Текст книги "Лоскутная философия (СИ)"

Автор книги: Игорь Олен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Почему мы не думаем, как попали в ад? Жизнь течёт в полудрёме. Всё, что грозит трудом наших высших способностей, избегают, разводят и оскопляют; лишь микродозы дух наш усвоит. В моде пустейшие сериалы, пошлые песни, наш отпечаток.

Так мы слабеем. Изо дня в день. Ментальный дар сводим в нети. Если прав Дарвин и эволюция всё ж была, возможна ре-эволюция. Вдруг пошёл процесс? Вдруг от высшего устремляемся вновь в ничто? Знать хочу: перед смертью кто-нибудь думал, что жил, как сор? Все проблемы на смертном одре вернутся и станут жуткими. Ненаученный отвечать на них промолчит.

А ответ меж тем нужен.

37

Пошлости. "Никогда ни о чём не жалейте...", – эту вот пошлость как бы поэта меряют пошлым "а..." в полный пошлый рот Áскова, сходного пошляка.

38

Субстрат любви есть истерика, проявление без границ. Толстой возражает: я полюблю вас, будете лишь "добрыми". А известно: чтобы стать "добрым", надо пройти фильтр этики. Что пройдёт его, станет "добрым", сбитым под норму. Ну, а какая норма сегодня? Внешность, квартира, должность и деньги. Вот "добро". На всё прочее "подобревшая" вот такая любовь вдруг слепнет.

По хорошу люб или по милу? То есть, иначе, Love, Liebe, Ài, Amor истерична или "добра"?

Взять Бога. Божья Любовь "добра" ли? Нет, истерична. Бог то казнит нас, то награждает. Даст одному вид, статность, власть и богатство плюс долголетие – а другому ночлежку, хвори, уродство. Бог изумляет нас до обиды. Но Он нас любит.

О, любовь истерична!

39

Рушенье тварности в человеческой сущности – это бой с грехопадным модусом мысли и с языком его, чётким ясным до рвоты. Тварь не дождётся, чтоб я уважил право на ясность. Слава неясному, честь невнятному. Вам безоблачное "добро"? Мне – тёмное беспросветное зло.

40

Подумать, так сериалы, полные пустословия, смысловой чепухи, лжи, скверны, торгашества, суть отстойники колобродных (либо же "блудных") атомов Эпикура – той самой дури, что, встав в руинах падшего рая, чудилась истинным и единственным бытием.

41

В евангельях есть неброские, скромные с виду мысли, блёкнущие меж пафосных, громогласных, рвущих на части мáксим "уйдите, чада ехидны" или "верблюда в игольном ýшке". Но эти скромные вроде мысли – крайне трагичные, полные устали произнесшего, сознававшего, что ничто из Его слов не примут. Вот из тех мыслей: "Марфа! заботишься, суетишься о многом, а ведь одно лишь нужно" (Лук. 10, 41).

42

"Страдание – вот что нас возвышало. Стояние душ в невзгодах, что холят крепость, их трепет при виде гибели, их терпение, претерпение, понимание тайн несчастья, всё, что давало им глубину, рост, образ, ум и величие, – всё подарено нам в страданиях, под учительством мук. В нас тварь с творцом воедино: в нас есть материя, лом, грязь, хаос; сходно в нас демиург, гром молота, божество, День Седьмый. Вы сознаёте, что сострадаете только "тварности" в человеке, тому, что должно быть сформовано, переломано, сожжено и очищено, – да, тому, что страдает необходимо и что должно страдать всё равно?" Ф. Ницше.

43

"Кстати, танцовщице платят совсем не за то, что милая, а ей платят за то, как пляшет, – рек некий умник и взбеленился: – Слушать по буквам: да, не за прелести, а за то, как танцует".

Вот стиль брезгливого восприятия профи нас, бестолковых. Ибо мы требуем от искусств глубинности, кроме только лишь техники. Профи нам говорят: "Прочь сопли! знаем, как делать! мы ведь учились, н@х! а ты – кто такой?!"

Они знают, как делать. В них вшиты схемы, как надо делать. Схемы им мнятся подлинной жизнью, и даже истиной.

Ошибаются, брунсы нашей эпохи, шельмы-jobseeker"ы, ищущие, где прибыльней, и, что важно, не вникшие в потаённый смысл знания, кое в том, что оно ограниченно, а, не как мнят, потворствует жизнь осёдлывать и считать себя богом. Да, заблуждаются, думая, что постигли мир, между тем как они всего-навсего объясняют мир, кстати плохо. Также не ведают, что умелость их значит скудость их духа и что действительность в её драмах и ужасах – результат узколобых зашоренных кембридж-йель-мгу-шных действ по шаблонным рецептам. Но они тщатся, нагло и бойко, драть целость Жизни в тряпки умений.

"Вам нужно милых? или умелых?" – злобятся профи.

Милых нам!

Нам не надо, чтоб мир обтачивали в художествах, принимающих жизнь проектом, а не сакральностью. Профи только и делают, что считают нас сорностью, недоделками, не достигшими степень должного. Не одни тут балеты: нас учат профи от философии, медицины, политики, экономики и культуры. Учат упорно, категорично, властно и пафосно, с деловым выражением, прикрывающим гонор, спесь, вороватость, барство, корысть, форс, бездушие, властолюбие, ограниченность и презренье, стоит увидеть их заседающих в думе или в правительстве. Учат-учат – а миру хуже.

Профи, заткнитесь.

С этих пор – мы вас н@х! В зад вас всех с вашим "знанием", Жизнь терзающим ради ваших карьер. В зад "умную" ограниченность. В зад обточку нас в "правильных" по лекалам ничтожеств и скудоумий правильных линий.

Да, мы кривые. Нам дай не навык, а нам дай душу. Нам – фуэте, не лебедя.

Я "по буквам": нам ЛЕБЕДЯ!

Нам дай жизнь, а не трек из заученных вашей профи-танцовщицей па-де-па, антрашá, баллонé и пассé, доплясавших к коллапсам.

44

Не оставляет мысль, что над жизнью владычат не органические потребности, а идеи. Первые импульсы – тоже идеи. Жизнь ведь структурна? – значит, план более есть, чем нет. Ну, а план, говорит словарь, это замыслы, претворение коих требует действий, движимых целью. Замысел сформовал жизнь. И есть догадка, что половой раздел стался умыслом.

Жизнь влечёт к удовольствию, вот тренд, – чтоб меньше боли и больше радостей. Кто б стал жить ради мук? Вывод: в радость ли регулы и беременность женщин? Боль неестественна для уклада органики. Если женщина хвалится "материнскою" функцией, вспоминается раб, гордый собственным рабством, и мощь внушений в честь материнства, женщин склонивших мнить ад отрадой, благом и счастьем.

План сделать женщину исходил от того, кто случился мужчиной. Если уж Бога спрятали в храмы (что разрушают даже в United States, коя "trust in God"), если Божье Всеволие сводят к рабству спинозы ("Бог в рабстве правил личной природы", будто над Богом властвуют нормы), спросим: чтó стоило неким сильным мужам взять умыслом власть над слабым? Пращур наш был, конечно, бесполым. Создал раздел полов первородный грех как решение, отвернувшись от Бога, знать "зло-добро", – "добро" причём относя к маскулинности, "зло" к феминности. Женщин создали, претворивши в них "зло". Мир зиждится строем секса и общества, иерархией, где рабы и цари. В Германии не фиксируют иногда пол рождённых. В Швеции признан был третий пол, "человек".

45

У рэпа есть свой язык, непристойный, открытый. Ненормативный. Как бы ничто по смыслам. Жуть неэтичный. Но – вспомним Ницше. Он был безнравственней, он на 6000 футов превосходил рэп имморализмом.

Ницше был рэпер, то есть читающий текст под ритм. Цитата: "Действенней в языке не слово. Тон, модуляция темп и сила – вот что выводит очередь слов; да, музыка за словами, страстность за музыкой, "я" за страстностью: в общем, то, что нельзя сказать". Он расшиб нормы прежнего, чтоб смести смыслы прежней культуры; он создал свой язык, что стоит на витальном: темпе и ритме. Это и рэп хотел. Рэп мечтал обратить мир, ставший над бездной, сделать мир новым. Рэп прибег к ритмам и к новым темам, к новой семантике. Только нового Ницше рэп не нашёл и сверзился к смыслам плоским, вроде джигана, басты да тимати.

Но порой в стиле рэпа, то есть за лексикой, где нет этики и морали, вдруг проступает дух ницшеанства как ломка ценностей, как приятие инстинктивного остовом смыслов истинных.

Поц, качай,

мозги отключай.

Что тебе школа?

Пей кока-колу.

Что МГУ, МИСИ -

пиво соси!

Мозги – нахрена?

Их – нá!

Без них живи смело,

так как есть тело.

Мозг – он пол-дела,

главное – тело.

Ёп, раз-два-три,

смотри!

Тело всхотело -

без мозга село,

челюстью клацнуло и поело,

и, порыгавши, осоловело,

после пердело,

спало, бодрело,

пило, пьянело,

и окосело,

чуть потрепалось и чуть попело,

вдруг охренело,

в драку полезло хреново тело!

Но взматерело,

и захотело,

секс поимело,

после храпело.

Так оно жило, хреново тело:

ело, потело,

спало, пердело,

пило, балдело,

тёлок имело,

дралось, шумело.

Слышь, без мозгов жило тело,

и постарело, и околело

чёткое, но безмозглое тело...

Но и которое мозг имело -

тоже подохло тело.

Въехал, поц, в дело?

Смак, он весь в теле.

Чёрным на белом:

весь смак лишь в теле.

В общем, качай,

мозги отключай.

Два-три,

повтори!

46

Всякий естественный импульс сердца мнят имморальным.

47

В детстве ты спрашиваешь, чтоб знать. Позже больше своё твердишь, юный, гордый. Зрелый – не спрашиваешь. Всё знаешь, как тебе мнится. Плюс тебе ясно: всем наплевать, чтó скажешь. Истин не скажешь и не услышишь. Мир без вопросов и без ответов есмь.

Свычай спрашивать – пережиток времён, когда мы могли слышать Бога. Мы были листьями древа Жизни, росшего в рае, но сорвались с него, дабы знать "зло" с "добром", и с тех пор отвечаем мы – лишь себе от себя, увы; наши речи как мёртвый запутанный неразборчивый шум, что платоны с шекспирами выставляют как истину.

48

У нас всех философии, мы спешим воплотить их, каждый как может. Рок человечества – воплощать своё. Но Немцову не вышло, и он пал жертвой собственной философии.

Дело в том, что его философия не была адекватной.

Эта последняя "конструирует бытие", по Когену, и господствует. Адекватная философия держит нос пó ветру. Она прежде научна – стало быть, почвенна, ведь наука заимствует в объективной материи, а не в фикциях. Поведи кто о ртути красных оттенков, вмиг адекватная явит ртуть цвета стали – и спор окончен, можно витийствовать о значении стали в жизни народов. О! сталь любимая сущностность адекватных теорий: сталь всем покажет кузькину матерь! Чтят адекваты и релятивность. Ведь адекватное соотносит себя, как мыслит, с "подлинным бытием", с "материей", "универсумом", "злобой дня"; а не так краснó: с установленным блоком ценностей, с волей власти, сходно с идейною конъюнктурой. Плюс адекватное позитивно. Как же иначе? Ведь если мир таков, каков есть, и не мог быть иным, – считает власть, не дающая, чтобы рог изобилия изливался, кроме неё, на прочих, – то адекватный взгляд на реальность должен быть в том ключе, что-де бред оппозиции как фантазмы о шамбалах голословен; всяк должен, так сказать, здравомыслить, чтоб понимать: нет шамбал и райской жизни, а есть реальный труд претворения долгой, – лет этак в двести, – властной программы, данной вождями, и философия не должна быть ничем, лишь дóгматом, это помнящим. Адекваты жируют и вечно в тренде, будь он советский или инакий, верят в реальность, а не в фантазии и армируют личные адекватные принципы министерской зарплатой, отдыхом, например, на Фиджи, тружеством на державных постах, лелеяньем своей "мыслящей физики" у врачебных светил; притом верны главному адекватных традиций, что заключается в передаче накопленных "знаний по философскому адеквату" отпрыскам, чтоб от Молотова до Ник-ова бытовать адекватно.

Не-адекватная философия не осыпана лайками властных вкусов и, не спеша славить данность, мнит её мóроком, за каким ничего нет, будь он хоть радужный. Она гадит на образы, оболгавшие данность. Ей запрещают. Ведь сии образы, дескать, "святости", "образцы", "достижения", "верность партии", "гуманизм", "идеалы", "вечные ценности", "государственность", "мессианство", "дух" и "законность", "труд" и "народ" (совокупно ещё культ денег, роскошь, оффшоры, власть и коррупция плюс властители дум вроде теле-звездящих пошлых болванов). Не-адекватную прячут в схимах монашества, в диогеновых бочках да ещё в зонах и эмитируют, только вырвав ей зубы и обротав её, как Христа укротили догмами церкви (что, а вы думали, что Никейский клир и член-корры РАН узколобей Христа? У Того лишь Евангелье; у член-корра же, в худшем случае, сто работ про смысл жизни).

В общем, Немцов был не-адекватен. Что ему стоило погрузить себя в адекватность в полный свой выдающийся рост, а? Рядом бы стали топ-адекваты правящих истин Чубайс, Шувалов и Пивоваров. Что не усвоил верные, адекватные мысли? Что не засел за труд "Конгруэнтность "едросов" замыслам Бога и коннотациям Основного Пути"? Ершился. Не облизал зад власти. Гипостазировал, так сказать, отвлечённое и абстрактное, не могущее, как доказано, быть. Не следовал нужным ценностям. Клал на Императив. Артачился, проявлял нигилизм, монтировал симулякры, эпикурействовал всяко с женской субстанцией; был весьма "вещь в себе", а не как трафаретный стереотипный, с парой извилин, употребляемый адекватами "человек вообще", легковесный, мутный и пьяный. Пережил крахи: нравственный, политический, напоследок физический.

Погубили Немцова вовсе не пули. Не-адекватная философия человека живого, контрадикторная и далёкая от всесильной реальности "-измов", чад адеквата, стала палач его.

49

Видишь власть, вороватую и циничную, – и культ Сталина мнится раем.

50

Ницше, о, Ницше! Ты в "воли к власти" мыслил героев, рвущихся к истине, – а свелось к власти быдла.

51

Есть зёрна истины в бытии нашем? Вряд ли. Мир лишён сущего, и давно мир не Богов. Всё распадается, всё дробится. Наша наука как оперирующая анализом, вивисекцией целого, в бесконечной прогрессии делит мир на фрагменты, клочья, частицы. Всё это валит смрадною кучей, и эталон теперь то, чем ветхозаветный Ной пренебрёг бы. Частностей много, уйма явлений, все гнусных качеств. Взять интернеты – пажить фимозных, равных моллюсковым. Отыскать там суть тщетно; в зрении рябь одна, а в ушах шум бессмысленный, гвалт, трещание, звуковой идеал то бишь, ибо Шнитке мнил, что-де музыке нужно стать "шумом". Истина в мире вот-вот исчезнет, как из кадавра жизнь.

Нет, неправда! истина всюду! ― вот что нам скажут, ибо чтó было не исчезает, а переходит из формы в форму. Физика, плюс закон сохранений энергии. Верно: физика, а не Бог.

Бог значит, что всё возможно. В Нём, в Боге, физика есть не альфа с омегой, не перводвигатель, а помеха, если допустим, что есть помехи в том числе Богу. Он – Универсум и Сама Жизнь. Зачем же Жизнь препарировать? Близок миг, когда раньше живое станет условным, попросту мёртвым.

В общем, разложено всё предельно. Всё суть фрагменты. Даже Бог Гегеля – "самодвижущее понятие", у Спинозы – "субстанция", у премудрого Канта – "вещь в себе". У народа Бог – этика, у танкиста Бог – танк, у бандита – добыча, у Пристипомовой – бра от Гуччи либо Версаче.

Клочья всё, мусор, прах и обрывки, точно листва с дерёв. А в валящемся хламе вечная истина – зверь пугливый и редкостный.

52

Сны угарного субчика. В детской сущности – тайна. С. Ковалевская пишет, как Достоевский вёл о ней, тогда малой: "Кроха, а поняла меня!" Дети истинны. Первозданное в них присутствует как полнейшее, абсолютное знание, что разменено позже участью прачек или министров.

Детство – период с трёх по тринадцать. Где всё сливалось, где мрак в углу был реальней, чем угол, где я был общим, а не отдельным, первая из моих грёз – девочка. Я не знал пускай, чтó вблизи, но любил уже это и тяготел к нему (лишь поздней, много лет спустя, осознав это женщиной). Мой порыв утопал в ней, я выделял её, – каждый раз, верно, новую девочку, но во мне все смешались. Раз, взятый в баню, млел я в феминности. Сексуальных чувств не было, но томление было. Я различал тогда, помню, женщин в выпуклых формах, сверстниц. К нам пришли сёстры; младшая стала мне прото-женщиной. Мы играли в "больницу". С ней я нырял под шкаф. Она, "доктор", лечила. Мне было сладко. Я в роли "доктора" раздевал её, трогал – всю. Ей нравилось. Не отец, не мать, но мальчишка дал ей блаженство. Секс детей некорыстен. Он есть не секс, а эрос, или любовь, сливающая в одно. Естествен не половой акт – эрос.

Детство... У каждого в детстве был секс-дебют. У всех.

53

Пришествие и действительность этики – summum мыслей о том, как сделать, чтобы богатым голь не мешала.

54

Рождаемся одинокими, одинокими мрём... Рождение есть отрыв от Бога, Кто бы Он ни был, – и, значит, грех. Мы каемся в одиночестве.

55

Михалков Н. С. Себялюбие от дворянских понтов, свитско-барских замашек, сытой эстетики, патриотики от искусства и бонвиванства. Он и царя сыграл – а всё мало, пафос да пафос, наглый, лубочный... Нынче он, вроде, ставит про Бога, сам в главной роли. Вдруг поостынет?

56

Такт, философский такт... Важен он или нет? Включает он фактор терминологии? Да, включает. Коль она разная, то, получится, вы общаетесь на различных наречиях. Общность терминов есть залог полезной дискуссии? Мысль двуличная, ведь на деле лишь утвердится чей-нибудь доминат. Мол, "я", член-корр, возглашаю мысль – ответствуйте в моих терминах, на моём языке, известном, признанном в мире. Так оно в СМИ, где слушают властных, точно пророков. А уж коль Сам начнёт – внемлют рабски, с умственным трепетом, в общем, с "ку", пардон, с "коу-тоу".

Вспомним Гуссерля. Он мнил избавить мысль от попутного, прикладного, что ей присуще, психологизма прежде всего; мечту таил заключить весь мир в скобки, чтоб этот мир ему не препятствовал, в пользу чистой-де, первозданной субъектности (и объектности); как бы он, Гуссерль, есмь один-одинёшенек с профильтрованным "чистым Я"; хотел стать рупором Космоса и глашатаем Истины, чтоб ему не мешали мнения и оценки прочих разумников, ведь познание есть трактовка интерпретаций; он же пытался не философствовать, а найти мысль верную, окончательную, финальную... Цель достойная. Но Гуссерль таким способом потрафлял себе. Все догматики целят, чтобы их истина стала истиной каждого. Вот чего и хотел Гуссерль: оторваться от мира и объяснить мир девственным как бы разумом. Значит, прочих философов за ничто считал?

Ход Гуссерля смотрится поиском оптимального метода. Но, в реальности, он спасал доктринёрский чин философии, когда мир только бурш сюзеренного учащего субъекта. Здесь вербование и моральных схем, что старательно подправляют спор реверансами в одну сторону. Ведь в самом этикете есть норма первенства (типа юность чтит зрелость, джентльмен – даму, доктор – член-корра и академика). Диспут "нравственен", лишь когда априори кто-то назначен чтиться "добрее", чем остальные. Важен и тот момент, что познание ограниченно привлечением только логики, столь любимой схоластами. В результате открытия, что добыты не логикой, отвергаются. И действительно, разве стоит доверия всё почерпнутое вне разума? Кьеркегор философствовал от любви (безумия), а исайи вещали в миг исступлений, а Достоевского откровения стерегли в падучей. Разве подобное может значить?

Может быть, философский такт в том, чтоб не править дискуссию, "как положено", но принять её, будь она даже с дракой, и истерия в ходе дебатов – спутник открытий более верный, нежели диспуты в русле признанных терминов двух учтивых господ? Коль истину не нашли досель, стиль её вряд ли РАН-ский. Коль спорщик злится – это знак крепости твоих мыслей.

57

Всё расщепили и препарировали, цифруют и на компьютерах дают в байтах. Всё-всё цифруют... Можно ли цифровать жизнь? Дудки. Что сводится к цифре – мёртво. Не оцифруешь ни жизнь, ни Бога.

Мы были с Богом. Нынче цифруем. Сколько предать нужно истин эдема и сколько тайн презреть, объявив их нестоящим, чтоб не чувствовать Бога – но цифровать мир. В этом знак розни жизни и разума, а он гид наш, мы ведь разумны.

Сколько забросили! От чего отказались! Сколько порвали жизненных связей! И – что мы знаем? Знаем, как пользоваться вещами, употреблять их и быть в рабах у них, а не быть с ними в братстве. В нас из того, кем были, вышел мутант с приваренной к прежде сложной, прекрасной сущности маской, спрятавшей всё, что природы иной, чем смерть.

58

Мы, когда-то, вместо свободы выбрали нормы. Нормы связали нас, а "культура" – свод правил – отфильтровала, чтоб подогнать под них. Вышли люди, коих мы видим. Так что Плотин устыдился даже и тела, шитого мерой разума, развалившего всё в куски, в муляжность. Разум и вытворил из нас фальшь.

59

Прошло всё... Мюзиклы будят горькие чувства. Смотришь на сказочный, феерический мир без бед, на большую любовь под звёздами и на веси, где бродят статные благонравные девы, слушаешь песни дев, что поют, будто птицы, – и щемит сердце. Что, задаёшь вопрос, ты не тот, кто любим Эсмеральдой или Дианой, с кем проживёте век и скончаетесь средь дворцов и слуг? Подмывает бежать в тот мир, где тебя, может, ждут ещё. Вдруг успеешь? Ведь пока жив – всё можно! Но видишь сумрак русского марта, грязь, ложь и скверну... и понимаешь: чудный мир не найдёшь. Ты хворый – а девы молоды. Это молодость им даёт стать, песни, чувственность и любовь.

Там – молодость. А ты хворый... Finis. Прошло твоё.

60

90% из человечества были щепками, что "летели", когда "лес рубят".

61

Что умираем? Заслуживаем смерти. Было б иначе – жили бы вечно. Где этот список смертных заслуг?

62

Культура. Вот её маски: "чистое и возвышенное", "идеал", "красота", "духовность", "вечные ценности", "доброта", "гуманизм", "свет разума"... Так ли? Нет. Но культура – щит тех, кто сдал Бога, Кой есть "возвышенное", "идеал", "красота", "духовность", "вечные ценности", "доброта", "гуманизм", "свет разума" явно. (Тошен "Бог"? Глупо. Термин "культура" сходно абстрактен, а уж смешней бесспорно). То есть культура – мерзость особого, извращённого толкования бытия человечеством, рай утратившим (Тошен "рай"? Он не хуже указанных "вечных ценностей", "красоты", "эстетических наслаждений", "добрых традиций"). Так что известные культур-казусы, как спектакль про "Тангейзера", где, по слухам, чернят Христа, есть на деле культура, что станет нормой лет через двадцать. Ведь и "Кармен" ругали за пошлость – днесь "Кармен" "перл" культуры.

Что до Христа, – Кто, сказано, ну не мог быть продюсером, как представил "Тангейзер", – вот контрдовод: Бог может всё. Да-да. Он был плотником (и "разбойником", мнит культура, Бога распявшая), и психологом, и бродягой, и коммунистом.

Бог – Всемогущ (Всё Может). Бог – Он и сор на какой-нибудь свалке. Скажем, епископ сором не смеет быть, а Бог – смеет. Богу не стыдно. Так что продюсером Богу быть позволительно.

Род людской, предпочтя понятийный, то есть культурный, нравственный разум в пику эдемскому, зря влечётся надеждой, что его фикции ("красоты", "эстетических наслаждений", "разума") есть реально. Нет таких. Вместо них глоссы падших. "Ценности", "идеалы" – всё глоссы падших.

Истина – вне состава культуры. Ей чужероден ханжеский покер, кой практикуют шельмы культуры как андеграунда, так публичного, разрешённого мэйнстрима.

63

"Красота спасёт землю, лишь бы добра была". Достоевский.

Фразу цитируют. В ней, мол, истина. Как не может быть истины, где сама "красота", плюс "добрая"? В ней концы и начала, к ней все стремятся. Где "красота" – там толпы, аплодисменты, особенно если также и "добрая". Шьёт кто моды и верует, что он шьёт "красоту" саму, коя мир спасёт, и всем надо носить те моды. Или мисс Мира ходит и думает, что, она, дескать, истинна, раз красива, – и СМИ разносят по всему свету мáксимы от Мисс Мира.

Но всё иначе. Истина ранит. В ней ни гламура, ни топ-моделей. Не был красив и добр в общепринятом, огламуренном смысле древний Исайя, бегавший с воплями, Диоген из Синопа, гадивший нá людях, или Ницше с рецептами, от каких воротило лакомок до "добрейших" красот... Достоевский ведь тоже не был красив и добр: он был перхотен, с резким голосом, пузыри пускал при падучей; дамы чурались. Истина зверска и безобразна. Это черта её. Что ужасней голгоф – и истинней?

64

Pets. Собако-кошачий шлак, выброшенный на улицу, – мзда за праздную страсть к живому.

65

Cinema-нравственность. В современных картинах и сериалах по Достоевскому свелось к выплеску пакостей и житейских паскудств, обожаемых быдлом.

66

Впредь двигать задом, как "оренбургские пчёлки", столь же безнравственно, как сдавать кровь за деньги – вот новый нравственный государственный мейнстрим. Бдят, чтоб не портились? Слава партии! Да хранишь ты нас бедными, непорочными.

67

Глянешь в русские выверты: на догхантеров, истребляющих псов; на треплющих про фейс-лифтинг и вульвинг барышень; на СМИ-вести о том, где кто всех громче, гаже сфиглярничал; на ментов, скорых брать бедолаг; на избравшую нищенство как путь нации власть; на "прорыв в экономике" от строительства лаж в виде Соч и моста на о. Русский; на декларации о "старт-апах", "нано-проектах" и "инновациях"; на ложь фильмов про Ксюш, выходящих за пьяниц, но вдруг спасаемых принцами; на гоп-стопы нас чинодралами; на набег гастарбайтеров, размывающий этнос; также на выделку женских особей в род безмозглых вагин, а мужских – в род добычливых @барей; на бандитский стиль жизни с "траханьем" всех в сортирах; на некасаемых "кунаков Кремля"; на наш бизнес, подлый и жадный; на политологов, заигравшихся с ложью, и на сограждан, брызжущих дурью; на Украину, ставшую сливом для нескончаемых внутри-русских бед, и на девок, взятых за бюсты в члены Госдумы; также на "каторжный", несменяемый труд вождей с гос. галер; на бесштанную удаль нищего плебса, кой и поныне жадно взыскует "хлеба и зрелищ"; на пустобрехов вроде проханских, радых взрастить свой бред нашей кровью; на прессинг геев в качестве главных дел; на "властителей дум" с их пошлостью; на победы державы, схожие с проигрышем; на парады трёх танков перед всей НАТО, – глянешь и видишь, что всё бессмысленно, что народ наш воистину "Русь Святая" и жаждет вымереть, чтоб скорее впасть в Бога с грешной и прóклятой, несомненно, земли своей, как и велено: не ищите земных сокровищ, где "ржа и воры" (Мф. 6, 19-23).

68

Сны Вышел я из метро в центре,

угарного смотрю: всё-всё странное:

человека Путен долары раздаёт и центы,

Собян по Тверской едет в ванне

с какими-то двумя девками.

Одну я узнал: вчерашняя,

вконец отвязная и без башни,

с чёрными на лбу криветками.

Куда, грю, Собян, ты едешь,

а он молчит набычась:

на него где влез, там слезешь,

он у нас мэрское величие.

Но мне с ним, блин, недосуг,

так как из бутика Армани

выскакивает пара рульных сук

и меня ртами манит.

А параллельно из бутика Версаче,

вперегонки и лыбясь,

тоже рульные суки скачут

и врут, что с ними лучше жисть,

одевают меня в прикиды,

каждый в тысячу баксов...

а тут ещё мэн из МИДа,

трёт, что пора в США на танцы.

Я б рад в эти самые США,

но Ксюхо Сопчак мешает,

зажала в углу, мол: ша! -

и мне ширинку шарит.

Ксюхо, ясно, ништяк,

и я б ей впарил без мыла,

потому что я не слабак,

но я хачу Перес Хилтон!

Вдруг меня селят в отель "Женева",

типа я принц английский,

и там английская коралева

кормит всех пудингом с миски;

у меня зáмки и всё такое,

по мне тарчат топ-модели,

и я, слышь, еду в "роллс-ройсе"

с крутой коралевской целью.

Принцем быть стрёмно трудно:

брифинги да приёмы,

плюс аппозиция-паскуда;

нужно всегда на стрёме.

Но... пох мне дела английские,

вертаюся я в Россию:

здесь, слышь, прикольные киски,

глаза у них сине-синие!

Путен всё раздаёт деньги.

Как не хватает на сдачу,

он скупо по-мужски плачет,

и я отдаю ему стерлинги.

Мы с ним идём в Кремль править,

он слева (я, значит, справа).

Российский орёл двуглавый

с нашими головами.

Я патриот, слышь, звонкий,

всех кругом осчастливил,

лишь одному пацанёнку

не вышло, чтоб купить сливу.

Вынул тогда я пушку,

впёрся в магаз паршивый

и там шумлю: мля, слушай,

дитю дай бабла на сливу!

Менты меня ну дубасить

в кумпол, проломно очень!

После смотрю, грят: здрассьте,

вы – на курорте в Сочи,

без вас, принц, не строят Олимпиаду

море пересыхает;

чё, принц, нам делать надо,

мы ни хрена не знаем.

Я к пиплам всигда навстречу,

а тут, блин, та закавыка,

что прёт на меня вдруг нечисть

от мала и до велика.

Я с ней год-два, слышь, бьюся

на фиговой ленте Мёбиуса,

я точно пёс, блин, рвуся...

такие вот вам подробиусы.

В общем, мене вменяют,

что, мол, пришил кого-то,

а меня жуть ломает,

я весь в слезах, в блевоте.

К Путену, грю, ведите!

А он им сам, грит, пустите

принца вы из страданий,

принц делал, грит, госзаданье!

Мне памятник льют из бронзы

прямо на Красной площади,

а вокруг вся элита, бонзы,

страусы, дамы, лошади...

Я, слышь, встаю над Россией

выше, выше и выше,

и я ору счастливый...

Родина меня слышит?

69

Выйдя из рая, Ева с Адамом вышли в историю.

70

Сумасшествие – мера истинности ума.

71

О хаосе и о космосе.

В хаос кличет Христос. В хаос рухнет всё, космос в том числе. Ложен – космос. Хаос – естественен, не разрушителен. Он таков только космосу. Хаос – рай. Чтó вокруг нас, есть извращение. Ад как раз – это космос, строй и порядок, разум, законы, то, что царит вокруг. И когда заявляют, что всё разумно в мире и в людях, правит-де разум в форме законов, – это обман. Закон введён ради блага верхов, насильников и корыстных ловчил. Им – подиум, всем – подвалы. Истинно, чтоб строй космоса сгинул. Ибо когда Христос сверг закон из законов – смерть, – Он представил нам истину. Эпикур вторит: мы есть – нет смерти, смерть есть – нет нас. Смерть в природе отсутствует. Мы бессмертны. Смерть лишь ломает скрепы мышления, сотворённого первородным грехом, мышления от "добра" и от "зла", всего лишь. Это мышление есть поделка мужского образа мысли предка Адама как первородный грех. Надо, бросив мужское, двигаться в хаос прочь из порядка, ― стало быть, к Женскому. Хаос ― рай с атрибутикой Женского.

72

Явно, в Бога не верят, пусть врут что верят. Практика позитивного деланья, что достигла звёзд и рождает набитые чудом физики, химии, математики гаджеты, не даёт Богу шансов. Всё, мыслит род людской, зиждит он, сам. САМ! Чем? Разумом. Некогда сам собой род людской поднял камень – нынче в руках его руль машины, джойстик компьютера, автомат. Но не Бог дал ему всё это. Дал это – разум. Бог? даже если принять Его, то с учётом пословицы, что на Бога надейся, сам не плошай.

Расхожей, чем "верю в Бога", сделалась фраза: "верю в мощь разума", – что всегда в устах практиков. Если б верили в Бога, а не в свой разум, то до сих пор бы жили как звери, ждали бы "манны", – вот их резоны. Позитивисты, к коим относится род людской (кроме двух-трёх процентов), верят, что люди сами всего достигнут, только верь в разум и в самого себя.

Впрямь: чтó нужно, Бог людям нé дал. Твердь не разверзлась, чтобы оттуда нам выпал "вольво", серьги Гризóгоно, медицинский пинцет, утюг. Нам не выпало уха, тем паче сердца, мозга и печени, каковые печатают 3D-принтеры. Человек всё устроил собственным рвением, силой разума и идеями, – убеждает нас логика.

Почему тогда люди, в разум влюблённые, мнят безумием, когда им говорят, что коль их славный разум создал всё из себя – то женщину, значит, создал мужчина как тип разумнейший? Создал – да и забыл о том, а теперь, смеясь, кличет помнящих казус психами.