Текст книги "Лишнее Золото [СИ]"

Часть первая (приквел на «Земля лишних» А. Круза.

Локамп ПаульЛишнее золото

Пролог

Поднятая ветром пыль завивалась причудливыми кольцами, словно исполинская змея в чарующем сакральном танце. В наступающих сумерках это выглядело пронзительно жутко. Она хлестала землю, покрытую сетью мелких трещин, будто усмиряла жизнь, затаившуюся в безбрежных просторах предгорья. Разноголосый вой ветра усиливал эту безумную картину, похожую на смертельную схватку. Битву, с чем-то неведомым, выходящим за пределы человеческого разума.

Огромная трёхметровая ящерица, лежащая в зарослях сухой травы, подняла голову и прислушалась. К шуму ветра добавился посторонний звук – отдалённый рокот мотора. Он нарастал, отдаваясь гулким эхом от скал и перекрывая протяжный стон ветра. Натужно взревел движок, преодолевая очередной подъём, и по гранитным валунам, отбрасывая длинные чёрные тени, полоснул резкий свет фар. Ящерица метнулась в сторону и исчезла. Несколько секунд спустя послышался металлический скрежет и звук резко оборвался. На пригорке, уткнувшись разбитым крылом в скалу, застыл запылённый джип, похожий на неведомое одноглазое существо…

Утром ящерица вернулась. Послышался шелест выгоревшей на солнце травы, и над камнями возникла широкая, слегка приплюснутая голова. Гребень из небольших, обтянутых кожей шипов начинался у основания носа и тянулся до самого затылка, превращаясь в устрашающее жабо. Она медленно влезла на камень и застыла словно изваяние, покрытое зеленоватой патиной. Спустя несколько минут ящерица вздрогнула и, шевельнув коротким хвостом, открыла пасть. Запах… Запах крови – вот что заставило её вернуться! Медленно, часто замирая, она начала приближаться к машине.

В джипе было два человека. Один из них, в камуфляжной куртке, покрытой бурыми пятнами, был уже мёртв. Судя по всему, он вёл машину до последнего. Так и умер – привалившись боком к двери, но продолжая сжимать в руках бесполезный руль. Позади него, на небольших, плотно набитых брезентовых мешках, лежал его напарник – мужчина лет тридцати, одетый в изорванную, выгоревшую под солнцем ветровку. Он хрипло дышал, уставившись остекленевшим взглядом в разбитое боковое стекло. Уже наступил полдень, когда рядом с машиной мелькнула тень. Жизнь научила ящерицу осторожности, но чувство голода сильнее страха. Хорошо знакомый запах крови… Значит, внутри есть мясо. А если там мясо, значит, его можно и нужно съесть. Мужчина с трудом повернул голову и последнее, что он успел сделать в жизни – это прошептать: «тварь…»

1

Поселение, расположенное неподалёку от горного перевала, носило гордое имя – Аламо. Нет, это не тот знаменитый американский городок в южном Техасе, который прославился сражением между поселенцами и мексиканской армией. Это другой город – затерявшийся под чужим небом, в других широтах, на выжженной палящим солнцем земле. Ветер, врываясь на его широкие улицы, покрывал дома горячей пылью, будто старался приглушить краски, чуждые этому миру. Всё было покрыто красноватым налётом, отчего город выглядел гораздо старше, словно на этих стенах оседал пепел прошлых веков. Пыль старит, словно морщины на человеческом лице.

Из дверей, над которыми красовалась поблекшая вывеска «Sam's Gun Store», вышел коренастый сорокалетний мужчина и, прищурившись, посмотрел в конец улицы. Там в широкие ворота промзоны, огороженной высоким проволочным забором, рыча моторами, втягивались машины. Конвой… Среди железа, окрашенного в привычный защитный цвет, выделялся один джип, остановившийся в стороне от каравана. Сузуки-Самурай, песчаной «масти», украшенный нарисованным на капоте бурым медведем. Зверь был одет в чёрно-белую тельняшку и хитро щурился, протягивая зрителям мощную лапу, в которой зажат один патрон. Чуть ниже – короткая надпись: «Побежишь – умрёшь уставшим!» Из джипа, сдёргивая с лица косынку, выпрыгнул молодой парень. Русоволосый, лет двадцати, крепкого телосложения, он сам напоминал этого сильного зверя. Был кряжист и нетороплив, даже передвигался очень похоже – мягко, слегка вразвалку, словно таёжный хозяин в малиннике. Мужчина осмотрелся и направился к одной из машин, где, с привычными слуху матерками, командовал офицер с капитанскими звёздами на погонах.

– Товарищ капитан!

– Погоди, Никита, – оборвал его собеседник и, повернувшись к машинам, крикнул: – Старлей, не разводи бардак! Как первый раз замужем, блин!

Затем он повернулся к парню и усмехнулся:

– Ну что, отпускник, дальше один поедешь?

– Так рядом же, товарищ капитан, – улыбнулся Никита. – Два часа – и дома…

– Ну смотри, Никита, осторожнее. Ладно, хорошего отпуска! Бате – большой привет.

– Обязательно…

Мужчины попрощались, и парень отправился дальше. Проехав по центральной улице, свернул направо и затормозил у здания с красноречивой надписью «Saloon». Здесь хорошо кормили, а уж стейки подавали такой величины, что уйти голодным было практически невозможно, даже для самого большого любителя поесть! Примерно через час он вышел на улицу и, тяжело отдуваясь, забрался в машину.

– Обжоры Аламовские! – сказал Никита и повернул ключ зажигания. Дизель привычно заурчал, словно не вовремя разбуженный кот, и джип мягко тронулся с места. Выехав за пределы городка, мужчина переложил на соседнее сиденье Калашников и взял курс на северо-запад, вдоль реки Рио-Гранде. На севере виднелся горный перевал – постоянный источник опасности для местных жителей и путешественников. Именно оттуда приходили банды, промышлявшие на дорогах. Когда машины шли караваном, под конвоем военных, то риск сводился к минимуму, а вот одиноким путникам зевать не следовало – можно и без головы остаться. Иногда, под настроение, разбавленное хорошей порцией виски, старожилы Аламо любят рассказывать, как город несколько суток отбивался от бандитов. Отбились, конечно, но с какими потерями…

Вырвавшись на простор, Никита натянул на лицо косынку и прибавил скорость. Звук мотора спугнул стадо антилоп, пасущихся неподалёку. Задрав головы, украшенные круто изогнутыми рогами, животные рванули в сторону и исчезли в клубах пыли. Водитель проводил их глазами и усмехнулся – хороший обед убегает! Обед, а заодно и ужин. Но какая тут охота, если после Аламовских разносолов и сидеть трудно… Через несколько часов Никита сделал небольшую остановку. Дом его отца находился совсем рядом. Ещё несколько километров – и на берегу реки появится хозяйство, которое местные жители называют «шато Нардин». Небольшой приземистый дом построен из камня, окна забраны декоративными (но довольно крепкими) решётками. На заднем дворе несколько подсобных построек и колодец, облицованный небольшими гранитными валунами. Нечто похожее Никита видел в книгах своей подружки. Там такой стиль назывался «испанским колониальным». Парень бросил задумчивый взгляд на окрестности и покачал головой – он собирался провести свой отпуск в Рио, но перед самым отъездом отец прислал срочную телеграмму, чтобы сын обязательно приехал. Здоровье у родителя было крепкое и подозревать что-нибудь нехорошее причин не было. Спустя полчаса Никита был дома. Отец, встретивший его на пороге, был в добром здравии. После холодных (на посторонний взгляд) приветствий они прошли в дом, где был накрыт стол.

– Проголодался в дороге? – покосился отец.

– Да нет… Не очень…

– Значит, мой руки – и за стол…

– Лучше переесть, чем недоспать, – вздохнул Никита и пошёл в ванную. – Отец, я привёз тебе несколько бутылок вина из Виго. На мой взгляд, неплохое.

– Разве это вино? – пробурчал мужчина. – Кислятина. Эта земля не способна вырастить виноград, пригодный для хорошего вина. Она слишком скупа на подарки.

– Бурчишь, как удалившийся на пенсию винодел, – вытирая руки полотенцем, улыбнулся парень. – Мол, раньше и девки были сговорчивее, и вино вкуснее. Разве наши предки из Бордоле? Помнится, ты рассказывал про Париж.

– Среди наших предков не было винодарей, только военные. Люди, носящие фамилию Нардин – жуткие непоседы, – усмехнулся мужчина, – и твой характер – прекрасное доказательство.

– Я знаю…

– Значит, выслушаешь ещё раз, не переломишься. Мог бы и чаще приезжать.

– Отец, ты же знаешь – служба!

– Знаю, Никита, знаю…

– Немцов тебе привет передавал.

– Владимир? Тоже хорош, мог бы и заглянуть к старику.

– Тебе пятьдесят лет – и ты считаешь себя стариком? – улыбнулся Никита.

– По опыту прожитых лет я старше вас обоих, вместе взятых, – пробурчал отец. – Ладно, приехал – и хорошо. Рассказывай, что в мире нового? Абреки не шалят?

– Есть немного. В открытую не рискуют, но по мелочи паскудничают.

– А эти, мать их… благодетели?

– Отец, почему ты так Орденских не любишь? Они, конечно, козлы, но ты их просто на дух не переносишь!

– Есть за что… Демидовск так и держат на половинчатом пайке?

– Ничего нового, – пожал плечами Никита, – в отряде поговаривают, что некоторые товары мы заказываем через посредников. Орден почувствовал силу, и вполне понятно, что хочет её ограничить. Даже через Москву пробовали надавить, но наши быстро разобрались и послали центр куда подальше. В общем – всё как всегда.

– Как всегда, говоришь, – мужчина прищурился, провёл рукой по шраму на подбородке и задумчиво продолжил, – ну что же, может, и пора… Слушай, Никита, отпуск мы проведём не здесь. Я тебя не зря сюда телеграммой вытащил. Понимаю, что в твоём возрасте гораздо интереснее отплясывать на карнавалах в Рио, чем слушать байки старого отшельника. Но есть одно дело, которое я хочу закончить. Пока не одряхлел…

Вечером, после сытного ужина, они уселись на веранде, освещённой несколькими лампами. На небольшом столике стояла бутылка красного вина, привезённого Никитой, и тарелка с нарезанным сыром. В противомоскитную сетку бились привлечённые светом насекомые. Где-то в темноте хрипела большая гиена. Мир жил своей обычной жизнью.

– Какое дело, отец?

– Не торопи события, сынок. Это долгая история…

– Разве мы куда-нибудь торопимся?

– Сегодня нет, – покачал головой отец. – А вот завтра времени на разговоры не останется. Нас ждёт небольшая прогулка на Юго-Запад.

– В сторону Демидовска?

– Нет, ещё дальше. В горы.

– Отец, там рядом Джохар-Юрт…

– Мы пойдём не напрямую, а через Сао-Бернабеу. Затем от Рио спустимся вниз по побережью.

– Ты задумал опасное дело, – нахмурился парень. – Нас только двое…

– Не опаснее, чем жить. Тем более, – усмехнулся его отец, – что завтра нас будет трое.

– Трое? – переспросил Никита. – Кто третий?

– Один мой старый друг. Ты знаешь, – мужчина попробовал вино, посмотрел на бокал и удивлённо хмыкнул, – что в этот мир я попал ещё в 5 году. Это 1988 год по летоисчислению Старого Света. В те времена людей здесь было мало. Четыреста с лишним тысяч жителей. Большинство из них жило в районе Виго, Нью-Портсмута и Порто-Франко. Даже Вако ещё не было. На его месте был форт с небольшим гарнизоном. Его называли Западным или «Последним Приветом». Самая крайняя точка нового мира. Именно здесь, на границе этого форпоста, начинались дикие земли, где не ступала нога человека. Не было ни Демидовска, ни Аламо. На побережье, там, где сейчас расположился форт Линкольн, стояло несколько рыбачьих хижин. Люди собирались в небольшие группы и на свой страх и риск отправлялись на запад. Словно в Старом мире, когда осваивали Дикий Запад. Многие из них умирали от лихорадки, погибали в стычках с бандитами или становились кормом для местной фауны. Но, кроме поселенцев, были организованы и несколько научных экспедиций. «Для изучения Нового мира», – как любили говорить люди Ордена.

– А с кем был ты? – неожиданно спросил Никита.

– Я, – усмехнулся отец, – был сам по себе.

– А мама?

– Мама… – запнулся мужчина, – Элен была со мной. Всегда…

Они немного помолчали. Никита почти не помнил своей матери – она погибла, когда ему было около четырёх лет. Так она для него и осталась светлым образом на нескольких чудом сохранившихся фотографиях. Когда подошло время учиться, Нардин-старший собрал вещи, посадил ребёнка в машину и отправился в Порто Франко. В 1993 году это был единственный город, где присутствовали школа и интернат. Чуть позже они перебрались в Аламо. Два года тому назад, когда Никите исполнилось восемнадцать, он, посоветовавшись с отцом, отправился в Демидовск и поступил на службу в Русскую армию. Отец построил этот дом и зажил неторопливой жизнью отшельника. Иногда к нему приезжали городские охотники, для которых он организовывал охоту на антилоп, наведывались знакомые из Демидовска. Обычная, ничем не примечательная жизнь. Возможно, кто-то назовёт её скучной. Может, это и так…

– Папа, всё это я слышал и раньше. Но ты никогда не рассказывал мне одну историю.

– Какую?

– Почему решился придти в этот мир?

– Почему? – переспросил отец. Он немного помолчал, провёл рукой по лицу и задумчиво повторил: – Почему…

21988 год. Кальви, Корсика. База Иностранного ЛегионаВторой парашютно-десантный полк

Плотный мужчина с четырьмя майорскими полосками на погонах встал из-за стола и подошёл к стоящему посередине кабинета мужчине.

– Поль, мне чертовски жаль, что так получилось, но ты же понимаешь…

– Так точно! Я всё понимаю, mon commandant![1]

– Это сокращение, задуманное в Париже… Мне кажется, они поторопились.

– Мне тоже так кажется, но ничего не поделаешь – приказ есть приказ.

– Нам будет тебя не хватать, Нардин…

Поль Нардин – это я. Да, именно так, с ударением на второй слог. Мне тридцать четыре года, и при росте метр семьдесят пять во мне около восьмидесяти пяти килограммов. Причём, смею вас уверить, что ни одного грамма не приходится на жир. Я смугл и черноволос, хотя седина уже серебрится на коротко подстриженных висках. Глаза тёмно-зелёные, привычно прищуренные, как это бывает у европейцев, которые много времени провели в жарком климате. Что ещё? Худощавое скуластое лицо и шрам «образца 1978 года» на подбородке – память о майской переделке в Заире. Сейчас я нахожусь в городке Кальви, на Корсике. Это родина Христофора Колумба, место, где адмирал Нельсон остался без глаза, и база нашего Второго парашютно-десантного полка. В отставку выхожу в звании сержант-шефа. За плечами три контракта и пятнадцать лет выслуги, по которой я имею право на персональную пенсию. Она не велика, но с голоду не умру. Надо заметить, что третий контракт я отработал не полностью. Мне оставался целый год, но увы – это не моя вина. В Париже, после бурных и продолжительных дебатов, всё же приняли решение о сокращении Иностранного Легиона. Причина? «Слишком дорого для Франции!». Ну что же, может быть, и так… Как бы там ни было, но француженки не стоят напротив министерства обороны с гневными плакатами, требующими вернуть своих сыновей домой из какой-нибудь африканской задницы. В таких опасных местах отдуваемся мы – легионеры. Забыв про эту «мелочь», сокращение прошлось по нашим базам железной щёткой. Сегодня, с опозданием в месяц, пришёл приказ и мне. «Увольнение по причине сокращения». Отныне Поль Нардин предоставлен сам себе. В конце концов, майор прав – я ещё достаточно молод, чтобы заняться чем-то иным, кроме как восстанавливать «конституционный порядок» где-нибудь в Африке или в Южной Америке. Не я первый, не я последний…

Через месяц я вернулся в Париж, где родился и вырос. Навестил мать. Она постарела. В её некогда чёрных, как вороново крыло, волосах появились серебряные пряди. Моя вина… Мы, скажу честно, мало общались. Вскоре после смерти моего отца, в 1971 году, у неё появилась новая семья. С отчимом, служащим в нотариальной конторе, мы, как это говорится, «не сошлись характерами». Он считал меня слишком наглым, а я его – слишком большой сволочью. В канун моего восемнадцатилетия мы крепко повздорили. Этот жирный придурок позволил себе сказать резкость про моего покойного отца. Секунду спустя он неожиданно упал, причём так неловко, что сломал себе челюсть. Прискорбный случай сказался лишь на его аппетите (несколько недель он питался через трубочку), но наших отношений не улучшил. Не скажу, что меня это сильно опечалило. В результате всего этого в 1973 году, после получения степени терминаля,[2] я отказался продолжать учёбу и завербовался в Иностранный Легион. Про службу рассказывать не буду. Если это вас интересует по долгу службы, то всё подробно описано в моём личном деле. Там найдётся всё, начиная от учебной базы в Кастельнодари.

Ещё мгновение – и я вижу ворота кладбища Сент-Женевьев-де-Буа, в сорока километрах от Парижа. Чуть левее православной церкви Успения Божьей Матери – несколько дорогих для меня могил. Здесь похоронены мой отец, дед и даже прадед. Нет, фамилия Нардин не русская. Предки были французами, которые после Французской революции уехали в Россию. После 1917 года они вернулись обратно. Если сказать точнее, то вернулся мой прадед с семьёй. Круг путешествий «русских французов» (как назвали нашу семью соседи) замкнулся. Пятнадцать лет спустя я возвращаюсь к своим истокам, оставив в прошлом бесшабашного юношу, который любил жизнь. Мечты развеялись прахом, а прошлое иногда приходит по ночам. Оно садится у изголовья и таращит свои мёртвые глаза в пустоту. Хотя нет, это другое прошлое. То, что заставляет просыпаться в холодном поту, когда вижу чёрно-белую кровь и погибших друзей. Странно, но мои сны никогда не бывают цветными. Может, это и к лучшему? Отгоняю от себя эти видения, просиживая до рассвета у окна, выходящего на тихую парижскую улочку, но они не уходят. В комнате прохладно, по стеклу стекают капли дождя, а я кожей ощущаю африканскую жару и слышу звуки очередной войны, о которой забыли спустя несколько месяцев после того, как отгремели последние выстрелы. Для меня это воспоминания с привкусом горечи и боли. Для других – ещё одна точка на карте мира, где схлестнулись интересы политиков и дельцов. И, конечно, ещё одна подходящая тема для журналистов, чтобы привлечь аудиторию для телевизионных каналов и продажных бульварных листков.

Подходящей работы на родине не нашлось. Были несколько предложений, но я, немного подумав, отказался. Слишком тонкая грань между криминалом и честным бизнесом. Вы можете не верить, но даже у наёмников есть определённый кодекс чести. Так бы, наверное, и мучился, как это часто случается с легионерами, которые так и не смогли найти своё место в мирной жизни. На моё счастье (или несчастье, не знаю) из полка мне переслали письмо от моего старого приятеля Джузеппе Марино. Человека, с которым дружил больше десяти лет и бок о бок участвовал во всех переделках, где принимал участие наш второй парашютно-десантный полк. Вместе с ним мы штурмовали отель Импала в Кольвези и глотали пыль в Африке. Старина Пеппино[3] после того, как три года назад ушёл в отставку, уехал в Америку, где поселился в маленьком городишке Флоресвиль, неподалёку от Сан-Антонио. Первое время он работал телохранителем у одного техасца, занимавшегося нефтяным бизнесом, а потом женился на худенькой гречанке по имени Ия и устроился в частную охранную фирму. Купил в кредит небольшой домик и живёт, наслаждаясь сомнительными прелестями тихой семейной жизни. Как я понял из нескольких скупых строк, клиентов у его конторы немного. Обслуживают небольшую корпорацию, которая трясётся над своими секретами, как курица над первым яйцом, и денег на охрану не жалеет. По словам Джузеппе, работа не пыльная (он уже отрастил небольшое брюшко и привык к телевизору по вечерам). Согласен – это лучше, чем устанавливать порядок в очередной банановой республике, которая не поспешила прогнуться перед нашими толстосумами. Почему бы и мне не попробовать пожить спокойной и размеренной жизнью? Ожирение мне не грозит – в нашем роду отродясь толстяков не было.

Воскресная прогулка по Парижским улочкам хорошего настроения не прибавила. Нет, я не расист, но увольте меня от сомнительного удовольствия лицезреть засилье иностранцев во Франции… Странный взгляд для легионера, скажете вы? Да, может быть, и так, но appeler un chat un chat,[4] есть разница между наёмником, рискующим своей шкурой, и пришлым бездельником, сидящим на шее налогоплательщиков. Помяните моё слово – пройдёт лет двадцать, и эти приезжие будут жёстко диктовать свои правила нашим пышнотелым и обленившимся рантье. История знает множество примеров, когда чужаки низвергали целые империи в бездну хаоса и запустения. Так будет и с Францией, дайте им только время.

Америка… Не скажу, что меня привлекает эта страна, но выбирать не приходится. Тем более, что Техас – это, наверное, единственное место в этой стране, где люди ещё не заражены новомодным словом «толерантность». Где до сих пор гордятся своими сыновьями, служащими в морской пехоте, и презрительно кривят губы при виде женоподобных мужчин.

Поздно вечером я созвонился с Джузеппе. Связь была не ахти какой, но даже расстояние не смогло приглушить его радостные вопли.

– Медведь! Рад тебя слышать, дьявол тебя раздери!

Медведь – это я. Точнее – это прозвище, которым меня окрестили в Легионе. И «крёстным отцом» был именно Пеппино. В одной африканской дыре, куда нас отправила Франция, ему попалась в руки изодранная книга без обложки. Читать он не любил, но чего не сделаешь от скуки? Вот он и вычитал о происхождении некоторых имён. Выяснилось, что Нардин – это усеченная форма от итальянского имени Бернарден, с германскими корнями. «Храбрый медведь». Не знаю, но мне не нравится затасканное выражение «храбрость». Хуже него только «мужественность». Вслушайтесь в истеричное «он мужественно терпел…». Так и тянет пустить слезу, глядя на очередного обрюзгшего страдальца, томно взирающего на мир. Мужчина никогда не терпит, не выносит и не страдает. Он действует. Действует и борется – даже тогда, когда весь свет восстаёт против него.

– Привет, Джузеппе! Слышал, что ты стал большим любителем пива и гамбургеров?

– Как бы не так, Поль. Стараюсь держать себя в форме.

– Ну-ну… Бегаешь по утрам? Или для этого ты женился на гречанке? – усмехнулся я. – Понимаю, mieux vaut tard que jamais.[5] Может, из тебя ещё и выйдет приличный человек. Хотя, вспомнив несколько амурных историй…

– Оставь свои грязные намёки, сержант!

– Упаси меня бог, Пеппино.

– Ия говорит, что она позаботится о твоей судьбе. У неё на примете есть одна приличная девушка, так что скучать не будешь…

– Гречанка?

– Конечно! Её кузина. Девушке пора замуж и…

– Ах вот как! – засмеялся я. – Тогда начинаю подумывать о том, чтобы отказаться от этой рискованной поездки. Вспомни слова Эрюлена!

– Разве наш полковник что-то имел против женщин?

– Нет, но он сравнивал женатого человека со взведённой гранатой…

– Не переживай, Медведь! Вспомни, что наёмники не умирают…

– Да, конечно. Они спускаются в ад, для перегруппировки. Что там с работой, Пеппино?

– Тоска смертная, – вздохнул он. – Правда, есть одно интересное предложение, но это не телефонный разговор. Обсудим при встрече.

– Надеюсь, ничего противозаконного?

– Lascia stare, Медведь![6]

Поговорив ещё несколько минут, я прояснил некоторые вопросы о предстоящей работе. Как я уже говорил, основным клиентом является небольшая корпорация. Охрана обеспечивает неприкосновенность её территории, а точнее – научного центра. Учитывая, что в городе расположен форт Сэм Хьюстон, один из крупнейших сухопутных военно-медицинских центров, ничего удивительного, что служба безопасности скучает без дела. Недолго думая (и сверившись с расписанием полётов), я сообщил Джузеппе дату своего прибытия. Выслушал очередную порцию криков и даже улыбнулся. Приятно, чёрт меня побери, когда тебя ждут! Жизнь меня никогда этим не баловала.

Прямого рейса в эту дыру, естественно, не было, поэтому летел с пересадкой, через Нью-Йорк. Вещей, учитывая кочевую жизнь, было немного, всё уместилось в одну небольшую сумку. Пачка армейских фотографий, несколько медалей, полученных за время службы – и всё. Заглянул в ювелирный, выбрал (пусть и с опозданием) свадебный подарок для жены Джузеппе, и уже через два дня покинул Францию. Впервые – как гражданское лицо…

31988 год. Флоресвиль, Сан-Антонио, штат Техас

Прилетев на место, Пеппино среди встречающих в аэропорту я не обнаружил. Сказать, что я удивился – это значит вообще промолчать. Несмотря на своё происхождение, Джузеппе отличался небывалой для итальянца пунктуальностью и педантичностью. Телефон тоже не отвечал, и добираться мне пришлось самому. Была мысль задержаться в Сан-Антонио на денёк-другой, чтобы осмотреть знаменитую миссию Аламо, но рассудив, что это удовольствие от меня не убежит, я отправился к Марино домой. До Флоресвиля было около тридцати миль по хорошей живописной дороге (сельские пейзажи и нефтяные вышки), и меньше чем через час я уже подходил к дому итальянца.

Можно сказать, что успел вовремя. Вовремя, чтобы присутствовать на похоронах Джузеппе Марино. Ровно за трое суток до моего приезда он погиб на дежурстве. Глупый несчастный случай… Хотя смерть редко бывает умной и своевременной. Она из тех гостей, кто не спрашивает о наших планах на завтрашний вечер. Последующие несколько дней, как это любят писать в романах, выпали из моей памяти. Нет, я не впечатлительная дамочка, чтобы впадать в истерику при виде трупа, но рыдающие женщины вызывают неприятные воспоминания. К тому же вид напомаженного и ухоженного мертвеца, лежащего в аккуратном гробу, вызывает ощущения чего-то искусственного. Видно, я привык к другим её образам, в которых нет «театральности смерти», как любил говорить один мой знакомый.

Прошло два дня. Однажды утром я сидел на веранде с банкой пива (дьявол раздери это американское пойло!) и подумывал о том, что пора подыскать себе новое жильё. Не могу же я вечно пользоваться гостеприимством человека, которого практически не знаю. Жена, а точнее, вдова Джузеппе, полагаю, думала так же. Так бы я и уехал со спокойной совестью, если бы не одна её реплика, брошенная во время завтрака.

– Это всё из-за «Нового мира»… – тихо сказала Ия и отвернулась, чтобы скрыть слёзы.

– Нового мира? – непонимающе переспросил я.

Она не ответила и вышла из кухни. Через несколько минут собралась и уехала по каким-то делам в Сан-Антонио. Не бежать же за ней и спрашивать, что она имела в виду?! Захочет – сама расскажет. Но фраза в голову запала. Что это за «Новый мир»? Не люблю я пышные названия. Сразу появляются нехорошие ассоциации. Новый мир – новые люди… Очередные «избранные»? Дьявол меня раздери, во что умудрился впутаться Джузеппе?!

Когда Ия вернулась домой, я усадил её за обеденный стол и сел напротив.

– Рассказывай.

– Что я должна вам рассказать, Поль? – нервно спросила она.

– Про «новый мир» и как это связано со смертью Джузеппе.

– Я ничего не знаю, – пряча глаза, сказала Ия.

– Ты уверена?

– Да…

– Пеппино был моим другом. И я хочу выяснить, что произошло.

– Не надо, – покачала головой Ия. – Лучше не надо…

– Как знаешь, – подвёл итог я и на следующий день перебрался в Сан-Антонио. Остановился в небольшой гостинице неподалёку от набережной. Не самое плохое место, чтобы затеряться в этом городе. Хотя скажу честно – прятаться не входило в мои планы. Адрес корпорации, которую охранял Марино, я знал. Спросил у вдовы. Не буду утверждать, что она была рада этому, но на вопрос ответила. Центр был расположен на окраине Сан-Антонио, в стороне от туристических маршрутов и военных баз. Несколько ангаров и новомодное административное здание, блестевшее зеркальными окнами, как ёлочная игрушка.

Для того, чтобы получить информацию об охраняемом объекте, не обязательно брать его штурмом. Не надо взрывать ворота и делать подкопы. Оставьте это удовольствие суперменам из шпионских фильмов. Достаточно присмотреться к людям, которые там работают. Где они отдыхают, где развлекаются. Мне хватило трёх дней, чтобы вычленить из общей массы несколько человек. Один из них засиживался в баре, находящемся неподалёку. Пил пиво, катал шары в пул и флиртовал с пухленькой официанткой. Познакомиться с ним не составило большого труда. Особенно после того, как я проиграл ему несколько партий. Выставил на стойку бара свой проигрыш, равный пяти бокалам, и мы разговорились. Я представился французским туристом, благо этих бездельников в Сан-Антонио хватало с избытком. Надо отдать должное этому головастику из исследовательского центра – собеседником он оказался интересным. Рассказал некоторые интересные факты из истории города, начиная от высадки испанцев в 1691 году и заканчивая историей о штурме Аламо в 1836. Даже про нож Боуи рассказал. Знание американской истории не входит в число моих достоинств, но этот знаменитый нож видеть доводилось. Как это связано с Аламо? Самым тесным образом. Оказывается, его «создатель», полковник Джеймс Боуи, был одним из тех, кто возглавил оборону этой крепости. Кстати, нож хоть и считается его изобретением, таковым не является. Авторство принадлежит другому человеку, простому кузнецу по имени Джеймс Блэк, так что очередная американская легенда оказалась с небольшой червоточиной. Впрочем, как и большинство легенд.

От историй мы плавно перешли к фильмам. Обсудили премьеру «Последнее искушение Христа» и разошлись, договорившись встретиться завтра, чтобы устроить матч-реванш. Нет, я не задавал ему никаких вопросов. Так, несколько нечаянных оговорок, вскользь брошенных фраз, сказанных с одной целью – посмотреть на его реакцию, не более того. Я не пытался выяснить чем он занимается на своём рабочем месте и пропуск из кармана тоже не крал. Всему своё время.

Следующим вечером мой собеседник не появился. Честно прождав час, я допил пиво и вышел на улицу. Теплый летний вечер… Жара уже спала, в воздухе висел аромат цветов, смешиваясь с запахом нагретого за день асфальта. У входа в бар меня ждали. Два человека, чей внешний вид навевал мысли о близнецах. Нет, близнецами они не были, но если судить по одежде, одевались у одного портного. Причём пошиты костюмы со знанием дела – оружие под пиджаками было практически незаметно.

– Вам не жарко, ребята? – усмехнулся я.

– С вами хотят поговорить, – сказал один из них и, сделав небольшую паузу, кивнул на машину, – но не здесь.

– А с чего вы взяли, что я захочу с вами разговаривать?

– Думаю, нам не стоит ссориться, мистер Нардин. Дело в том, что мы хотели бы внести некоторую ясность в ситуацию, которая сложилась после смерти вашего друга.

– Джузеппе?

– Именно, – кивнул мой собеседник.

– Вы из полиции?

– Нет.

– Почему я должен вам верить?

Он пожал плечами и не ответил. Глядя на эти лишённые выражения, лица я задумался. Сдаётся, что вчерашний партнёр по бильярду оказался не таким дураком и всё же сбегал в службу безопасности, чтобы рассказать о странной фразе, сказанной туристом-французом. Ну что же, я на это и рассчитывал. А может, и не он, а Ия. Кто знает…