Текст книги "Муравьиный Бог"

Автор книги: Игорь Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Оливковые формисидаи, обжившие северные просторы Формоса, отчаянно волочились за юными царицами, пили рубиновые вина и распевали звонкие серенады для любимых.

Трёхцветные, уместившиеся между красно-синими и оливковыми, жили в постоянных любовных интригах, дворцовых переворотах и революциях. Они усердно протыкали друг друга острыми предметами и придумывали средства для лечения полученных ран.

Белобрысые воевали со всеми предыдущими. Они предпочитали военные марши всякой другой музыке, тщательно соблюдали порядок и дисциплину и беспрекословно подчинялись приказам старших.

Особняком от всех остальных стояли хамелеоны. Они прикидывались то первыми, то вторыми, то третьими, пили, воевали, любили и ненавидели, но различить их истинный цвет было невозможно. Сокращенно их называли «хамами» и старались не пускать в приличное общество, но хамы были талантливы, упорны, подминали под себя все краски и часто превращали отдельные куски Формоса в серое месиво. Тогда приходило время войн, сменявшееся новыми чистыми красками

И всё это фантастическое разнообразие было погребено под кучей космического мусора…

Регби и бокс сохранились у колонистов исключительно на занятиях по воинской подготовке, но выглядело это внешне совершенно иначе – наличие шести конечностей требовало иной техники ведения игры и боя. _Употребление горячительных напитков и курение карались переводом на жидкое питание, в результате чего элитный формисидай быстро слеп, превращался в тупое безвольное существо и списывался в рабочие казармы.

Жёсткие законы общества формисидаев помогали преодолевать гигантские проблемы освоения Земли.

Первой проблемой была вода, а точнее – её отсутствие.

За водой, как, впрочем, и за биологическими материалами для синтеза пищи отправлялись специальные отряды хорошо обученных бойцов.

Возвращались из этих экспедиций далеко не все.

Ураганные ветры, горы прозрачных золотистых камней на пути экспедиций и главное – невероятных размеров и масштабов земные обитатели – превращали эти походы в смертельную лотерею. Огромные птицы нападали на солдат с неба, зловонные драконы подстерегали спецназ на земле и слизывали языками целые роты, жуки-монстры встречались и в подземных переходах, и на поверхности.

И никаких шансов не оставалось у тех, кто попадал в Чёрную Дыру: грохочущие тени закрывали небосвод, на движущиеся колонны солдат надвигались колесообразные сгустки материи, – и через мгновение в местах природных катаклизмов оставались лишь изувеченные тела формисидаев. Но цель оправдывала жертвы – после каждой такой вылазки подземные резервуары Мегалополиса заполнялись необходимыми компонентами органики, которую немедленно превращали в различные деликатесы. На фабриках и заводах трудились рабочие формисидаи – за прилежный труд они получали развлечения в виде сладких нервных импульсов. Они видели сны, в которых каждый из них попадал в райский сад и превращался в формисидая-воина или в Царицу.

Жизнь формисидая была расписана до мельчайших подробностей, отклонения от схемы были минимизированы и допускались исключительно в экстремальных ситуациях.

* * *

«В начале сотворил Бог небо и землю. И так как последняя была невидима, но скрыта в глубоком мраке, а дух витал над нею, то Господь повелел создаться свету. Обозрев, по возникновении последнего, всю материю в ее совокупности, он отделил свет от тьмы и дал последней имя ночи, а первый назвал днем, а начало возникновения света и прекращение его назвал утром и вечером. Так возник первый день. Моисей же говорит: один день…»

Иосиф Флавий

* * *

Отец вернулся ранним утром, но не стал будить Женьку.

А Женька и не спал к тому времени.

Он выжидал, пока отец открывал бутылку, пока наливал себе в стакан водку, закусывал. Затем отец выкурил сигарету и двинулся за перегородку.

Женька слышал, как отец что-то бубнил, а мать упорно отшёптывалась от претензий супруга. Препирания по поводу исполнения супружеского долга закончились громкими стонами, тихим плачем проигравшей стороны и героическим храпом стороны победившей.

Бесшумной тенью Женька выскользнул из дому и оседлал свой велосипед.

* * *

В Хиве всё было так, как и тысячу лет тому назад.

Народ шествовал на утреннюю молитву.

Женька с любопытством заглянул в открытые двери мечети, куда и тянулись фигуры в полосатых халатах.

Войдя во дворик, мужчины аккуратно снимали обувь и выстраивали её в ряд. Они опускали ладони в фонтанчик и медленно проводили руками по лицам и бородам. Расстелив коврики, сосредоточенные и собранные, они усердно отпускали поклоны. Никакой суеты, никаких лишних движений – словно пальцы единой руки сгибались спины молящихся, и от этого ритмичного единства Женьке стало страшновато. Женщины держались отдельной группкой и кланялись скромнее и незаметнее, чтобы не отвлекать внимание Аллаха от главного его творения – мужчины.

Женька увидел, как покосился на него одноглазый старик в тюрбане и, на всякий случай, укатил к старому базару.

* * *

Этим вечером Женька вернулся из Хивы чуть раньше обычного и заехал в городок со стороны хоздвора.

Двор этот находился на берегу водоканала, в мутных потоках которого водилось множество всякой рыбы. Солдаты хозвзвода ловили её нехитрым способом: через узкий, но бурный поток перебрасывали оголённый электрический кабель и пускали по нему ток. Чуть ниже по течению стояли «молодые» и вытаскивали сачками огромных белых амуров и рыбёшек помельче.

– Водолазов не брать! – пошутил прапорщик Лялин, и все дружно засмеялись над этой дежурной шуткой.

Пойманную рыбу вялили и коптили в специальном сарайчике. Смрад вокруг него стоял невообразимый. Там же, на берегу канала, стояли цистерны с питьевой водой, бочки с какими-то маслами и красками, полупустые канистры с химикатами, лежали горы полузасыпанных песчаными барханами ящиков и коробок.

– Привет джигитам! – помахал ему Лялин рукой. – Скажи бате, уха готова!

– Скажу, – пообещал Женька.

С порога он услышал громкие голоса и понял, что семейная свара в самом разгаре.

– Не гневи Господа, Павел! – испуганный голос матери звучал непривычно громко. – У нас сын растет. Что ты ему скажешь?

– Ты сыном не спекулируй! – загудел пьяным басом отец. – Не маленький, сам всё поймет. Он скоро сбежит на край света от твоих псалмов, вон, погляди, домой его и канатом не затянешь! Не могу я больше, не могу! Вот ты мне, где уже…

Отец не договорил, и Женька услышал, как громко хлопнула дверца холодильника и забурлил в стакане горючий водкопад.

– Да ты посмотри, как мы живём! – гремел отец. – В дом к нам никто не заходит! Тебя люди боятся… Знаешь как тебя офицерские жёны называют? Блаженая!

– Спасибо людям и Господу, – смиренно согласилась мать. – А не заходят потому, что не хочу я сплетни слушать про их шашни с солдатиками. А друзья твои, начальники, могут водку пить и анекдоты травить и у себя в кабинете. А я хочу слушать Господа.

– Так и подохнем, – зло отчеканил отец, – на отшибе. Нет, уж, оставайся ты одна со своим Господом.

– Пока он школу не закончит, ты никуда не уйдешь, – Женька вздрогнул, голос матери звучал непривычно твёрдо. – А если посмеешь…

– Что? – рявкнул отцовский бас. – Ну-ка, пугни меня чем-нибудь! А?! Да ты взгляни в зеркало: кто ты и кто я? Ты всё Бога в небе ищешь, а Бог в этом небе – я!

– Прости нас, Господи, за грехи наши тяжкие! – взвыла мать, но её тут же перекрыл голос отца, привыкшего перекрикивать рёв вертолётных турбин.

– Где, где твой Бог был, когда меня сбили под Кандагаром, а?!

– Опомнись, Павел, – голос матери зазвучал спокойно и строго, – если ты уйдешь к этой женщине – я заберу Женю и уеду к матери.

– А вот это видела? – грохнул кулак об стол. – Я сына тебе не отдам! Я парня за штурвал посажу и сделаю из него нормального мужика! Катись к своей мамке одна! Собирай манатки и вали отсюда!

Женька почувствовал страшную резь в желудке. Он покрылся холодными каплями пота и понял, что нужно немедленно перемещаться в сторону туалета.

– Грех возьму на душу! – отчеканила мать. – Пойду в прокуратуру и расскажу, что вы вместо покойников в гробах цинковых оттуда возите!

– Ты что сказала, сука?

Дальнейшее промедление было бы просто смертельным, и Женька рванул что было сил к покосившемуся белому деревянному строению, вокруг которого стоял неистребимый запах хлорки.

Боль долго не проходила.

Так случалось всегда, когда подкатывался страх. Он уже знал, что пока не успокоится бешеное биение сердца в груди и не высохнут слёзы на глазах, будет больно.

* * *

Женька вывалился из мерзкого сарая и, скорчившись, побрёл в сторону хоздвора. За всяким хламом, на крутом берегу канала, высились купола большого муравейника. Днем здесь кипела жизнь. Большие рыжие муравьи дружно шагали по песчаным глыбам в сторону коптильни и возвращались в свои владения с невесть откуда взявшейся травинкой, рыбьей шелухой или косточкой. Сейчас, под вечер, по дорогам и проспектам муравейника неслись сломя голову одинокие усачи, чтобы успеть в муравейник до захода солнца. Женька подхватил одного их рыжих бегунов и запустил его на колесо проржавевшей цистерны. Муравей замер в растерянности, подняв перед собой передние лапки и расставив по сторонам длинные усы.

Женька присел и достал из-за колеса «сейф». В продолговатой банке из-под «лимонных долек» хранились сигареты, спички, целлофановые пакетики с коноплёй, белые шарики «насвая» и довольно приличная сумма денег.

Женька пересчитал купюры и доложил муравью.

– Всё честно, салабон. Я, как и ты, пашу: тому портвейна из города привезти, тому – покурить, тому – пожевать. Зато, когда-нибудь подъеду к дому на новеньких «жигулях»! А то и на «двадцатьчетвёрке». А что? Всем «травка» нужна. Говорят, хорошо от тоски помогает.

Муравей не стал дожидаться завершения доклада, а рванул, что было сил по резиновым ухабам в сторону родного дома.

– Ну, и вали, салабон. – примирительно заметил Женька.

Женька достал заветную папироску, похищенную у прапорщика Лялина, и проделал все необходимые предварительные действия. Двумя зубами он подцепил кончик мундштука и вытянул жесткую картонку из ставшей прозрачной «беломорки». В освободившееся пространство он сыпанул порцию зелья, аккуратно засунул твердый свиток мундштука на положенное место и дрожащими от страха руками стал чиркать спичкой по коробку. Спички выскальзывали из рук, ломались, некоторые из них умудрялись загореться, но тут же гасли.

Наконец он изловчился и прикурил – мир ничуть не изменился.

Темнота свалилась с неба.

В непроглядном мраке вздрагивал огонёк Женькиной папироски. Он жадно втягивал в себя горькие клубы запретной смеси и ждал, когда же начнётся «кайф».

Женька совершенно точно знал, что должен сейчас рассмеяться и увидеть нечто такое, что улучшает настроение и делает человека весёлым и общительным. Но во рту стояла сплошная горечь, а голова гудела, как после получасового полета в вертолете. Он сплюнул тягучей слюной и зажал в руке коробок со спичками.

Женьке захотелось запустить маленькую ракету в небо, и он прижал головку спички к серной взлетной полосе. Щелбан получился удачным, и спичка улетела в сторону большой кучи ящиков. Следующий запуск был не столь успешным, и ракета упала далеко от цели.

Женька отправлял пылающие факелы в сторону гор, где скрывались проклятые «духи», где они прятались в расщелинах и ложбинах и стреляли по «борту № 71» проклятыми «стингерами».

Для более точной стрельбы он выдвинул батарею ближе к реке и обрушил на сопку все имеющиеся боезапасы. Когда над ярко вспыхнувшим костром взлетел сноп искр – пришла радость.

* * *

Как утверждают итальянские астрономы, им удалось разгадать тайну Тунгусского метеорита. Ранним утром 30 июня 1908 года мощнейший взрыв прозвучал в районе речки Подкаменная Тунгуска. Атмосферная ударная волна дважды обогнула Землю. Люди, видевшие вспышку, на время ослепли – настолько яркой она была. На площади в тысячи квадратных километров была уничтожена вся растительность. Стволы деревьев, находившихся рядом с эпицентром взрыва, лишились ветвей и даже коры, но остались стоять вертикально. Другие же просто легли – корнями к одной точке.

ВВС

* * *

Мощный поток воздуха заставил Ану благоразумно прижаться к стене тоннеля. Он сосредоточил глазные линзы на перекрытии галереи и обнаружил в нем огромный провал. Ану немедленно послал сигнал ремонтникам и хотел повернуть назад: в период двенадцати Недель Тьмы выход из Мегалополиса был категорически запрещён, даже воинам. Но неистребимое любопытство обрушилось на него, как незваные сны о любви, – Ану глубоко вздохнул и двинулся в сторону пролома.

Фантастический мир открылся его взору!

Голубые, белые, желтоватые точки вспыхивали и гасли в каждом из сотен сегментов его глаз, а огромный воздушный шар Луны завис прямо над головой.

Если бы Ану был поэтом, то должен был немедленно написать сонет, но поэзия признавалась современными формисидаями жанром низким, проявляющим агрессивную сексуальность. Лучшим и самым желанным знаком внимания для любого из формисидаев была длинная логическая цепочка. Чем талантливее был автор, тем дольше и разнообразней он мог продолжать логический ряд, основанный на исходном утверждении или факте. Отточенная логика вызывала восторг у каждого, кто понимал толк в искусстве. Оды можно было сочинять лишь в день Брачного вылета, но формисидаям в этот день некогда было подбирать нужные слова, и поэзия выглядела жалким подобием логики.

* * *

Огненный ком появился на небосклоне – и Ану вздрогнул от нехорошего предчувствия. Комета описала странную дугу и рухнула неподалёку от пролома. Ану подумал, что нужно соблюдать меры предосторожности, и развернулся в обратном направлении. В ту же секунду сноп огня взметнулся прямо перед ним и отбросил Ану на несколько метров в сторону.

– Астероиды! – мелькнуло у него в голове.

Ану знал, что по принятой теории Космического Цикла любая планета рано или поздно должна встретиться с огромными скоплениями космической пыли и камней!

Ану послал сигнал тревоги на все биоантенны Мегалополиса и услышал в ответ энергичные команды координаторов:

– Никакой паники! Немедленно привести в полную готовность индивидуальные регенераторы!

Он ясно увидел, как специальные отряды открывают сверхглубокие хранилища с зародышами и начинают готовить их к экстренной эвакуации.

– Все будет хорошо, – подумал Ану и в тот же миг с ужасом увидел, как огненный град обрушился прямо в район Центрального отсека. Небоскребы Совета Мегалополиса озарились языками пламени, а к центру колонии понеслась огненная река.

– Но ведь здесь никогда не было вулканов! – в отчаянии закричал он и бросился бегом к небольшой возвышенности.

Кипящая лава бесилась в галереях города, уничтожая всё на своем пути. Спасительный островок Ану медленно сползал в сторону огненного ада.

– Вот и всё, – тихо произнес он и включил регенератор. Но куда бежать? Он никогда не задумывался о такой возможности и не имел ни малейшего представления о выходе на запасные базы. Ану нажал наугад первый попавшийся адрес из записной книжки. В этот же миг он увидел в отражённом воображении, как в переполненные энергетические каналы пытаются втолкнуться тысячи и тысячи других формисидаев. Ану знал, что по Привилегии Интуитивита он сейчас кого-то выбросит из регенерационного канала. Может быть, солдат, может быть, слепой работяга или спасатель с личинкой в челюстях, но кто-то должен будет погибнуть ради него, избранного… Он ощутил жар приближающейся катастрофы, и в голове у него мелькнула странная мысль.

Ану подумал о Боге.

* * *

«Боясь, как бы Господь Бог не вздумал насылать на землю ежегодно потоп, чтобы окончательно уничтожить род людской, Ной принес жертву всесожжения и затем стал еще просить Господа Бога, чтобы Он оставил землю в ее прежнем виде и более не подвергал бы ее такой печальной участи, от которой могла бы возникнуть опасность, что все живое погибнет; напротив, пусть Он, наказав грешников, пощадит тех, которые, вследствие своей добродетели, остались в живых и по Его решению избегли этой страшной участи».

Иосиф Флавий

* * *

Женька громко хохотал, ясно представляя, как корчатся в огне те, кто хотел убить его отца, героя, знаменитую «гюрзу». На какое-то мгновение ему показалось, что вокруг замелькали тени приближающихся врагов, и он попытался вскочить на ноги. Ноги повели себя странно: они прогнулись – и Женька грохнулся на песок. Одной из вялых конечностей он зацепил канистру с едким химикатом, вонючая жидкость полыхнула огненным столбом и потекла бурным потоком в сторону муравейника. К вящему Женькиному изумлению из огня вышел стройный бородатый мужчина в странном наряде.

– Ты кто? – поинтересовался Женька. – Ты Бог?

– Нет, – отвечал пришелец, – Бог это ты. Прими эту жертву, накажи грешников и выбери из нас достойных твоей милости…

– Кто вы? – испуганно закричал Женька.

Незнакомец протянул навстречу Женьке руку и тот увидел, как по руке человека бежит маленький муравей…

С трудом поднявшись на ноги Женька и сам побежал, не понимая куда…

* * *

Крики и ругань неслись с хоздвора по всему городку – Женька бежал не оглядываясь. Он хотел поскорее увидеть маму и рассказать ей всё честно, всё до конца.

Двери квартиры были не заперты. Женька бросился к постели родителей и увидел, что там никого нет. Его голова стала ещё больше и тяжелее, чем прежде, рот переполнился вязкой дрянью, и он полез под кровать, где и съёжился в полной отключке…

* * *

Начальник госпиталя, профессор в гражданских штанах и в военной форме долго задавал Женьке кучу идиотских вопросов и время от времени лупил его по коленке резиновым молотком – но нога не хотела реагировать на эти удары.

– Нет, – подвёл черту начальник госпиталя, – ему ещё рано домой. Пусть пока тут, в госпитале, успеваемость улучшает.

Женька вопросительно посмотрел на отца, но тот только развёл руками:

– Приказ…

Необычная училка в белом халате приходила в госпиталь рано утром. Два десятка разновозрастных детишек – пациентов усаживались в коридоре перед ней, а взрослые с интересом прислушивались к её рассказам прямо из палат.

– Феномен тунгусского метеорита породил немало версий – от ядерного взрыва до самоуничтожения космического корабля инопланетной цивилизации, – вещала с умным видом тощая девчушка, – серьезные ученые всегда разрабатывали и кометную, или астероидную, версию, однако против нее играл тот факт, что на месте происшествия не осталось ни кратера, ни даже небольшой воронки. Ни одной из многочисленных экспедиций не удалось обнаружить более или менее существенные фрагменты, которые наверняка должны были сохраниться, если бы Земля столкнулась с каким бы то ни было космическим телом. В результате, учёные пришли к выводу, что это был астероид очень малой плотности. Сегодня они утверждают, что знают, даже, из какого района Вселенной этот астероид прилетел. А ещё они утверждают, что если бы подобное случилось над одной из европейских столиц, последствия были бы ужасающими: сотни тысяч людей могли бы лишиться жизни в одночасье…

– Слава Богу, что не на нас свалился! – крякнул пожилой санитар и засунул швабру в ведро с водой. – А ну, космонавты, по палатам! Через пять минут обход…

* * *

Ночью Женька проснулся от собственного крика.

Соседи по палате, всё больше «сачки» призывного возраста, «косившие» от армии сидели на своих кроватях, с ненавистью уставившись на настоящего психа, не дававшего спокойно выспаться.

– Ты чего орёшь? – сурово спросил один.

– Не знаю, – пробормотал Женька.

– Может сестру позвать? – примирительно предложил другой.

– Не нужно, – заторопился Женька, – я сам.

Он проглотил какую-то гадость из мензурки, стоявшей рядом с ним на столике и лёг, уставившись в потолок.

– Ты, пацан, своё лекарство, – заметил сосед, – пей с вечера. Тогда и орать не будешь до утра.

– Ага, – согласился Женька и уснул…

* * *

Проснулся он сразу, в один миг.

Отец сидел на табуретке, опустив голову.

– А мама где? – осторожно переспросил Женька.

– Мама, – как-то вяло отреагировал отец, – захворала. На нервной почве. Уехала мама к родственникам.

Дополнительных вопросов Женька не стал задавать: он ждал часа расплаты за содеянное и торопился поскорее закончить любые разговоры с суровым родителем.

Отец потрепал Женьку по голове, – Ну, давай, выздоравливай. Тут к тебе тётя Ира просилась в гости.

– Какая тётя Ира? – не понял сразу Женька.

– Да она приходила раньше, к нам, в дом, – напомнил отец. – Весёлая такая. Я её позову.

Отец вышел из палаты, а Ирина появилась тут-же с кульками сладостей и волшебной улыбкой.

– Не вешай нос, Женёк! – раскладывала она на тумбочке сушёную дыню, большие гроздья винограда и земляные орешки. – Бог не выдаст, свинья не съест!

– Я тебя знаю, – спокойно произнёс Женька. – Ты продавщица из нашего магазина.

– Правильно! – согласилась Ирина. – А какое место самое главное в военном городке?

– Главное – штаб, – уверенно ответил Женька.

– А вот и нет, – расхохоталась Ирина, – магазин! В штаб не всех пускают, а в магазин и начальник штаба заглядывает!

Она поцеловала Женьку в голову и выпорхнула из палаты, провожаемая жадными взглядами призывников.

* * *

Возле гарнизонного магазина уже собралась небольшая очередь. Появление припоздавшей Ирины было встречено по разному.

– Что, Ирочка, будильник сломался? – ехидно подначила продавщицу густо накрашенная жена прапорщика Лялина. – Заведи петушка, чтобы по – утрам кукарекал.

– Да вот завела, он меня и закукарекал до обеда! – небрежно ответила Ирина и вставила ключ в большой амбарный замок.

Очередь расхохоталась, а молоденький лейтенантик подскочил к Ирине: – Позвольте вам помочь, Ирина Петровна!

– Спасибо, Геночка! – отблагодарила лейтенантика очаровательной улыбкой продавщица.

– Ох, товарищ лейтенант, – не унималась прапорщица, – напрасно стараетесь. Говорят, нашей Ирочке сам командир полка помогает!

– Не быть тебе, Зойка, офицерской женой! – откинула на плечи красивые волосы Ирина. Так прапорщицей и умрёшь. И всё из-за твоего длинного языка!

– Ты бы и свой придержала! – вмешалась в диалог толстая капитанша. – Залезла к Павлу в койку, жену его выгнала…

– Будешь много говорить – я и в твою койку залезу! – зло отрезала Ирина. – Капитан у тебя ничего, нужно подумать…

Капитанша побагровела и шумно задышала, а Ирина, как ни в чём ни бывало, встала за прилавком, уперев руку в бок: – Берите дальневосточную морскую капусту! Очень помогает от импотенции…

* * *

Наступил день, когда Женьке вернули нормальную одежду и отец привёз его домой на штабном «Уазике».

Опустевшая комната выглядела непривычно, и нужные вещи запропастились неизвестно куда.

Мама, очевидно, уехала не надолго, потому что не взяла с собой ничего из нехитрого имущества: Женька нашёл альбомы, книги и даже шкатулочку, которую мама подарила сыну в день рождения. Туда же она положила старинную монету и прозрачный пакетик: клочок волос, срезанный с головы новорожденного Женьки.

Вечером в доме собралось много народу: офицеры, их жёны, прапорщик Лялин был без жены.

Стоял невообразимый гвалт из которого до Женьки долетали обрывки разговоров.

– Лобан – бог! Надрали хохлы «Спартак», как детей!

– Один мяч? И тот– случайно!..

– Ох, а Ирка, то Ирка! Ну, прямо вся сияет…

– Сука, Ирка, но красивая…

– А что, такому парню, в монастырь идти? Правильно сделал, что отправил свою блаженую домой…

А я вижу – наши с «духами» уже смешались! Куда стрелять?

– Передай как мне огурчики…

– Ковры надо брать! Ковёр-он всегда ковёр!

– Видео– магнитофоны тоже хорошо пойдут…

Женька убедился в том, что про него забыли окончательно, и рискнул наведаться к своему тайнику.

Горы мусора и старые баки исчезли с хоздвора безвозвратно. Черный асфальтированный блин лежал посреди песчаных брустверов, и новенький забор отгораживал площадку от реки. О случившейся катастрофе напоминали лишь несколько обгоревших досок, воткнутых в высокий холм муравейника.

Женька понял, что потерял все – и тайник, и все свои сбережения.

Ему хотелось заплакать, но – не смог. Еще в госпитале Женька почувствовал, что после всяких микстур неприятности как-то становятся меньше и слезы исчезают сами собой.

Он подошел к муравейнику.

Окружающее пространство было покрыто блестящим панцирем оплавленного песка, а в рукотворном янтаре черными точками застыли погибшие насекомые.

Женька выдернул обломок доски из вершины холма.

От резкого движения гора треснула в нескольких местах и рассыпалась у него на глазах. Он принялся ожесточённо разгребать свалявшиеся куски земли и пепла, расковыривал всё новые и новые лабиринты выгоревшего обиталища, но напрасно: муравьи ушли с пепелища. Женька испугался и стал лихорадочно долбить центр муравьиного скопища. Палка упиралась в какие-то камни, трещала при каждом ударе, и в конце-концов инструмент его окончательно раскололся на две половины, одна из которых впилась острым жалом в Женькину руку. Он взвыл от боли и бросился прочь.

Женька вернулся в дом в тот самый момент, когда под крики «Горько!» отец схватил Ирину на руки и жадно впился в её губы.

Никто не заметил Женькиного возвращения.

Гремела расстроенная гитара, дурными голосами офицеры орали «поручик Голицын», весело хихикали их боевые подруги, а отец поволок Ирину куда-то в кухню и закрыл за собой дверь.

* * *

Афганская война СССР. 25 декабря 1979 года – 15 февраля 1989 года.

25 декабря в Афганистан вошла 40-я армия генерал-лейтенанта Юрия Тухаринова. На первом этапе своего пребывания (до февраля 1980 года) она охраняла дороги, электростанции, автоколонны, не вступая в столкновения с отрядами оппозиции.

Второй этап (март 1980 года – апрель 1985 года) был отмечен участием армии в крупномасштабных боевых действиях.

Третий этап (апрель 1985 года – январь 1987 года) характеризуется переходом к поддержке правительственных войск силами авиации, артиллерии и сапёров.

На четвёртом этапе (январь 1987 года – 15 февраля 1989 года) шла подготовка к выводу контингента советских войск из Афганистана.

Ежегодная «списочная численность» советских частей составляла от 80 тысяч до 104 тысяч военнослужащих. Согласно официальным данным, в Афганистане погибло 14 453 советских военнослужащих. Всего за десять лет через Афганистан прошло 620 тысяч советских солдат и офицеров.

«Афганские войны»