Текст книги "Засекреченные трагедии советской истории"

Автор книги: Игорь Кузнецов

Томский период жизни Николая Алексеевича можно частично воспроизвести по его письмам. В них был длительный перерыв: с начала марта по июль 1936 г. от Клюева не было получено ни одного письма. Почему? Можно предположить, что его лечили в больнице, находящейся на «острожном» режиме.

Сейчас можно документально подтвердить, что Клюев был арестован 23 марта 1936 г. и привлекался к ответственности как участник церковной крестьянской группировки. Освободили его 5 июля 1936 г. «в виду болезни – паралича левой половины тела и старческого слабоумия».

В письме к жене поэта С. Клычкова Варваре Николаевне Горбачевой он писал: «С марта месяца я прикован к постели. Привезли меня обратно к воротам домишка, в котором я жил до сего только 5 июля».

Разбитый параличом Клюев терпел невыносимые тяготы: «Теперь я в своей комнатушке среди чужих людей, которым я нужен, как собаке пятая нога. День и ночь лежу, сегодня первый раз сполз к столу и, обливаясь потом от слабости, пишу Вам… Тоскую невыразимо, под несметными избяными мухами – лежу в духоте, давно без бани, вымыть некому, накормить тоже. Левая рука висит плетью. На ногу ступаю маленько. Она распухла как корчага».

Человек богато одаренный, обладающий высоким интеллектом, Клюев был вынужден пребывать в унижении, переносить презрение и хамство окружавших его людей:

«…Анна Исаевна – моя хозяйка по квартире, властная базарная баба, взялась меня кормить за 75 руб. в месяц. На исходе месяца начинаются справки – получил ли я перевод и т. п. Следом идут брань, придирки. Очень тяжело. Слез моих не хватает и я лежу, лежу… С опухшей, как бревно, ногой, с изжелта-синей полумертвой рукой».

«Мороз под сорок. Я без валенок, и в базарные дни мне реже удается выходить за милостыней. Подают картошку, очень редко хлеб. Деньгами от двух до трех рублей…».

Все эти письма относятся к периоду жизни Николая Алексеевича по адресу: пер. Красного Пожарника, 12.

Но были в томский период жизни Клюева и светлые моменты. Дом по Старо-Ачинской, 13 – его последний до ареста приют. Здесь он обрел покой, теплоту русских сердец и смог погрузиться в работу.

Хочется немного рассказать о семье Балакиных, которые приютили поэта в последние месяцы его жизни и проводили его в последнюю печальную дорогу.

Мария Алексеевна Балакина, в девичестве Зоркальцева, родилась в селе Зоркальцеве под Томском. Ее муж, Василий Петрович Балакин, был инженером, работал заведующим мельницей, на паровом котле, начальником электростанции. После гражданской войны под его руководством за три месяца был восстановлен золоторудник «Онон» в Забайкалье.

Василий Петрович в 1926 г. трагически погиб вместе с маленьким сыном Женей. После гибели мужа и ребенка Мария Алексеевна с двумя детьми – Лизой и Сергеем переехала в Томск. В ее доме и провел последние месяцы до ареста Николай Клюев.

О том, что Клюев написал в Томске несколько поэм, он пишет В. Н. Горбачевой: «Передайте ему, что я написал четыре поэмы…»

 
Вы обещали нам сады
В краю улыбчиво-далеком,
Где снедь – волшебные плоды,
Живым питающие соком.
Вещали вы: «Далеких зла,
Мы вас от горестей укроем,
И прокаженные тела
В руках целительных омоем».
На зов пришли: Чума, Увечье,
Убийство, Голод и Разврат,
С лица – вампиры, по наречью —
В глухом ущелье водопад…
 

«Поэту Сергею Есенину»

Один из лучших поэтов России брошен в далекую ссылку – в нищету, бездомность, одиночество, унижение. Помирать. А в это время в Москве с большой помпой проходил I съезд советских писателей, и мало кто из делегатов вспоминал о Клюеве, все они на этом светлом торжестве приветствовали светлое настоящее и еще более светлое будущее, в котором многие из них скоро пойдут за Клюевым той же скорбной дорогой.

Дальнейшая судьба Николая Клюева долгое время была окутана легендами и домыслами, и лишь недавно стали известны ее подробности.

Как обской прибой, накатывалась волна террора на Сибирский край. Известно, что летом 1937 г. по республикам, краям и областям направлялись особоуполномоченные, чтобы наладить и обеспечить выполнение указаний об усилении репрессий.

Жернова террора работали с утроенной быстротой. 5 марта 1934 г. дело Клюева было пересмотрено восемнадцатым по счету (в день). Дело, по которому Николай Клюев был приговорен «к высшей мере социальной защиты – расстрелу», рассматривалось 13 октября 1937 г. шестьдесят пятым в этот день.

На основании своих исследований берусь утверждать, что не последуй арест, несмотря на все свои болезни, он мог бы еще работать и творить. В первом протоколе допроса твердой рукой поэта стоит подпись: «К сему Н. Клюев». В последнем протоколе допроса, после четырех месяцев тюрьмы, в подписи нет ни одной прямой линии.

То, что дело «об активной сектантской деятельности и непосредственном руководстве контрреволюционной деятельностью духовенства и церковников» было сфабриковано, подтверждается последующей реабилитацией Николая Клюева. В своем письме от 23 февраля 1936 г. он писал: «В Томске есть кой-кто из милых и тоскующих по искусству людей, но я боюсь знакомства с ними из опасения, как бы наша близость не была превратно понята».

Из рассказов бывших работников НКВД удалось выяснить, что тюрьма в Томске находилась на ул. Пушкина. Расстрелы проводились, как правило, с часу до четырех часов ночи. Жилой городок для сотрудников НКВД находился на территории тюрьмы. Тех, кого везли на расстрел, вывозили на телегах или санях по 3–4 человека. Их укрывали, чтобы не было видно. Везли к ямам в сторону Каштака, там и расстреливали. Одну яму заполняли по нескольку дней. Справку оформляли, как «зароют» яму.

В Томске тогда была популярна частушка: «Я поеду на Каштак, на зелену горку. Заработаю пятак себе на махорку».Так зарабатывали на закапывании ям.

После этого рассказа становится понятным, откуда в справке о приведении в исполнение приговора в отношении Клюева появилось: «Приговор приведен в исполнение 23–25 октября 1937 г.».

«Аввакумом ХХ века», «вестником Китеж-града» называли Клюева. Но все эти характеристики обращены в прошлое, а из найденных стихов встает поэт жгуче современный и необходимый нам сегодня, поэт, которого нам еще предстоит услышать и понять. Вопреки всем своим хулителям, клеветникам и могильщикам он оказался не позади, а впереди времени.

Слово Николая Клюева – грозное предсказание. Рисуя, как на иконах, огненными мазками свой Апокалипсис, картины ада, проклиная от имени гибнущего крестьянства Сталина-Антихриста, он в то же время будто смотрит в сегодняшний день.

Слово Клюева – вещее, оно прорастает из живых корней славянской мистики, тайноведения. Это не стилизация под народ, а эпос. И Клюев, может быть, последний мифотворец.

Поэт, когда-то искренне воспевший Революцию и Ленина, – такого Клюева мы знали. Поэт, который проклял Революцию, когда ее знамя захватили бесы, – такого Клюева мы узнаем сегодня. Но и это не весь Клюев.

Он слышал «звон березовой почки, когда она просыпается от зимнего сна», «скрип подземных рулей». Он страстно хотел найти путь в «Белую Индию», рай на земле. Утопия это или высшая правда?

Не будем чересчур пугаться его пророчеств. Послание Николая Клюева, дошедшее до нас из темных недр НКВД, – не только грозное предостережение, но и призыв к возрождению и укреплению духа.

ВОЖДЬ В ЗАКОНЕ

Феликс Дзержинский родился 11 сентября 1877 г. в имении Дзержиново Вильненской губернии в богатой дворянской семье. История создания этой семьи достаточно необычна: двадцатипятилетний домашний учитель Эдмунд Иосифович, взявшийся обучать точным наукам дочерей профессора Янушевского, соблазнил четырнадцатилетнюю Елену. Любовников быстро поженили и, под предлогом учебы в одном из лучших европейских колледжей, отправили Елену и ее мужа в Таганрог подальше от дома. Эдмунд устроился в местную гимназию (одним из его учеников был Антон Чехов). Пошли дети. И семья вскоре вернулась на родину, где и родился Феликс.

Мальчику было пять лет, когда от чахотки умер отец, а 32-х летняя мать осталась с восьмью детьми. Феликс рос умным мальчиком, с шести лет читал по-польски, с семи по-русски и по-еврейски. Но учился средне. В первом классе остался на второй год. Учившийся в той же гимназии будущий глава правительства Польши Иосиф Пилсудский отмечал, что «гимназист Дзержинский – серость, посредственность, без каких-либо ярких способностей».

Хорошо успевал Феликс только по одному предмету – Закону Божьему, даже мечтал о сане священника, но вскоре разочаровался в религии. В подобных семьях с детства стремились к учебе и знаниям, а затем к открытию собственного дела. Но Феликс рано стал крутить любовные романы. Потерял интерес к учебе.

Однажды оскорбил и прилюдно дал пощечину учителю немецкого языка, за что был исключен из гимназии. Сблизился с уголовниками, занимался в подпольных кружках еврейской молодежи, участвовал в драках, расклеивал по городу антиправительственные листовки. В 1894 г. вступил в литовскую социал-демократическую группу.

После смерти матери Феликс получил 1000 рублей наследства и быстро пропил их в местных пивных, где целыми днями с такими же как он, начитавшимися Маркса, обсуждал планы построения общества, в котором можно было бы не работать. Муж старшей сестры Алдоны, узнав о «проделках» шурина, выгнал его из дома, и Феликс начал жизнь профессионального революционера.

В 1897 г. в полицию Ковно поступило агентурное сообщение о появлении в городе подозрительного молодого человека в черной шляпе, всегда низко надвинутой на глаза, черном костюме. Его видели в пивной, где он угощал рабочих с фабрики Тильманса. На допросе те показали: незнакомец вел с ними разговор об организации на фабрике бунта, в случае отказа грозил жестоко избить.

17 июля при аресте молодой человек назвался Эдмунтом Жебровским, но вскоре выяснилось, что он «столбовой дворянин Дзержинский». Не сумев доказать его личного участия в многочисленных кровавых разборках, но все-таки продержав год в тюрьме, его сослали на три года в Вятскую губернию. «Как по своим взглядам, так и по своему поведению, личность в будущем очень опасная, способный на все преступления»– пророчески доносил жандармский полковник виленскому прокурору.

В 1904 г. в городе Ново-Александрии он попытался поднять вооруженное восстание, сигналом к которому стал бы террористический акт в воинской части. Феликс заложил динамит в офицерском собрании, однако в последний момент его подручный струсил и бомбу не взорвал.

По свидетельству боевиков Феликса, они беспощадно убивали всех, на кого падало подозрение в связях с полицией.

Дзержинский шесть раз арестовывался, однако его почему-то не судили, а высылали в административном порядке, как это делали с проститутками и тунеядцами. Почему? Главная причина – в слабой свидетельской базе. Свидетелей его преступлений соратники убивали, судей и прокуроров запугивали. По собственным воспоминаниям Дзержинского, он «откупался взяткой». А откуда у него такие деньги? И вообще, на какие средства он жил?

Судя по расходам, деньгами Дзержинский распоряжался немалыми. Он носит дорогие щегольские костюмы, лакированные ботинки. Разъезжает по странам Европы, живет в лучших отелях и санаториях Закопане, Радома, Петербурга, Кракова, отдыхает в Германии, Италии, Франции. Все это требовало денег. К тому же огромные суммы шли на зарплату боевикам, на издание газет, прокламаций, листовок, на организацию съездов, освобождение революционеров под залог, взятки чинам полиции, подделку документов и многое другое. Ежегодно сотни тысяч рублей. Кто же его финансировал?

По одной из версий, на организацию смуты в России денег не жалели ее враги, по другой – золотоносной жилой была экспроприация содержимого банков, попросту грабеж.

На вопрос, подвергался ли он репрессиям за революционную деятельность до Октябрьской революции, Дзержинский писал в анкете: «Арестовывался в 1897, 1900, 1905, 1906, 1908 и 1912 годах, просидел всего 11 лет в тюрьме, в том числе на каторге (8 плюс 3), был 3 раза в ссылке, всегда бежал».

Но за какие преступления – тишина. Из книг известно: 4 мая 1916 г. Московская судебная палата приговорила его к 16 годам каторжных работ. Но ни слова о том, что при царском режиме к каторге приговаривались только убийцы.

Февральская революция застала Дзержинского в Бутырской тюрьме. 1 марта 1917 г. Феликса освободили. Вышел он из Бутырки еле живым – сокамерники, уличив в доносительстве начальнику тюрьмы, жестоко его избили. Однако, в Польшу он не вернулся. Некоторое время жил в Москве, а потом уехал в Петроград.

В августе 1917 г. собирается VI съезд большевиков. Дзержинский решает избавить Россию от эксплуататоров. И хотя большевиком он никогда не был, его сразу избирают в ЦК партии и устраивают секретную встречу со скрывающимся в Разливе Лениным.

Бывшие политические враги (большевики, эсеры и т. д.) на время объединяются в единый фронт и общими усилиями свергают Временное правительство. Активную роль в захвате власти играл Дзержинский. «Ленин стал совсем невменяемый, и если кто-то имеет на него влияние, так это только «товарищ Феликс». Дзержинский еще больший фанатик», – писал народный комиссар Леонид Красин. После Октября Ленин направил «железного Феликса» в Наркомат внутренних дел как человека, знающего уголовный мир и тюремную жизнь.

7 декабря 1917 г. Совет Народных Комиссаров создает Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем. И хотя этой комиссии придается роль следственного комитета, санкции ее членов куда шире: «Меры – конфискация, выдворение, лишение карточек, опубликование списков врагов народа и т. д.».

По свидетельству Лациса, «Феликс Эдмундович сам напросился на работу в ВЧК». Он быстро входит в курс дела, и если в декабре еще сам нередко ездит на обыски и аресты, то в начале 1918 г., заняв обширнейшее здание с погребами и подвалами на Лубянке, начинает лично формировать команду.

Первой официальной жертвой чекистов считается некий князь Эболи, который «от имени ВЧК грабил буржуев в ресторанах». С его расстрела пошел отсчет жертв тоталитарного режима. Под приговором подпись Дзержинского.

Дзержинский взломал общественную преисподню, впустив в ВЧК армию патологических и уголовных субъектов. Он прекрасно понимал жуткую силу своей армии. Но, желая расстрелами в затылок создать «новое общество», Дзержинский уже в 1918 г. стремительно раскинул по необъятной России кровавую сеть чрезвычаек: губернские, уездные, городские, волостные, сельские, транспортные, фронтовые, железнодорожные, фабричные, прибавив к ним военно-революционные трибуналы, особые отделы, чрезвычайные штабы, карательные отряды.

Из взломанного социального подвала в эту сеть хлынула армия чудовищ садизма. С их помощью Дзержинский превратил Россию в подвал чека и, развивая идеологию террора в журналах своего ведомства «Ежедневник ВЧК», «Красный меч», «Красный террор», руками этого отребья стал защищать коммунистическую революцию.

Известный факт. В 1918 г. на одном из заседаний Совнаркома, где обсуждался вопрос о снабжении, Ленин послал Дзержинскому записку: «Сколько у нас в тюрьмах злостных контрреволюционеров?»Первый чекист вывел на бумажке: «Около 1500».Точной цифры арестованных он не знал – за решетку сажали кого попало, не разбираясь. Ленин поставил возле цифры крест и передал бумажку обратно. Феликс Эдмундович вышел.

Той же ночью «около 1500 злостных контрреволюционеров» поставили к стенке.

Позже секретарь Ленина Фотиева разъясняла: «Произошло недоразумение. Владимир Ильич вовсе не хотел расстрела. Дзержинский его не понял. Наш вождь обычно ставит на записке крестик в знак того, что прочел ее и принял к сведению».

Утром сделали вид, что ничего чрезвычайного не произошло, Совнарком обсуждал архиважный вопрос: к Москве подходил долгожданный состав с продовольствием.

В 1918 г. отряды чекистов состояли из матросов и латышей. Один такой матрос вошел в кабинет председателя пьяным. Тот сделал замечание, матрос в ответ обложил его трехэтажным. Дзержинский выхватил револьвер и несколькими выстрелами уложил матроса на месте.

Из протокола Заседания ВЧК от 26 февраля 1918 г.:

«Слушали – о поступке Дзержинского. Постановили: ответственность за поступок несет сам и он один, Дзержинский. Впредь же все решения вопросов о расстрелах решаются в ВЧК, причем решения считаются положительными при половинном составе членов комиссии, а не персонально, как это имело место при поступке Дзержинского».

Из текста постановления видно, что Дзержинский расстреливал лично.

Массовый террор был организован Дзержинским и Лениным как индустриальный процесс. Они только отдавали приказы.

«В Нижегородский Совдеп 9.08.18.

В Нижнем, явно, готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов…, навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывести сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров… Ни минуты промедления… Надо действовать вовсю: массовые обыски. Расстрелы за хранение оружия. Массовый вывоз меньшевиков и ненадежных.

Ваш Ленин»

«Пенза. Губисполком Копия Евгении Богдановне Бош Необходимо… произвести беспощадный массовый террор. Сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города. Экспедицию карательную пустите в ход. Телеграфируйте об исполнении.

Предсовнаркома Ленин. 9.08.18.»

Телеграмма в Саратов Пайкесу:

«…Расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты.

Ленин 22.08.18.».

Дзержинским было подписано большинство ордеров на обыск и арест, его подпись стоит на приговорах, его перу принадлежат секретные инструкции о тотальной вербовке сексотов и тайных агентов во всех сферах общества.

«Нужно всегда помнить приемы иезуитов, которые не шумели на всю площадь о своей работе и не выставляли на показ, – поучал «железный Феликс» в секретных приказах, – а были скрытными людьми, которые обо всем знали и умели только действовать…».Главным направлением работы чекистов он считает тайное осведомительство и требует от каждого вербовать как можно больше сексотов.

«Для приобретения секретных сотрудников, – поучает Дзержинский,  – необходима постоянная и продолжительная беседа с арестованными, а также их родственниками и знакомыми… Заинтересовать полной реабилитацией при наличии компрометирующего материала, добытого обысками и агентурными сведениями… Воспользоваться неладами в организации и ссорами между отдельными лицами… Заинтересовать материально».

Феликс Эдмундович говаривал: «У чекиста должны быть длинные руки, кожаная куртка и «необходимое руководство» в голове».

«Необходимое руководство для агентов чрезвычайных комиссий», отпечатанное в начале 1918 г., – один из первых учебников для чекистов. Беглое знакомство с 54-страничной брошюркой убеждает: ведомство Дзержинского не начинало с нуля, наработки были.

Некоторые рекомендации могут пригодиться и сегодня. К примеру, «билет для конспирации нужно покупать несколько дальше того пункта, куда едешь». Правда, это не согласуется с другим замечанием «Руководства», подписанного товарищем Дзержинским: «Нужно беречь каждую копейку, ибо это трудовые, народные деньги». Жировать внедренным чекистам не приходилось. Запрещалось «угощать товарищей, улучшать свое состояние приобретением вещей до носильного платья включительно на деньги ВЧК. Желательно, чтобы сотрудник считал себя за человека нуждающегося».

Дзержинский учил, что нужно иметь несколько головных уборов, чтобы менять внешность при слежке за подозреваемым. Нужно постоянно «преодолевать все заползающие в душу мелочные обывательские мысли».

Обыскивали сурово. «Под страхом личной ответственности» запрещалось изымать предметы домашнего обихода, мелкие суммы денег и продукты в «маленьком количестве». Специальная инструкция, подписанная председателем ВЧК гласила, что в пользу трудового народа конфискуются: консервы свыше 10 банок, сахар свыше 6 кг, обувь свыше двух пар и т. д.

22 июня 1919 г. ВЦИК опубликовал декрет «Об изъятии из общей подсудности в местностях, объявленных на военном положении», в подготовке которого деятельное участие принимал Дзержинский.

В декрете перечислялись наиболее опасные преступления (принадлежность к контрреволюционной организации и участие в заговоре против Советской власти, государственная измена, шпионаж, диверсии, бандитизм и др.), изымавшиеся из общей подсудности. Чрезвычайным комиссиям предоставлялось «право непосредственной расправы вплоть до расстрела» за перечисленные в декрете «доказанные преступные действия».

На следующий день Дзержинский разослал приказ всем губчека.

«…С изданием настоящего декрета, – писал он, – на ЧК возложены более чем когда-либо тяжелые задачи – очистка Советской республики от всех врагов рабоче-крестьянской России… Все явные и скрытые враги Советской России должны быть на учете ЧК и при малейшей попытке повредить революции должны быть наказаны суровой рукой…».

По своему педантичному характеру Дзержинский оказался талантливым тюремщиком. Он самолично входил во все мелочи тюремного ведомства. По опыту прекрасно знал быт тюрьмы. И теперь из-под его пера вышла инструкция для производства обысков: «Обыск производить внезапно, сразу во всех камерах и так, чтобы находящиеся в одной не могли предупредить других. Забирать всю письменную литературу, главным образом небольшие листки на папиросной бумаге и в виде писем. Искать тщательно на местах, где стоят параши, в оконных рамах, в штукатурке. Все забранные материалы аккуратно складывать в пакеты, надписывая на каждом фамилию владельца».

Поднятый под непосредственным руководством Дзержинским массовый террор в 1918–1920 гг. захлестывал страну. В тюрьмах сидели монахи, адвокаты, священники, помещики, учителя, спекулянты, рабочие, интеллигенты, крестьяне.

Террор свирепствовал в столицах и в провинциях, переходя в массовую бойню там, где народ оказывал малейшее сопротивление.

О размахе репрессий только в 1918 г. свидетельствует официальная статистика, опубликованная в самой ЧК в те годы: «Подавлено 245 восстаний, раскрыто 142 контрреволюционные организации, расстреляно 6300 человек». Конечно, чекисты здесь явно поскромничали. По расчетам независимых историков, на самом деле убито было свыше миллиона человек.

В мае 1918 г. в ВЧК попадает 20-летний Яков Блюмкин, которому тут же было доверено руководство отделом по борьбе с немецким шпионажем.

6 июля Я. Блюмкин и Н. Андреев приезжают в Денежный переулок, где размещалось германское посольство, и предъявляют мандат на право переговоров с послом. На бумаге подписи Дзержинского, секретаря Ксенофонтова, регистрационный номер, штамп и печать.

Во время разговора Блюмкин стреляет в посла, взрывает две гранаты, а сами «дипломаты» скрываются в суматохе. Разгорается невиданный международный скандал. Дзержинский, не моргнув глазом, заявляет, что на мандате его подпись подделана. Но несомненно, что все организовано им. Во-первых, он категорически против мира с Германией (против Германии намечались широкомасштабные операции). Во-вторых, большевикам нужен повод для расправы с эсерами (как раз они-то и были объявлены убийцами посла). В-третьих, Яков Блюмкин после этой операции повышен в должности.

8 июля «Правда» опубликовала заявление Дзержинского: «В виду того, что я являюсь, несомненно, одним из главных свидетелей по делу об убийстве германского посланника графа Мирбаха, я не считаю для себя возможным оставаться в ВЧК. в качестве ее председателя, равно как и вообще принимать какое-либо участие в комиссии. Я прошу Совет Народных Комиссаров освободить меня».

Расследованием убийства никто не занимался, почерковедческая экспертиза по поводу подлинности не проводилась, и тем не менее, ЦК партии отстраняет Дзержинского от должности. Правда, ненадолго. Уже 22 августа Феликс Дзержинский занимает прежнее кресло. И вовремя. В ночь с 24 на 25 августа ВЧК арестовывает более ста видных деятелей партии эсеров, обвинив их в контрреволюции и терроризме. В ответ 30 августа Леонид Канегиссер убивает председателя петроградской чрезвычайки Моисея Урицкого. Дзержинский лично едет в Петроград и распоряжается в отместку расстрелять 1000 человек. 30 августа стреляют в Ленина. Чекисты в покушении обвиняют эсерку Фанни Каплан. Дзержинский дает добро на массовую бойню в Москве.

Не успев закрепиться у власти, большевики экспортируют революцию за границу. Для финансирования этих революций они могли давать только награбленно золото, драгоценности, картины великих мастеров. Доставку всего этого можно было доверить самым «железным товарищам». В результате, в короткий срок пущен по ветру почти весь золотой запас России. А в банках Европы и Америки стали появляться счета на имя первых лиц молодого советского государства. Дзержинскому повезло – он не дожил до тридцать седьмого года. Не был отравлен, застрелен, казнен. Он умер своей смертью, не дотянув до сорока девяти, 20 июля 1926 г. в 16 часов 40 минут в своей кремлевской квартире.

На другой день после смерти Дзержинского начались славословия в обязательно-елейном тоне и причитания в честь умершего товарища. Тут были фальшь, и искренность. В лице Дзержинского партия потеряла наиболее ярого воплотителя красной диктатуры.

Дзержинский умер, отдав все свои силы любимому детищу – ВЧК (ГПУ). Именно это детище потопило страну в крови в 1930 г. и оказалось на редкость жизнеспособным.