? Много не думай, мол, – и задавленный оттеснённый высший инстинкт возвратит эдем, кой пока большинству равен Сочи, пьянкам и праздности. Сила, скрытая в девяносто семи процентах спящего мозга, так переделает наш состав, что зло станет добро, сгинут голод, зной, боль и т. д. – и возникнут иные, райские свойства.

159

Впрямь: зачем философия? Сброд не мыслит не только духовно, но он не думает дальше мили. Сброд мыслит метрами, а не то и вершками. Он – тварность нано-масштабов. В нём нет перцепции ни к глубинам, ни к далям. Он глух к Веласкесу, Ницше, Баху. Музыка сброда – Дима Бананов, чтение – СМИ "Афиша", а философия – биография босса "Фейсбук". О, вездесущий сброд! Тебя тоже звать homo sapiens?

160

"Голосующее животное"?

161

Как ни дрючились мировые спинозы – не получилось. Мир погибает.

А и пошёл он. К чёрту философов, церковь, власть, олигархов, снобов, любителей макраме, бонз, клоунов, краснобаев, – этих особенно, – и все прочие маски. Ибо приспело время дерьма, пардон, – всех незначащих, рудеральных, лишних и пакостных, в ком нет "ценностей", что построили мировое "добро".

Нет, дайте нам, чтó на дне наших "я", где мутно! Муть ищет выхода. Дай её как азы новой эры! Дай распоследнее коренное дерьмище! Дай запредельнейший пофигизм и скотство! В рот всех и порознь!! У нас будет такой отстой, что мир треснет по швам. Ждём хрень. Ждём такую хрень, коей сами не мыслим.

Муть мира падших, объединяйся!

162

Горе, если не явится новый тип homo sapiens! Я уже мутант: я фиксирую неприметные колебания "горних ангелов", "гад подводных", ад примечаю. И я сказать боюсь о последствиях, что нас ждут: квертю в ноуте, а ведь вижу, чем кончится и что зря пишу... Убежать бы! Вымереть проще, чем знать про ужасы, что грядут вот-вот!

163

Что же власть, отдавая огромные территории близ Байкала как бы в аренду, знает такое, что я не знаю, коль не боится? Может быть, знает: так много проще скрыть неумелость, дилетантизм свой? Может быть, сходно знает пословицу "после нас хоть потоп", вот как нынче нам некого обвинять за утраченную Аляску. Верно, власть знает: то, что случится через полста лет, будет с иными. Ну, а случится крах государства, начатый Ельциным и продолженный шустрым "едро"-активом. Также случится, что род означенных на наследные ренты съедет в Европы, мой же род с миллионами прочих будет мочалиться на китайских фронтах за великие дурости "едр" -элит.

164

Нам нельзя быть меньше возможного.

165

Днесь эпоха так называемых IT-медиа революций. Всё это связано с электронными гаджетами, с мобильными, TV, радио, интернетом, льющим ток сведений низкопробного качества. В сериалах, политике, журналистике царствует lorem ipsum. Так что нигде не спастись от улиц, где вопят морлоки, и "культурных" инвазий, шумно являющих нужды хордовых. Не укроешься, чтоб не видеть-не слышать, ― и lorem ipsum нагло, настойчиво, выгибонисто прёт в тебя. Остаётся пустыня – либо война... Пускай война! Коль меня кроют пошлостью современного-де мышления – то имей в ответ Бахов, Ницше, Сократа, грёзы о рае и им подобное.

166

Вспомнил "кобы" из праславянского; "борзых кóмоней", на которых подвижничала рать Игоря; "кабо", мерин в латыни, из чего вышло, может быть, "конь". Вам "мерин"? С "мерином" просто: так у монголов вообще звать лошадь. Собственно "лошадь" вёл я от тюркского "алата", в пример. "Жеребец" идёт от санскритского "garbhas". Больше я ничего не знал, кроме частностей, что китайская лошадь – "ма" – в фонетическом сходстве с "мерином", да привёл ряд банальностей: дескать, конь не кузнец не плотник, первый работник... и про Калигулу, что коня в сенат... Македонский звал именем коня город (днесь Джалалпур, Пенджаб)... Также вспомнилось: "Вижу лошадь, не видя лошадности, друг Платон", – заявил Антисфен на платоновы тезисы, что "лошадность – чтойность вселошади"... Я, сказав это, смолк: прок в знании семы "лошадь" с рыском в минувшем? Мало, что данность (явь, сущее и действительность) лжива, я стремлюсь в глубь слов сдохших, то есть исследую дважды дохлую ложь, "тень тени"? Да ведь известный факт, что всяк век с людьми, с миллиардами их самих и идей их, губит век новый, – знак, что любой век лжив. Уж не есть ли я жрец фальшивости?

167

Жил когда-то Плотин (205 – 269), философ, неоплатоник. Главный труд – "Эннеады". Мнил всетворцом – Единое, сущее "по ту сторону бытия". Свободное, всеблагое, это Единое эманирует ипостась (лик) – Логос, полный "прообразов". От него эманирует третья лик-ипостась – Душа; в ней уже не "прообразы", но "подобия". Низ Души – данный нам в ощущениях мир как есть.

Человек – скол Единого; цель его – возвратиться, слиться с Единым. Вот зов Плотина, страстный, надрывный: "Следуем в дорогое отечество! А отечество наше там, из чего мы пришли, там отец наш". Чтобы попасть назад в "сверхприроду", надо мышлением выйти в уровень восприятий идей, а вслед за тем "изойти из себя" в экстазе. Мыслям Плотина близки концепты Сorpus Areopagiticum, перла ранней патристики, костяка богословия и монашеских подвигов. Духовидческим творчеством Плотин создал сказку о рае, пусть философскую. Ум его был божествен; он жил возвышенным, ненавидя, кстати уж, свою плоть. Он знал: здесь, в миру, мы все в "кожаных ризах", там, в раю, будем дýхами.

168

Есть в соц. сетях род пошлых корыстных шавок, этаких предводительш, чьё дело первыми обсыкáть великое, о каком эти шавки не смыслят и на которое сходный сброд задирает вслед лапы с казовым рвеньем.

169

В. Набоков, хоть и талантлив, тронуло это – то, что про "девочку". В этом всем нам нужда. Жизнь – в девочках, в девственном. В Бельгии... я там жил с одной, но вернулся, к русским вагинам. Ей нынче двадцать... Мáргерит... А тогда я бы умер с ней!.. Девочки – рай, эдем... и вдруг – бабы корыстные... В них душа моя, в девочках. Может быть, я без них был бы Гейтс, а на них – растратился... О, как знаю их!

Сидела девочка, почти что не дыша,

и в синем космосе плыла её душа.

Там где-то есть волшебный райский лес...

там дружат бог и самый злобный бес...

там волк не ест ягнёнка, а милует...

там принц о ней вздыхает и тоскует.

Потом садится принц на космолёт -

и к ней стремит любовный свой полёт...

170

Истина не должна быть умной, весёлой. Что за весёлость или же умность, скажем, в голгофских ужасах истины?

Факт, что истине при её появлении в мире дадено маяться. Оттого в человечьей культуре массы весёлых умных безделок, истин же мало. Ибо накладно.

171

Жизнь моя пронеслась в клочках от рождения до рутины последних, предродовых мук смерти, целящей породить меня. Смерть рожает, как жизнь, – но в гроб. Вспомнил сверстников, коих нет. Прошло всё... Я зарыдал в тоске; приступ смял меня. Но девятый вал истерии, самый, казалось бы, страшный, начал спокойствие. Девять плачей снесли меня – и покинули. Здравствуй, Моцарт!

172

В мире, где о дерьме спор чаще, чем о достойном, правит дерьмо, увы.

173

Изо всех есть Один всегда перед Богом в каждом мгновеньи; мы все не значим или же значим по усмотрению. В нём, одном, обладающим качеством высших ценностей, упования наши. Мы все излишни – истинен он в развитии вплоть до Бога.

Он, этот некий, верует в странное. Например, в то, что разум наш нам не в прок; что из А в Б путь бесконечен разве что в логике, а в реальности А и Б суть одно; также в то, что лягушка, сбившая масло из молока в тазу, есть метафора всех нас порознь; что живущий с восчувствием одиночества должен этим гордиться: он дошёл до Олимпа, где и стоит один.

Вот его-то и видит Бог. Ибо кончился срок якшаний с родом Адама на языке его. С этих пор говорить нам будут губою, что вне "открытых, принципиальных, искренних, уважительных, доверительных" дискурсов, столь любезных творцам лживых истин и каковые, изрёк поэт, человечное, чересчур человечное, заводящее в область логики, – значит, вновь к "добрым" ценностям, сотворяющим ужасы.

Разум Бога недобр отнюдь, что постиг Один на Олимпе, ждущий божественных очистительных гроз.

174

Солнце низилось, крася речку, наст и ветвяный храм тысяч ив. Мириады цветков сияли, тронуты ветром, редкие – падали и, пока были в воздухе, искрились, но потом исчезали с их серебром в снегах. Остро пахло: пуховичками, почками и набухшей корою. Первое, что привносит в зимний хлад запах, – ивы, их велелепие: краснотал с черноталом понизу на косе, бредины в пятнах лишайников, белолоз с шелковистыми седоватыми листьями, вербы с толстыми, броненосными комлями, сходно вётлы с грустными прядями. Пало много чешуек – вербных особенных, колпачковых, вылитых из одной карей плёнки, что, разворочены серебристостью, вдруг срываются в снег и воды. Тёмная год почти, верба белится и ждёт Господа перед Пасхою.

175

Реалисты вещают жизненные новеллы, подлинные до чёртиков: типа, как кто-то бедный стал олигархом, вышел за принца, должность доходную получил плюс выиграл в лотерею...

Но есть другие, странные личности. Умолчим о фантастах, что хвалят в сказочных небывалых стихиях вещи земные (вроде, как рыцарь с Арктура, свергнувши Лихо, спас королеву с Кассиопеи). Хвалят земное – хвалят для денег и популярности; массам нужно своё, реальное, отдающее свинским хлевом. Мы не о них сейчас. Речь пойдёт о других, вещающих отвлечённости. Вот как Юм, кто помыслил, что человек получает, мол, удовольствие от свершения добрых действий; что нам присуще чувство симпатии, тяги к ближнему. Человек, мнил Юм, сострадателен, толерантен к чуждому стилю мыслей, рад принять постороннюю точку зрения, заражается чувствами, болью ближнего... Юм! Безумец! Чары напрасны! Двести лет речи, схожей с заклятьем, – а заразился кто?

Так и Главный Маг звал давным-давно всех нас к Жизни и Первосущности, увлекая к чудесному, что готовит Бог, – но Его вдруг распяли, всю Его магию обративши в корысть.

176

Засранск, центр России. Много здесь, тьма имён, начиная с ничтожных: были здесь и цари-императоры, и подвижники "духа" (здесь Толстой продал рощу). Кем-то заявлено, что Россия не Запад, но, одновременно, не Восток она, – а как мост между ними или род базы, где бы коней сменить (самолёты заправить) да поохотиться (взять трофеи). Среднее. Никакое. Смутное. Русским нужен не ум, не знания (солженицынская "образóванщина"), не опыт. Нужен нам – "русский нрав", по Витте. Мы для всех нечто, склонное то в расчисленность, то в нирванность. Впали мы в качку с Запада на Восток и, путаясь, забрели в бардак, что нас травит "идеями". Но Засранск та среда, где все смыслы мрут! Вместо них брезжит истина.

177

Ради этого, что вокруг, жрал Адам плод познания? И вот в это я еду?! Господи, царствуй! власть Тебе! Но, возможно, и нет, не знаю. Я ведь не вопль ста тысяч. Даже и сотен. Даже десятков. Я лишь один воплю, а все счастливы, все покорствуют дважды два есть четыре. Я в одиночестве среди радостных! Только я дитё первородных грехов, отпрыск зла и добра! Ведь велено, чтоб от древа познания не вкушали; то есть не нам решать, в чём добро и в чём зло. Вдруг мнимое злым есть благо, а что добро – вдруг худо? Но, если счастливы все таким бытием, – что ж, рай вокруг и лишь я, кто отведал плод, маюсь? Так, что ли, Господи? Мне любить Твоих агнцев и не судить о них? Мне любить Твой мир?

178

"Змей хитрей зверей, коих создал Бог. И сказал змей жене: вправду ль Бог велел, что не ешьте ни от какого райского древа?

Та ему: все плоды нам, только от древа, что среди рая, Бог велел, что не ешьте и не касайтесь, ибо умрёте.

Рек змей: налгал Бог, вы не умрёте; но, как съедите, станете боги, знающие добро и зло" (Быт. 3, 1-5).

179

Что за мораль в раю? Не касайся древа "познанья зла и добра", – что значит не создавай мораль. Так велел нам Творец, постигший: наши законы будут от ложного, а не Божьего понимания "зла" с "добром".

Человек не послушал. И вместо Бога выбрал "добро". До той поры было Сущее, Безъизъянность, то есть "добро зелó", – впредь возникли вещи с изъяном, "нужное" и "ненужное". Человек стал раб мóроков своих домыслов. И теперь говоришь ему: мы живём в состоянии первородных грехов, фальшиво. Он отвечает: как жить без этики? Но не спросит: как жить без Бога?

180

"Эмансипация, поскольку её желают и поощряют женщины (а не только тупицы рода мужского), служит симптомом растущего таянья, угасанья женственных сил". Ф. Ницше.

Бабьи «умности» банальны, плоски,

вроде выставления ..., -

словно менструальные обноски

сорвались и скачут без узды.

Феминизм раздвинул им колени,

но оттуда, вместо малых чад,

повалили стоки "умной" хрени,

так что феминизм и сам не рад.

Скоро омужичатся до матки,

формируя бабо-кобеляж.

Боже, дай им непрерывных схваток,

чтоб

завыли аж!

181

"Мы бессмертны, ибо совокупляемся". Л. Толстой.

182

Я – персонифицированная грусть по раю.

183

Я был подросток. Чувственность мучила. Но вот тайны тайн я не знал. Всяк понял бы, чтó к чему. Я ж был туп. Однозначный зов эроса заглушался особенным чувством к женщине. Странным образом, но во мне подсознательно и безóбразно жила память, что, мол, эдем загнан в женщину и сквернить его стыдно. Опыт я черпал в некоей книжке и в туалете, что был на улице. Шесть мест мужских, шесть – женских. Здесь буква "М", там – "Ж". Это очень, очень дразнило; плюс интерьер в картинках. Тайны, так сказать, воплощались в семантике: "хочу тр@хаться" или "@й/@зда – с одного гнезда". Я дивился, что туалет – раздельный. Как, испражнения разделялись? Что, пищевые продукты, всякие каши, переварившись, делались разными, и одни несут их в блок "М", а другие в блок "Ж"? Пища в женщине не подобна пище в мужчине? Но это глупо. Знать, сексуальный раскол искусствен? или постыден? Как убрать стены и в туалетах, но и везде?.. Плюс дырки – дырки в уборных. С женского края их затыкали. Я помню надпись: "Я сюда вп@хивал"... Этот пыл просвещал меня; севши в смежной кабинке, я дожидался, чтоб вошла женщина... Вдруг застенное слилось с Женственным, с Вечным Женственным всей вселенной, коей я объявил себя, тем что сунул часть плоти в эту вот дырку, и вдруг постиг искусственность, то есть феноменальность – ментальность – секса. Женщина – в мозге; строй его создал женские груди и всё, что ниже. Кстати нас учат с неких пор сдерживать и, напротив, будить страсть мыслью. Впих плоти в дырку ― в лад выражению, что М "трахает всё, что движется". Жизнь "затрахана" и ободрана им, как чучело. Надо всем вспухнул фаллос, и только женское в силах сбить его.

184

Разум есть иудео-христианский логос.

185

Женщины Безусловно: женщины глупее,

и монахи а монахи – парни на уме.

Женщины рожать, к тому ж, умеют,

а монахи – доки в буримé.

186

Блистательно насобачились шельмы, влезшие в интернеты после кочевий по СПА-салонам, "тренингам мысли", "лайф-коучингам", "пси-практикам" и духовным чертогам вроде "Дом-2" и "Пойми меня"! Насобачились в пошлых рецептах "тюнинга личности", "психо-эго" и "роста духа". Массы "психологов", то гламурных в мини и топлесс, то респектабельных, чуть не РАН-ского вида, мигом научат правильно мыслить, преобразят нас.

Шельмы не знают, как мысль рождается в муках при вивисекциях самоё себя и вопит диким голосом. Не умея так мыслить, – вряд ли и мысля выше кишечника, – шельмы тужатся бодрым тресканьем, в стиле сплетен о тряпках, дать путь спасения. "Мы изменим вас к лучшему, – блеют шельмы. – Надо лишь останавливать, пусть на миг всего, мысли, и увеличивать остановку больше и больше. Вы приходите, мы вас научим".

Шельм славит ветреный био-слой, болтающий о полезности остановки мышления. Это знак, до чего дошли алчбы стать вдруг "духовными", понаслушавшись куриц, квохчущих в ярких модных гнездилищах и коммерческих торжищах далеко от кровавых битв за престиж Человека, там, где нас тщетно ждут изнемогшие и израненные титаны.

187

Нас всех отметила роковая печать: нас строят на общепризнанном и на логике, омертвелой и чёрствой, – дабы все поняли. Непонятное давится. Чтоб стать понятым, мы заискиваем перед логикой и моралью, чтоб не казаться глупым, смешным, нелепым; мы церемонимся ради личностной и общественной этики, опасаясь быть искренним, чтоб не быть осуждённым и не остаться в конце концов в одиночестве, словно пария. Но ведь хочется – часто! чаще, чем кажется! – сделать то, чего требует вольная и бегущая рамок сущность.

Всё хаотично, если живое.

Истина есть живая и не желает быть пойманной и пришпиленной к стенду.

Смотришь кино, чтоб найти ответ. Слушаешь споры, дабы внять смыслам, или читаешь... Но – там всё мёртвое. Там понятное, чтоб прочло его множество, – ради денег и славы автора. Общепринятое корыстно. Ведь даже Ницше, выкрикнув про слом ценностей, вдруг притих перед данностью и внушал "любить рок". Достоевский, выведший, что пусть мир падёт, только б лично ему беспрепятственно чай пить, оговорился: мысль, мол, "подпольная". И Христос рек: "Боже, что Ты забыл Меня?" (Марк, 15, 34) – на кресте, став из Бога жалкою жертвой.

Логике и морали нужно быть новыми. Самым острым должен быть стыд за рай, что брошен, за первородное преступление. Если съешь с древа знания зла-добра, то умрёшь, заявил Бог. Мы всё же съели и потеряли рай. То есть умерли.

С нас поэтому спрос: для чего познавать зло с добром, если это смертельно? Этика множит горести мира. Этика – для самой себя. Это мать трафаретных, несуществующих; все нотации пишутся усреднённому "человеку вообще", "Das Man", или "всемству", – так что в нас чувство, что всё изложенное мы знаем, и убеждённость, что всё написано о статистике и цифири, не о реальной жизни живого.

Цифры и формулы, дважды два есть четыре – это мужской мир, патриархатный. "Зло" с "добром" – предикаты мужского. Женское, райское, есть иное. Случка с животным, взять мораль рая, столь же ужасна и аморальна, как случка с женщиной. Фаллос в грáффити на стене коробит – а между ног, что, радует? Если вдуматься, всё мужское "добро" есть "зло" по Богу. Женское топчут, дабы в разделах типа "Знакомства" дать сущность женщин как нумерованных, годных к купле и сбыту кукол.

Главное прячут. Главное – чтó внутри нас и чтó не съедено смыслами и культурой. Нам нужно жить – не быть. А для этого возлюбить нужно истину, но не то как устроено: "Вас имели, имеют, будут иметь", или, как наставлял де Сад: "Девы, тр@хайтесь! Вы к сему рождены". Не взвоем: "Милый, целуй меня! Полони меня страстью!" – но да вольём в себя мир по слову: "Длань, что ласкала, в кровь включена".

188

Вдруг впало мне, что, казня порок, Бог даёт его легионами текстов Библии, а про рай Свой, Царствие Божие, куда кличет всех, – ничего, кроме призраков в белом. Что же, рай – морок?

189

Ищешь смысл жизни, кружишься в сложностях и терзаешься, рыща главное. Но, взяв библию и прочтя патриархов, мудрых, почтенных, даденных образцом, вдруг видишь, чем заменён рай, чтó стало ценностью. Вот она:

"Появился Аврам в Египет, и там увидели, что она (его Сара, жена) красивая; нахвалили её фараону и взяли в дом его. А Авраму доходно; был ему за жену скот, челядь и лошаки с верблюды" (Быт. 12, 14-16)... "Стал Аврам пребогат скотом, серебром, да и золотом" (Быт. 13, 2).

Ради этого и пропал рай: ради вещей, на кои мы променяли Жизнь. Сара – правнучка Евы (Жизни). Стало быть, вновь Аврам заложил её, как когда-то Адам?

190

Раз общество, следуя нормам, стало дурдомом, надо держаться правил дурдома, чтоб сталось общество.

191

Бах и западная экстравертность. Гульд играл Генделя... Телеман, Рейнкен, Гендель жили в эпоху Баха и были в славе. Бах же был неизвестен. Как так, что и поныне есть, кто равняет их, безусловно талантливых, но довольно банальных, с Бахом? В чём корень славы этих счастливцев?

Западный экстравертный тип значит (Юнг), что субъект сфокусирован на объектах вовне его. Этот тип призван считывать вещность мира, анализировать, управлять ею и оформлять её. Потому всё (и музыка) принимается им как вещь, что, в качестве вещи, быть должна безупречной, сколько возможно, утилитарной. Он ждёт от духа – вещи прежде всего, поделки. Ведь экстравертный тип мысли целью имеет лишь препарировать сложность в "ясность", сходно в "отчётливость", пояснил Декарт. Вещь должна предстать вырванной из причудливой ткани жизни в качестве чёткой, симплифицированной объектности. Западный экстравертный тип и от музыки ждёт несложности, простоватости как пригодности к потреблению; то есть ждёт сфабрикованной, состоявшейся вещи с полностью порванной кровнородственной связью с голосом Бога, эхо Которого привносило бы Сущность в строй звукорядов. Вектор на тайну и трансцендентное должен быть исключён.

Что Гендель, Телеман, Рейнкен? Ладная музыка, позитивная в каждой ноте, внятная в каждом такте, самодостаточная, как бочка, скачущая вниз с горки с грохотом, пребравурная "Аллилуйя". Это есть автономная и досказанно-ясная, безупречных форм музыка до того, что бери её как лопату да ею землю рой; музыка, при всей псевдо-патетике, плотская, без взывания к высшему. С нею вмиг разберёшься, с музыкой без двойного дна.

Не то Бах. Его музыка странной формы, столь абсолютной, что её алгебра, перманентно творящая пик шлифованных точных формул к горним прозрениям, на каком-то этапе вдруг демонстрирует невозможность строительства себя логикой и всем навыком рода людского; музыка, что на грани отчаянья отдаётся Божьим Велениям. Да, Бах понял: логикой с формой Богу не молятся. Его музыка силится вторить истине. Каждый такт есть вопрос прочим тактам; меньше всего они внятны и однозначны. Музыке Баха стыдно быть штучным неким объектом, с коим всё ясно, что как бы сам собой, вроде клавиши. Она связана с Богом сотнями, миллионами нитей, тоже звучащих. Музыка Баха думать не думает отчленяться от Бога, делаться вещью некого мастера; каждый звук возбуждает гуд Универсума. Это – голос Вселенной, кой не разложишь на нотоносце. Музыка Баха – выход из разума и привычной перцепции, доведённых до крайности, за какой дышит истина. Она спекторна, многомерна, антиномична; контрадикторность же – свойство истины.

Экстравертный тип, разлагающий жизнь в понятия, получал в Бахе, собственно, не продукцию, подтверждавшую дух культуры Европы и выступавшую образцом её, но саму целокупную совершенную Жизнь – оттого и терялся, порская к ясностям вроде Генделя.

В разум, сдавленный Сциллой "зла" и Харибдой "добра", не вмещался баховский океан.

192

О Западе и Востоке.

"Запад в конвульсиях, а Восток – раб судьбы. Запад жадно грызёт Плод Познания и не может насытится; в то же время Восток Плод Познания не достанет. Запад увлёкся организацией, а Восток – организмом. Запад отчаянно занят внешним, психика давится; а Восток холит душу, внешнее чахнет. Но отчего так? Чтя человека, Запад слеп к Богу; ну, а Восток, чтя Бога, слеп к человеку". Св. Николай Сербский (1881 – 1956).

193

Музыка мне преддверие. Не слова – речь Бога. Музыка, упредившая смысл, – речь Бога; в ней ритм истины. То, что сброд портит музыку, чтоб излить себя и к наживе, это опасно. Я весь в предчувствии, что, случись ещё в музыке муть поднять, – смерть нам. Сгинут пусть дискурсы и науки, веры исчезнут – ею спасёмся. Лучше треск трактора с крошевным дребезжанием, с хрипотой карбюратора, с громким треском глушителя, чем попса. Райский змей на словах налгал, а в попсе сама жизнь лжёт именно чем нельзя лгать – сущностью. Мы и так смотрим, слышим не жизнь. Мы отторгли жизнь. Жизнь чужда нам в той степени, что нам страшно общаться с ней. Нам она, жизнь, во вред, мы к ней входим в скафандрах; мы ей враги впредь – иноприродные. Жизнь закончилась, мы близ смерти. Если что и живое – музыка.

194

* * * Моя душа – Эдема райский сад.

Там тени лёгкие смеются и шкодят,

там Моцарт шутит, там танцуют девы,

и среди них одна есть, королева...

Она порою – как судьба -

в глаза мне смотрит средь забав.

195

United States узаконили геев.

Есть моралисты. Род людской будет лучше, мнят они, если мы будем нравственней. Так, во Франции поднялась борьба против геев в части их браков. То есть дотоле Франция развивалась ладно, но, как позволила геям браки, стала над пропастью? А Германии и Норвегии, где суды прекращают слушанья по инцестам, значит, вообще конец? Кстати, доводов у защитников нравов в области секса нет, кроме, дескать, "естественных половых различий".

Но ведь в природе тьма дел лесбийских, гейских, инцестных, прочих перверсных. Что, человечество род особый и опирается на рацеи? Верящим в эти рацеи следует вспомнить лишь, как сожравший плод знания зла с добром, – ставший видеть по-своему, извращённо, – пращур Адам "познал Еву", проще же, изнасиловал: телом, мыслью, духовно. После чего рай и стал кривым, неестественным, что отметили аввы церкви.

Этика – мать репрессии. От неё пошли сексуальные, социальные и все прочие притеснения, чин войны и насилия, да и сам апокалипсис. Нынче этика, крышевавая падший гибнущий мир с дней Авеля, защищает "сакральность" базовых, половых основ ей любезных устоев, кои, мол, рушатся. Это ложь во добро, пословицей. Не инцесты и геи здесь виноваты. Традиционный секс – гид в кошмары, так как крепит мораль, поместившую эрос в рамки. Будто он может быть половой per se.

Нет вам, ёб@ри и честные давалки, плюс их радетели! Каждый волен любить дам, девочек, коз и мальчиков, и мужчин, и сестёр своих всяким способом во взаимность. Лишь без насилий.

Ибо насилие – ваше кредо, царь иерархий, хамства, диктата, войн и репрессий.

Мир развивается, тщась спастись из устроенной троглодитами от морали бойни. Рек Христос: "Я приду, когда двое станут единое, вне и внутренне..."

Будет так – а не в пользу забитого нормой всемства. Мир наш моральный. Нужен ― духовный нерепрессивный мир.

196

Знаете, что "Бизе есть фокстротные дёрганья позитивизма"? (К. А. Свасьян).

197

Наверное, оттого что политика – "дело грязное", все спешат в неё.

198

В язву знать о Чайковском не как положено. Он святыня; тронь – возмутится Россия. Что там Россия – всё человечество, умное и культурное. Очень мэтр выразил человечество. Ведь он сам – человечество как оно себя мыслит. Встать на Чайковского – значит встать против русских и всего мира и унаследовать Чаадаеву, принятому безумным.

П. И. все любят. Искренне. Идеальный мужчина у нас – начальник. А норма звука – П. И. Чайковский. Консерватория названа его именем, и есть конкурс Чайковского, как известно. Музыка, в целом, – музыка в мере, сколь она по-чайковскому. Непохожее – меньше музыка.

Но мы судим Чайковского. Основания? Коль с "музлóм" очевидно (все отдают отчёт, что оно эрзац-музыка), то с Чайковским сложнее. Он в высшей лиге, критика зряшна. Лучше б смолчать о нём, но есть "но" – и серьёзное, такового порядка: если "музлó" занимает более 98-ми процентов, П. И. Чайковский, троянский конь в достоподлинной музыке, прибирает ещё процент, что чревато бедою, порчею вкусов. Плохо, что скроенные по классическим нормам опусы мимикрируют под олимпы и принижается реноме у других имён. Как так сделалось? почему Глинки, Меттнера, Грига, Лядова и других в стольких крупных объёмах нет? Почему по "Орфею" чаще банальность?

Да, он банален, П. И. Чайковский. Чем и любим. Он полностью воплотил дух общества, о каком сказал Пушкин, что презирает отечество с головы и до ног (Чаадаев подчёркивал, что в России от мысли до мысли тысячи вёрст идти и такие же дали от чувства к чувству; см. также Рóзанов...)

Что Чайковский? Он есть этическо-эстетическая Россия, да и весь мир в этическо-эстетических шорах. Он и продукт его – это как мир вокруг хочет мыслить и чувствовать. Как? Отчётливо. Отсекая неясное, напрягающее ментальность, ради несложного. Тягость вместо мучений, скука вместо терзаний, благость вместо восторга. Гляньте на Моцарта, Брамса, Малера, чтобы вникнуть: лучшие опусы у П. И., симфонии, ординарны: в них чувства, мысли вроде и есть – но куцые, завершённые, как освоенный, одолённый факт, как рефлексия качеств, сосредоточенных на себе, не знающих, кроме собственного, иного, этим гордящихся в ложной скромности.