Текст книги "Муравьиный Бог"

Автор книги: Игорь Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Глава вторая. Райские кущи

Иногда муравьи пьянствуют. В муравейниках проживает множество насекомых (домашний скот), которых обычно подкармливают сами муравьи. В качестве платы эти постояльцы вносят разнообразие в муравьиное меню. А жук-ломехуза своими эфироподобными выделениями просто-напросто спаивает муравьев. Пьяная братия бросает работу, холит и лелеет жука, пожирающего их куколок и личинок. Шестиногие наркоманы отдают жуку на растерзание своих детей! Пораженный ломехузоманией муравейник быстро вымирает.

А.Захаров

Месяца через два пришёл приказ о демобилизации майора Лазарева из действующей армии.

Отец вернулся из штаба и сразу выпил стакан водки.

Он налил себе второй, но тут вбежала в дом Ирина и стала ему что– то говорить взволнованно и громко.

Женька отложил в сторону тетрадь по математике и прислушался.

– Да ты спасибо должен командиру сказать! – громко шептала Ирина. – Демобилизовали – и слава Богу! Гори огнём этот Афган!

– Молчи, – откашлялся отец, – не твоего это ума дело. Не простили плена. Как был майором, так и отправили на огород. Да пусть хоть в лейтенанты, но я же – лётчик! Я же могу то, чего другие не могут! Я рапорт подам… В Афган.

– Да ты о Женьке подумай! – взвилась Ирина. – А если с тобой что случится? А командир тебе дело говорит: поедешь в Тюмень, летать будешь!

Отец уставился на Ирину непонимающим взглядом, затем перевёл взгляд на Женьку и хрипло сказал.

– Демобилизовали нас, сынок. Будем теперь в Западной Сибири комаров кормить.

* * *

Первый секретарь горкома партии поднялся и вышел из-под портрета Леонида Ильича на встречу вошедшим Павлу, Ирине и Женьке.

– Самотлор приветствует героев Афгана!

– Здравия желаю, – произнёс отец и осёкся, – извините, привычка.

– Хорошие привычки менять не нужно! – потрепал Женьку по голове секретарь. – Кем хочешь быть?

– Лётчиком, – ответил Женька мгновенно.

– Потомственным! – поднял палец вверх секретарь и протянул руку отцу. – Сергей Сергеевич!

– Майор Лазарев, – крепко пожал руку первого секретаря отец и добавил, – в отставке.

– Герои в отставку не уходят! – дружелюбно похлопал майора по плечу секретарь. – А как зовут вашу очаровательную супругу?

– Ирина Петровна, – задержала руку секретаря чуть дольше необходимого Ирина.

– Присаживайтесь, – Сергей Сергеевич указал на стулья у длинного стола. – Нижневартовск – город не простой. Но постараемся принять вас по нашему, по Сибирски. Вам, как начальнику лётного отряда мы выделили квартиру. Двухкомнатную! Подъёмные, соответственно…

А Ирине Петровне могу предложить работу на нашем телевидении.

– Телевидении? – радостно вскинула брови Ирина. – У вас есть телевидение?

– У нас всё есть! – приосанился первый секретарь. – Небольшое, но своё! – он тут же расслабился и тихо открыл секрет чуда. – По случаю высокого визита притащили из Москвы оборудование, а вывоз – мы своими рычагами отсрочили. И теперь, кроме программ Центрального телевидения, нефтяники Самотлора раз в неделю смотрят местные новости.

– А я смогу? – скромно потупила глазки Ирина.

– Сможете, – липким взглядом секретарь оценил пышные прелести Ирины, – начнёте с должности главного администратора.

– Спасибо! – расправила плечи новый главный администратор.

– А на вас, товарищ Лазарев, большие надежды. Здесь, конечно, нет стрельбы по вертолетам, но есть свои проблемы. Машины падают… Лежат по-болотам.

– Причины? – коротко поинтересовался отец.

– Перегрузка, износ двигателей, – помялся секретарь и решился, – а в основном от бесшабашности и разгильдяйства! У кого сознание определяет бытиё, а у кого – питиё… Ну, а будущий пилот может завтра уже отправлятся в школу!

Женька взглянул на секретаря и увидел, что тот неотрывно следит за Ириной.

* * *

Женька слегка опоздал и вошёл в класс посреди урока пения.

«Всё могут короли, всё могут короли…» – гнусными голосами выли хором его новые однокласники.

Учительница пения повернулась в сторону вошедшего и хрипловатым, пропитым баском поинтересовалась: – Лазарев? Евгений?

– Ага, – подтвердил её сообразительность Женька.

– Какую музыку любишь? – поправила баян на коленях учительница. Насмешливые взгляды вперились в Женьку кольями.

– Тихую, – нашёлся Женька, и все девчонки негромко хохотнули. Лица мальчишек были урюмо-непроницаемы.

– Ты откуда приехал? – не унималась учительница.

– Из Хивы. – отрапортовал Женька.

– Это в Казахстане? – проявила полную географическую тупость учительница.

– В Узбекистане. – вежливо поправил её Женька.

– Узбек, значит! – крикнул плюгавый мальчишка и класс расхохотался, словно это была удачная шутка.

– Тихо, тихо, уркаганы! – рявкнула учительница. – Какой у тебя голос, Евгений?

– Голос? – не понял вопроса Женька. – Человеческий.

– Узбецкий! – не унимался плюгавый.

До плюгавого было два шага.

Ростом Женёк был мелковат, но жизнь в Хиве научила его драться беспощадно. Он сделал два шага и влепил плюгавому кулаком в нос.

– А-а! – заорал плюгавый и кровь полилась на его клетчатую рубашку.

– Бей узбека! – заорал толстый переросток и толпа мальчишек накинулась на Женьку, как свора собак.

– Стоять! Стоять! – пыталась остановить драку учительница пения. Нападавших было много и они просто смяли Женьку. Его давили и топтали ногами, но он умудрялся и в таком положении укусить противника за ногу, либо пнуть куда-попало ногой.

* * *

В кабинете директора школы Женька вёл себя спокойно, с достоинством. Он всё больше молчал и слушал, как ябедничали жалобными голосами плюгавый и толстый.

– Хватит травить! – вмешалась учительница пения. – Вы зачем на пацана наехали? Кто его узбеком обозвал? Уркаганы!

– Спокойнее, спокойнее, Маша, – урезонил уительницу директор, – разберёмся. Идите – ка все, а ты, Евгений, останься.

Учительница пения пнула толстого так, что он вылетел из кабинета, плюгавый трусливо засуетился вслед.

Директор помолчал, а потом спросил Женьку:– И на что же ты так обиделся? Ты же русский?

– Я не за себя, – вздохнул Женька, – за друзей. Чего им плохого узбеки сделали?

– А! – вдруг засмеялся директор. – Я же забыл! Ты ведь у нас воин-интернационалист! Ну, тогда, так им и надо…А не боишься, что тебе накостыляют после уроков?

– Не боюсь, – соврал Женька.

– Это хорошо, – постучал карандашиком по столу директор, – трус не играет в хоккей. Только давай так договоримся: – больше ты не дерёшься. У нас тут с этим строго. Можешь и на «зону» загреметь. Ты лучше приходи ко мне после уроков в секцию.

– Какую секцию? – не понял этого слова Женька.

– Спортивную. – записал что-то на бумажке директор. – Будешь заниматься в секции борьбы «самбо». У меня там парни хорошие. Интернационалисты.

– Ладно, – обрадовался Женька, – прийду.

Женька вышел из кабинета директора и выглянул в окно. Темнело в августе рано, и в лёгких, ещё дневных сумереках, полуголые, кривые сосны напротив школы вдруг вытянулись, засветились отблесками уходящего солнца и Женька отчётливо услышал крик муэдзина, собирающего паству к вечерней молитве.

* * *

Весна затягивала свой приход и в июне было холодно.

– Ну, что могу сказать, – нормально. – отец покрутил в руках табель с пятёрками. – Так держать. Чтобы в девятом классе было ещё лучше. И чтобы в следующем году в финале ты выиграл, а не этот – «жир-пром»!

– Батя, – басовито заметил заметно подросший, повзрослевший Женька, – он же на десять килограмм больше меня весит!

– А ты не ломись в лоб! – азартно продолжил отец. – Ты его гоняй по кругу, он под своими килограммами и загнётся!

– Ладно, – примирительно согласился Женька, – сделаю.

– Держи фасон, Женька. – Пусть другие ползают, сынок, а тебе-владеть небом.

* * *

Ровно через неделю отец разрешил Женьке самостоятельно поднять вертолёт в воздух! У машины их встретил Андрианов, друг и второй пилот отцовского экипажа. Заметный мужик с лицом не стареющего бабника.

– Салют мальчишам! – откозырял лихой пилот.

– Всё, Володя, – усмехнулся отец. – Собирайся на пенсию. Я смену привёл.

– Правильно! – обрадовался Володя, – Пилотов на Севере не хватает, нам такая смена нужна! Но – вторая смена!

– Хватит тебе, старый кобель, медиков дурить! – усадил отец Женьку в кресло второго пилота. – Говорят, что на последней комиссии ты снова на два года стал моложе по документам? Так мы и не дождёмся твоего юбилея!

Андрианов хитро подмигнул и громко пропел:

– Мать-природу не обманешь и судьбу не об…бёшь,

На год ты моложе станешь, если тёлку з…бёшь! На взлёт, мальчиши!

* * *

Левая рука отца страховала правую руку сына, но рычаг управления был у Женьки! Голос отца звучал ровно и уважительно, он коротко отдавал команды и немногословно комментировал действия юного пилота.

Неба Женька не боялся – там было просторно!

Частокол тайги и проплешины болот оставались где-то далеко внизу, а Женькина душа была в этот момент рядом с отцовской. Сладкое чувство счастья накрепко впитывалось в каждую клетку его мозга. Отец с удивлением поглядывал в сторону сына, который вёл себя в кресле пилота как заправский асс:

– Как увидишь большую воду – будь начеку. В любой момент может может затянуть в нисходящий….

– А мы её – по краю! – прокричал Женька и заложил крутой Вираж. – Гюрза пошёл!

– Не выпендривайся, – строго сказал отец, но посмотрел на сына с любовью и гордостью.

* * *

Как-то летом, после очередного полёта, Женька решился и спросил отца о маме.

– Слушай, батя. Может я бы написал бабушке…То есть – маме.

Он так и не понял, почему отец так разозлился и стал орать:

– Захочет тебя увидеть – сама напишет!

Женька понял, что отец не хочет будоражить этими разговорами Ирину, и решил действовать самостоятельно. Он послал письмо точь-в-точь, как Ванька Жуков дедушке: «УССР, г. Житомир. Шияновой Галине».

* * *

Осенью его вызвали к директору школы. Кроме самого директора, в кабинете сидело несколько крепких, явно приезжих, дядек и начальник Горотдела милиции, не раз бывавший дома у Женьки.

– Тебе сколько лет, Женёк? – поинтересовался один из чужаков, состроив доброжелательную мину.

– Пятнадцать, – вежливо ответил Женька и ощутил, как нехорошее предчувствие надулось пузырем в его груди.

– Да ты уже взрослый мужик! – похлопал его по плечу другой дядька и закурил.

– Ты что же это по такому адресу странному письма пишешь? – первый протянул ему знакомый конверт. – Не знаешь бабушкиного адреса?

– Не знаю, – виновато опустил голову Женька, – я её никогда не видел…

– Понятное дело, – поспешил первый, – это я так, пошутил. Бабушка тебя больше года разыскивала. А что, разве у отца ты не мог точный адрес узнать?

– Так он, – начал фразу Женька и осёкся. Он увидел, как внимательно уставились на него все присутствующие в кабинете, и понял, что происходит нечто очень серьезное, – он тоже её никогда не видел, – пробомотал Женька, и ему показалось, что в глазах у дядек промелькнула злоба.

– Это ты мне брось, – наклонился к самому его лицу второй, – сам знаешь, до появления детишек на свет у родителей свадьбы бывают, а на свадьбах молодые пьют-закусывают вместе с родителями.

Первый остановил второго достаточно резко:

– Оставь парня в покое! При чём здесь он? Что он может помнить о свадьбе?

– Мало ли что, – буркнул второй и закурил.

– А бабушка? – встрепенулся Женька. – Она нашлась? То есть, я понимаю, вы нашли её!

– Мы-то нашли, – погасил сигарету второй, – только бабушка твоя не дождалась встречи. Померла твоя бабуля.

Женьку качнуло из стороны в сторону, и его подхватил под руку начальник Горотдела.

– Ну, что ты за козел такой? – неожиданно взвился первый. – Что же ты так, с плеча?

– Так здоровый мужик уже! – растерянно пробормотал второй. – Зачем ему мозги пудрить? Умерла бабушка – и точка.

Женьке стало жалко бабушку, но не так, чтобы до слёз. Бабушка была существом нереальным, фантастическим, и её смерть не имела для Женьки физических ощущений.

– Мама об этом знает? – как-то очень хитро построил фразу Женька, надеясь, что это поможет получить мгновенную информацию.

– Иди-ка ты на свою физику, – грустно подмигнул первый, – а то двойку схлопочешь.

– Это точно! – директор подошел и обнял парня за плечи. – Я тебя сегодня домой на машине отвезу, хорошо?

– Зачем? – пересохшими губами пробормотал Женька.

– Не «зачем», а «почему»! – строго поднял палец вверх директор. – Пора тебе уже овладеть русским языком.

– Да, вот ещё, – встал и похлопал Женьку по плечу первый, – отца твоего срочно вызвали. По службе. Так что ты, парень, должен проявить сознательность и самостоятельность. Ты комсомолец?

– Ещё нет, – тупо отчеканил Женька. – А когда отец вернется?

– Не скоро, – ухмыльнулся второй, – так что у тебя теперь полная свобода, парень!

Директор вывел Женьку из кабинета и отправил в класс, наказав после уроков обязательно зайти к нему вновь. Женька послушно мотнул головой и двинулся по длинному коридору в сторону класса.

Бабушка умерла.

Порыв ветра хлопнул рамой приоткрытого окна. Не раздумывая Женька отворил его и сиганул на бетонные плиты двора прямо со второго этажа.

* * *

Шёл он быстро, но старался себя сдерживать и не бежать, чтобы не привлекать лишнего внимания. Он шёл по главной улице города, а машины неслись навстречу – движение по кольцевой трассе было односторонним. Тяжёлые, как танки, «Камазы», шустрые «Татры», с кривоногими задними колесами, канадские «Катерпиллеры» и отечественные «Газоны» ползли по бетонке, обдавая Женьку жаром, душным запахом солярки и клубами пыли.

* * *

Двери в квартиру были распахнуты настежь.

Заплаканная Ирина собирала разбросанные по комнате вещи, книги и бумаги. При виде Женьки она взвыла нехорошим голосом и села на пол там, где стояла.

Он не знал, что делать – Женька не мог себе представить, что Ирина будет так переживать по поводу смерти бабушки. Ирина плакала навзрыд, и нос её становился все краснее и больше, она размазывала слезы по щекам и кашляла затяжными сериями. Наконец она сумела взять себя в руки и выдавить из себя несколько слов:

– Тебе уже сказали?

– Да, – пробормотал Женька, – вызвали к директору и сказали…

– Суки! И тебя не пожалели!

Логичного понимания происходящего у Женьки в голове не складывалось. Он попытался погладить Ирину по плечу, но та отпрянула от него, как от прокаженного.

– Я не знала! Богом клянусь, – не знала! Думала, что он отправил её в Житомир, что она там молится со своими братьями и сестрами… Я не верю, не верю, что он её мог убить! За что, за что мне всё это?

Гнусная боль резанула Женьку по животу.

Он ясно понял, что речь идет о матери, что суровые дядьки не случайно приехали в Нижневартовск и что Ирина говорит не об умершей бабушке. Не получалось только соединить слово «убить» и слово «мама».

– А как они узнали? – тихо переспросил он Ирину.

– А? – вздрогнула та, тупо глянула на каменное лицо мальчика и автоматически отрапортовала: – Собаки, по весне, разрыли… Он её неглубоко закопал. А в руке у неё бирка была из роддома. Твоя бирка. По ней и вычислили.

Женька развернулся и вышел на улицу.

Вокруг него двигались расплывчатые контуры и цветовые пятна. Женька догадался, что это слёзы застилают его глаза, и бросился бежать. Бежал он молча и долго, в какой-то момент свернул с трассы и остановился только тогда, когда ноги его стали проваливаться в мелкие ямки придорожного болота. Перепрыгивая с кочки на кочку, он уходил всё дальше и дальше, даже и не думая запоминать дорогу. В какой-то момент болото стало совершенно глухим, вода под ногами почернела, а вокруг выросли полузасохшие стволы топляка. Ноги его подкосились, и Женька свалился на первый попавшийся островок. Рука его провалилась в гниловатый ковер мха. По Женькиному пальцу быстро пробежала легкая, еле заметная тень, затем теней стало множество, и они обрели четкий облик маленьких чёрных насекомых. Муравьи сновали по его рукам, впивались крепкими челюстями в невесть откуда взявшуюся плоть, но Женька не ощущал боли. Он слышал голос матери:

– Господь Бог полюбил Ноя за его справедливость; остальных же Он не только наказал за порочность их, но и порешил уничтожить весь род людской и создать новых людей, чистых от греха. Поэтому Он сократил, сперва, продолжительность их жизни настолько, что они стали жить, взамен прежнего, только сто двадцать лет, а затем наслал на землю потоп…

* * *

Экстренная регенерация не прошла для Ану бесследно. Новое сине-чёрное тело было значительно меньше предыдущего, сгоревшего в аду. Ану с трудом передвигался в тесном футляре, быстро уставал и не мог толком работать. Его мысли постоянно возвращались туда, где сознание зафиксировало момент его физической смерти.

«Я был мёртв», – повторял себе он. «А жив ли я теперь?» – напрашивался следующий вопрос. Ану понимал, что основа его существования, его мозг и его генетический код были сохранены в полном объеме, но его занимала еще одна мысль: «Кто я теперь? Если я тот же, то почему тело мое иное? А если я иной, то почему мысли мои те же? Кто сделал это? И кто имел на это право?»

Раньше он читал Флавия как исторический документ, но теперь перечитывал его с самого начала, внимательно вдумываясь в междустрочье.

«Но если Бог есть, и пощадил тех, кто был добродетельным, скажем, меня, – рассуждал Ану, – то почему он не пожалел совершенно невинных зародышей, которые, по своей несознательности, не могли регенерировать в пространство? Что это? Страшное наказание или некая правильность, которую нужно понять?»

От длительного напряжения у него начинались головные боли.

Ану улавливал в пространстве раздраженные импульсы других обитателей нового Мегалополиса – его манера вести замкнутый образ жизни и ни с кем не общаться вызывала явное недовольство. Но он не мог ничего с собой поделать – устои нового пристанища разительно отличались от привычного образа жизни.

Основной проблемой была вода, точнее – её избыток.

Рабочие муравьи с утра до вечера наводили плотины и дамбы, строили мосты и мостики, причалы для прогулочных лодок и больших боевых кораблей царской флотилии. От голода и всевозможных болезней усатые работяги гибли тысячами, но на их место сгоняли новых бедолаг из южных районов Мегалополиса. Рабочих накачивали с утра отвратительным пойлом из жидкости ломехузы, и кормить их после этого было уже не обязательно. Пока были силы, работник вкалывал, а когда он ослабевал – его вышвыривали в ближайшее болото, а на его место ставили нового.

Получалось дёшево и продуктивно.

Удивительные дворцы вельмож и Цариц, массивные набережные, просторные тоннели и невероятные по красоте жилые отсеки выростали на костях безымянной толпы. Формисидаи с собственными именами, потомки Прагматов и Интуитивитов работали в различных Департаментах управления, а лучшие умы – служили на флоте.

Вода в избытке и кормила с избытком.

Каждый вечер во дворце Царицы давались шикарные балы. Всякому, кто причислял себя к сильным мира сего, следовало бывать на этих пиршествах. Столы ломились от всевозможных блюд, уставленных в три этажа, слуги исправно наполняли пустеющие бокалы. Обжорство и пьянство перемежались танцами и фейерверками, – и всё это продолжалось до полного изнеможения. Зачастую после очередного бала выяснялось, что пяток-другой гостей утонули либо померли от сердечного приступа, но это волновало окружающих исключительно с точки зрения наследства и освободившейся должности.

Утренние часы элиты посвящались борьбе с похмельем. Была разработана целая технология, по которой пьяницы отправлялись в баньки и восстанавливались пивом, горячим свекольным отваром и небольшими дозами крепких напитков. К средине дня начинали оживать каналы связи и открывались все учреждения, но ближе к вечеру всё возвращалось на круги своя, и начиналась подготовка новой оргии.

Ану сбежал с первого же застолья и более приглашений во дворец не получал.

Он чувствовал, что теряет время впустую, что его дар Интуитивита блекнет и вянет в атмосфере полного равнодушия окружающих к собственной судьбе. Несколько раз он пытался выступить в Совете Мегалополиса и поделиться с элитой своими ощущениями от происходящего, но встретил и там удивительное раздражение со стороны, казалось бы, образованных Прагматов и Интуитивитов.

Ану был чужаком. «Ну и что, что выжил в катастрофе? Герой? Его предки не служили при дворе и на государевой службе, а его внезапное появление из регенерационного канала выглядело просто неприлично: явился – не запылился. Выскочка…» С ним вежливо здоровались при встрече и кривили вслед презрительные гримасы.

«А формисидаи ли это? – задавал он себе очередной вопрос. – Возможно, это потомки других космических цивилизаций?»

За ответами на мучившие его вопросы Ану всё чаще отправлялся в ноосферу Земли. Он не разделял высокомерного презрения Прагматов по отношению к первобытным землянам и считал, что в параллельном пространстве можно отыскать сходные проблемы и сходные решения этих проблем. Он находил замечательные сгустки информации, но не мог понять, почему эти драгоценные пласты оставались невостребованными самими землянами. Информация поступала из материального мира Земли, но движения в обратную сторону не наблюдалось.

Входить в ПЗ (Пограничную Зону) Ану опасался. Он знал, что там собираются самые острые, эмоциональные информации о Земле, что любовь и ненависть витают рядом в этом участке ноосферы, тесно переплетаясь друг с другом.

Ненавидеть он не умел, как, впрочем, и любить.

Устоями формисидаев он был приучен к тому, что любовь для мужчины – это брачный вылет и дальнейшая физическая смерть. В ближайшее время Ану не собирался в новую реинкарнацию и не планировал «сладкой смерти».

Он мечтал о прямом контакте с землянами!

По законам Мегалополиса – это было преступлением. Формисидаям воспрещались прямые контакты с другими цивилизациями, а тем более – существами из параллельного пространства. Во избежание проникновения в Информационное поле формисидаев всевозможных вирусов, парапсихологические каналы Пограничной Зоны разрешалось вскрывать только по личному распоряжению Царицы. И такого разрешения ещё никто никогда не получал.

И все-таки Ану рискнул!

В ноосферу он вошёл как обычно, пользуясь пропуском Интуитивита, но, вместо функции «Получение информации», Ану выплеснул в информационное поле сигнал «Контакт». После некоторого промедления засветилась тусклыми спиралями Пограничная Зона, и это означало, что каналы связи открыты.

Страх, азарт, ощущение новой, невероятной свободы

подстегивали Ану со всех сторон! Он собрал разбегающиеся мысли вместе и послал в паралабиринт основной принцип формисидаев: «Я мыслю, следовательно, я – существую».

* * *

Комары гнусно гудели над головой и влетали в уши.

…Бабушка умерла.

Муравьишки бежали по Женькиной руке, цеплялись за редкие волосы, падали, вновь вскакивали на свои шустрые лапки и упрямо продолжали движение к только им ведомой цели.

…Мама умерла.

Папа…

Женька сунул руку в чёрную болотную лужу и ощутил, как она мгновенно стала превращаться в замерзший бесчувственный обрубок.

«Если прыгнуть в эту яму, – спокойно рассудил Женька, – то я очень быстро стану таким же холодным. И не будет так болеть живот, и не будут катиться слезы и сопли, и никто в мире не узнает, как это больно…»

Он вытащил окаменевшую руку из воды и с удивлением увидел, что чёрные муравьишки живы и упорно цепляются за волосы лапами и челюстями.

«Зачем им это? – подумал Женька. – Все равно, ведь, конец. Я больше, сильнее, их жизнь в моих руках, захочу и сброшу их в болото. И всё равно – конец, им и мне».

Он упал на спину и увидел, как спрятавшееся на зиму солнце высветило в тёмном сибирском небе высоко летящий самолёт.

Женька закричал.

Он чувствовал, как рвутся связки в горле, как набухают в голове сосуды, переполненные кровью, как сводит, разом, мышцы живота и спины, как отчаянно расширяются лёгкие, в попытке хлебнуть глоток живительного кислорода, и как расползаются стенки его сердца.

Крик сжёг его тело, он перестал чувствовать руки, ноги; голова стала необычно легкой. Женька привстал с земли, огляделся вокруг. Темнота сделала неразличимыми силуэты деревьев, а над головой всё отчетливее слышался гул и писк болотной эскадрильи. Комары-одиночки уже давно впивались в Женькину шею, в руки, в лоб, но это были лишь разведчики-камикадзе. Их можно было прихлопнуть рукой или просто проигнорировать. Подоспевшая туча мошкары обсыпала все открытые участки тела и норовила проникнуть под воротник рубашки, в складки одежды и во все остальные мыслимые и немыслимые места. Женька выгреб пальцем из-за ушей мерзкую шевелящуюся массу живых и мертвых насекомых, но на место павших ринулась новая орда, алчущая свежей крови.

В темноте стали острее слышаться все окружающие звуки: гнусное чавканье болота и треск падающих веток, вскрики ночных птиц и шорохи, шорохи, шорохи… Был еще один звук, и Женька долго не мог понять – что это? Словно маленький щенок повизгивает и потявкивает? Потом догадался, что это он, Женька, слышит как бы со стороны свой собственный плач. Он присел на краю островка и опустил руки в обжигающую воду.

* * *

Рёв двигателя перекрыл все звуки ночи, а по глазам резанул луч прожектора. Вездеход прорвался сквозь частокол полусгнивших берёз и затормозил прямо на островке. К лучу прожектора добавились паутинки ручных фонариков, и Женька услышал голос директора школы:

– Так кто был прав, Федосов? А ты говорил – олень кричит. Откуда тут оленям взяться? Ханты всех поели… Ух, парень, считай, что ты второй раз на свет родился.

Женьку подхватили на руки и понесли к машине.

Гусеницы вездехода разрезали островок пополам, и в образовавшуюся колею хлынул поток болотной жижи.

– Господи, прости! – вспомнил Женька материнское причитание и, закрыв глаза, отчетливо увидел, как водяные валы накрывают маленьких чёрных насекомых.

* * *

Ану вернулся из ноосферы, ничего не зная о катастрофе, и обнаружил себя в грузовом трюме судна.

Каким образом он попал на борт флагмана царской флотилии – Ану так никогда и не узнал. В спешке, давке и панике, которая началась в столице после начала наводнения, его оболочку вместе с другим скарбом могли просто закинуть в первую попавшуюся лодку, а оттуда и на корабль.

По чудесной случайности он оказался в числе немногих, спасшихся от разгулявшейся стихии.

Двенадцать кораблей цаской флотилии сумели принять на борт не больше двух тысяч счастливчиков, еще тысяч десять-пятнадцать успели регенерировать в разные точки обитания формисидаев, основная же часть жителей Мегалополиса была уничтожена. Чёрные легионы устлали дно океана, приглашая хищных обитателей водной стихии на невиданное пиршество.

Как ни странно, но свою вторую в жизни катастрофу Ану перенёс совершенно спокойно. Чему быть – тому не миновать, на все воля… Но чья же это злая воля? Его размышления о Боге становились всё острее, он искал новые аргументы в споре с самим собой, он пытался понять, существуют ли, кроме объективных законов, некие нравственные доминанты Космоса, либо всё живое предоставлено само себе? От этих мыслей Ану отвлекала только его тайна: он активно пытался выйти на прямой контакт с землянами.

Жизнь на корабле постепенно налаживалась. Ближайшие советники царицы распределяли общество по уровням и составляли списки оставшихся в живых после катастрофы. В разделе «Интуитивиты» имя Ану стояло в гордом одиночестве. В тот же вечер его пригласили на аудиенцию к Царице.

Ану провели в огромную каюту, и он впервые в жизни остался наедине с царственной особой.

– Ну, здравствуй, юноша, – расправила свои прозрачные крылья владычица, и Ану поразился красоте её фигуры. – Почему ранее не бывал на моих приемах?

– Молод и глуп, ваше величество, – нашёлся Ану и низко поклонился.

– Не так уж и глуп, коли так отвечаешь, – улыбнулась Царица, – а что до молодости, то это явление крайне скоротечное. Самое время подумать тебе о Брачном Вылете…

Это был приговор.

Ану представил себе, как рушатся все его планы, как он отправляется в астральный отстойник и томительно ждёт своей очереди в новую физическую жизнь. И никто не гарантирует ведь то, что в следующем пришествии он станет Интуитивитом и запомнит в полном объёме все свои открытия!

– Думал, ваше величество, – соврал он торопливо, – но думал также и о том, что пользы более могу принести разорённому ныне государству головою своею, а не иными частями тела.

– Остёр, остёр, а говорили – прост, – вспыхнули огоньками огромные чёрные глаза царицы. – Государевы печали ты оставь мне, а вот продолжить род Интуитивитов нам теперь очень даже необходимо. Ты ведь у нас один остался такой. Остальные – упрямые арифметики, которым и в голову не приходит видеть дальше своих плюсов и минусов. Так что, милый, тебе повезло. Скоро полетишь…

– Так ведь никто на меня и внимания не обращает! – нашел веский довод Ану. – Не нравлюсь я придворным дамам.

– Нравишься, – привстала царица и прошлась по каюте, раскачивая крутыми бедрами. – И не придворным дамам такой лакомый кусочек достанется, – проговорила владычица, и Ану почувствовал, как её сексуальный импульс жадно ищет ответа в его теле.

– Ступай, однако, – томно прикрыла глаза царица, – и не очень то там шастай по Пограничной Зоне. Ну, сунешься ты в параллельный мир? И что? Ничего там интересного нет – так, копошатся жалкие людишки, грызут друг другу глотки. Мне ведь всё соглядатаи доносят… Лучше приходи вечером в кают-компанию, там фрейлины театр играют. Театр – лучшее лекарство от жизни.

– Ваше величество, – задрожал всем телом Ану, – не любопытства ради, ради блага общего хочу найти ответы на важнейшие вопросы нашего бытия.

– Ищи, ищи пока, – благосклонно склонила голову Царица, – а мне что надобно будет – я сама найду!

* * *

В Тюмени лютовали морозы.

В школу ходить не хотелось, но директор присылал за Женькой машину, и деваться было некуда. В школе никто ничего толком не знал. Известно было только, что в доме у Женьки случилось несчастье, и со всякими расспросами его обходили десятой дорогой.

Он держался молодцом и делал вид, что слышит, видит и понимает, всё чему учили его на уроках.

– Специалисты по эволюционному развитию считают, – вдалбливала скучающим старшеклассникам учительница биологии, – что через несколько миллионов лет человек уступит лидерство на Земле другим видам, которые будут обладать интеллектом и доминировать в природе.

– И кто же будет главным? – спросил кто-то из девчонок.

– Ну, не ты, Верка! – расхохотались мальчишки, но учительница строго шикнула на них: – Тихо! Здоровые лбы уже! Научитесь выслушивать информацию до конца! Предположения ученых основываются на климатических и географических изменениях, которые постигнут нас в отдаленном будущем. Информация, которой обладают специалисты, позволяет с большой долей вероятности предсказать, каким образом планета будет меняться – если, конечно, не будет резких внешних вмешательств, таких как падение на Землю крупных астероидов и резкого смещения орбит планет. Согласно предсказаниям британских ученых, район Средиземного моря, равно как и бассейн реки Амазонки станут пустынями – как это однажды было с некогда полноводной Сахарой. На Земле появятся новые формы жизни, в частности, гигантские спруты выйдут на берег и научатся ходить. Улитки быстро вырастут и станут достигать метра в высоту. Многие виды океанических рыб, в частности касатки, также покинут привычную среду обитания, а впоследствии отрастят крылья и начнут охотиться.