Текст книги "Лед тронулся, тренер! Но что делать со стояком? (СИ)"
Автор книги: Игорь Некрасов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Ее стоны становились все громче и менее сдержанными, и я с ужасом вновь почувствовал знакомое, предательское шевеление в штанах.
Нет, черт возьми, только не сейчас, – мысленно взмолился я. – С Софьей же всё просто и чисто! Разве нет? Эй ты внизу! Не смей! Она же как младшая сестра!
Когда я вернулся к завершающему массажу ног, ее дыхание стало особенно прерывистым и глубоким. Мои пальцы скользили по внутренней, невероятно нежной поверхности ее бедер, опасно близко к той самой соблазнительной границе, где начинался край ее трусиков.
– Да… вот тут… – прошептала она почти беззвучно, и ее бедра снова непроизвольно, уже более явно, подались навстречу моим рукам, будто неистово желая большего давления, большего облегчения.
Я чувствовал, как мой член наливается кровью, становясь твердым, требовательным и совершенно неуместным в этой ситуации.
Соберись, Орлов! Тварь ты дрожащая! Она же тебе доверяет как профессионалу! – кричал я сам себе в голове, чувствуя, как штаны превращаются в тесную клетку для разбушевавшегося зверя. – Хотя, черт возьми, с такими ягодицами, упругими и вкусными, как спелые персики, и этой бархатной облизательной кожей…
Черт! А может мне… попробовать? Совсем чуть-чуть? Нет-нет и еще раз нет! Медицина, млять, помни о медицине! Musculus glutaeus maximus… функция: сгибание бедра… Ох, я бы её сейчас согнул!
– А ты, Лёш, никогда не думал сам покататься? – неожиданно спросила Софья, нарушая мои похотливые мысли. – Вот так смотришь на нас со стороны и… М-м-м… вот тут чуть ниже, да…
– Кататься? – переспросил я, с трудом возвращаясь к реальности и слегка смещая руки чуть ниже, к самой верхней части ее бедер. – Я на коньках в последний раз… лет в десять стоял, и то больше времени проводил, цепляясь за бортик. Не самый грациозный вид, скажу я тебе.
– Да ладно! – она звонко рассмеялась, и ее ягодицы задрожали от смеха, заставляя мое сердце пропускать удары. – Я бы посмотрела! Представляю, как ты в своем халате выезжаешь на лед… М-м-м, да… вот именно в этом месте… – она сладко потянулась, как кошка. – Ты бы точно всех смешил своими пируэтами!
– Мои пируэты, – парировал я, переходя к массажу поясницы, пытаясь быть подальше от её попки, в этот же момент позволяя большим пальцам погрузиться в мягкие ямочки по обе стороны от позвоночника, – ограничиваются поворотами вокруг собственной оси и… глупыми падениями. Не очень зрелищно.
– Зато безопасно! Почти! – она снова захихикала, и этот звук смешивался с приглушенными стонами. – А то ведь можно и… Ай!.. И не так упасть, как… Ум-м-х… да-да… тут…
– Вот именно, – пробормотал я, уже с трудом улавливая, о чём она говорит, в этот же момент усиливая давление пальцами на поясницу, отчего Софья начала постанывать еще громче и чаще.
– Ай, ай, – начала прикрикивать она, и её тело начало извиваться будто от наслаждения, будто она делала это невольно. – Ох, как… да-да, хорошо, тут именно… – в этот момент ее ноги поднялись и короткой серией судорожных ударов прошлись по столу. – Ай-яй-яй…
– Что? – я резко остановился, испугавшись, что причинил боль. – Больно?
Она выдохнула и успокоилась, после чего растекалась по столу, ее руки безвольно упали вниз по обе стороны от стола.
– Нет… – выдохнула она, и голос ее звучал томно и лениво. – Наоборот… Ох, Лёш… Еще с ногами немного поработай, пожалуйста? Чуть-чуть…
Я кивнул, стараясь сохранять профессиональное спокойствие, хотя все мое существо было натянуто как струна.
– Хорошо, – сказал я, снова нанося масло на ладони, и с улыбкой добавил: – Видимо, со спиной тебе уже хватит.
– Да-а-а… – протянула она с таким блаженством в голосе, что у меня снова предательски зашевелилось в штанах.
Когда я перешел к ногам, то не мог не заметить, как после ее недавних судорожных движений небольшое полотенце, прикрывавшее ее ягодицы, немного сползло. Теперь оно лежало почти на самой границе, обнажая соблазнительный изгиб там, где бедро переходило в округлую, упругую плоть. Эта полоска обнаженной кожи казалась мне в тот момент самым эротичным зрелищем на свете.
Я чувствовал, как под тонким слоем ткани ее трусиков скрывается настоящая вселенная соблазна. Мои пальцы буквально горели, находясь в считанных сантиметрах от той запретной зоны, что так манила меня своей близостью.
Черт, а ведь достаточно одного неверного движения, одного «случайного» смещения руки… и всё…
Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не позволить рукам осуществить эту опасную фантазию. Каждая клетка моего тела кричала о том, как сильно хочется прикоснуться, исследовать, ощутить, облизать, понюхать… но я лишь глубже вдавил пальцы в мышцы ее бедер, пытаясь загнать похотливые мысли обратно в самый темный угол сознания.
– Всё, – наконец выдохнул я, убирая руки, будто от чего-то дорогого, прям бесценного, но такого, что ты только что едва не разбил по собственной глупости. – Готово… сеанс окончен.
Она медленно, с неохотой перевернулась, прикрывая грудь рукой, ее взгляд был томным, затуманенным, полным какой-то ленивой, животной удовлетворенности.
– Спасибо, – прошептала она губами, которые казались необычно пухлыми. – Мне… намного-намного лучше. Прям заново родилась.
Следом она быстро, почти по-воровски натянула одежду и, послав мне на прощание свой фирменный воздушный поцелуй, выпорхнула из кабинета, оставив меня наедине с бешено колотящимся сердцем, гулом в ушах и болезненным, стыдным стояком, который явно требовал к себе внимания.
Та-а-ак… – я открыл рот, продолжая пялиться на дверь, в которой только что исчезла Софья. – Она… когда она переворачивалась и прикрывалась… я, кажется… черт, я уверен, что я видел его. Этот маленький, аккуратный, темно-розовый сосочек, на секунду мелькнувший перед глазами, прежде чем она успела полностью прикрыть грудь.
Эта мимолетная картинка врезалась в память с четкостью фотографии.
Млять, – мысленно выругался я, чувствуя, как кровь с новой силой приливает к уже и без того переполненному кровью члену. – И ведь это еще цветочки… сейчас придет Алиса. С ее холодным взглядом, которым она меня сегодня чуть не заморозила, и телом, от которого у меня встает еще на стадии «здравствуйте».
Как я буду работать после Софьи? Почему она с каждым массажем становится все соблазнительнее? То ли это я с ума схожу, то ли она действительно… специально? Нет, не может быть, она же просто открытая и непосредственная.
Я подошел к зеркалу над раковиной. Мое отражение показывало раскрасневшееся лицо, блестящие глаза и выражение полнейшей растерянности. Я с силой умылся холодной водой, пытаясь сбить и жар с щек, и навязчивые образы, но они въелись в мозг. Затем я опустил взгляд на заметную, неприличную выпуклость в районе паха, отчаянно пытавшуюся прорвать ткань брюк.
Всего второй день, Орлов… – с горькой иронией подумал я, снова брызгая ледяной водой на лицо. – Всего второй день… держись…
Глава 10
Ледяная стена и огненный прорыв
Последующие минуты после ухода Софьи тянулись мучительно медленно. Я, словно запрограммированный автомат, прибирался на столе, механически протирая поверхности. И тут взгляд упал на яблоко, которое она мне оставила. Я взял его и откусил большой, хрустящий кусок. Кисло-сладкий сок немного освежил меня, помог отвлечься от похотливых мыслей, навеянных ее стонами и тем мелькнувшим сосочком.
Чувствую… будто она обо мне заботится, приятно… – с горьковатой усмешкой подумал я, и тут в голове всплыла Алиса. – Нет, а всё-таки, вот что значили ее слова: «Вы ее лучше разминаете»? Это что, ревность? Но к кому? Ко мне? Или к Ирине, потому что у той лучше пошла тренировка после моего массажа? Или это просто констатация факта, без всякого подтекста? Черт, эти девушки сводят с ума своей многозначительностью.
Каждая секунда ожидания следующей «пациентки» казалась вечностью, наполненной тревожным предвкушением. Холодный мрак грядущей встречи с ледяной королевой медленно надвигался на мое и без того расшатанное спокойствие.
Она вошла ровно в назначенное время – без стука, без опозданий, без приветствий, словно тень, материализовавшаяся из самого льда. Ее лицо было безупречной маской бесстрастия, а взгляд… взгляд был особенно – отстраненным, будто она смотрела сквозь меня, на что-то очень далекое и не представляющее для нее никакого интереса.
– Спина. И бедра, – коротко бросила она, снимая олимпийку и аккуратно вешая ее на спинку стула.
– Конечно… – с неловкостью на лице и в голосе ответил я.
А когда она легла на стол, я почувствовал разницу сразу же, кожей своих все еще помнивших тепло Софьи ладоней. Ее мышцы, обычно напряженные, но податливые под давлением, сейчас были настоящими каменными глыбами. Каждое мое прикосновение встречало глухое, молчаливое сопротивление, будто ее тело отвергало мои руки, выстраивая невидимый, но прочный барьер.
Что случилось? – лихорадочно думал я, работая с ее трапециями, которые напоминали спрессованный бетон. Мои пальцы натыкались на сплошные узлы напряжения. – Обиделась из-за того, что я на льду заметил легкость в движениях Ирины? М-да… не думал, что Алиса такая обидчивая, вообще не похоже на нее. Она всегда казалась выше таких мелочей. Хм, или это что-то другое? Может, проблемы на тренировке? Или этот чертов журналист, Сергей Низович, уже успел ей душу вымотать? Хотя нет, когда бы он успел… Или успел?
Я пытался работать как обычно – профессионально, внимательно, находя каждый мышечный зажим. Но чем дальше, тем больше ощущал ледяную стену, которую она выстроила между нами. Она не издавала ни звука, ее дыхание было ровным, как у спящей, но в каждом мускуле читалось напряжение, граничащее с полным отвержением.
– Алиса, – осторожно начал я, переходя к ее бедрам, мои ладони скользили по ткани штанов, ощущая стальные, неподатливые мышцы под ней, – вам… некомфортно? Может, уменьшить давление?
– Всё нормально, – последовал холодный, безжизненный ответ, прозвучавший так, будто его издавал робот, лишенный эмоционального модуля.
Это ложь, ее тело кричит об обратном. – пронеслось в голове.
Когда я начал работу с задней поверхностью бедра – с той самой, травмированной мышцей, что мы долго разминали, – я почувствовал, как она непроизвольно, мелко вздрагивает.
Не от боли, нет. Скорее… от сдержанного раздражения? Или от глухой, непробиваемой злости? Ее поза была неестественно скованной, будто она силой воли заставляла себя лежать неподвижно, терпя неизбежное.
Черт, да что же я такого сделал? – мучился я, чувствуя, как по спине бегут противные, холодные мурашки. – Неужели всё из-за пары неосторожных слов про Ирину? Или… я даже не знаю! Млять, да тут с ума можно сойти!
Я настырно пытался пробиться через этот лед – работал более тщательно, более внимательно, пытаясь найти потаенную щель в ее броне. Но чем больше я старался, тем более отстраненной и недосягаемой она становилась. Казалось, с каждой минутой она уходит все дальше в себя, в свой стерильный, ледяной мир, куда мне, смертному с вечным стояком, который сейчас, кстати, скукожился так, будто ему некомфортно куда больше, чем мне самому, не было хода.
Когда сеанс наконец подошел к концу, она поднялась с той же ледяной, отточенной грацией, что и всегда.
– Спасибо, – бросила она, не глядя на меня, и направилась к двери, ее прямая, негнущаяся спина была воплощением абсолютной неприступности.
– Алиса, подождите, – не удержался я, чувствуя, как что-то неприятное и тяжелое сжимается у меня в груди. – Я… кажется, вас чем-то обидел. Если это так, то я… прошу прощения.
Она остановилась у самой двери, взяла свою олимпийку, повернулась, и в ее глазах, обычно таких холодных и пустых, я увидел что-то сложное – не гнев, не обиду. Скорее… усталое, глубинное разочарование. Направленное не столько в меня, сколько в ситуацию в целом. В необходимость этого разговора. В мою навязчивую попытку докопаться.
– Вы ничего не сделали, – сказала она ровным, монотонным тоном, но в нем, как трещинка на гладком льду, прозвучала неуловимая усталость. – Дело не в вас… Просто… всё как всегда.
И она вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь, оставив меня в полном, оглушительном недоумении и с тяжелым, холодным камнем на душе.
Я стоял посреди кабинета, чувствуя себя последним идиотом, и думал:
Что, черт возьми, это значило? Она явно не в себе, но почему? И почему это меня так, млять, задевает? – я от злости хлопнул ладонью по кушетке. – Черт, да она же просто клиентка, в конце концов! Пусть холодная, пусть странная, но всего лишь клиентка!
Но что-то внутри упрямо твердило, что это не так. Казалось, в этой монолитной ледяной стене сегодня появилась трещина, и сквозь нее на миг проглянуло что-то живое, человеческое, уязвимое, и именно это «что-то» не давало мне покоя, царапая изнутри.
А может, у нее проблемы? С родителями? С той самой матерью-айсбергом? Эх, чёрт, это не твоё дело, Орлов!
Прошло минут пятнадцать.
Я приводил в порядок кабинет после Алисы, вытирал стол, проветривал, пытаясь выветрить остатки того ледяного настроения, что она принесла с собой. Тревожное ожидание следующего сеанса смешивалось с неприятным, липким осадком от предыдущего.
И вот раздался стук в дверь – нервный, отрывистый, в три быстрых касания. Затем дверь приоткрылась, и на пороге, словно вихрь, застыла Ирина. Ее взгляд избегал встречи с моим, а пальцы нервно теребили край футболки. Даже ее огненные, обычно такие яркие и небрежно-сексуальные волосы, сейчас были собраны в тугой, невзрачный пучок, будто она пыталась спрятать за ним свою сущность.
– Можно? – тихо, почти неслышно спросила она.
– Конечно, – кивнул я, отступая и давая ей войти. – Проходи.
Она вошла неуверенной, скованной походкой и, не глядя на меня, начала снимать футболку. Под ней оказался простой черный бюстгальтер без косточек, мягко облегающий ее небольшую, но идеальной формы грудь. Тонкие бретели подчеркивали хрупкость ее плеч, а открытая спина лишь акцентировала внимание на изящном изгибе талии – узкой, упругой, с прорисованными мышцами пресса, свидетельствующими о ежедневных часах тренировок.
Она была красивой и яркой, как и всегда, но сейчас её движения были какими-то деревянными, лишенными той изящной пластики, что я видел в ней на льду.
Когда она легла на стол, я заметил, как напряжены ее плечи и спина – будто она готовилась не к расслабляющему массажу, а к допросу с пристрастием.
Я начал работу с плечевого пояса, стараясь быть максимально профессиональным и собранным. Под моими пальцами я чувствовал легкую, едва уловимую дрожь – постоянную, назойливую, как будто по ее телу пробегал ток низкого напряжения.
– Расслабься, – тихо сказал я, переходя к трапециям. – Дыши глубже.
Она попыталась сделать глубокий вдох, но ее грудная клетка расширилась неестественно резко, будто ей не хватало воздуха.
Не расслабляется… – тут же пронеслось в голове. – Что ж, попробуем это исправить.
Я чувствовал, как под тонкой кожей ее спины играет каждое мышечное волокно.
Чёрт, а у нее прям хорошие данные, её тело будто создано для спорта… – подумал я, перейдя к длинным мышцам вдоль позвоночника.
Я работал медленно и тщательно, разминая каждый сантиметр. Ее кожа была горячей, почти обжигающей, и от нее исходил легкий, возбуждающий запах пота, смешанный с цветочным гелем для душа.
Когда я добрался до поясницы, мои большие пальцы утопились в ямках по обе стороны от позвоночника. Она непроизвольно ахнула, и ее таз слегка приподнялся над столом, прежде чем снова опуститься.
– Почти закончил, – тихо сказал я, завершая проработку длинных мышц спины.
Мои пальцы сделали несколько скользящих движений по ее пояснице, чуть выше линии спортивных штанов. И она тут же глубже уткнулась лицом в отверстие, но ее бедра снова предательски дрогнули.
Я отошел к столику за новой порцией масла, и тут до меня дошло. В руках у меня был все тот же флакон с ванильным маслом, который я подготавливал для Софьи.
Млять, я так и не поменял его на ментоловое. Черт, а если… – закралась первая мысль. И потом, вспоминая напряженную спину Алисы, то, как ее тело отзывалось на каждый мой жест, в голову полезла дурацкая, детская догадка: – А может, Алисе не понравилась ваниль? Ха? – мысль была глупой, почти смешной.
Но следом пришла другая, куда более взрослая и тревожная. Я вспомнил, как ягодицы Ирины только что непроизвольно приподнимались, когда я работал с поясницей.
Неужели это… действие масла? – ехидно пошутил я сам с собой. – Или чего-то еще? Моих рук? Атмосферы? Её фантазий? Всего вместе? – я обернулся и опустил взгляд на попку Ирины и тут же решил. – Надо заканчивать… а то чувствую, стояк надвигается…
– Перевернись, – сказал я, уже без тени сомнения в голосе.
Она послушно перевернулась, устроившись поудобнее. Я тем временем налил в ладони щедрую порцию масла и растер его между пальцами, чувствуя, как по телу разливается знакомое напряжение.
Просто работа, Орлов… трапеции, дельты, ничего больше…
Мои руки легли ей на плечи. Кожа была удивительно горячей. Я начал с легких поглаживаний, распределяя масло, ощущая под пальцами знакомые узлы напряжений в ее трапециевидных мышцах. Сладкий, теплый аромат ванили смешивался с естественным, чистым запахом ее кожи, создавая невыносимо интимный и возбуждающий коктейль. Этот запах въедался в сознание, казалось, снимая последние барьеры.
Когда я углубился в работу, прорабатывая дельтовидные мышцы, я не мог не заметить, как ее лопатки плавно сдвигались при каждом вдохе. А мой взгляд снова и снова соскальзывал вниз, на ее грудь, которая соблазнительно подрагивала в такт дыханию.
В голове всплыло воспоминание:
Ее грудь… была такая упругая и теплая… – я усилил нажим, пытаясь загнать похотливые мысли обратно в самый темный угол сознания. – Мышцы… надо сосредоточиться на мышцах…
Атмосфера в кабинете сгущалась с каждой следующей минутой, становясь густой и сладкой, как мед. А мое собственное дыхание начало сбиваться. Я заставил себя сосредоточиться на технике, на анатомии, на всем, кроме того, что происходило вон там, в моих штанах, где уже начиналось предательское шевеление из-за её тихих стонов и движений бёдрами и кратковременным поднятием таза.
И вот, когда я перешел к глубокому массажу ее плеч, я вновь заметил странное, предательское движение. Ее правая рука, лежавшая вдоль тела ладонью вниз, медленно, почти незаметно сдвинулась… и кончики пальцев коснулись ткани штанов в соблазнительной близости от промежности. Всё повторялось.
Я замер на секунду, но потом продолжил работу, делая вид, что просто ослабил нажим, переходя к нежному массажу ее предплечья.
Показалось же, да? – пытался я обмануть сам себя. – Просто непроизвольное движение уставших мышц, спазм…
Но нет – через пару минут движение повторилось. На этот раз более явное, осознанное. Ее пальцы слегка, но уверенно надавили на ткань в том самом месте, и я увидел, как ее бедра вновь будто непроизвольно мелко подрагивают, а ее дыхание становится чуть более прерывистым, горячим. Она как будто прислушивалась к чему-то внутри себя, к нарастающему напряжению, которое уже витало в воздухе, осязаемое и плотное.
– Ниже… – вдруг тихо, почти неслышно выдохнула Ирина.
– Про…сти? – переспросил я, прекращая движения, хотя прекрасно расслышал.
– Ниже, – повторила она, и в ее голосе, обычно таком дерзком и насмешливом, прозвучало не требование, не приказ, а… почти что мольба? Едва уловимая, стыдливая дрожь скользнула по ее голосу, и она добавила: – Грудь…
Осознание происходящего ударило мне в голову, словно молния… и мои руки тут же потянулись к её красивой упругой груди.
Нельзя! Это ловушка! Она снова проверяет, играет… – закричала во мне логика. Но я уже не мог думать. Мой взгляд был прикован к ее груди, подчеркнутой черной тканью бюстгальтера, на ее учащенно дышащий рот. И снова этот запах – ванили и ее кожи – ударил в голову, как наркотик, отключая все тревоги. – Черт с ним! Хоть умру, но… зато с сиськами в руках!
Моя рука, будто сама по себе, поползла вперед, и я накрыл ее грудь своей ладонью, скользнув под тонкую ткань.
Ооо… даа! Как же приятно!
Я чувствовал каждое ее дыхание, каждый удар сердца, отдававшийся в моей руке. Сначала я просто держал ее так, ощущая под пальцами идеальную округлость и упругость. Затем начал двигать ладонью – медленно, круговыми движениями, втирая в кожу остатки масла, смешивая запах ванили с ее собственным, все более густым и сладким ароматом.
Ее тело ответило немедленно. Она резко, с присвистом вдохнула, и ее грудная клетка вздыбилась под моей рукой. Я почувствовал, как ее сосок, уже твердый, стал буквально каменным. Я не удержался и большим пальцем начал водить по этому маленькому, напряженному бугорку, сначала легко, потом с нарастающим давлением.
– М-м-м… – тихий, сдавленный стон вырвался из ее губ.
Этот звук, полный стыда и невозможного наслаждения, ударил мне прямо в пах. Мой член дернулся, наливаясь кровью и требуя участия в этом безумии. Я видел, как ее живот напрягся, как изгиб ее талии стал еще более выразительным, когда она непроизвольно выгнулась навстречу моим прикосновениям. Ее кожа под моими пальцами прям горела, разжигая настоящее пламя возбуждения в моих штанах.
Я продолжил массировать ее грудь, уже более уверенно, почти грубо, сжимая упругую плоть, чувствуя, как она подается и пружинит. Моя вторая рука легла на ее живот, чуть ниже ребер, и я чувствовал, как он вздрагивает от каждого ее прерывистого вдоха. Она лежала с закрытыми глазами, ее лицо было искажено гримасой мучительного блаженства, губы приоткрыты, изредка выпуская тихие, хриплые вздохи.
Ее бедра начали двигаться – сначала едва заметно, потом все более явно, будто она уже не могла сдерживать нарастающую внутри бурю. Воздух в кабинете стал густым от похоти, тяжелым и сладким, как перезрелый плод. Я ждал. Мы оба ждали, когда же лопнет эта последняя нить контроля. И тогда случилось то, что перевернуло все с ног на голову.
Ее собственная рука, до этого лежавшая у промежности, резко, почти отчаянно сунулась под пояс спортивных штанов. Я застыл, наблюдая, как ткань натягивается и дергается от ритмичных, жадных движений ее руки, скрытой внутри. Она уже не просто касалась себя – она мастурбировала. Нагло, откровенно, прямо здесь, на моем столе, под моими руками.
Вот так просто? – пронеслось в голове, смешивая дикое возбуждение с протестом. – Я что, должен просто наблюдать? Позволить ей использовать меня, мои руки и мой кабинет как фон для ее утех? Делать все, что вздумается? Так нельзя! Я же тоже хочу!
Но вместо того, чтобы остановить ее или поддаться сиюминутному порыву, я убрал руку с ее живота и положил на вторую грудь. Мои пальцы, будто обезумев от близости и ее наглого поведения, с новой силой впились в упругую плоть.
Вот так, сучка… Нравится? – пронеслось в голове ослепительной вспышкой.
Я мял ее грудь, чувствуя, как сосок наливается и твердеет прямо в моей ладони, упираясь в нее крошечным камнем. Я делал это почти грубо, с немым вызовом, отвечая на ее наглость своей – мол, хочешь играть? Получай по полной!
Ирина ответила глухим, сдавленным стоном, который перешел в серию коротких, хриплых всхлипываний. Ее бедра заходили ходуном, движения руки под тканью стали более резкими, отчаянными. Влажный шорох кожи о кожу стал отчетливо слышен в звенящей тишине кабинета. Она была на грани, и мое животное начало ликовало от этого зрелища, от этой власти над ее телом в этот миг. Ее поза, ее стоны, ее полная отдача животному инстинкту – все это сводило меня с ума.
Всё, млять, я больше не могу терпеть! Сейчас достану член, и пусть она видит, до чего она меня довела!
Но именно в этот момент, когда моя рука соскользнула с ее груди и уже потянулась к ширинке, ее тело вздыбилось в финальном, сокрушительном спазме. Она издала звук, средний между стоном и рыданием, ее спина выгнулась дугой, а пальцы впились в край стола с такой силой, что костяшки побелели. Долгая, трепещущая волна прокатилась по ее животу и бедрам, и затем она вся обмякла, испустив тихий, прерывистый выдох.
Она кончила. Ровно в тот миг, когда я уже был готов переступить последнюю грань.
В кабинете воцарилась гробовая, оглушительная тишина, нарушаемая лишь ее тяжелым, неровным дыханием. Я все еще сжимал ее грудь в своей руке, чувствуя, как под ладонью бешено, как у пойманной птицы, бьется ее сердце. Мой собственный член напряженно пульсировал в тесных штанах, требуя внимания, оставшись неудовлетворенным.
И тут она резко, почти грубо встала, отбрасывая мою руку. Ее лицо было алым от стыда, щеки горели, но в глазах, влажных и блестящих, плескалась какая-то странная, болезненная решимость. Ее взгляд, скользнув по моим штанам, где явственно проступал внушительный, неприличный бугор, заставил ее покраснеть еще сильнее, а губы ее задрожали. Затем она посмотрела мне прямо в глаза, и в ее взгляде было что-то неуловимое, сложное – смесь стыда, животного торжества и какой-то щемящей, непонятной мне грусти.
– Спасибо, – бросила она уже тише, более осознанно, облизывая пересохшие губы. – Мне… намного лучше.
Да неужели, млять? – пронеслось в голове, и в следующую минуту она оделась и вышла, не закрыв за собой дверь, оставив меня в полном, оглушительном шоке, с бешено колотящимся сердцем и членом, который, казалось, вот-вот прорвет ткань брюк, так и не получив желанного освобождения.
Я стоял, не в силах пошевелиться, пытаясь осмыслить произошедшее. Она кончила. Прямо здесь. Под моими руками. Сознательно, почти что демонстративно. И ушла, бросив на прощание этот странный взгляд, как будто что-то доказала и себе, и мне.
Возбуждение, дикое и всепоглощающее, смешанное с оглушительным недоумением и щемящим чувством чего-то неправильного, поднималось во мне волной, грозя снести все барьеры. Мне нужно было… что-то делать. Куда-то идти. Выть от накопившегося напряжения.
И тогда я вспомнил. Вспомнил о Татьяне Викторовне. О ее тяжелом, властном взгляде. О ее, казалось, безраздельной власти в этих стенах. О том, что только она одна могла понять этот хаос. Только она могла… помочь. Или наказать. В данный момент разница казалась несущественной.
Не думая, почти на автомате, повинуясь какому-то животному инстинкту, я вышел и направился к ее кабинету. Мое тело горело, разум был в огненном вихре образов – мелькало лицо Софьи с ее мимолетным сосочком, ледяная маска Алисы, искаженное наслаждением лицо Ирины… А в паху пульсировало навязчивое, требовательное, невыносимое желание, заставлявшее идти вперед, как лунатика.
Добравшись в полупомешанном состоянии до двери её кабинета, я не постучал. Я просто вошел, отворив тяжелую дверь. Воздух в кабинете был густым и прохладным, пахло дорогим парфюмом, кожей и властью.
Татьяна Викторовна сидела за своим столом, углубленная в какие-то бумаги. На ней был всё тот же элегантный черный пиджак и строгие брюки, а из-под него виднелась шелковая рубашка насыщенного изумрудного цвета с парой расстёгнутых пуговок, открывавших соблазнительную ложбинку.
Услышав скрип двери, она резко подняла голову. В ее глазах мелькнуло неподдельное удивление, сменившееся через мгновение тем самым, знакомым мне до дрожи оценивающим взглядом.
Он всегда пробегал по мне, как рентген, видя все мои слабости и тайные желания. Затем ее губы тронула медленная, понимающая улыбка, и она игриво поднесла карандаш к губам, будто обдумывая, какую новую игру предложить своей игрушке.
– Алексей… – она отложила карандаш. Голос ее был низким, бархатным, и от него по спине побежали мурашки. – Закрой дверь. И подойди.
Я молча выполнил приказ, щелкнув замком. Звук прозвучал как приговор. Сделал несколько шагов к столу, чувствуя, как под ее тяжелым, изучающим взглядом мое возбуждение, и без того мощное, становится еще более очевидным, почти болезненным. Ткань брюк натянулась до предела, безнадежно выдавая мое состояние.
Она поднялась с невозмутимой грацией хищницы и жестом указала на свой вращающийся стул.
– Садись.
Я опустился в мягкое кожаное кресло, пока она медленной, уверенной походкой обходила стол.
Что же будет? Что она сделает? – пронеслось в голове, и по телу разлилось сладкое, тревожное предвкушение.
Ее взгляд скользнул к огромному стеклянному окну, выходящему на пустующую арену, будто проверяя, не видят ли нас. И убедившись в уединении, она встала позади меня. Мое сердце колотилось где-то в горле, отдаваясь глухими ударами в висках, и тут ее пальцы, прохладные и невероятно сильные, легли мне на плечи.
– Ого, – прошептала она, начиная разминать мои зажатые трапеции. Ее прикосновение было одновременно болезненным и блаженным. – Кто же это тебя так… возбудил… а, шалунишка? – ее грудь, пышная и упругая, прижалась к моей спине, и я ощутил всю ее теплоту и новый прилив возбуждения.
В голове тут же пронеслось: «Боже, она же чувствует каждую мою дрожь…»
– У тебя вся спина кричит. – ее руки скользнули по моим бокам, ладони легли на мою грудь, прижимаясь к соскам сквозь рубашку, заставляя их набухнуть.
Она ведет себя как собственница… и, черт, мне это безумно нравится! Подрочит? Сядет на лицо? Да что угодно, лишь бы побыстрее, я готов на все!
– Ты такой напряженный… – ее губы, мягкие и влажные, коснулись моей шеи, а пальцы принялись мять мои грудные мышцы, в тот момент как её взгляд упал вниз, к моей пахоте. – И там… внизу… такой твердый, беспокойный… – ее рука опустилась к моему паху, накрыла собой мой напряженный член через ткань брюк и сжала с такой властной силой, что по моему телу пробежала судорога, и я вздрогнул. – Хочешь кончить, да? – прошептала она в самое ухо, ее горячее дыхание обжигало кожу.
Да… черт возьми, да! – пронеслось в голове.
– Чувствую, как ты пульсируешь… мой беспокойный мальчик… – она расстегнула мою ширинку одним ловким, отточенным движением. Ее пальцы, прохладные и уверенные, обхватили мой обнаженный член с убийственной точностью. – Но сейчас, Алексей, – она начала медленно и ритмично двигать рукой, смазывая его влагой, что выступила на головке, – ты будешь кончать, думая только об одном. О том, чьи это руки тебя ласкают. Чье дыхание ты чувствуешь на своей коже. – она ускорила движение, ее ладонь идеально скользила по моему стволу, сжимая его в нужных местах. Я застонал, чувствуя, как нарастает знакомый, неумолимый ком внизу живота. – Чей ты, – прошептала она, вцепившись в мои волосы и заставляя запрокинуть голову. Ее глаза горели темным огнем. – … скажи, чей…
– Твой… – вырвалось у меня хриплым, сдавленным стоном. – … я твой…
И в этот миг ее хищная улыбка стала еще шире. Она резко, с неожиданной силой развернула кресло, поставив меня лицом к ней. И не сводя с меня пламенеющего взгляда, медленно, с театральной паузой, опустилась передо мной на колени. Ее взгляд был прикован к моему лицу, она ловила каждую мою эмоцию.
